Что хочет автор. Литературные конкурсы

Луна. Идеально круглая луна, светящийся мистическим светом чуть расплывчатый диск среди идущих параллельно рядов темных теней. Случалось ли вам в реальности видеть полную луну? А то, как на нее медленно наплывают призрачные облака, погружая весь мир в прохладный мрак, а потом так же медленно сползают, открывая сперва лишь кусочек сверкающего ореола, а затем и весь ночной прожектор? Хотя... сравнение луны с прожектором встречается часто, и спорить с этим, пожалуй, не стоит, однако... эту луну этой ночью так назвать все-таки нельзя. Сравнение с прожектором звучит слишком грубо. Это скорее нечто более мягкое, обтекаемое, словно долгое время подтачиваемое водой, гладкое, чистое, но... холодное. Небесное чудо отпускало в стороны волны ледяного света, которые словно легким серебристым напылением покрывали краешки облаков, проплывающих мимо. Но это не было похоже на свет того же самого прожектора, о котором говорилось выше, на свет фонаря или лампочки, который тем ослепительнее бьет по глазам, чем дольше на него смотришь. Это было как невзначай наброшенная ткань почти прозрачного невесомого тюля, на котором нет ничего, за что бы можно было зацепиться взглядом, и потому взор осторожно скользил по этому свету, как по живенько, но тихо текущему ручью с ледяной водой. Это сияние – словно небесная Аврора, словно далекий отзвук Северного Сияния, пускающий тающие отсветы на все вокруг, которые, кажется, вот-вот растворятся и сольются воедино с индиговым небом и темными тенями облаков, оставив, быть может, лишь туманное напоминание. И когда взгляд рассеянно скользит по этому призрачному сиянию, то все темное ночное небо вовсе не кажется чем-то страшным и угрюмым, как порой случается. Оно лишь навевает тоску и печаль, такую тихую и скромную, но в то же время глубокую, как и то холодное, но мягкое сияние полной луны в прохладную осеннюю ночь.

Уже в который раз я видела этот пейзаж, это безмятежное и грустное небо в своих снах, однако прежде я наблюдала подобное явление в реальности несколько месяцев назад. Помнится, то была новогодняя ночь, когда все уже давным-давно мирно спали, устав после празднования, а я затуманенным взором все смотрела на небо, сидя на балконе, на самом верху Башни, в которой живу и теперь. Та ночь запомнилась мне одним печальным событием и, быть может, именно поэтому мне попеременно, изо дня в день снится один и тот же сон, от которого я часто пребывала в некоем забытье, словно бы где-то на поверхности сновидения. Говорят, что если что-то снится очень часто, то значит, меня тревожит нечто, связанное с этим сном. Однако то, что я видела в нем, не несло для меня ровным счетом ничего никакой полезной информации, и не наводило на какие-то определенные мысли... или... Хотя я все чаще стала саму себя ловить на мысли, что я элементарно сама себе противоречу. А ведь так делать нельзя...

Что я могу еще сказать по этому поводу?..

Что ж... пожалуй, стоит рассказать уже о событиях. Все это время жизнь продолжалась и ничего не стояло на месте. Случилось довольно-таки много, и еще больше должно было случиться в будущем (но тогда я об этом еще не знала).

Вот, скажем, в этом месяце, в феврале, я познакомилась со своей крестной матерью (вот уж не думала, что такая есть). Это произошло на одном приеме, который устроил Солсаки (правда, под давлением Власти). Я стояла в толпе со скучающим видом, о чем-то думала (о чем именно – не помню, хоть убейте), и тут ко мне подошла строгая с виду дама лет тридцати с хвостиком с красиво уложенными блестящими черными волосами, выглядевшая очень элегантно. Она добродушно улыбнулась мне, я тоже постаралась выдавить из себя улыбку, но попытка все же оказалась жалкой. Женщина назвалась Наоми-Сэйн Далия, и, едва услышав ее фамилию, я сделала вывод, что она принадлежит к дому Клевера, что меня насторожило (ведь все в этом доме являются служителями Высших или Средних Советов, а в большинстве своем они – Наблюдатели).

В голове у меня за полтора месяца уже сложилась симпатичная картинка: в сложившейся ситуации борьбы за власть существуют две «группировки» под условными названиями «За Новую Власть», возглавляемая Наблюдателями, и «За революцию», во главе которой стояли Экзорцисты (под «Новой Властью» я подразумеваю тех, кто пришел к ней сразу же после трагедии 1998 года). Причем на стороне группировки «За Новую Власть» выступали те, кто в большинстве своем заседал в Советах всех уровней и Главной Палате. Иначе говоря, им действовать было несколько проще, ведь именно в их обязанности входит установление и поддержание порядка в Odzi Omoi. А на стороне группы «За революцию» был небезызвестный Правитель Солсаки-Дьер Баста, а также все поголовно Экзорцисты и почти все Хранители магии, среди которых присутствовала и я сама. И кстати, в Советах находятся и дружественные нам люди тоже, скажем Сандра-Хольт Роуг, которая сумела пробраться и удержаться в Главной Палате. Плюс ей еще и верят там, и прислушиваются. В общем можно сказать, что шансы на победу у обеих группировок приблизительно равны. Но рано или поздно чаша весов должна склониться на чью-либо сторону.

Итак, если следовать этой схеме, то Наоми должна быть на стороне Новой Власти и, соответственно, против меня. Однако, если не принимать в расчет этой статистики, то она вообще никаких подозрений не вызвала, даже, напротив, располагала к себе. В итоге я не была на сто процентов уверена, друг она мне или враг. Иначе говоря, меня ввели в заблуждение, которое еще и усилилось, когда я познакомилась с сыном Наоми – молодым человеком двадцати трех лет с такими же, как у матери, черными волосами и темными карими глазами – который показался мне весьма странным постольку, поскольку смотрел очень странно. Звали его Алик-Рай Далия. А взгляд его показался мне странным вот почему: он как будто все время отсутствовал. Это не похоже на холод и меланхолию Рьюичи, по Дайцукэ хотя бы можно было понять, что он тебя видит, а вот Алик всегда смотрел не то сквозь тебя, не то вообще на тебя не смотрел, и взор всегда был туманным и непонимающим. Однако это вовсе не пугало, как могло бы показаться, но все же создавало впечатление, что этот парень всегда думает о чем-то важном. Такая мысль практически сразу мелькнула у меня в голове, но ясно-понятно, что озвучивать я ее не стала ровно, как и свои подозрения.

Кстати, раз уж заговорили о Наблюдателях, двоих магов этой же самой категории я встретила на том же приеме вскоре после знакомства с Наоми и Аликом. Спэлл и Рэйн, по обыкновению, оказались «очень рады» меня видеть. Да и я, собственно, тоже.

– Как твои дела? Надеюсь, не болеешь? – с ехидством спросила Рэйн, сверкая стеклянными синими глазами.

– Ничего, – ответила я. – Все хорошо.

Спэлл непрерывно сверлил меня взглядом, и мне казалось, что ему сейчас очень хочется посмотреть в глаза Дайцукэ (ведь Спэлл таки вернул себе магию, которую Рьюичи запечатал). Но такой возможности у него не было, и пришлось довольствоваться моей персоной. Мы общались недолго, ведь и общением-то это трудно назвать, потому как мы в основном молчали и лишь бросали друг на друга ярые взгляды. И мне сильно полегчало, когда рядом вдруг нарисовался Зэн.

– Здравствуйте, Тимо, – сказал он с улыбкой (он уже получил от меня разрешение обращаться ко мне по моему первому имени). – Общаетесь?

– Да, – с легким вздохом выпалила я, радуясь его появлению.

– А почему такой вид скучающий? – спросил он, словно бы не замечая стоявших напротив близнецов.

– Нет-нет, – только и сказала я и глянула перед собой.

Зэн посмотрел туда же и сразу же столкнулся с двумя внимательными взглядами. Но его взор оказался не менее действенным, к счастью.

– Что, ребята, замерли? – смело спросил Зэн.

– Мы здесь на тех же правах, что и ты, приятель, – напомнил Спэлл, и я наконец получила возможность услышать, насколько жестко звучит его голос в обычной обстановке.

– Ну, если вы не хотите уйти, то, пожалуй, мы от вас отойдем, – подвел черту Зэн.

Он положил мне руку на плечо и, таким образом развернув меня, целенаправленно пошел к краю площади, где народу было поменьше. Я последовала за ним, но, уходя, обернулась. И тогда моим глазам предстало странное зрелище, которого не могло быть на самом деле (просто мое воображение надо мной потешалось): не только Рэйн и Спэлл, стоящие посреди большой массы народу, но и все, кто был за ними и рядом с ними, смотрели мне вслед, и у всех без исключения глаза кровожадно сверкали, а лица расплывались в издевательской ухмылке. Я скосила глаза и снова подняла – мне и вправду показалось.

Но, если подумать, то ситуация была именно такой. Те, кто всеми силами старались удержать Новую Власть, ненавидели нас – «революционеров» – что и понятно. Мне это было очень неприятно, хотя отступать я не собиралась. Однако все же мне не хватало друга. Того, который бы меня понимал... и которого бы я понимала... в общем... думаю, всем стало ясно, кого именно мне не хватало.

– Тимо, как вы себя чувствуете? – вдруг спросил меня Зэн.

– А? В смысле? – не поняла я.

– Мне Лира говорила, что у вас сегодня снова приступ был, – объяснил парень. – Вот я и решил узнать.

– А... ничего.

Я ответила быстро и вернулась к мыслям о нем. Я не видела его уже полтора месяца. И на мой день рождения, который был четырнадцатого января, я от него ничего не услышала, даже весточки не получила. И я была очень сильно расстроена.

– Знаете, а вы меня поражаете, – продолжал тем временем Зэн.

– Я имею в виду вашу болезнь. Я порой восхищаюсь вашим бесстрашием в подобной ситуации...

Он говорил это так, словно бы даже не замечал, что я сейчас очень расстроена. Да, я расстроена. И я сейчас не в лучшей форме, что в физическом, что в эмоциональном плане. И ситуация не из лучших складывается. Так что... я бы очень хотела, чтобы рядом сейчас оказался Рьюичи...

– Тимо, – настойчиво позвал меня Зэн, и я даже вдруг замерла на месте и подняла на него взгляд. – Что-то не так?

– Ты о чем? – неизвестно зачем попыталась я прикинуться дурочкой.

– Вы слышали, что я сказал?

– Слышала, – уверенно отреагировала я. – Ты сказал, что восхищаешься моим бесстрашием. Но здесь ты неправ.

– Да? – протянул парень, наклоняя голову.

– Да, – я помедлила, потому как внезапно снова вспомнила о Рьюичи.

Я замолчала, не зная, стоит ли говорить о том, что сейчас пришло мне в голову, или это все же мое личное дело. Но если честно, то у меня уже просто язык чесался с кем-нибудь этим поделиться. Меня прямо потихоньку распирало. Я изо всех сил старалась держать язык за зубами, в целях предосторожности что ли, и в итоге нервно кусала губы и то и дело заламывала пальцы. Но я все же сказала:

– Мне... было страшно, когда... – я помедлила и сглотнула, – когда Рьюичи уходил...

Я и сама поразилась, что смогла это сказать, ведь сразу же после у меня появилось резкое желание отвернуться и закрыть лицо руками.

– Знаете, Тимо, – вдруг подал голос Зэн, и я живо подняла на него глаза, – если вы хотите что-то сказать, то, пожалуйста, говорите, ибо я не из тех, кто распускает язык, тем более, если дело касается достаточно близкого человека.

Парень произнес это подозрительно легко, и в сочетании со смыслом его слов это меня поразило. Я взглянула в его лицо – правдиво. Тогда, и слова тоже...

– Понимаешь, – наконец заговорила я, а Зэн замер, внимательно слушая во все длинные уши. – На меня давит все, что здесь происходит. Я не против ответственности и не против выполнения данных мне обязанностей, но на меня постоянно все косятся. Причем не просто так, как обычно смотрят на просто незнакомого человека, и не со здоровым любопытством, а как-то хищно. Такое чувство, что большая часть магов здесь, глядя на меня, думают: «Зачем ты сюда пришла? Тебе здесь не место...».

– То есть, на вас давит то, как к вам здесь относятся? – Зэн провел рукой по подбородку.

– Да, и поэтому мне бы хотелось, чтобы рядом был кто-нибудь близкий. Тем более... – я чуть заметно обвела вокруг нас глазами. – Тем более что, насколько я поняла, в сложившейся ситуации иметь друзей совсем не плохо.

Мимо нас вдруг прошел Алик. Вряд ли он решил пройти именно в этом месте специально, скорее всего, просто совпало, однако это не помешало мне строго посмотреть на него. И не просто строго, а даже подозрительно, хотя это и было неосторожностью. Алик заметил это и тоже взглянул в мою сторону, снова одарив меня странным задумчивым взором.

Наше переглядывание длилось не дольше пары секунд, и когда мой новоявленный знакомый прошел мимо, Зэн напрямую обратился ко мне.

– Вы, похоже. Не очень ему доверяете, – протянул парень, проследив за теряющимся в толпе Аликом (естественно, он не мог не заметить моего метающего молнии взгляда). – Но вам не стоит волноваться по этому поводу, – сказал он вдруг, повернувшись ко мне, – Алику, как и его матери, верить можно. И даже нужно.

– Правда? – спросила я, и Зэн у меня на какое-то время стал ассоциироваться с томиком справочника.

– Да. Что же до друзей, Тимо, – Зэн решил вернуться к прошлой теме, – то они у вас есть. И не только те, кто мозолит вам глаза ежедневно, например, я, – он улыбнулся своей детской улыбкой. – У вас очень много союзников.

«Здесь очень много людей, которые тебя любят и ценят», – вспомнила я слова Рьюичи. Видимо, он все-таки был прав, и я, живя здесь без него, убедилась в этом, ведь все вокруг обо мне заботились так, словно я для каждого из них была членом семьи.

Ночь на 15. 02. 2009г.

– ...Пусть все изменится... все должно быть не так... А... те слова? Возможность все изменить... она появится тогда, когда выполнятся все условия. Все. Первое – появится идеальный человек, Бог, который будет знать, о чем думают и говорят все живые существа... и он не будет отделять себя от них. Второе – родится ведьмак с огненным именем, которого признают Жрецом Зверя... его будут бояться, и он будет страдать... однако рядом с демоном окажется ангел, который не будет его сторониться, но милостиво отдаст ему свои крылья... И третье – холодный ведьмак не сможет найти своего места нигде... пока Жрица не будет готова ждать его... и пока эта Жрица не найдет в себе силы стать одним из нескольких ключей к решению головоломки, которую не могут решить вот уже несколько десятков поколений... ... и в это нужно верить?..

Айрэн покрутил в руках медальон, не открывая глаз. Он сидел, прислонившись спиной к высокому призрачному дереву, а под ногами была все та же пустота, напоминающая туго натянутую матовую пленку, по которой можно было ходить. И повсюду вокруг была такая же бесконечная тьма. Это мир Айрэна, в котором он находится уже более пяти лет. Этот мир точно такой же по форме и состоянию, как и Odzi omoi, и любой другой, который можно назвать реальным. Хотя мир Arizu по сути столь же реален, сколь и все остальные. Однако увидеть его можно лишь через зеркала, и то, если этому способствует очень сильный ведьмак. Через «перекресток» проходит все – души умерших или новых существ, мольбы и желания, страхи и грехи, и все остальное, что ни есть в реальном и потустороннем мире. И сколько раз парню за эти годы приходилось наблюдать за тем, как души существ переходят туда и обратно и все без исключения смотрят на него, как на дьявола, который подстерегает их, хотя некоторые и принимали его за кого-то вроде паромщика (такого же, как на реке Стикс), который должен был их переправить за плату в иной мир. Но он им лишь ехидно и вместе с тем грустно улыбался.

Мир Arizu в точности повторяет все очертания мира, лежащего на противоположной, то есть зеркальной стороне. Мир Arizu – это лишь часть реального мира, его отражение, обратная сторона медали. И то место, где сейчас сидит Айрэн, то дерево, которого он касается, лежит за неосязаемой и невидимой перемычкой от того же самого дерева, к которому в залитом солнцем реальном мире привалился Рьюичи.

Глаза Айрэна были, как всегда, ярки, однако неясная грусть затуманила его взор. Он ничего перед собой не видел, а точнее, не замечал. Все мысли его были о другом.

– Грустим, Флэйм?

Внутри парня что-то едва заметно екнуло от неожиданности, но внешне он совсем не подал виду и сохранял самоконтроль, который теперь, однако, казался весьма шатким. Он спокойно поднял голову: перед ним стояло Цумэ, Божество Odzi Omoi. Оно не менялось с течением времени, его тело было все таким же полупрозрачным, хотя и слегка потускнело, темные волосы неопределенного оттенка все так же доходили до плеч, а ровная челка едва скрывала верхушки бровей. Оно выглядело, как ребенок в том возрасте, когда еще трудно отличить мальчиков от девочек, а по лицу с большими призрачными глазами невозможно было даже примерно определить пол. На ум приходили единственные верные слова – Оно, Божество, Цумэ.

– В чем дело, Флэйм? – снова подало голос Божество. – О чем ты думаешь?

– Да так, пророчество твое вдруг вспомнил, – был ответ. – Что-то оно плохо выполняется, Цумэ.

– О том, что не все условия выполняются, – нараспев сказал парень. – Кстати, такая ситуация ведь уже была? В смысле, уже появлялась возможность, что все станет на свои места, но все же одно из условий не выполнялось и все рушилось, так?

– Ты прав, такое уже было, – ответило Божество. – И не раз... Удивительно, что ты его еще помнишь? – сказало оно после небольшой паузы. – Прошло ведь уже более десяти лет с тех пор, как ты его услышал...

– Да. И каждый год ты мне о нем напоминало, – сказал Айрэн, глядя существу в глаза. – К тому же, как можно забыть о пророчестве, в котором речь ведется и обо мне тоже.

– Хорошо... – промолвило вдруг Божество с какой-то еле заметной улыбкой на устах.

И замолчало. Голос Божества был, как всегда, ровным и спокойным, ни женским, ни мужским, ни детским, но одинаково однообразным и плавным. Цумэ каждый год приходило к Айрэну, а впервые это случилось, когда ему было тринадцать лет. «Это было в 1998 году, когда погибла вся королевская семья... – подумалось Айрэну, – когда случилась та ужасная трагедия... и когда я познакомился с ней...».

– Что такое? – словно бы очнувшись, отреагировал Айрэн.

– О чем ты только думаешь, Флэйм? Опять о ней?

– Хватит! – несдержанно бросил парень, и Божество замолчало, глядя на него сверху вниз. – Говори прямо, зачем явилось. Ты, кстати, рановато. Я-то не ждал тебя раньше чем через три месяца: тогда ты обычно приходишь.

– Мне захотелось узнать, что ты собираешься делать, – Божество даже не шелохнулось от выпада Айрэна. – Ведь времени осталось мало...

– Что... совсем?.. – с поддельной надежной в голосе и усмешкой на лице спросил парень.

Но тон его быстро переменился, как и выражение лица. Исчезла усмешка или вообще хоть какое-то подобие улыбки. Зато появилась все та же туманная грусть и даже некий страх.

– В чем дело, Флэйм? – заметив изменившийся настрой парня, спросило Божество. – Что-то...

– У меня в последнее время такое чувство, – словно под гипнозом начал говорить А-Рэн, – что я как будто медленно исчезаю, растворяюсь в воздухе. Я это и раньше чувствовал, но сейчас как-то уж слишком... явно...

– Это больно? – спросило Божество.

– Быть может, да... в какой-то степени... но все-таки... я себя вижу, – парень поднес ладонь к глазам и внимательно осмотрел. – Получается, я все еще здесь. Или нет?..

Божество молчало. Просуществовав уже несколько сотен тысяч лет, оно было готово молчать так и дальше, хоть до скончания века, если бы этим можно было что-то решить. Однако это в любом случае не помогло бы.

– Скажи честно, Цумэ, – словно предостерегая, произнес Айрэн, – это действительно так. Или это просто моя больная психика разошлась?

– Ты здесь, – после небольшой паузы сказало божество, – но...

– ...но часть тебя действительно с каждым днем исчезает.

Айрэн сосредоточенно кивнул, ожидая дальнейших объяснений.

– Это как-то связано с тем, что я теперь дух бестелесный? – спросил он, хотя в душе он понимал, что соврал, и уже знает ответ.

– Это твоя магическая сторона...

– ...это мои крылья... – с судорожным вздохом сказал Айрэн, почувствовав, что у него по спине пробежал холодок, и передернул плечами.

– Ты хорошо осведомлен, – говорит Божество. – Чего и следовало ожидать от Жреца Зверя...

– Не называй меня так, – потребовал Айрэн, почувствовав, как у него по спине пробежал озноб, но вернув самообладание.

– Но это твоя сущность и от нее никуда не денешься. Как ни старайся, далеко от себя не убежишь...

– Какие слова... – чувствуя весь пафос сказанного, протянул А-Рэн и, взглянув на Божество, добавил:

– И не надо смотреть на меня с такой жалостью, Цумэ.

В лице божества действительно отразилась тихая грусть и жалость, такая, когда знаешь, что нечто плохое уже произошло, и с горечью понимаешь, что ничего поделать уже нельзя.

– Не надо, – повторил Айрэн с железной твердостью в голосе. – И вообще, какая теперь уже разница? – он внезапно усмехнулся. – Какая разница?..

– Какая разница? – словно эхо, недоуменно переспросило Божество.

– Да, Цумэ, да... Мои крылья сгорят, и я знаю причину... прекрасно знаю. Но кому какое до этого дело? я ведь просто исчезну...

– Ты считаешь, что никому не интересна твоя судьба? – как бы для верности спросило Цумэ.

– Считаю, что нет. Рьюичи от этого уж точно только лучше станет: я ведь слышу его мысли и знаю, о чем он думает и чего хочет.

Божество опустило взор. Тяжело видеть, как кто-то заблудший не знает, как выбраться на прежний правильный путь, ведь все варианты на этом этапе кажутся одинаково хорошими, и лишь в конце становится ясно, тот ли это путь. Цумэ и само не знало точно, который из сотен указателей на пути А-Рэна окажется верным, оно лишь знало, как бы оно хотело, чтобы все закончилось, и потому спросило:

– Ты уверен в этом?

– Конечно. Ведь когда ничего нет, то нечего и терять, не так ли?

– Считаешь, что тебе нечего терять? – последовала серьезная пауза. – Совсем нечего?

– Нечего? – словно ослышавшись, переспросило Цумэ.

– Нечего, – Айрэн начал злиться.

– Совсем! – парень вскакивает на ноги и, сверкая глазами, кричит:

– Нечего! И некого мне терять, ясно?! Никого у меня нет!..

Но Божество не терпит его крика. Оно молниеносно оказывается с ним лицом к лицу и устремляет свой прожигающий взор прямо в его зрачки. Айрэн от неожиданности замирает и затем понимает, что не может уже оторвать взгляда. И ему не нужно было ни о чем спрашивать, ведь он и сам догадался, в чем дело.

– В таком случае, я покажу, что ты можешь потерять.

Внимательно глядя Цумэ в глаза, Айрэн внезапно вместо них начинает видеть совершенно другое, а именно – реальный мир, в котором он без труда узнал Odzi Omoi. И люди. Были там и люди, которые наверняка замечали нечто странное, но точно ничего не знали о предстоящих бедах. И так беззаботно продолжали жить.

– Все умрут, но в то же самое время навечно останутся скитаться где-то между мирами, – продолжало Божество.

– Ты же знаешь, как я отношусь к людям... – попытался вставить Айрэн.

– А природа? От нее ты тоже готов отказаться так просто?

Насыщенные сочными цветами летние поля и покрытые слоем инея берега реки Isa, присыпанные снегом крыши маленьких домиков и устланные золотисто-красными и желтыми листьями, а также кое-где опавшими лепестками цветов белые плиты площади Асаты поплыли в воображении Айрэна и что-то внутри невольно дрогнуло.

– Если оставить все, как есть сейчас, то все это погибнет, – прозвучал в его голове голос Божества.

На лице Айрэна сохранялась хладнокровность, но внутри все равно что-то трепетало. Трепетало очень тихо и скромно, словно это нечто боялось себя выдать и показать, что оно есть. И А-Рэн не хотел этого показывать. И молчал, изредка сжимая зубы.

– Все обратится в ничто...

«Этот мир жив во мне... – думал Айрэн, – в моих воспоминаниях. Он всегда со мной. Я там родился и вырос... и моя сущность оттуда... и она целиком и полностью связана с этим миром... Mo kare nai… mo… kare nai… ... а... если оно исчезнет... и... можно ли так?..» Айрэн явно мучился. С одной стороны, ему не давала покоя ситуация, в которой он оказался, и причина этой ситуации, но, с другой стороны, он любил этот мир и, несмотря ни на что, никогда бы не захотел увидеть его гибели.

Божество отпускает его, Айрэн тихо опускает голову, глядя себе под ноги.

– Неужели ты сможешь все это просто так оставить на погибель? Ведь ты уже столько сделал. Так в чем же дело, Фл...

– Кажется...

Айрэн начал говорить неожиданно, и Божество не ожидало этого и резко смолкло, не закончив фразу. Оно слегка недоуменно посмотрело на парня, который внезапно медленно присел на корточки, словно бы он вдруг обнаружил у себя под ногами нечто интересное, а потом продолжил:

– Кажется, теперь я знаю, что нужно делать, – Айрэн поднимает взгляд и красные глаза его диковато и игриво-лукаво сверкают. – Точно знаю... – повторяет он, хитро улыбнувшись и обнажив клыки.

Божество молча кивает, одобряя, и почти сразу же растворяется в воздухе, оставляя перед парнем пустое и темное бесконечное пространство. А сам Айрэн, едва Цумэ его оставило, не торопясь приваливается спиной к тому же дереву, устало опустив подбородок, и лукавая улыбка медленно сползла с его лица. Он осторожно погладил пальцами рыжие усики над верхней губой и такого же цвета тонкую бородку, словно думая. А потом вдруг его губы снова расплылись в улыбке, но она была уже не такой, как та, что он показал Цумэ. Она была беспокойной и походила на нервную усмешку.

– И все равно я исчезну... – медленно проговорил он.

Парень завел руку назад, за спину, где находились видимые для него крылья. Они, подобно крыльям Тимо, словно состояли из крохотных частичек света, но, если у девушки они были прозрачно-золотистыми, то у Айрэна они были золотисто-багряные, кое-где словно подернутые бронзой. И были удивительно красивыми. А-Рэн проводит пальцами по их краям, которые уже пять лет как стали походить на омертвевшие чешуйки, на пепел, на дотлевающие черепки в костре. И с каждой секундой крохотная, едва различимая часть этих крыльев опадала вниз, как лепесток с увядающего цветка, и тут же пропадала, как и часть того, кому принадлежали они.

– Да, я это точно знаю... – Айрэн запрокинул назад голову и открыто посмотрел вверх, в нескончаемую тьму. В глазах его не было боли или грусти, только смертельное спокойствие, а на устах застыла ненормальная улыбка. – Да... в конце... они сгорят... как и я...

А природа здесь действительно умирает. Это видно. И это чувствуется. Некоторые случаи, подтверждающие это, я сама на себе ощутила. Я заметила, что многие растения в Odzi Omoi погибают, как и животные, даже в «заповеднике» Солсаки. И с погодой просто беда. Как-то в январе (в разгар лета в Odzi Omoi), когда было жарко, как положено, вдруг на несколько дней резко похолодало. И еще я узнала от людей, с которыми довелось говорить, что все прошлые года такое тоже случалось. Например, в том году уже в мае, когда по сроку настала осень, стояла все та же жара в тридцать градусов, а потом внезапно за неделю все деревья оголились и температура упала до того, что все резко покрылось инеем. Подобные перепады температур, как и осадков, уже перестали быть редкостью. Поговорив еще кое с кем, я выяснила, что раньше всякий раз, когда ситуация приближалась к критической отметке, происходили внезапные улучшения, словно что-то затормаживало процесс. А фактором, влияющим на это, были Хранительницы Священного озера. Да, именно они открывали Главный Храм и брали на себя силу, чтобы сдерживать угасание Odzi Omoi.

Узнав об этом, я практически сразу же решила, что должна взяться за это. Я решила, что это моя основная обязанность. И кстати, об обязанностях: они у меня были. Я же не просто дурака валяла все это время в Odzi Omoi, я должна была что-то делать.

Основанная моя «работа» состояла в том, чтобы посещать провинции Odzi Omoi и в них помогать людям, у которых возникли «проблемы с природой». Проще говоря, как при болезнях вызывают Священников или служителей Белой магии. Так при каких-либо других проблемах вызывали меня. Причем касалось это исключительно природных вопросов: увядания деревьев, садов, болезнь растений и животных. В сложившейся ситуации частые случаи такого рода не казались странными, и я без колебаний оправлялась это исправлять. Люди на меня смотрели с неким благоговением и восхищением, смешанным с опаской (вероятно, это вызвано тем, что я пришла из обычного мира и лишь недавно появилась здесь). Они смотрели на меня, как на какую-нибудь диковинку, обладающую большой ценностью. И я частенько ощущала себя таковой. Однако все были предельно вежливы и дружелюбны.

Особенно мне нравилось помогать в Оранжерее, которая располагалась прямо в Башне Асата и занимала три этажа сразу. Ее огромные, просторные комнаты со стеклянными стенами, насыщенные воздухом и светом меня радовали и позволяли мне ощутить жизнь. Я сама словно цветком была, и мне хотелось влаги и солнца. В Оранжерее я познакомилась с одной очень приятной молодой женщиной Мартой, которая чаще всех там появлялась и ухаживала за растениями. Я специально выгадала, в какие дни она бывает в Оранжерее, и именно тогда приходила.

Помимо таких приятных забот, как вышеперечисленные, я ходила вместе с Солсаки на Советы, на которые созывались всех представители Власти из Советов всех уровней. Боже, как же я ненавидела эти Советы, эти собрания! Кто бы знал! Я, во-первых, никогда не интересовалась политикой, однако теперь была вынуждена разбираться со всем, что происходит в Odzi Omoi, тем более что сама являлась (тайно) одной из «революционеров». Особенно меня бесили однообразные замечания и предложения Власти, которые по большей части были основаны на их личных интересах, что, по сути дела, естественно. Они пустили свои сети практически везде и, как толстые ненасытные пауки, ждали, пока дернется какая-нибудь ниточка, чтобы наказать виновного, который во многих случаях на деле таковым не был. Доказывать это было трудно, и я порой готова была просто взорваться, однако, когда я смотрела на Солсаки, то невольно успокаивалась: Правитель Дьер всегда был невозмутим и тверд, одним словом и своим властным голосом он заставлял всех замолчать и слышать его в полнейшей тишине (как и меня). Сола все уважали, хотя многие и не любили. И именно из уважения Власть к нему прислушивалась. Я уже молчу о том, какое влияние имел Солсаки на народ, который смотрела на него, как на бога. Я и сама смотрела на него так же, потому что в свои невеликие годы – ему был всего двадцать один год – Солсаки может держать в узде всех этих самовлюбленных представителей Власти. От общения с ними меня сразу же начинало тошнить просто потому, что в их лицах, улыбках и словах по отношению ко мне сахара было в большом избытке. Они не позволяли себе лишнего, придерживаясь этики, но если все же я с кем-то начинала спорить и в процессе чувствовала, что меня уже начинают оскорблять, то мой оппонент всегда получал на орехи, ибо в этом деле меня трудно обскакать. А Солсаки после таких случаев укоризненно меня отчитывал, говоря, чтобы я постаралась так больше не делать.

И все же на первом месте для меня среди всех забот стояла одна: открыть Главный Храм Священного озера. Я ведь, как-никак, следующая в ряду наследования ранга Хранительницы Священного озера (это я поняла еще тогда, когда Рьюичи уходил). Да, во мне течет Голубая кровь, с помощью которой можно пробудить силу Главного Храма (об этом же мне сообщил Солсаки, когда я спросила). И я была полна решимости, но вдруг на пути у меня возникла одна большая проблема...

Кстати, я ведь так еще и не заикнулась об одном очень важном факте, который мне свалился на голову так же внезапно, как свалился бы кирпич или сосулька. Дело в том, что мне, как оказалось, необходимо выйти замуж. Представьте себе, выйти замуж! Мне!

В этом-то и состояла моя проблема. Мне нужна была власть Принцессы, чтобы иметь разрешение пройти посвящение в Хранительницы (которое, как говорила моя мама, просто бред сивой кобылы и никому не нужно на самом деле), но добиться ее я не могла, ведь я не имею достаточно весомого голоса, пока являюсь незамужней. А тут, значит, Солсаки сообщает... что ему нужно жениться, потому что существует закон, по которому Правитель не является таковым и не имеет прав на полную власть престола, пока он неженат!

Вот так вот все и получилось... Передо мной появилась ясная необходимость. Власть, кстати, а точнее, члены Высшей Палаты, не отставали. Это была их идея по большей части! Сказали, что так надо. А мне-то что теперь с этим делать? Это же ужасно! (Кстати, послесловие: моя мама, оказывается, имела такое право только потому, что за нее «очень просил» полноправный Правитель Алекс Элла, который на тот момент уже был женат).

Ну, не то, чтобы мне не нравился Солсаки или что-то в этом духе... я... просто... Ну, как я могу выйти замуж за кого бы то ни было, если... у меня чувства к другому. Хотя этот «другой» уже более двух месяцев, так сказать, не подает признаков жизни, чувства мои никуда не исчезли и даже не ослабли, а может быть, наоборот, усилились, потому что я почувствовала острую нехватку внимания к себе. Нет, конечно, внимание было, но не то. Не такое. Рьюичи всегда относился ко мне по-особенному, и теперь я не знала, куда с этим деться.

И вот, в середине марта, со мной кое-что случилось. Во-первых, я вновь испытала на себе резкую перемену климата Odzi Omoi. Здесь началась осень, теплая и солнечная осень, которая окрасила все вокруг в коричневые, багряные, желтые и золотистые тона. Мы с Солсаки отправились гулять. С момента ухода Рьюичи, а позже, с тех пор, как мы оба свыклись с мыслью о предстоящей женитьбе, мы стали часто гулять вместе. Иногда Сол меня учил магии, объяснял какие-то сложные заклинания, называя меня способной ученицей и почти не ругаясь за меня за ошибки. Кстати, он таки научил перемещению с места на место без помощи, собственно, телепортов. Я была так рада, когда он меня этому научил (не все же мне пешком ходить по окрестностям). Также мы частенько были в его «заповеднике», он рассказывал мне о самых разных представителях флоры и фауны, показывал их, «знакомил». Я с упоением слушала парня, но... все же меня с начала этого года так и не отпускало плохое ощущение.

Во-первых, я ведь продолжала болеть. И состояние мое порой серьезно влияло на мою способность к передвижению. Было как-то раз, что я не могла уйти дальше, чем до конца площади Асата, из опасений, как бы мне не стало хуже. Правда, за мной присматривали в такие моменты, но иногда мне хочется побыть одной даже в такой ситуации.

А во-вторых, я скучала по Рьюичи. Как я уже говорила в самом начале, мне часто снился один и тот же сон, который, как мне казалось, был связан с Дайцукэ. Быть может, дело было в луне, которая мне одновременно напоминала и цвет волос и глаз моего друга, и ту ночь, когда он ушел. И роза. Та роза, что Рью подарил мне перед уходом, по-прежнему стояла в тоненькой вазочке в моей комнате и продолжала благоухать и цвести, будто была вечной, и на дверях тоже сверкали все те же серебристые розы.

И в этот день, 18 марта, мы с Солсаки отправились гулять. Приступов не было два дня, но мне все-таки что-то не нравилось в моем состоянии. Пробыв почти весь день в «заповеднике», я почувствовала усталость. И тут внезапно пошел дождь. Вернее не пошел, а полил как из ведра. Конечно, дожди осенью – явление обычное, но этот ливень был очень холодным. Пожалуй, слишком холодным. Мы поспешили укрыться под широкими и мощными ветвями вечно зеленых деревьев, где на нас не попадала вода. Солсаки был очень удивлен, да и я тоже, и решил пока не переноситься, потому что мы все равно промокнем, а мне нельзя простужаться. Настроение у меня в этот день с самого утра было не самое лучше, а теперь испортилось совсем. Я села у корней дерева, Солсаки еще немного пошептался с животными, и присоединился ко мне. Но пространство между нами казалось напряженным, мы совершенно не знали, о чем говорить. И каждый, я полагаю, думал о своем.

Мысли Солсаки шли вразрез с моими, причем полностью. Я даже и не подозревала, что творится у него в голове, пока он мне сам об этом не сказал. А думал он вот что: «Как же мне быть? Она такая грустная... хорошо бы, если бы причиной этому был дождь и гаснущая природа, но что-то мне подсказывает, что это не так. С тех пор, как Силуэр так внезапно ушел, натворив множество бед, она стала сама не своя. Вообще, я не верю, что это сделал Силуэр – слишком уж это на него не похоже... Но сейчас меня не это беспокоит больше всего. Я беспокоюсь за нее и также... меня беспокоят... ее чувства. Особенно... их отсутствие ко мне. Я понимаю, что люблю ее. Люблю по-настоящему, причем с того самого дня, как увидел. Даже раньше, еще когда только услышал о ней, а когда увидел, то это подтвердилось... я люблю ее... но сейчас... я не знаю, что делать...».

«Я не знаю, что делать... – в то же время думала я. – Как мне быть? Я знаю, что должна сделать все, чтобы добраться до Главного Храма и пробудить его силу. Мне это нужно, чтобы спасти этот мир, природу... я не могу все просто бросить. Но мне так плохо сейчас... с начала этого года. Быть может, для кого-то это звучит глупо, но я не могу... мне тяжело физически от этой болезни... надо будет поискать способ от нее избавиться... и морально тоже тяжко... Мне как будто колодки на шею надели, а на сердце – камень. И постоянное беспокойство... порою до дрожи... Но как же я могу выйти замуж, если меня чувства не пускают? А... стоп, нельзя же быть такой эгоисткой. Надо спросить и Сола, вдруг ему эта идея тоже не нравится...».

– Сол, скажи, – начала я, чувствуя, что мне это как-то нелегко дается, – если бы не было необходимости нашей свадьбы... если бы нам не надо было жениться... что бы ты сделал?

– Я тебя не понимаю, – парень повернул голову в мою сторону.

– Я имею в виду твою личную жизнь. Как бы ты ее выстроил? Что бы ты изменил?

Мы сидели достаточно близко, Солсаки был от меня позади и чуть в стороне и до этого смотрел куда-то вдаль, над мокрой травой на полянке, меж часто падающих капель. Произнося свою фразу, он повернулся ко мне, а потом вновь отвел взгляд. Он некоторое время молчал, и я не смотрела на него, а слышала лишь шум дождя, с треском разбивающихся о листья и землю капель, его сдержанного дыхания, словно он раздумывал, стоит ли ему что-то делать или говорить, или же все-таки нет. И он сказал:

– Я бы... ничего не стал менять...

Быть может, из-за того, что я снова мыслями была где-то не здесь, я не сразу поняла смысла, однако уже через пару секунд все стало ясно. Я внезапно почувствовала на себе его руки. Солсаки пододвинулся ко мне сзади и прижал спиной к себе. Я едва слышно охнула от неожиданности и обеими ладонями взялась за его руки, словно пытаясь снять их с себя. А Сол медленно провел правой ладонью по моей и, плавно сплетя пальцы, отвел мою руку чуть в сторону. Я опешила, но причина происходящего не осталась тайной. В голове сразу же всплыл голос Лиры, которая мне несколько раз намекала на это обстоятельство, но я все же тогда не придавала значения ничему, кроме собственных мыслей и эмоций. Правда, дальнейшие действия Сола меня не то, что озадачили, а очень удивили. Он не успокоился, а осторожно убрал с моей шеи волосы и мягко поцеловал. Но я его остановила:

– Сол, стой, нельзя, – торопливо сказала я с такой интонацией, словно говорила «фу» своей любимой собачке.

– Мне можно, я твой будущий муж, – последовал ответ.

– Будущий, но еще не муж, – я сделала еще одну попытку.

Надо сказать, это подействовало. Он устало и со вздохом опустил подбородок, упершись лбом в мою шею, а потом ослабил хватку.

– Прости... – грустно сказала я, чуть отодвигаясь от него и освобождая свои руки.

Солу не нужно было повторять, он все прекрасно понял. К тому же, за это время я уже успела изучить его характер и могла уже заранее знать о его реакции. Солсаки не стал препятствовать или что-либо спрашивать, он даже рта не открыл, просто грустно взглянул на меня, но не из-под бровей, как если бы боялся чего-то, а прямо, ничего не стесняясь. Я мельком глянула на него через плечо и тут же отвернулась – мне было неприятно. А парень мило улыбнулся, поймав мой взор, накинул мне на плечи свою куртку, не касаясь, однако, меня, и далее отодвинулся подальше и продолжил наблюдать за падающими с неба каплями.

А мне действительно было неприятно, но вовсе не оттого, о чем мог бы подумать (и наверняка подумал) Солсаки. Я совсем не злилась на него за эту попытку сблизиться – это было вполне естественно. Однако обижать этого милого мальчика мне очень не хотелось, и было нехорошо на душе именно оттого, что пришлось. Он всегда так добр ко мне, и испытывает, как оказалось, такие вот чувства, а я даже ответить ему не могу. И, если честно, то в последнее время (с начала этого года) я перестала даже благодарить его за прекрасное отношение. А ведь он так старается, и мне очень хочется сделать ему что-нибудь приятное. Но я снова его обидела, и на этот раз, куда сильнее, чем когда-либо еще. И теперь еще и продолжаю сидеть, спрятав лицо в ладонях, ощущая на плечах его теплую куртку и редкий добрый взгляд с его стороны. Вот вам и благодарность...

С того случая, подтверждающего чувства Солсаки ко мне, я стала чувствовать себя, пожалуй, даже хуже, чем раньше. Причина, как я думаю, была в чувстве вины. И сожаления.

К тому же меня так и не отпускало горе. Оно постоянно холодило мою душу. Но слезы уже месяц как перестали течь из глаз. Быть может, я их все выплакала?

Может, для того, чтобы уйти от этой каменной грусти, и заменить ее резкой болью, которую терпеть мне кажется куда легче, я иногда ходила в домик в лесу Кано, куда однажды ночью приходила к Рьюичи. Я всегда говорила об этом Лире, потому что она с некоторых пор мне стала просто лучшей подругой (учитывая то, что иных не было). Но мне кажется, Солсаки тоже об этом знал, однако не подавал виду и никак не препятствовал.

И в эту ночь я тоже решила посетить домик, от которого веяло моими воспоминаниями. Вообще-то, я изначально шла к Священному озеру, и было это днем. Я прогуливалась вдоль кромки воды и размышляла о том, как бы открыть Главный Храм. Но я не заметила, как быстро пролетело время, и, когда солнце уже совсем скрылось и настали темные сумерки, я вспомнила о том домике и решила, что будет лучше заночевать именно там.

Внутри было темно и холодно, потому я быстренько разожгла огонь в печи. К потолку я, как когда-то, пустила маленький шарик, чтобы осветить все уголки комнатки. И снова по всем поверхностям растекается желтовато-оранжевый, а кое-где и красный свет, за каминной решеткой играет огонь, и медленно сгорают дрова. Пламя обдавало мое лицо приятной теплой волной, и порой, когда из печки вылетало облачко дыма, глаза начинали слезиться. Или они слезились не потому?..

На самом деле я прекрасно понимала, что слезы у меня еще остались, и на душевную боль они реагировали куда сильнее, чем холодные объятия тоски. Я сжала зубы, зажмурилась и пальцами попыталась вцепиться в деревянный пол, потому что боль нарастала изнутри, а в голове послышались знакомые голоса – один мой, а другой... «Почему я пью чай, даже не чувствуя, что он температуры кипения, и как я могу в мороз прогуливаться в майке, не ощущая при этом почти никакого холода? – спрашивал тогда Рьюичи. Или еще: «И я очень хотел походить на него, быть таким же...»; «Прости. Не хотел тебя напугать...»; «...я бы очень не хотел, чтобы что-нибудь подобное произошло. И потому мне нравится, что ты сейчас здесь, тем более, ночью...».

Последние слова с силой резанули меня по сердцу, и я широко распахнула веки. И тотчас же по щекам стали стекать крупные капли. Перед глазами плыло лицо Рьюичи с той доброй улыбкой, с которой он смотрел на меня в последний раз. Я часто-часто задышала, сжимая руки в кулаки и глядя уже в пол, а не в огонь, потому что слезы жгли мне глаза.

Потом я сказала себе: «Тимо, ты совсем расклеилась. Нельзя же так». «И вправду, нельзя так», – следом мелькнуло в голове. Я вздохнула полной грудью и резко выдохнула, решительно провела ладонями по щекам, смазывая слезы, и подумала, что надо взять себя в руки и что уже поздно. Огонь продолжал гореть дальше, и я пошла в соседнюю комнату с двухъярусной кроватью, намереваясь лечь спать и попытаться таким образом успокоиться. Правда, в голове у меня был туман, но это не помешало мне добраться до своего спального места на нижней полке. Я легла и довольно быстро погрузилась в сон.

Что я могу сказать? Лишь то, что я в деревне не жила и печи толком топить не умею. Я знала, что в трубе у печи есть какая-то заслонка, которую надо... а вот что именно с ней надо было сделать, я забыла. А может, никогда и не знала. В общем, уходя спать, я слепо задвинула эту пластину в трубе до отказа, а потом оставила дверь в спаленку открытой, потому что мне как-то не улыбалось спать в столько темном и маленьком помещении.

Спала я очень беспокойно. Даже беспокойней, чем обычно. Сон мой был глубок, но мне словно бы кошмар снился. Я не помню, о чем был сам сон в начале, но я все-таки металась, словно в агонии. А потом я вдруг почувствовала, как кто-то начал трясти меня за плечи. Поначалу медленно, а потом все настойчивей и настойчивей. Даже во сне я с великим трудом подняла веки и поняла, что мне очень тяжело дышать и еще труднее сфокусировать взгляд в одной точке. Я вдруг услышала знакомый голос, который говорил мне: «Вставай... Тимо, вставай... скорее... вставай... скорее...». Кое-как сосредоточившись, я увидела перед собой обеспокоенное лицо Рьюичи, он легонько тряс меня и все повторял одно и то же. В какой-то момент я опустила взгляд, а когда вернула, то поняла, что вижу не только Рьюичи, но и его брата Айрэна (вот уж кого я бы точно не захотела видеть ни во сне, ни наяву!). Вернее, передо мной точно был Рью, а позади, или впереди него, словно призрак, находился полупрозрачный А-Рэн. Причем, чем сильнее я старалась прийти в себя, тем яснее я слышала сразу два голоса, говорящие по очереди: «Тимо, быстрее... давай скорее...» – слышала я вкрадчивый и торопящий меня голос Рьюичи; «Тимо, быстро!.. Вставай! Давай же, вставай!» – следовали требовательные восклицания Айрэна. И я даже чувствовала, как руки Рьюичи мягко пытаются помочь мне встать, а следом Айрэн с силой подталкивает меня, будто готовый тащить меня за шкирку.

И я все-таки проснулась. С огромным трудом открыв глаза, я поняла, что весь домик наполнен дымом. Я чувствовала себя ужасно, едва могла продохнуть, тошнота подкатывала к горлу. Я встала с кровати и тут же практически навзничь упала: ноги казались ватными и не слушались, в голове гудело, и все вокруг плыло так, что я чудом различала предметы. Не знаю как именно, но я доползла до двери, все еще подхлестываемая двумя голосами, что было сил потянула ее на себя и вылезла наружу.

Там я сразу же упала на траву, кожей ощущая холод осеннего леса, и меня сразу же стошнило (а чего вы ожидали?). Часто и тяжело дыша, я отползла чуть дальше и растянулась на земле, чувствуя под щекой мягкую траву. После я отключилась, еще слыша в голове голоса двух братьев: Айрэна, внезапно крикнувшего: «Браво!» – когда я покинула домик, и спокойный голос Рьюичи, произнесшего: «Ты молодец, Тимо. Теперь все хорошо», – и мне показалось, что его невидимая рука ласково погладила меня по голове, отчего у меня по телу пробежала дрожь.

Не знаю, сколько я так пролежала, для меня все то время промелькнуло за какое-то мгновение, и мне показалось, что, лишь только я сомкнула веки и забылась, как тут же меня принялись будить. Однако когда я открыла глаза, то уже было утра, видимо, ранее, потому что в лесу еще было довольно темно, а на травинках блестели холодные капли росы. Но кто меня будил?

Я приподнялась на локтях и повернула голов: надо мной стоял Алик – тот парень, сын моей крестной Наоми, с которым я познакомилась на февральском приеме. В моем затуманенном мозгу сразу всплыл один неприятный факт – он является Наблюдателем за Запретной магией, но ранг его на порядок выше, чем у Спэлла и Рэйн. Вспомнив это, я неосторожно дернулась и попыталась отскочить от него подальше, но это оказалось не так просто. Я не могла абсолютно свободно двигаться после того, как наглоталась угарного газа этой ночью, о чем мне, собственно, и сообщил Алик, когда увидел мою попытку.

– Осторожней, Принцесса, – сказал он. – Вам нужно впредь быть аккуратней, вам очень повезло, что вы целы.

Я взглянула в его лицо – он вовсе не иронизировал и не лгал. Правда, его бессмысленный взгляд все же сбивал меня с толку, но я успокоила себя, говоря, что он такой всегда.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я, приняв устойчивое положение.

– В данный момент жду, пока вы немного придете в себя...

– Я не о том, – прервала его я, – и ты прекрасно это понял. Откуда ты узнал, что я здесь?

– Вообще-то, ниоткуда, – загадочно протянул парень, и я вопросительно взглянула на него. – Я просто...

– Проходил мимо? – съязвила я (что ж поделать, мой характер все-таки не дает мне покоя).

– Почти угадали. Но проблема в том, что мимо проходил не я один, – взгляд Алика в кои-то веки стал серьезным и внимательным.

– В смысле? – насторожилась я, опуская брови и, наоборот, округляя глаза.

– Я сюда попал вместе с отрядом Наблюдателей, мы обследовали местность. А в Асате я мельком услышал, что вас не было в Башне всю ночь. Вы улавливаете связь?

– Должна сказать, вы оперативно работаете, – после недолгого раздумья сказала я. – И что же теперь?

Я лично ожидала, что он прямо сейчас свяжет меня по рукам и ногам или, по крайней мере, позовет своих приятелей. Я не прислушивалась как следует к словам Зэна о том, что Наоми и Алику можно верить, ведь человек я весьма подозрительный, да и ситуация оставляет желать лучшего. Потому я, с одной стороны, была рада проверить правдивость Алика на прочность собственноручно. Но, к сожалению или к счастью, мои ожидания не оправдались.

– Вам нужно немедленно уходить, – серьезно сказал Алик. – Я ушел вперед, но оставшаяся масса Наблюдателей следует по пятам, и быстро. Вам не повезло, потому что среди них всего несколько человек, верных вам, но ни один из них не рискнет прикрывать вас перед несколькими десятками других. И я в том числе, – добавил он, наклонив голову.

В принципе, другого и нечего было ждать. Он же не Рьюичи, чтобы бросаться спасать меня при любых обстоятельствах, он думает о себе и о семье. И к «революционерам» он примкнул по той же причине. Так что ничего особенного для себя я не услышала.

– Это все понятно, – немедленно сказала я.

– Хорошо. Тогда уходите.

– Наблюдатели идут с востока, так что идите на запад. Только не пользуйтесь магией, – предупредил Алик, хотя я подумывала сделать именно это.

– Думаешь, выследят? – махом сообразила я.

– Однозначно, – прыснул Алик.

– Как же мне быть? На своих двоих? – с легкой иронией в голосе спросила я, хотя на деле не шутила.

– Придется.

Я вздохнула: перспектива не из самых приятных.

– Идите настолько быстро, насколько можете, – сказал Алик, внимательно смерив меня слегка обеспокоенным взглядом. – Я попробую придумать предлог, чтобы задержаться, но не слишком на это надейтесь, хорошо?

Я сосредоточенно кивнула, прекрасно понимая, что мне предстоит, и почему парень так странно на меня посмотрел. Дело сейчас было не только в моем внешне неспортивном виде, а в реальном состоянии здоровья, которое мне не нравилось.

