ПО ЭТУ СТОРОНУ ЖИЗНИ

п о в е с т ь

 

Хирургам - Сысоеву Андрею Александровичу

и Костылеву Михаилу Витальевичу,

палатным медсёстрам и нянечкам

I хирургического отделения

ФГУЗ ЦМСЧ № 31 (ФМБА РФ)

г. Новоуральска, Свердловской области

искренне посвящается

 

22 марта 2011 года. Вторник.

 

Зелёные цифры электронных часов дрожали в темноте бесчувственным холодным светом. Александр приподнял голову над подушкой. Острая боль от правого подреберья невидимым лезвием ударила в спину. В чёрной пустоте на уровне глаз цифры часов вдруг сложились в частное - «3:49».

«Камень в желчном». Александр опустил голову на подушку и, стараясь не разбудить жену, стал искать положение, при котором боль стихнет. Ворочаясь с одного бока на другой, вытягивая по кровати руки и ноги, под утро он забылся в тревожном сне.

 

Ровно в шесть, вибрируя в судорожных конвульсиях по полированной поверхности прикроватного столика, мобильник взорвал тишину наглой мелодией.

«Могильник», - пронеслось в голове. Александр сел на кровати, левой рукой схватил телефон и, давя, как на горло, большим пальцем ниже яркого пятна экрана, задушил песню. Жена, повинуясь условному рефлексу, отвернулась спиной. Ей спать ещё час.

 

Оформив журнал учёта работ по нарядам и распоряжениям, отправив персонал по объектам, доложив начальнику участка о заявках ночной смены, Александр откинулся на спинку кресла. Боль с каждой минутой захватывала все больше.

Ближе к трем часам дня, оставив на работе заявление до конца смены «без содержания», поставив машину в гараж, Александр добрался домой и в свитере и джинсах лег на диван.

 

- Что случилось? – вернул Александра к действительности бодрый мужской голос. Перед кроватью в спальной стоял мужчина лет сорока, среднего роста, в белом халате поверх светлой рубашки. Всё пространство дверей слева заняла полная женщина в бело-лазурном одеянии с черным чемоданчиком в руке.

- У него камень в желчном. Может, это он? – хрупкая головка жены выглянула из-за плеча медработницы.

- Конечно же, он, негодяй, - отозвался мужчина в белом, вполоборота разглядывающий коллекцию фарфоровых кукол жены через стеклянную дверцу светло-коричневого шкафа. – Сейчас мы сделаем два укольчика, и всё будет хорошо.

- Диклофенак, кеторол? – спросила медсестра, левой рукой принимая кардиограмму от врача, правой снимая с груди Александра датчики на присосках.

«Кто негодяй, я – или камень?» - подумал Александр, поворачиваясь спиной к медсестре, освобождая место для иглы.

- А разве вы его не повезете в приемное отделение? - спросила жена.

- Я не вижу в этом необходимости, - врач оторвал взгляд от кукол. - Кардиограмма хорошая, температура невысокая. Уколы мы сделали. Сегодня пусть отлежится, а завтра на прием к врачу.

 

Боль отступила. По телу неуверенно разливалась слабость.

 

23 марта 2011 года. Среда.

 

От сердечной недостаточности умерла Элизабет Тейлор. Семьдесят девять лет. Первая из голливудских актрис, получившая за свою роль миллионный гонорар. Семь мужей и два «Оскара». Сто пластических операций.

Она не раз попадала в больницы из-за проблем с сердцем, легкими, позвоночником. В 1997 году ей была удалена опухоль головного мозга. Затем имплантировали искусственные суставы обеих ног. В 2002 году лечилась от рака кожи, в 2009 – перенесла операцию на сердце.

Александр вдруг вспомнил, как, бывая с женой в Египте, ему всегда казалось, что вот сейчас в Гизе, из-за пирамид Микерина, Хефрена или Хеопса, а может из-за колонны в Храме Амона в Карнаке, появится процессия, и к ним выйдет прекрасная Клеопатра с глазами Лиз Тейлор.

Жена ушла в школу, на работу. Действие уколов прошло. Александру захотелось опустить руку в корзину с ядовитыми змеями.

 

Вызванный из поликлиники врач – миловидная женщина предпенсионного возраста – появилась только в третьем часу дня. Александр, услышав звонок, встал с кровати, медленно прошел в коридор, открыл дверь.

- Кто больной? – спросила врач, продвигаясь вглубь коридора. За ней вошла молодая женщина, тоже в белом халате поверх куртки. На бежевых ковровых дорожках от сапог медработников остались четкие серо-коричневые следы.

