Всего 4части

http://www.proza.ru/2010/05/09/2

Повесть для детей среднего школьного возраста.

 

1 ЛЕНТОЧКА

На заднем сидении машины, подавшись вперёд, полусидела-полустояла семилетняя девочка так, что её белокурая головка была почти на уровне с сидящими впереди родителями. Через лобовое стекло ей открывался вид на загородную трассу с белеющим на ней пунктиром разделительной полосы.

Мимо проносились леса, поля, посёлки, но внимание ребёнка было приковано к стремящемуся приблизиться, но остающемуся в отдалении горизонту дороги. На её серой ленте то и дело возникали лужи, а то и целые озёра, на поверхности которых была заметна даже рябь. Но Лена знала: сколько бы они не ехали, никогда не доедут до черты мокрого асфальта. На самом деле асфальт был сухой, как и везде. Давным-давно ей папа объяснил: это простые оптические шутки – миражи. Хотя какие там миражи, так, небольшие миражики. Вот зайдет солнце за тучу, и озера исчезнут. Но всё равно ей нравилось смотреть на волшебные превращения, наблюдать за их метаморфозами.

– Лена, сядь нормально, – строго сказал папа, – ты же висишь у меня над ухом. Это же дорога, скорость: заторможу – в лобовое стекло вылетишь.

– Не вылечу, я крепко держусь.

– Леночка, не спорь с папой! Ты ему просто мешаешь, – пришла на помощь отцу мама. – Пожалуйста, не капризничай. Ты обещала быть умницей, помнишь?

– Помню… – с обидой в голосе ответила дочь и обмякла всем своим видом на заднем сиденье.

Но помолчав, добавила:

– Так не честно! Отсюда их не видно.

Ответа от родителей не последовало, зато машина плавно сбавляя ход, свернула вправо и остановилась. Лена, на время забыв обиду, переместилась с центра салона к двери и с любопытством посмотрела в боковое окно.

На развилке дороги две старушки, прямо на обочине, расстелили выгоревшие, но чистенькие клеёнки и торговали тем, что выросло у них «во саду ли в огороде»: краснобокими яблоками, жёлто-зелёными грушами. В небольшом пластиковом ведёрке синели круглые сливы, в литровых банках – малина, крыжовник. Там же лежали связанные пучки молодой морковки прямо с пушистой зелёной ботвой.

На почётном месте возвышалась трёхлитровая банка с деревенским молоком, которое так сильно любит папа и заставляет его любить всех остальных в семье. Предвидя очередное вливание, Лена непроизвольно скривилась и, сникнув совсем, отвернулась от окна. Она была уже не рада этой поездке, которую так ждала всю неделю. Настроение стремительно шло ко дну.

Мама вышла из машины, хлопнув дверью, папа остался пристёгнутым к водительскому сидению. Он обернулся к надувшей губы дочке.

– Ну, Ленточка моя любимая, чего скисла, как то молоко, которого ты так испугалась? Не бойся, в дороге, да в такую жару и я рисковать здоровьем не собираюсь. Иди ко мне, пока не едем. Поцелую – всю печаль, как рукой снимет.

Лена попыталась остаться серьёзной, показывая, что обиделась не на шутку, но ласковый, добродушный тон отца, его манера все негоразды переводить на шутливый лад не оставили ей выбора. Губы сами расползлись в широкой улыбке. Она вскочила и повисла у папы на шее, скрестив руки на его груди. Он, как делал уже не раз, приподняв, перевалил дочь к себе на колени. Её ногой задел нечаянно руль. Громким сигналом испугал тех, кто был снаружи, и, поцеловав Ленточку в нежную щёчку, заключил в крепкие объятия.

Мама вернулась довольная покупками и скорым примирением папы и дочки. Она чмокнула обоих и, шутливо скомандовав: «по коням!», уселась на своё место. Папа вновь поднял лёгкое тельце девочки над собой и, она «щучкой» нырнула в мягкость заднего диванчика, где и разлеглась, не спеша подниматься.

Как только машина тронулась, перед глазами возникла аппетитная, крупная груша прямо с маленькой веточкой, на которой и выросла с несколькими зелёными листиками, конечно, в маминой руке. Лена потянулась за ней с возгласом «ух ты!» и, взяв, стала вдыхать полузабытый с прошлого сезона аромат.

Она с удовольствием вгрызлась в крепкую на вид мякоть фрукта, но не ожидала, что груша окажется настолько сочной, что сладкий нектар побежит по её щекам, подбородку, шее и, выпачкав ворот новой голубенькой футболки с красивой бабочкой на белой ромашке, потечёт дальше на сидение. Она моментально приняла вертикальное положение, но было уже поздно.

– Ой! Ма, почему ты не сказала, что она такая текучая… Я вся в соке.

– Вытрись платочком. У тебя в кармашке в шортиках должен быть. Есть? – не поворачиваясь, спокойно отреагировала мама. – И как я могла тебя предупредить? Ты – первая её пробуешь. Вкусная хоть?

– Очень!

Доев грушу, запачкав футболку ещё и на груди, Лена продолжила жаловаться.

– Платочком я вытерлась, но всё равно вся липкая. И как я теперь с грязной бабочкой в лагере покажусь? Меня же замазурой посчитают.

– Приедем, где-нибудь умоем тебя. Думать нужно, чтобы в такие казусы не попадать. Вот и намотай себе на ус: для девочки очень важно всегда быть опрятной, – назидательно произнесла мама, но потом всё же решила смягчить тон. – Ладно, не расстраивайся, потерпи. Скоро приедем.