Алик вывел меня чуть подальше, посоветовал, каким путем лучше идти, и сказал, что самым лучшим вариантом будет добраться до «заповедника» Правителя. Я и сама вспомнила, что это место будет самым подходящим, во-первых, потому что оно относительно недалеко, учитывая, что добираться мне придется пешком, а во-вторых, оно безопасно. Сам Алик подтвердил, что в «заповедник» Правителя Дьера никто просто так сунуться не посмеет.

Я отправилась в путь, шевеля ногами максимально быстро, хотя было это очень тяжело. Ноги заплетались, я постоянно спотыкалась обо все подряд, голова все еще кружилась. Тошнота порой останавливалась у горла, и я сглатывала, морща лицо.

И вдруг я услышала сзади странные звуки, которые со временем становились громче – топот, хруст ветвей, резкие и короткие порывы ветра, похожие на вспышки. «Идут, черт», – мелькнуло в мозгу, и я оглянулась со страхом и волнением: я сейчас не в том состоянии, чтобы «разговаривать» с магами и ведьмаками. Я хрипло вздохнула и закашлялась, зажимая рот ладонью, чтобы никто не услышал.

Я прибавила шагу, хотя быстрее уже, наверное, было нельзя. На моем пути вдруг появились высокое препятствие в виде упавших когда-то и уже поросших мхом стволов, через которые я попыталась перелезть как можно быстрее. Взобравшись на них, я стала спешно спускаться и, надо сказать, это было неплохим временным укрытием для меня, поскольку здесь на достаточно большом протяжении (я даже не видела конца) шла плотная стена высоких деревьев. В ней было несколько рядов, так что можно было бежать меж двух стен и некоторое время не беспокоится, что меня обнаружат. Когда я спускалась, то, видимо, поторопилась, потому что запнулась о корень и упала на землю, спустившись лишь наполовину. Я с шумом выдохнула и потерла правый бок и онемевшее правое бедро, но все же встала, ведь мешкать было некогда. Я на время зажмурилась: голова снова закружилась и я оперлась рукой на стену деревьев, когда перед глазами заплясали темные пятна яркие круги.

Внезапно откуда-то слева послышался быстро приближающийся топот нескольких ног, и я снова со страхом оглянулась. Только этого мне не хватало. Однако мне повезло, потому что то были не преследователи. Буквально через секунду рядом со мной оказался олень. Молодой олень с золотистыми размытыми пятнами на теле и такого же цвета полоской вдоль позвоночника. Он вылетела из чащи так быстро, что я подумала, что он летел, а не скакал, хотя стук копыт был слышен. Животное остановилось около меня и повернуло ко мне удивительно выразительную морду. Создалось впечатление, что он хотел мне что-то сказать и говорил, только я его не понимала. Он сделал пару шагов и оказался совсем близко, а затем намеренно заглянул мне в лицо, забавно шевеля носом и не мигая. Я непонимающе посмотрела на него, и взор мой остановился на его глазах. И они мне казались знакомыми... даже не казались, а... я точно их видела. Конечно! Красивые нежно-коричневые глаза с зеленой полоской вокруг зрачка, которые я, когда только увидела у их обладателя, сравнила с глазами молодого оленя. И я не прогадала!

Олень поставил передние и задние ноги на колени, наклонил голову и замер в таком положении, словно в ожидании. Я тоже замерла на какое-то время, но в непонимании, а потом догадалась и несмело перекинула ногу через него и села на его сильную спину. Опора подо мной сразу же пришла в движение и от неожиданности я упала вперед на шею оленя. А когда он побежал, то я просто обняла его шею руками, потому что боялась упасть, тем более на такой скорости. Олень и вправду летел, казалось, что он почти не касается земли. Перед моими глазами двигались мускулы на его плече и с жуткой быстротой проносилась земля. Когда же я устало поднимала голову, то видела гладкую шерсть красивого цвета и скромное переливание острых на концах золотистых рогов, раскинувшихся, как мощные, но изящные ветви деревьев в этом лесу.

Скакали мы недолго, и могу смело заявить, что обнаружена я не была, ведь олень, как я думаю, перемещался быстрее, чем Наблюдатели, которые, к тому же, не знали толком, где меня искать. Эта мысль принесла мне огромное облегчение, и я даже закрыла глаза, желая расслабиться.

Когда мы пересекали границу «заповедника», я снова это почувствовала, как и всегда. Аура человека, создавшего все это, не ослабевала и поддерживала здесь жизнь и процветание. После мы проехали еще совсем чуть-чуть, и олень остановился. Я открыла глаза: та самая поляна с огромным деревом посередине, под которым мы с Солсаки часто сидели. Кстати, о Солсаки, он уже был там. Не знаю, быть может, олень как-то заранее сообщил Правителю о том, что мы едем, и потому он уже ждал, прохаживаясь взад и вперед от нетерпения и волнения.

– Тимо, – Сол живо подскочил к нам, а я слабо улыбнулась.

Олень подвез меня к мощному стволу того дерева, широкие и крепкие ветви которого образовывали вечно зеленую крышу над головой радиусом в несколько метров, и Солсаки помог мне слезть со спины животного и посадил под деревом. Я его поблагодарила и сказала, что все хорошо, и я просто посижу здесь, отдохну немного. Я не хотела ничего ему рассказывать, а он, видимо, хотел спросить, но не стал: олень что-то тихонько сказал. Тогда Сол встал, извинился и отошел.

– В чем дело? – обеспокоено спросил он у оленя, который мягко опустил словно позолоченное копыто в кристально чистый прохладный ручей.

Олень подробно описал ему ситуацию, причем упомянул в том числе и об инциденте в домике Рьюичи, и о присутствии там Алика, и о погоне Наблюдателей, объяснив свои знания тем, что следил за мной с тех самых пор, как я пришла в лес. С каждым словом зверя лицо Правителя становилось все серьезней, а глаза – все печальней. Он смотрел вниз, на быстро текущую в ручье воду, переливающуюся хрустальным блеском, будто эта картина его гипнотизировала, но все же он слушал предельно внимательно. А когда олень закончил, то сказал только: «Вот как...» – и тут же несколько рассеянно отдал другу низкий поклон и направился ко мне.

– Спасибо, – уже чуть отойдя, проговорил Солсаки и снова поклонился.

Олень понимающе наклонил голову и принялся пить из ручья. Видимо, он рассказал ему ход моего сегодняшнего похода достаточно подробно, потому что конкретно об этом он не стал ничего спрашивать. Подойдя, он присел рядом и некоторое время молчал, осматривая меня обеспокоенным взглядом. Я тоже не открывала рта, наклонив набок голову и глядя неизвестно куда. И, если честно, мне было стыдно. Мне было очень стыдно перед Солсаки, потому что я снова заставляла его беспокоиться. Я и так причиняла ему боль, потому что не могла ответить на его чувства, а тут еще и новые заботы взваливать на его плечи.

– Я не просто так туда пошла, – сказала вдруг я, и Сол явно этого не ожидал.

– Знаю, – без каких-либо эмоций сказал парень.

– Прости меня, – продолжила говорить я, повернув на него голову и взглянув в его лицо. – Прости меня, пожалуйста, я... я не хотела заставлять тебя волноваться... я просто... – на моем лице явно было написано раскаяние и сожаление, но полноценных обвинений в свой адрес я так и не услышала.

– Перестань, – немедленно прервал меня Сол. – Просто... будь осторожней. Всегда будь осторожней. И речь сейчас вовсе не обо мне. Главное, что ты цела.

«Ну, цела – это не совсем верно», – мелькнуло у меня в голове. Но я не стала этого говорить. Зачем?

– Все хорошо, – сказал вдруг Солсаки неизвестно зачем и улыбнулся доброй улыбкой.

Я кивнула и опустила веки – я очень устала, и мне хотелось спать. Плюс к этому, я не хотела, чтобы парень видел мои глаза, и я стыдливо их спрятала, снова отвернувшись. А Сол наклонился ко мне ближе и принялся лечить кое-какие царапины и ссадины на моем теле, которые я получила, когда упала с преграды, выстроенной упавшими стволами. Он не касался пальцами моей кожи: он будто боялся чего-то (быть может, это ощущение осталось у него еще после той его попытки сблизиться со мной). Мне казалось, что он чувствует себя виноватым в чем-то, однако на нем не было совершенно никакой вины. Он был чист, как ангел. И жалел меня.

«Прости меня... – думал он. – Я знаю, что тебе больно, что тебе плохо. Это читается в твоих глазах... они с тех пор стали очень грустными...». Он размышлял так, хотя сам не понимал, что в его глазах было ровно столько же боли и горечи, сколько он видел в моих.

Мне самой было ужасно жаль Сола, бедного мальчика, который не мог даже рассчитывать на ответ с моей стороны. Хотя порой мне казалось, что он ничего и не ждал с тех пор, как я об этом сказала. Он будто все понял и не имел ничего против. Однако продолжал помогать, заботиться, беспокоиться, улыбаться сквозь боль, терпеть терзания своего сердца, терпеть мой характер, терпеть мои выходки... и снова улыбаться, показывая, что все понимает. Абсолютно все...

От этих мыслей у меня стало жечь глаза и неприятное ощущение стало подкатывать к горлу. Но боль я проглотила, а слезы все-таки не сдержала. Одна маленькая капелька, предательски сверкая, скатилась по щеке, и, хотя я отвернулась от парня, он это заметил. Солсаки поднял на меня взгляд, полный сочувствия, понимания, а также любви и вместе с тем боли. Он держал мою руку в своей и смотрел на мое прикрытое волосами лицо, а потом тихо сказал:

– Как жаль... жаль, что я не могу с той же легкостью, с которой лечу твои ранки сейчас, вылечить и твое сердце...

Думаю, то, что виднелось в его красивых глубоких глазах, теперь было отражением его чувств, состояния души. И я подумала, что наверняка его душу сжало той же мертвой хваткой, что и мою сейчас. Однако, произнеся эти слова, он глубоко, но тихо вздохнул, и как ни в чем не бывало возобновил лечение. Он страдал, и я страдала, но... он делал свое дело, а я... причиняла боль и проливала слезы... И я ненавидела себя за это.

В этот же день на голову мне свалилась еще одна неожиданная новость, однако с этим шоком справиться оказалось куда легче, чем с каким-либо еще.

На душе у меня было очень скверно, когда я вернулась. Я сходу упала на кровать, раскинув руки и глядя в потолок, затянутый густой сетью цветущих растений, которые сейчас меня совсем не успокаивали, а даже наоборот, раздражали.

И вот тут моя Служанка Лира вдруг рассказала мне нечто важное. Я довольно давно стала считать ее подругой, ни держа на коротком поводке, около себя, ни отгораживаясь от нее стеной, потому что она была единственным представителем женского пола, с которым я могла бы поделиться всем. У меня, между прочим, никогда не было настоящих подруг, и это навсегда оставило во мне желание иметь таковую. И Лира была вовсе не против, учитывая то, что я сама решила так к ней относиться и меня никто не заставлял. Да и ее тоже. И вернее будет сказать, что она не рассказала, а проговорилась.

Пока я валялась в полузабытом состоянии, Лира незаметно вышла из своей спальни, подошла к кровати и присела на край.

– Тимо, – позвала она через некоторое время, поначалу надеясь, что я и сама ее обнаружу.

– Да? Что? – спросила я, словно очнувшись.

Лира улыбнулась, мило растянув губки, как всегда делала, когда я казалась ей забавной.

– У тебя какой-то уж очень усталый вид сегодня, – сказала она. – Ложись спать.

– Да, это так, – пожаловалась я. – Как же я устала, – и я вытянулась на кровати во весь рост.

– Ничего, Тимо. Ты меня зови, если что, – звучно сказала Лира.

– Кстати, – спохватилась я, – ты не могла бы мне кое в чем помочь? Это важно, – вдруг сказала я, желая попросить ее о маленьком одолжении, а именно, о гадании. Я знала, что Лира хорошо умеет гадать, и ее предсказания, как правило, сбываются, однако делает она это редко, потому что опасается плохих предзнаменований. А она не хочет, чтобы люди узнавали о чем-то плохом, что им суждено, до тех пор, пока это не случится.

– Тебя просит сама Принцесса Odzi omoi – Тимо-Тирада Таора-Юрала Элла, – для пущей убедительности добавила я, улыбнувшись.

– Ага, ты свое полное имя выучила, – протянула Лира, ехидно прищурившись. – Ну, тогда конечно, – тут же быстро отреагировала девушка, – Лира-Мино Айако к вашим услугам, Принцесса.

И она шутливо поклонилась. Мы частенько так говорили, просто слегка подшучивали, подтрунивали друг над другом, и это на время поднимало мне настроение. Но сейчас последних словах Лиры меня кое-что насторожило.

– Как ты сказала? – вдруг с серьезным видом переспросила я. – Айако?

Лира слегка изменилась в лице, но совладала с собой и посмотрела на меня, будто не понимала, о чем я говорю. Однако теперь, когда я уже уцепилась за эту ниточку, то ни в коем случае не собиралась ее отпускать. Я хитро и чуть недоуменно растянула рот и сказала:

– Я уже слышала эту фамилию. Точно, слышала. Айако... – стала вспоминать я, – А-Рэн Айако... Лира-Мино Айако... София Айако... – я наконец добралась до нужного человека в своей памяти. – София Айако была женой предыдущего Правителя – Алекса Элла, моего отца. И ты... ты случайно не ее близкая родственница? – протянула я с подозрением, вдруг сообразив, что где-то чисто случайно натыкалась уже на информацию о том. Что у Алекса Элла и Софии Айако, которые состояли в официальном браке, была...

– Ну, если честно, – слегка неуверенно заговорила Лира, – это моя первая фамилия... а второй была... Элла.

Я ошарашено подняла брови, глядя на нее в упор.

– Так ты... – начала я, но Лира заговорила со мной одновременно:

– Понимаешь, Тимо, когда мои родители умерли, я оказалась в сложной ситуации и было неизвестно, вернусь ли я когда-нибудь к власти, допустят ли меня, ведь теперь она принадлежала семье Баста. Поэтому мою фамилию «Элла» временно замяли. Те, кто о ней знал, не говорили лишний раз, чтобы не раздражать. А когда меня понизили в ранге, то вообще лишили какой-либо фамилии из опасения, что меня могут узнать. Вот как ты сейчас, – Лира кивнула на меня.

– Значит... ты моя сестра... по отцу? – решила удостовериться я, ведь вопрос, почему это никому не известно, я могла бы обсудить с ней и позже, а этот вопрос меня беспокоил именно сейчас.

– Ну, да, – согласилась Лира. – Выходит, что так.

– И ты об этом знала?

Лира кивнула. Я замолчала и задумалась, отведя взгляд от Лиры. Она тоже не говорила ни слова. Но я чувствовала, что она внимательно наблюдает. Не знаю, о чем она думала в тот момент (быть может, о том, как плохо, что она так проговорилась), однако мои мысли на сей счет были иными. Я повернулась к ней и похлопала ладонью по кровати рядом с собой, приглашая сесть. Лира не колебалась, и, когда она села, я сказала:

– Лира, если так, то... – я на мгновение задумалась, – тогда ты, наверное, должна меня недолюбливать.

– Почему? – Лира сделала пораженное лицо.

– Ну, я думала, что тебе (и вообще любому) не слишком приятно знать, что у твоего отца был кто-то помимо матери, – попыталась объяснить я. – И в данном случае, не просто был, но и...

– Перестань, Тимо, – оборвала меня вдруг Лира.

Теперь уже настала моя очередь смерить ее недоуменным взглядом.

– Я вовсе не недолюбливаю тебя, – сказала Лира. – Даже наоборот, – она потупила глаза, – мне всегда казалось. Что это ты должна так ко мне относиться.

– А это еще почему? – в свою очередь спросила я, думая, что на деле я ей очень благодарна за ту помощь, которую она мне оказывает, хоть ей порой и приходится всюду таскаться за мной, как собачке, и за дружескую компанию, которой мне так не хватало.

– Потому что твои родители любили друг по настоящему, а моих связывал скорее долг, чем сильные чувства. Так что справедливее было бы, чтобы...

– Да что сейчас говорить о справедливости! – воскликнула я и, положив Лире руки на плечи, спросила:

– По-твоему было бы справедливей, если бы ты не родилась, если б твои родители не были вместе и из-за этого все государство распалось бы без Правителя?

– Нет, – пролепетала Лира, – я думала, что можно было бы найти иной выход...

– Но ты ведь все равно не виновата в случившемся, – остановила ее я, упорно заглянув в ее чистые глаза. – Поэтому не говори так.

Может, я одернула ее резко, но меня до сих пор поражала манера лиры винить себя во всем, а если не во всем, то во многом. Понимаю, моя совесть обычно на второй план отходит, а ее – наоборот. Но так принижаться...

– Я тебе удивляюсь, – пробормотала я, опустив глаза. – И как ты только можешь все это терпеть? Где ты находишь силы?

– Не знаю, – простодушно отозвалась Лира. – Я никогда не жила слишком хорошо. По крайней мере, сколько себя помню, с похорон родителей.

«Я ведь тоже до прихода сюда жила не в золотой клетке, – подумала я с жалостью и ненавистью к себе самой. – Я всегда была одна, даже когда со мной была та женщина, я чувствовала себя несколько одиноко... Может, я просто расслабилась оттого. Что ко мне здесь все так по-королевски относятся? Однако характер мой здесь не изменился...».

– Ты борец, Тимо, – вдруг сказала Лира.

Она говорила как никогда уверенно и твердо, с ноткой восхищения и грусти в голосе, я даже слегка удивилась, хотя уже давно перестала считать ее слабохарактерной.

– Я даже тебе завидую, – призналась она, – за твой характер, за твою железную волю, за бесстрашие... Т всего можешь добиться... И ты настоящий борец.

Она мне улыбнулась так мило и так искренне, что я просто смолчала. У меня даже язык не повернулся что-либо ответить, и, глядя в мое несколько угрюмое и расстроенное лицо, Лира еще шире улыбнулась. И вот только сейчас, только теперь я заметила и подумала, что эта ее улыбка – фальшивка. Не конкретно сейчас и не в том смысле, что она меня умышленно и коварно обманывает, нет. А в том смысле, что она уже порой просто повинуется привычке и улыбается, хотя радоваться-то и нечему. И она делала так всегда: во все времена улыбалась и была приветлива, хотя внутри (и, возможно, не только внутри) была боль. И сейчас именно эту боль я смогла разглядеть в ее лице лишь потому. Что мне и самой сейчас было как-то нехорошо. Я даже попыталась взять пример новоиспеченной с сестры и изобразить на своем лице такую же улыбку.

«Нет, все-таки это ты борец, – подумала я, когда уже лежала в темноте и старалась уснуть. – Ты не сдаешься и можешь стерпеть все, что тебе судьба приготовила. Ты принимаешь это и даже... даже не представляю... где ты только берешь силы для этого?».

Я тогда долго размышляла. Я думала, что это мне сейчас плохо, что это я такая бедная-несчастная. Хожу, всем жалуюсь на жизнь, ищу человека, с кем можно поделиться и не прекращаю хандрить. А между тем, мне стоило осмотреться повнимательней.

Я пришла к такому выводу после нашего разговора с Лирой. С тех пор, как ее лишили ранга и она стала Служанкой, у нее не было друзей. Она могла совсем откровенно поговорить только с Зэном, но ни у одного из них не было возможности встречаться часто. За ней никто не ходил и не спрашивал, как ее дела, как ходят сейчас за мной. За нее не беспокоились, не переживали, не знали, не замечали... Она была, словно тень, которую могли толкнуть, на которую могли наступить и переступить, но которая была на деле живой и обладала чувствами. И Лира никому не жаловалась, не роптала на судьбу, не возмущалась... в отличие от меня.

С этих пор я стала намного спокойней и рассудительней. Я стала терпеливей относиться к людям и требовательней – к себе. Я постаралась отодвинуть в сторону завесу собственных чувств, которая отгораживала меня от всего мира, и посмотреть вперед. А впереди я увидела свою цель – помочь Odzi Omoi – и решила идти к этой цели с гордо поднятой головой.

И в ту же ночь я сняла со своей руки серебряный браслет, но не для того, чтобы навечно убрать его с глаз, а лишь для того, чтобы Рьюичи не узнал о моих мыслях и чувствах, ведь он мог бы их неправильно понять. Этот браслет по-прежнему лежит у меня на полочке, и когда я изредка смотрю на него и поглаживаю пальцами изящные сплетения, то сразу вспоминаю Рьюичи, его ровный голос, его холодные, как жидкое серебро глаза, и мечтаю о том. Чтобы увидеть его как можно скорее.

Вот и настал этот день. Я дала Солсаки согласие на женитьбу практически в погоне за более обширными правами для себя самой, чтобы достичь цели. Мне было безумно жаль Солсаки, но я надеялась принести ему этим хоть какое-то облегчение. Хотя, другой стороны, как можно осчастливить человека, обманывая его? Я, конечно, не собиралась лгать ему насчет своих чувств, но... разве это тоже не ложь?

Церемония должна была пройти в одном Священном местечке под названием Иллана. Оно находится совсем рядом с Башней Асата, так сказать, примыкает к ней, до него буквально пара минут ходьбы. Для церемонии на меня надели красивое белое платье (думаю, цвет вас не удивит). Оно плотно прилегало к телу, было без рукавов, но с широкими лямками, с «моим любимым» V-образным вырезом спереди и сзади, так что спина оказалась наполовину открыта. Я все еще помнила, что спину показывать вроде как неприлично, и потому удивилась, но все обошлось. Что же до юбки у платья, она была словно сшита из отдельных белых лепестков, бархатных и нежных, и я потому надевала платье очень аккуратно, хотя меня заверили, что ничего точно не порвется и не испортится. Спереди юбка доходила мне до колен, а сзади – до пят, и, в общем, была довольно пышной. Ставить меня на каблуки было бы глупостью, во-первых, потому что я этого не любила, а во-вторых, я и так на рост не жалуюсь, а каблуки еще больше вытянули бы мою тощую фигуру. И кстати, волосы мне уложили просто и по большей части они остались распущенными, так что спину они мою скрывали полностью и даже с лишком, и все приличия были соблюдены.

Вечером, когда на Эльхауир уже стали пускаться сумерки, Лира подошла ко мне и сообщила, что пора идти. Но прежде, чем пропустить меня, она вдруг сказала:

– Тимо, у меня плохое предчувствие.

– О чем ты? – спросила я, вертясь перед зеркалом.

– Мне кажется, – неуверенно заговорила Лира, – что случится что-то плохое.

– Лира, я тебя не понимаю, – я повернулась к ней лицом. – С чего ты это взяла?

Я улыбалась, но лицо сестры было непроницаемо серьезным и слишком беспокойным, чтобы смеяться. И я сжала губы.

– Наверное, я тебе не говорила, но у меня есть одна особенность, – снова заговорила Лира, – мои сны имеют обыкновение сбываться.

– То есть «имеют обыкновение»? – не поняла я.

– В них я вижу будущее, – заявила вдруг Лира. – С детства, лет с десяти, я стала видеть вещие сны, и они всегда без исключения сбываются. Быть может, таков мой особый дар, ведь в гадании я предсказываю только правду.

– И какое это отношение имеет к сегодняшнему событию?

– Сегодня ночью я видела сон, – пояснила Лира и стала рассказывать:

– Я видела, как ты шла к алтарю в Иллане, остановилась перед человеком в капюшоне – Священнослужителем – у которого не было видно лица. Он надел тебе на голову венок из белых роз, но ты до крови поранилась о шипы. Одна капля крови быстро упала на траву, а вторая – на твое белое платье оставила след на груди, на сердце.

Я внимательно выслушала ее рассказ, но, откровенно говоря, он не вызвал у меня тех же чувств, что у Лиры.

– И меня это серьезно беспокоит, – проговорила она. – Может быть, это...

– Лира, – внезапно сказала я, и она замолчала, – не надо.

– Чего не надо? – переспросила Лира.

– Говорить этого не надо.

– Но почему, Тимо? – запротестовала девушка.

– Лира, пожалуйста, – повышая голос, серьезно потребовала я, – не говори этого. Не порти мне настроение перед праздником.

Сейчас настрой у меня был более или менее, я, так сказать, была в боевой готовности. Но я также понимала, что стоит чему-то или кому-то меня хоть чуточку расстроить, я тут же сорвусь. Но мне этого не надо, пусть все идет спокойно. Сегодня я никому не позволю испортить праздник ни мне, ни Солсаки.

Я очень надеялась, что лира не обиделась на меня, ведь и ее хорошее настроение мне дорого. Зачем ее расстраивать? Перед тем, как идти. Я обняла ее и дружелюбно улыбнулась, Лира тоже сделала более или менее радостное лицо. Правда, тревога так и осталась в ее сердце.

Мы с Лирой вышли на лестницу и, спустившись вниз, вышли на улицу. В самой Башне было тихо, и нам никто по пути не встретился, но только лишь потому, что снаружи народу было напротив слишком много. Они не загораживали нам дорогу, их не приходилось отталкивать, все спокойно стояли чуть поодаль, образуя живой коридор. Я шла по этой дорожке, ощущая на себе десятки и сотни взглядов. Все дружно хранили молчание, будто языки проглотили, однако они также улыбались и радовались, смело показывая счастливые лица. Я улыбалась и кивала им, а люди в ответ кланялись. «Слава Богу, они не знают, о чем я думаю и что я чувствую», – пронеслось у меня в голове.

Так я спокойно дошла до Илланы, где нас уже ждали. К счастью, вся масса осталась позади, за пределами Священного места, а на его территорию пустили лишь тех, кого мы с Солсаки сами захотели видеть: Алик и его мать Наоми, Сандра и Зэн Роуг и, конечно же, Лира. Я ее и в качестве Служанки пригласила бы, а теперь, когда я узнала, что она мне сестра, то – тем более. На границе Илланы я увидела и нескольких человек из Власти, однако их туда никто не звал, и им вскоре пришлось удалиться с плохо скрытой злобой на лицах. Они, видимо, решил проконтролировать, но каково же было их разочарование, когда они узнали, что их в списке приглашенных нет. И я была очень рада этому, хотя со стороны Солсаки это было дерзостью, но совсем не плохим поступком с точки зрения нашей личной жизни: кого хотим видеть, того и приглашаем. А из этого уже делаем простые выводы.

Я снова видела плиты белого камня, гладкие, матовые. Расположенные несколько поодаль друг от друга, они составляли дорожку к арке из того же материала, которая сильно напоминала мне двери в любую из наших с Солом комнат с искусным резным орнаментом. Арка, словно сделанная из слоновой кости, была обвита искусственными, вырезанными на камне виноградными лозами. А между плитами на дорожке наружу высовывались пучки уже увядающей травы.

Кстати, должна сказать, что зима в этом году запоздала. Думаю, из-за той самый проблемы, из-за которой я все это затеяла – увядание природы Odzi Omoi. Сейчас апрель и везде у нас уже должен лежать снег, однако пока нет даже признаков, просто осень.

У самой арки я увидела Солсаки. В своей светлой рубашке он сливался с камнем, а также своим лицом: сегодня он был необычайно бледен и, как только меня увидел, улыбнулся, но то снова была улыбка «сквозь слезы». Он радовался внешне и казался счастливым (хотел казаться таковым, раз уж это его праздник), но его что-то все равно мучило, только говорить он об этом не хотел ни с кем, тем более сейчас. Солсаки взял мою руку и поцеловал ее, низко наклонившись, и я мягко опустила ладонь на его затылок.

Рука об руку мы прошли за арку и за нами двинулись приглашенными лично нами немногочисленные гости. За аркой нас встретил низкого роста седой старичок в длинной серебристой рясе и капюшоне – Священнослужитель. Старик добродушно улыбнулся и остановил нас. Прежде чем пропустить, он должен был еще кое-что сделать.

Лира уже знала, что Священнослужитель будет делать, и потому, стоя рядом с остальной небольшой группкой людей, она нервно кусала губы, а когда я смотрела на нее, то переставала и улыбалась. Она сосредоточенно думала о том сне, что видела сегодня, желая докопаться до его значения: «Кровь обычно означает потери. Вероятно, они связаны с этим браком. Пятно на земле – это принесет вред природе, а кровь на платье Тимо на груди – быть, может, это горе для нее самой, которое ранит ее в самое сердце... Неужели это так? Но почему именно эта свадьба?.. Я не буду ей говорить, – решительно подумала Лира. – Я редко гадаю, потому что не хочу сообщать людям плохие вести, и сейчас я промолчу, потому что верю... от судьбы все равно не уйдешь. Что предрешено – то случится. Мне больно, что я не знаю причины и не могу ничего поделать... а может, дело и не в самой свадьбе, если уж на то пошло. Свадьба может оказаться лишь событием, предшествующим трагедии, а не причиной».

Тем временем мы с Солом ждали старика, стоя около входа в «круг двенадцати» – это круг из двенадцати белых каменных колонн, в центре которого стоит такой же каменный алтарь – просто полукруглая, плоская сверху, как крышка стола, чаша на расширяющейся книзу ножке. Я пока еще не знала, в чем секрет всего этого процесса, раз уже здесь нет, скажем, ни обручальных колец, ни браслетов (как делали в древности), но мне предстояло шагнуть в этот круг, из которого (говорю на полном серьезе) не было пути обратно. Но сначала мне на голову должны были надеть... венок из белых роз. Конечно, как же иначе.

Священнослужитель поднес ко мне венок из пышных, мягких цветков и чуть помедлил – я присела, чтобы он мог до меня дотянуться. Тогда старик аккуратно, задержав венок надо мной, словно нимб ангела, опустил его мне на голову. Внутренне я вся вдруг сжалась: все же предсказание Лиры имело надо мной какую-то власть, и я опасалась, как бы оно не сбылось. Я стала успокаивать себя, напоминая, что это лишь сон, и, когда Священнослужитель отпустил венок, а лиры стояла неподалеку и нервно теребила складки платья, ничего не произошло. Я распрямилась и облегченно выдохнула, а к лире быстро подошел Зэн и взял ее за руку, чтобы она перестала уже наконец дергаться.

Руки наши по-прежнему были соединены, и мы положили их по указанию Священнослужителя на алтарь. Я заметила, что внизу эта каменная подставка оплетена еще зелеными растениями и у меня даже мелькнула мысль, что эти растения вечны (то есть, их поддерживает магия, и они потому никогда не завянут).

– Nitt aino-ai hime, aino nitte aino-ai naryo, – сказал низким, приятно скрипящим голосом старик позади нас.

Мы с Солом дружно переглянулись, а затем немедленно опустили веки и расслабились. Я вдруг почувствовала себя в некоем состоянии транса, и Солсаки ощутил то же самое. Мы не видели, но чувствовали, что вечные растения медленно проросли, вытянулись и, обвив крепче алтарь, остановились у самых наших рук. Алтарь засветился чистыми белым светом, а я вдруг будто услышала где-то в подсознании, как кто-то меня спросил: «Ты действительно этого хочешь?». В тот момент мне показалось, что мне внезапно влезли в душу, обнажив что-то такое, что я не хотела показывать. Заминка растений настораживала, но я понимала причину, а точнее, я видела ее сейчас перед собой, в подсознании: посреди того темного пространства. Которое обычно видишь, когда закрываешь глаза, появилось мягкое свечение алтаря, посреди которого откуда-то взялся нераскрытый бутон розы. А когда ее лепестки стали разворачиваться, то я в буквальном смысле слова вздрогнула всем телом, ибо то была та самая серебристая роза, которую мне подарил Рьюичи и которую я спрятала и хранила вместе с браслетом, который нас связывал. Солсаки вдруг резко сжал мои пальцы: он видел то же самое и чувствовал, что мысли мои начинают метаться в беспорядке, и старался меня успокоить. Расценив это действие, как призыв к сдержанности, я буквально мысленно взмолилась, прося не выдавать меня. Я именно так и сказала, вернее, подумала, и, на мое счастье и облегчение, после недолгой паузы роза в моем подсознании медленно закрылась, однако никуда не исчезла. Мысленно же поблагодарив и даже улыбнувшись я, крепко сжав пальцы Сола, сказала: «Да». Тогда я почувствовала нечто щекочущее, потому что вечно зеленые и живые растения обвили наши с Солсаки руки, правда, несколько нерешительно. Они коротко вспыхивают, как и алтарь, ослепительным светом, а затем все медленно гаснет, погружая нас во тьму уже пришедшей ночи. На этом церемония была закончена.

Мы с Солсаки, чуть не смеясь, вышли из круга, вместе с ближайшими людьми прошли через арку, и вот тогда началась самая утомительная для нас, и веселая для остальных часть вечера: празднество. Лира сразу же схватила меня за свободную руку, не в силах сдержать эмоции и улыбку на устах от радости, что ее сон не сбылся (по крайней мере, пока), а Зэн, Сандра, Алик и Наоми стали нас по очереди поздравлять.

Конечно, я была рада, я была готова присутствовать на этом празднестве, сидя рядом с мужем хоть всю ночь, смело и нахально глядя на Власть, чтобы показать, что я могу, и чтобы хоть чуточку выплеснуть на них свое негодование. Хоть я сейчас и радовалась, я не была довольна, как и раньше. Идеей нашей с Солом свадьбы, ибо наши чувства ей противоречили. Солсаки не хотел причинять мне боль, а я не хотела делать больно ему, и так мы оказались перед сложнейшей дилеммой, в которой я решила уступить (в кои-то веки я уступаю!): я решила идти до конца.

Я смутно помню праздник, все слилось для меня в единую громогласную какофонию и смешение всевозможных цветов. Я помню многочисленные поздравления и хмурые, но довольные взгляды Власти, помню бесчисленные улыбающиеся лица, красного и темно-фиолетового цвета вино и другие напитки, которых я, однако, почти не коснулась, как и Солсаки, белые ленты, колонны вокруг... все это навеки осталось для меня безумным и слитым воедино пятном ярких эмоций вокруг и тусклых – с моей стороны и со стороны Сола. Мы оба думали о другом, сидя за столом и тупо глядя сквозь хрустальные бокалы. Мы порой словно переносились как бы в свой мир, внутрь своих собственных переживаний, которые были сейчас намного важнее.

Под конец, когда уже приблизилась полночь, когда уже большинство народу разошлось, Лира легонько тронула меня за плечо, подав знак, что нам пора. Я встала и двинулась следом за ней, оставив Солсаки позади разговаривающим с парочкой мрачноватых магов. Он быстро глянул мне в спину немного печально, но тут же вернулся к разговору.

Лира отвела меня наверх с тем, чтобы приготовить к дальнейшему событию – к брачной ночи. Меня это словосочетание несколько пугало, но я старалась взять себя в руки. Пока я принимала ванну, то рассеянно скользила взглядом по контурам своего тела и думала о том, что нужно кК-то придать себе уверенности. Хотя потом я поняла, что чем больше я об этом думаю, тем труднее мне будет. Потому я просто постаралась расслабиться и духовно, и физически.

– Тимо, ты уверенна? – словно произнося последнее напутственное слово, сказала Лира, уже полностью приготовив меня.

Я медленно повернула к ней лицо, глянув в глаза, в голубизне которых увидела ясную обеспокоенность. Она опустила подбородок и подняла брови, повторив свой вопрос, не открывая рта.

– Конечно, Лира, – на удивление твердо ответила я, ощутив вдруг эту твердость и внутри себя (все-таки мое самовнушение пошло мне на пользу). – Я полностью уверена.

Не отводя взгляда от моего лица, Лира взяла меня обеими руками за ближнюю ладонь, снова молча и волнуясь.

– Я должна это сделать, – добавила я, уже окончательно убедившись в собственной решимости и дорогой способности подавить в себе одни из самых сильных чувств.

Когда пришло время, Сол вошел в комнату и увидел меня, стоящую между дверью и кроватью. Я была в красивом полупрозрачном хитоне с распущенными идеально гладкими волосами, которые блестели в слабом зеленоватом свете от двух ночных фонариков, висевших по бокам от кровати. У парня сердце сразу забилось быстрее при этом виде.

Я медленно подошла к нему и провела пальцами по его щеке. Он был очень удивлен, ведь до конца не верил, что я на это решусь, но тихая радость пульсировала где-то внутри; однако Сол не хотел себя обманывать и спросил:

– Тимо, зачем ты это делаешь?.. Ты ведь меня не любишь...

– Сол, ты мне нравишься, очень... – ответила я, – и... так надо. Так должно быть.

Я погладила его по волосам, и чуть коснулась губами его щеки, и сказала:

– Не волнуйся... Все будет хорошо.

Я отошла от него ближе к кровати, повернувшись спиной, медленно перекинула волосы на одно плечо и решительным движением скинула с плеч хитон и опустила руки так, что одежда медленно сползла по обнаженному телу на пол. У парня глаза расширились еще больше, и он резко, но тихо втянул в себя воздух, а я так стояла к нему спиной в ожидании. Ему, безусловно, нравилось смотреть на меня; на мой тонкий стан, сегодня не казавшийся таким уж костлявым, хотя по бокам виднелись ребра; на мои округлые бедра, на самом деле довольно узкие, но ярко выраженные из-за тонкой талии и тесно сжатых вместе ног; и на мой грациозно изогнутый позвоночник и чуть движущиеся под кожей мышцы, которые, очевидно, подрагивали так от волнения. Сол подошел ближе, чувствуя гложущее его изнутри желание. Ему очень хотелось сейчас обнять меня, приласкать, почувствовать близость и тепло моего тела, ему безумно хотелось провести пальцами по моей обнаженной тонкой шее, которая так открыто манила к себе, по изящной и лишь слегка угловатой фигуре и по дрожащим от тяжкого ожидания рукам. С трудом пересиливая себя, Солсаки все же несмело коснулся пальцами моих плеч, и я вдруг невольно вздрогнула то ли от страха, то ли от удовольствия. Кожа моего тела оказалась удивительно мягкой и гладкой, Сол ощущал это кончиками пальцев и сделал ко мне еще один маленький шаг.

Я чувствовала его дыхание на задней стороне своей шеи, оно было горячим и от беспокойства заметно участилось. Сол будто сдерживал себя и старался успокоиться, однако не мог. Он чувствовал исходящий от меня до дрожи приятный запах, а я кожей ощущала его волнение и желание, я несколько раз зажмурилась, пользуясь тем, что парень не видел моего лица, сжала спереди руку в кулак и уже была готова ко всему.

Но Сол, задержавший дыхание, приблизив лицо к моему уху, вдруг резко выдохнул, со вздохом, одновременно выражающим досаду и насмешку, присел и, подняв с пола хитон, накинул его мне на плечи.

– Прости, Тимо, но я не могу, – сказал он. – Я не возьму тебя, потому что ты... я знаю о твоих чувствах и потому не стану.

– Но ведь так нельзя, – пролепетала я. – А как же закон?

Я резко повернулась лицом к парню, глядя на него с широко распахнутыми веками. Он посмотрел в мои изумрудные глаза со стыдом и жалостью, а потом внезапно обнял, прижал к себе и шепнул на самое ухо:

– Плевать мне на закон, Тимо. просто плевать. Я сказал, что ничего не сделаю против твоих чувств, и я никогда ничего не сделаю, – последние слова он произнес с большими паузами, делая акцент именно на них. – Ты мне слишком дорога, – он снова посмотрел мне в глаза и взял обеими ладонями за лицо. – Я знаю, что люблю тебя, Тимо, люблю...

– Сол... – я хотела что-то вставить, но...

– ...а также я знаю, – Солсаки поднес палец к моим губам, и я замолчала, – что ты любишь другого. И я совершенно уверен, что ты будешь счастлива только с ним. Так что... просто... будь счастлива. Мне этого будет достаточно.

Он мягко улыбнулся, проведя пальцами по моим гладким пленительно блестящим волосам, и, когда он не смотрел мне в глаза, то он словно смотрел на меня в последний раз и наслаждался каждой секундочкой, каждым мгновением этой близости. И где-то в глубине он был счастлив и потому так улыбался, словно был в состоянии эйфории. А на моих глазах непроизвольно выступили слезы. Я быстро наклонила подбородок: не хотела, чтоб он видел эти слезы. Однако Сол заметил и даже сам наклонил голову так, что наши лица снова оказались друг напротив друга.

– Не плачь, – сказал он, поднимая брови и стараясь еще больше улыбнуться. – Я ценю твои чувства и предоставлю выбор тебе, потому что для меня твои желания – превыше всего. Потому что... я люблю тебя...

Слезы все-таки рвались наружу и после этих слов у меня мелко-мелко задрожали губы и нос, но я смогла сдержаться, опустив глаза и уткнувшись лицом в плечо Сола. Он снова вздохнул и уже обеими руками обнял меня. Объятия его были мягкими, теплыми, в них было спокойно. Однако я слышала, как часто и тяжело бьется его сердце, сейчас проливающее слезы. Я во мне теперь бурей плескались восхищение этим человеком и благоговение перед ним, дружеская любовь, а также... жалость. Я не могла ничего с этим поделать, мне было безмерно жаль этого милого мальчика, который был готов отдать мне все, но взамен так ничего и не взять. Только мою далекую улыбку и ритм счастливо бьющегося сердца.

Я осталась в эту ночь в комнате Сола (в принципе, после мы также спали здесь), и в этом нет ничего удивительного. Ведь только мы пока знали, что между нами так ничего и не было и было бы очень странно, если бы невеста ушла от жениха в брачную ночь.

Я даже и не сомневалась и не смела думать, что Сол мог бы нарушить свое слово. И он не нарушил. Я видела, я чувствовала, что происходит у него внутри, и могла хоть примерно представить, о чем он думает. И все его помыслы были чисты.

Мы спокойно легли спать. Я повернулась лицом к окну и спиной к Солсаки, который после нашего разговора самостоятельно запахнул мой хитон и поцеловал в лоб, словно благословляя на дальнейшую счастливую жизнь. Я знала, что парень лежит прямо позади, и я вдруг почувствовала легкое касание его руки. Солсаки придвинулся ближе, оставаясь на расстоянии, и осторожно, боясь, что я его одерну, дотронулся до моего обнаженного плеча. Я спокойно на это отреагировала: в конце концов, он больше ничего не делал. Тогда Сол медленно провел пальцами по моей бархатной коже, наслаждаясь даже этим коротким прикосновением, ведь я не была против, жалея его. Солсаки с любовью и нежностью тронул губами все то же плечо и уже тогда успокоился, положив голову на подушки, так и оставив руку на моем плече, легонько обнимая, и лишь слегка беспокоя дыханием мои волосы. Не знаю, как долго засыпал Солсаки, но лично я не могла уснуть и сон настиг меня только под утро. До этого я все думала о том парне, который лежал позади меня, чья рука так нежно обнимала меня, чье размеренное дыхание щекотало мне шею, чья жертва не давала мне покоя. Но потом сон унес меня все под то же тихое, едва различимое посапывание (мое и Солсаки) и ритмичный, но все-таки разнобойный стук наших сердец.

Однако наутро некто прервал наш спокойный сон (на удивление спокойный, надо сказать). Еще было довольно рано, когда вдруг в окно, солнечный свет из которого уже почти добрался до нас, кто-то постучал. Может показаться странным то, что на девятнадцатом этаже кто-то может постучаться в окно, но я уже привыкла, что в мире магии возможно все, так что даже удивляться почти перестала. К счастью для того, кто был за стеклом, Солсаки проснулся первым и, глянув в окно, увидел порхающего в воздухе Зэна. Солсаки спешно, но осторожно, натянув по пути штаны, подскочил к окну, тихо и возмущенно что-то шепча. Он резко распахнул створку, явно недовольный тем, что парень явился именно в этот момент, и, не дав ничего сказать, махнул рукой в сторону, чтобы тот чуть отдалился, а затем и сам влез на оконную раму и вместе с нежданным гостем завис в воздухе. Солсаки указал пальцем вверх и они оба поднялись на этаж выше и приземлились на листовидном балконе, резкие перила которого золотились первыми рассветными лучами.

– Ты что, идиот? – небывало резко спросил Сол, сдерживаясь и не повышая голос.

Зэн ничего не ответил: видать, грубоватое поведение парня выбило его из колеи, ведь он никогда так с ним не говорил, даже несмотря на то, что являлся Правителем.

– А если бы она проснулась? – Солсаки окатил парня еще одной гневной волной.

– Простите, Дьер, – как-то неуверенно пробормотал шокированный Зэн.

Сол вообще-то и не собирался на него так уж сильно набрасываться, и искреннего извинения вполне хватило. Он не несколько секунд отвернулся, тяжело вздохнув с видом человека, которого всё и все вокруг достали, потом активно потер лицо руками и резким движением зачесал назад волосы. Словно для верности Сол еще раз потряс головой и уже тогда решительно повернулся к Зэну.

– Это так срочно? – спросил он, уже больше походя на того Правителя, которого народ привык видеть.

– Да, – тоже оправляясь, сказал Зэн. – Я, конечно, все понимаю, но вам необходимо это знать.

– Там... Экзорцисты-Орги несколько разбушевались...

Смотревший до этого в сторону Солсаки быстро сверкнул на парня глазами. Но вид, с которым тот говорил, видимо, никак не давал повода для сомнений, и от этого лицо Правителя приняло еще более серьезное, а теперь еще и обеспокоенное выражение.

– С чего вдруг? – поинтересовался он. – Я говорю, что это странно, ведь раньше-то они вели себя тихо, что и понятно... Но что им нужно?

– Они требовали отдать им Пентаграмму Анубэ .

– Что-что? – словно прикинувшись глухим, необычно громко переспросил Солсаки. – Пентаграмму Анубэ?! Часть Посоха Зверя?! Ты серьезно?

Зэн сдержанно кивнул, спокойно приняв такую реакцию, ведь это известие и вправду можно было сравнить по силе с разрядом шаровой молнии.

– Интересно, – с долей иронии и усмешки на устах протянул Солсаки, – и что же они с ней собираются делать?

– Не знаю, но они требуют, – был ответ.

– Н-да, если они требуют, то нельзя оставлять это без внимания.

Солсаки ненадолго задумался, снова включив в голове программу «Правителя», которую практически никогда не выключал, анализируя все возможные ситуации и выходы из них и выбирая наиболее удобный.

– Кстати, – вдруг подал он голос, вернув ему серьезное звучание, – новый Владелец еще не выбран?

– Странно...

– Почему?.. – Зэн, видимо, почувствовал себя несколько неловко, потому что слегка нервно мотнул головой в попытке откинуть с лица золотистую челку.

– Почему странно? Просто, если предыдущий Владелец умирает, то Посох выбирает нового, разве нет?

– Может, это связано с тем, что у нас, здесь, только одна часть Посоха? – предположил Зэн, выдвинув не самую глупую версию.

– Не уверен... – Солсаки снова на несколько секунд удалился в свои собственные размышления, вперив взгляд в каменные плиты пола. – Ладно, сейчас не о том. Ты же прекрасно понимаешь, что мы не можем ее просто так отдать даже при всем нашем желании? – очнувшись, сказал Сол, обращаясь к стоявшему рядом парню, особенно нажимая на слово «нашем».

– Ну, может, вы им сами об этом скажете? – с тайной надеждой, чувствуя себя неловко под внимательным взглядом Правителя, спросил Зэн.

У Сола мгновенно на лице появилось выражение, само собой говорящее: «Я знал, что ты это скажешь».

– Хорошо, – с легкой улыбкой согласия, внимая этому тонкому намеку со стороны Зэна, сказал Правитель и добавил:

– И все-таки мне не нравится, что Пентаграмма Анубэ хранится у Власти...

Не медля, велев Зэну ждать его внизу, на площади у телепорта, Солсаки так же через окно вернулся в свою комнату, оставив створки открытыми, потому что снаружи была удивительно хорошая погода. Может быть, от приятной прохлады, потянувшейся в комнату, или от солнечного света, начавшего падать на глаза из-за неосторожно распахнутых штор я проснулась. В это утро мое самочувствие было весьма неплохим, ибо голова не болела и не было неприятного и настойчивого ощущения тошноты, которое меня периодически посещало. Оставалось надеяться, что так будет весь день.

– Доброе утро, – несмело сказала я Солсаки, который еще не увидел, что я проснулась, потому как стоял в другом конце комнаты и спиной ко мне.

– Доброе, – мило улыбнувшись, ответил он, повернувшись.

– Куда это ты в такую рань? – спросила я, уже научившись довольно точно определять время по солнцу или же его отсутствию.

Я устало потерла глаза: кажется, было часов шесть утра. А Солсаки, найдя то, что искал, на ходу застегивая рубашку и держа еще в руке остальную одежду, подошел ко мне.

– Появились дела, – пояснил он.

– Не дают покоя, – констатировала я, получив слегка укоризненный взгляд. – Нет, правда, а как же выходной для Правителя?

– Если б он был... – вздохнул Сол, а я привстала на кровати, видя, что он торопится, и помогая ему застегиваться. – Ладно, я побежал. Сейчас еще рано, так что оставайся здесь и поспи, хорошо?

Он погладил меня по волосам и, так же торопливо поцеловав в лоб, умчался. Я успела по пути поймать и слегка задержать его руку: я очень хотела показать ему, что я рядом и что я могу ему помочь. Надеюсь, он расценил это так же. И кстати, когда я говорила о выходном, я не лукавила, а говорила совершенно серьезно. Я ведь все-таки беспокоилась о Солсаки, как об очень хорошем друге и прекрасном человеке, которого просто уже со всех сторон заездили. Хотя, я, надо сказать, тоже свою лепту в это внесла, но... теперь это не так.

Чуть подумав над этим, я поднялась и направилась в свою бывшую комнату. Мне нужно было срочно поговорить с Лирой, а я знала, что она встает обычно рано, так что сейчас, может, уже и не спит. И действительно, когда я вошла и постучалась в дверь комнатки Лиры, то она немедленно отворила и, радостно обняв, впустила внутрь. Она спрашивала, как мио дала, а я, еще будучи в шоке от прошедшей ночи, только и смогла сказать:

– Он ничего не сделал...

Быть может, это прозвучало глупо, и Лира не зря посмотрела на меня так, будто чего-то недопонимала, но ведь это было правдой.

Я не могу больше терпеть, не в состоянии. Я постоянно оглядываюсь и вижу вокруг одну и ту же картину – смерть. Природа угасает настолько быстро, что я уже даже сбилась, пытаясь подсчитать случаи с изменением погоды и количество погибших растений и живых существ. Даже в моей Оранжерее несколько кустиков умерло, хотя причин я не видела. Все это вызывает во мне такое сильное чувство жалости и отчаяния, что я не могу больше терпеть. Я должна это сделать.

Я решила открыть Главный Храм на Священном озере, чтобы получить силу и помочь природе. Я именно решила. Уходя, я сказала Лире, куда направляюсь, ведь причин что-либо скрывать у меня не было, особенно от нее. Девушка не препятствовала: быть может, железная решимость в моих глазах и во всем лице повлияли и она, зная мой характер, все поняла. Я ничего с собой не взяла, кроме плетеного серебряного браслета, который сняла незадолго до свадьбы и так и не надевала с тех пор: мне почему-то хотелось, чтобы в это трудное время, в предстоящие мне тяжелые мгновения рядом со мной была хоть какая-то часть того, кто мне так дорог.

Как выяснилось потом, Солсаки вскоре после моего ухода спрашивал Лиру о том, куда я ушла одна и почему не сказала ему. А, узнав, что «я так поступила, чтобы его не беспокоить, а ушла для выполнения своего долга», парень догадывается, что именно я собираюсь сделать. Первой его мыслью было помчаться за мной, однако Лира его остановила.

– Она так решила, – говорит она твердо, – и никто и ничто не сможет ее остановить. Вы же знаете ее, Правитель Дьер.

В ответ на это Солсаки молча поворачивается и смотрит в распахнутое окно, из которого были видны сумерки, быстро сменяющиеся ночной тьмой, и обеспокоено направил взор куда-то вдаль, но все же остался стоять.

Лира была права, говоря, что никто и ничто меня не сможет остановить. И я была очень рада, что ни один человек не стал мне препятствовать. Это было бы просто пустой тратой времени и моего хорошего отношения.

Я переместилась (как же хорошо, что теперь я умею это делать!) и оказалась невдалеке от Священного озера. Я не знала, что мне нужно сделать, чтобы Храм открылся, нигде об этом сказано не было. Да и кто бы мог мне об этом сказать? Разве что моя мать, Дина, предыдущая хранительница Священного озера, однако в ее записях я не нашла никаких упоминаний ни о печати вокруг Озера, ни о чем-либо еще, связанном с этим, кроме слов о том, что формальное посвящение в хранительницы – очковтирательство чистой воды. И я в этом никогда не сомневалась.