Александр закрыл входную дверь, прошел в спальную, рукой приглашая следовать за собой, ответил:

- Я больной.

Измерив давление, температуру, врач спросила:

- Так на что же вы жалуетесь?

Не евший, не пивший, не спавший толком двое суток Александр, принялся рассказывать о своей боли, поглотившей, как ему казалось, не только организм, а даже рассудок. О вчерашнем вызове скорой помощи…

- Склеры у вас желтушные, конечно, - перебила врач. – Но я не вижу основания для выдачи больничного. Сейчас вы оденьтесь и проедем с нами в приемное отделение. Пусть там решат, что с вами делать. Мы подождем вас в машине, у подъезда.

 

В приемном отделении у Александра взяли анализы крови. Через час пришел дежурный хирург. Изучив листок с результатами анализов, он сказал:

- Анализы вполне нормальные. Так что у вас?

- У меня камень в желчном, - начал, было, Александр…

- У нас у половины города камни, - перебил хирург. – Я не вижу достаточного основания для срочной госпитализации. Сейчас вам сделает сестра обезболивающий укол, и с этими анализами идите в поликлинику к своему терапевту. Машин для транспортировки больных у нас нет.

 

- Саша, иди, покушай, я тебе кашку овсяную сварила. Ты же двое суток ничего не ел. И завтра перед УЗИ нельзя кушать.

Александр тенью прошел в кухню. Взял из рук жены ложку.

- Как ты, Саш?

- Ничего. Завтра с утра к терапевту, потом – УЗИ, и уже с результатами – к хирургу. Больничный до завтрашнего дня оформили. Может, что и прояснится.

- Ну, ничего. УЗИ обязательно что-нибудь покажет.

Александр отставил тарелку:

- Не могу больше. И начальник ещё не доволен… А у тебя завтра день рождения. Прости.

Жена провела ладонью по его лбу:

- Не бери в голову. Начальник твой перебесится. А день рождения потом справим. Я всех уже предупредила. Иди, ложись.

 

24 марта 2011 года. Четверг.

 

Александр не спал. За пару минут до звонка будильника разбудил жену:

- С днём рождения, Олюшка. Вот такой я приготовил для тебя подарок.

 

- Немедленная госпитализация! У вас лейкоциты в несколько раз превышают норму. Даже без УЗИ это было понятно! Вы что, отказались вчера ложиться в стационар? – пожилой хирург в поликлинике негодовал.

- Нет, это дежурный врач мне сказал, что не видит причин для экстренной госпитализации, - словно оправдывался Александр.

- Ну, молодежь. Да у вас камень двадцать два миллиметра, - сотрясал воздух хирург листами с УЗИ-контроля. – Вы сами дойдете в больницу, или сестра сопроводит вас? У нас теперь нет дежурной машины. Или скорую вызвать?

- Да не нужно, я сам, - ответил Александр.

 

Свежий утренний морозец бодрил, и, казалось, очищал от скверны душного медикаментозно-забальзамированного воздуха поликлиники.

Дома Александр обрезал кончики стеблей, поставил цветы в комнате на журнальный столик в высокой хрустальной вазе. Рядом с вазой положил записку. Собрал вещи и документы в больницу. И только после этого позвонил жене:

- Меня кладут в стационар.

- Как в стационар? - Олин голос задрожал. – А ты не мог договориться на завтра? У меня же сегодня…

- Как всё образуется, я тебе перезвоню. Не обижайся, Оленька, – Александр отключил телефон.

 

В приемном отделении хирургического корпуса было шумно. Молодая пара лет тридцати привела в покои свою пожилую родственницу. Та корчила рожи, вступала в ожесточенный спор с медсестрами, и кричала им что-то несвязно-матерное, поскольку была пьяна более, чем приведшие её сюда молодые люди. Те в свою очередь громко хохотали, раскинувшись развязно на стоящих здесь стульях. Маленького роста щупленький охранник в черной униформе пересказывал с криком длинную историю здоровенному медбрату в белой куртке и лиловых брюках, и в лиловой же шапочке, стоящему на другом конце бесконечно длинного пространства коридора, сопровождая свой рассказ элементами ненормативной лексики.

У Александра взяли анализы крови. Потом он сдал верхнюю одежду в камеру хранения и, в сопровождении медсестры, поднялся в первое хирургическое отделение в плату № 441.

В палате Александр занял свободную койку слева от входной двери, на другой сидел в синем спортивном костюме светловолосый паренек, по-видимому, школьник.

- Александр, - представился Саша, запихивая пакет с вещами в тумбочку.

- Слава, - отозвался паренек.

- Тебя здесь с чем держат? – спросил Александр, расправляя постель.

