Брат Иннокентий, что это сердце будто заглохло: давеча билось так ошалело, нынче – тихонько… Хлопать в ладоши? щёлкать затвором? ахать и охать? – что же мне делать, брат Иннокентий? Бабочка-полька сплясана справно, сыграны дивно все паранойи, чаем жасминным пахнет влюблённость, пальцы – ментолом… Где-то в квартире спрятались скрипки: ноют и ноют, воздух смычками лютых иллюзий насмерть исколот. Верить – не больно, брат Иннокентий, падать – не страшно, страшно – не верить, больно – упавши, не рассмеяться. Брат Иннокентий, будь милосерден: след карандашный дай проложить под слой акварели, дай задержаться на nota bene нотной тетради. Мудрости дай мне не ошибиться роскошью звука, точностью меры, чтобы спасаться ежеминорно – Йозефом Гайдном, ежемажорно горло балуя крымской мадерой. |