Я присела у замерзшей кромки озера, вода в котором, однако, не замерзала, будто подогреваемая изнутри, из глубин озера. Водная гладь была спокойна, она замерла, не тревожимая ни легкими короткими дуновениями ветра, ни падавшими с неба редкими снежинками. Над ней по-прежнему стелился плотный туман, сквозь который невозможно было что-либо рассмотреть или даже увидеть. В этой глубочайшей тишине я раздумывала, что делать дальше.

«Так, – думала я, – на озеро наложена печать, и Солсаки говорил, что хранительница Священного озера должна ее правильно прочесть, чтобы открыть храм. Тогда...». Внезапно пришедшая в мою голову мысль заставила меня рывком подняться на ноги. Я окинула водоем перед собой быстрым взглядом и, не долго думая, взмыла в воздух. Я поднималась выше и выше до тез пор, пока не смогла видеть под собой все озеро целиком. Стремительно соображая и нервно разминая руки, я смотрела на Священное озеро, затянутое туманом лишь над водой, будто он скрывал нечто, идеально круглое, с четырьмя Храмами Стихий по сторонам света. Это должно было что-то значить, тем более что магические печати специально делаются круглыми (говорят, так они легче «запоминают» нашу магию).

«Что же сделать, чтобы увидеть ее?» – подумала я суетливо, однако тут же себя оборвала, говоря, что нельзя сейчас так волноваться и нужно обязательно успокоиться. Глубоко вздохнув и закрыв глаза, я постаралась расслабиться и погрузиться в транс. Я искала... нити. Те «нити», которые пронизывают всю магическую материю, все это разнородное «северное сияние», которые мы затрагиваем или с усилием тянем на себя, когда применяем заклинание. Я ментально погрузилась в эту мелкую паутинку, отыскивая ниточки лишь мыслями. Мой кулон медленно засветился и я будто почувствовала в этот момент помощь, будто ощутила, услышала, почуяла, какие кристаллики материи мне нужны и за которые нити я должна была потянуть. И я решительно обхватила их пальцами (мысленно, разумеется) и сказала:

Вся природа – жизнь моя.

Пропусти туда меня,

Покажи сейчас мне то

Что увидеть суждено.

Я обращалась к материи магии, мелкую паутину которой сейчас мысленно сжимала в руке. И это сработало. Озеро подо мной будто ожило, а вся материя всколыхнулась и задрожала разбуженная. Я открыла глаза: по кайме озера появились идущие по кругу светящиеся линии, образовывающие несколько ровных окружностей, между которыми были написаны руны. Я прочистила горло и внимательно вгляделась в написанное: надеюсь, не зря я все это время корпела над толкованием значений рун. Я напряглась, сосредоточено соображая, будто на самом деле сейчас сидела в аудитории и решала задачи по высшей математике.

– Не думай...

Я дрогнула и понадеялась, что мне только показалось. Голос был похож на мой собственный, и я его скорее чувствовала, чем слышала. Я не знала, кто это говорит или что. Однако это почти сразу же повторилось вновь:

– Не думай... просто верь и чувствуй...

Я часто задышала, но потом все же снова закрыла глаза и попыталась снова расслабиться. Я вернулась в то состояние, в котором была только что, в состояние «поиска». Но теперь я искала не нужные «ниточки» и частицы материи магии, а слова, значения. Я как бы старалась нащупать эти руны, войти в резонанс с их магией и понять, что они означают изнутри, что они несут в себе. Это было трудно и долго, требовало расслабленности и сосредоточенности одновременно. Но я ведь решила не отступать, не так ли?

И вот я их почувствовала. Да, именно почувствовала, причем скорее на уровне подсознания и ассоциаций, чем умом. Знаете, например, если человек однажды в важный для него момент вдруг уловил какой-то запах, то в следующий раз, когда он этот запах ощутит, то он напомнит человеку о том важном событии и его сердце вдруг встрепенется. Вот и я, прикасаясь к каждой руне, что-то чувствовала, и эти эмоции и ощущения доносили до моего сознания какие-то значения, которые быстро складывались в слова.

– Iero um Aroe dorana, ulo sta ondzi mono-gen-mono, Erfo um Air dorana gen, ulo sta nai shin-nitte nai, dara nu ondzi-gen a-ahala harumoni. Sa kaoru da dzarra nai, – вот что я прочла.

Я и сама не замечала, что говорю на языке Odzi Omoi, а не на своем родном. Хотя, вероятно, и этот язык можно считать моим родным, таков он для каждого, кто здесь родился, кто обладает способностью улавливать мимолетные и быстротечные потоки магических частиц. Я специально его не учила и не смогу сказать ни слова на нем в обычной жизни. В общении (ведь я же не понимаю, как переводятся слова заклинаний). Но сейчас я будто прикоснулась к сокровенным тайнам магии, я коснулась ее сущности и пробудила в себе то, что было частью меня с момента рождения.

Тогда Священное озеро подо мной стало быстро оживать. Туман перестал просто стоять на месте, он начал кружиться, набирая скорость, вокруг центра озера, где и должен был находиться Главный храм. Я увидела обнаженные теперь Малые храмы Стихий по краям озера, и они тоже «принимали участие» в этом. Все четыре Храма Стихий, расположенные точно по сторонам света, находились в отдельных кружках светящейся магической печати. И от них по мелким, частым, путанным линиям к центру стекалась энергия.

Я быстро стала спускаться вниз, ведь, насколько я помню, мне должен был открыться проход, и я почему-то решила, что он будет, как обычная дверь. Ну, по крайней мере, им никак не могла оказаться воронка в небе. Белесый туман быстро собрался и остановился в самом центре, образуя плотный сгусток, но все же еще расстилаясь над водой, так что никакого храма я с берега еще не видела. Печать по-прежнему сияла, я смотрела на нее сквозь прищуренные веки, свечение становилось все ярче, и внезапно и резко погасло, будто пропал источник энергии. По воде вдруг быстро пробежала маленькая тревожная волна и, следуя за ней, к берегу из центра примчалась узкая сверкающая кристальным блеском дорожка. Я подошла ближе и подивилась ее чистоте – словно она была сделана из бриллиантов самой чистой воды или из самых невинных слез.

Я прошла по гладкой водной дорожке, ощущая ступнями приятную прохладу и влажность, видя под собой исходящее откуда-то изнутри зеленоватое сияние, которое, приближаясь к центру, становилось все ярче и ярче. Предо мной сначала ничего не было, лишь неплотный туман, но он постепенно рассеивался, и в конце концов я увидела высокие двустворчатые двери. Они были раз в шесть выше меня, и казалось удивительным то, что не было видно даже с воздуха, хотя расстояние, с которого я наблюдала, было не намного больше. Глядя на них с каким-то благоговейным восхищением, я тихо присвистнула и подошла ближе. Ворота эти напоминали мне завесу в Священную рощу, которую мы посетили в самом начале наших с Рьюичи странствий. Они были, как призраки, полупрозрачными, но в то же время сквозь них невозможно было что-то разглядеть. Также своими многочисленными узорами и сплетениями напоминали двери моей и Солсаки комнат в Башне Асата, Они слегка колыхались передо мной, как шелковый занавес, и тоже словно замерли, окаменели в ожидании чего-то. Или кого-то.

Я положила на них руки, ощутив ту же прохладу, что и при касании воды озера, и, не заметив никаких изменений, решительно навалилась на них (они оказались на удивление тяжелыми) и развела в стороны. Моему взору открылась лишь тьма, которая казалась даже глубже и чернее безлунной ночи в лесу или пещере, тем более что, как только я вошла и обвела глазами вокруг, створки позади меня с громким треском захлопнулись.

Рефлекторно вздрогнув, я обернулась, пронзив взглядом темноту, уже окружившую меня со всех сторон. Я слышала лишь свое ровное дыхание и тихий размеренный стук сердца. Эта тишина не давила на меня, но все же настораживала, и я автоматически навострила длинные уши.

И наконец я услышала... что-то... мягкие удары о воду... видимо, падающие капли разбивались о воду, и звук кратковременным хрустальным звоном разливался по всему пространству вокруг. Но здесь не было эха и потому казалось, что я попала куда-то, где в принципе нет никакого пространства.

Затем я кое-что увидела. По поверхности, на которой я стояла, вдруг пошли расплывчатые зеленые круги, расходящиеся в стороны от того места. Куда упала невидимая капля. И эти капли быстро приближались ко мне. Плюс я различила легкое дуновение очень слабого ветерка, так что мне подумалось, что эти круги не от капель, а от стоп. Кто-то будто бы медленно подходил ко мне, невидимый, незримый, но ощущаемый где-то далеко, в глубине души.

Я терпеливо ждала, пока этот «некто» подойдет совсем близко, однако шаги вдруг прекратились и цветные круги стали расходиться из одного и того же места, по-прежнему совпадая со звуками бьющихся о воду капель. Тогда я не выдержала и уже сама сделала шаг вперед.

И тут все вдруг переменилось. В помещении словно свет включили. Пространство вокруг действительно было огромным, но больше всего меня поражала высота: она была даже больше, чем у ворот, ведущих сюда, и невидимый потолок уходил куда-то далеко, постепенно приобретая все более темный оттенок. А впереди по-прежнему была вода, я все еще стояла на поверхности Священного озера, но теперь это был своего рода широкий коридор без каких-либо каменных площадок, на которых можно было бы устоять. А в нескольких метрах коридор расширялся, образуя ровный круг, огороженный бесконечной, стремящейся в высь ночного неба, призрачной стеной.

Оказавшись в центре круга, я снова подумала о «не живости» этого места, оно будто бы погрузилось в глубокий сон, и, чтобы его пробудить, нужен был сильный толчок. «Что за толчок?» – спросите вы, и я отвечу: «Точно не знаю». Если подумать, то, вообще-то, я ничего не знала: не знала, как действует сила моего кулона, не знала, как найти и прочитать печать, открыть Храм и так далее. Я не знала ничего. Но я чувствовала. Это трудно описать, словно какая-то часть моей сущности всегда мне подсказывала, подталкивала, вызывала либо уважительный трепет, либо холодное отвращение и давала намеки, как следует понимать и воспринимать то или иное явление. Если бы я была компьютером, то это было бы введено в мою базу данных заранее, да так, что становилось неотъемлемой частью, естественной, как дыханье. Но откуда это взялось – не имею ни малейшего представления.

Я закрыла глаза и целиком погрузилась внутрь себя, своей души, своего сознания. Мои руки медленно тянулись к кулону на шее, а мысленно я будто улавливала и притягивала к себе все волшебные нити, которые мне откликались. С каждой секундой их становилось все больше и вскоре в моем воображении они превратились в тянущиеся ко мне лучи, образующие сверкающий ореол.

Когда собирающаяся во мне энергия достигла определенной отметки, мой кулон снова засветился, и все вокруг стало быстро оживать. Тени исчезли, и сначала по нижней границе, а затем и по всей круглой стене побежала световая волна: непонятные мне символы, которые казались одновременно молодыми побегами растений, причудливо сплетенных друг с другом. Знаки светились на протяжении всей стены и так же стремились ввысь, как и затерявшийся где-то в вышине конец этого столба... как и я. Лишь через некоторое время я заметила, что поднимаюсь в воздух по мере того, как сила во мне растет и как растет энергия в Храме, который, как я подумала, располагался еще и под водой. А решила я так из-за того, что когда приоткрыла глаза, то поняла, что свечение рвется именно оттуда, из глубины озера, как из какого-то источника.

Я поначалу зажмурилась, боясь ослепнуть, но глаза быстро привыкли к яркому, но мягкому и приятному свету. Энергия, поднимавшая меня, наполняла мое тело, и я еще никогда не испытывала такого напряжения. Не в состоянии держать все в себе, я резким движением раскинула в стороны руки и задрала вверх голову. Мыслями я будто пребывала в трансе, видя горящие символы на протяжении всего бесконечного тоннеля. Где-то там, далеко, его стены, казалось, соединялись, и именно там сейчас происходило нечто.

Не знаю, насколько странно это прозвучит, но из-под спокойной водной глади внезапно и резко появился высокий деревянный крест (правда, без верхней чести, как буква «Т»), который, подняв высокий фонтан брызг, поднялся как раз до меня, оказавшись позади. Я вздрогнула: из него мгновенно проросли сильные зеленые стебли и в какую-то долю секунды приковали меня к кресту. И они продолжали быстро опутывать меня, так что я даже примерно не могла шевельнуться и только сжимала и разжимала пальцы рук, испытывая серьезные неудобства и кое-где боль (некоторые растения были с шипами). В конце концов последний гладкий стебель скользнул по моей шее и уже все вместе они с жуткой силой сдавили мое тело, а та ветвь, что была на шее, заставила запрокинуть назад голову и посмотреть наверх.

Тогда я увидела нечто: там, не касаясь стен, собирался невообразимо огромный столб энергии. Он сверкал и кружился на месте, как бы впитывая в себя силу, как бы готовясь. И я тоже готовилась. Я ощущала, что тихий ужас затаился во мне и был готов в любой момент выпрыгнуть, вырваться наружу, но я собралась с духом и продолжала решительно смотреть на свечение перед собой. Я знала, что сейчас должно произойти что-то важное, но неприятное. Как я уже говорила, я это чувствовала. И вот преобразовавшаяся в столбе энергия, словно стрела или молния, метнулась вниз, ко мне, пронзив мне грудь и пройдя по всему телу вдоль позвоночника, как острая спица. Эта боль была мгновенной, так что мне даже не хотелось кричать, я только задохнулась от внезапности произошедшего, однако я была жива.

В момент, когда свет поразил меня и перед глазами остался лишь яркая зеленая пелена, я кое-что увидала. Вернее, кое-кого. То был человек или кто-то вроде призрака человека, потому что слегка просвечивал. Он выглядел как маленький ребенок, но не могу сказать, мальчик то был или девочка, и у него были темные волосы до плеч, челка до бровей и тусклые, но решительные глаза. Этот образ появился передо мной всего на секунду, а потом... вдруг исчез... так же внезапно, как и появился, словно вспышка. После все вокруг стало гаснуть, окунаясь во тьму, и я сама словно упала в объятья сна.

Придя в сознание, я потрясла головой, поморгала и села. Я находилась уже не в Храме, а за его пределами, на берегу Священного озера. И как только я открыла глаза, я заметила, как туман над озером стал очень быстро сгущаться и водная дорожка, ведущая в Главный Храм, исчезла. Восстановилась тишина.

Не могу сказать, что в ту ночь что-то изменилось. Я имею в виду, во мне лично. Я чувствовала себя, как раньше, только устала и еле переносила ноги. В башню я попала тем же способом, которым явилась на озеро, только переместилась сразу на балкон над своей комнатой, чтобы пеший путь занимал как можно меньше.

Солсаки меня верно ждал и даже не смел думать о том, чтобы куда-то уйти или уснуть. Он сидел на спинке кровати, упорно сверля глазами то дверь, то окно и, когда я вошла, немедленно вскочил и заулыбался, видя, что я цела.

– Здравствуй, – вяло сказала я. – Спасибо, что ждал меня.

– Перестань, – слегка недоуменно проговорил он. – Было бы странно, если бы я улегся спать, правда?

Он усмехнулся, и я тоже постаралась выдавить из себя улыбку.

Всю оставшуюся ночь я могла спокойно спать, ведь сюрпризы меня ждали только утром.

Открыв глаза, я поняла, что Солсаки только-только проснулся и даже еще с постели не встал. Это был один из очень немногочисленных дней, когда он мог поспать подальше и не вскакивать ни в шесть, ни в семь утра. Солнце встало, однако снаружи было пасмурно, все небо заволокло тучами, и редкими мелкими крошками падал снег. Я пожелала Солу доброго утра, протерла глаза и хотела вставать, но...

– Что с тобой? – спросил парень, увидев мою попытку.

Да, то была именно попытка, потому что все мышцы словно окаменели и жутко болели. Я как-то поднялась и неуклюже села, сгорбив спину и положив перед собой на постель руки, чувствуя сильную слабость. Солсаки все еще озадаченно смотрел на меня, но у меня не было ответа.

Я медленно закрыла и открыла глаза, и повернулась к Солсаки. В следующую же секунду меня едва удар не хватил, и я резко вздохнула, как человек делает, если его внезапно напугать, и немного отшатнулась: за спиной Сола я видела крылья. Они очень походили на те. Что я видела частью себя несколько месяцев назад, только из золота проглядывали зеленоватые и коричневатые прожилки. Естественно, моя реакция была более чем странной, и это отразилось на лице Солсаки, но причина была неплохой. Я же не ожидала, что когда-нибудь еще увижу такие крылья. Тогда я решила, что это была уловка Айрэна, а тут... может, я сплю?

Для верности я даже ущипнула себя (попытка не пытка), но все осталось на местах и никуда не исчезло. Со стороны я, наверное, выглядела, как ненормальная, потому что продолжала заглядывать за плечо Сола, который откровенно меня не понимал.

– Что такое? – спросил он.

– Я... я... просто... – пролепетала я и, собравшись, выпалила:

– Я вижу крылья у тебя за спиной.

– Крылья? – Сол на несколько секунд задумался. – Хм... ты имеешь в виду, воплощение души?

Последней фразой Солсаки поставил меня в тупик и я, сделав деревянное, как у Буратино, лицо, боязливо смотрела то на его сверкающие крылья, то на него самого. Парень же тогда чуть пододвинулся, а я протянула руку, желая понять, можно ли это «воплощение» потрогать. Сейчас меня это занимало более всего, и я лишь на это обращала внимание, но наблюдательный Сол заметил еще кое-что.

Он проследил взглядом за моей рукой, а потом вдруг взялся за нее повыше запястья, сказав:

– Тимо, посмотри-ка, что это?

Я глянула туда же. На моем запястье на тыльной стороне руки появилась ранка. Она была совсем не большая, буквально сантиметр на сантиметр, но явно была необычной, потому что вместо розовой содранной кожи, которая бывает при ссадинах, она была темно-зеленой и грубой по центру, словно ороговевшей, а по краям кожа приняла зеленоватый оттенок. Я дотронулась до нее и почувствовала боль. Я подняла глаза на Солсаки: не знает ли он, что это? Но Правитель оказался в том же недоумении и непонимании, что и я, и, по-моему, в нем медленно закипало беспокойство и страх. И они становились тем сильнее, чем дольше он смотрел на эту ранку, и чем яснее становилась для него и для меня причина происходящего.

Ночь на 02. 05. 2009г.

Деревня Хэйлисон

Рьюичи находился практически в центре деревни, в доме, где раньше жила девочка Луара и вся ее семья. С тех пор, как я вместе со своим другом в спешке ушли отсюда, когда разрушился защитный барьер, в деревню действительно, как саранча, хлынули Наблюдатели. К счастью, жители быстро очистили эту территорию, хотя немногие не успевшие скрыться были схвачены и отправлены в тюрьму Gaoro . Официально говорили, что их просто посадили в камеры повышенной строгости за неподчинение и нарушение запретов. Но я все же узнала нечто большее (вернее, ненароком услышала) и поняла, что ни за что бы не захотела, как они, быть лишенными магии и остаток жизни находиться в месте вроде «каменного мешка». Такой слушок пронесся в одной из провинций Odzi Omoi, в которой я побывала. Но до Рьюичи эти сведения дошли в совершенно твердой и понятной форме, и причин сомневаться в них не было.

Обстановка в Эльхауире была просто жуткой. Жители разбежались еще несколько месяцев назад. Но Рьюичи поддерживал с ними связь и они тоже помогали, если хотели и если могли. В деревне почти никого не осталось. Были только ветхие дома и разрушенные постройки, покрытые золой и пылью. Унылая картина.

Дайцукэ редко оставался на ночь в деревне, опасаясь Охотников (Наблюдателей, чья работа – уничтожать, и только). Однако в те нечастые дни, когда в Эльхауир тайно должны были прибыть Экзорцисты из Odzi Omoi, поставляющие сведения, у парня не было иного выхода. Обычно они сами давали знать о месте и времени встречи, и накануне вечером Рьюичи стал беспокоиться из-за того, что назначенное время прошло, но никого так и не было.

Около двенадцати ночи Рью получил послание, что место и время встречи изменено, и теперь Экзорцисты будут ждать его в Центральном здании (понятно, что оно находится в самом центре Хэйлисона). Именно поэтому Рьюичи и остановился недалеко оттуда, в доме Луары, чтобы быстро добраться до пункта назначения. Он хотел подождать, но из-за того, что он уже несколько дней почти не спал, невольно задремал, положив голову и руки на стол. Он никогда не снимал браслет, который передала ему Серафима, двойник которого хранился у меня. Он постоянно чувствовал, что происходит в моем сердце, в моей душе, но воспринималось это размыто и неточно, так что общая картинка складывалась лишь после сложения непосредственно с новостями из Odzi Omoi. И вот теперь, когда оба браслета, связанные какой-то невидимой магической нитью, сверкали на наших запястьях, парня постигла самая неожиданная из возможных новостей.

Как только луч света, содержащий в себе небывалую энергию Главного Храма Священного озера, пронзил меня, подарив силу, Рьюичи тоже словно ножом в грудь ударили. От острой боли он проснулся, задохнувшись неожиданностью и страхом, едва сдержавшись, чтобы не вскрикнуть. Он вцепился пальцами в деревянный стол, еще подрагивая, а потом вскочил на ноги и вылетел на улицу.

«Я целый месяц не чувствовал ее, – думал он, а ноги сами несли его к центру деревни. – Я совсем ничего не улавливал, будто... наверное, она сняла его. Но теперь... что случилось? А если... если это... связано... – в тот момент он подумал о самом плохом. – Нет! Быть не может! Все с ней хорошо, просто...». Однако объяснения, что именно «просто» парень так и не смог придумать.

Оказавшись в Центральном здании, он стал ждать. И ждал долго, дольше, чем следовало, нервно бродя кругами по комнате и ломая руки. Нетерпение и беспокойство буквально раздирали его на части, а никаких вестей так и не было.

В конце концов Рьюичи не выдержал. Его подхлестывало неудержимое желание, понять ситуацию и, главное, убедиться в том, что со мной все в порядке и страшное ощущение, пронзившее его, было просто плохим сном, а не отражением моих чувств. И тогда Дайцукэ, прождав Экзорцистов около двух часов, на максимальной скорости помчался в свой дом в лесу, где находился телепорт. Он не мог это все так оставить, должен был узнать, должен был убедиться во всем самостоятельно.

Дома он достиг быстро, не нарвавшись по пути ни на одного Наблюдателя (это не значит, что их там не было). Рьюичи не медлил: некогда было. Без всяких задних мыслей он распахнул дверь и вбежал внутрь, но...

Он вдруг замер на месте, словно его ногу прищемило капканом. Перед ним стояло около дюжины человек в темных балахонах, которые выстроились в ряд, а на коленях стояли, удерживаемые путами или уже потерявшие сознание, два Экзорциста, которых так долго ждал Рьюичи. В такой ситуации даже объяснять ничего не потребовалось – их обнаружили. И теперь Дайцукэ, приглушая нетерпение внутри, обводит внимательным взглядом Наблюдателей (несомненно, то были они), пытаясь их узнать, а позади резко захлопнулась дверь, закрыв путь к отступлению.

– Надо же, – раздался жутко знакомый голос, и Рьюичи, приглядевшись, узнал в одном из «нежданных гостей» Спэлла. Рэйн тоже была рядом и мертвой хваткой сжимала тела Экзорцистов. Рьюичи непроизвольно сглотнул, Спэлл добавил:

– Мы тебя аж с января месяца ищем и все никак найти не можем. А тут вдруг, – он хлопнул в ладоши, – и ты сам!

Размышления Рьюичи длились не дольше пары секунд, и тогда он повернулся и, наспех наколдовав что-то вроде защитной стенки, рванулся к выходу.

– А ну стоять!

Голос Спэлла был не единственным, и в этом была вся беда. Самым рациональным решением сейчас для Рьюичи было постараться удрать, ведь нечего зря геройствовать, если знаешь, что не победишь и что твои умения еще пригодятся. Но как можно быстро и легко прорваться через такую толпу?

Появившиеся сзади жгучие веревки обвили Рьюичи мгновенно, и он рухнул на колени. Руки с сильной оттягивали назад, как и все тело, а Рьюичи думал: «Нет, я не хочу использовать сильную магию здесь... не хочу повредить телепорт... но как же...». Рьюичи одним коротким выбросом энергии из рук освободился от нескольких пут, но Спэлл, кровожадно и триумфально улыбаясь, с наслаждением отправил на него еще что-то, напоминающее уже сеть. Одна горячая веревка пришлась как раз на шею парня, и тот дико захрипел, пытаясь дотянуться до нее пальцами, задыхаясь, но все же упрямо пытаясь вырваться.

К всеобщему удивлению, Наблюдатели внезапно застыли. Будучи занятыми более интересными делами, они не обратили ни малейшего внимания на одно единственное зеркало в комнате, висевшее сбоку от Рьюичи. За гладкой поверхностью внезапно появился Айрэн, как всегда ухмыляясь и выставляя на обозрение клыки.

– Десять на одного – это нечестно, – сказал он и коротко хохотнул. – А ну-ка...

Среди Наблюдателей пронесся шумок, и некоторые озирались по сторонам, в поисках источника этого наглого голоса. А Айрэн тем временем не бездействовал. Он легонько стукнул по зеркалу, привлекая внимания брата. Рьюичи скосил глаза и понял, в чем дело, судорожно кивнув Айрэну, а тот медленно прищурился. Служаки же Власти так и остались в непонятках относительно того, что произошло дальше.

– Замри! – крикнул А-Рэн, протянув к Наблюдателям руки и дернувшись вперед.

И они и вправду замерли, каждый объятый едва заметной красноватой клетью. Веревки, опутывавшие Рьюичи, словно умерли, ослабли и он, не теряя времени, ринулся к двери.

– Стой! – раздался сзади отчаянный крик.

Но Дайцукэ, сбрасывая по пути веревки, мчался дальше. Едва вылетев из своего дома, он запрыгнул на первое же попавшееся дерево и, добравшись до верха кроны и применив заклинание «Levitation», побежал вперед, отталкиваясь от веток деревьев и за один шаг пролетая сразу несколько метров. Это было наименее заметным заклинанием, тем более что Айрэн активно заметал следы.

– Господи, я ж обожаю просто удирать от преследователей, – сквозь зубы посетовал Рьюичи.

– Не ной, – внезапно подал голос А-Рэн. – Лучше беги быстрее.

– Куда бежать-то? – спросил он, а Айрэн ответил удивленно, подивившись непонятливости брата:

– Как куда? В Odzi Omoi, естественно. Ты сам не туда ли собирался?

– Мне там нельзя появляться, – Рьюичи чуть дрогнул от злости. – Из-за тебя, между прочим.

– Знаю, но другого выхода нет, – Айрэн будто отмахнулся и продолжил:

– Насколько я понял, та девчонка открыла-таки Храм.

– Так и в чем проблема? – не понял Рью.

– Она не выдержит,– после короткой паузы самым серьезным тоном сказал Айрэн.

Рьюичи тоже замолк на несколько секунд, пораженный ужасной мыслью. Он даже скорость сбавил и бежал словно в трансе.

– Не может быть, – членораздельно и четко, но неуверенно произнес он.

– Тише, Ромео, тише, – шутливо успокоил его Айрэн, хотя тон его по-прежнему бы серьезен. – Придержи своих лошадей до поры до времени. Сначала дело.

– Какое дело?! – рявкнул Рьюичи, неосторожно обнажив чувства.

– Убежать от преследования и попасть в Odzi Omoi, не вызвав всеобщего переполоха! – А-Рэн тоже повысил голос, и у Рьюичи слегка зазвенело в ушах. – И вообще, Серый Странник, где твои прославленные навыки быть незаметным?

Рью чуть помолчал, обдумывая, но ходу все-таки прибавил и, охладив свой пыл и мысленно согласившись с Экзорцистом. Твердо произнес:

– Не беспокойся, все при мне.

Перемены настигли меня неожиданно и накрыли с головой, как волна цунами. Порой казалось, что я вообще не смогу вынырнуть и задохнусь под толщей воды. Но все же я жила дальше, продолжая заниматься своими делами. Только теперь мои обязанности несколько изменились. Я реже бывала на собраниях, чему была очень рада (хоть не видеть все эти рожи), однако я часто посещала самые разные места (и не только в Эльхауире, но и в ближайших провинциях Odzi Omoi). Я помогала природе, как могла, оживляла сады, лечила животных, ускоряла рост растений или же наоборот умерщвляла, если ситуация того требовала. Моя сила многократно увеличилась, и я проделывала эти операции быстро, но главное было в другом.

Я слышала голоса всех живых существ, голоса всей природы, но только когда сосредотачивалась. Они просили о помощи, молили и внутренне почти плакали. А также я ясно чувствовала их. Если какая-то часть природы погибала, то я это чувствовала и сама будто умирала.

Кстати, те крылья, что я видела за спиной Солсаки, были вполне реальными, правда потрогать я их не могла. Как он и сказал, эти крылья являются воплощением наших душ, а без крыльев нет и нас самих. Такие есть у всех без исключения, кто был рожден магом, и отличаются крылья друг от друга лишь оттенком и слегка видоизмененной формой. Видимо, моя новая сила давала возможность просматривать такие вещи. И еще я стала видеть ауру человека, правда не всегда. Под аурой я подразумеваю тайные помыслы и желания, и я их даже не видела, а чувствовала... или слышала на уровне подсознания. Если я сосредотачивалась как следует, то улавливала ауру мага и могла бы сказать, что таится у него в сердце, по крайней мере, в смысле эмоций. И, должна сказать, что далеко не всегда эти помыслы были плохими и их стоило бы скрывать.

Я видела, что люди в меня верят, они ждут от меня помощи, смотрят в глаза с такой надеждой, что у меня сердце екало, и я мило улыбалась, не желаю хоть как-то их разочаровывать. И порой мне приходилось улыбаться, хотя я всеми клетками кожи ощущала на себе жалостливые взгляды и догадывалась, что за моей спиной шепчутся очень многие. Понимаю. Я бы и сама на себя с жалостью посмотрела со стороны.

Я уже не говорю о худобе, из-за которой у меня выпирают ушки бедер и ребра и которая вводит в заблуждение людей насчет моей физической подготовки, хотя сейчас она уже большее соответствовала внешнему виду. Моя болезнь сильно усугубилась. Приступы случались с той же периодичностью, что и раньше, но теперь после них я не выходила на улицу по нескольку дней и не только из опасения, что со мной что-то может случиться в пути. Это меня практически меньше всего волновало. После приступов я ощущала жуткую слабость, лихорадку, меня бросало то в жар, то в холод, то иногда мышцы сводило так, что я не могла нормально шевелиться. По всему телу у меня появились маленькие ранки, как та, что обнаружил на моем запястье Солсаки. они все были покрыты грубой зеленой коростой, кожа вокруг тоже приняла зеленоватый оттенок, а дотрагиваться до этих ран вообще было гиблым делом, потому что меня сразу же передергивало от боли, а когда случалась лихорадка, то и ранки пульсировали и жутко чесались. Лечение же не приносило совершенно никаких результатов - как об стенку горох. Сол привлекал многих отличных специалистов, однако ничего не получилось, и ранки продолжали появляться и увеличиваться. Я почти сразу же поняла, что лечение здесь не поможет и это своеобразная плата за новую силу. Сол тоже это понимал, но ведь не зря говорят, что надежда умирает последней.

Плохое самочувствие было не единственной моей насущной проблемой. Я почти перестала спать по ночам. Вернее, я спала, безусловно, но все же предпочла бы даже не засыпать. Меня мучили кошмары. Я никогда не могла вспомнить точно, что видела во сне, но ощущение оставалось надолго. Солсаки очень за меня переживал, особенно когда я дико вопила не только во сне, но и наяву, просыпалась с отчаянный криком и в холодном поту, а потом еще какое-то время тряслась от ужаса и стучала зубами. Единственная деталь, которую я все же запоминала и видела каждый раз - это то, что была лунная ночь, и большие часы с побитым циферблатом и выломанными стрелками. И еще мне кажется, что меня кто-то настойчиво будил, но не человек вне сна (скажем, Солсаки), а некто внутри сна, кто в нем участвовал или... я не знаю, кто там был, и как туда попал, и что делал, но все же именно этот человек твердил, чтобы я проснулась и я в конце концов просыпалась.

Это сказывалось на моем самочувствии, а иногда и на настроении, хотя я, как могла, старалась сохранить присутствие духа (а зачем самой себе еще и настроение зря портить?). Солсаки старался уделять мне как можно больше времени. Но я видела, что у него проблемы. Он постоянно уходил рано утром и возвращался поздно вечером усталый, как загнанная лошадь. Но доброжелательная улыбка не сходила с его лица. Бывало, он находил время побыть со мной днем, и я была рада.

На этот раз Солсаки предложил мне прогуляться, если, конечно, мое здоровье мне позволяет. В этот день я себя чувствовала достаточно хорошо, так что быстро согласилась. Мы перенеслись в "заповедник", который был для меня, как глоток воды для путника в пустыне, потому что это место как нельзя лучше сохранилось и меньше всех страдало. Здесь я не ощущала столь сильно плача природы и ощущала нечто похожее на умиротворение, особенно когда Солсаки принимался меня развлекать. Так как он великолепно играл на флейте (даже слово "великолепно" для его игры плохо подходит!), а я любила послушать хорошую музыку, Сол устраивал для меня концерты. Очень забавно выглядели они, если со всего "заповедника" звери сбегались и слетались не только, чтобы послушать, но и чтобы поучаствовать. Они веселились и радовались, и это каким-то образом лечило мои раны в моральном плане.

Когда мы пешком возвращались, то Сол внезапно получил весточку с "крылатым посланником" (это призрачные магически созданные бабочки, которые летают очень быстро и переносят устные сообщения). Оно было от Зэна, который, как оказалось, ждал Правителя вместе с Сандрой на площади у Башни Асата. Мы только посмотрели друг на друга, кивнули и немедленно переместились туда.

- Рад вас видеть, Правитель Дьер, - как всегда вежливо поздоровался Зэн, то же сделала и Сандра.

- Взаимно, - коротко ответил Солсаки, не желая зря тратить время. - Что случилось? вы сказали, что это очень важно.

- Да, - Сандра мельком кинула на меня сомнительный взгляд, а потом, несколько потупившись, сказала:

- Пентаграмму Анубэ украли.

Сол даже не нашел, что ответить: до того силен был шок. Зэн, поймав его взгляд, тоже потупил глаза, что случалось с ним крайне редко.

- Кто это сделал, как я понимаю, не известно, - констатировал Солсаки. - Это плохо.

- Простите, - произнес Зэн, еще больше наклонив голову, будто Сол был каким-нибудь чудовищем. И я тогда подумала, что-либо Сол в последнее время стал более раздражительным, либо просто стал более требовательным, что и понятно.

Пока троица продолжала говорить и, видимо, выдвигать версии, я вздохнула и чуть отвернулась, скользя взглядом по толпе, которая в это время суток - совсем не редкость для центральной площади. И вдруг, пока я рассеянно моргала глазами и не слушала ни Сола, ни Зэна и Сандры, в толпе мелькнуло что-то знакомое - серебристые волосы. Вообще, такого со мной еще никогда не было, и сумасшедшая мысль, что Рьюичи здесь, мелькнула в моей голове. Я и вправду видела его серебристые торчащие вертикально волосы и, кажется, даже черты лица... но толпа двигалась быстро, и через пару секунд его уже нельзя было увидеть. Я тщетно металась взглядом по толпе, ища его, но парень словно растворился или... словно его там и не было.

"Может, это мое воображение дурака валяет, - подумала я. - Переутомилась, наверное, слишком". Да, я именно так и подумала, но надежда, которая так и не умерла, затрепыхалась внутри с новой силой, будто птица в клетке.

После Солсаки сразу же меня оставил: дела, все дела. Я не стала говорить ему о том, что видела, ведь не была уверена, но все-таки я бы хотела еще с ним побыть. Дело в том, что меня очень заинтересовал тот факт, что какую-то Пентаграмму Анубэ украли, потому что это вызвало сильный переполох среди "руководства". У Солсаки настолько сильно вытянулось лицо, когда он услышал эту новость, что я даже подивилась. Его могло вывести из состояния душевного покоя лишь что-то очень весомое и значимое. На пустяки бы он точно не стал обращать внимания, чтобы не растрачивать попросту драгоценное время.

Подгоняемая желанием узнать правду, я, как всегда, пошла в Библиотеку. Не нужно объяснять, в какой именно раздел я направилась и что там делала. Все та же черноволосая женщина помогла мне, снова мило улыбаясь и, как делали почти все, посылал мне в спину сочувственные взгляды. Еще бы! вряд ли вид человека, на четверть перемотанного бинтами, мог кого-либо обрадовать. Разве что моих врагов.

И все же я ничего не нашла, хотя рыскала среди записей в книгах около пары часов и у меня под конец жутко разболелась голова, и я устала, так что шея голову уже не держала, и приходилось опираться ею на руку. Эта затея оказалась бесполезной и только подпортила мне настроение. А подпортила вот чем: касаемо Пентаграммы Анубэ я отыскала лишь одно короткое предложение, а именно: "Одной из самых ценных реликвий, передающихся от Владельца к Владельцу не по воле мага, а по воле самого предмета, является Пентаграмма Анубэ, которая хранится в семействе Дайцукэ".

В итоге в свою комнату я вернулась разбитая и опустошенная. Едва войдя внутрь, я, решив использовать последнюю возможность разузнать о Пентаграмме сегодня, позвала Лиру и, пользуясь тем, что мы были одни, и, разговаривая с ней, как с близким родственником, коим она и была, предложила выйти на балкон этажом выше. Я обожала бывать здесь, особенно когда не имела возможности выйти за пределы Башни. Сейчас белые перила, которые не очищали. Покрывал снег, а панорама за ними напоминала маленькие шарики-сувениры, в которых, если их потрясти, начинает крушиться снежок. Сейчас на землю уже спустилась зимняя ночь, которая отличалась от летней удивительно светлым небом и тем, что на нем было трудно увидеть хоть одну звездочку. Я никогда не была против зимы, но сейчас, когда я вышла наружу, мне стало холодно, и я крепче обняла себя руками, не желая уходить и собираясь подольше постоять и насладиться сполна чистотой и морозностью воздуха, легко обжигающего, лицо и голые руки.

- Послушай, Лира, - сказала я, глядя вдаль, туда, где обрывалась черта города и начинались владения дикой природы, которых я, правда, отсюда не видела - А ты не знаешь ли что-нибудь о таком артефакте, как Пентаграмма Анубэ?

Я решила идти напролом, не ища окольных путей. Лира чуть вздрогнула, будто от неожиданности, затем поежилась и дернула плечами, будто от холода, и, наконец, сказала:

Я не стала оборачиваться, чтобы посмотреть ей в глаза: хотела ей доверять. Однако ответ не обрадовал. Я немного счистила снег с перил и облокотилась на них, а потом горестно вздохнула и положила голову на руки (тем более что я стала ощущать странную слабость).

- И почему мне так не везет?

- Перестань, Тимо, - попыталась успокоить меня Лира.

Тут уже я повернулась к ней и посмотрела на девушку мутными усталыми глазами.

- Я только смогла узнать, что это Пентаграмма является частью составного Посоха и хранится, а вернее, хранилась раньше в семействе Дайцукэ... Семейство Дайцукэ...

Я злорадно и горько усмехнулась.

- И почему мне вечно попадается это семейство?

Я чувствовала слабость и легкое головокружение и специально не отпускала перил. Я знала, чем это кончится, и давно привыкла, и потому продолжала говорить все, что думала, надеясь, что мне хоть на душе чуточку станет легче, если я выговорюсь. Лира это понимала и молчала, а я не подавала виду, что ко мне снова подбирается приступ. К горлу у меня стала подкатывать тошнота, но вместе с ней я ощущала волну горечи и слез. Знаете, это то противное состояние, когда ты уже вроде начинаешь плакать, но упорно сжимаешь зубы и активно дышишь, чтобы сдержаться и не выплеснуть все слезами.

- Да тут вообще ничего узнать невозможно! - яро воскликнула я. - Один-единственный его представитель остался в живых, да и тот затерялся где-то в другом мире!

Лира на мгновение потупилась, но потом попросила меня успокоиться и не переживать так. Но, как бывает, мне ее слова никак не помогли. Наплевав на то, что на улице зима и мороз, я опустилась на колени. Лира подскочила ко мне, дико перепугавшись, а я уже готова была биться в истерике. Собственно, так и случилось. Снова меня накрывало ужасное ощущение, я почти лежала, опершись на локти и с трудом удерживаясь, чтобы не упасть лицом на холодные плиты. Я стала задыхаться (обычное дело), а Лира предприняла попытку меня вылечить, но это только замедлило процесс. Дыхание мое было сиплым, я жутко кашляла, раздирая себе горло и выплевывая на пол кровь. И мне даже в какой-то степени это было приятно, потому что, занятая болью, я не так сосредотачивалась на мыслях о семействе Дайцукэ и в частности об одном-единственном оставшемся в живых его представителе.

Отплевавшись, я упала на спину, дрожа от судорог и будучи не в состоянии самостоятельно подняться. Лира хотела было мне помочь, но хрупкой девочке одной это было не по силам, да и я не дала бы. На мое счастье, нас услышал Солсаки, который смог вырваться и вернулся пораньше. Он ветел на балкон и, ни секунды не мешкая, взял меня на руки и понес в комнату. Этот момент я припоминаю с великим трудом, потому что чувство бессилия и туман в голове делали положенное им дело. Я отключилась сразу, как только Солсаки опустил меня на кровать. Я лишь с великим трудом заставила себя прополоскать рот, пока парень держал меня в положении сидя, а потом оказалась в мире снов.

Хотя в данном случае я бы ни за что не захотела снова здесь оказаться, однако меня никто не спрашивал. Организму требовался отдых который он, однако, так и не получил в полной мере, ведь сны я видела такие, которые не то что отдохнуть не давали, а еще и оставляли после в жутком состоянии.

Как я и говорила, то была очень темная лунная ночь. Была зима, и я шла по лесу. Вокруг лежали большие сугробы снега, но впереди была узкая тропинка, и я шла по ней. Причем я не просто бродила, а шла целенаправленно, куда-то и зачем-то, только не знала, куда именно и зачем. Надо мной нависали тяжелые с гроздьями снега ветки деревьев, сквозь пугающую сеть которых я едва-едва различала свет луны. В этой атмосфере дрожь пробегала по коже не столько от холода, сколько от леденящего душу страха. Меня трясло буквально от всего вокруг, хотя было тихо, словно в могиле, и так же мрачно. Я пугливо и опасливо озиралась по сторонам, но продолжала идти.

Потом я увидела узкую поляну, которая шла полосой перпендикулярно тропинке. Она была залита лунным светом, который был просто манной небесной в сравнении с жутью леса. Напротив меня, когда я вышла на поляну, на другом ее конце, стояла прямоугольная каменная башенка чуть выше человеческого роста. Под острой крышей было сквозное отверстие, и в нем виднелся проржавевший колокол. У верхушки башенки находился достаточно большой круглый циферблат часов отчасти разбитый так, что снаружи был виден механизм. Обе стрелки были отломаны, и остался лишь крепеж по центру. А рядом с этой башенкой, казавшейся вечной и нерушимой, стоял небезызвестный Айрэн. Он был в своем обычном виде, только сверху было надето и туго запахнуто черное с поднятым воротником и длиной до земли. Полы пальто развевались от резких порывов ветра, открывая ноги парня в темных потертых джинсах.

Я вздрогнула, увидев его, и внутри все сразу же заклокотало от гнева. А он смотрел только на часы на башенке с колоколом, не замечая меня, и лишь через минуту или чуть больше на удивление меланхолично повернул голову и глянул на меня.

- Что ты здесь делаешь? - громко спросила я, оставаясь на расстоянии и не желая приближаться.

- Жду тринадцатого часа, - коротко и загадочно ответил Айрэн. невидящими глазами глядя на меня, а потом снова обратил взор на часы.

- И что же ты хочешь там увидеть?! - позвала я, но парень не отреагировал. - Часы ведь разломаны!

Айрэн и ухом не повел, будто не слышал. А я не успела спросить, что означают его слова о "тринадцатом часе", потому что внезапно почувствовала силу надвигающейся темной энергии. И я ничуть не ошиблась, когда подумала об этом: с каждой стороны - справа и слева от башенки - ко мне двигалась темная масса. Я лишь предполагала, что ею были люди, потому что они ходили на двух ногах - все, как надо. Однако я не различала никаких очертаний, только жуткие лица в кишащей тьме. Они все единогласно оскалились, кровожадно проливая слюни и пену изо рта. Как бешеные псины, и все они имели длинные клыки. Глаза горели красным и выглядели ужасными манящими огоньками в темноте.

И вся эта черная масса обезумевших существ в миг ринулась в мою сторону, как штормовая волна. Я, естественно, бросилась бежать со всех ног, в повороте чуть не запутавшись в собственных ногах и не упав. Я бежала вперед, как одержимая, подгоняемая частым, похожим на рык, дыханием теней позади, бежавших, казалось, намного быстрей.

Далее в голове все перемешалось. У меня словно один сон наслоился на другой, потому что картина через каждые несколько секунд менялась. Я то снова мчалась сломя голову, то я видела происходящее со стороны, стоя в промежутке между темными стволами деревьев. Когда я наблюдала оттуда, то видела убегающей не только себя. Но моих друзей и всех, кого когда-либо знала и видела. Они бежали, что было сил, женщины вопили от ужаса, кто-то пытался защищаться, но всех их без исключения с треском лязгающих челюстей проглатывала тьма.

Мне было невыносимо на это смотреть, и я не могла выйти за пределы этих деревьев и хоть как-то приблизиться. Чтобы попытаться помочь. У меня все тело содрогалось, по коже стекал холодный поток, а по позвоночнику то и дело пробегала замораживающая дрожь. Я хотела это остановить, закрывала в ужасе глаза, хватаясь за голову, и мотала ею во все стороны, чтобы только все исчезло.

- Стоп, стоп! - вопила я.

И кто-то со мной говорил. Вернее, даже не со мной, а просто говорил, ведь на мио мольбы не отвечал. Из всех беспорядочных рваных кусков двух снов сразу я смогла более или менее уловить лишь некоторые фразы, казанные неизвестно кем:

- Экзорцисты-Орги...

- Им нужна сила...

- Пентаграмма...

- ...не смей...

- Хвати-и-ит! - снова завизжала я, слезы градом катились по щекам, а грудь сотрясали рыдания.

Я ощущала себя сумасшедшей. Сон с голосом прервался, и я мчалась дальше, обезумев от страха, раздирающего душу ужаса, который рвал мое сознание, словно острыми, как бритва, клыками всех бежавших по моим следам существ, которые уже почти хватали меня за пятки. Луна совсем перестала виднеться, и весь лес погрузился во тьму. Мимо со свистом проносились темные стволы деревьев, которые потом исчезали в пастях нагоняющих теней.

И вот я (как всегда вовремя!) за что-то запнулась и кубарем полетела на утоптанный мерзлый снег. Подняв голову и сжимая зубы от боли, потому что разом надавила на несколько своих болячек, перемотанных бинтами, я хотела бежать дальше, но тут оцепенение сковало меня по рукам и ногам: передо мной больше не было бесконечной тропинки и рядом стволов, а было пустое черное пространство и... алая пентаграмма, начерченная кровью, какую я уже видела, когда переходила "границу" Odzi Omoi. Сердце у меня зашлось от такого зрелища, я автоматически подалась назад, на коленях уползая с тропинки и проваливаясь в снег. На мое плечо вдруг легка чья-то ледяная (я чувствовала это даже через куртку) ладонь. Губы у меня тряслись от еще не прошедших рыданий, все внутри похолодело, как у мертвеца, глаза расширились, и мне показалось, что я сейчас просто умру от разрыва сердца. Я медленно обернулась: все те же дикие глаза и сверкающие слюной оскалы во тьме - вот что я там увидела. Я судорожно втянула воздух, а размышления существ длились не дольше секунды. С хищной и дикой ухмылкой они набросились на меня, и я издала последний длинный истошный вопль.

Сон на этом не закончился. Все окутала темнота, остались лишь ощущения. Боль, страх, паника, холод, ужас, дикость раздирали мое существо на части и сводили с ума. Я продолжала кричать, уже донельзя напрягая голосовые связки. И тут... кто-то начал меня будить. Но, как это и было раньше, то был человек не снаружи сна (в реальном мире), а внутри него. В моем сне словно вдруг появился еще один персонаж. Это "некто" (я толком не видела лица, потому что постоянно мотала головой и не желала открывать глаза, и была занята собственными сумасшедшими эмоциями) настойчиво тряс меня за плечи холодными руками и яро, громко и четко повторял:

- Проснись!.. Тимо, проснись!.. Давай же!.. Сейчас же! Скорее, Тимо!.. Проснись!!!

Вместе с последним "проснись" я, еще продолжая драть горло криком, получила ощутимый шлепок по очереди по обеим щекам.

- Проснись!!! - снова повторил тот же голос.

Я распахнула глаза, глянув в лицо человека во сне, и, почувствовав жар на щеке от еще одного удара кистью незнакомца, наконец проснулась.

Резко вдохнув и выпустив изо рта еще один слабый порыв крика, я села на кровати и с размаху попала в объятия Солсаки, седевшего передо мной. Он крепко прижал меня к себе, стараясь унять мою дрожь, но меня продолжало колотить, все мышцы сводило судорогами, из глаза продолжали литься слезы. Я плакала и никак не могла успокоиться, я сама руками обвила плечи и спину парня, сжимая в кулак его одежду, и терлась носом о его плечо и шею.

- Тимо... милая, Тимо... перестань... успокойся... – говорил Сол.

Но как тут можно просто успокоиться, когда меня сотрясали такие судороги. Будто я получила электрический разряд шаровой молнии. Понимая это, Сол так сдавил мое тело, сжал в объятиях, что мне стало больно (особенно ныли ранки под бинтами), но что мне эта боль в сравнении с сумасшедшим ужасом, с трудом выходящим из сердца.

Конечно, потихоньку, уговорами и спокойным голосом Солсаки, я стала дышать свободней и размеренней, и кошмар стал отступать. Я оторвалась от парня, он еще беспокойно гладил меня по голове и рукам, а я стала вытирать лицо, смазывая остатки слез и шмыгая носом. Меня все еще что-то беспокоило, и я почти тут же поняла, что именно. Я взглянула на Сола, сказавшего вдруг: "Ну, ты проснулась?" - и тут же вспомнила один момент своего сна. Я вспомнила, кто меня будил, в сознании внезапно всплыло его лицо. И это был (как бы дико это ни звучало)... Айрэн. Да, именно Айрэн старался меня расшевелить и дал пару пощечин, чтобы я наконец очнулась от жуткого мира грез. Я вдруг увидела перед глазами его лицо с широко распахнутыми красными глазами, жестко требовательное, но обеспокоенное лицо.

Я хотела тут же сказать об этом Солсаки, ведь он смотрел на меня как-то странно, да и я хотела поделиться и послушать его соображения, но... как я могла? На мне до сих пор лежало его проклятье, наложенное пять месяцев назад, так что я не могла упоминать о нем ни в какой форме и ни при каких обстоятельствах.

Но мой сон меня серьезно волновал, и я решила прибегнуть к другому способу, силясь воспроизвести в памяти хотя бы отрывки.

- Сол, - сказала я, поймав и задержав его руку, - я ничего случайно не говорила, пока спала?

- Ты? - Солсаки на мгновение задумался, но ответил быстро:

- Поначалу ты что-то беспокойно бормотала, но было не разобрать... а потом стала кричать, как одержимая.

- Ты совсем никаких слов не уловил? - с надеждой спросила я.

- Только, может, парочку. Были слова, вроде "Орги", "им нужна сила", "Пентаграмма"...

- Пентаграмма?!

Я произнесла это очень громко и внезапно, так что парень даже чуть дрогнул, а я настороженно попросила:

- Сол, расскажи мне все, что знаешь о Пентаграмме Анубэ... о той, которую недавно украли...