- Аппендицит в субботу вырезали, - ответил Слава.

Вскоре Сашу позвали на фиброгастроскопию в терапевтический корпус. Затем – на седьмой этаж – на УЗИ.

 

Ольга пришла домой в три часа дня, после семи уроков. «Такого дня рождения ещё не было!» - думала она, проходя на кухню, включая чайник, заваривая кофе. С большой чашкой она направилась курить на лоджию и, войдя в комнату, остановилась.

На журнальном столе в хрустальной вазе стояли три большие, на высоких зеленых стеблях, белые хризантемы. На маленьком листке из блокнота она прочла:

Милая моя Олечка!

С днем рождения!

Все будет хорошо. Не волнуйся.

Александр

 

25 марта 2011 года. Пятница.

 

Всю ночь не давал заснуть оторванный с одной стороны и громыхающий от каждого порыва ветра слив из оцинкованного железа за окном палаты. Поставленные вчера вечером капельницы принесли существенное облегчение. Боль стихла и проявлялась при движении.

Александра отправили на седьмой этаж – на повторный УЗИ-контроль.

В половине девятого в палату стремительно влетел молодой человек лет тридцати в светло-зеленой форме.

- Вы Корольков? - Обратился он к Александру.

- Да, я, - ответил Саша.

- У вас камень в желчном. Нужна операция. Вы дадите согласие?

Измученный многосуточным страданием, Александр внутренне был готов к операции. Он только сказал:

- Я согласен. Когда?

- Через час, полтора.

Александр кивнул.

- Тогда ничего не есть и не пить. Я скажу медсестре, она подготовит все необходимое.

Через несколько минут в палату вошла сестра. Вместе с Александром они заполнили бланк согласия на операцию. Слава ушел на завтрак.

- Поднимите футболку, - приказала медсестра.

Саша послушно задрал футболку вверх.

- Волосы от груди до мошонки - сбрить, - при этом сестра дважды ткнула указательным пальцем, откуда именно начинать и где заканчивать. – Есть чем?

 

Закончив подготовительные процедуры, Александр набрал номер жены.

- У меня урок, я вышла в коридор, - раздался приглушенный голос Оли.

Саша постарался придать своему голосу уверенность:

- Ты не волнуйся. Меня сейчас будут оперировать. Хирург сказал, что операция не сложная, минут на двадцать-тридцать. Как отойду, сразу наберу тебя.

 

Через полчаса, накрытого от подбородка до пят простыней, голого, частично обритого, Александра на каталке медсестра и нянечка подняли в грузовом лифте на шестой этаж в операционное отделение. Каталку остановили в наполненном искусственным светом коридоре перед открытым и занавешенным белыми прозрачными шторами проемом. «Как перед вратами в чистилище», - пронеслось у Саши в голове. К каталке подошел мужчина с черными с проседью усами и бородой, во всем белом, протянул бумагу и шариковую ручку:

- Александр Иванович, вам нужно подписать здесь согласие на анестезию.

Саша подписал. Его ввезли в операционную, попросили перебраться с каталки на стол. Саша прикрыл бритую мошонку ладонями. Операционная сестра накрыла нижнюю часть его тела простыней и попросила поднять и раскинуть руки на уровне плеч. Затем она наложила невидимые Александру жгуты или повязки на ноги выше коленей и на левую руку, чтобы ограничить их свободу. В правую руку поставили катетер – для инъекций.

«Как Иисус на распятии».

- Александр Иванович, главное, вы должны помнить, что нужно дышать, - сказал анестезиолог, стоя у Сашиного изголовья. Потом громче добавил:

- Хирурги готовы? Обработаны?

- Готовы, обработаны, - раздалось в ответ откуда-то слева.

Александр чуть задрал голову и увидел круглые часы на стене. Часы показывали: без двух минут десять.

- Помыслы чистые, светлые? – Снова спросил анестезиолог.

- Чистые, светлые, - раздалось уже ближе.

- Тогда начнем. Александр Иванович, помните, нужно дышать. Считайте: один, два…

Александр увидел маску, накрывшую его нос и рот, и прямо вверху большой, словно, солнце светильник. В то же мгновение над ним склонились боги…

 

26 марта 2011 года. Суббота.

 

- Куда? Нельзя! Карантин по гриппу! – Высунув из окошка сначала голову, затем грудь – словно положив один арбуз на два таких же больших и круглых – кричала на Ольгу гардеробщица.

Оля, не обращая на неё никакого внимания, сидя на расшатанном стуле, надела мягкие голубые туфли, сложила в пакет ботинки. Направившись к лифту, на ходу сняла легкий пуховичок и сложила его в большую полиэтиленовую сумку.

