- Ох, Полинка, смотри, принесешь в подолЕ - беззлобно ворчала мать, пытаясь стащить одеяло с дочери. Полина прятала голову под подушку, подтыкала одеяло под бока, что бы мать ни добралась до неё. Вставать, ох как не хотелось, только-только глаза сомкнула, домой пришла поздно, или рано, как посмотреть.

-Вставай гулена, опять пришла с рассветом? Видно придется идти к отцу Степана жаловаться. Каждый день до утра, а потом ещё на работу, как только ноги их носят?

Мать ворчала по привычке, а вообще-то она была уверена, ничего плохого Степан не позволит. У Степана и Полинки любовь, давно бы поженились, но пока не исполнилось дочке восемнадцати лет, никто их не распишет,

Пока надо ждать.

Полинкин отец Кирилл Федорович, председатель колхоза «Путь Ильича» мечтал, что кончит дочка десять классов и поступит учиться на ветврача. В колхозе ветврача очень не хватало. А тут у дочки случилась любовь, да такая, которая бывает раз в сто лет, а может и больше. Ох, как понимали отец и мать Полюшку свою!

Семья Колесниковых и сам отец, степенный рассудительный конюх и его старший сын, и младшая дочь, и средний Степан – все были удивительно красивы. Такой яркой и четкой красоты редко встретишь в селе. « Как нарисованные» - так говорили про семью Колесниковых.

Степану девятнадцать лет, чернокудрый, белозубый и такой зеленоглазый, что устоять перед его красотой Поля не смогла. Приметила она его давно, но Степан, пока, видел в ней только девчонку - школьницу, дочку председателя. Но, видно, не судьба была им разминуться на жизненной тропинке.

Прошлым летом, когда подошла покосная страда, отец приказал и Полине, и матери собираться на сенокос.

Работы хватало всем, колхозники трудились от зари до зари.

 

Надежда Петровна, Полина мать, в селе пришлая, горожанка и деревенская жизнь ей давалась не легко. Мало того, что хозяйство: корова, куры, поросята - хлеб печь самой, а этой науки в городе её не обучали. До сих пор вспоминают соседи первый хлеб председателевой жены. Тесто перекисло, а пышности в нём не было, жидковато вышло, расплылось блином на листе. Из печи достала не пышный каравай, а плоские лепешки.

Надо сказать, что хлеб у Надежды Петровны вскоре стал получаться всем на загляденье, да и многие другие деревенские науки освоила быстро. Была она шустрая, боевая, в руках все горит. Напевая, делала работу по дому, да ещё заведовала маленьким сельским магазином. Торговала керосином, спичками, мылом, а в страду муж упрашивал её ходить на разные работы, то на прополку, то на окучивание. А не выйдет председателева жена, бабы могут крик поднять и в поле не пойти.

-Надюша, с вечера начинает уговаривать жену Кирилл Федорович , выйди завтра на покос, погода установилась, каждый день дорог, каждые руки на вес золото, а за тобой и бабы пойдут. Поворчит, поворчит Надюша, а куда деваться? Подвяжет голову платочком, сарафанчик простенький оденет, а все равно в толпе баб деревенских белой вороной выделяется. И статная Надежда, и стриженая по - городскому, и зуб золотой, причина постоянной зависти всех сельских щеголих, искры пускает при улыбке.

С вилами управлялась Надежда ловко, хотя нелегкую работу делала - копны к стогу подтаскивала .Подойдет к собранной волокушей куче сена, вонзит в неё с хрустом вилы, да ещё ногой придавит. С огромным усилием поднимет вилы над головой с целой копной сена и, шатаясь от тяжести, несет эту огромную рыхлую кучу к стогу. Ух, сено сброшено с вил, обратным рейсом можно и отдохнуть, вытряхнуть колючки из-за пазухи, вытереть пот. А дочка Полина в это же время на конных граблях работала. Лошадку дали не молодую и смирную, сиди себе на жестком железном сиденье, вожжи дергай .А когда стальные округлые зубья нагребут сухой травы достаточно, потянет за рычаг, грабли поднимутся, и останется на поле маленькая копна, которую на вилах перенесут к стогу.

Степан работал на тракторной косилке. Локоть из окна выставлен, а над локтем чуб кольцами из-под кепки. Полинка чуть глаза не вывихнула, косясь на него. А тот, словно не замечает. Не было бы счастья, как говорится, но думается, что кто, кто, а Полина к этому руку приложила.