- Хорошо, - согласился парень, какое-то время подумав и решив, что в этой информации ничего сильно страшного нет. - Пентаграмма Анубэ - это священный артефакт. Вернее, сама Пентаграмма - это первая часть Посоха Зверя, того самого артефакта, который передается не по воле мага. Вторая часть Посоха - собственно шест, Гора (шест), к которому крепится Пентаграмма. А что до владения реликтом, то он сам выбирает себе Владельца. Он может находиться сначала у сына, а потом у отца. А в последний раз Посох Зверя вообще был без Владельца в течение нескольких десятков лет.

- И для чего же он служит? - спросила я.

- Мы не знаем его силы. Посох ее не проявляет без того, кого он выбрал Владельцем. Сейчас же у нас находится, вернее, уже находилась только Пентаграмма, а Гора пропал. Однако Власть ценит даже часть этого Посоха, и они надеялись до сих пор выжать хоть какую-то пользу из него. Правда, ничего не вышло, но уничтожать его было бы уже слишком.

- Хм... а кто был последним Владельцем? - спросила я, надеясь как-то разыскать этого человека. Однако ответа Сола сразу же вышиб эту идею из моей головы, как бейсбольной битой.

- Последним был умерший пять лет назад Экзорцист А-Рэн Айако.

Я поникла духом, однако быстро встрепенулась, потому что стала быстро-быстро вспоминать кусочки сна. Сол напомнил мне про Айрэна, и память стала искать все, что с ним хоть как-то было связано. Солсаки сначала просто недоуменно наклонил голову, немного лениво прикрыв веки, а потом стал глядеть на меня, не отрывая сосредоточенного и беспокойного взгляда. Он хотел докопаться и понять, что творится у меня в голове. И я была не прочь поделиться, тем более что в памяти кое-что всплывало.

Бедный Солсаки в конце концов сдался под натиском моей настойчивости и настырности. После того, как я поделилась с ним тем, чем могла (кроме Айрэна), я рассказала свой сон, по крайней мере, то, что помнила хоть чуточку. В памяти моей были какие-то обрывки, перемешанные с сумасшедшим диапазоном чувств, и объяснить все, что я видела, было тяжеловато. Я то и дело морщила лоб и потряхивала головой, напрягая память и стараясь отыскать нужные слова. Сол слушал внимательно, но, когда стала активно уговаривать его пойти вместе со мной и наведаться к Экзорцистам-Орги, он оказался в замешательстве. В ответ на это предложение Сол дико округлил глаза и попытался втолковать мне трехгрошовую истину: к ним просто так никто и никогда не ходит по причине их "странного" поведения. Экзорцисты-Орги - это те, кто почти потерял свой разум. Они не способны контролировать самих себя, готовы порвать буквально каждого, кто появится просто так в их районе Хазо и хоть чем-нибудь им не понравится.

- Но ты же у них был? - задала я каверзный вопрос.

- И что с того? - Солсаки даже опешил и удивился тому, что я ничего не понимаю.

- Был. Но одно дело я, а ты - совсем другое, тем более без предупреждения.

- Почему? - заныла я.

- Потому что я - Правитель и я пришел потому, что они сами захотели меня видеть и требовали моего прихода. А девушка, больная, с кучей ран, только что получившая новую магическую силу... Это дорого стоит...

- В смысле? - я уже устала оттого, что все вокруг меня буквально носом тычут в мою ценность. Терпеть не могу ощущать себя бриллиантом королевской короны, не понимая причины.

- Если ты к ним заявишься, то твоя сила их привлечет. Я уверен, они не пожалеют твоей жизни, - Сол серьезно взглянул в мои глаза исподлобья.

Мне было неприятно, безусловно, но все же не буду же я шугаться этого. Мне, правда, сразу же припомнился сон и кошмарное чувство страха и ужаса, но характер нагло отогнал все страхи и опасения. Потому я продолжала настаивать на своем, будто не слыша Сола.

- Пойми, пожалуйста, мне очень важно знать, что я видела в своем сне, и почему кто-то мне пытался сказать о Пентаграмме и Экзорцистах-Орги. Это же не просто так?

Солсаки задумался, серьезно и чуть грустно глядя на меня. Я могла выдержать даже этот взгляд, взгляд человека, который за меня серьезно переживает и говорит все это только потому, что не хочет, чтобы со мной что-нибудь случилось. Я все это прекрасно понимала, но (что ж я за человек-то такой?!) меня все равно так и распирало. Ну не могла я сидеть просто так, сложа руки, когда могу попытаться узнать что-нибудь ценное. Не могу, хоть убейте. Именно поэтому мне было куда проще войти в раскрытую тигровую пасть, не зная точно, нужно ли оно мне, чем отвернуться и забыть.

В итоге Сол согласился, и я ему за это благодарна от всей души и сердца. Я была готова отдать ему только за короткое, но весомое слово "да" все. Но он снова ничего не взял, а только улыбнулся и сказал, чтобы я собиралась. Мы решили пойти прямо сейчас, ведь уже было раннее утро, солнце неторопливо поднималось, отбрасывая тень с заиндевевших окон и мерзлой земли. Этот день обещал быть солнечным и совсем не плохим в плане погоды, и я даже подумала, что прогулка мне не помешает. Понимаю, я очень легко к этому отнеслась, хотя внутри, сдерживаемое решимостью, прыгало беспокойство и предостережение. А Солсаки, глядя на меня, продолжал улыбаться, но то была "улыбка сквозь слезы", потому что на сердце его лежал камень. Сол и раньше так делал, но теперь его душу металлической проволокой сковал страх, причем не за самого себя. А лицо лишь изредка выражало внутреннее напряжение.

Рьюичи стоял на площади у Башни Асата, словно ждал сигнала к действиям. Ему уже не терпелось войти внутрь, но надо было дождаться, пока хотя бы около Башни никого не будет. Он специально надел серый длинный плащ, в котором часто ходил и, в принципе, был незаметен. Ведь не он один сейчас был в таком виде, многие кутались в плащи по причине холода, но не мороза, однако этот фактор парня интересовал меньше всего. Он еще раз осмотрелся и, не снимая с головы капюшон, стремительно направился к входу. Однако едва он сделал пару шагов, как стена у лестницы исчезла, и по ступеням кто-то стал быстро спускаться.

Дайцукэ уже собрался снова зайти за колонну, чтобы поскорее скрыться, как вдруг увидел нас с Солсаки. Мы быстро шли в сторону района Хазо, а Рьюичи остановился, пристально следя за нами взглядом.

- Хм, странно... - прозвучал голос в голове Рьюичи.

- Что странно? - тоже мысленно спросил парень.

- Как ты думаешь, Рьюичи, а куда это они навострили лыжи? - деловито осведомился Айрэн.

- Мало ли, - отозвался Рью. - А у тебя есть какие-то соображения по этому поводу?

- Я в них не вполне уверен, но вероятность велика. А пойдем-ка за ними, сейчас все узнаем.

Тело Рьюичи вдруг стало двигаться против его воли, мысли перечеркнула внезапная резкая боль, и он схватился за нее рукой.

- Да не напрягайся ты, Рьюичи, - убедительно попросил его Айрэн. - Я ж тебе ничего плохого не делаю.

- Ну, знаешь, - заскрипел зубами Дайцукэ, - это как сказать...

- Ничего не желаю слышать. А больно тебе потому, что сопротивляешься.

- Я и сам могу определить, куда они направились...

- Кончай пререкаться. Сейчас вообще моя очередь, если хочешь. Ты нас сюда привел...

- Смотри, чтобы нам из-за тебя не пришлось назад на пинках возвращаться, - оборвал его Рьюичи.

- Ничего, - Айрэн не унывал. - Извини, но на этот раз к штурвалу сяду я.

Рьюичи отступает и Айрэн быстро берет его тело под контроль. Он выбегает на площадь как раз в тот момент, когда мы с Солсаки перемещались, приставил ладонь к уху, словно прислушиваясь, с сосредоточенным выражением лица, а потом оно вдруг изменилось.

- Надо же... - присвистнул А-Рэн.

- Что? В чем дело? - спросил Рьюичи.

- А я все-таки угадал с тем, куда они направились.

- К Экзорцистам-Орги.

- Орги?.. - Рьюичи был настолько удивлен, что даже не сразу отреагировал должным образом - В смысле, к Заблудшим?

- Н-да, - серьезно озадачившись, протянул Айрэн, потирая подбородок.

- Зачем им туда?

- Почем мне... - начал уже говорить Айрэн, но вдруг запнулся и на лице его появилось нечто, выражающее, что он что-то понял, но все же предпочел бы ошибиться. - Черт... - нарочно выделяя это слово, протянул парень, округлив глаза. - Да, быть не может...

- Да в чем дело?

- Похоже, в моем плане произошел... серьезный сбой... - ошарашено заметил Айрэн.

- В каком "твоем плане"? - не понял Рьюичи.

- Я... дело в том, - неуверенно заговорил парень, - что, когда мы еще были в Хэйлисоне, я «приказал» (в кавычках, разумеется) Экзорцистам-Орги попытаться аккуратно украсть Пентаграмму...

- Что ты?.. Ты совсем из ума выжил?! - гневно воскликнул Рьюичи - И как ты...

- Да, я умею с ними говорить, и они меня даже как-то еще слушаются, - Айрэн попытался остановить поток эмоций брата.

- До сих пор? - удивился Рью. - Из-за того Посоха?

- Вероятно. Но потом, когда мы здесь оказались, то я решил действовать иначе. С помощью одного из Орги, я украл Пентаграмму и спрятал в надежном месте, а Власти видели до сегодняшнего дня лишь иллюзию. Но буквально прошлым утром...

- ...когда все узнали о пропаже... - вставил Рьюичи.

- ...я и сам не нашел Пентаграммы на месте.

Айрэн замолк, активно соображая, и Рьюичи это чувствовал. А также он чувствовал сильное эмоциональное напряжение своего брата, которое передавалось и ему самому: ему совсем не нравилась новость о том, что я пошла к Орги, пусть даже с Солсаки. Он опасался этих Экзорцистов, что было очень разумно, и был очень недоволен тем, что я его ощущений не разделяю (видимо, просто по незнанию).

- Плохо... совсем плохо... - сосредоточенно пробормотал А-Рэн с глазами круглыми, как пентаграмма на его же руках.

- Конечно, плохо, - согласился Рьюичи.

- Да, я не о самом факте, что они туда пошли, а о том... - он сделал паузу, - что их там убьют.

Это был тот еще шок, особенно для Рьюичи. Он судорожно вздохнул и сглотнул.

- Когда я узнал, что Пентаграмма пропала и из моего тайника, то приказал Орги обезвредить любого, кто явится к ним по этому поводу. Я рассчитывал, что это станет неплохой приманкой для Наблюдателей, но... - Айрэн не договорил слово, хотя хотел сказать "просчитался". - Что ж...

Айрэн вдруг резко сорвался с места и побежал прочь от Башни в сторону наименее людных переулков.

- Куда ты? - подал голос Рью.

- Хочу где-нибудь остановиться, чтобы никто не видел и вызвать... Зэна.

- Зэна? - Рьюичи отреагировал так, словно услышал это имя в первый раз.

- Да. Мне нужна помощь, - добавил он, зная, какой далее последует вопрос.

- Тебе? Помощь? - Рьюичи не верил словам брата о том, что тот чего-то не может сделать сам, и даже спросил с неуместной усмешкой:

- А сам-то не справишься?

- Нет, - без всяких эмоций ответил Айрэн. - Это слишком серьезно и слишком опасно, так что одному мне будет туго спасать сразу двоих... Ты же не хочешь, чтобы я кого-нибудь там оставил?

- Не издевайся, - Рьюичи резко отреагировал на этот провокационный вопрос.

- Ну, вот, видишь, ты и сам все понимаешь, - изрек Айрэн, будто учитель - ученику.

Вот мы и прибили на место. Это район Хазо. Если пройти дальше в противоположную сторону от столицы, то можно попасть в поселение Экзорцистов-Орги. Оно очень небольшое, расположено обособленно и туда, как я уже говорила, никто просто так не ходит (по собственному желанию и без веской причины). Орги очень не любят чужаков, ибо очень подозрительны. Их можно даже назвать параноиками, потому что порой они, как говорится, делают из мухи слона. Об этом меня и предупредил Солсаки. Хотя даже среди них попадаются весьма благоразумные (для их состояния) маги, но все равно с ними себя нужно вести очень осторожно. Есть у них и своего рода тюрьма для "особо опасных" Орги, которые могут причинить вред кому угодно, так как совершенно потеряли рассудок. По некоторым данным, с каждым месяцев таких становится все больше, и этот факт серьезно настораживает: если их становится больше, то, что же будет дальше?

Мы остановились на полянке, покрытой слоем мягкого снега. Неподалеку слева была замерзшая в лед узкая речушка, а напротив - бор. Солнце по-прежнему светило, хотя на него уже стали набегать полупрозрачные тучки - видимо, погода готовилась испортиться, а жаль.

Именно здесь Сол сказал остановиться, так как дальше идти было просто нельзя. Дальше была территория исключительно Экзорцистов-Орги, и никто не имел права соваться туда без разрешения. И мы не стали соваться. Солсаки пояснил мне, что нужно просто ждать, Орги сами почувствуют и придут. Они всегда чувствуют, когда кто-то (особенно сильный маг) приближается к их владениям, а мы сейчас стояли как раз на границе.

Я немного нервничала, хотя продолжала активно подавлять в себе чувство страха и даже некоторого здравого смысла. Храбрость и наглость упорно стояли на своем. Солсаки казался спокойным, как удав, однако, пожалуй, кроликом с данной ситуации были мы, но никак не Орги. Они, кстати, вскоре показались. Они вышли из темного, мрачного бора медленно и слегка коряво шагали, так что я подумала, что у них действительно серьезные проблемы с головой. В принципе, они выглядели как обычные маги, если не считать уже упомянутой походки, а также выступающих верхних клыков, жутковато горящих красным глаз и хриплого, словно сбитого дыхания, которое они старались сдерживать.

- Тимо, - позвал меня Сол, глядя прямо на идущих к нам Орги, - не нравится мне это.

- Что не нравится? - я глянула на него, хотя и поняла смысл его слов.

- Ситуация. Так что, - он протянул руки к своей шее, снял что-то, висевшее на ней, и протянул мне, - возьми-ка это.

Парень протягивал мне амулет, сделанный просто из чуть обточенного по краям плоского кусочка темного дерева с зеленой руной на нем. Я и раньше видела его у Солсаки, и он говорил, что это сильный оберег, который защищает его владельца, причем уровень отражаемой им магии доходит практически до высшего. Он его никогда не снимал, а теперь держал на открытой ладони передо мной.

- Постой, - не согласилась я, - он же тебе нужен.

- Бери, - громче повторил Сол и, смягчившись, добавил:

- Возьми его, пожалуйста. Я не прощу себе, если с тобой что-нибудь случится. А обо мне можешь не волноваться.

Я опасливо взглянула на парня и взяла-таки амулет. А Сол снова мило улыбнулся и вернул взгляд к Экзорцистам, которым до нас осталось буквально какой-то десяток метров. Я знала уровень магии Правителя и могу с точностью сказать, что он может потягаться со многими из тех, кто причислен к самым могущественным магам. И казалось, что он уверен в своей силе... с одной стороны. А с другой, он явно не был уверен в моих силах. Честно говоря, я и сама понимала, что с моим здоровьем мне будет трудно, но не говорить же об этом Солу, в самом деле? Зачем? Чтоб он еще больше переживал? Нет, уж лучше я сама попробую за себя постоять и о себе позаботиться.

Вблизи Экзорцисты-Орги не нравились мне еще больше. Я внезапно где-то в глубине души почувствовала себя мышью, которая подходит к мышеловке, надеясь вытащить сыр и остаться при этом целой и невредимой. Сол, никак не отличаясь от истинного Правителя, серьезным взглядом окинув Орги в количестве около десятка, стоял смирно. Я тоже смотрела на них, не желая казаться невежливой и дерзить. В тайне же я готовилась к исполнению своего плана: я хотела попытаться увидеть их ауру и уловить хоть как-то их намерения. Я уже делала так и даже пару раз - специально и теперь собиралась это повторить. Я нарочно глубоко вдохнула и приготовилась. Разговор начался:

- Зачем вы сюда явились? - бесцеремонно спросил один из Орги, щуря глаза.

- Уточнить нужно, - желая потянуть время, туманно ответил Правитель, словно не заметив резкости Экзорциста.

- Что? - спросил уже другой маг, стоявший рядом с первым.

- Ваши намерения, - снова коротко сказал Солсаки.

- Смысл? - подал голос кто-то из задних Экзорцистов.

Пока Солсаки медленно растолковывал смысл толпе Орги, жадно поглядывавших то на него, то на меня, я старалась не отрывать от них сосредоточенного взгляда и сконцентрироваться. Только не так, как концентрируются над учебником математики, а спокойно и ненавязчиво, немного расслабившись и позволив просто смотреть на человека другими глазами. Я старалась смотреть как бы сквозь них слегка туманным взглядом, будто просвечивая их рентгеном.

- Помнит ли властная верхушка о том, кому принадлежит этот артефакт? - протянул первый Орги.

- Он никому не принадлежит, - последовал ответ Правителя. - Посох сам выбирает Владельца, и его части - тоже.

- Да-а... - как-то подозрительно изрек тот же Экзорцист.

Я все пыталась "нащупать" их ауру, но все же, сколько я не смотрела, не видела за их спинами крыльев, лишь какие-то крохотные клочки света. И я не замечала, что те, кто не участвовал в дискуссии, стали на меня кровожадно поглядывать. У меня вдруг зачесались раны на руках, которые были скрыты под бинтами и одеждой, но казалось, что они что-то уловили. Уловили, что у меня на теле ранки... Не знаю, что им мешало тогда просто накинуться на меня и разорвать в клочья. И вот в какой-то момент, когда Орги сказали последнее слово, я таки смогла увидеть ауру этих существ более отчетливо и ясно, но тут же буквально потерялась в ней. Мое сознание словно окутала тьма и тянула все дальше, в бездну: настолько темными и жестокими оказались их души. Тело мое дернулось от страха, который вдруг накрыл меня, а Солсаки сжал мою руку, сохраняя на лице спокойствие, но понимая, что самый вероятный вариант дальнейшего развития событий - не из лучших.

- Вы правы... - сказал хитрым голоском кто-то из Орги, или говорило сразу несколько - Но... зачем же тогда приводить сюда шпионов, которые хотят насильно влезть в наши души?..

Эти слова были произнесены с убийственным спокойствием, которое, однако, не угадывалось в лицах Экзорцистов-Орги. Наоборот. Они расплылись в жутковатой ухмылке, и глаза их плотоядно засверкали. Дикий страх, паника, как во сне, поразила меня, и причина была не в словах, а во тьме душ Орги, которая заставляла меня дрожать сильнее, чем под страхом смерти. И кстати, насчет смерти... сейчас мы оказались к ней очень близко, потому что в следующее мгновение все стоявшие напротив Орги набросились на нас.

Когда уже сработал капкан, который был установлен не для нас, но в который мы с Солсаки попались и теперь старались выпутаться, не страшась перед лицом превосходящей магической мощи, Айрэн вызвал Зэна (с помощью той же монетки для призыва, которой пользовалась и я сама) и они появились невдалеке так, что с нашей позиции их видно не было. Зэн не знал, что с ним разговаривал не Рьюичи, а Айрэн, но последовал за ним, ведь Рьюичи он доверял беспрекословно как продолжателю дела его старшего брата.

Когда ребята приземлились и присели, чтобы не привлекать внимания, Айрэн внимательно осмотрел поле уже боя и, критически сморщив лицо, сказал:

- Н-да... что я могу сказать? У меня две новости. Одна плохая...

- А другая? - вставил Зэн.

- А другая - еще хуже, - с сарказмом произнес А-Рэн. - Первая: сюда движется еще около дюжины Экзорцистов-Орги. Вторая: все они, да еще и половина из здесь присутствующих абсолютно невменяемы.

- Невменяемы? - громко сказал пораженный Зэн - Но ведь они же все должны сидеть взаперти.

- Они и сидели, - без колебаний ответил его собеседник. - Сидели, но кто-то их выпустил. Вероятно эти Орги тоже здесь, - продолжал размышлять Айрэн. - Быть может, их состояние тоже усугубилось, и им показалось, что так будет правильнее.

- Если они невменяемы, то договориться с ними не удастся? - будто для верности с робкой надеждой в голосе спросил парень, решительно отбросив с лица золотистые волосы.

- Совершенно верно, - подтвердил Айрэн

- И что же делать?

- Спасать так, как можем, - был ответ. - Единственный вход, который я вижу - это поспешить, чтобы помочь прежде, чем явятся остальные "бешеные".

- И все? - будто ожидая четкого плана, спросил Зэн.

- ...я помогу Тимо, а ты – Дьеру, - закончил за него Айрэн.

Он явно не случайно расположил свои «миротворческие силы» именно так, ему было что-то нужно именно от меня.

Капкан захлопнулся. Я никогда в жизни себя так не чувствовала. Меня обуял страх, внутренне я металась, как дикий тигр в кольце Экзорцистов и всем своим существом чувствовала их темную, жадную и жестокую ауру. Я ощущала все, что было в их сердцах и душах, и это отражалось на мне даже физически. Очень тяжело было справляться со своим телом, которое, еще не выйдя из транса, в котором я пребывала, пытаясь «прощупать» мысли Орги, толком не хотело меня слушаться. Моя собственная душа изнемогала и билась в истерике, и я сдерживала ее исключительно силой воли, постоянно успокаивая саму себя. А Солсаки выглядел по-прежнему как истинный Правитель, и ничто не могло заставить его уронить свой авторитет и потерять свое лицо. Он яро сражался, снова и снова отбрасывая назад наползающих, словно муравьи, Орги, которые были готовы растерзать нас в самом прямом смысле этого слова. Я видела, как мелькали их оскаленные зубы, ярко выраженные клыки, блестящие слюной рты и дикие глаза. Во всех Экзорцистах без исключения отражалось безумие и кровожадность, они словно хотели в самом деле порвать нас на куски, насытиться нашей плотью и кровью. В бешеной суматохе и непрерывных вспышках заклинаний вокруг я заметила, что Сола пару раз задели, но несущественно.

На какое-то время все замерло. Мы с Солсаки стояли в центре, спиной к спине, отведя правые руки чуть назад, готовясь призвать всю доступную силу себе на помощь, чтобы только вырваться из этого заколдованного круга. Кстати. Я заметила, что Экзорцисты в основном рвались ко мне, будто я им казалась более аппетитной, а Солсаки был помехой, которую нужно было устранить, чтобы дорваться до главного приза. Меня трясло от хищных взглядов Орги, и чувствовала себя уже как на вертеле. Мне было страшно, но я сжала зубы, где-то случайно до крови прикусив губу. При виде маленькой капельки крови на моем лице глаза Орги загорелись еще более бешено и яростно, и на нас словно повеяло холодом. Сол взялся правой рукой за мою левую руку и сказал:

– Как ты? Нормально?

– Ничего, – ответила я.

Парень позади меня тяжело дышал, я чувствовала, как его спина часто подымается и иногда касается моей спины. Я слышала его шумное дыхание за собой и догадывалась, что взгляд его все же не похож на мой, как у разъяренной, но немного отчаявшейся пантеры. Я была уверена, что взор его остался твердым и сосредоточенным даже в этой ситуации.

– Хорошо, – выговорил он, сглотнув и не опустив подбородок, не отрывая, однако, взгляда от окруживших нас Орги.

И наше сражение продолжилось. Сверкали заклятия, снег летел во все стороны, мы активно перемещались, держась так близко друг к другу, как можно было. Сол ни за что бы не отпустил меня от себя, его сердце билось часто-часто, бешено гоняя по телу кровь, а в голове была лишь мысль о том, чтобы вытолкнуть меня из окружения Орги. А Экзорцисты все-таки смогли до меня достать и кое-где оторвали куски одежды, и теперь она была в лохмотьях. Всякий раз, когда меня касались отвратительные сильные когтистые руки Орги, я резко поворачивалась и отвечала им Зеленой магией. Сила природы была на моей стороне, однако мне было очень трудно, сил не хватало, порой в глазах начинало двоиться, кружилась голова. Бедные растения и вся природа вокруг меня (я имею в виду и снег, и землю тоже) трепетали, как и моя усталая душа и раненное тело.

Каким-то непостижимым образом Сол смог отбросить большую часть Экзорцистов назад, так что их кольцо стало заметно менее плотным, и тогда Сол схватил меня под руку, и я последовала за ним. Мы вместе выскочили из толпы Орги, которые стали медленно провожать нас хищным взглядом, чуть шипя и хрипя, лишь слегка прикрыв рты, словно они были в недоумении. Но в их дальнейших действиях я не увидела недоумения или неуверенности.

Едва Сол и я приземлились и немного перевели дух, наклонившись и опершись на свои ноги и глядя друг другу в глаза, живая масса невдалеке снова пришла в движение. Как оказалось, они дали нам короткий перерыв для того, чтобы собраться с силами и преобразовать их в нечто большее, чем просто заклинание отдельного мага. Услышав яростное хрипение и рычание позади себя, Сол быстро обернулся с ошарашенными глазами, не ожидая такой прыти. На нас с дикой скоростью летел мощный поток темной энергии, в ней без проблем угадывался почерк Экзорцистов, но не только. Меня сразу же затрясло, как в ознобе, потому что все, та часть души природы, которая во мне находилась, ярко реагировала на любые проявления темной силы, особенно направленной против живых существ. У меня дыхание перехватило, однако я так ничего и не успела ничего подумать: Солсаки среагировал быстрее. Он, коротко бросив на меня через плечо нежный добрый взгляд, живо толкнул меня в сторону, словно повинуясь рефлексу, а сам… остался стоять. На меня пришлась небольшая часть заклятия, ведь по вине Сола я оказалась с краю волны этого ужаса, а то, что в меня попало (вернее, должно было попасть) оказалась отраженным, когда я открыла глаза. Вокруг меня образовалось сильное защитное поле, которое не позволило даже самой маленькой частичке магии Орги приблизиться ко мне, а центр поля был в амулете, который дал мне Солсаки. Я знала, что этот амулет силен, но не думала, что он сможет отразить такую мощь. Я свободно вздохнула, глянув на удивленные морды Орги впереди, но облегчение длилось не дольше секунды. Потом все, что во мне было, словно внезапно упало со скалы с такой же дикой и стремительной скоростью и так же страшно разбилось о камни.

Солсаки оказался в самом эпицентре волны, и его ничто не защищало. Парень в момент удара запрокинул назад голову, медленно опустив веки, а затем, отброшенный назад, упал на спину так, что все кости захрустели и где-то едва уцелели (а где-то и нет). Я повернулась в ту сторону и сразу же рванулась бежать к нему. Добежав, я рухнула рядом на колени, а Орги снова бросились к нам. Однако их не пустили. Вокруг возникло куполообразное зеленовато-прозрачное поле, и они с треском ударились об нее. Из руки Сола, которая лежала рядом на земле, исходил слабенький свет, и оттуда растекался во все стороны, окружая нас теплой сеткой.

– Сол… – едва слышно произнесла я, склонившись над ним.

Поначалу показалось, что он вообще меня не слышит. И ничего не слышит. Он смотрел куда-то вверх, перед собой, а глаза быстро становились тусклыми, словно затягиваемые туманной пленкой. Дыхание его было резким и прерывистым, воздуха не хватало, он то задыхался, словно стенки легких прилипли друг к другу, то наоборот дышал быстро и полной грудью, будто старался вдохнуть побольше жизни.

– Ты цела?.. – парень с трудом повернул на меня голову. – Хорошо…

Он произнес это с сильным придыханием, и во мне все снова вздрогнуло: его состояние меня убивало. Я решительно положила на его грудь трясущиеся руки, и все тело у меня дрожало так, словно меня окунули с головой в ледяную воду и я до сих пор не могла из нее вынырнуть и глотнуть воздуха. Я мысленно вцепилась в свой магический кулон, висевший на шее под одеждой, от горя дыша так же часто, как сам Солсаки.

– Не надо… – сказал он, быстро поняв, что я хочу сделать. – Не пытайся меня вылечить…

– Да что ты говоришь?! – возмутилась я. – Как ты только можешь?!

– Ты не сможешь… это… - по телу парня пробежала сильная волна дрожи. – Если и сможешь, то… потратишь много сил… а тебе… надо выбраться…

На самом деле, я прекрасно понимала, «как он может» такое говорить, но верить не хотела. Я опасливо огляделась: Экзорцисты столпились рядом с защитным полем Сола, кровожадно сверля нас глазами и пуская пену.

– Ха, попали… - говорили они по очереди.

– Девчонку защитил амулет…

– А у парня такого нет…

– Он отдел его ей…

– Какой глупец…

Их голоса звучали громко, протяжно, с нотками змеиного шипения, слова проникали в мозг и резали слух, как тупым ножом. Ехидство, ухмылки, издевки, торжество этих существ вгоняли меня в еще большее отчаяние и я внутреннее ревела в истерике от безысходности. А на глазах у меня все же появились слезы, а где-то глубоко внутри что-то тряслось и болело, словно на это «что-то» медленно лили яд. Я злостно сжала пальцы в кулаки, чувствуя, как тело Сол содрогается, как его мышцы непроизвольно сокращаются и его всего скручивает болью. Заклинание, которое попало в Солсаки, вызывало своего рода паралич, и потому сердце, которое тоже является мышцей, то внезапно переставало биться, словно падало в пропасть, то набирало бешеные обороты. Все сводило дикой болью, но Сол яростно сжал зубы, не поддаваясь. Я видела и чувствовала его усилия и хотела что-то сделать.

– Давай, я помогу тебе, – выдохнула я, снова распрямив пальцы и сосредоточившись.

Я произнесла заклинание лечения (самое сильное, которое я знала) и оно даже начало действовать, подарив Солу пару драгоценных минут с меньшей болью, но он помешал мне. Парень попытался подняться, но почти утратил способность как следует управлять своим телом, так что просто дернулся вверх и, снова коснувшись земли, выгнул спину от жутких ощущений. Однако потом Солсаки резко вцепился в мое запястье и произнес:

– Нет… не надо…

Я взглянула на него, а Сол направил свой сосредоточенный взор в мои глаза.

– Пожалуйста…

Это была его фраза. Глаза Сола потускнели и помутились, а взгляд выражал ярую мольбу. Он просил меня, умолял перестать, сдавливая мою руку ослабевшими и дергающимися пальцами. Этот его взор страшно резанул меня по сердцу, и я готова была начать проливать на белый снег кровавые слезы.

Я с великим трудом остановила действие заклинания, но боли в душе от этого только прибавилось. Ноздри мои задрожали, и зубы застучали, а Сол слабо улыбнулся, рывками втягивая воздух.

– Спа… сибо…

Он внезапно снова выгнулся, вдавив затылок в снег и даже прикусив собственную губу и сдержанно рыкнув.

– Не… беспокойся… - хрипло и тихо проговорил он.

– Что?.. – я тоже с шумом вдохнула, держа внутри поток слез.

– Все… будет… хорошо… Прислу… шайся…

Он говорил уже только отрывками, вздрагивая каждый раз, когда очередной Орги пытался разрушить его защиту. Сол впился пальцами руки, предназначенной для заклятия, в мерзлую землю и силой ударил затылок о снег. Он задержал дыхание, а потом сильно закашлял, и изо рта с краю вытекла кровь. Потом он снова закрыл рот и повторил:

– При… слушайся… к материи магии…

Я напрягла слух и… вскоре услышала звуки легкого колыхания магической материи, состоявшей из мельчайших сосулек. Кто-то невдалеке готовился или уже использовал магию, но это были не Экзорцисты-Орги. Их заклятия рвали материю, расшвыривая куски во все стороны, ничего не жалея, а то, что я уловила, тончайшим и очень аккуратным сверлышком подбиралось все ближе и ближе.

– Помощь… уже близко… - поначалу с усилием, а потом умиротворенно и облегченно сказал Сол.

Я не поняла смысла его слов. Да кто нам может помочь здесь, в этой глуши, на запретной территории, в окружении множества врагов? Я глянула на Сола и (почему-то мне это не понравилось именно в тот момент) бережно стерла своим рукавом кровинки с его губы.

– Спасибо... – тихо выдохнул он.

В ту же секунду позади меня, где-то за спинами Орги, раздался слабый, словно предупреждающий или отвлекающий взрыв. Экзорцисты дружно обернулись, и их морды вытянулись и приобрели тупое выражение: они не понимали, в чем дело. Я, по сути, тоже. Тут Солсаки вдруг сделал усилие и взял меня за руку, лишь на несколько сантиметров оторвав плечи от земли. Я снова повернулась к нему. Он что-то хотел сказать, дрожа всем телом, но я не слышала, и пришлось наклониться ближе.

– Все... – начал говорить он, его голос дрогнул, и я с силой сжала его ладонь, показывая, что я рядом. – Все... будет хо... рошо...

Банальная фраза, однако сейчас она имела вес.

– Ты... поняла?.. – с надеждой спросил он.

Я вгляделась в его глаза, честные и мягкие глаза, в которых даже сейчас я видела беспокойство, надежду, веру, доброту, нежность... но в них почти не было боли. Сол скрывал ее и даже улыбнулся мне, как бы доказывая, что все действительно будет хорошо. Он ласкал меня своим взглядом, отдавая оставшиеся силы, а я, глотая горечь, молчала и в ответ на его вопрос лишь кивнула. Тогда он чуть сильнее улыбнулся и с облегчением прикрыл веки, добавив:

И он отпустил заклинание, которое нас защищало. На меня сразу же накатила волна дикого ужаса, идущая от Орги, которые лишь на пару секунд отвлеклись на взрыв, а потом снова ринулись ко мне. Я успела лишь наполовину обернуться, и тут же у меня перехватило дыхание от внезапного удара: на меня кто-то налетел и, обхватив за ребра, утащил за собой, летя на бешеной скорости прочь с поляны, в бор за моей спиной. Я широко распахнула глаза и подняла голову, стараясь понять, что произошло, и увидела быстро удаляющегося Солсаки, лежащего на снегу и со злостью отскакивающих в стороны Экзорцистов-Орги так, будто им хвосты прищемили. И был там еще кто-то, рядом с Солсаки, но я не смогла его разглядеть.

Незнакомец так быстро меня подхватил, что я даже пикнуть не успела, и умчал в лес. Там, пролетев совсем немного, он остановился и оставил меня в покое, так как я уже начала вырываться. Я яростно ударила его по руке и отошла к ближайшему дереву. Подняв на него глаза, я обомлела: рядом стоял мой друг, Рьюичи. Вся злость во мне мгновенно потухла и я с надеждой взглянула на парня, который стоял ко мне боком, и я не видела его лица.

– Рьюичи? – тихо и вкрадчиво произнесла я.

Однако моя ошибка снова мне дорогого стоила. Парень вдруг ухмыльнулся, расплылся в издевательской улыбке и повернулся ко мне, сверкнув красными глазами.

– Хм, не угадала, милашка...

– Почему... – заговорила я, но запнулась. – Почему ты здесь?

– Потому что Рьюичи здесь, – был ответ.

Эти слова меня не обрадовали в том смысле, что причины я так и не услышала. Я резко выдохнула от раздражения, а Айрэн сверлил меня жутковатым взглядом. Причем глаза его с каждой секундой становились все более безумными. Он чуть повел носом и вдруг сказал:

– Да у тебя кровь...

Он внезапно метнулся ко мне и, прижав меня спиной к стволу свойственным ему грубым образом, приблизил свое лицо к моему уху. Мне уже было знакомо это движение и его последствия (правда, только во сне), от которых ничем хорошим не пахло. Я все так же ненавидела Айрэна, меня трясло и воротило от его присутствия, однако я все так же испытывала к нему странное влечение, вызванное его зверским очарованием. Это чувство сливалось во мне с жутким тошнотворным отвращением. Это можно сравнить с тем, величественными и восхитительными описываются обычно античные храмы и какие красивые ассоциации они у нас вызывают, но стоит упомянуть о том, какие жуткие обряды и ритуалы жертвоприношения в них проводились, как с впечатлений сразу слетает вся мишура и обнажается ужасный запах крови, топленого жира и горящей плоти. Это отвратительно оттого, что человек ощущает всю противоестественность и разительную несовместимость ассоциаций с реальностью. Вот и я сейчас чувствовала то же самое: плотское желание и в то же время въедливая неестественность того, что могло бы случиться, если бы ни один из нас не сдерживал себя внутренними тормозами.

– Хочу, – в какой-то страстной агонии прохрипел Айрэн, прерывисто дыша, – хочу твоей крови...

– Зачем? – спросила я.

– А почему бы и нет? – парень вперился взглядом в мои глаза, хищно улыбнувшись и обнажив необычайно крупные клыки. – От тебя приятно пахнет, да и на ощупь вроде ничего.

Я с силой ударила его по руке, которой он хотел коснуться моего лица.

– Хочу... – снова кровожадно прохрипел Айрэн, почти касаясь острыми зубами моей шеи. Я кожей чувствовала его горячее дыхание, однако руки оставались ледяными. – Хм, быть может, все-таки попробовать? – игриво пропел парень, и я почувствовала, как он кончиками клыков, а затем и языком дотронулся до моей кожи – Тебе бы понравилось...

– Нет, спасибо, – нарочито резко отказала я, осадив саму себя. – Я категорически против.

– Почему? – продолжая действовать мне на нервы, спросил Айрэн.

– Я, знаешь ли, на память не жалуюсь и прекрасно помню весь этот процесс.

– Ах, да, – протянул он, ухмыляясь. – Я ведь с тобой уже что-то такое проделывал, только не наяву.

– Ощущения были, как в реальности...

– О, нет, настоящие ощущения ни с чем не сравнить.

– Мне не нужно такое удовольствие, – с нажимом сказала я, отворачивая от него лицо. – И вообще, уберись от меня.

Он поднял на меня глаза и расплылся в своей жутковатой ухмылке, а потом чуть расслабил лицо и задрал подбородок, с хитрым любопытством взирая на меня сверху вниз.

– Интересно... – Айрэн вдруг сменил тон с игривого на более серьезный. – Ты говоришь, что тебе не нужно такое удовольствие, однако ты ведь была не прочь сделать все, что полагается после брачной церемонии.

Я сглотнула: откуда он узнал (я ведь осторожности ради за месяц до свадьбы сняла браслет, который позволял нам с Рьюичи чувствовать друг друга, и надела я его лишь незадолго до призвания силы в Главном Храме)?

– Это не то, – я постаралась придать своему голосу твердое звучание. – Я не такой испорченный человек, как ты.

– Я, между прочим, не делал того, что решила сделать ты, – последовал ответ. – В том смысле, что я никого не предавал.

«Вот ты о чем», – пронеслось у меня в голове.

– Я тоже, – быстро среагировала я.

– Н-да? – немного подумав, сомнительно протянул Айрэн и добавил:

– Следует ли это понимать так, что в тебе, в принципе, ничего не изменилось?

С этими словами он медленно опустил руку с леча мне на талию и вдруг как-то с силой вжал в дерево позади, а другую ладонь положил мне на низ живота. И мне вдруг стало настолько противно, что меня едва не стошнило, и причиной тому были две вещи: то, что это сделал именно Айрэн, и то, что мое состояние здоровья такого не позволяло. Причем вторая причина была, пожалуй, весомее. Я резко согнулась, сморщила лицо и оскалилась, потому что одновременно с тошнотой почувствовала боль, и я дико сжала руку парня.

Он, видимо, и сам опешил, но лишь слегка. На его лице не было и тени беспокойства, он только перестал улыбаться и смотрел серьезно и недоуменно, хотя причину, как выяснилось. Знал лучше меня самой.

Не обращая на меня внимания, Айрэн присел и внезапно резко ухватился за край моей куртки и задрал вверх до груди. Я попыталась его оттолкнуть, но он лишь схватил меня за ту ладонь. Я уже говорила о появлении странных ран по всему телу, и одна их них находилась на животе, как раз в том месте, куда надавил Айрэн. Он стал внимательно рассматривать ранку, напоминавшую большую ссадину с содранной кожей, покрывшуюся твердой коростой темно-зеленого цвета. Со вчерашнего вечера она увеличилась, и к ней стало очень неприятно прикасаться, но парень провел пальцами и по ней, и по коже вокруг, отчего я сразу задрожала. Закончив с этим, Айрэн встал, сам поправил мне куртку и сказал:

– Н-да, смотрю, проклятье не дает тебе покоя.

– Какое еще проклятье? – поразилась я.

– А ты не знаешь? – не меньше удивился парень. – Ты думала, что просто так мучаешься со своей болезнью с самого рождения?

Я немного помолчала, не глядя на него. Вообще, в его словах был смысл, и, если это правда, то объяснение моей болезни наконец найдено.

– И... если так, – неуверенно начала я, еще прогоняя тошноту, – тогда... откуда ты узнал?

– Ну, ты меня прямо поражаешь, – заметил Айрэн с иронией. – Я Экзорцист, притом не последней категории, и должен это чувствовать. К тому же...

Он не закончил: сразу с нескольких сторон раздался неосторожный шорох и мы насторожились.

– Вот черт, – вдруг сквозь зубы проговорил парень, глядя в чащу, – только их здесь не хватало.

Я взглянула туда же и увидела людей, которые, боясь света и посторонних звуков, опасливо прятались за деревьями. Они с жадным любопытством взирали на нас, и было в их взгляде нечто звериное, жуткое, что было и у Айрэна. Их глаза горели красным, рты блестели слюной, которая стекала по подбородку и капала на землю, и все они хрипло дышали.

– Кто они? – спросила я. – Просто Экзорцисты?

– Очень просто.

– Но ведь Экзорцисты – обычные, нормальные маги...

Сказав это, я взглянула на парня перед собой и тотчас же поняла, что сказала глупость: стоило вспомнить о том, что Айрэн тоже Экзорцист, как вопрос о нормальности этих ребят решался сам собой.

– ...или я ошибаюсь? – как бы для верности переспросила я.

– Зачем мне рассказывать тебе об этом? – зверски сверкнув красными глазами, проговорил Айрэн.

– А затем, что в данной ситуации я должна знать все и обо всех. Иначе в Odzi Omoi возникнут огромные проблемы.

– А если мне наплевать на то, что будет здесь? – парень надменно задрал подбородок и дико расширил глаза.

– Ну, тогда, – я подумала и решила идти напролом, – я просто должна это знать.

Айрэн вовсе не казался пораженным. Наоборот. Он казался довольным, будто свершилось наконец что-то, чего он ждал, но во что не слишком верил. И он открыто и спокойно, практически касаясь со мной нос о нос, сказал:

– Экзорцисты – те, кто изгоняет демонов. Чтобы это сделать, нужно самим иметь доступ в тот мир, откуда эти существа пришли. Можно сказать, что Экзорцисты живут одновременно в обоих мирах – здешнем, земном, и потустороннем. А в такой ситуации порой бывает очень непросто удержаться на грани.

– На грани между жизнью и смертью?

Парень утвердительно кивнул.

– Однако ты еще жив... – заметила я.

– С чего ты взяла? – бесцеремонно прервал меня Айрэн, сверкая неистовыми глазами. – Я уже умер. Мое тело похоронено в Эллосе, и ты сама была на моей могиле.

– Однако ты здесь...

– Однако формально я умер, – с нажимом сказал Айрэн.

– А не формально?

– Не формально? Мои дух и душа здесь. Но это не показатель смерти или жизни.

Это показалось мне странным. И меня помимо всего прочего беспокоило то, с какой кровожадностью на меня смотрят все эти Орги.

– Почему они так таращатся на меня? – спросила я, поежившись и проведя руками по своим плечам, пугливо озираясь по сторонам.

– Они голодны, – непринужденно сказал парень, а меня от этих слов обдало холодом. – Видимо, давно.

– Что ты имеешь в виду? – настороженно спросила я.

– Они хотят крови, – коротко пояснил Айрэн.

– Ты слышала, что я только что говорил тебе? – со вздохом начал Айрэн, кивнув сначала на Орги, а потом посмотрев на меня. – Так вот, Экзорцисты, все Экзорцисты, живут где-то между жизнью и смертью. Ты должна была заметить, что каждый из нас по-своему мертв. Это видно даже по внешности: нас клыки, бледная кожа, темные круги под глазами. Причем чем сильнее Экзорцист, тем бледнее и зеленее его кожа, тем чернее тени вокруг глаз, тем более впалыми становятся его щеки и... тем сильнее его жажда. Каждый Экзорцист чувствует эту тягу к крови, потому что кровь, живая, теплая кровь, является символом жизни, а мы все – отчасти мертвецы и нуждаемся в чем-то, что бы связывало нас с нею. Все понятно?

– Да, – кивнула я. – Ты потому... хотел моей крови?

– Я не просто хотел, – Айрэн вдруг схватился за мою шею, уткнувшись носом в мою щеку, а затем в ухо, жестко проведя пальцами по моей коже, сдавив при этом другой рукой плечо. – Я и сейчас этого хочу, – парень оскалил зубы рядом с моей шеей, хрипя в сдержанной агонии. – Еще как хочу... Очень хочу... Этот запах меня завораживает... Твоя кровь – одна из самых сладких... и привлекательных... Орги так жаждут ее попробовать. И они смотрят на тебя так еще и потому, что на тебе очень много не заживших ран, к тому же магических. Горючая смесь, – он вдруг резко выдохнул. – Однако... кровь не является для Экзорцистов какой-то необходимостью, – Айрэн отдалил от меня лицо, но все же в его глазах горел дикий страстный голод. – Она может стать напоминанием о жизни, если начинаешь вдруг забывать, что это такое. Она просто напоминает о том, что настоящая жизнь рядом...

«Правда? – подумала я. – Быть может, поэтому Рьюичи когда-то дал мне каплю своей крови... чтобы удержать меня в этом мире».

– ...и она же сводит с ума – жутковатым тоном добавил Айрэн.

– Но ведь многие держатся, и этой жажды даже не видно, – сказала я, – например, Зэн.

– Это правда. И ты права была, когда сказала. Что они держатся... или их держат – туманно произнес Айрэн. – Проще говоря, если у Экзорциста есть кто-то, кто держит его, близкий человек, который напоминает ему о теплой цветущей рядом жизни, тогда ему намного легче существовать и, быть может, он даже может жить более менее нормально.

Я замолчала: не знала, что еще можно сказать. Глова болела от избытка информации. Я сжала губы, поняв, что неприятные ощущения внутри меня не успокоились. Парень стоял в паре шагов от меня, но я этого не могла видеть, потому что опустила голову.

– Возвращайся, – вдруг сказал он.

– Что? – я подняла на него глаза.

– Немедленно возвращайся в Асату, – твердо произнес он без каких-либо эмоций.

– А как же они? – я кивнула на окружавших нас Орги.

– Не беспокойся. Сейчас они не станут тебе ничего делать. Просто переместись в Асату.

Я хотела еще что-то сказать, но внезапная травящая волна тошноты не позволила, и я даже потом не смогла вспомнить, что именно собиралась сказать. Я уже чуть отошла от дерева и теперь неожиданно согнулась и хотела уже зажать рот рукой, но парень вделал все за меня. Он обхватил меня сзади за плечи и под грудью и сам прикрыл мне рот. Я инстинктивно попыталась вывернуться, мне было неприятно чувствовать себя под властью Айрэна, но лишь двух-трех рывков хватило, чтобы понять, что он меня не выпустит, и опомниться. Когда я дернулась, толпа Орги вокруг нас резко пришла в движение, и я с испугом глянула на них.

– Тихо, тихо. Побереги себя. Не нужно показывать им свою кровь, – и Айрэн передвинул ладонь с моего рта чуть ниже.

– Отпусти, ты мне противен, – процедила я.

– Знаю. Тогда, чтобы успокоиться, представь, что это Рьюичи.

«Да, как ты смеешь? – мелькнуло в моей голове. – Вы же совершенно разные». Однако, как оказалось, Айрэн имел в виду другое. Он ослабил хватку, удивительно мягко положив ладонь мне на шею, а потом шепнул на самое ухо:

– Это Рьюичи...

Я вздрогнула: то был его голос. У меня вдруг мелко задрожали руки, а на лице появилось жуткое выражение, одновременно показывающее страх, удивление, неверие, панический страх, так что я была рада, что стоящий сзади парень не видел его. Однако даже эта странная надежда, вызванная внезапно прозвучавшим голосом Рьюичи, помогла мне успокоиться, и дышать сразу стало легче, и тошнота ушла в сторону. А это было главное.

– Хорошо, – прошелестел все тот же голос над моим ухом. – Иди. Не бойся.

Он высвободил меня из объятий и слегка подтолкнул, и я, нетвердо ступая, пошла вперед. Я не стала оборачиваться с тем, чтобы не видеть, кто там был, за моей спиной, потому что не хотела разочароваться. Я боялась снова встретиться взглядом с Айрэном и, чтобы успокоиться, мысленно прокручивала в голове мягкий голос Рьюичи и сказанные им слова Я их повторяла снова и снова, удаляясь, проходя в паре метров от озлобленных Орги, почти не замечая их, вжав голову в плечи, до тех пор, пока не унеслась оттуда вместе с рвущимся ввысь зеленым столбом света.

Парень, стоявший позади, неотрывно смотрел мне вслед и часто дышал, а потом. Когда я уже не видела и не слышала ничего из происходящего там, по очереди прозвучало два голоса.

– Что случилось, братец? – спросил Айрэн, чувствуя что-то странное внутри тела Рьюичи.

– Я пойду туда...

– Конечно, пойдешь, но сначала – дела.

– Знаю, – сказал Рьюичи, стараясь расслабиться. – Но теперь, я точно пойду...

– Что, трудно дается? – не шутя, произнес Айрэн.

Однако ответом на этот вопрос стало тяжкое молчание, перебиваемое хриплым дыханием Экзорцистов-Орги, сверлящих парня жадным взором.

Вернувшись в Асату, я сразу же увидела на площади большое скопление народу. Все они переговаривались, шушукались, подталкивая друг друга, и беспокойно поглядывали на Башню. Я знала кое-кого из них и могла сказать, что они живут здесь, в центре. А сегодня, в выходной день, их могло собрать и заставить стоять здесь лишь очень важное, но неожиданное событие. И вопрос насчет причины собрания меня серьезно беспокоил.

Поймав чувства толпы, я бросилась к Башне. У входа меня перехватил Зэн, с его лица тоже не сходило странное напряжение. Он не сказал ни слова и проводил меня в одну из комнат на первом этаже. Я посмотрела под ноги: путь к ней был заляпан свежей темной кровью. Я скосила глаза от неприятного зрелища и, обогнув парочку магов, стирающих пятна с белых плит, прибавила шагу и даже перешла на бег.

За тяжелой дверью меня ждала Сандра с еще несколькими знакомыми мне Экзорцистами, которые тут же быстро удалились, как только я вошла. Внутри была еще и Лира. Она вытянула вниз руки, сплетя пальцы, и опустила голову, закрыв глаза. Посреди комнаты стоял длинный дубовый стол на мощных ножках, а под ним на полу тоже были следы крови. Я поначалу не слишком поняла (может, сознание отказывалось верить в это автоматически) ситуации и сообразила, лишь подойдя ближе к столу, на котором лежал Солсаки. Зэн остался позади, в проходе, лира тоже не двинулась с места, только открыла глаза. Сол лежал спокойно, руки были сложены вдоль тела, веки опущены, а на лице так же застыло спокойствие. Даже... мертвенное спокойствие... и мертвенная бледность...

Когда я подумала об этом, по моим венам вдруг медленно пробежала ледяная волна и сама стала походить на живой труп. Я не дышала, внимательно разглядывая тело Сола, его лицо, выражающее безмятежность, расслабленные руки, сомкнутые губы и веки, которые навеки скрыли от меня доброту и мягкость его оленьих глаз.

Резко вздохнув, я с силой зажала рот ладонью, стараясь сдержать нечто, рвавшееся из груди, и страшными глазами стала смотреть на Солсаки. Тут даже говорить ничего не надо было, ни о нем, ни обо мне.

– Тимо... – Лира сделала пару шагов ко мне и положила руку на плечо.

Я постояла так пару секунд, а потом сбросила ее руку. Выражением моего лица становилось все более и более жутким, брови сдвигались к переносице и поднимались вверх, глаза округлялись, а рот я все еще зажимала пальцами. Лира опять попыталась приобнять меня, но я дернулась, вывернулась и внезапно (но не для себя) бросилась прочь.