 

Дверь в палату была открыта. Александр лежал на койке и пил маленькими глоточками воду из фарфоровой кружки. Слава придерживал кружку за ручку.

Во второй раз, увидев за эти два дня слабого, незнакомо-беспомощного мужа, у Ольги перехватило дыхание. Она вздохнула, прогнала готовые брызнуть слезы, вошла в палату:

- Добрый день, - взяла из рук Славы кружку, поставила на тумбочку, накрыв бумажной салфеткой. – Как дела, Саша?

Слава вышел из палаты.

Оля придвинула стул к кровати, присела на краешек, подняла правую руку Александра к себе и уткнулась лицом в его ладонь. Влажная теплота её дыхания передавалась Саше.

Прошло несколько минут.

Александр тихо сказал:

- У тебя носик холодный.

В ту же секунду на пальцах он почувствовал теплые её слезы.

 

- Олюшка, я тут попил воды, а сейчас… в туалет захотел, мне ещё не разрешали вставать, - Александр стеснялся свой беспомощности.

- По-маленькому?

- Конечно, по-маленькому, я же не ем пятые сутки.

Ольга встала, сняла висящую на круглом кронштейне трансформера-койки пластмассовую утку с изогнутым горлышком вверху и вложила её ручку в Сашину правую руку:

- Давай я тебе помогу.

- Нет, я сам! Закрой, пожалуйста, дверь и не смотри.

Александр приподнялся на локоть правой руки, левой приоткрыл простынь. На груди, прикрепленная с помощью тканевого лейкопластыря, располагалась марлевая повязка в виде квадрата со стороной сантиметров в десять. Сверху повязка была в засохших кроваво-красных разводах. Внутри повязки было что-то, что мешало дышать полной грудью, что-то давило, раздражало и ныло. Сантиметрах в восьми правее и выше пупка вставлена пластиковая трубка с прозрачным мешочком с желтоватой жидкостью – дренаж.

Закончив, Саша накрылся простыней и позвал жену. Оля взяла утку, вышла из палаты.

 

Через несколько минут Ольга пришла, повесила на место вымытую утку, сказала:

- У тебя сегодня – голод. Вечером можно будет вставать. А завтра можно будет кушать – стол номер один. Только пищу завтра будут приносить в палату. Хирурга твоего зовут Андрей Александрович. Он сказал мне, что операция прошла с некоторыми осложнениями. Поэтому и длилась она два часа. Сейчас там у тебя вставлен тампон. Через неделю его снимут и поставят резинку. Рана будет заживать изнутри. Как ты, Саша?

- Хорошо. Внутри там что-то мешает, но боли нет.

Оля подвинула стул в изголовье кровати.

- Улицкой две книжки я тебе принесла, очки кладу сюда же. И телефон. Это морс клюквенный, - Оля поставила на сидение пластиковую бутылочку. – Вечером принесу ещё. А сейчас – спи.

 

В четыре дня, после тихого часа, медсестра поставила укол и дала Александру градусник. Нянечка привязала к спинке кровати, у ног, широкий и крепкий шпагат, чтобы с его помощью было удобнее вставать с постели.

 

27 марта 2011 года. Воскресенье.

 

За окном в порывах ветра ухало железо. Ночью к этому грохоту прибавился ещё один звук. Наполняясь в размерах, с периодичностью в тридцать секунд отрывалась от крана капля воды и с шумом в пронзительной больничной тишине вдребезги разбивалась о раковину.

 

Карантин по гриппу отменили.

 

Читать не хотелось. Александр подключил гарнитуру, выбрал в меню телефона «Радио». Наушники ожили легкой и спокойной мелодией. Мелодия закончилась. Бесстрастный мужской голос стал о чем-то говорить. До Саши как сквозь невидимую тугую пелену медленно стал доходить смысл сообщения:

«…Во время последней песни он почувствовал себя плохо, но мужественно держался. В областную клиническую больницу Оренбурга Александра Барыкина привезли со стенокардией. Боль уняли, пациенту удалось поспать. Утром в воскресенье его состояние ухудшилось, начался отек легких. Медики не смогли спасти певца. Их официальное заключение – «повторный инфаркт миокарда».

И после небольшой паузы, далее:

«На нашем радио – Александр Барыкин - «Букет».

 

Саша выключил радио, положил наушники и телефон на стул. В голове его зазвучала другая песня Барыкина, слова которой он помнил:

 

Не грусти, старик, осень подошла.

Сердце не кори, есть еще дела.

Желтое тепло, пестрая листва.

