Мария Ионина "Я только гость планеты этой..." Михаил Величко: «Я только гость планеты этой…» Редеет круг моих земных друзей. Все меньше встреч, да и они без песен. Часов и дней, и весен карусель Кружит лукавым, хлопотливым бесом. А мне моих друзей недостает. А новых нет… Все суета и некчемь…. Друзей моих никто мне не вернет. Никто из нас бессмертьем не отмечен. Мы не придем в весенний старый сад. Я знаю это. Только мне не легче… И в городской толпе я всем гляжу в глаза, С надеждою, что вдруг Кого-то встречу. Год назад от нас ушел еще один земной друг, учитель, отец, муж, мой дедушка Михаил Федорович Величко… Приятный летний вечер. Легкий ветерок ласкает кружевные верхушки сосен. Тишина и гармония буднего дня на даче. Один телефонный звонок – и все изменилось. Всего два слова, совершенно несовместимые друг с другом: «дедушка» и «умер». Я понимала, что когда- нибудь это произойдет, но смерть близкого дорогого человека, который знал тебя с рождения и которому ты многим обязан, застала врасплох. К этому нельзя быть готовым. Это боль, которую сгладит всесильное Время, это утрата, которая всегда будет жить в памяти… Говорят, горе объединяет людей, но каждый из нас чувствует и переживает горе по-разному. Для меня в одну секунду тепло первого августовского дня сменилось пронзающим холодом беспросветной зимней ночи. Я стояла на краю пропасти с гордым и неприступным названием Вечность. Какая гипнотическая ночь! Какая тьма! И тишина какая! Мир опустел. Все улетело прочь. Нет ничего, лишь эта мгла сырая. Стою один в ночной таежной тьме. И никого на этом черном свете, Я брошен тут, в полуночной зиме, Не на Земле, а на иной планете… Ни звука и не лучика во мгле. Зима и ночь. Остановилось Время. Летят часы и годы на Земле, А на душе лежит веков беремя… И тяжек этот жребий: мгла и тишь. Уснуло все: деревья, ветры, реки. И ты в веках потеранный стоишь, В тайгу и тьму вмороженный навеки. А потом к одиночеству присоединилось жгучее чувство вины за все недосказанное, несделанное и недоделанное. Чувство несправедливости и несвоевременности, чувство нереальности происходящего – все сплелось в один венок утраты. Разве может быть, чтобы все закончилось вот так? Заплаканные и растерянные родственники у гроба, цветы, венки, катафалк, короткое прощание на кладбище, неприятная глинистая земля под ногами, пьяные полураздетые могильщики, небрежно и торопливо забрасывающие комьями земли тяжелый гроб. Потом длинный поминальный стол, незнакомые люди, чужие воспоминания и твои собственные, которыми тогда совсем не хотелось ни с кем делиться. Вот его комната, а в ней все по-прежнему: старая горчичного цвета тумбочка возле кровати, а в ней сокровища моего детства: подзорная труба, телескоп и небольшая коллекция минералов. Тогда, в детстве, мне казалось, что дедушка знает все: про звезды и полезные ископаемые, про книги и животных, про буквы и вулканы. Он отвечал на любые мои вопросы, терпеливо и спокойно объяснял все мои многочисленные «почему». Он действительно был эрудированным человеком. Главным же его увлечением оставались природа и лингвистика… Массивный стол напротив окна. Несколько простых граненых стаканов с остро отточенными карандашами, разноцветными ручками, ластиками, линейками. Дедушка писал много и увлеченно. Дневники, статьи и заметки, стихи, рассказы. Везде в его комнате блокноты, тетради, потрепанные старые папки, полные бумаг и газетных вырезок. Стихи были его отдушиной в суете серых городских будней, окошком в мир столь любимой им природы. Удачные или не очень, они всегда оставались искренними. Он писал о самом дорогом и посвящал стихи самым близким по духу людям: Вот тут в горах поэзия живет – В напеве ручейка и песнях ветра. Природа день и ночь свои стихи поет – И авангард, и классика, и ретро. Поют леса на разных языках, На новых и на древних – позабытых. В лучах – стихи, и в скалах, в облаках, Повсюду здесь поэзия разлита. Поют маралы гимны старине, Поет любовные куплеты. И волки древние поют псалмы Луне – Все славят жизнь, любовь, весну и лето. Все - соло и дуэты и хоры, Все в душу льется с водопадной силой, Потом в душе хранится до поры, Пока строкой не станет легкокрылой. Стихи он всегда печатал на старенькой печатной машинке. Именно благодаря ей, я научилась читать задолго до школы. Дедушка нажимал клавишу, а я спрашивала, какая буква на ней «нарисована», а потом смотрела как на бумаге буквы складываются в слова… А вот на этой тумбочке, доверху набитой его фотографиями в желтых и красных пакетах из-под фотографической бумаги «Унибром», когда то рос высокий лимон, и необычным казался в детстве запах его крупных, словно глянцевых листьев. Фотография – еще одно дедушкино увлечение, в котором он достиг определенных высот мастерства. Саянские хребты, бурные пороги, цветы, птицы и, конечно, портреты родных и друзей. Все это было в его жизни, все это остается с нами… Книжный шкаф и 30 томов Большой Советской энциклопедии за стеклянными дверцами. Кладезь знаний. Открываешь наугад любую книгу и погружаешься в мир неизвестных слов, имен и фамилий… Все мое детство было связано с дедушкой. И даже не с дедушкой а с ДЕДУШКОЙ. Мы ходили с ним по лесам вокруг Красноярска. Летом и осенью – за грибами и ягодами, весной – за березовым соком, а зимой – просто покататься на лыжах, лазили по скалам на «Столбах». Он знал, как называется каждая былинка у нас под ногами, рассказывал, как свистит иволга и как кричит кедровка. Таежный вечер. Месяц юный Глядит, как в зеркало, в реку… Моя палатка в свете лунном Одна на тихом берегу. Костер погас и отгорели За речкой факелы зари… В лугах за Канном коростели, Да не один, а целых три. А я забыл, что под луною Есть в этом мире коростель. Сто лет не слышал. Над волною Всю ночь скрипит дергачья трель. Я слушаю ее, как чудо, Как позабытый детский стих. И вспоминаются минуты Далеких лет и мест иных. Их не измерить общей меркой, И прелесть их у всех своя, Но зачеркни их – и померкнет Святая книга Бытия. Эти уникальные уроки живой природы до сих пор остаются в памяти. И без преувеличения хочу сказать: самым главным и лучшим учителем в моей жизни был и навсегда останется ДЕДУШКА. Ему хочу сказать это последнее «спасибо»: Спасибо! Ты меня учил Лесному языку, Мелодиям ручья И письменам травы, И азбуке дождя… С природой я на «ты»… Спасибо! Ты мне говорил, Как путь по звездам знать, Рюкзак собрать, узлы вязать И на скале стоять. Спасибо! Ты меня любил Любовью безусловной, Как ангел мой меня хранил, Звездой был путеводной… Вот бегает по полянке маленький Михаил, босоногий мальчишка, названный в дедушкину честь. Бежит, радуется лету, солнцу, теплу, что-то строит в песочнице, набирает в ведерко воду, поливает вишневый куст, лихо крутит педали на трехколесном велосипеде – у него масса таких важных для любого малыша дел. Твоя жизнь, ДЕДУШКА, продолжается в этом светлом мальчике с таким же, как у тебя именем. Все мы гости на этой планете, и когда-нибудь мы все с тобой встретимся, а пока живем – любим и помним. Бежит тропка в неведомом лесу. Что там за поворотом, все незнамо. Я той тропой не груз, а жизнь несу – Все больше под гору и редко прямо. И недалеко где-то есть обрыв… Я упаду в поток воды холодной Под сень седых моих плакучих ив – И сам седой, никчемный и бесплодный. И все…И все… Я не жил тут в лесах, А только шел предписанной тропою… Скажу: «Прощай, волшебный старый сад, Я б взял тебя на все века с собою, Ноты не мой. Ты нужен всем - другим, Ты сохрани их, Сад, и сбереги. Мария Ионина |