Приходят люди, снимают шляпы, на скатерть ставят вино и водку, смакуют шутки, кидают ямбы, плюют хореи за просто так – моя ты слабость, моя голубка, свобода слова – недоработка всевышней воли, где каждый смертный немногим больше, чем «сам дурак». А вечер длится: высокий градус перетекает из уст в уста, и я верю, верю, хорошим, честным, они мне – тоже не в бровь, а в глаз! Но сколько можно ступни царапать на тонкой грани, когда устали махать руками и целоваться и собираться за тот Парнас, за семь а-море, где чешуится на суше рыбка, нага, и piano играет некто на саксофоне, и кирпичится индийский чай в разбитой чашке: а вот бы склеить её «моментом», читай – сверхплана начудотворить, накуролесить, и бросить плоское «не скучай» в бездушный пластик мобильной трубки, и тут же к двери шагнуть дубовой, чтоб не простившись, за ручку дернуть и выйти в зиму, и красный шарф от всех простуд намотать на горло, и чиркнуть спичкой, и на Садовом стоять, как дурочка, ждать автобус и на снежинки едва дышать… |