И не надо слов, не ищи слова.

 

И о чем судить будем мы с тобой:

«Вот бы полюбить осенью такой».

Снова полюбить с кем давно молчишь,

Ветер разбудить – что, бродяга, спишь.

 

Стая вдаль летит, осень так мила.

Дождик моросит и душа светла.

Уплывает год как осенний дым.

А кругом – народ, каждый со своим.

 

Не грусти, старик, осень подошла.

Сердце не кори, есть еще дела.

Будто ворожит рыжая сестра.

Песню я сложил – спеть ее пора.

 

В воскресенье обхода не было. Но в половине девятого в палату № 441 влетел молодой энергичный Андрей Александрович. Он подошел к лежащему на спине Александру, поздоровался и сказал, что ему нужно осмотреть повязку. Саша показал.

Хирург дважды надавил вокруг повязки, спросил:

- Не больно?

Саша отрицательно замотал в ответ головой. Молодой хирург протянул руку:

- На долгую добрую память.

На ладони Александра лежал белый бумажный сверточек, на котором фиолетовым стержнем было написано: «Корольков А.И. 25.03.11». Развернув сверток и последовавший за ним кусок марли, Саша увидел неправильной овальной формы, словно маленькое перепелиное яичко, светло-коричневый с серыми точечными вкраплениями камень.

 

28 марта 2011 года. Понедельник.

 

Этот день начался с врачебного обхода.

В палату вошли трое мужчин в одинаковых зеленых костюмах, среди которых Саша увидел Андрея Александровича. За ними протиснулась медсестра в белом халате и синих брюках с планшетом и шариковой ручкой в руках, с перекинутым через плечо полотенцем. Они подошли к койке, на которой сидел, свесив ноги, Слава. Один из врачей что-то тихо сказал стоящему впереди седовласому невысокого роста широкоплечему мужчине. До Сашиного слуха долетело одно знакомое выражение – «на выписку». Затем мужчины повернулись, и седовласый оказался перед Александром. «Заведующий отделением», - догадался Саша.

Андрей Александрович начал говорить, читая бегло с листа:

- Пациент Корольков. Поступил 24.03.2011 в экстренном порядке с жалобами на чувство тяжести, дискомфорт в правом подреберье и под лопаткой справа. Предварительный диагноз: ЖКБ. Гангренозный холецистит в плотном инфильтрате. ФГС 24.03.2011: Во всех отделах пищевода на слизистой видны множественные очаги рыхлого беловато-желтоватого налета, слизистая под ним не изменена, ригидности стенок нет, кардия закрыта. В желудке и ДПК грубых изменений не выявлено. БДС не изменен. Видно выделение желчи из холедоха. В ДПК на стенках видны подтеки желчи. Заключение: Кандидозный эзофагит. Гистология: гангренозный холецистит, перихолецистит. В отделении назначена консервативная терапия. На фоне лечения существенного положительного эффекта не наблюдалось. УЗИ-контроль 25.03.2011: желчный пузырь восемьдесят четыре – двадцать семь, в просвете подвижный конкремент двадцать два миллиметра, стенка неравномерно утолщена до девяти миллиметров, пузырчатая артерия лоцируется, холедох и внутрипеченочные протоки не расширены. Перивезикально имеется отек. Двадцать пятого марта под ЭТН выполнена холецистэктомия из минидоступа, дренинование подпеченочного пространства тампоном. Послеоперационный период без осложнений.

Заведующий потрогал пальцами правой руки Сашин живот вокруг повязки. Затем вытер руки краешком полотенца у медсестры, и сказал, обращаясь к ней:

- Лечение продолжать.

Сестра сделала отметку в листке на планшете. В палате остались Саша и Слава.

Слава подпрыгнул на койке:

- На выписку! Ещё целая неделя каникул!

- Ты в какой школе учишься, Славик? – спросил Александр.

- В сорок девятой, в девятом «Б», - ответил Слава, вскочив с кровати.

 

После завтрака Слава, пожелав Александру скорейшего выздоровления, ушел. Вскоре пришла нянечка и поменяла на освободившейся кровати белье. Саша остался один. Из крана падали и разбивались вдребезги капли, за окном бахало оцинкованное железо.

Александр подошел к самому окну. Прямо за ним он увидел одинокую лиственницу с тонкой желто-рыжей бахромой редких иголок по краям черных ветвей. Вокруг лиственницы тянулись до уровня четвертого этажа белые стволы десятка берез с голыми темно-коричневыми ветками. В левой стороне от окна – трехэтажное серое здание психиатрии. От окна палаты до психиатрического отделения и дальше до забора, ограничивающего территорию больничного городка, занимали все оставшееся пространство, словно стражники, могучие сосны со светло-коричневыми стволами и темно-зелеными растопыренными лапами.

