У вас клетчатый шарф и фетровая шляпа с узкими полями. Ваше пальто длиною до колен слегка измято, а на рукаве два маленьких пятнышка - невзначай упал пепел. От вас веет дорогим вином и запахом крепких сигар. Ваш желудок пуст, волосы длинны и с богемной небрежностью крупными кольцами рассыпаны по плечам. Ваш возраст не определен. Вам можно дать от двадцати восьми до тридцати шести. Скорей всего, вам уже почти сорок. Вы ходите чуть сутулясь, размашистой походкой. У вас очки в хорошей дорогой оправе. И кожаные перчатки. Вечно липкие, не пойми от каких затей. Вы берете книгу в руки, обхватывая ее всей пятерней, словно талию юной курсистки. Той, что читает взахлеб Маяковского и без ума от лирики Блока. Она ничего не смыслит в постулатах Владимира Соловьева, не понимает религиозно-философских устремлений символистов, едва ли осилила и половину тех самых текстов, от которых «без ума» на данный момент. Но как она хороша! Как она нравится вам. Своей нетронутостью, наивностью, детскостью. Она видит в вас поэта, непонятого классика, несчастного влюбленного, а не богемного пропойцу, живущего от шедевра до шедевра. Она вам нравится – потому что она – часть вас, а вы отождествляете себя с ней. Она заваривает вам чай в малюсенькой кухне 30-метровой квартирки, что вы снимаете напополам с какой-то дамой в летах. Даму вы не любите, но она вам близка по духу – она скульптор, худа и много курит. Курсистку любите. Но она вам по духу не близка. Вы заглядываете в ее юные глаза и видите в них безраздельную преданность. Итак, вы держите в своих руках книгу, мнете пальцами ее края, долго всматриваетесь в обложку. Да-да, именно этих мыслей вам так давно не хватало. Затем суете книгу под мышку, долго копаетесь в просторной холщовой сумке на длинном ремне, что надета поверх пальто. Найдя свободное место, пытаетесь уместить там ваше сокровище. Книга находит пристанище среди сувениров, салфеток с фирменными логотипами модных кафе, двух небольших фляжек, крепко отдающих шерри, портсигаров, зажигалок, прошлогодних афиш. Вы откроете ее на маленькой кухоньке, когда курсистка вновь заварит чай. Положит голову вам на плечо - и вы вместе будете читать, в голос задорно смеясь. Через полчаса в дверном проеме появится тощая, словно призрак, фигура скульпторши и она хриплым голосом вопросит, доколе будет продолжаться это безобразие. Ночь. Ей пора работать, а вам – предаваться любви. И когда курсистка наконец упорхнет в черную сырую мглу проспекта и дверь за ней закроется, вы пропустите с квартиранткой по кружке джина. Откинетесь на спинку стула, закинете ноги на стол, затянетесь дешевой папироской и будете читать-читать-читать. |