Лошадь, запряженная в конные грабли, которыми она управляла , понесла. Может пауты достали, или ещё что, но, не слушаясь вожжей, помчалась лошадь по кустам и кочкам.

А сиденье на граблях жесткое, каждая ухабина в спине отдается, Кричит Полинка, как оглашенная.

Кинулся Степан наперерез, остановил лошадь. Девушка в тряске губу прикусила, на подбородке кровь, от страха не побледнела, а раскраснелась наливным яблочком. Русая коса растрепалась, на висках, где пот выступил, мелкие кудерьки залохматились. Нос курносый весь в золотых канапушках, ресницы мокрые от слез, слиплись. Но вся такая ладненькая и крепенькая, как белый грибок. Взял Степан её на руки с сиденья, на землю поставить надо, а руки не разжимаются, и во рту видно пересохло, сказать ничего не может. Стоит, как столб. Надежда Петровна так испугалась, что рысью кинулась к ним, не случилось ли что. Подбежала и поняла – случилось! Тут и дураку было видно, случилась любовь !

В деревне все на виду, все про всех знают. Когда однажды из района приехал проверяющий и утром не пришел на планерку, счетовод Василий спросил: сколько проверяющему лет, какого он роста и сразу предположил, где тот может быть - ночевать. И точно определил – у вдовы Баскачихи! И ведь точно опредилил!

Что бы все разговоры прекратить, сосватали молодых и вынесли решение. Решили: осенью идет Степан в армию, Полинка поступает в техникум сельскохозяйственный. А когда вернется парень из армии, сыграем свадьбу. А Полина дождется, характер у неё правильный – если полюбила, значит на всю жизнь.

Отец Полины Кирилл Федорович сам родом из Сибири , в колхоз «Путь Ильича» приехал по призыву партии на подъём сельского хозяйства. Еще в Сибире остался сиротой в три месяца от рождения. Семья его, мать с отцом, жила в домике на берегу реки Омки. Летом река высыхала, воробью по колено, а весной, после таяния снегов, маленькая сонная речушка, превращалась в бескрайнее море, затапливала луга и низины. Жители навострились ловить рыбу в половодье своим способом. Выкапывали по берегам ямы, их в половодье заливало водой, а когда вода сходила, рыба оставалась в яминах. Голыми руками потом рыбу ловили.

Была пасха, мать Кирилла с младшей незамужней сестрой решила навестить родственников живущих на той стороне Омки. Сверток с младенцем мать отдала сестре, а сама стала искать брод. Вот и ухнула в ямину наполненную водой. Юбки захлестнуло на голову, барахтается, зовет на помощь. Младшая положила ребеночка на бережок, да и пошла сестру спасать, так обе и сгинули. Сколько орал младенец, ни кто не знает, но подобрали люди добрые, принесли младенца в деревню, временно отдали в семью, где был грудной. У деревенских баб молока грудного и на двоих младенцев хватит. Отец Кирилла работал в городе, на железной дороге. Говорят, когда получил сообщение, домой поспешил пешком, по путям. Наверно не видел он света белого, не слышал ничего - его поездом проходящим и смяло. Так и остался Кирилл круглым сиротой.

По началу младенца передавали из рук а руки в те семьи, где свои сосунки имеются, а потом усыновили бездетные муж с женой, дали свою фамилию, вырастили. В шестнадцать лет женили на поповой дочери, рябенькой перестарке. Про любовь Кирилл еще и не знал ничего, и некуда сироте деваться.

Когда призвали служить в Красную Армию, был совсем неграмотным. Окончил ликбез, потом поступил в военное училище, остался в армии кадровым офицером. Грамотно писать так и не научился, в дипломе по русскому языку тройка, но с большой натяжкой. Но по остальным предметам пятерки и четверки.

С Наденькой познакомился, когда были на учениях. В село бегали к девчатам, а Наденька из города в село приезжала, где у их семьи огород был. Кирилл, к старой семье не вернулся, но мать приемную и отца почитал и помогал. И мать забрал к себе, когда она одна осталась.

. Надежда Петровна хлопнула рукой по одеялу в последний раз, и стала собирать завтрак на стол.

Достала из погреба кринку с молоком вечернего удоя, холодную, с запотевшими боками, нарезала свежий хлеб.

Яйца уже булькали в чугунке на печке, и пахло разваристой картошкой.