 

Ближе к одиннадцати Александра позвали на перевязку.

- Ложитесь на среднюю кушетку, - сказала перевязочная медсестра, когда Саша вошел в помещение.

Александр смотрел перед собой и видел две кушетки, одна из которых стояла у левой стены, другая – на расстоянии метра от правой.

- Здесь всего две, на какую ложиться? – спросил Александр.

- Откуда только берутся такие умные, - закричала в ответ медсестра. – Да хоть на пол ложитесь в таком случае.

 

29 марта 2011 года. Вторник.

 

Сегодня отметил свой семидесяти пятилетний юбилей заслуженный деятель искусств Украины, депутат Государственной Думы Федерального собрания Российской Федерации Станислав Сергеевич Говорухин.

Наверное, в году две тысячи первом Саша читал интервью Станислава Сергеевича. Мастер говорил тогда: «И сегодня я встречаю людей, которые меня восхищают и многое мне дают. Например, Юрий Михайлович Лужков и Евгений Максимович Примаков. Вот с ними я и пошел в Третью Думу. А потом произошло объединение в движение Единство, образовалась партия «Единая Россия», и так я впервые стал членом партии. Никогда не был ни в какой партии.… А вот теперь – в партии…»

 

Александр вырезал это интервью, сложил в виде закладки в какую-то книгу. А сегодня наткнулся в раскрытой на первой странице повести Улицкой «Бедные родственники», принесенной накануне Олей.

«Говорухина считают проводником нравственности в кино и на телевидении. И нравственность в искусстве, - думал Саша, - неотделима от нравственности в жизни и формирует нравственные законы общества. Банальность? Так разве не безнравственно представлять интересы одной партии или одной части народа и противопоставлять эти интересы другой части или иной партии? Тем более, с нашими безнравственными партиями».

 

…После обеда в хирургическом отделении многие пациенты спали. Медсестра с нянечкой в 448 палату привезли мужчину из операционной. Он кое-как перебрался с каталки на койку и, кажется, уснул. Потом мужчина очнулся, некоторое время разглядывал соседа Артема, у которого дней десять назад удалили кисту, и вдруг крикнул громко в открытую дверь палаты:

- Сестра, срочно вызови наряд милиции!

На крик подошла палатная медсестра:

- Мужчина, что случилось?

- Здесь только что была стрелка! Сестра, вызови наряд милиции. Срочно! Они убьют меня! Я – заложник армянской мафии!

На медсестру всё сказанное «заложником» не произвело особого впечатления, и она сказала так, что слышно было в Сашиной палате:

- Успокойтесь, мужчина. Ложитесь и спите. Вы в больнице. У нас сейчас – тихий час.

Медсестра ушла на пост. Большая часть пациентов проснулась.

Из 448 палаты снова послышался голос «заложника»:

- Сестра, вызови два наряда милиции! Прошу, они убьют меня!

Не дождавшись реакции медсестры, «заложник» сам прибежал на пост. Из одежды на нем была белая марлевая набедренная повязка, раза в три превышающая по размерам фиговый листок. В правой руке мужчина держал полутора литровую бутылку с прозрачной жидкостью. Он нервно открутил крышку бутылки, сделал пару глотков и сел на стул рядом с сестрой.

Медсестра, взяла в руку телефонную трубку и набрала трехзначный номер:

- Охрана? Первая хирургия. У нас больной милицию требует. Нужно зафиксировать.

Из палат стали выглядывать больные. В это же время из 448 палаты в Сашину 441 пришел с вещами Артем, нянечка притащила его постель вместе с матрацем. Вскоре на пост пришли два охранника в черной униформе. Один – среднего роста, другой – высокий. Высокий спросил:

- Что тут у вас?

- Да, вот, - ответила сестра, показывая на «заложника».

- Ты что, буянишь? – охранники окружали.

Мужчина вскочил со стула и стал отступать. «Заложника» загнали в палату. Раздалось три глухих удара. Послышался звук упавшего на панцирную сетку тела. Охранники ушли. Медсестра заняла свой пост. Через несколько минут раздался голос:

- Сестра, развяжи меня. За что вы меня здесь держите?

А потом, видимо совсем запутавшись, добавил:

- Позови моего адвоката…

 

30 марта 2011 года. Среда.

 

На семьдесят шестом году жизни скончалась народная артистка СССР Людмила Марковна Гурченко.

