В проливе было тихо, спокойно, даже сонливо. В недвижимой поверхности воды отражалось белесо-голубое полярное небо и солнце — такой же румяный, но не яркий двойник, точно повторяющий оригинал. Солнце — не только дневное, но и ночное светило в этих широтах, долго катилось по горизонту и еще не скоро, похоже, сподобится от него оторваться. Летняя полярная ночь. Полный штиль.

На сейнере бодрствовали только два человека. Штурман Николай Бабичев и еще Вася Криворуков по прозвищу Кривошип — механик в машинном отделении. Под палубой чухал двигатель на малых оборотах, неторопливо, расслабленно, предвкушая скорый отдых и профилактическое обслуживание у причала. Подмаслят, заменят, подкрутят по-быстрому усталые механизмы, подкрасят кой-чего. А потом... Что потом? Опять туда же, в море, за рыбкой, за селедочкой. Вообще-то, не долго осталось этой скорлупке, изрядно побитой штормами за многие годы, до грядущей осени, когда спишут ее вчистую, сдадут в металлолом.

Здорово досталось на промысле в этот раз, хотя и удача сопутствовала. Пошли уловы, и трал не просыхал. Матросы валились с ног. Спуск трала — подъем, спуск — подъем, сдача улова на плавбазу и опять по заведенной. Сегодня покинули промысел, ресурсы сейнера исчерпались, и была первая ночь, когда подвахтенные моряки могли заснуть без подспудных забот. Вообще-то, чувствовалось состояние удовлетворения от выполненной совсем не плохо работы. А это значит, что и зарплата должна быть соответствующей.

Штурман Николай отпустил матроса вздремнуть, сам встал за штурвал. Нарушение, конечно, но мелочь. МРС — малый рыболовный сейнер — похож просто на большую лодку, ну, скажем, на катер. Несолидный кораблик, какиx-то 22 метра в длину. Всего.

Стояла дремотная тишина. Наедине с собою хорошо думалось о житье-бытье, никто не мешает. Мысли, воспоминания чередой мелькали в сознании.

Надо же было случиться, что подвернулся он под руку в службе мореплавания не вовремя. Недавно только из отпуска вернулся, самолетом прилетел, спешил. Николай не местный, жилья нет, к кораблю не приписан еще ни к какому. Был приписан, но тот траулер в море, а прибудет не скоро. Ночевать негде. В гостинице мест нет. Почему-то всегда все забронировано. И в доме межрейсового отдыха моряков то же самое. Никогда не бывает у них мест. Ночуй, где хочешь! А ведь холодно, зима еще в этих краях. Как говаривал один капитан: «Месяц май — шубу не сымай!» Вообще чехарда происходила с проживанием, хоть и деньги были не пропиты. Сначала на отстойном корабле в ремонтном доке пришлось ночевать — не пустили в гостиницу. Закутался в тряпье какое-то, одеяла — вот и все. Под утро ягодицами к переборке примерз. На следующий день повстречал в «конторе» пароходства знакомого штурмана, еще с училища знакомы были. Тот на отходном корабле готовился в рейс. Позвал к себе на траулер на ночевку. Как не понять каждый бывал в положении Николая. К сожалению, только одну ночь удалось у него погостить. Во-первых, капитан замечание сделал: «Почему посторонние на корабле?», а во-вторых, вообще в море ушли на следующий день. Опять деваться было некуда. И вдруг попал-таки в гостиницу «ПОЛЯРНАЯ». Вот удача, подумать можно! И не просто попал, а в номер-люкс. Но... «Только до утра!» — сказала метрдотель скандальным тоном. А было-то уже время двадцать три с минутами. А в люксовом номере телефон, по которому некуда звонить, холодильник, в который нечего положить, телевизор, по которому нечего смотреть. А главное — двуспальная кровать, в которую не с кем лечь! Эта мысль особенно потешила Николая. Но стоило это люксовое счастье столько, что и несколько дней не вытянешь ни при каких рыбацких заработках. Одно удовольствие оторвалось — душ успел принять прежде, чем свалился от усталости в двуспальную лежанку.