Лена, согласившись с мамиными доводами, решила не объяснять, что такую сочную грушу аккуратно съесть просто невозможно, зато в голове возник другой вопрос. Почему усы растут только у дядей, а поговорка подходит и тётям и детям? Но ответ она нашла сама, поэтому решила промолчать.

 

2 Родительский день

 

Вот и приехали. Вадика вызывать не пришлось. Он, как и многие другие мальчишки, с самого утра высматривал их машину, обезьяной провисая на частоколе железных прутьев выкрашенного в голубой цвет забора.

Конечно, он увидел машину первым, хотя из-за скопления ей подобных, подкатить к воротам близко не получилось.

Ловко спрыгнув с внизголового положения в лопуховые заросли, побежал в беседку – пропускной пункт, находящийся возле ворот, где под роспись пап и мам выдавали детей в родительский день для свиданий вне лагеря.

Лена с удовольствием выпрыгнула из салона на свежий воздух. Ей сразу захотелось разуться и пробежаться босоножкой по зеленой лужайке, но в тот же миг стеклянные осколки у самого бордюра дороги предупреждающе заблестели в солнечных лучах и желание сошло на «нет». Но в этом виноваты люди, а не природа.

Мама по привычке, выработанной ещё с ясельного возраста, взяла её за руку, но тут же, поморщившись, отпустила. Кому понравятся липкие руки? Ничего не поделаешь: сначала им пришлось выслушать жалобы педагога о слишком бурной деятельности сына. Его богатая фантазия не раз будоражила лагерь ночными привидениями из простыней на швабрах, измазанными зубной пастой девичьими физиономиями. Но более всего педагога возмущали ночные несанкционированные уходы за пределы лагеря. Группа юных следопытов во главе с Вадиком, наслушавшись рассказов деда Порфирия из соседней деревни, устроили поиски землянок и блиндажей времён Великой Отечественной войны.

Родители, впрочем, ничего другого и не ожидали. Это обычное состояние их ненаглядного сына. Значит, всё в порядке, несмотря на страх, что в любой момент может что-либо случиться. Родители сочувственно смотрели на молодую девушку, которой, конечно же, справиться с такими сорванцами было трудно. Когда она устала пересказывать Вадикины «подвиги» за неделю, мама попросила её разрешить брату отвести сестру к умывальнику.

Получив разрешение, Вадик скорчил недовольную гримасу. Он-то хотел уже запрыгивать в машину, а тут ещё предстояло «светиться» прогулкой по лагерю с младшей сестрой, где всем друзьям придётся объяснять, кто она такая и куда он её ведёт. Он тускло буркнул родителям «ладно», а Лене «пошли» и, они скрылись за раскидистыми ветвями плакучей ивы, дарившей беседке густую тень.

Лена в отличие от брата восприняла возможность экскурсии по лагерю с интересом.

Умывальники и туалеты находились в противоположной стороне от въездных ворот. Лена с удовольствием разглядывала тенистые асфальтированные дорожки и площадки, двухэтажные, вытянутые в струнку, длиннющие корпуса зданий.

Дети, попадающиеся на пути, никак не выглядели скучающими.

Вымыв руки, не снимая футболочки, Лена попыталась застирать видимые в зеркало пятна. Мылом она их натёрла запросто, а вот смыть его оказалось труднее... поэтому вышла к ожидающему её брату полностью мокрой спереди. Вадик стоял, привалившись к широченному стволу высоченного дуба, и беседовал с двумя другими мальчиками. Увидев потемневшую до синего цвета, явно мокрую футболку, он саркастически воскликнул:

– Ты там что, душ одетой принимала? Сколько можно ждать? Вот наказание на мою голову! Неряха – она и есть неряха!

Лене и так было стыдно, а его слова, да ещё сказанные при посторонних, совсем выбили её из душевного равновесия. Но что было самое противное, она никак не находила ответа на его грубость. Всё, что она смогла, это выкрикнуть в пылу обиды совсем никчёмное: «Сам дурак»! Тут же пожалела об этом, но, решив проучить брата, сорвалась с места и побежала в сторону выхода из лагеря.

Предательские слезы брызнули из глаз прямо на бегу. Она забежала в коридор ближайшего корпуса, чтобы спрятаться и успокоиться. Но её тут же заметила идущая по коридору девочка, на вид немного старше Лены.

– Ты чего ревёшь? – положив руку ей на плечо, спросила она. – Родители не приедут? Не расстраивайся. У меня их вообще нет, но я же не плачу. Да и зачем они нужны? Что мы, конфет не видели никогда в жизни? А так, одни замечания от них. Дай им от тебя отдохнуть…

Лена тут же от удивления и плакать перестала.

– Как это нет родителей?

– А вот так! Я сразу по тебе заметила, что ты маменькина дочка, вон ухоженная какая. Бантище – шик! Заколочки – вау!

– А как это, – не унималась Лена, – ни папы, ни мамы нет? А почему? Так не бывает…

– Бывает, – сразу посерьезнев, на сей раз сухо ответила она. – Нас таких очень даже много. Мы – «инкубаторские», или детдомовские. Слышала о таких?

– Нет…

– Ну, ты и тёмная! А чего мокрая такая? Неужели от слёз?

– Нет, я запачкалась грушей. Хотела застирать, а мыло никак смываться не хотело. А брат засмеялся и обозвал меня неряхой. Я от него сбежала.