«Петр Тодоровский, режиссер:

- Услышать известие о том, что нет больше нашей Люсеньки, - большое для нас горе. Она была киноактриса уникального таланта. Редко кто из нынешних молодых обладает подобным сочетанием «драматического» и «музыкального». И только глупцы могут считать, что актрисе не стоит демонстрировать свои музыкальные или танцевальные таланты. Люсенька ведь не просто пела и танцевала. Она стремилась создавать маленький спектакль. И всегда у нее это получалось талантливо и ярко.

Прощание с Людмилой Гурченко состоится 2 апреля. Гражданская панихида начнется в 10.00 в Центральном доме литераторов. Похоронят актрису на Новодевичьем кладбище». (Известия, № 56 (28317), с. 09).

 

…Из полицейского управления, к притихшему после уколов «заложнику армянской мафии», двое сотрудников, одетых милиционерами, привели молодого худого парня лет двадцати, сантиметров сто восемьдесят ростом. Одет он был в черную футболку и грязно-серые, бывшие когда-то белыми, не то трусы, не то шорты. На футболке белым был нарисован человеческий череп. Всё тело парня было как один синяк – фиолетово-коричнево-синего цвета Прямо босиком он ходил по холодному полу отделения, держась за правый бок. Вскоре его увезли в операционную, а по хирургии пронесся слух, что «черепа» задержали полицейские. Он шел по улице и пил из горлышка пиво. При задержании его сильно избили и порвали не то селезенку, не то стенку кишечника.

 

Артема и Александра позвали на перевязку. Они прошли по коридору мимо кабинета сестры-хозяйки, мимо столовой и в ожидании своей очереди присели на стульях напротив ординаторской. Дверь в ординаторскую была открытой, никого видно не было, зато внимание Артема и Александра привлек телевизор. Показывали, как люди с автоматами в черной форме и масках на лицах врывались в подпольное казино. Отчетливо было слышно:

- Всем оставаться на местах…. Пи-пи-пи. Руки на затылок…. Пи-пи. Ноги на ширине плеч. Пи-пи-пи-пи-пи…

- Смотри, как менты стараются, - громко сказал Артем.

- Не менты, а копы, - ввернул кто-то из очереди.

- Да-да, жопы, - продолжал Артем. – Стараются. Наверное, права зачитывают. Слышишь, один писк стоит….

 

В женской четырехместной 446 палате, когда все ушли в столовую на обед, одна молодая женщина, тридцати лет, осталась. Она открыла окно, собрала со всех коек подушки, обложилась им сидя на полу, и закурила. Именно в таком положении, в клубах плотного сигаретного дыма, её и обнаружили пришедшие с обеда пациентки.

Медсестра вызвала дежурного врача. Позже молодую женщину увели в наркологию. Вечером в палату пришла её мать.

- А где Наташа? – спросили она.

- Её увезли в другое отделение, - ответила девочка-школьница с удаленным аппендиксом.

Мать Наташи ушла на пост.

- Её перевели в наркологию. Вы можете навестить её прямо сейчас, - сказала сестра.

- А что случилось? – спросила женщина, теребя руками верх пластикового пакета.

- Да, ничего. У нее, похоже, были и раньше проблемы?

Женщина судорожно глотнула воздух:

- Да я все надеялась как-то…

И она ушла, медленно ступая, бережно неся в правой руке пластиковый пакет, в котором было две груши «Конференция», апельсин, литровая бутылка питьевой воды «Ледяная жемчужина» и две пачки легкого золотисто-белого «Marlboro»…

 

31 марта 2011 года. Четверг.

 

- Приятно покушать, - в дверном проеме столовой стоял, улыбаясь, «заложник армянской мафии» в поношенном синем спортивном костюме. Растрепанный ежик коротко стриженых седых волос украшал его лоб с большими залысинами, а лицо – черная с проседью щетина. Весь правый глаз окружало коричневое кольцо – последствие недавней «фиксации».

 

«Заложником» оказался пенсионер по фамилии Кропотухин. Он как-то сразу сошелся с Александром и, когда они сидели перед перевязочной, рассказывал:

- Я сорок лет водителем отработал. И на городских маршрутах на автобусе, и дальнобойщиком. Не волынил. Старался для семьи, для дочери. И всё ждал, когда же, наконец, заживем…. А сейчас у меня пенсия – семь тысяч. И у мэра нашего – двести. В среднем, на двоих, у нас пенсия – нормальная. А ещё раньше зарплата была с директором нормальная. В среднем-то…

 

- Это анекдот такой был, - говорил Кропотухин. – Собрание в колхозе идет. Председатель выступает:

- В среднем мы получили по две тонны молока от каждой коровы.

