Александр Евгеньевич Непомнящий (16 февраля 1968, Ковров — 20 апреля 2007, Иваново) — русский поэт, бард, рок-музыкант. В начале 90-х стал лауреатом фестиваля «Оскольская Лира», и с тех пор был неизменным членом жюри (лауреатом фестиваля был Веня Д’ркин). На протяжении 90-х и начала 2000-х годов считался одной из знаковых фигур в отечественной контркультуре. Взгляды Непомнящего говорят о нём как о рразносторонней и противоречивой личности, весьма показательно это на примере 4 альбомов 1999—2000 годов: патриотически пафосная и вдохновенная «Цепная реакция» (совместная запись с группой «Кранты»), романтичная и одновременно жизненная «Земляника», покаянно-успокоенное «Поражение» и полное житейской злобы «Зерно» с поразительно небольшим временным промежутком пополняли дискографию. Однако после перенесённой операции (с осени 2004) взгляды Непомнящего стали тяготеть в сторону христианского правоверия. Его перу принадлежат несколько песен, ставших манифестами современной православной молодёжи, статья «Православие и рок-музыка» (которую сам автор, впрочем, не считал удачной) стала важным аргументом в дискуссии о возможности диалога между рок-музыкантами и Церковью. После воцерковления поэта часть текстов (например «Ветхозаветная» из альбома «Темная сторона любви», где для описания отношения Бога к человеку использовалась обсценная лексика) были удалены из доступных к прослушиванию с сайта поэта. С 2004 года Непомнящий страдал от глиобластомы — злокачественной опухоли головного мозга. В Москве и других городах проходили благотворительные акции, на которых собирались деньги на лечение. Музыкант перенёс операцию в начале июня 2004 года; затем произошёл рецидив, и ещё одну операцию ему сделали 16 октября 2006 года. Был отпет в храме г. Ковров двумя священниками и друзьями соборовавшими и причащавшими его перед смертью Димитрием Струевым (Липецк) и иереем-рокером Николаем Кокуриным (Дзержинск). Поезд в город весны Покусал шальную рожу беспризорный снежок И убежал скрипучим лаем в глубину мозгов. Я мотаю в одиночку круглый замкнутый срок По решеткам перекрестков собственных следов. Поскользнулся и разбил праведный нос Самозваный паломник в расписные места. Запоздало удивлялся лихой паровоз, Почему под колесиками нет моста. - - - - - - - - Чья-то звездочка в небе, а чья-то упала, И нет молотка, чтоб обратно прибить. Настоящего кайфа здесь немыслимо мало, Но за кайф всегда надо платить: И твой дом кто-то ставит на каждой дороге, Твое имя мерещится на каждой стене. Это я только думал, что я думал о Боге, – Оказалось, что думал об одной тебе. Но поезд в город весны Уходит в тридцать ноль-ноль, Каждый день без изменения В тридцать ноль-ноль. По тупым закоулкам дремучего тела Мутно бродит душа, словно кошка в дыму. По дороге из хлева на седьмые пределы Дай Бог не променять суму на тюрьму. Кто к тибетским вершинам стрелою из лука, А кто - в доме любви по жизни шпион. Так где ж оно, мое «Я», и кто, схватив мою руку, Дает приказ набирать твой телефон? Но поезд в город весны Уходит в тридцать ноль-ноль. - - - - - - - А по венам ползут метастазы тоски. Расцелует морду беспризорный пес, C щенячьим визгом, в пушистый сугроб. Солнышко-лыба - песье лицо. Дешевое бухло у угла из горла, Бесовские песни в дуэт на луну, Потом вдогонку путать следы - На хрустальной метле ведьма-зима. Чужие окна, чужие дома, Чужие авто, пальто, светофоры, Заборы, витрины сверкали, мелькали, Кружились, срывались, сливались, сливались... А мы оставались, мы одни оставались, Мы словно отстали. Искали в карманах пьяные лапы Последний, заветный, прощальный билет... На поезд в город весны, На тридцать ноль-ноль. Поезд в город весны... весна 1994 - - - - - - - Одиночество Моя непокаявшаяся свобода – Бесполезная кукла в углу, Мое пятое нелепое время года, Сиамская кошка на снегу. За два шага до неба осиновым колом - На два поворота ключа, Прокричи хоть до крови уставшее горло – Монастырская дорога пуста. А на полу – отрезанный локон, Гитару бросили в мусорный бак. На всех крылатых хватило окон, А у остальных – все как надо, все так. В твоей теплой постели не страшно смерти – Just another brick in the wall. В нашем доме – пустые бутылки и черти, И никто не играет рок-н-ролл. Ты тепла, а твой щенок доволен и сыт, Но в теплом автобусе часто тошнит. Одиночество – когда ты рядом, А любовь – когда тебя нет. А мы рвем струны и ломаем перья, И ищем какой-то драгоценный ответ, А Бог плюнул, ушел и хлопнул дверью. Мы, было, за ним – ах, двери уже нет. Но в нас искренне верят наши Линды&Йоко И с трепетом ждут новый альбом. Мы пьем вместе с ними за пришествие Вудстока, Очень любим друг друга и блюем под столом. А сегодня ночью мне приснилась смерть. Мне стало все ясно – я хотел проснуться. Одиночество: когда ты рядом; А любовь: когда тебя нет. Можно бить окна и вешаться в ванной, Писать трактат о маркизе де’ Ральбоне, Читать Бхагавад-Гиту и печься о карме, Уехать на отдых в отель Калифорния. В конце концов, можно остаться с тобой. Конечно же, проще остаться с тобой! Но одиночество – когда ты рядом. Одиночество – когда ты рядом. А любовь – когда... осень 1993 года под Москвой в Левобережном ===== =========== ======== Дорога домой На смешной дороге домой, На самой окраине, на предрассветном шоссе, Став дальше красивых обломов, Радостной боли и заманчивых вер. Набивая обойму шестиструнной любовью, Тишину изнасиловав битым стеклом, Я возьму свой кайф и увижу солнце, Я возьму свой кайф и увижу солнце – Я пришел сюда, чтобы видеть солнце. На смешной дороге домой, Где мне разъясняли, куда я иду, Обрекали на пожизненный рай С прокурорским сочувствием обесточенных глаз. Я плюнул в их изможденные лица – Вислоухой дворняжкой по замерзшему небу, Я возьму свой кайф и увижу солнце, Я возьму свой кайф и увижу солнце – Я пришел сюда, чтобы видеть солнце. На смешной дороге домой, Где под снегом – надежды уставших друзей, Где чувак в голубом вертолете Ждет дождичка, чтобы в четверг показать мне кино, Забитый в угол безразличным туманом, Улыбнувшись клыками, напролом, на флажки, Я возьму свой кайф и увижу солнце, Я возьму свой кайф и увижу солнце – Я пришел сюда, чтобы видеть солнце. 1992 год |