– Тимо! – окликнула Лира и бросилась за мной, а Зэн просто отошел в сторону, дав мне дорогу и скорбно опустив взгляд.

«Нет... нет... нет... нет... – словно бой барабанов звучало в моей голове, когда я неслась по лестнице, по белому камню площади, по длинному клочку земли, засыпанному снегом. – Нет... нет... нет...». Лира выбежала на улицу вслед за мной, но не смогла меня поймать. Она лишь увидела, как я, достигнув края площади справа от выхода из Башни, в отчаянии вытянув руки вдоль туловища и подняв голову вверх, словно готовясь закричать, исчезла, унесенная вспышкой света. Она жалостливо смотрела в небо, туда, где я только что пропала, и думала: «Быть может, стоило ей сказать об еще одной вещи в моем сне, о том, что эта свадьба должна была принести ей боль... личную... или... это все равно ничего бы не изменило...».

Я смогла выпустить этот дикий крик только когда оказалась в «заповеднике», и я кричала до тех пор, пока в легких не кончился весь воздух. У меня даже на время появилось желание, чтобы он и не появлялся. Подняв к небу искаженное болью лицо, я вздохнула и попыталась крикнуть еще раз, но изо рта вырвался протяжный стон, перебиваемый рыданиями. И я не переставала издавать эти звуки: хрип, всхлипывания, нервные усмешки, стон, как у раненого животного. Я и чувствовала себя раненой в самое сердце, от него словно оторвали какую-то часть, вытащили через ребра, и теперь мне ее не хватало. Я задыхалась без этой частицы, дрожала, сжимала пальцами свои же плечи и трясла головой. Челюсть сводило от рыданий, и боль и жестокое чувство вины разъедали раны в душе.

– Сол... саки... почему?.. – бормотала я сквозь слезы – Почему?.. Ты сказал, что... все... все... будет хорошо...

Покачиваясь, едва держась на ногах, я прошла вперед пару метров и наконец опустилась на колени перед замерзшим кристальным ручьем и сгребла голыми пальцами холодный снег. Горячие слезы стекали по моем щекам в несколько потоков и падали незамерзающими каплями на лед ручья.

Тут я услышала звук приближающихся шагов, легкий хруст снега, и, обернувшись, увидела оленя. Того самого, который спас меня от погони Наблюдателей, которого я назвала Молодым Царем, который поражал меня королевской осанкой, золотистыми рогами, гладкой шерстью, и который... напоминал мне Солсаки. Это словно было второе «я» Правителя Odzi Omoi.

Олень приблизил ко мне выразительную морду, и я увидела в его нежного цвета глазах жалость и скорбь. Он все знал, все понимал, и душа его наверняка тоже сейчас страдала. И именно тогда я почувствовала, что муки от этой потери испытывает не кто-то в отдельности, а само существо природы здесь. Вода в ручье под коркой льда подрагивала, снег стал беспокойно сыпаться с ветвей деревьев, все вокруг дрожало. Будучи связанной с каждой живой душой, я это ощутила и сердце снова резко пронзила боль.

Но я была не одна. Из чащи к нам с оленем стали быстро, но вяло подходить животные: барсуки, белки, нахохлившиеся пичужки, волки, зайцы, тигры, куницы, ондатры – все на время забыли о своей вражде и вышли, чтобы отдать последние почести тому, кто заботился о других больше, чем о себе, кто создал этот «заповедник» и в нем – самые прекрасные условия для жизни, кто защищал их. Правитель Дьер, Солсаки... именно память о нем и великая благодарность привела всех сюда.

Живые существа замерли по берегу, вдоль всего ручья, уходившего вправо и влево на многие десятки метров, и дружно наклонили головы. И я заметила, что все они плачут. Из глаз каждого вытекло по слезинке и крупные и мелкие капли синхронно упали на ледяную поверхность ручья. Олень, стоявший рядом со мной, тоже уронил две слезы. Все эти капельки были теплыми, как жизнь внутри каждого существа, и они не замерзали до конца и не растекались, а сохраняли форму, оставив на поверхности всего нескончаемого ручья тысячи сверкающих, переливающихся и вечно теплых капель. Они были, как чистейшей воды кристаллы и каждая слезинка хранила в себе частичку души того, кто ее отдал.

В эту ночь я не спала. Не могла. И не хотела. Я жутко боялась кошмаров, которые мучили меня каждую ночь. Я не хотела, чтобы это снова повторилось, меня трясло от одной мысли об этом. Поэтому я не спала. Всю ночь просидела на своей кровати, вспоминая прошедшие дни. Солсаки не шел у меня из головы. Все мысли на тот период времени были заняты только им.

Сегодня состоялись похороны. Вернее, не похороны, а прощание. По традиции тело Солсаки должно было еще оставаться в королевской усыпальнице под заклятием в течение еще тринадцати дней.

Сегодня на площади Асата, на ближайших улицах собрались толпы народу и все хотели проститься с Правителем. Я узнала, что многие прибыли из самых разных провинций Odzi Omoi, но почти все из них видели Солсаки лично. Я знала, что Сол путешествовал по провинциям и помогал людям решать некоторые их проблемы. И в глазах жмущихся друг к другу людей на улицах Эльхауира светилось благодарность. Они бы никогда не пожелали себе лучшего Правителя.

В то время как народ снаружи плакал, вспоминая Солсаки, внутри усыпальницы ни один не проронил ни слезинки. И не звука. Все траурно молчали, глядя в пол тусклыми глазами, мысленно витая в собственных проблемах. Хотя многие на самом деле скорбели по Солу, в их лицах читалась искренность. А от остальных людей меня воротило. Я остро ощущала их мысли, их чувства, сегодня я могла видеть крылья-души всех, кто стоял в усыпальнице, и могу сказать, что только треть из всех (всего там было около тридцати человек) были достойны знаться с ним. Остальных заботили лишь их собственные интересы, и им даже не была важна причина гибели Сола. Видя и чувствуя это, я внутренне дрожала от гнева, желая порвать их всех на части, как со мной это хотели сделать Орги.

Я подождала, пока все выйдут из усыпальницы (я даже Лиру попросила уйти), и уже тогда подошла к Солсаки. Вчера я не могла смотреть на него в таком состоянии, а сейчас вдруг захотелось побыть с ним. С жутким напряжением внутри я остановилась около каменного гроба, на крышку которого был положен Правитель. Он лежал на одеяле из зеленого бархата и был таким же, как прошлым днем, когда я его увидела по возвращении от Орги. Сейчас его пока оставили лежать просто так, но буквально через десять минут его были обязаны опустить в гроб и наложить заклинание пока не истечет нужный срок. И все эти десять минут я хотела провести именно с ним.

– Здравствуй, – тихо сказала я. – Хм, наверное, это странно, разговаривать с тобой сейчас, но... я... хочу сказать важную вещь... – я глубоко вздохнула. – Ты всегда обо мне заботился, всегда помогал, чем мог, учил... Знаешь, ты... ты самый лучший, – я заявила это со всей серьезностью. – Правда. Ты лучший из людей, – я с силой потрясла головой и поморгала. – Хотя... я и не могла... даже зная это, не могла тебе ответить...

Я шумно втянула носом воздух и плотно сжала зубы, чтобы не проронить ни единого лишнего звука. Я протянула руку и мягко провела по пальцам Солсаки, ощупывая все бугорки и впадинки, нежно поглаживая кожу, вспоминая, каким было тепло его рук, и то, что он никогда не был ко мне холоден. Никогда. С самого первого дня нашего знакомства я получала от него только улыбки, даже когда знала, что где-то внутри он плачет и ему больно. Так больно... так что, это он здесь сильный человек, благородный, любящий, готовый на самопожертвование, а я... глупая...

Руки мои мелко задрожали, и я опустилась на колени перед гробом, вцепившись пальцами в крышку, напоследок прикоснувшись носом к руке этого милого мальчика. Яд горечи снова отравлял меня и из глаз текли слезы.

– Прости... но... я не могу, как ты... быть такой же... – шептала я, сдерживая рыданья.

Однако... я кое-чего не знала. Лишь краем уха я услышала разговор двух женщин, стоявших снаружи, о том, что все те тринадцать дней, в которые тело умершего должно оставаться не погребенным, его душа и дух еще витают где-то поблизости. Но ведь так говорят все и везде, так что я не обратила на это внимания.

Но все же... он был здесь. Солсаки в форме бестелесного духа стоял неподалеку. Он все видел, все слышал и, имея душу, все еще мог испытывать боль, страх, горечь. Видя, как я проливаю слезы, сидя перед гробом с его телом, он страдал. Я, отвернувшись, села на маленькие ступеньки, спиной едва касаясь стенки гроба, и спрятала лицо в руках. Глотая ядовитые слезы, я давилась собственными рыданиями и порой скоблила ногтями по белым плитам пола. Однако я уже не кричала и не стонала: просто не хотела потревожить чужой покой. Но я и не предполагала, что покоя этот человек еще не обрел.

Солсаки неслышно подошел ко мне сзади и прошептал одними лишь губами:

– Милая, не нужно плакать...

Я резко подняла голову: мне показалось, что я что-то услышала. Замутненным от слез взглядом я обвела комнату: никого. Показалось. Однако не отпускало ощущение чего-то присутствия. Сол был очень удивлен, но все-таки рад. С легкой улыбкой он подступил ближе и, осторожно положив мне обе руки на плечи (он мог дотрагиваться до вещей, хотя и был призраком, потому что имел волю и сильные чувства), легко обнял, касаясь лбом моих волос.

– Я всегда буду с тобой... – произнес он.

В тот момент я ощутила это. Это не было похоже на обычное прикосновение, но я вздрогнула, потому что кто-то словно мягко дотронулся до моей души. Я не могла видеть того, кто мне сделал такой подарок, однако чувство чьей-то заботы и любви дарило мне внутреннее спокойствие и тепло. Во мне даже затрепыхалась робкая надежда, что то может быть Солсаки, правда, доказательств не было. Оставалось только верить. Верить...

Я безумно хотела что-то сделать. И даже не просто что-то, а что-нибудь для уже умершего Солсаки и для тех, кто теперь остался без защиты. И если о людях, которым он помогал, было, кому позаботиться, то о его «заповеднике» никто и не думал. И я ринулась туда сразу после прощания, в то место, где находилась стена заслона «заповедника». Именно с той стороны я пришла впервые в это чудесное место, созданное Солом. И я понимала, я чувствовала, что тем, кто там живет, тоже нужна защита.

Оказавшись в «заповеднике», я стала ощупывать воздух, ища края заслона, который теперь явно ослаб и даже почти исчез (и не удивительно, ведь его никто больше не поддерживает). Сила его едва-едва теплилась, как лучина во тьме этого погибающего мира.

Почти сразу же рядом со мной оказался олень, молниеносно прилетевший с другого конца белоснежного поля. Молодой Царь величаво остановился, поравнявшись со мной, и с любопытством понюхал заслон, хотя знал, что это такое и как оно работает. Он повернул ко мне морду и уставился нежно-коричневыми глазами в мои глаза. Я бы хотела поговорить с ним, но не могла, не имела таких способностей, потому нам оставалось лишь обмениваться взглядами и догадываться, о чем думает другой. Хотя мне почему-то казалось, что мы с ним понимаем друг друга так же, как с Солсаки. Я мило улыбнулась, олень одарил меня легким наклоном головы, и я вернулась к делу. Я положила ладонь на заслон, стараясь сосредоточиться, чтобы рука моя не проходила сквозь него, и уже тогда закрыла глаза и... стала отдавать ему свою силу. Я хотела восстановить этот заслон, чтобы в «заповеднике» все было, как прежде, и я просила живущую во мне силу природы Odzi Omoi, которую дал мне Храм Священного озера, я просила ее отдать часть этому месту, которое стало домом для многих живых существ. Без «заповедника» почти каждое из них обречено на скорую гибель. Но если я помогу, отдам хоть немного долг Солсаки, тогда все здешние обитатели будут продолжать жить мирно. Я решила, что мне не нужна эта сила, если я нигде не смогу ее применить. И не важно, что будет со мной, если это поможет природе здесь хоть немного подняться на ноги.

Позже, я сидела в своей с Солсаки комнате на кровати и напряженно думала. К тому же мне было немного нехорошо оттого, что я сегодня отдала много сил на восстановление заслона в «заповеднике». Я думала, что Лира ведь оказалась права со своим вещим сном, который она видела перед нашей с Солом свадьбой: после нее действительно пролилась кровь, и пролилась по моей вине. Это принесло несчастье всем, кто живет в Odzi Omoi (ну, почти, за некоторыми исключениями), всей природе, особенно в «заповеднике». А я сама не только отравилась той же болью, но и подставила под удар дорого человека. Лучшего человека. И как же мне с этим жить?.. ...Ненавижу себя.

Я почти не говорила. Меня мучила жуткая слабость, тошнота и головокружение заставляли закрывать глаза, хотя оставалось ощущение, что я куда-то проваливаюсь. Я хотела отдохнуть и знала, что лучший отдых – сон, однако спать я боялась по причине кошмаров, которые не то что не восстанавливали, но даже отнимали силы. И именно чтобы не заснуть, я заставляла себя слушать утешающую меня Лиру и изредка отвечать.

У моих дверей, снаружи, стоял Зэн. Он был на своем посту. После смерти Солсаки отношение к Экзорцистам-Орги еще более ужесточилось, хотя, казалось бы, хуже некуда, а ко мне приставили охрану. «Можно подумать, они бы смогли мне чем-то сильно помочь, если бы я снова столкнулась с толпой Экзорцистов-Орги», – думала я. Зэн сам вызвался, ведь мы были друзьями и к тому же он был одним из ближайших соратников Сола по «революции», а значит и моим тоже. Теперь парень, будто стоя на контрольно-пропускном пункте, спрашивал о цели визита, если кто-либо хотел меня видеть, и решал, пускать его или нет. Правда, в этот вечер я сама не желала видеть никого, кроме уже здесь присутствующих, по двум причинам: здоровье и настроение. Однако...

Дверь в комнату вдруг отворилась, и Зэн пропустил кого-то вперед, а затем и сам вошел.

– Тимо, это к вам, – отрапортовал он, не назвав цели прибытия ко мне гостя.

Первым моим желанием было отправить его (гостя) куда-нибудь далеко и попросить явиться позже, но когда я села на кровати и повернулась к вошедшим, то передумала. Гостем моим оказался человек в сером плаще и капюшоне, из-за которого я не видела и половины лица. Человек одним быстрым движением скинул капюшон, и тогда передо мной предстал Рьюичи.

Сначала я в это не поверила и тупо смотрела на него. Парень молчал, Зэн рядом тоже не раскрывал рта. Лира в удивлении наклонила голову и привстала. Создавшаяся тишина давала возможность собрать воедино в дикости разбежавшиеся мысли, что я и пыталась сделать. Я медленно поднялась на ноги и, слегка покачиваясь, пошла вперед. Я едва дышала и чувствовала себя, как во сне. Ноги были ватными, и я даже не старалась что-то сказать, боясь разрушить этот казавшийся хрупким мираж. Лира тихонько встала и пошла следом, глядя лишь на меня, будто опасалась, что от такого шока я могу упасть.

Я остановилась на расстоянии около метра от Рьюичи, опустив подбородок и сверля его дико удивленным взглядом из-под бровей. Все мое тело слегка подрагивало, и внешне я казалась пораженной до глубины души, но в то же время несколько злой.

– Лира, пойдем со мной, – немедленно сказал Зэн, взяв девушку под руку. – Они сами тут разберутся.

Зэн все понимал. И Лира тоже, хотя она и переживала и в глубине души хотела остаться и проследить, чтобы все прошло хорошо (она обо мне так заботилась, словно это я была младшей сестрой, а не наоборот). Поэтому они быстренько удалились, и я, если честно, была рада, потому что не хотела бы, чтобы при моих последующих действиях кто-либо присутствовал.

– Ну, здравствуй, – наконец сказал Рьюичи, когда за Лирой и Зэном закрылась дверь.

Я не отвечала, потому что внутри меня действительно закипала злость (такой уж у меня характер!). Я не сдержалась и с размаху ударила его по щеке. Я об этом не сожалела ни капельки, тем более что Рьюичи, по моему мнению, это заслужил. Получив пощечину, Рью замер с повернутой в сторону головой. Он не выглядел удивленным и лишь слегка повел челюстью и с полуулыбкой сказал:

– Хм... все понятно...

Он снова повернулся ко мне, на лице его была все та же едва уловимая улыбка. Я специально долго смотрела в холодное серебро его глаз, которые меня всегда так радовали, я ждала, как он теперь поступит. Своей пощечиной я бросила ему вызов и ждала ответа. Правда, наглости во мне заметно поубавилось, когда наши взгляды встретились. В нем было и понимание и... с некоторых пор я боюсь произносить это слово на букву «л», если дело касается нас с Рьюичи (наверное, с тех пор, как он сказал мне никогда не говорить «л...»). Во мне Рьюичи наверняка, как в зеркале. Видел отражение своих же чувств.

Он шагнул вперед, несмело поднял чуть дрожащую руку и очень осторожно, словно я была еще более хрупкой, чем самый тонкий фарфор, провел пальцами по волосам. Я видела, что он получает несказанное удовольствие даже от столь маленького, но значимого прикосновения. Я приоткрыла рот, желая сказать наконец что-нибудь, но потом поняла, что слова не нужны. Я просто, не отводя взгляда от его переливающихся счастьем глаз, поступила к нему. Парень сразу же обнял меня, прижимая не сильно, а лишь слегка. Руки его мягко скользнули по моей спине, пальцы легли на плечо и голову, он уткнулся носом в мои сладко пахнущие волосы и опустил веки, будто в изнеможении. Я тоже обняла Рьюичи, снова почувствовав легкий аромат ментола, которым приятно пахла его одежда. Мы оба чуть-чуть дрожали, но ни один из нас уже не смел совершить хоть какое-то резкое движение. Мы знали точно, что это реальность, что это правда происходит, но в голове все равно витала мысль, что это лишь сон. Однако мы думали: «Если это сон, то он прекрасен, и пусть он никогда не кончается». Мы вздрагивали от ударов наших сердец, которые громко и часто отдавались по всему телу, и всем своим существом (и телом, и душой) мы чувствовали, что сердца наши бьются точно в такт друг другу.

После такого приветствия я, все еще где-то думая, что все это может оказаться сном, будто для верности прикоснулась к руке Рьюичи, а потом сказала:

– Рьюичи... хм, у меня есть к тебе немного странная просьба...

– Какая просьба?

– Не мог бы ты на время поменяться с Айрэном? – я с мольбой глянула на него. – Ну, чтоб он завладел твоим телом?

– Что ты задумала? – задал естественный вопрос Рьюичи, настороженно сдвинув брови.

– Я хочу с ним поговорить, а для этого нужно, чтобы он как-то оказался рядом, – попыталась объяснить я.

– Я тебя понял, – быстро ответил парень. – Но для этого есть более простой и, пожалуй, гуманный способ.

Он слегка улыбнулся, а я наоборот сделала совершенно непонимающее лицо, однако тут же вернула серьезное выражение: мне в от момент было не до тайн мадридского двора.

– Ладно, – видя, что я не настроена на шутки, сказал Рьюичи, – мне нужно зеркало.

Я молча и недоуменно указала на большое зеркало напротив окон. Именно в том зеркале я увидела отражение Айрэна, когда он пришел сюда в новогоднюю ночь в теле Рьюичи. И именно тогда я впервые по-настоящему его испугалась. Меня даже слегка передернуло, когда я об этом вспомнила, а Рьюичи продолжил:

– Айрэн! – крикнул он, подойдя к зеркалу и положив руку на гладкую поверхность. – Айрэн, выйди сюда! Тимо хочет с тобой поговорить!

Ответ последовал незамедлительно. В зеркале, где отражалась я, и Рьюичи, и вся комната, внезапно все меняется. Наши отражения растворяются, словно туман, свет меркнет, все темнеет до тех пор, пока не становится абсолютно черным. В этой непроглядной тьме видны лишь слабые белесые очертания всех тех предметов, которые отражались в зеркале, они словно существовали и там, в иной реальности, и даже с моего места казались объемными, в перспективе, как и положено.

И вот, когда все приобрело окончательно темные тона, появился Айрэн. Он вышел из-за края зеркала, будто там было продолжение, то есть будто бы там, дальше. Комната тоже отражалась, там тоже был иной мир, только сейчас он был нам не доступен. Мы могли бы увидеть его только если бы передвинули зеркало дальше.

– О чем ты хотела поговорить? – немедленно спросил Айрэн, скрестив руки на груди.

– Что ты делал в моем сне? – прямо спросила я, тяжело дыша. – Я вспомнила, что всегда в моих кошмарах появлялся ты и будил меня. Зачем?

– Странные вы вопросы задаете, юная леди, – деловито произнес парень. – Ты участвуешь в моем плане по совершению «революции», и если бы у тебя совсем уехала крыша, то все бы полетело в тартарары.

С этого момента я стала медленно закипать от гнева. Я стиснула зубы и посмотрела на него жестким убийственным взглядом, на что он практически не отреагировал.

– Твои кошмары были частью твоей новой силы, они предвещали беду, и если бы ты не выдержала, то у меня были бы серьезные проблемы, – сказал Айрэн.

Звучало это очень нагло и цинично, и мне хотелось сразу же ударить его по губам за такие слова, как маленького ребенка. Однако я ему не мамочка. К тому же этот человек просто упрямо шел к своей цели, и он не стал бы никого слушать, тем более меня.

– Тогда почему я в ту ночь видела два сна сразу? Не знаешь? – спросила я с напором, подумав, что он должен знать.

– Знаю, второй сон послал я, – был ответ.

Я резко вскинула голову и скосила глаза на Рьюичи: тот стоял спокойно, не глядя ни на меня, ни на брата.

– Я хотел предупредить тебя, чтобы ты ни в коем случае не ходила к Экзорцистам-Орги, – стал объяснять Айрэн. – Я понял, что ты что-то выяснила и наверняка попробуешь туда попасть и что-нибудь предпринять. Однако тебя там я знал, что тебя там воспримут исключительно как бесплатный обед, а не посла, и потому...

– Откуда ты это узнал? – внезапно прервала его я.

– Орги действовали по моему приказу, – без зазрения совести медленно произнес Айрэн.

– По твоему?! – воскликнула я. – По твоему?!

– Так это ты виноват, что на нас с Солсаки напали! – в порыве гнева я буквально бросилась к зеркалу и врезалась бы в него, если бы Рьюичи меня не поймал. – Сволочь, ты все знал!

– Знал, и потому предупредил, – не теряя твердости в голосе, заметил Айрэн, глядя в мое разъяренное лицо.

– Да какое к черту предупреждение?! – продолжала восклицать я, желая оторвать от себя Рьюичи. – Никакого предупреждения не было!

– Как не было? – слегка опешив, спросил парень.

– Вот так. Не было! Я только какие-то отрывки помню, и то бред всякий!

– Странно...

Я пыталась отцепить от себя Рьюичи, который держал меня, что я не разбила от злости все зеркало, он просил меня успокоиться, а я не могла, потому что смерть Солсаки и чувство вины перед ним меня убивала. Это было все равно что ходить со стрелой в сердце. Мне было больно, и потому я так гневалась. А Айрэн в это время размышлял, стоя с тем же выражение лица, которое появилось, когда он понял, что мы с Солсаки попали в подстроенный им же самим капкан.

– Быть может, это случилось потому, что я так и не смог толком попасть в твой сон, – монотонно говорил он, поглаживая бородку. – Твоя сила мне мешала, и я не смог проникнуть в самую глубь. Видимо, твоя сила Хранительницы дает тебе защиту, а из-за наложенного на твой род проклятья это превращается в гремучую смесь, которая не только посылает тебе кошмары, но и не позволяет никому мешать.

– Но ты же будил меня! Я тебя видела! Не мог что ли...

– Нет, не мог, – резко отпарировал А-Рэн. – Одно дело, самому войти в сон и совершить несколько простых действий, типа пары пощечин, и совсем другое, попасть в сон, да еще и использовать в нем магическую силу, показывая сложные иллюзии. Улавливаешь разницу? – нахально спросил он.

– Да при чем здесь это?! – от возмущения я замерла на месте и перестала вырываться – Если хотел предупредить, так и сделал бы это иначе! Какого черта ты послал мне виденье, в котором ничегошеньки неясно?!

– Да это просто ты дура самодовольная и не способна что-либо понять! – в ответ воскликнул Айрэн, и мне снова захотелось огреть его чем-нибудь тяжелым по шее.

– Ах ты, скотина!

– Да хватит уже!

Рьюичи отпустил меня и встал между мной и А-Рэном, перед зеркалом, переводя сосредоточенный взгляд с меня на него и обратно.

– Хватит друг друга оскорблять! – заявил он настолько громко, чтобы смысл дошел до нашего сознания. – Вы оба виноваты! Но из-за вашей ругани лучше никому не станет. Ты, – он повернулся к Айрэну, который с легкой ухмылкой смотрел на него, – не исправишь своих ошибок! Признай, что ошибся, и все!

– Я уже признал, – отозвался Айрэн, и было видно, что ему и самому неприятно, что так получилось.

– А ты, – на этот раз Рьюичи заговорил спокойней, обращаясь ко мне, – ты не вернешь Дьера таким образом.

При упоминании о Соле, у меня екнуло сердце. Рьюичи почувствовал то же самое, и дело было не только в браслетах, которые сверкали на наших запястьях. Ему самому было больно.

– Все. Давайте о деле, – сказал Рьюичи, давая понять, что больше мы возвращаться к этой теме не будем. Я тяжело вздохнула, почувствовав себя жалкой взбалмошной девчонкой, и сказала себе остыть. Сейчас существовали куда более важные дела, чем ссориться друг с другом, тем более что мне предстоит сотрудничать с Айрэном, хочется мне того или нет.

– Хорошо, – согласилась я, подняв голову и посмотрев по очереди на обоих братьев.

Айрэн только утвердительно кивнул, ничего не сказав, глядя на меня каким-то слишком уж довольным взглядом.

– Ладно, – заговорил Рьюичи. – Итак, Айрэн, каков же теперь твой план?

Рьюичи говорил так, словно у его врата в запасе был целый вагон планов в разных вариациях, да еще и маленькая тележка в придачу. Не знаю, было ли это так на самом деле, но Айрэн уже собирался говорить, шагнув ближе к зеркальной границе. Однако едва он открыл рот, как дверь в мою комнату осторожно открылась, и в проходе показалась Лира. Она вошла внутрь и подошла ближе, сначала не поднимая взгляда от пола, а потом взглянула на меня (а я стояла буквально в полуметре от зеркала, сбоку, как и Рьюичи). Мне показалось, что она на пару секунд потеряла дар речи, потому что уже приоткрыла рот, обнажив ровные зубки, но замерла, скользнув взглядом по зеркалу. Однако она быстро оправилась и сказала:

– Тимо, мне Зэн отправил сюда узнать, все ли хорошо и сможете ли вы сегодня чуть позже прийти на совет?

Она говорила как всегда мило и с доброй улыбкой, а меня слегка потряхивало от страха и волнения: она ведь наверняка увидела Айрэна. Однако Лира вела себя так, будто ничего она на деле не видела. Я сглотнула, думая, что сказать. Лира тем временем перевела взгляд на Рьюичи и наклонила голову в знак приветствия, то же сделал и сам Дайцукэ, внутренне беспокоясь, как и я. Вернее, даже больше, ведь он так и не знал до сих пор, что Лира-Мино жива. Он же в день своего изгнания (когда душа Айрэна переселилась в его тело) видел, что она лежала у ног его брата, как мертвая, а что с ней случилось потом, он так и не знал. Тем более что Айрэн был убежден в ее смерти. О чем заикнулся парочку раз за пять с лишним лет. Однако Рьюичи умело скрыл свое удивление.

– Да, конечно, – наконец коротко ответила я.

Лира растянула губки в хорошенькой улыбке и, повернувшись, пошла к двери.

И тут я вдруг вздрогнула. И не я одна. Все вокруг, все пространство резко всколыхнулось, словно по нему прошла мощная энергетическая волна. Мы с Рьюичи дружно повернулись к предполагаемому источнику и обомлели. Айрэн стоял за стеклом с таким лицом, словно его током ударило. Он почти не дышал, будто боялся, и практически прилип носом к стеклу. Глаза его были словно прочерчены по циркулю, и на лице была написана какая-то дикая мольба и безумная надежда. Он с такой силой ударил руками по зеркалу, что все в воздухе дрогнуло. Я была уверена, что Лира должна была это почувствовать. И я хотела, чтобы она это видела.

– Лира, – громко позвала ее я, и девушка замерла на полпути.

– В чем дело? – спросила она, повернувшись.

– Ты... – я помедлила, – ничего... не замечаешь... странного? В зеркале, например?

Рьюичи укоризненно глянул на меня, но я лишь мысленно отмахнулась. Лира бросила взгляд на зеркало, задержав его на несколько секунд, а потом сказала самым невинным тоном, все еще держа взор на зеркале:

– Нет, ничего. А что там должно быть?

Глаза Айрэна резко расширились. В тот момент ему показалось, что он сейчас умрет, и на этот раз окончательно и не телом, а душой. Внезапная боль пронзила его так, что он согнулся и с силой оперся на края «окошечка», ибо он уже не мог без опоры стоять на собственных ногах. Лицо его резко исказилось, он задышал чаще: воздуха теперь не хватало. Мышцы лица его нервно дергались, на нем были написаны мольба и надежда, с которыми он и смотрел на Лиру. Ему было куда проще поверить в то, что она жива, чем в то, что она его не видит за зеркалом. И она не могла его не видеть! Однако Лира казалась нефальшиво правдивой.

Я понимающе кивнула, и Лира, еще раз бросив взгляд на зеркало, направилась к двери. Она смотрела точно на Айрэна, но... все же повернулась и стала уходить.

Посмотрев на Айрэна, мы с Рьюичи заметили, что он что-то шепчет дрожащими губами. Они шевелились, однако почти никаких звуков слышно не было.

– Мино... пожалуйста, Мино, посмотри на меня... прошу тебя... пожалуйста... ну, посмотри, посмотри... посмотри, посмотри же...

Вот что он говорил. Он именно умолял ее. Такого выражения на его лице никогда не видела не только я, но и даже Рьюичи. Однако он к этому отнесся более меланхолично, как всегда.

Время для Айрэна тянулось медленно, будто кто-то нарочно удерживал стрелки часов и саркастически смеялся над поведением и чувствами парня. Это жалило его, сжимало всю душу металлической перчаткой, желая расплющить. Айрэн продолжал упорно гипнотизировать уходящую девушку, дрожа от страха того, что она не ответит... Так и случилось. Лира вышла из комнаты, не остановившись и не оглянувшись, осторожно прикрыв за собой дверь.

Эта сцена походила на сцену убийства, судя по тому, как Айрэн на это отреагировал. Как только девушка стала закрывать дверь, парень в дикости стал ощупывать вокруг себя, ища края «окошка», словно желая отодвинуть зеркало в сторону и войти в наш мир. Но он ничего не обнаружил и в отчаянии наблюдал за тем, как лира исчезла из поля зрения. После этого с его лица испарилось всякое выражение, кроме неверия: боль стерла все. Медленно его губы стали подрагивать, а глаза начали странно блестеть, словно они хранили все его непролитые слезы. В них все ярче становился красноватый отсвет, и была в них злость, смешанная с удивлением и шоком, хотя, как выяснилось позже, злился он лишь на себя. Шумно выдохнув, он продолжил тихо с горечью говорить:

– Почему, Мино?.. За что?.. Что произошло?.. Что я сделал?.. В чем виноват?.. ... Почему?.. ...

Он внезапно резко вздохнул и замолк, словно захлебнувшись ядом, травившим его сейчас. В мире Arizu он имел все возможности и недостатки обычного человека в этом мире, так что все чувствовал. Он с такой силой вцепился в гладкую поверхность, что, казалось, вот-вот вырвет ее, а потом Айрэн стал медленно оседать на пол, словно силы вдруг покинули его. Пальцы его походили на сухие жесткие сучья, а, сползая вниз, он стал скользить ими по зеркалу. Раздался громкий треск или хруст, я зажала уши, потому что все тело сразу передернуло от этого жуткого звука сдирающейся твердой поверхности и ломающихся при этом ногтей парня. Оказавшись на коленях, А-Рэн еще раз сдавленно вдохнул, упершись лбом в «окошко», а потом вдруг резко дернулся, согнулся, оскалив зубы, ударив при этом головой о зеркало.

Я хотела уже задать несколько вопросов Айрэну по поводу произошедшего, однако Рьюичи ловко поймал меня и немедленно стал отступать назад.

– Идем, – шепнул он мне, и Айрэн сразу же отрывисто сказал:

– Уйдите. Все. Сейчас же.

Я, как всегда следуя своему характеру, хотела не подчиниться. Рьюичи же все прекрасно понял и потому поспешил увести меня з комнаты, пообещав дать разъяснения позже.

Голос Айрэна был твердым, но хриплым, он часто-часто дышал, будто секунду назад закончил бежать марафон в несколько тысяч километров, его грудь активно двигалась туда и обратно, воздух выходил из легких с металлическим скрежетом. Он старался удержать себя в рамках, но все равно понимал, что такие резкие и сильные чувства вскоре дадут свои плоды. Что-то внутри него все время тихо шептало, что он должен делать, и Айрэн знал наперед, что последует этому внутреннему голосу, как делал всегда, но он не отдавал себя отчет о том, правильно ли он тогда поступит. Сейчас в его сознании то и дело возникала одна картина: смотрящая точно на него Лира, которая, кажется, была чем-то расстроена, на лице ее была грусть, но в то же время и жестокость. Когда Айрэн об этом думал, сквозь зубы его проходило сдавленное рычание и рыдания. Он не позволял себе плакать, не позволял слезам даже примерно появляться на веках, однако внутри у него сейчас бушевали дикие и буйные потоки кровавых слез, которые появились оттого, что боль и страх драли его душу на части металлическими когтями.

За то время, что я не заходила в свою комнату, я успела побывать на Совете, где, откровенно говоря, было много всякой чуши, что меня раздражало. Без Солсаки мне было тяжеловато, однако с этим я уже ничего поделать не могу. Мне приходилось постоянно напоминать себе, что его не вернуть, хотя все равно казалось, что он вот-вот войдет и своим привычным властным голосом заставит всех замолчать. Я тоже мола сделать так, чтобы мне слушали, только обычно это происходило, когда я выходила из себя. Мне были противны все надоевшие до умопомрачения и тошноты лица членов Власти, правда, за некоторыми исключениями (естественно, я имею в виду тех, кто был, так сказать, «за революцию» и меня поддерживал).

Также Рьюичи в двух словах рассказал, где был все это время. По большей части он находился в Хэйлисоне или в Олла – это то место, где сейчас живут все сбежавшие из Хэйлисона маги. Олла – такой же город, как и Эллос в том плане, что в нем могут жить маги. Рью сказал, что сейчас дела у них идут на поправку, они быстро осваиваются. Безусловно, им плохо оттого, что они не могут вернуться в родные места, но на данный момент такой возможности нет. Правда, многие из них до сих пор не теряют надежду на возвращенье и потому помогают Рьюичи и, соответственно Айрэну (хотя и не знают о его существовании). Также Рьюичи сказал, что это Айрэн украл Пентаграмму Анубэ при помощью одного из Орги, однако из их тайника ее кто-то похитил, так что теперь ее местонахождения неизвестно.

Когда я с кислой миной на лице отправилась на Совет, то Дайцукэ направился в другую сторону: он вышел из Башни Асата и вместе с парочкой Экзорцистов – Лорром и Найем (одними из тех, кто поставлял Рьюичи сведения, пока тот был за пределами Odzi Omoi) – вышел за пределы города, где было учреждено тайное собрание. Я понимала, что Рьюичи теперь должен быть очень осторожным и скрываться, чтобы его не засекли Власти или их соратники, ведь ему запрещено под страхом смерти являться в Odzi Omoi. Так что его уход был вполне объясним.

Я же не могла успокоиться. Я хотела поговорить с Айрэном. На этот раз в более спокойном тоне и совсем на другие темы. По большей части, вопросы эти возникли у меня сразу, как только я почувствовала жесткую напряженность в отношениях Лиры и Айрэна, которые раньше (по словам очевидцев) были близки друг другу донельзя (в смысле, как брат и сестра – это точно). И меня это тревожило. И в особенности, меня мучило любопытство.

Я вернулась в свою комнату. Там все было, как прежде (да и что могло измениться?). Большое зеркало на стене приняло нормальный вид, и я сделала вывод, что Айрэн уже ушел. Мне стало досадно, но все-таки я решила попробовать его позвать. Точно как Рьюичи сегодня, я так же положила ладонь на зеркало и позвала Айрэна в прямом смысле слова.

Парень появился почти мгновенно. Я даже решила, что он вообще никуда не уходил, просто прервал связь между миром Odzi Omoi и миром Arizu. Он сидел, прислонившись спиной к краю окна в наш мир, а, когда я смогла его видеть, встал на ноги. Должна сказать, что выглядел он не очень: ноги его плоховато держали, а на лице была болезненная грусть. Он смотрел на меня выжидающе, однако по одному лишь секундному взгляду становилось ясно, что говорить с кем бы то ни было он сейчас не жаждет.

– Я пришла поговорить... – начала я.

– Да? Извините, мисс, но я сейчас как-то не в настроении – прямо сказал мне Айрэн, слегка покачиваясь.

Мне хотелось что-нибудь ему сказать в ответ. Причем что-нибудь наглое и обидное, но он так яростно сверлил меня глазами, что я решила чуть повременить. Я чуть отошла назад, к окну, и, повернувшись туда, спросила:

– А если это срочно?

Что-то внутри мне подсказывало, что Айрэн не откажет мне в разговоре, если дело будет касаться «революции». Я, конечно, этого не сказала ему, но подразумевалось именно это.

– А что ты имеешь в виду, говоря о срочности? – деловито спросил Айрэн, будучи чувствительным и внимательным в такого рода вопросах.

– Ну... – протянула я.

И тут произошло несколько странное стечение обстоятельств. Я, почти дойдя до окна, вдруг заметила у себя под ногами полураскрытую острую бритву, которой Лира пользовалась, когда вышивала и на которую я едва не наступила. Я нагнулась и подняла ее с пола, пробормотав что-то насчет рассеянности своей сестры. А когда стала вертеть ее в руках, то случайно порезала палец. Порез оказался достаточно глубоким, и на пол быстро упало несколько маленьких капелек крови.

Едва это случилось и кровь выступила из ранки, Айрэн, который уже даже отвернулся от меня, собираясь снова закрыть окно в мир Arizu, внезапно медленно повернулся с паникой на лице. Острым взором он проследил за красными пятнами, быстро летящими на пол, чуть приоткрыв рот, и вдруг молниеносно бросился ко мне. Уверена, если бы между нами не было стекла, А-Рэн бы сбил меня с ног в долю секунды. Я дернулась и отшатнулась, сердце резко упало вниз от неожиданности, все пространство снова содрогнулось от внезапного удара кулаков и локтей Айрэна о стекло. Он вжался в зеркало, с силой надавив на него так, что оно затряслось и задрожало, а сам оскалил зубы в диком и безумном желании. Он хрипло дышал и сверкал голодными красными глазами, чем живо напомнил мне Экзорцистов-Орги. Они смотрели на меня точно так же, когда напали на нас с Солсаки и когда я говорила с Айрэном. Такой же жестокий, холодный и зверский взгляд был у них, его же я видела сейчас у Айрэна. Он не отрывал взгляда от моего окровавленного пальца и дышал часто через рот, едва не пуская слюну.

Однако он быстро опомнился. Буквально через несколько секунд парень заморгал и замотал головой, упорно пытаясь оторвать взор от моей крови, а потом быстро сказал:

– Плохо дело... похоже, я с каждым днем теряю все больше человеческого в себе... надо действовать быстро...

Он вдруг горько усмехнулся, выражая таким образом понимание и осознание своей проблемы, и, не открывая глаз, загородив их ладонью, Айрэн вдруг резко произнес:

– Уйди. Давай, уходи. И не беспокой меня сейчас.

И он немедленно развернулся и целенаправленной походкой стал удаляться вглубь зеркала, во тьму. Я все хуже видела его темный силуэт и даже ярко-рыжие волосы, его сжирала тьма. Но потом и эта тьма тоже исчезла, и в зеркале снова стали отражаться стены и потолок с зелеными растениями, окна, за которыми начинала бушевать метель, и я сама, все еще прижимавшая окровавленный палец к губам. Я думала о своем, а именно: «Если абсолютно все Экзорцисты испытывают эту тягу, то... как же... что чувствует Рьюичи?..».

Тот же день, вечером

Я была в замешательстве. Меня беспокоила тяга Айрэна к крови, а в особенности, его слова о том, что все Экзорцисты ее испытывают и моя кровь имеет весьма... привлекательный запах. И еще, чем сильнее ведьмак, тем сильнее и жажда. Из головы у меня не выходили мысли о том, что у Рьюичи как-никак Высший ранг и он может... нет, он должен чувствовать то же самое. А если это действительно так, то...

Я боялась этого. Внутри меня трепетало странное ощущение беспокойства, и в то же время какой-то безысходности. В таком состоянии я оббежала всю Башню Асата, хотя и знала, куда Рьюичи направился. Вперед меня подталкивала надежда на то, что он уже мог вернуться, однако здравый смысл говорил: «Перестань, не глупи». Примерно то же говорил мне этот самый здравый смысл, когда я снова и снова прокручивала в голове план, который собиралась привести в исполнение.

Вообще, должна признаться, теперь, когда я такое узнала, в голове у меня всплыли некоторые кадры из наших путешествий с Рьюичи. Сейчас я поняла, что были некоторые моменты, когда эта его тяга была видна. Почти всегда, когда я умудрялась сильно пораниться, он старался побыстрее остановить кровотечение и прежде всего перевязывал рану, хотя проще было бы начать ее лечить сразу. И глаза его в тот момент как-то странно поблескивали, однако тогда я на это не обращала как такового внимания. Лишь теперь я стала придавать этому больше значения.

Вернувшись в свою комнату и снова увидев Зэн на посту у моих дверей, я попросила его о маленькой услуге: я хотела, чтобы он сказал Рьюичи как только тот придет, чтобы он зашел ко мне. Под вечер я стала ощущать усталость, слабость, к тому же мне нужно было заново перебинтовать все ранки, которые сейчас у меня изрядно болели. Я решила, что не буду самостоятельно отыскивать Рьюичи, пусть он сам ко мне придет. А я буду ждать его.

Когда было уже поздно, часов около двенадцати ночи, Рьюичи пришел. Как оказалось, Зэн даже отправил ему «крылатого посланника», когда получил от него такого же с известием, что не придет сегодня в Башню. Однако узнав, что просьба поступила от меня, Рью не стал долго упираться. Когда Зэн открыл дверь, пропустил его и Дайцукэ вошел, я сидела в постели укрытая по пояс тонким шелковистым одеялом: так как на улице зима, то ясно-понятно, что может стать холодно. Рьюичи остановился неподалеку и спросил:

– Ты меня искала?

Я ответила коротко и замолчала. Рьюичи тоже молчал, несмело глядя на меня, но потом все-таки сказал:

– Зачем же?

– Я думала... ты... на меня не в обиде? – с надеждой спросила я.

– В обиде? – Рьюичи наклонил голову в непонимании.

– Ну... так ты не обижаешься?

– А есть на что?

Этот ответ меня обрадовал. Вообще, я имела в виду пощечину, но раз он так ответил, то во мне еще сильнее укрепилось мнение, что он ее заслужил, и потому, когда Рьюичи спросил, в чем дело, то я просто отрицательно помотала головой и позвала его к себе. Он спокойно сел на кровать рядом и снова задал вопрос:

– Ты только за этим меня искала?

– Нет. Просто хотела поговорить, – неопределенно ответила я.

В ответ на это я стала объяснять ему ситуацию. Я рассказала о том, что сообщил мне Айрэн, и даже выложила все подробности того, при каких обстоятельствах это произошло. В конце я тонко намекнула Рьюичи о его принадлежности к Экзорцистам, и он, как мне показалось, остался очень недоволен (как я поняла, во-первых, тем, что я лезла со своими вопросами к Айрэну, который сейчас не самый безопасный собеседник, а во-вторых, тем, что я лезу также и в его дела).

– Зачем тебе это знать?

– Почему бы и нет? – быстро отреагировала я. – Так ты расскажешь?

– Нет, – твердо и уверенно произнес Рьюичи, после того, как некоторое время просто упрямо глядел мне в глаза.

После этого он вдруг встал и решил уйти. Самым наглым образом. Я не выдержала и быстро вскочила с кровати, потому что не собиралась отступать ни в коем случае. Я твердо была намерена выполнить свой план, и уход Рьюичи в него не входил. Поднявшись, я громко сказала: «Стой», – и Рьюичи замер на месте. Я попросила его повернуться, вернее, даже потребовала, а сама стала быстро обматываться одеялом, потому что сверху-то я была в майке, а снизу – в плавках. Рьюичи слегка озадаченно наблюдал за моими действиями, остановившись в паре метров от меня.

– Знаешь, меня сильно интересует одна вещь, о которой, я думаю, ты уже догадался, – заговорила я тоном упертого ослика. – И даже если ты не хочешь самостоятельно мне что-то рассказывать, я узнаю. Это очень просто проверить.

Я подняла руку к шее и рывком сняла с нее небольшую повязку, закрывающую еще кровоточащую рану, появившуюся только сегодня. При этом я специально содрала с нее ороговевшую кожу, сжав зубы, и тогда по моей ключице сбежала тонюсенькая струйка крови, которую я вытерла той же повязкой. В этот момент взгляд Рьюичи резко сфокусировался именно в этой точке, я это буквально почувствовала. И я, довольная его реакцией, стала ждать от него действий. Однако он долго ничего не делал, только стоял в ступоре.

– Неужели не хочется? – спросила я нарочито завораживающим голосом.

Я подошла к нему ближе и повязкой, которая была почти полностью смочена моей кровью, провела совсем рядом с его носом. Я изо всех сил старалась спровоцировать его, чтобы парень показал наконец-то, что он собой представляет.

– Ты... специально? – с придыханием спросил он, поведя носом.

Тогда, когда Рьюичи открыл глаза, то напугал меня: они сверкали дикостью и отголосками безумия. Он стал медленно наступать на меня, словно, однако, не понимая, что он делает, словно не владея собой. Он был похож на любого из Орги, хотя и сохранял разум, хотя и боролся. Я была раззадорена и была готова сделать все, чтобы увидеть Рьюичи настоящего.

Не дойдя каких-то метра до стены, которая была сзади меня, сплошь покрытая чем-то гладким, как масло, мы остановились. Я остановилась, потому что Рьюичи замер и не хотел идти дальше. Постояв так некоторое время, глядя в лицо Рьюичи со сжатыми губами, на котором выражалась сдерживаемая дикость и кровожадность, я снова приступила к действиям. Подойдя к нему вплотную, я стала с силой и наглостью бить его ладонями по плечам, отталкивая его назад, при этом я громко и четко говорила ему, сопровождая каждую фразу толчком:

– Ну, что? Что ты встал? Что ты застыл? Делай что-нибудь!

После каждого такого толчка Рьюичи отступал чуть назад, а потом возвращался на место. Он яростно сверлил меня глазами, явно закипая внутри. И после нескольких моих выпадов он сорвался и внезапно сам грубо толкнул меня назад с такой силой, что я спиной врезалась в стену, при этом неаккуратно наступив на простыню, которой обернула бедра, и она тут же упала на пол. Рьюичи на пару мгновений опустил глаза, глядя на мои ноги, на бедра, на живот, медленно поднимая взгляд, а в следующую секунду он впечатал ладони в стену по бокам от моей головы.

– Зачем тебе это нужно? – спросил Рьюичи.

В тот момент он напомнил мне Айрэна с тем лишь различием, что Айрэн и сам был не прочь оказываться со мной так близко, ему это доставляло какое-то ненормальное удовольствие. А Рьюичи я сама заставила и было заметно, сильно заметно, что он сам себя старается сдержать. Я словно тянула его за собой на коротком поводке. Не скажу, что мне это нравилось, ибо мне стало действительно страшно, когда он меня так грубо толкнул.

– А ты не понимаешь? – с напором спросила я. – Я хочу все о тебе знать. И я хочу все понимать...

Тогда я добилась своего. Он медленно приблизил лицо к моей шее, к ранке, попеременно закатывая глаза, и, оскалившись (кстати, больших клыков я у Рьюичи никогда не видела, потому что они отличались от остальных лишь на самую малость), широко раскрыл рот высунул язык. Я ощущала его дыхание, частое и хриплое, как у Айрэна, который в агонии наслаждался запахом моей крови, и уже подумала о том, что все, что он сейчас точно не выдержит и тогда мне уже будет все равно, ведь сейчас я чувствовала себя ужасно. В моей груди, в душе, нарастала боль, мне было неприятно такое отношение ко мне, но я хотела узнать правду и потому пошла на такой риск. Я думала, если он относится ко мне хорошо только из-за того, что моя кровь его привлекает, то пусть он уже выпьет ее всю и успокоится, потому что я не хочу таких отношений.

– Что за глупость узнавать что-то таким образом? – вдруг тихо сказал Рьюичи.

Я широко распахнула глаза от удивлении, не ощутив, как зубы впиваются в мою плоть, а, наоборот, почувствовав вдруг легкое прикосновение: это Рьюичи мягко прикоснулся губами к моей кровоточащей ранке, а потом взял вдруг повязку из моей левой руки и прижал ее к ране. Он легко слизнул кровинки с губ и потом нежно прижался носом к моей скуле, так же тихо сказав:

– Это глупо. Я не стану ничего такого делать. И знаешь... это плохой способ узнать, как я к тебе отношусь.

– В смысле? – я прикинулась дурочкой.

– Ты же хотела таким образом понять, тянет ли меня к тебе только из-за твоей крови.

Я дрогнула: неужели меня так легко разгадать?

– Ты думаешь, что меня привлекает в тебе только этот «символ жизни», – продолжал Рьюичи шептать мне на ухо, – хотя на самом деле меня привлекает кровь всех магов и всех людей. Твою кровь отличает то, что она Голубая. Голубая – значит редкая; и в твоей крови скрыта магическая сила, способная оживлять живых существ. В ней самая привлекательная жизненная сила, – парень дрогнул, но потом мягко провел носом по моей шее, выдохнув так, что мне стало щекотно и я поежилась, – но я не буду ничего делать, потому что иначе этой силы лишишься ты. Ты будешь слабеть и рано или поздно умрешь, если я буду следовать твоим словам и своим диким желаниям.

Он сказал именно так, «диким желаниям», сделав акцент на первое слово. Когда он дрогнул, мне снова показалось, что он не сдержится, однако, как оказалось, вся его жажда преобразовывалась в нечто иное, в другое чувство, которое для него было слаще и дороже любой крови, даже такой редкой и сильной, как моя.

– Я считаю, было глупо тратить твоя жизнь лишь на то, чтобы доставлять мне такое удовольствие, тем более что я могу жить и без крови, в ней нет необходимости. Наверняка Айрэн тебе об этом сказал, – Рьюичи вдруг улыбнулся, словно показывая, что знает своего брата очень хорошо, хотя ранее я не замечала за ним такого теплого отношения к старшему брату. – В этом нет потребности. Чувствовать тебя рядом, – Дайцукэ отпустил повязку на моей шее и взял меня за руку, сплетя пальцы, – лучше утоления любой жажды.

Я молча смотрела ему в глаза, не зная, что сказать или сделать в ответ на такое заявление, меня словно железом сковали по рукам и ногам. Наверное, в моем лице мелькнуло некое недоверие, потому что Рьюичи сказал:

– Если ты мне все же не веришь, то... послушай кое-что.

Я не поняла его, а Рьюичи вдруг отдалился и стал костяшками одной руки постукивать по стене рядом с моим ухом, и удар приходился примерно на каждую третью секунду.

– Так обычно бьется мое сердце, – сказал он, глядя мне в глаза. – А теперь сама послушай...