– Фу, какие мелочи. Из-за этого ещё и расстраиваться. Плюнь и разотри. Пошли ко мне в комнату. С подругами познакомлю.

Этого не случилось, потому что в этот момент в коридор вбежали запыхавшийся брат и те двое ребят, с которыми он разговаривал возле умывальников.

– У тебя совесть есть? Там мама с папой волнуются! Я же первым делом к ним побежал, а тебя там нет. Что я им мог сказать?!

Вадик её просто отчитывал, не скрывая сердитости за выходку. Лена поняла, что наделала переполох, собралась уже бежать к родителям, чтобы успокоить их, но за неё неожиданно заступилась новая знакомая, хотя они ещё и не познакомились как следует.

– Ты чего орёшь, как потерпевший? Тоже мне, грозный родственничек. Не мог за малой угнаться?! Ха! Смешно! Она теперь под моей защитой! Если младшая, так что, можно обзывать как тебе хочется?

Вадик с удивлением уставился на, посмевшую его высмеять, незнакомую «мелюзгу». Перед друзьями ему никак не хотелось выглядеть униженным девчонкой, да ещё с младшей группы.

– Ты чего лезешь? С ума сошла? Иди отсюда, стирай пелёнки своим куклам! А мы сами разберёмся. Ленка, а ну бегом на выход! Сейчас получишь от папы!

Лена не стала слушать дальнейшую их перепалку, выбежала из здания. Но и брат тоже не стал задерживаться, пообещав разобраться со странной девочкой по приезду. Когда Лена с Вадимом прибежали к беседке, то увидели, что родители не так уж сильно были напуганы. Они, улыбаясь, оживлённо беседовали с педагогом и ещё чьими-то родителями.

– Ну, нашлась пропажа? Ты куда от брата убежала? – как бы между прочим спросил папа.

Лене почему-то сразу расхотелось жаловаться на Вадика.

– Папа, я с девочкой познакомилась. Только не успела спросить, как её зовут, – выпалила Лена, меняя второпях тему разговора. – Представляешь! У неё совсем нет ни папы, ни мамы! Она… это… щас-с… А, вспомнила, «ин-ту-бакорс-кая». А он мне не дал с ней поговорить.

– Это, наверное, Настя, – вмешалась в разговор, как выяснилось, Алевтина Андреевна. – Бедная девочка! Это её словечко – «инкубаторская». Из детдома она. Хорошо, что дядя у неё есть. Он ей и путёвку в лагерь взял. Только занятой он, не приедет. Я знаю её историю, но не при детях. Тяжела она для их ушей. Она раньше в моём доме жила…

Девушка осеклась, увидев, что Настя стоит рядом с беседкой и слушает, что о ней говорят. Первой сориентировалась Лена. Она подбежала к Насте и обняла, но девочка, довольно грубо оттолкнула её и с обидой в голосе произнесла:

– Нечего всем подряд страшилки рассказывать! А то спать по ночам плохо будут! А доктора им будут успокоительные уколы делать!..

– Настенька, ты права! Прости меня, пожалуйста! – испуганно затараторила Алевтина Андреевна. – Я больше так не буду. Ты только не переживай! Договорились? Заходи в беседку. Мы сегодня с тобой вместе дежурить будем. Ты будешь здесь главная. Идёт? Поможешь мне?

Настя молчала, как будто онемела до состояния манекена из магазина. Лена чувствовала, что её новой знакомой было сейчас очень тяжело, поэтому она снова подошла к ней вплотную и, сняв с головы две новенькие заколочки, протянула ей. Это были её любимые: с огромными «драгоценными камнями» в форме цветочков, но ничего не поделаешь...

– Возьми, пожалуйста, на память о нашей встрече. Ты смелая и добрая. И ты мне очень понравилась. Давай будем подружками!

Настя скосила глаза на заколочки, подумав немного, всё же оттаяла, зажала в кулачке понравившиеся ей украшения и сама потянулась к Лене. Они обнялись.

– Ты мне тоже понравилась. Я тоже хочу, чтобы ты была моей подружкой, но это невозможно. Вряд ли мы когда-нибудь ещё увидимся. Хотя… Ты тоже из Луганска? Напиши мне свой телефон на всякий случай. И… уезжайте быстрее. Мне нельзя плакать.

Но когда Лена оглянулась для того, чтобы попросить у мамы клочок бумажки и ручку, оказалось, что родители в это время уговаривали дежурную отпустить с ними Настю на речку. Девушка согласилась. Она и сама понимала, что для бедной Насти это будет настоящим подарком. Отказать она просто была не в силах, несмотря на строгие инструкции.

 

3

Замок из песка

 

Лена и Настя заворожено смотрели на размеренно текущую воду Северского Донца. Им очень хотелось вернуться в её прохладу, но Ленин папа был категоричен на этот раз. Купались дети строго по графику: десять минут в воде и двадцать – на берегу. И Лена и Вадик понимали причину такой неожиданной строгости: с ними была Настя, за которую родители были в ответе. Лена – не перечила. Она была рада, что Настя поехала с ними, а вот Вадик никак не хотел подчиняться нововведениям. Обычно, ему разрешали по часу барахтаться в речке. Но это ещё и потому, что не так-то просто было его оттуда вытянуть.

Да, гордость старшего сына была задета.

Вадик, конечно, обиделся, но временно решил отступить. Хотя в голове по привычке созревали планы, как показать любимым родителям, что нужно понимать своего сына, а не унижать уравниванием с «мелюзгой».