Полинка накинула сарафанчик и выскочила из дома к рукомойнику, прибитому на лето около дома.

Занимался новый летний день. Коров выгнали в стадо, и их веселое мычанье слышно было уже за селом

Пыль осела, ночная прохлада ещё не растаяла, воздух пропах настоем из разнотравья, роса сверкала на листьях. Солнце не встало, но весь восток был золотым и розовым, небо чистое. День обещал быть прекрасным.

Полина бренькала соском умывальника, плескала в лицо. У Степана губы мягкие и сладкие как малина, такие сладкие, что не может Полинка оторваться от его губ. Не может и не хочет.

А летние ночи такие короткие, что заря вечерняя встречается с утренней зарей. Девчата страдания поют у околицы, гармонь играет, вдалеке на восходе небо посветлело, и первые петухи сипло начинают перекличку.

Пора домой, немного вздремнуть, а вечером снова на свидание! Впереди большая, счастливая и радостная жизнь.

Вытерла Полина полотенцем свой курносый нос, забежала на крылечко, в сенях сорвала листок с календаря: двадцать первое июля, год 1941-й. Жизнь делала крутой поворот.

Когда провожала Степана на фронт, Полина не выла, как остальные бабы. Она понимала, что ничего с её Степаном не случится. Повоюет недельку-другую, разобьет быстренько немцев и героем вернётся домой. Уж её-то Степан геройское что-нибудь совершит обязательно. Было не страшно, а даже интересно, война, как новое приключение, а приключений так мало в деревенской жизни. Потом ждала с нетерпением письма.

Не дождалась. Ушел Степан, как сгинул. Не сразу, но пришло извещение: «Пропал без вести».

А война набирала силы и ей нужны были новые жертвы. Погиб старший Степанов брат, пришло известие, что герой и похоронен там-то и там-то. Столько свалилось горя, что не пересказать. Отец на фронте, мать Надежда Петровна председательствует, на работе день и ночь, мужиков нет, а в деревне бабе голову не к кому приклонить, что бы поплакать, горе в каждой семье, в каждом доме. Вот и была и утешительницей и начальницей.

Ни одного раза не поверила Полина, что погиб Степан. Понимала, что все прояснится, бегала к Степановой матери, ждали известий. Слушала рассказы баб, какие сны им снятся и что они предсказывают.

А свой сон не рассказывала ни кому. Приснилось ей, будто она в большом городе с высокими домами и знает, что где-то здесь должен быть Степан. Бегает она по чужому городу, заглядывает в лица прохожих, у всех спрашивает, не видели ли они Степана её. И чувствует, что люди знают, где он, но не говорят, отворачиваются, словно прячут улыбку, но не по-доброму, а вроде с недоброй хитростью. А потом голос Степана слышит, зовет её, тоскливо и жалобно, и будто издалека. « Полюшка-а-а-а!». Проснулась, все лицо в слезах и голос в ушах еще звучит, как эхо. И снится, и снится один и тот же сон, словно Степан, докричаться до неё хочет, да не знает как. А вокруг столько горя, что о своем и говорить стыдно. Надежда помогала, да время, которое вопреки всем ужасам войны ,бежало вперед и ничто его не могло остановить.

Закончилась война, вернулись те, кто остался жив. Степана не было не среди живых, не среди мертвых.

Отец пришел с фронта весь в орденах и медалях. Назначили его в район, на партийную должность, дали в районе квартиру. В последний вечер пошла Полина к Колесниковым. Попрощаться.

.Мать Степанова сильно постарела, сгорбилась, отец вернулся весь израненный, но снова работал конюхом. Сестра стала девушкой, очень схожа лицом со Степаном . Красавица, не лицо, а солнце, смотреть больно.

Посидели, повздыхали, поплакали. Расставались навсегда.

 

Полина поступила в техникум на заочное отделение, работала, училась и ждала Степана.

Парней, её ровесников, итак немного осталось после войны, но и их Полина не замечала.

Однажды за ужином рассказал отец, что в районе, в бывшем пионерском лагере, расположен госпиталь для солдат-калек, которые без рук, без ног остались, у которых или нет родных, или отказались родные от них, а некоторые память потеряли, и кто они и откуда - не помнят.