Он взял мою руку и положил себе на грудь, туда, где находится сердце, и я закрыла глаза, как и он, сосредоточившись и стараясь услышать его сердцебиение. И я не только услышала, но и почувствовала, будто сердце его ударялось прямо о кожу. Сейчас удар приходился на каждую секунду, а когда Рьюичи стал медленно приближаться и наконец дотронулся рукой до моих волос и, не открывая глаз, прислонился лбом к моему лбу, а носом – к носу, глубоко дыша и нежно гладя меня по голове, то сердце под моей ладонью стало отбивать такой ритм, что чечетку танцевать можно. Да и мое собственное сердце в эти моменты вело себя очень буйно.

– Я по-прежнему тебя не понимаю, – тихо проговорила спустя несколько секунд тягостного молчания, медленно, слегка боязливо открыв глаза, – не понимаю...

– Ничего. Я помогу тебе... – Рьюичи тоже поднял веки и вгляделся мне в глаза, – внести ясность в будущем...

И он легко меня поцеловал. Мы долго не опускали век и держали их полуоткрытыми, мы видели глаза друг друга так близко – я – мягкие и холодные, как серебристый ручей, глаза Рьюичи, а он – мои, зеленые, похожие на изумрудную листву и траву летней природы. Мы буквально потерялись в душах друг друга, на этот раз ничего не страшась. Я не боялась раскрыться перед этим человеком, я бы позволила ему вывернуть всю меня наизнанку, если бы он попросил. А Рьюичи не опасался показывать душу потому, что Айрэна теперь занимали совсем другие проблемы и он не стремился проявлять себя даже самую малость. Он не показывался в его глазах уже давно, примерно с середины февраля, с тех пор, как поговорил с Цумэ и решил, что будет делать дальше. И, видимо, в его планы больше не входило разлучить нас с Рьюичи. От этой мысли мне стало намного спокойней и я могла наконец путешествовать по всем закоулкам души Рьюичи так же, как и он по моей, как мы когда-то вместе странствовали, считая это лучшим времяпрепровождением. И слова о том, что он поможет мне «внести ясность в будущем» говорили сами за себя. Я была счастлива, и сердце прыгало в груди еще сильнее, чем в прошлый и первый раз, когда мы поцеловались, ибо тогда эти ощущения смешивались с горем. А сейчас мы оба могли забыть обо все хоть на какое-то время и насладиться близостью, радостью сердец и глубиной душ друг друга. Нас словно связала невидимая, незримая нить, и я говорю вовсе не о браслетах. Что-то соединило нас на всех уровнях, так ближе и роднее мы быть уже не могли.

В то время, когда мы с Рьюичи старались восстановить свои хорошие отношения, Лира находилась в своей комнате, куда вела дверь прямо из моей комнаты. Она зашла туда незадолго до прихода Рьюичи и теперь не хотела выходить, чтобы не мешать. Она удобно устроилась в небольшом креслице у окна и, стараясь не слушать и не слышать посторонних шорохов за стеной (в смысле наши с Рьюичи речей, которые, сидя в соседней комнате, в тишине мог бы не услышать только глухой), погрузилась в созерцание ночного неба. Сейчас небо казалось светлым из-за метели, которая почти полностью заслоняла его, и лишь в редкие моменты затишья Лира могла рассмотреть далекие звездочки на покрывале ночи. Она увлеклась этим занятием, однако ей пришлось прерваться.

Как оказалось, я не ошиблась, когда сказала, что Айрэна теперь занимали совсем другие проблемы. И теперь он занялся их решением. Внезапно в высоком передвижном зеркале в комнате Лиры, которое стояло как раз находилось позади нее, все покрылось черным, побелели очертания предметов и там появился Айрэн.

– Мино, – немедленно позвал он.

Та вздрогнула от неожиданности, и внутри у нее вдруг все похолодело, однако она не подала виду и даже притворилась, что не слышит и продолжает считать пролетающие мимо снежинки.

– Мино, повернись ко мне, – снова сказал, и тон его голоса был привычен ее уху – спокойный и мягкий. – Я знаю, что ты меня слышишь. Ты не хочешь со мной говорить?

Молчание. На лице Лиры появилось заметное напряжение.

– И видеть ты меня, как я понимаю, тоже не желаешь?

Девушка сглотнула: беспокойство, нарастающее внутри, рвалось наружу.

– Хоть я и не вполне понимаю причины... можно даже сказать, что совсем не понимаю... но я все же хочу с тобой поговорить.

Айрэн продолжал настаивать на своем, не сводя гипнотизирующего взгляда с Лиры. Он казался спокойным и слегка обеспокоенным, как любой человек, который не может понять плохого отношения к себе дорогого ему человека, как не понимающий своей вины ребенок. Подумав об этом, Лира все же повернулась к нему. Она не хотела встречаться с ним взглядом и потому прятала глаза.

– Что тебе нужно? – спросила она.

От нее на Айрэна словно повеяло холодом. И не было той доброты и наивности, которые согревали парня долгие годы. Она прятала это в себе, выдавая это лишь бегающими глазами, однако из-за произошедшего Айрэн потерял свою наблюдательность и не придал этому значения.

– Ты очень изменилась, – сказал наконец Айрэн, обреченно опустив голову, а потом внезапно добавил:

– Хорошо... тогда скажи мне вот что: где сейчас Пентаграмма Анубэ?

Теперь уже настала очередь Лиры дрожать от холода, ибо теплота в голосе Айрэна не была слышна, словно ее и не было никогда. Его глаза были полны льда, на лице были написаны твердость и все тот же холод. Он не желал более говорить на тему их отношений: если она того не хочет, то сама ничего не скажет, а он не хочет насильно вытягивать из нее слова. Это слишком жестоко.

– О чем ты говоришь? – спросила Лира, сделав правдоподобное лицо.

– Не прикидывайся, – резко сказал он. – Только ты знала, где она могла находиться. Я больше, чем уверен. Что ты решила сама ее украсть, а когда пришла к Власти, то увидела Экзорциста-Орги, который ее куда-то нес. Из всех не принадлежащих к Экзорцистам только ты знала наше тайное место.

Если видеть мелкие детали и порой даже очевидное в личных отношениях Айрэну было непосильно, то в таких делах он видел все. В этом он видел Лиру насквозь. Та огромными ошарашенными глазами смотрела на него и была недовольна тем, что кто-то ее раскусил.

– Отдай ее мне, – твердо говорит он.

– Нет, – внезапно так же твердо отвечает Лира.

Несомненно, на ее слова и поведение влияли ее личные чувства к Айрэну, а сейчас она чувствовала гнев. Однако парень тоже не мог оставаться спокойным. Тот факт, что эта девушка не только больше не верит ему, но еще и презирает и, быть может, ненавидит, раздирал его на части. И эти чувства были хорошим толчком и для его расшатанной психики, и для сильной темного энергии внутри, чтобы начать действовать.

– Отдай ее мне, – с трудом сдерживая гнев, повторил Айрэн, но Лира упрямо стояла на своем.

В этот момент она стала похожей на меня: уперлась рогами в свою точку зрения и не сдвинуть, да еще и дерзко говорила с тем, кого стоило бы бояться. Быть может, она привыкла, что в детстве он всегда ее защищал, и решила, что ей-то он ничего не сделает. Однако это был не тот случай.

– Зачем ты вообще сюда пришел? – на свою голову стала возмущенно говорить Лира. – Тебя здесь никто не ждал? Возвращался бы туда, откуда пришел.

– Предлагаешь мне идти в могилу? – резко и грозно спросил Айрэн, дико сверкнув глазами.

Лира замолчала, но на лице все еще был гнев. Однако по уровню этого чувства она явно проигрывала эту дуэль. Айрэн начинает плохо себя контролировать. В голове все путается, эмоции хлещут жгучими хлыстами, и весь контроль уходит лишь на их сдерживание. Он отступает на шаг назад, а когда подымает голову, то лира видит, что глаза его стали совершенно дикими и невменяемыми. Помимо гнева в них дрожит боль, однако сила Жреца Зверя перекрывает все, если ее не удерживать. И теперь она стала рваться наружу.

– Лира, пожалуйста, отдай ее... – хрипло просит Айрэн, стараясь руками сдержать дрожь по телу и чувствуя, что не сможет сдержаться, если она его не послушается.

Какая муха тогда укусила Лиру – не знаю, но Пентаграмму, которую она и в самом деле украла так, как это описал Айрэн, не захотела. И не стала.

Пол под ногами девушки вдруг вздрагивает, и из него мгновенно вырываются красные языки пламени. Они кольцами охватывают тело Лиры, бешено вращаясь вокруг нее, не задевая кожи, но почти на полметра оторвав ее от пола. Такой же огонь горел в глазах Айрэна, когда он смотрел на Лиру, и он же олицетворял то, что сейчас происходило в его душе. Сила Жреца Зверя, перевоплотившаяся в темную энергию, говорила ему поступать жестоко для достижения своей цели, однако причинять боль девушке он не хотел. Его душа сгорала от этих противоречий и несла ему боль и страданья. Потому он сжимал свое тело руками и скрежетал зубами, желая это остановить, а боль продолжала его терзать. В ужасе он сам закрыл лицо руками, оставив лишь маленькие щели, из которых светились два багряно-красных огня его глаз. Лира с диким испугом смотрит на него, прижав руки к груди и не веря тому, что видит перед собой.

Мы с Рьюичи почувствовали толчок и услышали шум, так что быстро прибежали узнать, что случилось. Увидев такое, я живо бросилась к Лире, но жар и магические силовые волны, исходящие от колец вокруг нее, не подпустили меня ближе, чем на полметра. Я только слегка обожгла себе ладони. А Рьюичи тем временем кинулся к зеркалу, в котором старался снова загнать себя в рамки Айрэн. Рьюичи принялся бить по зеркалу и звать брата, но тот не слышал, в бешенстве мотал головой, он словно с ума сошел.

– Прекрати это! – крикнул Дайцукэ. – Возьми себя в руки!

Внезапно раздался короткий вскрик: Лира резко дернулась, и один из жгучих языков пламени порезал ее ей руку. Из раны выступила кровь и стала капать на пол. При виде крови Айрэн вдруг застывает, но лишь на долю секунды, а потом с такой силой ударяет по зеркалу, что снова все пространство содрогается и Рьюичи даже отбрасывает назад. А-Рэн пристально смотрит на рану, выпустив язык, как дикое голодное животное, обнажив клыки и сверкая ими в свете пламени собственных глаз. Они становятся совершенно безумными, и Лира, долго глядя на эту ужасающую картину, внезапно зажмуривает глаза и громко всхлипывает. Я дрогнула от этого звука. На ее глазах выступили слезы от боли, которую она ощутила в тот момент, когда увидела кровожадные глаза Айрэна, смотрящие на нее. На нее. Глотая горечь и сжав зубы до жесткого скрипа, она вдруг сказала:

– Айрэн... ты – зло... Ты зло!

Она поднимает на него полные горьких слез глаза, не сдержанные капли скатываются по ее щекам, несчастное лицо ее выражает отчаяние, и она повторяет, уже крича сквозь плач:

– Ты зло! И ничего больше!

Едва услышав эти слова, Айрэн сразу меняется. Он убирает ладони с лица, и вдруг становится похож на человека, который вдруг увидел своего любимейшего и ближайшего родственника умершим. Он затих, замер, сила Жреца Зверя быстро стала уходить, удаляться, пока не осталось ничего, кроме раны на руке Лиры. Хотя она и зажала ее ладонью, из нее продолжала сочиться кровь, однако, видимо, для Айрэна известие о том, каким его считает Лиры, перекрыло все остальное. Взгляд девушки, застилаемый слезами и горечью, ударил Айрэна больнее всего.

– Я... я зло? – дрожащим голосом спрашивает парень. – Т-ты... ты... так... с-считаешь?

Неожиданно он дико ударил костяшками кулака по границе между нашими мирами, напрягая все мышцы до предела, будто его били электрическим током, он попеременно дергался неизвестно от чего. На его безумном лице появилось выражение неверия, боли, безысходность, отчаяния. Тогда он снова закрыл его руками, и мы все вдруг услышали тихий, прерывистый, гогочущий хохот.

– Т-ты... правда?.. ... правда?.. я... я... – сквозь смех пытался выговорить Айрэн, и голос его снова и снова прерывался этим хохотом, режущим слух и леденящим душу. Смех был и в его глазах, но он перехлестывался с самым настоящим сумасшествием. Он был как острый кинжал и как самая едкая кислота, он черным дымящимся ядом лился в душу парня, который ничего, кроме залитых слезами глаз Лиры, ее слов и собственных ощущений не замечал ничего.

Я увидела, что все его ногти поломаны вдрызг еще с прошлого раза, и теперь он все равно снова стал скрести ими по зеркалу. А, поняв, что это не помогает, Айрэн сунул в рот кисть руки и сжал зубами с такой силой, что кости должны были сломаться. Однако Айрэн был уж мертв, и в нем ничего не могло сломаться или повредиться, в нем не было крови, его нельзя было ранить, как обычного человека. Его можно было ранить только в то, что у него осталось – в душу, а единственным, что напоминало о том, что он еще не совсем умер – это боль, дикая, страшная боль.

Рьюичи велел мне быстро уводить Лиру, которая уже не только осела на пол, но и согнулась пополам, зажимая рот, чтобы не было слышно ее рыданий. Я постаралась ее поторопить, растормошить, она кое-как, опираясь на меня, пошла, скрывая, будто стыдясь, взор от А-Рэна. Мы уже почти вышли, когда Рьюичи сказал поторопиться, видя, что Айрэн сорвется. Он вовремя накинул на зеркало первую попавшуюся темную ткань, лежавшую на кровати Лиры, ведь в следующее мгновение раздался протяжный неистовый, исступленный крик отчаяния. Он звучал так, что все мы резко зажали уши, а Лира даже застонала сквозь рыдания и присела, к счастью, уже покинув ту комнату. Одновременно с этим воплем, который стал выплеском чувств Айрэна, всего, что он испытывал, когда его существо дробилось на осколки, все окна, стеклянные и хрупкие предметы в комнате с громким треском разлетелись вдребезги.

Я оставила Лиру в своей комнате и сказала, что она будет теперь жить со мной. Даже несмотря на то, что мы быстро отреставрировали ее комнату, все равно я видела, что теперь она панически боится туда заходить. Я не упоминала о случившемся и не спрашивала причины, ведь когда мы только вышли оттуда, то она до вечера следующего дня не сказала ни слова и ее трясло, как в лихорадке. Почти всю ночь она просто проплакала в подушку, я слышала это, хотя она думала, что я сплю. Однако ни одна из нас это ночью не уснула, потому что каждую тревожили ее собственные страхи.

Когда на утро я вошла в комнату Лиры с еще несколькими Служанками, чтобы убрать беспорядок, то обнаружила, что зеркало, на которое Рьюичи набросил ткань, тоже разбилось. Мелкие осколки лежали на полу, а на креплениях осталась лишь одна покосившаяся рама. Служанки предлагали восстановить его, однако что-то мне в этой затее не нравилось (нехорошее предчувствие) и я решила, что не стоит.

Рьюичи оставил нас в тот же вечер, потому как покинул тайное собрание, которое сам же и созвал, лишь на время, потому что я попросила срочно прийти. После же происшествия он сразу же вернулся к остальным членам нашей «революционной организации».

Поутру я отказалась куда-либо идти, сославшись на здоровье. Вообще, оно и вправду ни к черту было, но выйти на улицу я могла бы. Просто меня очень беспокоила Лира, которая выглядела более чем жутко. Из-за дикой бессонной ночи она походила на приведение: была такой же бесшумной, медленной, и прозрачной. И я предложила ей остаться именно здесь, в моей комнате.

Также уже вечером, побывав в «заповеднике» и узнав от Алика последние неутешительные новости о положении наших «враждующих группировок», я спросила у тайком пробравшегося к нам Рьюичи об Айрэне (без присутствия Лиры, разумеется).

– Что именно тебя интересует? – уточнил тогда Рьюичи.

– Странности, – коротко и ясно ответила я. – Любые.

Правда, все равно ничего интересного я не услышала. Только то, что Айрэн вообще перестал себя как-либо проявлять, даже на собрании не вклинивался в разговор и не требовал от Рьюичи озвучивания его мыслей. Он затих, будто и в самом деле умер, и, хотя я знала, что это не так, эта мысль меня не оставила.

Когда же Лира вечером легла спать и как-то смогла заставить себя заснуть, то ей приснился странный сон. Она спала тихо и мирно рядом со мной, но вот вдруг (я на этот раз снова не сомкнула глаз, хотя здравый смысл говорил, что зря я так) она начала стонать и крутиться, как любой человек, которому снится что-то плохое. Она что-то шептала, и, приблизившись к ней, я услышала: «Рэн... Рэн...». Я поняла, что Рэн – сокращенно от Айрэн, так что нетрудно было догадаться и о том, кого она видела сейчас. И потом я вдруг заметила, что она плачет: по носу скатилась маленькая слезинка, и почти сразу же она громко застонала и проснулась. На лице ее был страх, однако причины я не знала и попросила объяснить.

– Мне страшно... – вдруг сказала Лира, обняв свои колени. – Я... меня беспокоит этот сон...

– Почему? – спросила я, положив ей руки на плечи.

– Ты же знаешь, Тимо, – начала говорить Лира, – что в моих снах я часто вижу будущее. Помнишь случай со свадьбой? – она взглянула на меня. – Тогда все сбылось. И я боюсь, что... и сейчас все сбудется... а я не хочу...

Голос ее звучал нетвердо, на грани плача, но все же она решила поделиться со мной этим сном:

– Помнишь, в своем сне Айрэн стоял и смотрел, как ты падаешь в бездну, в расщелину в земле, из которой внезапно появились чьи-то руки и утащили тебя туда? Помнишь, Тимо? Мне снилось кое-что другое, хотя очень похожее – Лира закрыла глаза, словно вспоминая – Я стояла на краю какой-то скалы, была ночь, и перед собой я видела обрыв большой высоты. А в этом обрыве была такая же темная, бесконечная бездна. Позади меня, как оказалось, был Рэн. Когда он произнес мое имя, я вздрогнула и обернулась. Мне на мгновение показалось, что он сейчас столкнет меня туда, однако ошиблась. Он просто обошел меня и встал между мной и бездной. Мы молчали. А потом я вдруг... – Лира внезапно сжала зубы и схватила простыню пальцами. – Я не знаю, что на меня нашло... но я вдруг повторила те слова, что сказала ему вчера: «Ты – зло». На этот раз он это воспринял спокойно, будто стоял на эшафоте, уже приговоренный к смерти. А потом я шагнула к нему и толкнула его назад, в бездну. Он чуть отшатнулся, но не упал, замер на месте, как и я. Я прятала от него взгляд, мне как будто было стыдно, что-то меня беспокоило, а Рэн открыто смотрел мне в лицо. Когда я случайно встретилась с ним взглядом, то увидела, что его взгляд был таким же, как несколько лет назад, когда он опекал меня и всегда заботился. В нем была забота и некая грусть. Он спросил: «Ты считаешь, так будет лучше?». Я ничего не ответила, мельком взглянула на него и снова опустила глаза. А Рэн вдруг с пониманием и жалостью посмотрел на меня и, сказав тихо: «Хорошо, пусть будет по-твоему», – отступил назад. Он шагнул решительно, медленно разведя руки в стороны, словно крылья, которые уже давно перестали действовать, и стал быстро падать назад, во тьму.

Тогда я поняла, что и сама такого не ожидала, но было уже поздно. Тут из бездны действительно вынырнуло несколько сотен рук, и они, поймав Рэна на лету, потащили его за собой. Я ринулась было туда, но внезапно из тьмы помимо рук показались еще какие-то странные существа – все словно состоящие из сгустков энергии и тумана, смога, с ужасными блистающими красными глазами и оскаленными клыками. Они, не то рыча, не то смеясь, не то крича, все извиваясь и ехидно улыбаясь, возникли передо мной и не пустили к Рэну. Я стала звать его, но он не откликался. Сквозь смыкающуюся и поднимающуюся ввысь стену этих черных торжествующих существ я видела, как у Рэна медленно изменилось лицо, словно он вдруг приведенье увидел, а потом глаза его вдруг вспыхнули алым огнем и его мгновенно стала все плотней окружать темная аура. И чем плотней она его окутывала, тем мертвенней становилось его лицо, и страшная дикая улыбка все шире расползалась по нему, и глаза сверкали все ярче и все безумней. Я хотела до него дотянуться, мне было страшно, но все же я лишь ощущала пальцами растущий в «коконе» жар, а те существа внезапно обвили мои руки, подняли над землей, а потом швырнули назад. Я упала на то место, где еще была трава, которая, однако, сгорала от быстро усаливающегося жара и растущей темной энергии. Я видела и ощущала всю эту энергию так же, как и страх и ужас. В отчаянии я закрыла лицо руками, я чувствовала, что сгораю теперь уже не в огне, исходящем от Рэна, потерявшего все человеческое, а от дикого чувства вины. Я зажмурилась и... внезапно проснулась.

Лира замолчала, уткнувшись лицом в колени, мне казалось, что она снова плачет, и я понимала, почему. Я обняла, ощутив дрожь ее тела, вызванную тревогой. Я тогда подумала, что, быть может, Лира несмотря ни на что не хочет Айрэну зла, иначе она бы так не переживала и не мучилась бы, как она сказала, чувством вины. Ведь по сну получается, что она сама толкает «своего Рэна» в бездну тьмы, в которую она бы не хотела, чтобы он попал. И самое удивительное в ее сне для меня было вот что: Айрэн не противился. Он послушался ее и сделал так, как было лучше для нее (не зря же он спросил: «Ты считаешь, так будет лучше?»). Только... Лира почему-то ему не верит, и в это вся проблема.

– Лира, мне кажется... – сказала я, вздохнув, – быть может, тебе стоит попытаться его понять?

– Понять? – затравленным голосом спросила Лира. – Как это, понять?

– Ну, – мне было тяжело ей это объяснить, и я замялась, – как ты думаешь, как он сейчас к тебе относится?

– Никак, – коротко ответила Лира, усмехнувшись, и я недоуменно глянула на нее. – Ему просто нужна Пентаграмма Анубэ и все. Ты же сама видела. Что он вчера сделал из-за того, что я не захотела ее отдавать. Разозлился, что я украла ее вот и...

– Кстати, Лира, – опомнившись, сказала я, – а почему ты ее украла?

Девушка подняла на меня глаза с понимание, что сказала лишнего, но все равно ответ ее прозвучал весьма вразумительно:

– Я узнала, что Власть хочет ее использовать в своих целях, против живущих свободно магов, и решила ее выкрасть, что Власть точно не смогла ничего сделать.

– А откуда ты узнала, куда ее отнес посланный Айрэном Орги?

– Рэн, – начала Лира, отвернув от меня погрустневшее лицо и тупо глядя на окно, – он когда-то мне показывал то тайник, где можно что-нибудь спрятать, если я хочу чтобы это никто не нашел, который вообще является местом для их секретных собраний. Должно быть, там и Рьюичи теперь встречается с Экзорцистами.

– Лира, – слегка удивленным тоном произнесла я, – тогда, если ты не хочешь, чтобы ее использовала Власть во вред свободным магам, то почему не отдала ее Айрэну?

Услышав эти, Лира быстро высвободилась из моих объятий и, встав с кровати, подошла к окну. Она обняла себя руками и сконфузилась, лицо было неприятно искажено, как если бы она вдруг увидела нечто противное и жалкое. Она прислонилась плечом и лбом к стене около окна, из которого падал легкий свет от летающего вокруг Башни ночного фонарика. У нее было такое выражение лица, что, казалось, она была готова и лбом об стену удариться. Она себя за что-то корила. Возможно, именно за то, о чем впоследствии сказала.

– Лира, почему? – повторила я.

– Я... – она чуть помедлила, повернув ко мне лицо с притворно твердым взором – Я ему не доверяю.

Как я и думала. Я оказалась права. Только мне почему-то все равно казалось. Что она сама себе противоречит и сама себя обманывает, говоря все это.

– Лира, у меня есть совет для тебя, как от старшей сестры, – мягко сказала я, не желая ее обидеть. – Попробуй как-нибудь ночью не заснуть, а лишь притвориться. Через некоторое время открой глаза и тайком посмотри в зеркало. Я уверена, что ты увидишь там его.

По лицу сестры я поняла, что она мне не поверила, однако все же какая-то ее часть дрогнула от надежды, которая, как известно, умирает последней.

Я не могла смотреть на страдания Лиры в особенности потому, что толком не понимала причины. Конечно, я знала, что дело в поведении и Айрэна, и самой Лиры. Но причина такого странного поведения оставалась тайно, ведь я была не в курсе их прошлого, по крайней мере подробностей, причем правдивых, я не знала.

Закрыв глаза и погрузившись в сон, я поступила весьма хитро. Айрэн мог проникать в сны людей из того самого мира Arizu, в котором находился, и оттуда это было делать несколько проще. Я не умела проникать в чужие сны и сознания (никогда не пробовала), но я хотела попытаться поговорить с Айрэном в моем собственном сне, а для этого я должна была уснуть, сохранив свое сознание и память, чтобы я могла говорить и вообще контролировать свои действия целиком и полностью.

Для этого мне пришлось прибегнуть к помощи Рьюичи. Я, как уже говаривалось, не умею управлять сознанием. Проникать в души учат только Экзорцистов, и только им это под силу. Рьюичи сначала отнесся к моей затее несколько скептически, тяжело при этом вздохнув, как бы говоря: «Тебя ничем не исправить».

– Прошу тебя, Рьюичи, – шепотом настаивала я, оглядываясь на спящую рядом Лиру. – Очень нужно, – и я поцеловала его в щеку, а он закатил глаза.

– Ну, если тебе нужно, – он положил ладони мне на плечи и уложил меня на спину, – тогда ладно. Только осторожно, – прибавил он под конец.

– Можно подумать, он меня съест, – сострила я.

– Ну, не съест, конечно, – сказал Рьюичи спокойно. – Но все равно.

Я отразила на лице ангельскую улыбку, и Рьюичи склонился надо мной, задержав лицо перед моим лицом.

– Смотри мне в глаза, хорошо? – Рьюичи остановил взгляд на моих зрачках.

Я не возражала. Более того, я была готова смотреть в его красивые холодные глаза хоть до скончания века, потому что легкая текучесть жидкого серебра в них дарила мне несравненное успокоение.

Рьюичи сделал все, как надо. Я словно отключилась, опустив веки и погрузившись в нечто вреднее между сном и трансом.

Я обнаружила себя в темном бесконечном пространстве, как когда-то – в собственном сне, когда я впервые встретила Айрэна. Мне было спокойно и вокруг не было ничего. Я знала, что нужно делать, и крикнула:

– Айрэн! Айрэн, иди сюда!

Около минуты я практически беспрерывно продолжала что было сил звать парня. Мне было необходимо с ним поговорить наедине, стоя лицом к лицу, и я ни в коем случае не собиралась уходить без результатов.

– Сейчас же иди сюда! – жестко крикнула я. – Айрэ-эн! Ты мне срочно нужен! Айрэн!!!

И он все-таки меня услышал. В принципе, я не сомневалась, что он меня услышит, были сомнения, придет ли. Он внезапно возник позади меня, резко стукнул по плечам и где-то рядом с ухом сказал:

Я чуть дернулась, от неожиданности мои длинные уши будто сразу торчком встали, как у зверя, и я отшатнулась от парня. Он меня не удерживал и даже смотрел в прямом смысле волком, исподлобья, совсем не улыбаясь.

– Чего тебе? – требовательно спросил он.

– Поговорить хотела, – ответила я.

– Я понял, что не станцевать, – отрезал Айрэн. – Конкретней.

«Хм, заигрывать сегодня не будешь», – подумала я, заметив явные изменения в его поведении.

– Лира... она... – начала я, но все-таки запнулась: не знала, как сказать.

– Что? – Айрэн еще больше опустил подбородок и поднял брови.

– Ну, она... переживает – наконец ляпнула я.

– Переживает?

– После того, что на днях случилось...

– И ты только за этим пришла? – парень сделал уточнение.

– Главная цель, – собравшись, четко сказала я, – это понять ваши отношения.

После этих слов Айрэн мгновенно вскинул одну бровь, сделав свой взгляд недоуменным, слегка перекосив рот, а потом вдруг зашелся тихим истерическим смехом. Я не поняла причины и глядела на него молча, ожидая, пока он наконец отсмеется.

– Ну, ты сказала, – произнес Айрэн сквозь смех, проведя ладонью по лицу, словно стряхивая остатки этого смеха. – Да я и сам их не понимаю.

– Ну, так и давай попробуем в них разобраться, – сделала вылазку я.

– Тебе-то это зачем? – грубо бросил он: видимо, ему не нравилась перспектива задушевного разговора со мной.

– Я же сказала. Я хочу понять ваши отношения, разобраться в них и попытаться объяснить Лире, что ей страдать незачем.

– Страдать? – удивленно протянул Айрэн. – Незачем ей.

– Вот и я о том же, – поддакнула я, правда Айрэн посмотрел на меня как-то вяло, наверное, думая: «И что я здесь с этой идиоткой делаю?».

Я закрыла рот в ожидании, когда Айрэн что-нибудь скажет. А он словно отключился на время. Стал просто долго и упорно смотреть в бесконечную тьму перед ним, будто надеясь там что-нибудь обнаружить интересное.

– Я познакомился с ней случайно, – вдруг заговорил Айрэн спокойным тоном, словно собирался читать мне сказку, однако все же в его голосе просвечивала грусть, – на похоронах ее же родителей. Все разошлись, и Мино осталась одна. Она тихо плакала сидя у оградки. Я тоже был там. Мне стало жаль ее, в особенности потому, что я знал о произошедшем достаточно много и мог бы попытаться помешать.

– В смысле? – не поняла я.

– Я знал, что Дина, твоя мама, собирается сделать.

– И что же именно?

– Она хотела повторно открыть Храм и попытаться задержать увядание природы, – Айрэн глянул на меня так, будто удивлялся, что я не в курсе. – И она была не одна. С ней были еще и правитель Алекс и его супруга София, которая была одновременно матерью Мино.

– То есть...

– Именно. Дина это сделала, но за эту задержку все они поплатились не только жизнями, но и душами. Думаю, они сделали это добровольно.

– А что же Лира? – задала я бессмысленный, по сути, вопрос.

– А что Лира? Ничего. Ее согласия на эту авантюру никто не спрашивал.

– Жаль ее, – протянула я.

Парень хмыкнул, а я подумала, что сказать «жаль ее» – это не сказать ничего. Но, с другой стороны, что я еще могла сказать?

– И что же ваши отношения? – переключилась я на интересующую меня тему.

– Сначала я был для нее странным незнакомцем, потом – доброжелательным знакомым, потом – лучшим другом, потом стал братом... вполне нормальная цепочка, – просто ответил Айрэн.

– Допустим. Но в чем же причина вашего поведения теперь? – продолжала допытываться я.

– Даже я точно не могу ответить на этот вопрос, – Айрэн сосредоточенно глянул на меня.

– Ну, если вы с ней не ругались, не ссорились и вообще жили душа в душу, то...

Я резко замолчала. Айрэн словно вдруг в какой-то свой мир перенесся и меня даже не слышал.

– Она жива... – тихо вымолвил он, словно его бледные губы онемели. – Я тогда думал... что она умерла...

– Тогда? Это когда ты... в смысле когда вот эта твоя часть вышла из тела? – уточнила я.

– Ты поэтому тогда всех поубивал? – с ноткой сарказма спросила я.

Айрэн грустно (что было на него не похоже) воспринял мой укол: эта тема слишком глубоко и больно его задевала.

– Я думал... возможно ли... что она... слышала? – словно в шоке стал шептать Айрэн.

– Что слышала? – недоумевала я.

– Я тогда... – с запинками заговорил парень, – сказал... mo aino miru ...

Я смерила его непонимающим взглядом. Я, в отличие от него, не знала языка Odzi Omoi. Он, видимо, учил его с рождения, как второй родной язык, однако я жила в то время в обычном мире.

– В общем, я признался в своих чувствах... – добавил Айрэн со вздохом, сообразив, что я не знала языка Odzi Omoi.

Это был серьезный шок. Ко мне будто подкрались сзади и со всей дури дали по голове стулом. Разница только в том. Что я не упала, а осталась стоять каменным столбом.

– А что... – ошарашено протянула я, – что в этом... такого?

Я тогда подумала, что, в принципе, чувства – это нормально.

– Ладно, – сказал Айрэн, – а если бы я тебе такое сказал? Как бы ты отреагировала?

С моей точки зрения, пример на этот раз оказался неудачным, и потому я, посмотрев на него, как на дурачка, и усмехнувшись, сказала:

– Я – совсем другое дело, учитывая то, что я тебя не перевариваю, – откровенно призналась я. – Но ведь Лира-то относилась к тебе совсем иначе...

– Относилась? – словно впервые слыша это слово, переспросил Айрэн.

– Ты сам сказал, что был для нее как брат, – напомнила я.

– Да, – как нехотя отозвался парень. – Как брат. И все, пожалуй, было хорошо, пока я... не нарушил запретов. В смысле, запретов Экзорцистов.

– У вас есть запреты?

– У нас есть правило: быть абсолютно беспристрастным. То есть, нельзя испытывать к кому-либо сильных чувств.

– Но никто не может жить без чувств, – попыталась возразить я.

– Естественно. Однако если Экзорцист испытывает такие чувства, то он должен их выплескивать, – парень сделал резкое движение руками от себя. – Если держать их в себе, они тебя раздавят, – объяснил он и замогильным голосом добавил:

– И сведут с ума.

Я вгляделась в лицо парня, сейчас изобилующее серьезностью и жесткостью, а также отдающее безумием. И я подумала, что именно это с ним и произошло. И я была удивлена, ибо вспомнила отзыв о нем моей матери: «У него отличный самоконтроль». Но если у Айрэна такой замечательный самоконтроль, то... хотя по моим подсчетам, когда Дина это писала, ему было лет одиннадцать-двенадцать, и за это время все могло измениться двести раз. Так что...

– Но почему ты не можешь просто поговорить с ней? – спросила я.

– Ты же видела, что со мной происходит? – Айрэн, не моргая, сверлил меня диким взором. – Я не контролирую себя и... боюсь причинить ей вред в таком состоянии...

– А к ней в сон зайти ты не можешь? – предложила я.

– Не смеши меня, Тимо, – огрызнулся он. – Я не могу попасть в ее сон.

– Почему? – спросила я, и Айрэн посмотрел на меня, как на полную тупицу.

– По той же самой причине, по которой Рьюичи не может войти в твой сон.

– Это... как-то влияет? – тихо проговорила я, снова наткнувшись на дилемму с чувствами Айрэна.

– И ты не можешь это преодолеть? – не отставала я.

– Нет, – резко ответил парень.

Я ненадолго задумалась, размышляя, что еще спросить, чтобы понять ситуацию и попытаться найти выход из нее, но это длилось недолго.

– Почему? – с напором спросила я. – Почему? Я уверена, что она тебя поймет. И простит...

– Нет. Она не простит, – твердо сказал парень, опустив голову и закрыв глаза.

– А я уверена...

– Нет... – грозно сказал парень, закипая от злости и растущей внутри боли и осознания ужасной действительности.

– Но почему не... – начала я, но далее Айрэн так громко крикнул, что я резко смолкла.

– Да потому что я скотина! Я скотина! И ты сама это знаешь, ты сама меня таким считаешь! Я самая настоящая сволочь! Что в этом непонятного?!

Я вытаращила на него глаза, не веря тому, что слышу. Да, я считаю Айрэна сволочью и открыто ему об этом говорю, но я даже и подумать не могла, что этот самодовольный человек сможет опустить самого себя до того, что будет поносить себя самыми последними словами, которые я, пожалуй, повторять не буду: сами понимаете. Причем, он говорил это со всей серьезностью и злился, но лишь на себя. Он бешено выкрикивал все слова, называя себя как только можно, сверкал красными звериными глазами. Он будто наказывал себя за что-то, чего я не знала.

– Но, Айрэн... – попыталась вклиниться я, когда он более или менее успокоился.

– Я стольких людей убил, – вдруг сказал Айрэн, заранее зная, что я скажу. Парень мрачно опустил голову, стараясь отдышаться от криков. – Я стольким причинил боль и страданья...

– Но ведь ты и спас многих, верно? Ты же Экзорцист, служил на благо народа...

– А твоя мать? – вдруг спросил Айрэн, подняв голову. – Я был ее телохранителем, но не уберег ее. Что ты на это скажешь?

– Я тебя не виню... – довольно быстро ответила я.

Айрэн ненадолго задумался, внимательно глядя мне в глаза, потом горько усмехнулся и сказал:

Вообще, должна признаться, он попал в точку. Я соврала. Однако мне сейчас было не до своего отношения к нему.

– А самое ужасное – я причинял боль близким людям... – обреченно произнес А-Рэн.

– Ты о Лире? – спросила я с облегчениям, потому что мы вернулись к основной теме.

– Не только.

– Но в основном о ней?

В ответ парень лишь кивнул.

– Думаю, поэтому она не хочет со мной говорить, – выдвинул свою версию он. – Я сам виноват.

– Откуда ты знаешь, что причинил ей боль именно ты и именно поэтому она с тобой не хочет говорить?

– Я это чувствую, – загадочно протянул Айрэн, снова устремив бессмысленный взор куда-то в темную даль.

Поначалу мне эти слова показались странными, однако в моей голове быстро всплыла мысль: «Если его чувства правдивы, то он действительно может это чувствовать. Не забывай, Тимо, что он тоже может быть способен на чувства», – напомнила мне моя здравомыслящая половина.

– Но что же все-таки случилось? – наконец спросила я, не зная, как еще сформулировать вопрос.

Парень странно глянул на меня потускневшими красными глазами: он не понял смысла вопроса.

– Я имею в виду, что-то же должно было повлиять на ваши отношения в любом случае? – попыталась пояснить я.

– Я же сказал, что не знаю ничего об этом, – злобно, словно я доставала его этим вопросом уже несколько дней, прошипел Айрэн. – Я и сам этого не понимаю...

– Это я поняла, – неуверенно произнесла я. – Ну, быть может, был какой-то переломный момент?

В голосе моем звучала слабая надежда, а когда я присмотрелась к Айрэну, то надежда эта стала еще ниже уровнем. Мне казалось, что он уже доведен до отчаяния, он едва-едва не достиг критической отметки и кое-как держался. Он был на грани истерики, которую порой выплескивал в виде дикого смеха, перемешанного с тем же жестким и горьким, или смешанного с плачем. Такого психического расстройства я еще в жизни не видела. Его невменяемость меня пугала, и тогда я порадовалась, что мы не в реальном мире, а лишь о сне, потому что здесь я точно не пострадаю и не умру. Я ясно видела по лицу парня, которое отражало его состояние, что он мог бы сделать что-нибудь подобное, если бы я спросила или сказала лишнее. Мне приходилось сдерживать себя узкими рамками, чтобы не напороться на его гневи бешенство и при этом получить максимум информации.

– Почему ты считаешь себя таким? Ты ведь и спас многих, – осторожно сказала я.

Он не ответил.

– И почему ты немого просто подождать, пока Лира вырастет, и тогда...

– ...завести с ней отношения? – мгновенно закончил за меня Айрэн. – Нет. Никогда, – стал быстро и твердо говорить он, словно вбивая гвозди в собственную голову.

– Никому... вернее, мне не позволено ни с кем иметь такие отношения.

– Кем не позволено? – не поняла я.

– Мной самим.

– Почему? – я уже сбилась со счету, сколько раз я задала уже ему этот вопрос.

– Если б ты знала, – Айрэн снова горестно усмехнулся, – что случилось с теми, с кем у меня были эти отношения. Именно поэтому я и считаю себя такой сволочью.

– Расскажи, – просто сказала я, покачав головой.

– Ну, если тебе так уж интересно, то... Первая девушка просто сошла с ума, вторая – покончила с собой, а третья, – Айрэн перевел на меня жесткий и жестокий взгляд с черными знаками мертвенности вокруг, – умерла от большой кровопотери.

– От... кровопотери?.. – опешив, кое-как вымолвила я, и в мозгу вдруг что-то щелкнуло. – То есть... ты... ее...

– Да, – Айрэн ярко обнажил клыки. – Я ее укусил. И выпил ее кровь.

Я страшно посмотрела на него, у меня внутри прямо все задрожало от жуткого страха перед голодным взором парня.

– А знаешь что самое смешное? – он не отводил от меня взгляда. – Она, которая последняя, перед смертью поблагодарила меня за то... что я доставил ей такое удовольствие.

– Но... как? Ты же никого не трогаешь.

– Было время, когда мне давали пить кровь животных, если я слишком глубоко уходил в иной мир, – сказал Айрэн.

– Но я имею в виду людей...

– Не удержался, – просто ответил он. – Я случайно ее встретил. Она меня искала, хотела поздравить с днем рождения. А я был в таком состоянии... Я чувствовал себя мертвым и так хотел ощутить жизнь, – вспомнив об этом, Айрэн часто задышал, положив ладонь на грудь, как если бы сейчас видел эту девушку перед собой. – Она была не против и позволяла с ней делать все, что угодно, ведь ей и самой это нравилось, – Айрэн закрыл глаза и поднял брови, будто в удивлении. – И я просто вцепился ей в горло... в момент наивысшего наслаждения... – ледяным тоном произнес Айрэн. – И в итоге услышал от нее «спасибо».

– И тебе... – я сморщилась от этой мысли. – Тебе это нравилось?

Айрэн посмотрел на меня безумными глазами, так что у меня с лица вообще исчезло всякое выражение. Остался лишь шок.

– Дико, – медленно и четко произнес он, а через небольшую паузу тревожного молчания продолжил:

– Я понял, что стал причиной самого ужасного, что ними случилось. А вернее, причиной стало то, что во мне творилось. Это их и убило или свело с ума.

– Но ведь к Лире ты наверняка относился не так, как к другим девушкам... – сказала я, подумав, что Айрэн вряд ли любил тех девушек.

– Именно потому, что я к Мино испытываю особые чувства, я не могу допустить таких отношений между нами. Я боюсь, – Айрэн говорил не просто серьезно, но и с опаской и действительно со страхом, – что она сгорит в том диком пламени, в котором горит моя душа. А я не хочу... – вдруг с яркой болью произнес парень, сдвинув брови, – не хочу, чтобы ее постигла та же участь, что и тех трех девушек.

– А когда к тебе пришла ты, третья, девушка? – почти сразу же спросила я. – В каком ты тогда был состоянии?

Он мне не ответил, снова погрузившись в свои терзания. Теперь эти терзания мне вовсе не казались забавными, а наоборот, казались очень серьезными. Создалось впечатление, что он бы выпустил из себя все те слезы, что накопились в нем за много лет, однако мое присутствие и воля не позволяли такого. Потому он стискивал зубы и терпел. И ему было стыдно, он снова себя за что-то винил и, казалась, сам пошел бы эшафот.

– Скажи... – бессвязно произнес он вдруг дрожащим голосом. – Вам ведь так повезло...

– О смерти.

– В смысле? – опешила я.

– Я бы сейчас с превеликим удовольствием умер, если бы мог...

– Ты же умер, – напомнила я.

– Я не о том... – голос Айрэн задрожал еще сильнее, – я хочу наконец избавиться от этой боли. Вам хорошо, – парень вдруг провел пальцами по губам. – Достаточно капли яда, пули в висок, чтобы избавиться от вечной боли, если таковая имеется. А мне... хоть бы что... – и он снова с бешеными глазами вцепился в собственную руку, вонзив длинные клыки в бледную плоть, а потом глянув на нее, издевательски усмехнувшись над тем, что на ней не осталось ни следа. – Боль есть, а смерть... она не приходит...

Я немного помолчала, наблюдая за тем, как он с ненавистью разглядывает свою кисть, а потом нерешительно позвала его:

– Кстати, ты же меня спрашивала про переломный момент? – парень, проведя только что прокушенной ладонью по лицу, потряс головой. – Я, пожалуй, могу назвать один момент, как раз после которого я убил ту девушку, – Айрэн будто специально сделал акцент на словах «я убил». - Тот случай стал последней каплей в чашу моих чувств.

Я мгновенно навострила длинные уши, напрягшись и приготовившись внимательно слушать.

– Это произошло в мой последний день рождения. Я имею в виду тот последний, которым мы с Мино были вместе, – Айрэн напряженно сглотнул. – Я учил ее Белой магии... Наверное, это кажется странным, но это так. И в итоге она решила сделать мне подарок с помощью Белой магии, чтобы к тому же показать, что очень внимательно меня слушала на занятиях.

– И что она сделала? – спросила я.

– Сейчас сама все увидишь, – был ответ.

Я недоуменно посмотрела на парня, однако он не сходил с ума, а говорил серьезно. И вскоре я это поняла, он смотрел куда-то вдаль, во тьму, и там быстро появилась светлая фигура. Когда она приблизилась, то я узнала в ней Лиру и поняла, что Айрэн решил показать мне свои воспоминания такими, какими они были на самом деле, чтобы я могла все увидеть со всеми подробностями. Девушка замерла напротив Айрэна, который грустно взирал на нее сверху вниз. Лира выглядела младше (что и понятно, ведь воспоминания относились к событиям более чем пятилетней давности), она была в светлом платье и с двумя длинными косичками, которые лежали на плечах. Она смотрела на парня чистыми голубыми глазами, на лице играла милая детская улыбка, однако она не была просто капризным ребенком. Лира даже в то время рассуждала как взрослая, потому что иначе было нельзя для девочки, ставшейся без родителей. Именно этому ее учил Айрэн.

– Рэн, смотри, – сказала она вдруг своим тонким голосом.

Айрэн молча перевел взор с ее лица на руки, которые она подняла к груди. Лира закрыла глаза, и меж ее ладоней быстро забрезжил свет, который становился все больше и больше и наконец стал менять форму, а вернее, приобретать ее. Тогда в руках девочки оказалась маленькая белоснежная фигурка голубки, расправившей крылья. Она любовно погладила ее и уже тогда с готовностью протянула стоявшему перед ней Айрэну.

– Вот, это тебе, – сказала она радостно. – Это будет напоминанием, что я всегда с тобой.

Такое заявление несколько меня удивило: одиннадцатилетняя девочка говорит кому-то столь серьезные слова. Однако я тут же вспомнила о своей готовности ничему не удивляться, тем более что, как я уже сказала, Лира даже в этом возрасте мыслила по-взрослому.

– Возьми, Рэн, – мягко сказала она, мило улыбаясь.

Айрэн смотрел на нее будто с недоверием, однако потом нерешительно протянул руку и, сначала осторожно потрогав фигурку птички, снял ее с ладони девочки. Та заулыбалась еще пуще довольная своим подарком. А парня было, видимо, не до смеха. Он смотрел на голубку с мертвенной грустью.

– Я всегда буду рядом с тобой, – вдруг сказала Лира, и Айрэн резко глянул на нее. – Ты мне нужен, и я буду с тобой. Так что береги ее.

Ее улыбка и радость на лице говорили о правдивости ее слов и звучали ободряюще. Айрэн даже улыбнулся краешком губ, но в целом выражение его лица все равно не изменилось. И на этом, как я поняла, воспоминание закончилось, потому что фигура Лиры стала быстро отдаляться, уходить назад во тьму, откуда появилась, откуда ее вызвал Айрэн. Я была уверена, что он ее сюда «привел» и он же велел своему воспоминанию уйти. Однако по Айрэну я поняла, что ему было больно ее отпускать, хотя и вызывать тоже было непросто.

Мышцы его лица вдруг задрожали, появилось отчаяние и страх, и парень внезапно шагнул назад, словно собрался падать и чудом устоял. Он согнулся, схватился свободной рукой за ребра, опустил голову и ощерился так, будто в него копье воткнули. Рука, на ладони которой лежала подаренная ему Лирой голубка, сильно тряслась, и боялась, что он ее сейчас выронит. Он стал конвульсивно сжимать пальцы этой руки, а я заметила, что белоснежное тело голубки вдруг быстро стало чернеть, словно сжираемое чем-то темным, словно ее бросили в огонь.

– Айрэн, стой! Перестань! – неожиданно даже для себя выкрикнула я.

Он резко открыл глаза и глянул на подарок, который словно стал превращаться в маленький уголек. Глаза его расширились от ужаса, зубы затряслись, и в панике он резко отдернул руку. Голубка стала быстро лететь к земле и, ударившись об нее, с хрустальным звоном разлетелась на мелкие осколки, которые остались лежать, сверкая острыми краями. Айрэн смотрел на это всего пару секунд, а потом со стоном закрыл лицо ладонями.

– Ты сказала... – едва слышно начал говорить он, – сказала, что я... тебе нужен... – парень поднял голову, глядя туда, куда только что удалилась фигура Лиры. В его глазах снова стояли горькие слезы, но ни одна капля не вытекла из них. Он отчаянно прошептал:

– Ты сказала... ч-что... ты... всегда будешь... со мной... – он говорил, делая большие паузы между словами, судорожно шевеля языком. – Но... – он вдруг снова перекосил лицо, оно приняло дикое выражение, – тебя... тебя... тебя...

Он никак не мог произнести последнее слово, которое имело самое большое значение, которое пронзало существо Айрэна острой болью. Тут на его лице появилась сумасшедшая обреченная улыбка, и он засмеялся, нервно, отрывочно и тихо. Вцепившись ногтями в свои плечи, он снова посмотрел в пустоту перед собой и наконец договорил:

– Тебя... – приступ истерического смеха на мгновение прервал его слова, – тебя... нет... нет рядом...

Его грудь и спина содрогались от смеха и, кажется, рыданий, который он не хотел показывать. Мне даже подумалось, что он сейчас в обморок упадет от нервного перенапряжения, однако совсем он не упал. Айрэн лишь пошатнулся и рухнул на колени, покачиваясь в такт разбирающему его хохоту, ненормальными красными глазами непонимающе глядя то просто в пол, то в ту сторону, куда ушло его воспоминание, будто оно могло вдруг вернуться, то на осколки голубки у его ног.

– Тимо, быстро уходи отсюда, – требовательно сказал он, и чувствовала, что он хочет крикнуть, но пока еще сдерживается.

– Айрэн, но я... – я сделала шаг к нему.

– Я сказал, уйди, – грозно повторил он.

Я еще раз шагнула к парню, но он лишь дернулся, как бешеный пес, которого долгое время держали на цепи. И тогда он все-таки перешел на крик:

– Убирайся сейчас же! Или я сам тебя отсюда выкину! – крикнул мне Айрэн.

– Айрэн, постой... – попыталась вставить я.

Я не хотела заканчивать наш разговор, но также во мне вдруг появилось странное желание попытаться его успокоить. Однако меня не подпустил.

– Пошла вон! – дико выкрикнул Айрэн, и меня действительно тут же выбросило из сна.

Парень злобно посмотрел на то место, где только что стояла я. Тут же лицо его исказилось, он резко и шумно втянул в себя воздух, оскалившись и снова согнувшись. Он упал на собственные колени, содрогаясь всем телом, обняв себя руками в порыве сдержать и перетерпеть дикую боль, давящую на него и разъедающую его изнутри. Он вонзил ногти в собственные голые плечи, надеясь этим перекрыть то ужасное чувство, рвущее его на части, а затем он схватил лежащие перед ним осколки подарка Лиры и в бешенстве сжал их так, что самые большие вышли с другой стороны ладони, но снова ни капли крови не пролилось. Он замотал головой, издав сдавленный крик сквозь зубы, клыками вцепившись в собственную губу. Однако боль его души ничто не могло снять или заменить. Поэтому не ничего удивительного в том, что Айрэн так завидовал живым за их способность умирать, а точнее, с помощью смерти лишаться душевной боли, ведь у него такой возможности не было. И единственное, что ему оставалось – дикость, с которой он когда-то укусил отдавшую ему себя девушку, безумие, которое сверкало в его бешено распахнутых глазах, и чувство вины, которое он ощущал по отношению к самому близкому для него человеку.

Когда Айрэн выкинул меня из сна, Рьюичи это почувствовал, ведь это он держал мое сознание в этом сне. Его мозг вдруг пронзила резкая боль, и он чуть отшатнулся. Я рывком вздохнула и распахнула глаза – хорошее пробуждение, ничего не скажешь.

– Ого, – тихо воскликнул Рьюичи, потирая голову. – Что ж ты ему такого сказала, что он тебя так грубо вышвырнул?

– Да, так, – протянула я, смаргивая остатки транса. – Неважно.