Баба Маня с первого ряда:

- Кузьмич, а как это «в среднем»?

- Ну, как, как. Вот вы на ферме дали по полторы тонны. Степанида, из другого села – по две, а Груня из Ольховки – надоила по две с половиной тонны. А в среднем, значит, по две.

Баба Маня снова:

- Степанида, Кузьмич, твоя любовница, или блядь по-русски. В Ольховке у тебя ещё одна блядь живет. Выходит, все бабы в нашем колхозе и я, стало быть, тоже, «в среднем», все бляди, что ли?

 

- Да, что там колхоз, - продолжил Кропотухин. – Раньше мы жили в своем доме. Потом всех загнали в многоэтажки, отлучили от земли. А сейчас, этого никому и не надо. А ведь ещё можно всё исправить. У нас земли – всем хватит. Строить надо только небольшие дома. И давать с земельным наделом. А то живем в муравейниках. Ждем смерти…

- Ну, как дела, «заложник армянской мафии»? - К ним подошла нянечка в цветном байковом халате и в синей медицинской шапочке на голове. – Это у тебя после наркоза кукушку снесло? Ты с этим аккуратней…

- Слушай, я тебя раньше не видел? – Спросил Кропотухин, вставая со стула. – Ты в Невьянске не жила случайно, у вокзала?

- Почему жила? Я и сейчас живу там. Уж лет десять на пенсии каждый раз на смену сюда на электричке пиздякаю!

- И я Невьянский, - обрадовался Кропотухин.

Они ушли, увлеченно беседуя, размахивая руками.

 

Артема выписали. До двенадцати он был в палате – ждал эпикриз. Потом сестра-хозяйка принесла бумаги. Артем схватил свои вещи из тумбочки и ушел, не сказав ни слова. Александр остался в палате один.

После тихого часа пришла жена. Она притащила термос со вторым нежирным куриным бульоном и, пока Саша орудовал ложкой, рассказывала ему последние новости.

- У меня к тебе есть поручение, - произнося это, Оля загадочно улыбнулась.

Александр удивился, что он может сделать здесь, в больничной палате. Ольга продолжила:

- Мой класс будет участвовать в городском конкурсе. И нам нужно подготовить небольшое выступление на тему «Любите ли вы город, в котором родились, в котором живете?» Это должно быть искренне, актуально. Саша, мне нужна твоя помощь. Напиши, как ты умеешь. Вот здесь для тебя критерии оценивания.

Саша перестал есть, на секунду задумался:

- Хорошо, я попробую.

 

1 апреля 2011 года. Пятница.

 

Ночью в палате 412 умерла никому неизвестная Григорьева Анна Петровна. Пожилая русская женщина. Труженица. Любимая бабушка, мать и жена…

 

Александр проснулся под утро. Долго лежал с открытыми глазами. Включил светильник, взял ручку, блокнот и стал писать:

 

Любите ли вы город, в котором родились, в котором живете?

 

Я очень люблю свой город!

 

Он был заложен в естественной природной ложбине среди хребтов Уральских гор ещё в середине восемнадцатого века, в верховьях реки Нейва, на берегу Верх-Нейвинского пруда. Какие удивительные названия географических достопримечательностей нашего города – Висячий камень, Зеленый мыс, Семь братьев, Черный мыс, пик Европа-Азия…

Становление города происходило в тяжелые послевоенные годы, когда требовалось преодолеть трудные задачи воссоздания страны из руин. В городе шло строительство атомного щита государства.

Город вырос, окреп, возмужал. Каждая улица всех его районов – Центрального и Южного, Паркового и Привокзального, Западного и Автозаводского - красива и неповторима.

Во дворах жилых домов и школ, среди высоких, могучих сосен, играют дети.

Правда, беды, вставшие перед страной, не обошли стороной и наш город. Закрываются предприятия, садики и школы. Всё меньше рабочих мест. Растут лишь очереди в центре занятости и цены на продукты и ЖКХ. Нет денег не только на ремонт дорог и тротуаров, а даже на полноценную уборку улиц.

И всё чаще, приходя домой, родители ведут грустные долгие беседы за нашим столом.

Но хочется верить, что мы всё преодолеем. Ведь это – наш город, наша страна!

Нужно только объединиться всем - и маленьким, и взрослым, и красным, и зеленым - против сил зла! Нужно, чтобы каждый, кого называют «народ», – сам стал хозяином жизни, а не был рабом у господ!

Чтобы каждый имел право на труд и ученье, на достойную жизнь и счастье. Смогли же мы выстоять и победить в самой жестокой и трагичной войне!

 

Ведь так?

 

апрель 2011