Как сдурела Полина, отвези посмотреть и все тут. Сколько не отказывался Кирилл Федорович, потом и сам верить стал, что может там Степан, среди калек, без памяти. Куда-то позвонил, с кем-то договорился, и повез дочку. Шла весна сорок шестого года. Война этих мест не коснулась. Земля готовилась к лету, расцветала, распускалась, таяла, все проклевывалось и росло безудержно. Такая нежная красота стояла вокруг! Неповторимый запах весны разливался в воздухе.Она пахла талой землей, всходами горькой полыни, прелой листвой. Даже дым от сожженной старой стерни на полях пах сладко.

Ольха развесила сережки, березовый сок бродил в теплых стволах, по обочинам цвели желтые калужницы. Жаворонки пели в вышине, и будто не было в мире никогда войны и горя.

Лошадь бежала резво по колее, залитой талой водой. Двухколесная бричка имела самую высокую проходимость.

Выехали засветло, и когда солнце поднялось высоко над рощей, впереди показались строения бывшего пионерского лагеря. Их встретил главный врач, приказал напоить Полину чаем, а сам с Кириллом Федоровичем удалился поговорить о проблемах, о делах. Полина пила чай из обжигающей ладони жестяной кружки, щеки её горели, в голове все кружилось. Она уже не понимала, зачем она здесь, что она хочет увидеть? Неужели потому, что поверила в какой-то сон? Хотелось убежать, уехать, за рощу, туда, где весна и тишина.

Вошел отец, подал халат, и молча встал у двери, ожидая её. Главный врач был примерно ровесником отца, но пониже ростом и полнее. Полина почувствовала к нему сразу доверие, как к отцу. Присоединилась медсестра и пошли. Полина готовила себя заранее, знала куда едет, но в самом страшном сне не могла увидеть то, что пришлось.

После последних сражений прошло время, раны затянулись, и солдаты стали приспосабливаться к своему телу, т.е. к тому, что от него осталось. И отец, и Полина, и врач были в белых халатах, и никто из больных не понял цель их посещения. Хотя новых людей заметили. Полина ловила по- мужски откровенно-жадные взгляды калек, догадывалась, что о ней говорят, и хорошо, что не слышала. Мужик - он и без ног, или рук, остается мужиком. Заметила, что молодых мало, все инвалиды в годах. А может болезнь, так обезобразила лица, стерла молодость и беззаботность с лица.

Ни в той палате, где лежали безногие, ни в той, где лежали безрукие - знакомого лица Степана не обнаружила.

А перед последней палатой Полине пришлось выслушать от врача инструкцию. Конечно, она будет спокойна, конечно, она не покажет вида. Её поразило то, что за белой дверью она услышала взрыв хохота. Смеялись, как смеются молодые и здоровые мужики, Даже не смех, а ржанье доносилось из - за двери.

Полина толкнула её рукой. Большая, светлая комната, очень светлая и солнечная. Запах карболки, лекарства, мочи. По правой и левой стороне комнаты с потолка свешивались брезентовые люльки , как те, что вешают в селах для младенцев

Полина заглянула в одну из них и в ужасе отшатнулась. Голова, ей вначале показалось, что одна голова лежала в люльке. У головы не было ни рук, ни ног.

Лицо не было страшным, совсем молодое, немного заросшее рыжей щетиной, глаза карие с рыжими же ресницами

И они смотрели на Полину с любопытством. Ноги стали, как ватные.

-Только бы не упасть, только бы не упасть, только бы не упасть, как заклинание твердила про себя Полина, проходя мимо рядов люлек.

Изо всех этих жалких сооружений смотрели на девушку глаза, страшные в своей неестественности.

. Было тихо, или у Полины звенело в ушах, и она не слышала ничего.

Одна голова, мимо которой проходила Полина, повернулась к ней и хриплым, насмешливым голосом сказала, обращаясь к Полине: «Возьми меня, девушка, я буду хорошим мужем. Драться не буду никогда»- и засмеялась, словно сквозь слезы.

Полина через силу сделала последние шаги до двери и за дверью потеряла сознание.

Резкий запах нашатырного спирта привел её в чувства.

Теперь, когда она видела это, как можно жить? В смысле, как правильно жить, если видел .Жить с этим!

 

Степан вернулся в 1947 году. Первый бой, с одним пистолетом на двоих, плен, лагерь. Герои гибли, защищая Родину, а трусы, ждали конца войны в плену. Попробуй, рассуди теперь.

. Замуж Полина за него не пошла, через некоторое время сошлась с немолодым инвалидом, нарожала детей.

Далеко была война, да мимо не прошла.