Поутру побудку устроили уборщицы в коридоре. Гремели ведрами, стучали, разговаривали криками. Поднялся, тоскливо окинул взглядом свое пустынное случайное жилье. Вспомнил, что осталась нестиранной рубашка. Сунулся в сумку, а там тоже ничего свежего, все три рубашки нестиранные. Выбрал Николай из всего барахла то, что выглядело поприличнее, и так и надел, что было «не первой свежести». Ну ладно, и на том спасибо, товарищи! За заботу об отдыхе плавсостава флота. Отметился в резерве «конторы», потолкался малость среди бичующих моряков, бездельно болтался по городу. А вечером был ресторан, выпивка с моряками, бестолковые разговоры о проблемах промысла, о международном положении, о братстве народов и о подобных высоких материях. До хрипоты, до ссор, до пьяных оскорблений. Потом диковатые танцы, раскрепощенность, какая-то блондинка с карими глазами по имени Элеонора. Познакомились. Весело было и беззаботно. Все было красиво и весело. Слишком весело. Это все в комплекте называлось у моряков «водить обезьяну». Потом какое-то такси, куда-то ехали. А куда было деваться? Вот и ехали. Но утром, очухавшись от «бодуна» и увидев свою случайную подругу, Николай понял, что хочет только одного — никогда не узнать адрес, где находится. Выскочил, не допив чаю, соврав с ошалелым выражением глаз, что опаздывает на службу. Голосовал на дороге, отдал последние рубли, добрался до административного здания пароходства, до «конторы».

Вот такие обстоятельства были, когда заарканили его в службе мореплавания. Поэтому, будучи в потрепанном состоянии, не очень-то он огорчился, что не успел увернуться, когда его направили сюда на подмену. Только подмена эта потом так затянулась, что вот уже четыре месяца здесь приходится рыбачить.

Сейнер, на который направили Николая, на отходе стоял, но маленький экипаж его не удавалось укомплектовать ни в какую. Стоять на отходе у причала — беда! То кто-то из матросов перепил, и в койке без чувств отлеживается и никаким чертям морским его на сантиметр не приподнять, а ему на вахту. То моторист на почту отпросился сбегать, тут, рядом с проходной, любимой мамочке перевод отослать. Слезно божился: одна нога там, другая здесь! Да так больше и не вернулся. Говорят, видели его уже далеко-далеко от порта в очевидном подпитии. Третьи сутки экипаж никак не укомплектовывался. Такое безобразие. Капитан, Леонид Максимович Толпыго, по-простому Максимыч, сам напросился, чтобы на рейд выкинули, от причала подальше, подальше от греховных соблазнов для моряков. Вот в такой то момент и попал Николай на сейнер взамен неожиданно заболевшего штурмана. М-да, знаем мы эти болезни!

А мечтал Николай, надеялся на БМРТ, Большой Морозильный Рыболовный Траулер, на серьезное мореплавание, как ему было обещано в службе. Но тот же начальник, что обещал, и приказал ему отправляться на подмену на эту непримечательную посудину. «Выручай, Бабичев, никуда от тебя БМРТ не денется, все у тебя впереди, моряк, капитаном будешь!» Да, впереди! Разве о таких кораблях мечталось ему в мореходке? А на этом МС-е забудешь, что такое секстан. Маяки, радиомаяки, да видимая береговая линия — вот и все, что достаточно для определения местонахождения плавучего средства. Далеко таких не пускают, нельзя — ограниченный район плавания по Регистру.