Я замолчала. Рьюичи снова вгляделся мне в глаза, и я тоже не отрывала от него взгляда, а потом чуть заметно хихикнула и улыбнулась.

– Что? – Рьюичи не понял причины моего веселья.

– Ничего, – я покачала головой. – Мне просто нравятся твои глаза.

И я осторожно дотронулась до его щеки пальцами. Услышав это, Рьюичи слегка удивился, но тут же исправился и нежно улыбнулся.

– Ладно, – сказал он, тоже погладив меня по лицу, – я ненадолго отлучусь: посмотрю, как там Зэн на посту.

– Потом вернешься? – с надеждой спросила я.

– Да, – пообещал он. – А ты пока постарайся поспать, хорошо?

Я сделала угрюмое лицо: мои страхи перед кошмарами меня не отпускали. Рьюичи, безусловно, знал об этом и хотел мне помочь. Он положил ладонь мне на глаза, и я послушно их закрыла.

– Moi aiyo kir’u ne, – тихо шепнул Рьюичи.

Тут же в его руке появился слабый серебристый свет, попавший мне на мои веки, и я мгновенно отключилась. Заклинание погрузило меня в мирный и спокойный сон, которого у меня не было уже полмесяца.

Ночь на 17. 05. 2009г.

Позже, уже ночью, я вдруг проснулась. Мой сон действительно был тих и спокоен, мне ничто не мешало, и мой разум и тело могли наконец отдохнуть. Я не знаю, что заставило меня открыть глаза, однако, подняв веки, я увидела рядом Рьюичи. Он сидел на полу, положив лишь голову и плечи на кровать и взяв мою руку в свою. Казалось, он спал, а я видела меж наших ладоней свет (как тот, что ласково погрузил меня в сон), который, однако, быстро погас. Как только я открыла глаза. И я поняла: это Рьюичи оберегал меня от кошмаров этой ночью, и потому я могла спать спокойно. Когда же свет исчез, Рьюичи тоже проснулся. Мы снова остановили взгляд друг на друге, нежно улыбаясь. Почему-то когда я на него смотрела, то получала удовольствие и обретала умиротворение. То же самое испытывал и он, когда держал мою руку и смотрел в глаза, зная, что сейчас ничто и никто не потревожит наше уединенное спокойствие.

Хотя я сейчас чувствовала себя счастливой, Лира, спящая позади (вернее, я думала, что она спит), отвернувшись от окна, испытывала совсем другое. Ее продолжали терзать чувство вины и чувство недоверия, и она попеременно мыслями бросалась то в одну, то в другую крайность. И в итоге ничего хорошего из этого не выходило.

Лира решила последовать моему совету и проследить действия Айрэна ночью. Когда она подумала, что все уже спят (включая и меня, и Рьюичи, который после быстрого обхода вернулся к нам в комнату и сел у кровати), Лира, повернувшись лицом к зеркалу на стене и нарочно набросив на глаза пряди от челки, слегка приоткрыла глаза.

Нетрудно догадаться, что мои слова подтвердились и за гладкой поверхностью зеркала она увидела Айрэна. Он стоял, прислонившись спиной к краю «окна», лишь чуть-чуть заходя за него плечом. Парень повернул голову в профиль, скосив глаза на девушку. Он не отрывал от нее печального, покорного взгляда, стоял, не шевелясь, будто в статую превратился. И Лира не замечала в нем того бешенства, которое проявилось два дня назад, ничего похожего в нем теперь не было. А в тех страшных багряных глазах, которыми Айрэн кровожадно сверлил девушку, не было голода и жестокости. Он смотрел на нее так, словно видел в последний раз и хотел запомнить именно такой: спокойной и милой, без того ненавидящего и испуганного взгляда, которым она его одарила в последний раз.

И тогда чувство вины внезапной болью пронзило ее сердце, и она едва сдержалась, чтобы не вскочить и не распахнуть широко глаза, потому что ясно видела добро в лице А-Рэна. Точно так он смотрел на нее раньше, особенно в последние месяцы их общения пять лет назад, когда он больше всего в ней нуждался и меньше всего что-то у нее просил.

Лира медленно, стараясь не выказывать бьющей ее дрожи, повернулась на другой бок и уже тогда дала волю слезам, дыша, однако по возможности спокойно, чтобы не выдать себя. Она зажала рот ладонью, а набегающие на дико распахнутые глаза слезы стекали по щекам на мягкую подушку. И сейчас ее мягкие голубые глаза блестели, но вовсе не от счастья, как когда-то, а от горя. Она поняла, что запуталась, и что делать дальше не знала.

Под утро, когда самые ранние лучи солнца еще только стали показываться из-за заснеженного горизонта, Рьюичи оставил нас с Лирой крепко спящих, а сам отправился в соседнюю комнату, туда, куда ушел Айрэн. Разумеется, там Рьюичи его не обнаружил, в зеркале было обычное отражение, и проход в мир Arizu был закрыт. Тогда Дайцукэ поступил так же, как и в прошлый раз: подошел к зеркалу, постучал по нему костяшками пальцев и осторожно, чтобы не разбудить спящих, позвал:

Но ничего не произошло, и тогда Рьюичи стукнул сильнее.

– Погоди, – раздался недовольный шепот.

Рьюичи послушно отошел чуть подальше и встал в ожидании. Он чувствовал, как движутся частички материи магии, как Айрэн тянет то за одну, то за другую из них, применяя какое-то заклинание. И вот наконец эти нити стали потихоньку ослабляться и успокаиваться, и Айрэн с готовностью произнес:

– Вот теперь можно.

Зеркало быстро почернело, показав мир Arizu с его темнотой и белесыми очертаниями предметов, и в нем показался и сам Айрэн. Он сидел около границы, облокотившись на край «окна», и легко смахнул с глаз остатки транса, в котором только что пребывал.

– Ну? – он кивнул на Рьюичи.

– Ты все продумал? – задал Дайцукэ вопрос. – Точно?

– О чем ты? – вяло протянул парень. – Естественно, я все продумал. И не беспокойся, так, как с Экзорцистами-Орги не получится.

Вообще Айрэн выглядел не настроенным на разговоры. Лицо его не выражало игривости, и на нем не было столь свойственной ему ухмылки, но была печаль. Глубокая печаль, которая обещала уже никогда его не отпускать. Голос его звучал так же сонно и обреченно, однако он все равно решил идти к цели. Быть может, ему просто больше ничего не оставалось. Или (как уже позже подумал Рьюичи) он придумал отельный план и для себя самого, который намеревался привести в исполнение сразу после выполнения обещаний.

– Скажи-ка, Айрэн, – снова позвал его Рьюичи, настороженно поворачивая голову, как зверь, который почуял что-то неладное, – ты ничего странного не ощущаешь?

– Чего именно? – уточнил Айрэн, не шевелясь.

– Мне кажется, я чувствую чье-то присутствие, – туманно произнес Рьюичи.

А-Рэн внимательно взглянул на брата, медленно обведя взором комнату, а затем, отрывисто усмехнувшись, сказал:

– Да, братец, делаешь успехи. Молодец.

– В смысле?

– Я тоже это чувствую, а это значит, что твои навыки Экзорциста улучшились, – отметил он. – А я сейчас не только чувствую, но и вижу этого человека. Вернее, мага.

Айрэн повернул голову, сверля взглядом пространство рядом с Рьюичи, хотя тот ничего рядом не видел.

– Ты этого мага хорошо знаешь, – протянул парень, однако Дайцукэ все еще был в непонятках. – Рядом с тобой собственной персоной, а точнее, духом Правитель Солсаки Баста, тело которого, кстати сказать, сейчас находится внизу, в Королевской усыпальнице.

– Я лишь ощущая его присутствие, – сказал Рьюичи удивленным тоном. – Я чувствую сильные эмоции, но я не вижу его.

– Он стоит ровно в полуметре слева от тебя, – подсказал Айрэн, глядя прямо на призрака Солсаки, который действительно там находился (ведь тринадцать дней еще не истекли и его тело не погребено в землю).

– Рад, что меня хоть кто-то видит, – с ноткой радости сказал Сол, и Рьюичи чуть заметно дрогнул. – А слышат, судя по реакции, двое.

– Да, – Рьюичи кивнул и слегка поклонился, все еще отдавая дань уважения Правителю. – Только смутно.

– Не нужно, – увидев это, с улыбкой сказал Солсаки. – Я же призрак.

– А тринадцать дней еще не прошли, – догадливо протянул Айрэн. – И ты пробудешь здесь еще около... десяти дней?

– Думаю, да, если сказания не врут, – подтвердил Солсаки.

– Надеюсь, что нет, потому что мне нужна твоя помощь, Дьер. Тимо способна видеть тебя?

– Ну, – Сол ненадолго задумался, опустив глаза, – может быть, она чувствует, однако я старался себя не выдавать, чтобы не напугать ее. Хотя при ее силе это вполне возможно.

– Даже если она тебя просто как-то чувствует чисто на подсознательном уровне, – быстро сказал Айрэн, – пожалуйста, присмотри за ней. Просто будь всегда рядом, – добавил он, заметив легкое непонимание и удивление на лице Правителя. – У меня плохое предчувствие.

– Мог бы и не просить меня, – просто ответил Сол. – Я бы и так был рядом. В любом случае.

В этот момент в воздухе появилась заметная напряженность. Айрэн в этом не участвовал, он просто наблюдал со скучающим видом. А Рьюичи после этих слов слегка передернуло. Он не хотел грубить Правителю (пусть и мертвому), потому что очень уважал его, однако его задел тон, в котом были произнесены последние его слова. В том же самом тоне о Тимо говорил и сам Рьюичи. А, учитывая то, что он к ней испытывает, то естественно, что он так отреагировал. К тому же он знал, что Тимо и Солсаки поженились, но вспоминать об этом не хотел и хмуро прятал глаза. И лицо его на мгновение дернулось и неприятно исказилось: голос Солсаки больно кольнул его.

– Успокойся, Рьюичи, – серьезно говорит Айрэн, заметив похолодевшее выражение лица брата, а тот даже сжал руку, которую держал в кармане, в кулак так, чтобы Солсаки не видел. Он не хотел задевать Правителя и продолжал упрямо смотреть на край зеркала, в котором отражался Айрэн.

– Не нужно так беспокоиться, Силуэр, – вдруг вкрадчиво сказал Солсаки и Рьюичи резко повернулся к нему, глядя туда, откуда исходил голос, на деле глядя прямо в глаза Дьера, будто интуитивно это чувствуя. – Я все знаю. Знаю о чувствах Тимо и о твоих тоже, так что не переживай. Я ни коим образом не буду вам помехой. Я ей обещал.

Рьюичи ответил на это лишь слегка смягчившимся выражением лица, хотя холодные глаза словно окатили Сола ушатом ледяной воды. Однако что с этим можно поделать? Дьер доброжелательно улыбнулся краешком губ, а Дайцукэ, справившись все-таки с собой, стер с лица отголоски ревности и злобы и, снова искренне поклонившись, вернулся в комнату, где спали я и Лира.

День начался как обычно за исключением того, что я увидела рядом с собой Рьюичи, спокойно спящего и держащего меня за руку. Мне было очень приятно и ужасно не хотелось его будить, однако это сделали за меня. В нашу комнату внезапно, как пушечное ядро, влетел Зэн с дикими глазами, будто только что повидал своего покойного дедушку.

– Так, скажите мне честно, – возбужденно заговорил он, стараясь взять себя в руки. – Можете думать, что я совсем уже с ума сошел, но ответьте честно.

– Тихо, тихо, – быстро затараторила я, а Рьюичи, мгновенно отреагировав на хлопнувшую дверь, уже сел на кровать, все еще потирая глаза. – Что это с тобой?

– Скажите, это правда, – неуверенно начал Зэн, – что... Айрэн здесь?

Ответом на это стала гробовая тишина, которая держалась минимум секунд десять. Мы переглядывались друг с другом, стараясь понять, откуда он это узнал и стоит ли говорить правду.

– А с чего ты это взял? – кашлянув, спросила я.

– Это так? – не успокаивался Зэн.

– Да, – коротко ответил Рюичи, и тогда Зэн облегченно вздохнул, откинув со лба золотисто-русые волосы.

– Хорошо, значит, я не сошел с ума, – выпалил он.

– А в чем дело? – недоумевала я.

– Я видел его сегодня ночью во сне, – ответил Зэн, и я удивленно глянула на него. – Не смотрите на меня так, Тимо, я серьезно.

– Да я верю тебе. И зачем он приходил?

– Сказал, что его душа и дух находятся в теле Рьюичи, и ему нужна наша помощь. Он сказал прийти к вам утром, чтобы все обсудить.

Зэн, все еще прилагая усилия, чтобы успокоиться, провел ладонью по лицу. А я взглянула на Рьюичи, который так и не отпускал моей руки. Он выглядел удивительно довольным, и тогда я подумала, что это должна быть часть плана. Только вот план бы еще узнать в подробностях.

– Видимо, он хотел, чтобы мы все с ним поговорили, – предположил Рьюичи.

– Видимо, – согласилась я. – Тогда...

– Надо его вызвать – закончил за меня Рью.

Он немедленно встал и подошел к большому зеркалу, остановился около него и уже приготовился постучать по нему, как вдруг все мы вздрогнули: это хлопнула дверь. Я буквально подпрыгнула от этого звука и уже тогда обнаружила, что Лира во время затяжной паузы быстро встала и ушла. И я решила ее не винить: она еще не была готова общаться с ним снова.

Рьюичи позвал Айрэн, и тот явился немедленно. Он явно ждал, пока мы все решимся с ним поговорить. В тот момент надо было видеть лицо Зэна. Оно вдруг вытянулось, как огурец, и едва не стало таким же зеленым от изумления и шока. Конечно, трудно вдруг обнаружить неподалеку от себя человека, друга, которого уже несколько лет считал мертвым.

– Зачем ты заходил в его сон? – спросила я, не желая зря тратить время.

– Чтобы он пришел сюда, – последовал ответ. – И я побывал сегодня ночью не только в его сне, – Айрэн кивнул на Зэна, который все еще дико таращился на него.

– Я был во сне каждого, кто собирается противостоять Новой Власти и кто будет бороться на нашей стороне, – твердо сказал Айрэн, акцентируя буквально каждое слово.

Мы замолчали и переглянулись.

– То есть... значит ли это... – начал говорить Рьюичи, то ли от радости, то ли от недоумения запинаясь.

– Да, – быстро сказал Айрэн, глядя на всех исподлобья, – сегодня мы переходим в наступление.

Это была та еще новость, но зато стало ясно, зачем Айрэн метался ночью по снам Экзорцистов и не только: он собирал сторонников. И сейчас наверняка хотел обсудить нечто важное относительно предстоящего «дела». Меня эта новость, надо сказать, обрадовала, потому что сидеть и скучать за последние дни и даже недели мне уже порядком надоело.

– Сегодня? – удивленно спросила я.

– Да, именно сегодня, – терпеливо отвечал парень и добавил, зная о следующем вопросе, которым я его замучила двумя ночами ранее во сне:

– Потому что именно сегодня мы можем поймать тринадцатый час. И даже не можем, а точно поймаем.

– Что за час такой? – Зэн по-детски округлил глаза от непонимания и любопытства.

– Сдается мне, ты не слишком внимательно слушал, когда я рассказывал вам с Мино о тайных знаках и древней магии, – укоризненно заметил Айрэн, тут же поймав смущенный взгляд юноши.

– Когда я видела тебя в кошмаре, ты говорил о тринадцатом часе, – сказала я.

– Правда? – удивился парень, сложив руки на груди. – И что же в тот момент происходило в твоем кошмаре?

– Я вышла из леса и увидела тебя на длинной узкой поляне, – я сдвинула брови к переносице и опустила глаза, силясь вспомнить все. – Ты стоял неподалеку от маленькой каменой башенки с часами. У них были выломаны стрелки и пробит циферблат, но ты смотрел на них, как завороженный, будто чего-то ждал. А когда я спросила, почему ты так не них смотришь, ты ответил: «Я жду тринадцатого часа».

– Н-да, – задумчиво протянул парень, и на его лице появилась довольная улыбка, – похоже в кошмарах твоя новая сила посылала тебе видения будущего. Ведь именно это место с часами я выбрал для своего воскрешения.

– Воскрешения? – я прямо обалдела: не знала, что он собирается воскресать.

– Да, – Айрэн посмотрел мне прямо в глаза. – Если ждешь от меня помощи с твоим родовым проклятьем, которое мешает тебе исцелить природу Odzi Omoi, тогда верни меня в мое тело.

– Ты ничего не делаешь просто так, верно? – съязвила я.

– Дело не в этом, – парень покачал головой. – Я просто не в состоянии помочь сейчас, потому что основная сила появится, лишь когда я окажусь в своем теле и смогу снова держать в руках Посох Зверя.

– Это правда, – подтвердил Зэн, и я бросила на него резкий взгляд.

– Почему именно я?

– Твоя кровь дает тебе силу оживлять, так что ты сможешь вернуть меня в тело даже с наложенным проклятьем, – спокойно пояснил Айрэн.

– И как же ты собираешься возвращаться в тело, учитывая то, что оно находится далеко за пределами Odzi Omoi? – поинтересовался Рьюичи, наконец включившись в дискуссию.

– Естественно, нужно будет забрать мое тело, – сказал А-Рэн, и я громко прыснула и продолжила:

– Ладно. А что же все-таки означает выражение «тринадцатый час»?

– Это не выражение, а явление, – ответил Айрэн. – Оно проявляется каждое новолунье в нескольких места сразу. Однако чтобы оно заработало нужна «просьба» ведьмака или колдуньи, которые связаны с потусторонним миром. Это наша с Рьюичи забота.

– И как оно работает? – полюбопытствовал Зэн.

– Оно вступает в силу после полуночи и дает магу один дополнительный час, потому и называется «тринадцатым часом». Оно распространяет на определенную область поле, внутри которого как бы создается новое измерение. В нем время идет как надо, когда снаружи время стоит на месте. Или наоборот. Однако никто – ни в границах поля, ни за его пределами – этого не заметит. Думаю, это как-то связано с очень древней магией, напоминания о которой нам оставили далекие предки.

Это сильно напоминало вводный курс истории, а от этого у меня всегда начинала болеть голова. Я уже смирилась, что в магии бывает сложно что-либо понять или объяснить словами, особенно если это касается времени, жизни и смерти, так что я не выказала особо сильного недовольства по поводу речи Айрэна. Хотя, должна признать, что он весьма сведущ в области магии, причем самой разной.

– Хорошо, – кивнула я. – Тогда почему именно то место с башенкой с часами?

– Плоскогорье Гебо? Там поле будет самым большим, потому что оно будет, так сказать, спускаться с горы и охватит в итоге большее пространство.

– И какой нам от этого толк? – не поняла я.

– Не глупи, – быстро бросил Айрэн. – Ты же не хочешь, чтобы мирные жители прознали, что мы задумали?

– Разумеется, нет, – я дернула головой и дерзко взглянула на удивительно спокойного Айрэна.

– Но есть в этом и минус, – вдруг сказал Рьюичи, – поле будет слишком большим, и каждый, кто даже случайно окажется в его пределах не сможет выбраться до тех пор, пока не истечет весь «тринадцатый час».

– Ты беспокоишься, что нас могут увидеть мирные жители? – спросила я.

– Нет. Боюсь, как бы они не попали в зону огня, – Рьюичи задумчиво потер подбородок.

– В зону огня? – я недоуменно подняла брови.

– Ты что, думаешь, нас спокойно выпустят из Odzi Omoi и впустят обратно? – пораженно воскликнул Айрэн. – Вот так вот запросто? Я больше чем уверен, что нас на каждом углу будут подстерегать Наблюдатели.

– Да, – немедленно согласился Зэн, повернувшись от Айрэна к нам. – Они наверняка что-то узнают, так что не стоит их недооценивать. Ведь если у нас есть шпионы в их системе, то и у них могут быть свои жучки в нашей.

– Крысы? – я глянула на Рьюичи. – Думаешь, это будет так сложно?

– Думаю да, – отозвался Дайцукэ.

– Это ведь вовсе не игра, – напомнил мне Айрэн.

Я посмотрела на него злыми глазами, потому что этот ненавистный мне человек снова пытался меня учить, однако на его лице я не увидела прежнего лукавства и ехидности. Он был сосредоточен. Более того, он был чересчур спокоен, не настроен шутить, будто его продолжало что-то терзать. В моем воображении создалось впечатление, что его медленно что-то грызло, но он сжимал зубы и продолжал с нами разговаривать. Глядя мне в глаза, он пытался улыбнуться, как прежде, но получалось лишь жалкое подобие издевательской ухмылки.

– Я уже дал распоряжение насчет Наблюдателей, которые наверняка будут нас преследовать, – сказал Айрэн. – Никто из них не должен погибнуть. По крайней мере нужно постараться, чтобы это так и было.

– Они бы нас не пощадили, – напомнила я.

Рьюичи сразу же обнял меня за плечи, как бы стараясь сдержать мой огонь.

– В большинстве своем, да, – согласился Зэн.

– Это так, – не стал возражать Айрэн. – И, тем не менее, я настаиваю на этом.

– А что же Власть? – спросил Зэн, внимательно взглянув на него – Каково твое отношение к ней?

Айрэн какое-то время не отвечал и напряженно молчал. Он смотрел в пол, упрямо и долго, совсем не двигаясь.

– Знаете, – наконец сказал А-Рэн и со сдерживаемой злобой глянул вперед, как если бы видел там всех представителей Власти, и взгляд его мог бы прожечь насквозь за секунду. – Будь моя воля, я бы их всех придушил собственными руками. И... гореть мне за это в аду, если я не прав.

Должна сказать, мне его настрой был по душе. Мы все уже приняли решение и теперь должны были сделать все возможное для осуществления задуманного.

Айрэн обсудил с нами весь план наших дальнейших действий, мы распределили буквально каждую секунду и разобрали, что должен делать каждый из нас. Правда, все мы дружно уперлись в одну проблему: Пентаграмма Анубэ была у Лиры, а она ее нам отдавать пока не захотела. Конечно, мы могли под защитой «тринадцатого часа» просто вернуть Айрэна в его тело, а уже потом явиться в Эльхауир и собрать воедино части Посоха зверя. Однако было бы куда проще сделать и это под покровом «тринадцатого часа». И все-таки, независимо от нашего желания, Пентаграмма была не у нас, и ее нужно было попытаться достать. Я сказала, что возьму это на себя (я и так хотела поговорить с Лирой насчет ее отношений с Айрэном, чтобы лучше разобраться в их проблеме).

После такого обсуждения все стали расходиться. Зэн полетел к Сандре, чтобы предупредить еще раз всех остальных дружественных Экзорцистов. Рьюичи отправился в близлежащие провинции, чтобы еще раз убедиться в том, что живущие там «особые существа» вроде духов и приведений помогут жителям Эльхауира, если появится необходимость, и будут удерживать в кольце некоторых членов Власти, которые могут попытаться поднять тревогу и возвестить о том, что мы бунтовщики, еще до того, как мы начнем сам бунт. Я же хотела перенестись в «заповедник». Нет, я вовсе не собиралась просить их помочь, наоборот, я хотела убедиться, что у них все хорошо и хотела, чтобы они пожелали нам удачи с некоторых пор их вера для меня очень много значит.

Когда все уже вышли из комнаты и Айрэн тоже собрался закрыть «окно» из мира Arizu, я спросила:

– А ты что намерен делать?

– Я? Прогуляюсь по этому миру, – он указал рукой назад, в темноту, – и посмотрю, как обстоят дела в Эльхауире.

– Ты имеешь в виду Власть или народ? – уточнила я.

– И тех, и других.

– Ясно, – протянула я. – А почему ты велел не убивать никого из наших соперников? Это ведь, можно сказать, война.

Он задумался, а я еще раз подивилась безликости его речи сейчас и его меланхоличности. Глаза его вмиг сделались еще грустнее, но он все же ответил очень спокойным тоном.

– Мино не любила насилия. И она всегда считала, что даже из ситуации на грани войны, как в нашем случае, есть лучший выход, чем просто убить своего оппонента.

Я довольно кивнула. Я не сомневалась в том, что лира именно так и считала, но теперь у меня появилось лишнее доказательство чувств Айрэна (которые меня, честно говоря, поражали до глубины души, и что-то внутри меня кричало об их противоестественности). Быть может, моя натура брала за пример наши с Рьюичи отношения. А они, как ни крути, разительно отличаются от отношений Айрэна и Лиры.

Вечер 17. 05. 2009г.

Вечером я зашла к Лире, которая сидела в моей комнате и ждала моего возвращения из «заповедника». Она была очень рада, что со мной все хорошо, хотя я лично на тот момент серьезных причин для паники не видела.

Лира спросила наших планах, что мы собираемся делать сегодня ночью, ведь она этого не слышала, потому что ушла, не желая видеть Айрэна. И я ей рассказала.

– Мы собираемся провести ритуал на плоскогорье Гебо, на поляне, где стоит башенка с часами, – говорила я. – Там, потому что, во-первых, в этой башенке будет находиться центр всего поля «тринадцатого часа», которое скроет нас от посторонних глаз. Во-вторых, это место достаточно близко к обоим проходам в Odzi Omoi – тому, что ведет из дома Рьюичи в Хэйлисоне в домик Лиры и Айрэна в лесу Кано, и тому, что проходит через пещеру Isa. Мы решили отправить за телом Айрэна и шестом Гора, который, оказывается, хранится в его могиле, две группы – во главе с Зэном и Сандрой – для удобства. После того, как они заберут тело и Гору из Эллоса, то должны будут прибыть в Хэйлисон, а там уже они сами решат, каким проходом будут пользоваться в зависимости от того, какой будет меньше охраняться. По принятии решения группы разойдутся по разным направлениям, причем одна из них будет «фальшивкой». Настоящий отряд заберет тело Айрэна и Гору и доставит на плоскогорье, в то время как «фальшивый» заведет преследователей в западню.

– Однако, Лира, нам нужна твоя помощь, – сказала я, изложив суть плана.

– Помощь? – она непонимающе взглянула на меня снизу вверх, сидя на кровати.

– Нам нужна Пентаграмма Анубэ, – я понимала, что голос мой звучит настойчиво и с сожалением и что, тем не менее, Лира вряд ли согласится.

– Хочешь, чтобы я ее вам отдала? – спросила девушка. – Но я не могу ее забрать сейчас, потому что меня могут заметить, – и она быстро отвернулась.

– Не обижайся, пожалуйста, но, по-моему, это лишь отговорка. Но если я не права и у тебя действительно сейчас просто нет возможности, то принеси ее позже, к полуночи, на плоскогорье Гебо, где мы и будем находиться.

– Нет, я не могу, – быстро ответила Лира.

Я вздохнула, потому что знала заранее, что скорее всего так оно и случится. Я присела рядом на кровать, осторожно потрогав ее за плечо. Я хотела начать издалека, но тут же подумала, что это ни к чему, потому что никакого «далеко» в этой теме нет.

– Лира, может, тебе стоит попробовать его понять?

На мой взгляд, это бала неплохая попытка вразумить ее. Жаль только, что она не дала результатов. Лира дернула плечом, но я не убрала руки, и тогда девушка просто с усмешкой сказала:

– А ты его что ли поняла?

Я не хотела говорить ей, что мы с Айрэном побеседовали во сне, и не стала, и в ответ сказала лишь:

– Может быть. Но ты ведь все равно его лучше знаешь.

Это был не вопрос, а утверждение, но Лира не отреагировала. От досады я закатила глаза и предприняла еще одну вылазку:

– Сестренка, я просто хочу поговорить с тобой, понять тебя.

Лира смолчала и даже не шелохнулась.

Она снова ничего не ответила.

– Ну, ладно тогда я пойду.

И я действительно собралась уходить. Вообще, я не с бухты-барахты сказала Лире, что более или менее поняла Айрэна. В какой-то степени это было так, хотя оставались кое-какие неясности. Я надеялась, что Лира мне поможет в этом разобраться, и потому, прежде чем уйти, я сделала еще попытку разговорить ее, задав тот вопрос относительно Айрэна, который, пожалуй, беспокоил меня больше всего:

– Скажи-ка, Лира, – позвала я, и девушка быстро повернула ко мне лицо, – а Айрэн никогда не пытался... никогда не хотел выпить твоей крови?

– Нет, – Лира без колебаний покачала головой, однако даже не удивилась такому вопросу.

– Ты знала?

– Да, знала, – грустно протянула она. – Я даже знала, – Лира сдвинула брови, сдерживая набегающие на глаза слезы, – что кое-кто погиб от этой его жажды.

Я удивленно посмотрела на нее: никак не ожидала, что она окажется в курсе даже этого.

– Я знала тогда обо всем, что происходило в его жизни, – Лира на секунду сжала губы. – А тогда... Айрэн ведь тебе рассказывал о том дне?

Я коротко кивнула.

– Ну вот. Он наутро после своего дня рождения ненадолго вернулся, забежал всего на минутку: что-то взять хотел. А потом сразу же рванул на работу. Но я заметила, что с ним что-то не так. Он был слишком возбужден и прятал лицо. А когда я все-таки заставила его посмотреть мне в глаза, то испугалась, – Лира медленно провела пальцами по своим губами сверху вниз, – ибо клыки его были в крови, а глаза – в слезах. И он сам был напуган, смотрел на меня так. Будто я перед ним с косой стояла, как Смерть. И Рэн тогда вдруг достал из-за пазухи голубку, которую я ему подарила, положил ее мне в ладонь и сказал: «Я... не достоин... такого...». И сразу же ушел.

«Да, а в его воображении эта голубка почернела и разбилась, – подумала я. – Быть может, это был своего рода знак, как в вещих снах и видениях. Наверное, так он себе представлял конец их отношений и потому отдал голубку: чтобы не запятнать эту чистоту тьмой».

– Я тогда знала практически все о нем, о его жизни... – проговорила Лира, затравленно опустив взор. – Но... я не знала, что он все-таки скрывал от меня, что он ко мне испытывал и что с ним из-за этого происходило. Я не знала, что он чувствовал. Я и сейчас этого не знаю...

– Но ведь и тебя наверняка были от него секреты? – хитро спросила я.

– Да. Я не сказала ему, когда ко мне пришли из Власти...

– Это когда тебя в ранге понизили? – вставила я, а, поймав ее изумленный взгляд, сказала:

– Я знаю эти архивы наизусть, от корки до корки.

– Едва мне исполнилось двенадцать лет, 18 декабря, – принялась рассказывать Лира, – ко мне пришли из Власти и сказали, что меня официально понизили в ранге, и показали документ. Я должна была стать послушницей в храме Священного Озера Аир. Я сказала, что не могу решать такие вопросы самостоятельно, ведь за меня несет ответственность мой опекун А-Рэн Айако (примерно через год после нашего знакомства он выбил для себя такое право). Однако на это мне сказали, что если он попытается хоть то-то сделать, то его уже так просто не простят.

– В смысле? – я не видела причины.

– Ну, Рэн однажды... – она замялась. – Ладно, сейчас не об этом. В общем, правду он узнал лишь в ту ночь, когда наши жизни резко изменились. Его отправили проходить проверку в Лабиринт Снов, потому что он не справился с заданием и погибла женщина (хотя раньше Рэн всегда справлялся со всем в одиночку). Я хотела ему сказать в тот вечер, но побоялась расстраивать его еще больше. А потом он сам увидел, как меня ведут к храму Аир под конвоем.

– Представляю его реакцию, – протянула я, скривив рот.

– Да, – лицом Лиры всецело завладела грусть: она вспомнила выражение лица Айрэна в тот момент, когда он узнал правду и сказал: «Почему ты мне не говорила?».

– Так почему же Власть так скалится на Айрэна? – тем временем продолжала допрашивать я.

– Ну, думаю здесь было несколько причин. Во-первых, большая магическая сила. Помимо силы лучшего Экзорциста Высшего уровня Рэн еще и был владельцем Посоха Зверя, а это весомый аргумент, – Лира округлила глаза, как бы показывая размеры это мощи. – Во-вторых, его репутация в народе.

– О чем ты? – удивленно прервала я. – Я думала, его боялись в народе.

– Его, конечно, боялись и опасались – лира тяжело вздохнула – Однако Рэн всегда выступал ярым противником ущемления свободы и старался бороться за права магов. Он считал, что власть (в смысле понятия) не должна развращать ее обладателя, а сам обладатель обязан помогать людям, а «не строить на их плечах роскошную крепость для самого себя» Последнее – дословно из уст Рэна, – отметила Лира, вяло улыбнувшись. – Ну, и, в-третьих, роль сыграла и его репутация в самой Власти.

– Во Власти? И что же он натворил? – спросила я тоном строгой мамочки.

– Он... однажды... – Лира сильно замялась, сжав руки в кулаки, – он... чуть не задушил кое-кого из Власти.

– Что? – опешив, я громко прыснула даже, несмотря на то, что речь шла об Айрэне.

– Помните такого... Гина? – спросила Лира. – Он заведовал установлением ранга всех магов Odzi Omoi. По крайней мере, так было раньше.

– Да, я знаю его, – быстро вспомнила я и сразу постаралась дать ему характеристику:

– Такой уже немолодой, с жутко самодовольным лицом, постоянно засматривается на симпатичных особ разных возрастов, дела свои ведет неплохо, но Сол мне говорил, что порой Гин пытается протащить «в повышение» нужных ему людей, но благодаря Солсаки всякий раз получает на орехи.

– Совсем не изменился, – подвела черту Лира. – Только постарел слегка.

– Это его Айрэн?

Лира наклонила голову.

– Надеюсь, хоть не на Совете? – с иронией выпалила я.

– Нет, – Лира отреагировала несколько грустно и начала новый рассказ:

– Весной, когда мне было одиннадцать лет, ко мне пришел Гин и предложил восстановить меня в ранге.

– Стоп, тебя же на тот момент еще не понизили. Это произошло позже, – быстро посчитав, сказала я.

– Это так, однако на тот момент я находилась в некоей промежуточной стадии: по бумагам я была Принцессой, но на деле оставалась ребенком без определенного ранга. Это процесс заморозили, потому что не знали, как поступить. А Гин предложил мне стать Принцессой не только по бумагам. Он предлагал переселиться в его особняк и переписать права опекунства на него.

– Хм, для него это было бы очень даже выгодно, – подумав, произнесла я.

– А я сказала, что не хочу менять опекуна и лучше буду жить в лесу в маленьком домике, чем в каком-то дворце (к тому же у меня тогда тоже был особняк, фамильный, которым мы сдавали в аренду и который у меня потом забрали вместе с рангом). И ты правильно сказала, Тимо, насчет выгоды. Ему было бы хорошо, причем сразу с двух сторон, – она неоднозначно глянула на меня.

– Ты хочешь сказать, предложение было двусмысленно? – догадалась я.

– Вот-вот, – Лира активно закивала, а потом уперлась взглядом в зеркало, рассматривая собственные глаза в отражении. – Рэн, видимо, как раз возвращался, а когда услышал наш разговор, то остановился и стал ждать. Одно это предложение уже ему не понравилось. Когда же Гин, недовольный мои смелым и резким ответом, схватил меня за руку и за «дерзость», – Лира подняла обе руки и согнула и разогнула указательные и средние пальцы, показывая кавычки, – даже не попытался, а ударил меня, то Рэн совсем взбесился. Быстро войдя в дом, он сначала отпихнул Гина от меня, а затем вдруг схватил его за горло и прижал к стене. О том, что Рэн может сделать, я подумала лишь через несколько секунд, когда Гин перестал голосить и стал резко дергаться, а Рэн не только его не отпускал, но и все сильнее сжимал пальцы, не шевеля больше ни одним мускулом. Тогда я подбежала к нему и попросила перестать. На лице его была холодная ненависть, но, взглянув на меня, Рэн смягчился и, резко бросив Гина на пол, тут вышвырнул его из дома в прямом смысле слова. Он молчал все это время, но слова и не были нужны, особенно когда он мягко погладил мою покрасневшую щеку и прижал к себе.

Я посмотрела на Лиру: щеки ее горели, будто ей и вправду только что пощечину дали, а глаза блестели. И я готова биться об заклад, что сердце ее сейчас стучало очень громко и часто в волнении. Ей было одновременно приятно и больно вспоминать это, потому что она разрывалась на части, стояла перед выбором и не знала, что делать с этой ситуацией.

– Жестокость, – вслух произнесла я, – она ему всегда сопутствовала... И тогда... – я не стала говорить, что вспомнила жесткое выражение лица Айрэна, когда он сказал, что убил ту девушку, вцепившись ей в горло.

– Со мной он никогда жестоко не поступал, не наказывал жестоко, – стала возражать Лира с улыбкой, но вдруг что-то всплыло в ее памяти, и она медленно изменилась в лице. – Хотя, знаешь, один раз все-таки было такое. Я подумала, что он действительно это сделает. И я серьезно испугалась.

– Это? Ты имеешь в виду... – я ошарашено вытаращила глаза, и Лира ответила прежде, чем я закончила вопрос:

– Мне было одиннадцать. Я сильно провинилась – нашла книгу по Черной магии и хотела попробовать хоть один разочек. Он разозлился, потому что я нарушила его запрет.

– Надо же... – протянула я: никогда бы не подумала, что Лира умышленно будет нарушать запреты.

– Едва Рэн это увидел, он тут же выхватил у меня книгу и без колебаний бросил ее в камин, – Лира снова смотрела в зеркало. – Его не волновало ничего: ни чья она, ни откуда взялась. Его беспокоил лишь тот факт, что я ее читала и хотела попрактиковаться. Тогда я вскочила и все пыталась ему что-то доказать. Не знаю, что на меня нашло, но я с ним серьезно поругалась. Рэн пытался меня обуздать, а потом долго молчал и слушал, что кричала. И в конце концов я назвала его... как же... я сказала: «Ты мне не отец, кровожадный Зверь».

– Как-как? – я опешила, нервно усмехнувшись.

– «Кровожадный Зверь», – повторила Лира. – Слово Зверь мне пришло на ум, потому что он и был Жрецом зверя, но жутко не любил, когда его так называют. Как только я это сказала, то сама испугалась, закрыла рот ладонью, поняла, что сказал лишнего, хотя и не хотела его обижать. Никогда не хотела причинять ему боль. Меня просто так занесло. Я с опаской глянула на него, а он смотрел на меня так, будто готов был тут же придушить, – Лира внезапно сглотнула. – Я дрогнула, когда он толкнул меня назад, на кровать, а сам сел передо мной с жестким взором. Он решительно провел пальцами по моей шее и по груди, другой рукой взялся за шею и приблизил к ней лицо, сперва внимательно посмотрев мне в глаза, оскалившись и показав пугающе острые клыки. Я задрожала от страха (впервые он меня настолько напугал), а Рэн сказал: «Может, «кровожадному Зверю» стоит укусить тебя? В наказанье? За дерзость?». Я ощутила его дыхание, и он даже коснулся клыками моей кожи, крепко держа меня за шею и плечо. Я в ужасе зажмурилась, подумав. Что он действительно это сделает, ведь голос его звучал решительно, и то же было в его взгляде. Однако он вдруг быстро встал и вышел из дома, громко хлопнув дверью.

– Надо же, – в сторону бросила я.

– На следующий день я сразу же перед ним извинилась, он в ответ молча кивнул: видимо, я сильно его задела. И хотя и получила от него прощенье, меня еще несколько дней после этого била дрожь по ночам.

– Жестокий человек, – подытожила я.

– Ты о Рэне? – переспросила Лира.

– О ком же еще? О нем, конечно.

Я была убеждена в этом, и, с другой стороны, поражалась Лире: и как только одиннадцатилетняя девочка, находящаяся у такого, как Айрэн, под опекунством, могла довести ситуацию до критической точки? Она и сама, очевидно, этого не вполне понимала.

– И все-таки он обо мне заботился, – мягко сказал Лира. – Он меня учил Белой магии, – она вдруг заулыбалась. – Наверное, это кажется странным: меня обучал Белой магии тот, кто сам ею редко пользуется...

– ... и кто полностью увяз в темном искусстве Экзорцизма, – досказала я.

– Рэн мне строго-настрого запретил даже прикасаться к материалам о Черной магии, – продолжала Лира. – И он изо всех сил старался создать мне условия для более или менее нормальной жизни. Он надеялся позже, когда я подрасту, добиться восстановления меня в ранге, чтобы я жила, как положено, – Лира вдруг усмехнулась так же горестно, как это делал сам Айрэн. – Он мог быть ласковым, как мама, строгим, как отец, заносчивым, как старший брат, верным, как друг. Он был для меня всем. Для меня, маленькой девочки, у которой даже и своих воспоминаний-то почти не было.

– Что значит, у тебя не было воспоминаний? – я не сразу уловила ее мысль.

– Я почти ничего не помню из своей жизни до похорон родителей, – ответила Лира. – Единственное мое воспоминание очень смутное. Я была в нашем особняке, передо мной были мама и папа. Они нежно улыбались, что-то мне говорили, держали меня за руки, – Лира прищурила глаза и расплылась в туманной улыбке. – А за ними стояли молодая женщина с длинными темно-синими волосами и... рыжий мальчик с серьезным грустным лицом.

Я сжала пальцы одной руки в кулак, услышав упоминание и о своих родителях тоже. На лице лиры была легкая нежная улыбка, веки были слегка опущены, а пальцы плавно перебирали складки на юбке. Я поняла, что точно такое же выражение лица было у меня, когда я гладила по голове Рьюичи, спящего на моих коленях. И я снова поразилась тому, как Лиры может испытывать к Айрэну такие чувства и почему она этого не показывает ему.

– Даже в самом первом моем воспоминании присутствует он, – сказала Лира, и я заметила, что руки ее задрожали. – И эта мимолетная картинка счастья – все, что я помню до пяти лет и до смерти родителей.

– Может быть, ты от шока ничего не помнишь? – предположила я.

– Да, пожалуй, – согласилась девушка.

Я взяла ее за трясущиеся руки, а она зажмурилась. Внутри нее все дрожало, слезы готовы были вырваться наружу, и Лира глубоко вздохнула. Она вся сжалась в комок, пододвинув к себе колени и уткнувшись в них лицом. Она не знала, как поступить дальше и мучилась.

– Тебе пора, Тимо, – вдруг сказала Лира, отцепляя мои руки со вздохом, желая остаться в одиночестве.

– Хорошо, – проговорила я, вставая и думая, что я и впрямь задержалась и как бы нам с Рьюичи теперь не пришлось торопиться. Правда, мне не хотелось оставлять ее одну в таком состоянии, хотя я и понимала, что ей необходимо время.

– Лира, – позвала я, уже стоя в дверях, – возможно, я не права, но, может, тебе стоит еще раз подумать о том, что ты будешь делать дальше, в частности сегодня. Поразмысли и реши, как ты к нему относишься, ибо за весь наш разговор я услышала не одну версию.

Лира долго и упорно смотрела на меня, словно желая сдвинуть меня с места взглядом, а как только я повернулась и хотела выйти, она поднялась на ноги и жестко сказала:

– Я ему не верю.

Повернувшись к ней и заглянув в ее лицо, я увидела отчаяние и боль, но никак не ненависть, которую она себе придумала. В глазах ее действительно стояли слезы, они толстой пеленой подрагивали на веках и едва-едва не падали вниз. Глядя на это, я покачала головой, потому что не хотела, чтобы Лира себя так вела, и сказала:

– Я сейчас поняла, что... говоря слова «жестокий человек»... думаю, то же можно сказать и о тебе, Лира.

– Что ты имеешь в виду? – резко бросила она.

– Ты же говорила, что никогда не хотела причинять ему боль, так? – напрямую спросила я. – А как ты думаешь, своим поведением ты не делаешь ему больно?

Девушка замерла и приоткрыла рот, пораженная этими словами, а я немедленно вышла, прикрыв за собой дверь. В какой-то неясной злобе, сжав зубы и сдвинув брови, Лира села обратно на кровать, и уже тогда из ее глаз на руки упали слезы.

«Я не могу до конца понять ваших отношений, – думала я уже за пределами своей комнаты. – Да, я не могу вас понять, как ни стараюсь, но все же я не слепая и вижу, что вы оба страдаете. И поэтому вы должны в этом разобраться, притом вместе, иначе все это так и не сдвинется с мертвой точки».

Айрэн сидел, прислонившись спиной к боку кровати, в своем мире в комнате, в которой раньше жил Солсаки. Он находился в том состоянии, в котором человека не может задеть ничего, кроме его собственных мыслей и переживаний, в котором ничто его не радует, в котором он просто вяло смотрит перед собой, ощущая внутри себя жуткую пустоту. И именно в таком состоянии на Айрэна нахлынули воспоминания из его прошлой жизни, жизни пять лет назад, до того, как он оказался с родным братом в одном теле. Он внезапно вспомнил один момент из тех воспоминаний, которые теперь причиняют ему немало боли.

Как-то раз Лира серьезно вывела Айрэна из себя и он сам потом радовался, что все-таки ничего с ней не сделал, хотя желание его звериной потусторонней натуры было велико. Лира тогда назвала его «кровожадным Зверем», что Айрэна сильно разозлило, и в следующие несколько дней он старался как можно реже появляться в их домике по двум причинам: во-первых, чтобы не злиться еще больше и держать себя в рамках, во-вторых, потому что Лира, видимо, не зря его так назвала и ей, быть может, было лучше без него, так что он просто выполнял ее желание.

Тогда же Лире стали сниться страшные сны. Наверное, это ее способность видеть вещие сны предупреждала о скорой опасности. Она видела, как и я теперь, Экзорцистов-Орги, которые желали порвать ее на части. И если я в свои семнадцать лет этого боялась больше, чем огня, то девочка в одиннадцать лет – тем более. Айрэн по ночам вообще не приходил домой: был на работе. Лира ему ничего не говорила и тряслась от страха в одиночестве.

Но вот однажды ночью он все-таки оказался дома, когда Лира уже спала. Айрэн сел на краешек ее кровати и стал смотреть на нее стеклянными грустными глазами. А Лире в тот момент как раз снился кошмар, и она внезапно с громким возгласом проснулась и села. Глаза у нее были бешеные от ужаса, а, увидев перед собой Айрэна, она вдруг невнятно сказала:

– Рэн... Рэн... Рэн...

А потом неожиданно бросилась ему на шею. Парень был в замешательстве, но не стал ее отталкивать, а девочка продолжала говорить:

– Мне страшно, Рэн... мне так страшно...

– Что случилось? – спросил он спокойным тоном.

– Звери... звери... – возбужденно шептала она. – Экзорцисты – звери... с клыками... Они... они хотели... – лира еще сильнее прижалась к Айрэну и сквозь слезы попросила:

– Рэн... пожалуйста, не уходи... не бросай меня... мне страшно... эти звери...

– Но я-то тоже Экзорцист, – вдруг сказал парень.

Лира быстро распахнула глаза и отпрянула от него, испуганно глядя в его красные глаза. Он сидел спокойно, не удерживая ее, помня об ее недавних словах.

– Ты же сама сказала, что Экзорцисты – звери с клыками, – продолжил он. – Я тоже Экзорцист... Зверь с клыками.

Лира продолжала дрожать, и страх на ее лице никуда не ушел, однако она внезапно медленно протянула руку и осторожно дотронулась до щеки Айрэна.

– Ты – зверь? – непонятно к кому обращаясь, протянула девочка. – Нет...

Она опустила руку и ладонью провела по его нижней губе, заставив его открыть рот. Айрэн недоумевал, но покорно ее слушал и делал все, что она хотела.

– Нет... – девочка сунула палец ему в рот и без страха коснулась острого как бритва клыка. – Нет... ты не зверь. Ты же... мой Рэн. Не зверь.

Она доверчиво смотрела на него, не убирая пальцев от губ, а потом пододвинулась ближе и обняла его, повторяя свои слова снова и снова.

– Не уходи, пожалуйста... – шептала она, все еще дрожа. – Обещай...

И Айрэн пообещал, что никуда не уйдет и будет рядом. Она уговорила его остаться спать рядом с ней, потому что очень сильно боялась кошмаров, и он сделал то же, что со мной сделал Рьюичи – защитил ее сознание от плохих снов, подарил ей покой. Однако сам он не спал, а просто лежал, смотрел на эту девочку и думал о ней... «Она стала мне дороже всех, – думал Айрэн. – Но что же я делаю? Так нельзя... Какой же я идиот... жестокий...». И, тем не менее, такие мысли не давали ему покоя, он всегда о ней думал. Хоть с болью, хоть с радостью, но он о ней думал. Тогда он смотрел в ее милое личико, блестевшее от пота, но расслабленное, с приоткрытым ртом, из которого размеренно выходил воздух. Она не отпускала его руки, а он поправлял упавшие на ее лицо розовые волосы, мягко убирая их за уши... Айрэн всегда о ней думал... и сколько же времени уже он так о ней думал? Он и сам не знал... но продолжал...

– В чем дело, Флэйм?

Айрэн резко открыл глаза и обнаружил себя в темном мире Arizu. Чей-то бесцветный голос отвлек его от воспоминаний, однако этот голос был ему знаком, он знал его обладателя и потому тут же опять закрыл глаза.

– Что, Флэйм, все думаешь об этой девочке? О вашем прошлом? – спросило Божество.

– Не лезь ко мне в голову, – коротко сказал Айрэн, чуть оскалившись.

– Хорошо. Но в чем же все-таки дело?

Парень не ответил. Он поднял веки и меланхолично смотрел вперед, ничего перед собой не видя. Он словно дремал с открытыми глазами, не в силах отпустить сладкие и болезненные воспоминания. Или словно уже медленно умирал, чувствуя, что дыхание его становится тише и реже.

– Совсем запутался? – снова подало голос Божество.

«В точку», – апатично подумал парень, но так ничего и не сказал.

– Странно. Когда я тебя спрашивало в последний раз, ты сказал, что точно знаешь, что делать дальше, – продолжало разглагольствовать Божество.

«То, что ты опять здесь не менее странно», – снова подумал Айрэн и снова промолчал.

– И что дальше... – начало говорить Цумэ, но парень так внезапно прервал его, да так резко, что Божество опешило от неожиданности:

– Скажи-ка, Цумэ, – Айрэн говорил медленно и слабо, но все же грозно, отчего Божество и растерялось, – я хоть раз давал повод усомниться в себе?

Парень не смотрел на Цумэ, однако это не было прихотью его гордости. Он просто очень устал от той боли, которую вынужден терпеть. Он никого в этом не винил кроме себя и лишь хотел поскорее распрощаться с этой дикой изнуряющей болью и страшной пустотой.

– Нет, – коротко ответило Божество.

– Тогда и переживать нечего... – подвел черту Айрэн. – Я же всех собрал, так что все хорошо...

Он закрыл глаза, сдвинув брови и опустив подбородок.

– Тебе больно? – вдруг спросило Цумэ.

Но Айрэн ничего не сказал.

– Твоя боль хоть немного утихает, когда ты смотришь на эту девушку, пока она спит? – влезло Цумэ.

А-Рэн слегка дернул губами, желая показать зубы, но сдержался.

– Нет, – сказал он.

– Тогда зачем ты на нее смотришь?

– Потому что это теперь единственное ее состояние, в котором она мне не не верит, – грустно ответил парень, сделав акцент на последних словах.

И Цумэ не стало больше ничего спрашивать. Оно стояло рядом еще в течение нескольких секунд, думая: «Сейчас тебе открыты два пути. Надеюсь, ты выберешь правильный». Но прежде чем оно успело растаять в воздухе, Цумэ снова услышало голос Айрэна, измученный и насмехающийся над самим собой:

– Цумэ, такое ведь уже было?

После недолгой паузы парень пояснил:

– И тогда (не знаю, сколько лет назад) все тоже было хорошо, только... девушка не «протянула ему руку», так ведь?

– Да, – отозвалось Божество, ощутив странный тон парня и не понимая, что он хочет этим сказать и чего добиться.

– Знаешь, Цумэ, – с горечью в голосе стал говорить Айрэн, – думаю, она была права.

Божество удивленно взглянуло на него. Цумэ напугали слова Айрэна, особенно сказанные столь цинично по отношению к себе и обреченно.

– Думаю, таких, как мы, не надо спасать, – сказал парень с ненормальной усмешкой на лице, глядя в пол, наполовину опустив веки, а потом рывком зажав ладонью глаза. – Не надо нас спасать... Мы... не заслуживаем спасенья...