В таких раздумьях он и подошёл к девочкам, сидящим у самой кромки воды и строящим какой-то дворец из мокрого песка. Папины слова подействовали. Он даже перестал сердиться на присутствие «чужой» в семейном кругу. Осмотрев недостроенное, примитивное с его точки зрения сооружение с расплывающимися неровными краями, решил показать, на что способен старший брат. Ему очень хотелось поднять планку своего авторитета у «чужой», посмевшей на него повысить голос при встрече. А вот то, что она оказалась детдомовской, заставляло его задуматься, что смелость её не случайна, наверное, приходится частенько постоять за себя.

– Настя, – спросил он, зачерпывая в сведённые пригоршни песок у самой кромки воды, – а это правда, что у вас там, ну, ты понимаешь где, слабакам не выжить?

– Все выживают, куда деваться… – как-то сразу съёжившись, притянув худенькие плечи к шее, ответила девочка. – Слабым – плохо, они всех боятся. Только сильным – тоже не мёд. Их наказывают за то, что других обижают.

– А ты к каким относишься?

– Я к девочкам отношусь. Я в их драках пацанячьих не участвую. Не люблю. А бояться тоже не люблю. Мы там подружились те, кто хорошие. Ну, не ругаются которые. Так нас меньше стали трогать. Бывает, конечно, всякое, но всё равно не так, как сначала.

Она замолчала. Слова произвели сильное впечатление. Лена тревожно всматривалась в её недетскую складку над сведёнными бровями. Вадим в этом коротком откровении понял, что не только года определяют возраст, а ещё и то, что пережито, перемолото внутри себя. Он, неожиданно для себя, проникся уважением к этой девочке, которая вовсе не строила из себя крутую, но дала понять, что это такое, когда живёшь не под крылышком у папы с мамой. Её суровое, напряжённое молчание говорило о многом.

– Ладно, – улыбнувшись, выдавил из себя Вадик, – не переживай. Если трудно рассказывать, не рассказывай. Но я тоже могу быть тебе другом. Будут обижать – приеду, разберусь с любым.

– Спасибо, я рада, что познакомилась с вами. Но… у нас не любят, когда жалуются, тем более, чужим. Мне за это ещё сильнее влетит от хулиганов. Но всё равно, спасибо. Может и понадобится когда-нибудь помощь. А дружить можно всем.

Настя ответно улыбнулась ему, и складочка над бровями разгладилась, как и не бывало. Она снова выглядела милой восьмилеточкой. Настоящий возраст они успели выяснить ещё в машине.

Троица дружно, с усердием продолжила возведение крепостных стен и наращивание высоты самого замка, к которому по предложению Вадика должен был пристроен и ангар для летательных аппаратов всех видов, и отгороженный бассейн для водных машин, и, конечно же, космодром. Всё – для отдыха туристов.

 

5 Ужастая гадюка

 

– Вадька! Ура! Мы и тут вместе! – обрадованно закричал незнакомый паренёк.

Он только что вылез из реки, и вода струйками стекала с его курчавой головы по всему телу, орошая песок.

– Лёнька! Ты?! Ха! Давно приехал?

– Не-е, только искупнуться успел. Мои с утра на дачу заезжали, так что… Вот, только приехали.

– На тебя тоже Алевтина нажаловалась? – Решил затронуть больную тему Вадик.

– Ага! – Лёнчик понимающе кивнул.

– Про меня понарассказывала предкам столько, что… В общем, все наши вылазки в подробностях описала, – продолжил Вадик.

– В курсе, – криво усмехнулся Лёнчик. – То же самое. Мои в ужасе были. Ой! Ты только не признавайся, что ты – это ты. Она тебя зачинщиком назвала. Мои мне внушение сделали, чтобы я с тобой не общался больше. Но сам понимаешь, кто их послушается? Ты – самый классный пацан из всех, кого я знаю. А тебе сильно влетело?

– Нет пока. Мои – привычные. Я их давно в таком духе воспитываю, чтобы не реагировали на всякие глупости. Ничего мы плохого и не делали. Без этого просто скучно на белом свете жить. А папа тоже девчонок пастой мазал, когда малым был. Сам рассказывал. Но всё равно так просто мне не выкрутиться. Сказал, что разговор ещё впереди.

– Ха! Нас так просто не сломить, правда?

– Правда! У меня ещё один план в голове созревает, но это потом.

– Ага. А пошли, сходим вверх по течению, к перекату. Отпустят тебя?

– Пошли, должны отпустить. А тебя?

Их отпустили.

 

Лёнчику повезло. На выходе из воды он увидел, удирающего по дну, рака. Догнать его проблем не составило. Зажав двумя пальцами жёсткий панцирь десятиногого, от избытка радости, Ленчик им нарезал круги возле Вадикиного лица, норовя задеть клешней покрасневший на солнце нос. Вадик терпел, всем видом показывая, что не боится членистоногое «клешнекусачее» создание. Налюбовавшись находкой, пошли в сторону пляжа.

Конечно, Вадику тоже очень хотелось найти что-нибудь необычное. Не с пустыми же руками возвращаться! Его желание сбылось. Уже на подходе к пляжу он заметил, как с тропинки, извиваясь, удирала змея!..

Через секунду испуг сменился радостным «Ага! попался»! Желтые пятнышки на голове пресмыкающегося выдали в нём безобидного ужа, которому также как и раку не удалось избежать участи быть пойманным. Теперь ужонок, находясь в руках поймавшего, выписывал круги возле физиономии Лёнчика.