По левому борту прошел приемный буй. Заход в бухту. Вообще-то, это была отсебятина Николая. Уходя с мостика, капитан в обычной хмурой манере сказал: «Разбуди при подходе к приемному бую. На якорь будем становиться или на бочку». Устал капитан, предельно устал. Николай сам видел, как мало он спит, переживает за службу. Такой человек, исключительно ответственный. И как только не свалился за эту неделю, что были на промысле! Уловы пошли как-то сразу, неожиданно. А уж, если пошли, так они пошли у всех одновременно. На сдачу рыбы на плавбазу в момент образовалась очередь, из-за которой капитаны скандалили по рации. Но Максимыча, все знали на промысле как старейшину, на плавбазе к нему с уважением и при первой возможности протискивали его без очереди. Благо, что обрабатывать такой мелкий сейнер, с его сотней тонн — сущий пустяк! Так что трудовые успехи у сейнера оказывались вполне приличными, благодаря личности Максимыча. Капитану, поди, уж под шестьдесят. На пенсии быть пора, а он все еще не может попрощаться. Сказал как-то мимоходом, что с сейнером вместе уйдет на покой. Но кто его знает? Он крепкий мужик, такие просто не уходят, цепляются за работу до последнего.

«Пусть Максимыч отдохнет», — решил Николай. Что он, сам к швартовой бочке не привяжется что ли? Обычная, рутинная операция для молодого, ловкого моряка. Подумаешь, «ляйнер» какой! Вон она уже виднеется, швартовая бочка.

Пора. Все было уже давно наготове. Трап скинут по левому борту, швартовый конец с достаточной слабиной пропущен через клюз на баке и лежит на планшире — вот и все приготовления!

Николай дунул в переговорную трубу. Свистнуло в машинном отделении.

— Ну чо? — ответил механик Вася.

— Извольте по форме отвечать! — c игривой строгостью прокричал в трубу Николай. — Не на гулянке, чай.

— Механик Криворуков, к вашим услугам, товарищ капитан!

— Вот, другое дело! Слушать мою команду, становимся на бочку. Самый малый ход!

Николай перевел рукоятку телеграфа: «Самый малый». Машина тотчас послушно отработала команду. Оставалось только подруливать поворотом штурвала. Легко!

«Стоп машина»

«Малый назад»

«Стоп машина»

Несколько команд — и сейнер мягко привалился к швартовой бочке левым боком и послушно остановился. Николай почувствовал мимолетную, но очень приятную удовлетворенность. Но тут уж нельзя мешкать. Николай привычно, по-обезьяньи спрыгнул на палубу сейнера, накинул швартовый конец на руку и вместе с ним перекинулся сам через фальшборт и, не касаясь спущенного трапа, оказался на гулкой палубе швартовой бочки. Все шло как по нотам.

И вдруг!

Откуда взялась эта волна? Сейнер качнуло. Качнуло и бочку, она стукнулась о борт сейнера, и ее отбросило в сторону. Николай не то споткнулся, не то поскользнулся, — в момент все это случилось, — и он оказался на четвереньках. Швартовый конец свалился с руки и, как проворная ящерица, нырнул в воду. Николай метнулся, было, пытаясь ухватиться за спущенный по борту трап, но и это оказалось поздно, не дотянулся. Бочка и сейнер оказались отжатыми друг от друга. «У, ё!» — перехватило дыхание у Николая. Что это было? И тут Николай заметил удаляющуюся с другого борта моторную лодку. «Эй!» — заорал Николай вдогонку. Но куда там, голова в ушанке даже не шелохнулась. С кормы лодки, видно было, свисали длинные удилища. А волна прошла, и поверхность залива плавно вернулась к первоначальному своему благостному состоянию. «Откуда он взялся!» — Сокрушенно подумал Николай. Что теперь будет? Сейнер в трех метрах от швартовой бочки спокойно стоял и, казалось, как верный конь ждал, когда его кликнет хозяин. Прыгать в воду? Так ведь трап по борту не так уж низко спущен, не дотянуться с воды. Швартовый конец полощется в воде, но он тоже не помощник. До клюза, допустим, он еще подтянется по канату, а дальше что? В клюз-то все равно не пролезть.