– Вот теперь справедливо! – торжествовал Вадим, – ты с трофеем – и я с трофеем! Вот наши обрадуются!

– Обрадуются? Ну, ты загнул! Скорее, испугаются! Моя мама вообще всего боится. Она от вида лягушки или мыши в обморок может упасть.

– Не, мои не такие. Мама только настоящую змею может испугаться, да и Ленка тоже в курсе жёлтых пятен. Ей мама всё время книги про животных читает… Стоп! Я придумал! Раз твои не понимают шуток, давай моих разыграем! Там ещё одна малолетка из лагеря… Вот смеху будет! Интересно на её реакцию посмотреть.

– А как ты их испугаешь, ели они могут отличить ужа от гадюки?

– А я замажу чем-нибудь эти пятна… Например… э-э-э… глиной из речки! И получится у нас… это… ужастая гадюка. Ха, класс! Как я придумал? Уж-ж-ж-астая гадюка!!! Давай, попробуем!

Идея вдохновила обоих. Посмаковав понравившееся словосочетание, они, не долго думая, пролезли через прибрежные заросли к берегу, где как раз по всем приметам и должно было быть илистое дно. Да, так и есть. Вадик сумел найти то, что искал. Аккуратно, чтобы глина не залепила глаза пресмыкающемуся, он наложил мокрый слой на его жёлтые щитки. Задумка получилась. Грязный уж теперь почти не отличался от обычной змеюки, которой мог испугаться даже папа!

Ужонок никак не хотел успокаиваться. Он крутился и извивался в руках Вадика так, что тот еле удерживал его обеими руками. А нужно было ещё умудриться не стереть глину с пятен и не навредить ужу.

Мальчишки подкрались незамеченными. Вадик не знал в точности, как поступит в следующий момент, но уж очень велик был соблазн напугать всех своих вместе. Замешательство не прошло даром. Папа обернулся, увидев сына с товарищем первым.

– Пришли?..

Только и успел спросить он, в следующее мгновение заметив змею в руках сына.

– Папа, а у этой змеи укусы ядовитые? – сориентировавшись по обстановке, как ни в чём не бывало, спросил «примерный» сынуля.

Лежащие вскочили, как по команде.

Папа напряжённо вглядывался в окрас змеи, пытаясь определить степень опасности для сына.

Мама срывающимся голосом приказала: «Брось эту гадость»!

Настя заверещала, а затем вскрикнула: – «Ой! Она же укусит»!

Лена испуганно молчала, обнявшись с Настей.

Не в состоянии скрыть улыбку, Вадик бросил ужа на освободившееся от тел покрывало. Следом был подброшен и безобидный в данной обстановке рак.

– Мы с трофеями! – продолжал ломать комедию Вадик. – Лена, как тебе наши находки? Заберём домой? Живой уголок будет.

– Зачем животных мучить? – неожиданно спокойно ответил за Лену отец. – Ужа жалко, и рак не долго у нас дома проживёт.

– Почему ужа? – непроизвольно вырвалось у Вадика.

В этот момент уж достиг края покрывала, пытаясь убежать из плена.

– А вот почему! – ответила враз осмелевшая Лена и поймала беглеца. – Ты меня неряхой обзывал? Вот и посмотри на свои руки и пузо! Сам ты неряха! Зачем всех перепугал?

Мальчишки стушевались, не зная, что и ответить. Но все вопросительно смотрели на Вадика. Отвечать было необходимо.

– Па, а как ты понял?.. Ну, ладно ты, а Ленка как догадалась? – взволнованно спросил он.

– Моя дочь! Молодец! А вот по одинаковому цвету грязи рук и змеи и понял. Ты же весь в «муляке». А Лена наблюдательная у нас, и мне верит. Раз я так отреагировал, значит наши выводы совпали. Так, Ленточка моя ненаглядная?

– Так, – ответила довольная собой дочка, счищая грязь с бедного ужика.

Жёлтые пятна победно проступили, успокоив и остальных. Мама, обняв Настеньку, объяснила ей отличие простого ужа от ядовитой змеи.

– А ну-ка, пойдём, поговорим по душам, – безапелляционно, абсолютно спокойно, сказал отец сыну, – что-то ты никак не хочешь исправляться.

Они пошли в сторону того же переката, в тень тех же кустов и деревьев…

Лёнчик, забрав своего рака, торопливо ретировался к своим родителям…

 

6

Не всё так просто

 

– Ну, что скажешь в своё оправдание? – стандартно в таких случаях, спросил папа едва они оказались в тени.

Вадик, продумывая варианты ответа, сосредоточенно изучал живой ручеёк под ногами. На безтравных проплешинах тропинки он наглядно коричневел трудягами муравьями, которые тянули с собой какой-то мусор. Возможно, в их глазах крошки соломы были брёвнами, кусочки листиков – коврами, шарики глины – шлакоблоками, какие-то волокна – продуктами питания…

Папа ждал ответа.

«А может, это как раз тот вопрос, который называется риторическим?» – подумал сын, вспомнив, как мама объясняла значение незнакомого термина, – «по всем приметам подходит. Какие могут быть оправдания, если и не скрываешь, что виноват»?..

Папа начал терять терпение.

– И сколько я буду ждать, пока ты наберёшься смелости ответить? О чём задумался?

– О том, что этот вопрос похож на риторический, на который нельзя ответить.

– Ну, ты даёшь! А я думал, что ты муравьёв изучаешь! Кстати, и на риторический вопрос можно ответить, если есть желание. Опять хитришь? Учти! Можно пробовать вывернуться в любой ситуации. Уйти от ответа всегда легче, особенно если из себя наивного непонимайку корчить… Да, иногда это оправданно. Только есть и другое понятие – прямой мужской разговор. И если хочешь, чтобы тебя уважали – имей смелость не юлить.

– Пап, но я и не пытаюсь юлить. Просто в оправдание мне и, правда, нечего сказать.

– Хорошо. Ответь на конкретный вопрос. Твою сегодняшнюю выходку можно отнести к невинным детским шалостям?

– Не совсем… Но…

– Пока без «но»! Если ты считаешь, что пугать женщин и детей – это доблестный мужской поступок, то в моих глазах ты скатываешься до уровня нашкодившего малыша.

– Но ведь это была не змея…

– А ты смог бы поймать гадюку?

– Нет, гадюку бы не смог. Я и этого ужа испугался сначала, пока голову не увидел.

– В твоей выходке в безопасности был только ты один.

– Почему это? Он же не ядовитый!

– А испуг? Хочешь знать, насколько я испугался?

– Ты не испугался…

– Ошибаешься! Я как раз испугался больше всех! Я испугался за вас всех – самых дорогих мне людей! В первую очередь – за тебя! Потом, когда понял, что это уж, я испугался за чужую девочку, которая не так давно перенесла большое горе, и её нервная система могла дать сбой. Затем я испугался за нашу маму. Ты же знаешь, что у неё сердце недавно болело. А если бы что-то случилось? Ты бы себя всю жизнь виноватым считал, и я бы не смог тебе простить этого… Ты ведь об этом не думал? Так?

– Так. Об этом я не думал. Но мама и Лена – они же не из пугливых, сам знаешь. И за Лену – ты не так сильно боялся…

– За Лену?! – Папин голос сорвался от возмущения. – А что у нас с мамой есть дороже детей? Не выводи меня из себя!.. Думай, что говоришь!

– Папа, ну прости! Я по-другому думал. Сам не знаю, как у меня в голове такие идеи возникают. А когда придумаю – пока не исполню, не отпускает.

– К сожалению, понимаю, – более спокойно ответил родитель, – очень даже понимаю тебя. Поэтому и не наказывал так, как следовало бы. Но вот теперь мне кажется, что зря я тебя жалел. Ты что там в лагере вытворяешь? Сколько можно?

– Но мы ведь ничего такого плохого не делали – никого не обижали. Мы просто придумываем шутки…

– Шутки? Хм… Не так всё просто, как тебе кажется. За зубную пасту и приведения я помолчу – это я понять могу. А вот почему ты уводишь детей без разрешения из лагеря, да ещё и в ночное время? Это уже не игрушки.

– Да, это не игрушки. Мы нашли настоящую землянку в лесу! Дед Порфирий нам подсказал, как её найти. Могу показать!

– Покажешь. Только сначала давай на это посмотрим глазами тех, кто отвечает за ваши жизни, и случись что – они в тюрьму сядут за то, что не уследили за несовершеннолетними. А за вами разве можно уследить?!

– В тюрьму?.. Я об этом не знал.

– Вот теперь знаешь. И все твои последующие проказы я буду рассматривать с такой позиции: готов ты понять тех, кто за тебя отвечает или пацан-несмышлёныш ещё. А шутки, не шутки… Кому-то смешно, а кто-то нервы свои на вас тратит.

Отец замолчал, внимательно изучая выражение лица порицаемой стороны. Вряд ли можно ещё доходчивее разложить детские шалости по полочкам логики. Вадик не ожидал такого поворота. Вроде и не отругали, и не наказали, а теперь попробуй сделать вид, что не понял – не получится, потому как с мозгами всё в порядке. Но примерным становиться тоже не хотелось: «Скукота же получится».

– А ты знаешь, я твоё предложение принимаю, – подумав, продолжил отец. – В следующий раз отведёшь меня в эту землянку. И деда Порфирия проведаем. Пусть он тебе расскажет, чем оборачивались на войне необдуманные шалости. Скажи честно, ты хоть что-нибудь понял из того, что я пытался тебе объяснить?

– Понял. Понял я, папа. Только не проси меня обещать, чтобы я этого больше не делал. Если честно, у меня уже новый план в голове созрел.

– Вот и приехали… Ну, и что за план?

– Да он простой совсем. И никому не может вреда принести. Взять по одному тапку у девчонок и поменять местами с соседней комнатой. Утром, пока разберутся куда пара делась… Папа, ну ведь это просто для смеха. Ну, что здесь такого страшного?

– Ты неисправим! – неожиданно рассмеявшись, ответил отец. – Так! Я ничего не слышал. Ещё не хватало, чтобы ты меня в соучастники взял. А вот за сегодняшнего ужа и нечто подобное – задницу надеру в следующий раз! Потом не обижайся.

– Ладно. Папа, только всё равно, согласись, идея с «Ужастой гадюкой» не слабая.

– Вот тебе и понял! Наша песня хороша, начинай сначала. Пошли уже к нашим. Я до сих пор волнуюсь за эту девочку. Ужастая гадюка, говоришь? Хм… Я тебе её на всю жизнь запомню!

 

8

Дед Порфирий

 

Дочь не дала маме забыть обещание переговорить с дядей новой подружки. Телефонный разговор был долгим, видимо, содержательным, но Лене не удалось постичь его суть. Было понятно: дядя рассказывал что-то о Насте, что не нужно знать детям. В результате разговора, разрешение «на дружбу» было получено, и в дальнейшем улажены дела с руководством лагеря.