— Э-эй! — Опять заорал Николай, в надежде, что кто-то на сейнере услышит. Опять заорал и опять. На сейнере не видно было никакого шевеления. «Спят как мамонты!» Сколько он так орал, сказать трудно. А сейнер мало-помалу относило дальше и дальше. Положение было отчаянное.

А тем временем в машинном отделении Вася Кривошип ждал очередной команды, ничего поначалу не подозревая. Посмотрел показания манометров, прислушался к работе маленького дизель-генератора, успел проверить выдаваемое напряжение бортовой электросети. А телеграф молчал. Наконец, не понимая длительного молчания штурмана, сам свистнул в переговорную трубу. Никакой реакции, естественно, не последовало. Так он свистнул несколько раз, пока сомнение не вкралось в его сознание. Что-то не то. Решил подняться в ходовую рубку, благо что сейнер — невелик корабль, взлетел моментально на ходовой мостик и остановился в растерянности — на мостике не было никого! Сейнер свободно дрейфовал по глади воды. Не веря своим глазам, он выглянул наружу. И тут увидел в полукабельтове швартовую бочку и на ней штурмана, размахивающего руками как ветряная мельница. Сразу все осознав: беспомощное положение штурмана, отсутствие матроса и свое собственное отсутствие в машинном отделении, Василий скатился по трапу к каюте капитана и, ввалясь, громко позвал: «Леонид Максимыч! Максимыч!» Капитан, как будто ждал этого вопля, мгновенно вскочил на ноги.

— Штурман на бочке остался! — Доложил Кривошип взволнованно.

Ничего еще не понимая, но, видя волнение механика, капитан выскочил босиком из каюты, на ходу натягивая штаны и бормоча себе под нос: «Будет тебе пенсия!» Грузно кряхтя, влетел на мостик. Взъерошенный, озираясь по сторонам, оценивал ситуацию. А как оценил, неожиданно спокойно выругался:

— Бардак на флоте! — И гаркнул механику: — В машину!

Кривошипа сдуло, он уже ждал команды у телеграфа. «Малый ход!» — двигатель, вздохнув, чихнув пару раз, отработал команду.

— Ну что, Робинзон, залазь! — ядовито, нарочито ласковым голосом пригласил капитан через иллюминатор. И вдруг рявкнул:

— Набрали шоферов на флот, мать вашу так перетак!

— Да лодка моторная... — мямлил Николай, оправдываясь.

— Какая лодка, что за бред! Что за фокусы тут выделываешь? Цирк здесь тебе, что ли? — отчитывал капитан. — А где вахтенный матрос? Пацан! Салага! «Летучего Голландца» устроил! Ты хоть понимаешь, что могло случиться?

— Понимаю, — как школьник, буркнул Николай.

— Сгинь с глаз моих. Понимает он!

Но Николай не ушел, влип в переборку и то жалостно смотрел на кэпа, как побитый пес, то отводил взгляд вниз и вбок. Плакала теперь его служба на БМРТ, на транспортном рефрижераторе, плавбазе. Прощай безукоризненная служба, уважение и почет сослуживцев. Николай еще не ведал в тот момент, что кличка «Робинзон» прилипнет к нему надолго.

 

Но прошли годы. Все постепенно сгладилось и позабылось. Теперь Николай — это Николай Петрович Бабичев, капитан дальнего плавания, под его руководством большие корабли рыболовного флота ходят по всем широтам и меридианам. Когда-то бывалый моряк, капитан Леонид Максимович Толпыго, аттестуя молодого штурмана Н. П. Бабичева, написал: «...любит флот, способен на решительные действия при неординарных обстоятельствах...» Николай Бабичев читал эту характеристику. И даже сейчас, — уж сколько лет минуло, — он воспринимает эти слова как незлобивую насмешку своего старого наставника, такого угрюмого с виду капитана.