Неделя промелькнула быстро. Вот и долгожданное воскресение. Машина плавно подкатила к центральным воротам детского лагеря уже в восемь утра. Это Лена упросила родителей выехать как можно раньше, чтобы продлить время отдыха. Никто не сомневался – она ждала встречи с Настей, ну и с братом, конечно, тоже.

На этот раз на воротах дежурила другая женщина, которая, как ни странно, ни словом не обмолвилась о проказах Вадима. После радостных приветствий, счастливые дети запрыгнули в машину и покатили по лесной дороге за новыми впечатлениями.

– Вадик, – спросил улыбающийся папа, – а как это тебе удалось?

– Что? – не понял сын.

– Не напроказничать. Я готов был услышать рассказ о том, как девочки возмущались, не найдя пары своим тапочкам.

– Ах, это!.. Не переживай, просто дежурная сегодня не та. Эта – не в курсе. Было дело. Смешно! Но ты знаешь, по-моему, уже и вожатые стали привыкать к нашим выдумкам.

– Из лагеря, главное, не уходили, герои-путешественники?

– Не, не уходили. Один раз только, но недалеко… и днём. У девочки одной день рождения был. Она всех конфетами шоколадными угощала. Ну, сам понимаешь, надо было поздравить. Букет нарвали – и сразу обратно.

– Ладно, сделаю вид, что верю. Для твоего характера – это, действительно, цветочки, – подытожил папа.

Следуя путеводным командам Вадима, они быстро нашли дом легендарного деда Порфирия – местного старожилу, бывшего егеря и Героя Великой Отечественной Войны. Увидев остановившуюся незнакомую машину, он прервал свои копания на огороде и подошёл к неброскому, давно не крашеному забору.

– Дедушка Порфирий! Это я, Вадик из лагеря! Помните меня? – громко прокричал мальчик.

– Эгей! Никак тимуровец пожаловал? Помню пострелят, на память не жалуюсь. Да как вас забыть? Случилось чего, али что ещё?

– Всё в порядке, дедушка! Тут папа вот хочет с вами познакомиться, ну и остальные тоже. Можно?

– Так, а чего ж нельзя? Можно. Проходьте в дом! Я только руки вымою. Картошку молодую накопать пытался. Беда, прямо. Дождей нет, не растёт никак. Горох, а не картошка. А вы проходьте, проходьте, не стесняйтесь.

Компания из пяти человек проследовала во двор, а затем и в небольшой, но крепенький кирпичный дом. Усевшись за круглый старинный стол, познакомились, разговорились. Дед Порфирий предложил чайку с дороги погонять и поставил электросамовар на стол. Пока вода грелась, мама выложила на круглое большое блюдо привезенные к чаю гостинцы.

– А сколько вам стукнуло, если не секрет? – спросила мама.

– Да какой там секрет! Чего скрывать-то? Вот, аккурат, месяц назад девяносто годков стукнуло.

– Сколько?! – удивился папа, – не ожидал! Я думал не больше семидесяти. Ох, извините… Так вы ещё вон какой молодец! Вы один живёте?

– Один, одинёшенек. Жизнь так сложилась: ни деток, не внучков рядом нет. Соседи выручают. Заходят, помогают, когда прошу. А так, сам пока справляюсь. Бог здоровьем не обидел.

– А приехали мы к вам из-за землянки, о которой вы ребятам рассказывали, – решил сказать о главном папа.

– Да, есть такая в березнячке за холмом. Пока мог, поддерживал её, чтобы не завалилась. С той самой войны и осталась. А что, пострелята, нашли её али нет?

– Нашли! – гордо ответил Вадик. – Вы всё точно описали.

– Давненько там не был. Далековато ходить отсель. Километров десять отмахать нужно.

– А если мы вас на машине туда и обратно свозим, поедете с нами? Сколько там от дороги?

– Так с большим удовольствием прокачусь! Соскучился по тем местам. Душой прикипел.

 

9 Землянка

Машину оставили в природной нише: кусты боярышника закрыли её со всех сторон от посторонних глаз, а высокие осины обеспечили тень.

Дед Порфирий шёл довольно легко, пружинисто перешагивая через небольшие овражки на пути, как будто невидимая сила окрылила его, помогая не чувствовать накопленный багаж лет. Мама и девочки еле поспевали за удивительным новым знакомым.

– Ну, вот и пришли. Вот она, моя родимая! – браво воскликнул дед и, обращаясь к самой землянке, запричитал, – Виноват, виноват, давно не проведывал. Как ты тут, моя спасительница? Жива ещё? Жива! Знаю, что жива. Держись! Сто лет ещё простоишь, а то и больше. Эхе-хе…

Дед мелко затрясся всем телом и беззвучно заплакал, обняв заросший травой выступ, в котором едва просматривалась низкая, обитая выцветшей толью дверь. Все замерли, боясь проронить хотя бы слово. Успокоившись, он отодвинул приваленную дверь и, тёмный провал землянки вобрал его сутулую по старости, угловатую фигуру. Минут через пять его отсутствия, отец не выдержал, послал Вадика посмотреть всё ли в порядке с дедом.

С ним всё было в порядке. Вадик вывел его, крепко держа за талию. Дед блаженно улыбался, щурясь от яркого дневного света.

– Не обращайте на меня внимания! Давно не был. Вот и расчувствовался. Заходьте, полюбуйтесь на мой второй дом. Она хорошим людям завсегда рада. Скамеечку сам смастерил, тумбу-стол – тоже. А чего ещё надо? Много раз ночевать и в наши дни приходилось. Хорошо! Как ни странно, вроде бы земля сырая, а от неё в этом месте такое тепло исходит, словно душу греет, а дух просветляет.

– Да вы к землянке, как к живой обращаетесь, – осматривая нехитрое внутреннее убранство с набивными рейками по земляным стенам, задумчиво произнесла мама, – может, расскажете нам, как она вам спасительницей стала?

– А и расскажу. С удовольствием. Скрывать такое негоже. Надо бы память о ней кому-нить передать. Вот, стало быть, вас сам Бог и послал. Осмотрелись? Айда на свежий воздух. Там и поговорим по душам.

Компания расселась у входа на покатые, поросшие мягкой травой-муравой выступы былой траншеи рядом с открытым входом в землянку и дед Порфирий начал свой рассказ.

– Виноват я перед этими местами, крепко виноват. С тех самых пор, когда война та страшная шла. Всей своей жизнью исправляю содеянное. Знаю, теперь уже простил меня лес за то, что я его собственными руками сжёг. Вот так-то вот! В сорок втором это было. Да, да. Не удивляйтесь. Облил такие же белые берёзки мазутом, чтоб наверняка разгорелись, и поджёг.

А случилось тогда мне с моими боевыми товарищами в разведку пойти. Места родные, с детства знакомые, вот меня старшим и назначили на задание. Линия фронта недалече пролегала, аккурат за речкой наша дивизия располагалась, а здесь немчура поганая хозяйничала в те дни. Генералам нашим хотелось узнать о планах фашистских побольше, вот они нас и послали за «языком» в ихний штаб.

Не справился я. Штаб не нашёл. Потому как перенесли фашисты его загодя. Как ждали нас. На том месте, куда шли, нарвались мы на засаду. Бой завязался. Куда деваться? Не сдаваться же. Приняли. Но нужно было уходить. Силы неравны были. Игната, молодого паренька, убило сразу. Ивана, друга моего в грудь ранило навылет. Мы, с оставшимися, его под руки, и бежать в леса. За бугор перевалили, он родимый, нас от пуль и заслонил. Да только немчура в погоню за нами увязалась. Да с собаками обученными ещё. Лай далече слыхать было. От этих-то не убежать. Страху натерпелись. Что было делать? За так погибать тоже не хотелось.

Еле-еле мы до заветной земляночки добрались. С прежних боёв знали о её существовании. Спрятать она нас спрятала, но не от собачьего же нюха. Ивана уложили, совсем худо ему к тому времени стало. В землянке темень, хоть глаз выколи, но вдруг натыкаюсь на две полнёхонькие канистры с мазутом. Всё враз само собой и сложилось. Как специально кто заранее всё обустроил. В тот же миг понял, нужно лес поджечь, чтобы погоню отвести.

Думать времени не было. Прямо над головой растущие березки облил горючей жижей и поджёг. Враз полыхнуло. Сушь стояла в то лето, прям как и в это. Ещё обрадовался тогда, увидев, что и ветер на нашей стороне был. Погнал он огонь прямо на фашистов, а мы в этой самой землянке весь пожар и пересидели. Чуть не задохнулись от дыма, но живы остались. Да, беда, не все. Ивана похоронили здесь же, чуть в стороне могилка его есть. Все годы ухаживал за ней. Хороший человек был. Светлая ему память.

Вот и у меня желание есть, здесь быть похороненным, рядом с ним, подле землянки, что жизнь мне долгую подарила. Она меня спасла, она! С божьей помощью, но она, земля родная! И силы тогда придала, и от пуль фашистских заговорила. В каких только переделках не пришлось побывать – выжил.

После войны вернулся, пришёл на это место, в груди заныло, тяжестью налилось от увиденного – пепелище вместо леса. Страшная картина, мёртвая. С божьей помощью, егерем назначен был, как и просился. Рук не покладая, расчищал, вырубал сухостой, радовался, как ребёнок новой поросли, подсаживал саженцы. Почти три четверти века с того пожара прошло. Лес поднялся не хуже прежнего. Вот почему так дорого мне это место. Вот почему и разговариваю с ним, как с живым. Для меня оно и есть живое и разумное. Собой пожертвовало, чтобы спасти трёх простых солдат.

Дед замолчал. Видно было, что устал рассказывать. Тяжелы воспоминания. Помолчав, указал пальцем направление и попросил, чтобы принесли ему воды из родника с целебной водой, который и тогда, в военные годы, и сейчас поит всех, кто подойдёт к нему да в пояс поклонится.

Вылив из пластиковой бутылки привезённую с собой воду, поклонились, низко поклонились роднику. Иначе и не добыть целебной водицы. Напились по очереди сами, набрали в бутылку с собой, пошли обратно к деду.

А дед уже в другом настроении их встретил. Опять блаженная улыбка да мальчишеский блеск в глазах. С жадностью припал к воде. Долго пил, пока не напился.

– Вот теперь хватит сил и на обратную дорогу. Вода эта необыкновенная! Верьте! Силы хорошим людям прибавляет, а у плохих – забирает!

Погуляв немного по изрезанной траншеями местности, нарвали букет из полевых цветов, отнесли его на могилку Ивана. Почтили минутой молчания. Вернувшись к землянке, низко поклонились спасительнице, в пояс, по-русски, как научил дед Порфирий, и отправились в обратный путь.

 

Конец первой части.