Прежде чем спуститься на площадь Асата, где меня уже должен был ждать Рьюичи, я забежала в комнату Солсаки, чтобы взять амулет, который он мне отдал. Деревянная пластинка руной на длинной серебряной цепочке лежала на столике у окна, где я ее и оставила после «прощанья». Мне было стыдно, и чувство вины за смерть этого человека так и не прошло, но теперь я подумала о том. Что все же этот амулет может понадобиться, и если не мне, то кому-то еще.

Повесив его себе на шею, я уже направилась к двери в полной готовности следовать плану, однако та вдруг открылась. Я замерла посреди комнаты и поняла, что начало моих действий по плану уже пошло прахом: передо мной стоял Спэлл, сверкая линзами очков от света, который тоненьким лучиком ночного фонаря падал через окно, и хищно улыбаясь.

– Здравствуй, Тимо как твои дела? – фамильярно произнес он, сделав шаг ко мне.

– Не слишком ли ты несдержан? – спросила я и напомнила. – Мы ведь уже не странствуем вместе.

– Это ничего, – пропел Спэлл. – Сейчас это допустимо.

– Что ты имеешь в виду? – настороженно спросила я, медленно отступая назад.

– Ситуация изменилась, – Спэлл уже оказался в центре комнаты и в его приподнятой руке что-то засветилось.

Я бешено округлила глаза: не ожидала, что кто-то решится что-то сделать прямо в Башне Асата, в самом центре столицы. Но тут же я вернула серьезное выражение лица, потому что с этим надо было что-то делать. Я уперлась спиной в стекло окна, сверля жестким взглядом Спэлла, в руке которого быстро вырастал сверкающий молниями черный шар. У него на лице застыло довольное кровожадное выражение, он холодно сверкал линзами очков и своими синими глазами, которые тоже казались стеклянными.

– Ну, дав, бросай, – подтолкнула его я, ухмыльнувшись.

И он с самым удовлетворенным видом швырнул шар в меня. Я же не собиралась стоять на месте и немедленно отскочила в сторону, вцепившись пальцами одной руки в пол, который мгновенно засветился зеленой сетью растений. Окно, в которое попал шар тут же разбилось, а Спэлл послал в меня еще несколько таких же, будто был автоматом, без остановки выбрасывающим эти шары. Я поставила защиту, но, видимо, наши заклятия оказались не просто не нейтрализующими друг друга, но и противостоящими. В итоге две шара пролетели мимо меня и врезались в стену, которая тут же рухнула, а еще один при встрече с моим заклинанием вдруг взорвался так, что меня отбросило назад в образовавшуюся дыру в стене. Я ловко уцепилась за ее уцелевший край, чтобы только с размаху не упасть вниз с девятнадцатого этажа, а Спэлл триумфально смотрел на меня сверху, будто уже выиграл эту маленькую битву.

– Будем прощаться? – ехидно спросил он, но я ответила ему тем же:

– Уверен, что скучать не будешь?

Я хитро улыбнулась и тут же сама прыгнула вниз, расправив в стороны руки, как крылья. Спэлл этого явно не ожидал, издав возмущенный возглас, а я продолжала падать, мысленно произнеся заклинание левитации, чтобы не стукнуться о плиты на площади. А пока я летела, то мне все же пришлось держать ту защиту, что я вызвала, ибо Наблюдатель за моей спиной, стоя на девятнадцатом этаже, не скупился на магию.

Я быстро приземлилась и не стала поднимать наверх голову, чтобы увидеть разгневанного Спэлла, который уже наверняка решил спуститься следом, возможно, тем же способом. На площади было пусто, свет не горел ни в одном доме и не загорелся, хотя от такого взрыва должны были проснуться люди хотя бы в ближайших домах. Ко мне живо подскочил Рьюичи, и тогда уже я заметила стоящих по периметру площади Асата полупрозрачных призраков, духов. Они раскинули в стороны руки, образуя стену, а над всеми домами колыхалась едва заметная дымка.

– Звуковой барьер, – шепнул мне Рьюичи. – Не беспокойся, они защитят жителей, а Наблюдатели не станут на них нападать просто так. Им нужны только мы.

Не говоря больше ни слова, мы взялись за руки и немедленно переместились. Мы оказались около Священного озера, которое как всегда по ночам изнутри светилось зеленоватым светом.

– Почему здесь? – спросила я у Рьюичи, который сразу же дернул меня за руку, чтобы я шла следом

– Здесь начинается патруль Наблюдателей, а они, если помнишь, улавливают магические следы, – ответил парень. – Так что не стоит пока пользоваться магией. Пройдем патрули и тогда уже...

Я была согласна с Рьюичи. При мысли о Наблюдателях я сразу вспоминала, как они целой сворой гнались за мной по лесу. И я понимала, что они используют всякий шанс, чтобы от нас, как бы жестоко это ни звучало, особенно сейчас, когда главная преграда – Правителя Дьера – уже исчезла с их пути.

– Постойте! – вдруг раздалось сзади.

От неожиданности я резко сжала руку Рьюичи, а он тихо шикнул, чтобы я успокоилась. Мы остановились и повернулись к Наблюдателям, которые быстро приближались и которых я даже знала в лицо. И я мысленно порадовалась, что на Рьюичи был капюшон, иначе его можно было бы заметить и узнать и на расстоянии милю. Я же попыталась сделать самое недовольное лицо, как бы говоря: «Да какая вам разница, куда направляется ваша Принцесса? Это мое дело». Окликнувшая нас тройка Наблюдателей не внушала доверия, однако мы все-таки ждали, пока они к нам подойдут.

– Принцесса, – сказал один из них, которого, насколько я помню, звали Яро, и они дружно поклонились, – вам сейчас опасно здесь находиться.

– Отчего же? – коротко спросила я.

Они промолчали. Недоверчиво сверля взглядами Рьюичи, чье лицо было по большей части скрыто капюшоном. Я же сделала вид, что этого не замечаю.

– Раз вы ничего не можете сказать, – уверенно заговорила я, – значит, ничего страшного не произошло. И я могу за себя постоять, тем более что я не одна.

И я, подхватив Рьюичи под руку, пошла прочь с видом оскорбленной особы королевских кровей. И какая-то часть меня даже порадовалась, что все прошло хорошо, однако трое наблюдателей вдруг прищурились, свирепо глядя нам в спину.

– Чувствуешь? – тихо спросил один из них.

– Да... – ответил второй, втянув носом воздух.

– След... – протянул Яро, резко сдвинув брови.

– Так, у нас проблема, – быстро прошептал Рьюичи, не сбавляя шага.

– Что за проблема? – тоже зашипела я.

– Они поймали запах заклинания...

– ...и определили того, кто применил это заклинание.

– И что дальше? – я перевела на него взгляд.

– А ничего, – простодушно ответил Рьюичи и, внезапно резко дернув меня за руку, скомандовал:

И мы и вправду побежали. Наблюдатели вовсе не выглядели сбитыми с толку, видимо, будучи готовыми ко всему. Они тут же кинулись за нами, ни секунды не раздумывая. Один из них что-то крикнул, и откуда-то из-под земли вынырнули пылающие черным огнем плети, уже хорошо знакомые нам обоим.

– Берегись! – Рьюичи отскочил в сторону, утянув меня за собой. – Сейчас побежим быстрее.

Он вдруг применил какое-то странное заклинание, и наш бег действительно превратился в подобие полета, в котором каждый наш шаг равнялся по длине нескольким метрам. Точно так же Рьюичи удирал от Наблюдателей в Хэйлисоне, отталкиваясь не от твердой почвы, а от веток деревьев. Хотя насчет твердости почвы у нас под ногами сейчас я, пожалуй, погорячилась, потому что она то и дело дрожала, поднималась и опускалась, а из-под комков земли и снега то и дело выскакивали новые веревки, желающие нас поймать, так что приходилось смотреть, куда мы приземляемся после очередного рывка. Мы мчались вперед на бешеной скорости, уже достигнув полосы леса Кано, точнее его восточной границы, и затем мы ринулись в соседствующий с ним лес.

– Черт, как вы достали, – прошипел Рьюичи и внезапно с размаху упал на твердые корни, потому что одна плеть все-таки обвила его ногу, а другая сильно хлестнула меня по плечу и я уселась рядом на снег. Тут же дюжины плетей ринулись к нам, но Дайцукэ не сплоховал.

– Нет, еще рано, – резко бросил он, выставив вперед правую руку и сказав:

Перед нами мгновенно выросла огромная стена огня, будто у наших ног образовался раскол, выпускающий жар из преисподней, и этот жар отрезал все заклинания Наблюдателей и на время – их самих.

– Тимо, в лес, – поднимаясь, сказал Рьюичи.

Я кивнула и немедленно помчалась за ним, по пути сжав обеими ладонями свой медальон-капельку, который связывал меня с растительным миром, и сосредоточившись. За нашими спинами, на границе леса, все деревья внезапно пришли в движенье и сплели свой ветви в непроницаемую стену, окруженную моей аурой, так что сквозь нее прорваться будет не так-то просто.

Пробежав еще какое-то расстояние, мы резко остановились: перед нами возникло нечто странное. Это «нечто» было похоже на огромные ворота, оплетенные увядшей зеленью, и оно сливалось с окружающим пейзажем, потому как все вокруг было покрыто толстым слоем снега.

– Что это? – спросила я, и в тишине мой голос звучал очень громко.

– Не знаю, – медленно ответил Рьюичи. – Хотя... Это же лес ...?

– Вроде да, – не вполне уверенно ответила я.

– Тогда это Лабиринт Снов, – теперь Рьюичи в отличие от меня был уверен.

– Какой Лабиринт Снов?

– Здесь проходили проверку «на прочность» все Экзорцисты. Войдя в Лабиринт, маг попадает в иное измерение и сам Лабиринт, по сути, бесконечен. Все стены там сплошь увешаны одинаково длинными прямоугольными зеркалами. Ты же помнишь, что в Odzi Omoi зеркала – это тоже своеобразный ход в другое измерение? – спросил Рьюичи, подходя ближе к воротам.

– А именно – в собственную душу, – закончила я, уже поняв, что он хочет сказать.

– Да. В зеркале можно увидеть чужую душу, так же как и в глазах, – Рьюичи внимательно посмотрел мне в глаза. – Зеркала показывают все то, что человек пытается скрыть или, быть может, не знает об этом, особенно эти, потому зеркала в Лабиринте Снов – зачарованы.

«А меня сейчас зачаровывает твой голос», – подумала я, хотя, наверное, не к месту. Я перевела взор на заснеженные отмершие растения на воротах перед нами, и мне вдруг стало нехорошо: быть может, именно этот вид так подействовал. Во мне что-то дрогнуло, и к горлу подкатила тошнота. Неприятное ощущение отразилось на моем лице – Рьюичи подошел ко мне.

– Все хорошо? – спросил он обеспокоено.

– Да, – я быстро закивала. – А что же Лабиринт таким заброшенным выглядит, если в нем довольно часто испытывали Экзорцистов?

– Дело в том, что последним в нем был Айрэн как раз в тот день.

– Когда он ошибся на задании и погибла женщина? – уточнила я, коснувшись Рьюичи.

– Да, – подтвердил парень. – С тех пор Лабиринт не использовали?

– А причина? – немедленно спросила я.

– Айрэна отправили сюда для проверки на наличие «внутренних демонов», – стал объяснять Рьюичи, – то есть на наличие у него тайных сильных чувств, эмоций, которые он подавлял и которые мешали ему сосредоточиться. Этот случай, кстати, стал хорошим поводом для Власти, – отметил Дайцукэ, щелкнув пальцами, – чтобы отстранить Айрэна от народа, чтобы его сильнее боялись и уже точно никто не верил ему. Однако его нельзя было отправлять в Лабиринт в том состоянии, в котором он был, ибо он уже тогда находился на грани срыва, – парень странно посмотрел на пугающие ворота Лабиринта Снов, будто это они были виновны в том. Что у Айрэна появились такие проблемы. – Его здесь просто бросили, однако произошло нечто неожиданное: его мощь как Экзорциста Высшего уровня и как Жреца Зверя оказалась так велика, что он пробил брешь между этими двумя измерениями.

Я посмотрела на Рьюичи удивленно и слегка недоверчиво: мне было трудно представить себе магическую силу, способную прорвать стену между измерениями. Это же не стена Башни Асата, которую сегодня пробил Спэлл! Мне было очень трудно такое представить, потому что тогда эта сила должна была минимум раза в три превосходить мою, с которой я могла бы (если б не проклятье) прекратить увядание природы во всем Odzi Omoi.

И я, признаться, была в шоке. Однако внезапная магическая волна, пришедшая оттуда, где я оставила стену из деревьев, вернула меня в реальность. Я поняла: за нами по-прежнему гнались и, видимо, не собирались отставать.

– Давай, быстро, – Рьюичи подтолкнул меня к воротам.

– А это безопасно, – все же засомневалась я.

– В теории – да, – отозвался парень. – По идее, Лабиринт не должен работать как раньше с прорехой между измерениями, и не должен реагировать на наш приход.

– А не «по идее»? – возразила я.

– Вряд ли это намного хуже, чем попасть в лапы к Наблюдателям.

И он быстро приоткрыл тяжелую створку двери, и мы прошмыгнули внутрь.

Едва дверь с треском захлопнулась, нас сразу будто в гроб опустили: до того там было темно и тихо.

На нас сразу же повеяло холодом, как в каком-нибудь старом доме или в склепе. Меня передернуло и от холода, и от странного нехорошего предчувствуя, которое на меня навевало это бесконечное пространство. Я вдруг ощутила себя невероятно маленькой и беспомощной, и создалось впечатление, что нам здесь не рады. Рьюичи приобнял меня за плечи, и я почувствовала (и с помощью браслетов, беспокойно сверкающих на наших запястьях, и на чистом инстинкте), что ему тоже не по себе.

Мы двигались медленно, ступая шаг в шаг, слыша размеренное дыхание и чувствуя каждый удар сердца друг друга. Как и говорил Рьюичи, кто, однако, здесь, несмотря на свой ранг Экзорциста Высшего уровня, ни разу не был, узкие петляющие коридоры Лабиринта были составлен из одинаковых зеркал (даже пол и потолок), чистых, отражающих мельчайшие изъяны, жутковато отбрасывающих отблески друг от друга и от исходившего неизвестно откуда света. Сейчас Лабиринт выглядел заброшенным, однако что-то внутри подсказывало, что не все так просто.

Я внезапно вздрогнула: мне показалось, что где-то совсем рядом блеснула вспышка, – и случайно сбросила со своего плеча ладонь Рьюичи. Я обернулась, но ничего не увидела в полутьме и остановилась, опасливо озираясь по сторонам. Я старалась дышать спокойно, не паниковать, хотя одну простую и неприятную истину поняла сразу: я потеряла Рьюичи.

Едва я сбросила с себя руку Дайцукэ, шедшего чуть впереди меня, парень немедленно и резко обернулся, пытаясь меня увидеть. Поймав глазами мои очертания, он рванулся следом, однако перед ним внезапно возникло зеркало, хотя он был абсолютно уверен, что там его раньше не было и в помине, потому что он только что пришел оттуда. Он недоуменно вгляделся в темноту, но теперь в том месте, где он секунду назад видел меня, действительно было лишь его собственное отражение и гладкая поверхность зеркала, которую он для верности потрогал.

– Lighting, – быстро прошептал он, и в руке парня зажегся небольшой шарик.

Рьюичи подтолкнул его вверх, и он мягко ударился о зеркальный потолок. Теперь видимость была лучше, но все равно тени отсветы многих зеркал сразу очень мешали и создавали иллюзию, что пространство вокруг и впрямь бесконечно.

– Потерялся, Рьюичи?

Дайцукэ едва не подпрыгнул неожиданности, когда кто-то сзади произнес эти слова ведь в тишине они звучало очень громко. Обернувшись, он увидел в одном из зеркал Айрэна и облегченно вздохнул.

– Это ты, Айрэн, – в голосе его была нотка радости. – Хорошо.

– Да, это я, – сказал Айрэн.

– Слушай, надо найти Тимо. Ты же здесь был... – начал говорить Рьюичи, но парень его вдруг перебил:

– Ты отсюда не выйдешь.

– О чем ты? – настороженно и непонимающе произнес Рьюичи.

– Я сказал, что отсюда не выйдешь, – последовал ответ.

– Ты слышал? – раздалось вдруг с другой стороны, и, повернувшись, Рьюичи обнаружил еще одного Айрэна, уже в другом зеркале.

Он понял, что дела плохи, однако сделать уже ничего не мог, потому что все это происходило на уровне его подсознания, в его голове, так что никто кроме него самого не был способен в этом разобраться. А он был не в состоянии по одной простой причине: его разум никогда не подвергался той проверке, которую проводили у всех Экзорцистов, и к тому же этот Лабиринт после посещения его Айрэном изменился, вернее, его изменили, и теперь из его клещей было практически невозможно выбраться. Рьюичи в ошеломлении и испуге крутился на месте, в каждом зеркале вокруг видя своего брата, говорящего:

– Ты отсюда никуда не денешься.

Я пыталась сохранять спокойствие, но это было нелегко, поскольку я не знала, как выбраться. Я «зажгла свет», и теперь в моей ладони сверкал яркий шарик. Но он почему-то попеременно мерцал, то почти гас, то становился ярче, словно мою магическую силу здесь что-то ограничивало. Хотя, если подумать, это было вполне возможным, ведь я находилась в зачарованном Лабиринте.

Пройдя немного в ту сторону, куда мы с Рьюичи шли изначально, я замерла, повернувшись к одному из зеркал. Мне вдруг показалось, что в нем будто не я была. Я подошла ближе и решительно коснулась зеркала рукой. Отражение вздрогнуло, как если бы дотронулась до воды, по нему пошла мелкая-мелкая рябь, а затем у моего отражение стали меняться черты лица. Я оглянулась назад, на другое зеркало: я осталась прежней, в то время как в зеркале напротив «я» уже изменилась. Лицо почему-то стало не таким длинным, стало чуть старше, а глаза из зеленых превратились в пронзительно-голубые, даже бирюзовые. Подумав несколько секунд и покопавшись в памяти, я сообразила, что уже видела это лицо... на фотографии моей матери.

Я шагнула вперед, а молодая женщина в отражении вдруг приветливо мне улыбнулась и протянула ко мне руку. Я сделала то же. Достигнув поверхности зеркала, меня по какой-то причине ничто не остановило, и мои пальцы прошли как бы сквозь зеркало, внутрь него. Я отдернула руку, которая подрагивала от волнения и беспокойства, а моя мама вдруг стала быстро удаляться. Она становилась все меньше, по-прежнему протягивая мне ладонь и улыбаясь.

– Нет, постой, подожди, – быстро затараторила я.

Я не хотела ее отпускать. Если это ее дух, то я хотела ее еще о многом спросить, я хотела с ней поговорить. Мне так не хватало матери всю жизнь, так почему бы и нет? Я даже смело шагнула вперед, остановившись у самой границы, и протолкнула обе руки внутрь, туда, куда ушла моя мама. Она к тому моменту уже почти полностью исчезла, и я желала догнать ее.

– Стой! – вдруг послышалось сзади.

Я резко вытащила руки изнутри зеркала и обернулась: позади стоял Айрэн, настоящий.

– Не делай этого, Тимо, – требовательно сказал он.

– Почему? – нахально отпарировала я. – Почему ты мне мешаешь?

– Потому что это не твоя мать, и ты это прекрасно знаешь, – принялся промывать мне мозги парень. – От нее ничего не осталось, и я тебе об этом говорил. Вспомни, – он оперся руками на границу зеркала. – Этот Лабиринт заколдован так. Что в зеркалах отражаются все твои эмоции, все чувства, которые скрыты глубоко внутри. Которые ты, быть может, подавляешь, чтобы не было больно. Но тебе должно быть больно.

– Да что ты понимаешь? – гневно бросила я.

– Я понимаю многое. Мне сейчас очень больно, но я знаю, что должен это чувствовать, – быстро сказал Айрэн. – А в зеркале ты видишь лишь отражение своих чувств. Ты же всегда хотела поговорить с матерью, но если ты пойдешь за ней, то потеряешь себя, так и не найдя ответов на свои вопросы. Ты хочешь остаться здесь? Хочешь исчезнуть?

Я замолчала и сконфузилась, ощутив вдруг всю глупость своих слов и того, что я сейчас делала. Но меня продолжала терзать боль, я не хотела отпускать эту ниточку, не хотела терять надежду, меня так и тянуло туда, внутрь зеркала.

– Перестань, – отдернул меня Айрэн, возвращая меня к реальности. – Тебе сейчас не об этом надо думать. Время убегает.

Я сдержанно кивнула, согласившись с Айрэном, но не глядя на него.

– Уходи отсюда, – сказал Айрэн. – Немедленно.

– Куда? – тревожно спросила я чуть погодя.

Но Айрэн уже пропал, когда я подняла голову. Я осмотрелась, но его не было ни в одном зеркале. Я услышала вдруг гулкий топот, и снова раздался голос Айрэна, изрядно обеспокоенный:

– А где Рьюичи?

Я не ответила, потому что этот вопрос поверг меня в шок. Как же так? Я вдруг забыла о Рьюичи? Как я могла?

– Уходи! – быстро бросил Айрэн и, видимо, умчался.

Я еще раз огляделась: сплошные зеркала, и больше ничего. Я поежилась и потрясла головой, чтобы окончательно вернуться в реальность и отвлечься от навязчивых мыслей. Я уже собралась идти, как вдруг позади меня чей-то голос ехидно пропел:

– Тимо... Куда же ты?..

Я мелко задрожала: этот голос так походил на мой собственный, и я его уже где-то слышала раньше... раньше... при открытии Главного храма на Священном озере! Точно! Это был он! И это был голос моей матери! Это она мне помогла!

– Верно, Тимо, – снова послышалось сзади. – Это я... все я...

Сейчас голос звучал ласково, но все же слишком слащаво и наигранно, чтоб в него поверить. Спиной я ощутила легкое колыхание воздуха и тут же тонкие руки обхватили меня за плечи и потянули назад.

– Ну, иди ко мне...

Я широко распахнула глаза от ужаса и попыталась вырваться из цепких пальцев, словно змеи обвивших меня, но не тут то было, потому что вмиг откуда ни возьмись появилось еще несколько пар рук (вероятно, из того же зеркала) и все с силой рванули меня туда. Не в состоянии убежать я дико завопила, и мой крик эхом разнесся по гладким поверхностям всех зеркал.

Айрэн, в сдерживаемой панике пытаясь найти Рьюичи, услышал мой крик и резко остановился, не зная, куда бежать (не разорваться же ему, в самом деле!). От отчаяния он уже громко чертыхнулся и схватился руками за голову, но тут вдруг остановился, перестал шевелиться и прислушался, настороженно вытянув одно ухо.

– Дьер!.. – резко крикнул он и, чуть подождав, словно ожидая ответа, повторил:

– Дьер, ты здесь?!.. ты ведь о ней позаботишься?! Ты выведешь ее отсюда?!.. ... Сделай это, хорошо?!..

Конечно, просить об одолжении Правителя, даже умершего, в таком тоне – казалось бы. Наглость. Но, во-первых, Айрэн старше Солсаки, а во-вторых, Сол его всегда очень уважал и позволял разговаривать на «ты», так что это было для них нормально. Айрэн быстро убегает, а Солсаки, чей дух все еще витает неподалеку, естественно, его слышит и, что еще более естественно, идет помогать.

Меня уже целиком втащили внутрь зеркала, которое вдруг почему-то потемнело, я ощущала себя, как в вакууме и даже крикнуть не могла, потому что мне заткнули рот. К счастью, когда я, уже в дикой панике дрожа и буквально сходя с ума, потому что поняла, что не хочу туда попадать, меня пугало то, что может ждать меня внутри, в очередной раз вскинула голову, то увидела... Солсаки. Я действительно его увидела. Он стоял прямо передо мной, смотрела на меня спокойно и слегка грустно, а потом вдруг протянул мне руку. Отвлекшись от своего страха, я почувствовала, что руки, держащие меня ослабли, и я теперь могла говорить, но все еще была не в состоянии двигаться. Я старалась не делать резких движений, чтоб не раздражать то, что меня держало, и, внимательно глядя на Солсаки, спросила:

– Как мне узнать, что ты настоящий, а не просто еще одно видение? Не просто приманка моих собственных эмоций и чувств?

Я спрашивала абсолютно серьезно и твердо, даже с некоей злостью в голосе, потому что этот Лабиринт начал меня доставать.

– Это зависит лишь от твоей веры, – мягко ответил правитель, не смотря на мой тон.

Меня тронул его голос, потому что я привыкла его слышать именно таким: спокойным, мягким, нежным, доверяющим. Он подошел ближе, и я смогла повнимательней вглядеться в его глаза, а когда сделала это, то мои сомнения рассеялись: я видела все те же робкие и ласковые глаза, коричневые с зеленой полоской, похожие на глаза олененка, какие я всегда видела, каким он смотрела на меня, когда говорил, что всегда будет заботиться и что любит. Как такому можно не поверить?

И я решила ему довериться (тем более что назад я уж точно не хотела идти!). Я протянула руку, борясь с оттягивающими меня назад руками, и цепко взялась за его ладонь. Он улыбнулся, я ответила тем же. Тогда все, что меня сдерживало, вдруг исчезло, я была свободна.

– Я рад, что ты мне поверила, – плавно произнес Солсаки.

– Почему ты здесь? – спросила я недоуменно.

– Ну... ты ведь помнишь обычай, по которому тело не хоронят в ближайшие тринадцать дней? И что об этом говорят? – он подождал, чтобы я сама подумала, а потом объяснил:

– Говорят, что душа умершего не уходит, а остается и моет существовать где-то в этом мире до тех пор, пока не истекут тринадцать дней.

– Так это правда? – удивленно спросила я.

– Как видишь, – ответил Сол. – И как чувствуешь.

Он посмотрел мне в глаза: взгляд его совсем не изменился, и у меня по-прежнему щемило сердце от этого.

– А где мы сейчас? – торопливо спросила я, желая сменить тему.

– Мы в мире Лабиринта Снов, которых находится за зеркалами, – был ответ. – Рьюичи тебе объяснял, что, попадая сюда, ты попадаешь в иное измерение? Вот и мы сейчас в ином измерении, и правила здесь вообще-то установлены Лабиринтом.

– И как нам выбраться? – поинтересовалась я с иронией, хотя мне на деле отнюдь не было смешно.

– Айрэн когда-то пробил брешь между этим измерением и миром Odzi Omoi, – сказал серьезно Солсаки, крепче сжав мои пальцы. – Эта брешь до сих пор осталась, ее никто не может убрать. Так что через нее...

Я все поняла и тут же потянула Сола за руку, как маленький ребенок. Он заулыбался, снова радуясь, как всегда, когда я ему казалась забавной, смешной. Он, не колеблясь, пошел следом, сменив, однако по пути направление, ведь я сама не знала, куда нам идти, а Солсаки, будучи духом, это чувствовал. И теперь я поняла, кто меня морально поддерживал все это время, с тех пор, как Солсаки погиб. Это был он сам. Это он обласкал меня в Усыпальнице, когда я ощутила вдруг присутствие кого-то родного и дорогого. И он всегда был рядом, когда мне было тяжело, всегда помогал, и я была ему очень благодарна и уже даже не знала, как отплатить ему за все то добро, которое он мне сделал. Я хотела его об этом спросить, но поняла, что ответ будет такой же, как и прежде – ничего не надо. А я после такого ответа буду чувствовать себя полной идиоткой, мне будет стыдно, хотя и сейчас мне тоже было стыдно: ко мне вернулось то чувство вины, которое преследовало меня после смерти Сола. Но, должна сказать, что сейчас мне стало лучше, потому что я ощущала его заботу, его тепло и чувствовала (кроме шуток), что он меня ни в чем не винит.

А Айрэн тем временем пытался помочь своему брату, у которого возникли серьезные проблемы. Когда Айрэн его нашел, Рьюичи уже со всех сторон окружили «двойники» Айрэна, порожденные мыслями Дайцукэ. Они были в каждом узком зеркале и все кровожадно смотрели на Рьюичи, который в изнеможении зажимал уши ладонями.

– Это ты виноват! – говорил один.

– Да, ты! – вторил другой.

– И ничего ты с этим не сможешь поделать! – кричал третий.

И так до бесконечности. Рьюичи крутился на месте, пытаясь вставить хоть слово:

– Нет... нет... – бормотал он слабым голосом.

– Ты же сам так считаешь!

Напор этих существ нельзя было сравнить ни с чем, в особенности потому, что они были отчасти в подсознании Рьюичи, как моя мать была в моем. Это давило на психику сильнее любой паранойи, и Рьюичи буквально сгибался под его тяжестью.

– Нет, Рьюичи! Это не так!

Последний голос был голосом настоящего Айрэна, который, перемещаясь из зеркала в зеркало, старался избавиться от «двойников», однако ничего не получалось. Ему нужно было достучаться до Рьюичи, чтобы тот остановил это безумие.

– Рьюичи, посмотри на меня! – кричал настоящий Айрэн.

Дайцукэ поворачивался на его голос, в поисках какой-нибудь спасительной зацепки, но тут же терялся не в силах отличить его от остальных, потому что настоящему Айрэну вторили сразу все:

– Да, посмотри на меня!

– На меня, Рьюичи!

– Сюда, братец!

Все это казалось дикой жестокой игрой, в которой проигравших ждало нечто похуже, чем просто смерть. И двум братьям эта игра вовсе не казалась веселой.

– Ты считаешь меня убийцей!

– И ты прав!

– Ты хочешь, чтобы я умер!

– Чтобы исчез!

– Если я исчезну, то только вместе с тобой!

– И я тебя не оставлю в покое! Твоя жизнь будет похожа на ад!

Отовсюду, куда бы не повернулся Рьюичи, слышались эти выпады, гулко и больно отдававшееся в голове парня, который уже просто упал на колени, обхватив голову руками и вертя ею в бешенстве, не понимая, что происходит. Логика не работала, а разум быстро трескался и угрожал вскоре рассыпаться на осколки.

– Нет... не... счи... таю... – еще раз попытался выговорить Рьюичи, но голоса «двойников» как лезвием пронзили его мозг.

– Считаешь! Виновен! – кричали они.

Айрэн в отчаянии замер, глядя на изнемогающего брата, жалея, что не может выйти за пределы зеркала. Рьюичи громко завопил и парня пробрало насквозь от ужаса. «Нет, нет, нет, – мысли молниеносно пролетали в его голове. – Спокойно, Айрэн, спокойно. Думай. Что мне сделать? – он раз вздохнул и стал лихорадочно соображать – Если в этом Лабиринте зеркала основаны... они отражают эмоции и мысли того, кто в нем находится, то, быть может, нужно сказать что-то другое? Что-то... чего он не знает?»

Эта мысль внезапно осенила Айрэна. Но есть ли что-то, чего не знал Рьюичи, которому его брат говорил практически обо всем?

– Послушай, Рьюичи, – вдруг сказал Айрэн, туманным взглядом смотря на брата, – а ведь я любил Мино...

Этот голос, спокойный и слегка туманный, разительно отличался от яростных выкриков «двойников» и выделялся из них, как если бы среди дикой барабанной дроби от сотен барабанов раздалось вдруг плавное, текучее пение флейты.

Рьюичи открыл глаза, быстро поймав это отличие и переключившись на него. «Двойники» никуда не делить и не замолчали, просто Рьюичи их не слушал, хоть и слышал. Он оглянулся на настоящего Айрэна, вцепившись в него испуганным, шокированным взором.

– Да, я любил Мино, по-настоящему, искренне, – быстро и четко стал говорить Айрэн, видя, что его слова действуют. – Ты этого не знал, и потому я говорю это. Ты знаешь, что я настоящий, Рьюичи, – вкрадчиво произнес он. – Я, а не эти куклы.

Рьюичи все еще не двигался и смотрел на брата с недоверием, а может, он просто вяло и с трудом улавливал информацию после (даже во время) стресса.

– Давай, Рьюичи, вставай, – терпеливо подгонял его Айрэн, стараясь не кричать и не давить, ведь нужно было, чтобы Дайцукэ сам все осмыслил, – Давай руку, скорее.

А-Рэн протянул руку, но уперся пальцами в границу – гладкое зеркало.

– Ты же знаешь, что я не могу попасть в ваш мир, – с досадой произнес он. – Но ты-то можешь войти в мой, сюда. Ну, давай же...

Через минуту оба брата уже быстро двигались по бесконечному пространству Лабиринта Снов, которое находилось по ту сторону зеркал. Хорошо, что Рьюичи смог поверить Айрэну, что их связь оказалась достаточно крепкой, иначе все дальнейшее для нас не имело бы такого смысла.

– Ты сказал правду? – спросил Рьюичи более чем удивленным тоном, вдруг остановившись.

– Да, – просто ответил Айрэн, решив, что скрывать больше нечего и незачем.

– Эту маленькую девочку? – не веря собственным ушам, спросил Рьюичи.

– Да, именно эту маленькую девочку, – был ответ.

– Но... как так? – еле ворочая языком, произнес Рьюичи, не верящим взором глядя куда-то в сторону и вниз. – Почему ее?

– Не знаю, – отозвался Айрэн. – Быть может, потому что она так чиста и невинна, в отличие от меня, – парень горько усмехнулся, и на лице его появилось странное выражение, будто он хотел ранить самого себя как можно больнее, и сильно сожалел, что не может. – Как ангелочек...

Последние слова он произнес в совершенно несвойственном ему тоне: голос его звучал мягко, на его лице проскользнула нежная, ласковая улыбка. И он тут же добавил:

– К тому же, любовь не выбирают... и я ее специально не выбирал... и ты, между прочим, тоже...

Рьюичи поднял на него внимательный прожигающий взгляд, но Айрэну ничего не нужно было слышать – он уже давно все понял.

– Я это понял еще до того, как вынул тебя покинуть Odzi Omoi больше пяти месяцев назад, – смело глядя на брата, сказал он.

Взгляд Рьюичи мгновенно вспыхнул гневом, но А-Рэн спокойно принял этот удар.

– И кстати, – он резко вскинул голову, – ты ведь считаешь, что я тогда выдворил тебя из Odzi Omoi лишь из-за собственной вредности и ревности?

Это прозвучало скорее не как вопрос, а как констатация факта, но Рьюичи все равно попытался что-то возразить:

– И не отпирайся, – прервал его Айрэн. – Зеркала сказали все за тебя, ведь в них было отражение твоих чувств, а не моих.

– Допустим, – проговорил Рьюичи, сглотнув, – и что с того?

– Ты не прав, – быстро сказал Айрэн. – Я вовсе не поэтому заставил тебя уйти.

– Правда? – вспыхнул вдруг Рьюичи. – Неужели?

– Да, – А-Рэн относительно спокойно реагировал на поведение брата, – я просто не хотел, чтобы у тебя было такое же будущее, что и у меня.

– Что ты имеешь в виду? – после паузы и уже спокойней спросил Рьюичи.

– Я не хотел, чтобы ты оказался в той же ситуации, в которой сейчас я застрял, – пояснил А-Рэн в иных словах. – Если бы она тебя бросила?

– Бросила? Хочешь сказать, что из-за этого... – ехидно и несколько возмущенно произнес Рьюичи.

– Когда тебя предают, ты теряешь веру (особенно если какая-то часть тебя постоянно об этом напоминает), а когда теряешь веру, то душа начинает трескаться и рассыпаться...

Айрэн говорил серьезно и правдиво, ибо лгать ему сейчас было уже не нужно. Он решил раскрыть все карты заранее, перед тем, как приведет в исполнение свой личный план.

– Но ведь Мино... – начал было недоуменно говорить Рьюичи, но А-Рэн вдруг бросил на брата такой убийственный взгляд, что у того даже язык не повернулся. Айрэн смотрел не то с ненавистью, не то с болью, но в любом случае стало ясно, что говорить более на эту тему он не намерен.

– А теперь – в путь, – парень быстро повернулся, оставив голову на Рьюичи, а затем немедленно пошел вперед.

Он казался раздраженным и чем-то обиженным. На деле же ему просто не хотелось более обсуждать свои чувства: такой уж у него скрытный характер. И ему было неприятно вспоминать о прошлом, потому он хотел переключиться на какую-нибудь иную тему. Хватит уже с него откровений.

Рьюичи пустился вслед за братом и, догнав его, спросил:

– Ты знаешь, куда идти?

– А как ты думаешь? – дернулся Айрэн.

– И все-таки? – еще раз спросил Рьюичи.

– Я чувствую, где находится брешь между измерениями, которую я сам здесь оставил на память, – немедленно ответил он.

– Тогда почему я этого не чувствую? – поинтересовался Дайцукэ.

– Твои мозги совсем атрофировались от любви? – неосторожно съязвил Айрэн, получив следом ярый толчок (хорошо, хоть не пинок).

– Может, хватит уже? – оскорблено бросил Дайцукэ. – Я ведь тоже могу взорваться.

Айрэн на секунду остановился, внимательно сверля взглядом брата, потом тяжело вздохнул, отведя взор, и сказал:

– Потому что я дух, у меня нет тела, за которое я бы цеплялся, особенно в этом мире.

– Хорошо, тогда другой вопрос, – продолжал Рьюичи, улыбнувшись и хмыкнув. – Почему я, не дух, могу здесь находиться и даже свободно перемещаться?

– Потому что Лабиринт Снов создан так, что оба его измерения – с одной и с другой стороны зеркала – могут входить в резонанс, чтобы «вытащить» из разума человека его чувства и мысли. Так что, если маг справится с таким испытанием, то сможет здесь перемещаться. Как, ты думаешь, я пробил дыру в обычный мир, которую до сих пор залатать не смогли? – он хитро оглянулся на Рьюичи. – Да и никогда не смогут.

Айрэн говорил живо и эмоционально, периодически жестикулируя или меняя выражение лица: он то качал головой, то растягивал губы в усмешке, то наоборот сжимал их, желая выразить презрение. Он явно входил во вкус, ему нравилось объяснять такие вещи Рьюичи, ведь в былые времена учить младшего брата магии было одним из его любимейших занятий. Так что сейчас нескончаемые вопросы Дайцукэ были для Айрэна как бальзам на душу. Правда, это длилось недолго, ибо в собственных словах он внезапно обнаружил кое-какие нестыковки.

– Кстати, про Лабиринт, – задумчиво протянул парень, погладив бородку, – раньше он действовал иначе.

– То есть? – переспросил Рьюичи.

– Раньше он лишь обнажал скрытые эмоции, однако он никогда не сводил людей с ума, – произнес Айрэн. – раньше, если магу удавалось справится со своими страхами, то его больше не трогали и он мог выйти, а теперь Лабиринт этого не допускает, – голос Айрэна вдруг прозвучал тихо и жутко, как в фильмах ужасов. – Коль не получается сломать мага его же мыслями, то его утягивают в измерение за зеркалом... как с Тимо...

– Что «с Тимо»? – внезапно вскинулся Рьюичи, но Айрэн его успокоил, все еще бормоча себе под нос:

– С ней все хорошо. С собой справилась, а с Лабиринтом справиться ей помог Дьер.

– Дьер? Он здесь?

– А ты не думал, что он за ней и в огонь пойдет? – спросил Айрэн, снова неосторожно задев чувства Рьюичи и тут же торопливо исправившись:

– Не переживай, он же тебе все объяснил.

Дайцукэ сосредоточенно кивнул, сжав зубы, стараясь взять себя в руки. А А-Рэн принялся за дальнейший анализ ситуации, быстро-быстро прокручивая в голове все факты о Лабиринте Снов. Его лицо вдруг резко изменилось. Он расплылся в странной ухмылке, едва удержавшись, чтобы не залиться идиотским смехом, и лишь издевательски хмыкнув.

– Умно придумали, сволочи, – протянул он и пояснил:

– Это все дело рук Власти. Они же хотели вывести из строя всех верных мне Экзорцистов, и у них это получилось.

– Они изменили заклинание на Лабиринте? – догадался Рьюичи.

– Да. И в таком случае я совсем не удивлен тем, что увидел в рядах Орги своих товарищей, – медленно сказал Айрэн. – Даже в зверином обличии их можно узнать.

Рьюичи не нашелся, что сказать, лишь подивился в очередной раз беспощадности, жестокости и изобретательности Власти. А Айрэна разбирали злоба, гнев, внутри его просто потряхивало от нетерпения преподать этой Власти хороший урок.

– Вот скоты, – несдержанно гневно произнес он. – Ну, вы и за это ответите, даже не сомневайтесь.

Когда Рьюичи и Айрэн добрались до дыры между измерениями, которую было трудно увидеть невооруженным взглядом, если не знать точно, где она находится, потому что она не казалась дырой в прямом смысле этого слова. Она сливалась с темным бесконечны пространством «зазеркалья», ее совсем не было видно, но Айрэн и не знал, где она, но чувствовал, так что ему это не составило труда. Когда он коснулся нужного места, то словно отодвинул призрачную завесу, отделяющую два измерения. Рьюичи зачарованно смотрел на это диво, но потом Айрэн его окликнул, вернув к реальности:

– Давай, выходи. Когда ты выйдешь, то снова сможешь только слышать меня, – добавил Айрэн, придерживая пальцами прореху.

Рьюичи кивнул и быстро пробрался через дыру в мир Odzi Omoi. Он оказался в лесу Кано, совсем рядом со Священным озером, а, обернувшись, ничего позади не увидел и не почувствовал, проведя рукой по воздуху – никаких признаков ока в другое измерение.

– Поторопись, братец, – прозвучал в голове Рьюичи голос Айрэна. – Время не стоит на месте, нужно поскорее добраться до плоскогорья Гебо.

– Должен сказать, общаться с тобой напрямую, а не через мою голову, мне нравилось куда больше, – посетовал Рьюичи уже на бегу, а Айрэн в ответ ехидно усмехнулся.

Рьюичи двигался очень быстро, возможно, даже быстрее, чем когда улепетывал от Наблюдателей в Хэйлисоне. Хотя ему было трудно, несмотря ни на что (все-таки, согласитесь, что взбираться на гору действительно трудно) он очень торопился, а Айрэн его периодически подхлестывал, ведь никому из них не хотелось упустить «тринадцатый час», и нужно было прийти раньше полуночи. К тому же Рьюичи беспокоился, что я доберусь до места раньше и мне придется ждать там одной, хотя вокруг бродят и вовсе не дремлют шпионы.

Перескакивая через высокие корни деревьев и проскальзывая между стволами, чтобы как можно больше сократить путь, Рьюичи вдруг приостановился, словно на него повеяло чем-то нехорошим, а затем услышал в своей голове голос брата:

– О, нет, – протянул он.

– В чем дело? – шепотом отозвался Рьюичи.

– Ты что ли не чувствуешь, Рьюичи? – в свою очередь спросил Айрэн.

– Что-то чувствую, но не могу понять, что именно. Может, подскажешь?

– Осторожно! Оглянись! – вдруг скомандовал А-Рэн.

Рьюичи глянул через плечо и немедленно шмыгнул за ближайшее дерево, высунув из-за него лишь одну половину лица, чтобы видеть происходящее.

По его телу не просто так пробежала дрожь: он уловил чуждую и дикую ауру сразу многих существ, которые приближались. Двигались они не быстро, но целенаправленно, и Рью скоро их увидел. То были Экзорцисты-Орги, в полном составе, то есть в общей сложности их было человек пятьдесят. Они двигались одной большой толпой, не отдаляясь друг от друга и дружно хрипло дыша и глядя исключительно перед собой красными голодными глазами. Это зрелище сильно напоминало мой сон, в котором меня преследовали Орги, только теперь они не бежали за мной, а просто шли куда-то. По их походке, а также по согнутым спинам можно было понять, что к разуму они сейчас уж точно не обращаются. Ими скорее движет нечто темное и низкое, какие-то желания, вроде жажды (скорее всего, именно она), и теперь можно сказать, что все они совершенно невменяемы.

– Куда они могут так идти? – одними губами спросил Рьюичи.

– Догадываюсь, что не к тебе и не ко мне, – ответил Айрэн, – но, судя по направлению, к Эльхауиру.

– Но их же нельзя туда допускать, – Рьюичи чуть заметно дернулся.

– Тихо, тихо, спокойно, – предупредил его А-Рэн. – Только не делай сейчас ничего, все равно толку не будет.

– Но что-то же надо...

Он хотел сказать, что «надо что-то сделать, чтобы Орги не дошли до Эльхауира», но Айрэн специально, чтобы образумить его, попытался взять под контроль его тело, так что у Рьюичи зазвенело в ушах и мозг пронзила боль.

– Они тебя даже слушать не станут, скорее, растерзают на части, – сказал Айрэн, глядя, как Орги хрипят, обнажив клыки и кровожадно высунув языки. – А такими темпами они доберутся до Эльхауира минимум часа через полтора. Посмотри. Как они ползут. Так что мы спокойно успеем вернуться. Или ты думаешь, меня это не заботит? – провокационно спросил парень.

Рьюичи не ответил, не желая снова поднимать подобные темы, чтобы зря не сотрясать воздух. Все равно их препирания сейчас ни к чему бы не привели, а только задержали бы, а время сейчас весьма дорого стоит. Так что Дайцукэ подождал, пока толпа Экзорцистов-Орги пройдет мимо, и потом быстро развернулся и ринулся бежать в направлении плоскогорья Гебо, где его, между прочим, уже ждала я.

Ночь на 18. 05. 2009г.

Думаю, это время уже можно назвать «ночью», ибо, когда Рьюичи прилетел на плоскогорье, часики уже показывали без пятнадцати минут двенадцать. Мы были на плоскогорье Гебо, в месте, которое Айрэн выбрал для решающих действий. Понятно, что поляна, на которой мы находились, была на горе, причем со всех сторон, кроме западной, ее окружал лес. А на западе был обрыв. Маги никогда не поднимались на плоскогорье Гебо с той стороны просто потому, что это было трудно. Там была просто отвесная скала, почти такая же, как в Хэйлисоне перед рекой Isa. Когда Рьюичи пришел, я уже стояла около той самой башенки с поломанными часами, которая располагалась где-то ближе к обрыву с запада, и неспешно прохаживалась взад и вперед в ожидании друга. Увидев меня, он подскочил и обнял меня, сказав, что очень рад, ведь со мной все хорошо.

– Да, благодаря Солсаки я вышла из Лабиринта, – сказала я, тоже обнимая Рьюичи.

– А он все еще здесь? – спросил тот, оглянувшись кругом.

– Не знаю, – отозвалась я – Как только я покинула Лабиринт, то перестала его видеть. Я только чувствую, что он должен быть где-то поблизости.

– Вот как, – протянул Рьюичи странным голосом, и я тут же поспешила сменить тему, повернув его лицо к себе.

– Ты, между прочим, последним пришел, – шутливо отчитала его я, помотав его за подбородок из стороны в сторону.

– То есть «последним»? – Рьюичи глянул на меня невинными глазками.

– Сандра и ее группа уже побывали здесь и принесли вот это, – я указала назад, где у самой стены лежал длинный тряпичный сверток. – Тело Айрэна.

– Значит, все прошло хорошо, – облегченно вздохнул Рьюичи.

– По крайней мере, неплохо, – я кивнула.

– Стоп, а сейчас она где?

– Ее отряд вернулся в Хэйлисон, – пояснила я. – Туда пришли жители, которых изгнали, так что Сандра решила вернуться и помочь им. Похоже, они тоже принялись за борьбу.

– Ясно. А от Зэна вестей нет? – обеспокоено спросил Рьюичи.

– Нет, – коротко ответила я. – Но это вовсе не странно, вряд ли он может с нами связаться, если они сейчас заводят Наблюдателей в западню.

– Ты права, – согласился Рьюичи.

Я взяла Рьюичи под руку, и мы уже направились к башенке, как вдруг в поле нашего зрения появилась вспышка. Что-то блеснуло – мы резко повернулись туда. Столб света, идущий с неба на землю, практически сразу испарился, и белый туман тоже удивительно быстро растаял, и в нем показалась Лира. Она глубоко вздохнула, будто только что вышла из транспорта на загазованной остановке, и слегка виновато глянула на меня. Я удивленно вздернула брови и улыбнулась, Рьюичи немного укоризненно покачал головой.

– А я и не знала, что ты умеешь перемещаться, – с ноткой восхищения заметила я, подойдя к сестре. – Что ли скрывала? – и я ехидно ей подмигнула.

– Нет, конечно, – ответила Лира. – Уф, давно я этого не делала, очень, так что боялась, что промахнусь. И не переживайте, – вдруг добавила она, глянув на Рьюичи, – мои перемещенья хорошо защищены, так что можно не волноваться. Наблюдатели на это не реагируют.

– Точно? – я внимательно на нее посмотрела. – Откуда ты знаешь?

– Мы проверяли, – уверенно протянула Лира, – когда Рэн меня учил, то понял, как переноситься незаметно. В Белой магии это возможно.

– Ага, так тебя этому он научил? – спросила я еще более удивленно.

– Он сам этого не умел, просто старался объяснить, и я выполняла. И вот, мы тогда проверили – получилось.

Лира сейчас казалась несколько возбужденной, она усмехалась и жестикулировала во время разговора, а после будто запыхалась. Но потом она опустила голову, смущено улыбаясь, словно успокаиваясь, и я после паузы сказала:

– Кстати, о Рэне, я принесла вот это.

Она потянула мне круглый сверток диаметром раза в два больше моей ладони – Пентаграмма Анубэ. Я была приятно удивлена и поразилась, что не обратила на него внимания раньше. Видимо, эффектное появление Лиры сбилось меня с толку.

– Я подумала, что нужно ее отдать, – произнесла она, и Рьюичи от ее тона вдруг вздрогнул (разумеется, на деле это было проявление чувств Айрэна, а не Рьюичи). – И еще, я бы хотела извиниться, – и Лира нервно потерла кончик носа.

– Извиниться? – недоумевала я.

– Да. Я солгала, когда сказала, что украла Пентаграмму только для того, чтобы не дать Власти ею воспользоваться, – сказала вдруг Лира, виновато глядя на меня.

– В смысле? – удивилась я.

– Ну, я знала, что Посох Зверя не имеет силы, пока не собраны воедино обе его части, и никто кроме его настоящего Владельца – того, кого выбрал сам Посох – не может призвать эту силу. Так что Власть бы никогда не смогла воспользоваться Пентаграммой, как бы им не хотелось.

– Но тогда почему?

В голове у меня уже давно крутилась версия, но нужно было подтверждение или, наоборот, опровержение.

– Я просто, – скромно произнесла лира, сцепив руки в замок перед ногами, – не хотела, чтобы она была у них, ведь... ее истинный Владелец – Рэн, и никто другой.

Она стыдливо посмотрела на меня, а затем на стоящего неподалеку Рьюичи, словно надеясь, что Айрэн смотрит на нее так же. Как и Рью. После нескольких секунд в холодных глазах Рьюичи вдруг показалось удивление, а затем в них мелькнул страх, и Рьюичи резко согнулся пополам, схватившись за грудь и обнажив зубы. На лице Лиры вспыхнуло беспокойство и испуг, и она ринулась было к нему, но парень протянул руку ладонь к ней, остановив девушку.

– Все хорошо, – сказал он, распрямившись. – Иди пока к часам.

Лира кивнула и побежала туда. Я же с таким же выражение лица, что и у Лиры, подошла к Рьюичи и, положив ладонь на его щеку, спросила:

– Ты что? Все нормально?

– Это Айрэн – тихо сказал парень, стараясь отдышаться. – С ним что-то не так. Ему плохо, я это чувствую. Не знаю, стоит ли обращать внимание...

– Да с ним что-то не так на протяжении последних дней, так что ничего страшного. Тем более, он сам это затеял, это его план. Пойдем скорее, уже почти полночь.

И я потянула его за руку, и парень покорно пошел следом, все еще часто дыша, но быстро успокоившись. Лира остановилась рядом с телом Айрэна и, когда я подошла, присела сбоку на корточки. Я тоже присела, взяв у нее Пентаграмму и развернув ее, так же как и шест Гору, который лежал тут же. А лира в это время стала убирать ткань с тела Айрэна. Я мельком глянула на него: парень оказался в расстегнутом длинном черном плаще с поднятым воротом и без рукавов, под которым были видны черные же брюки и завсегдатая майка. Даже на черной ткани я заметила, что грудь плаща немного выпачкана кровью, а также вся одежда кое-где порезана или порвана. Жесткие рыжие волосы как всегда взлохмачено торчали во все стороны, а на лице застыло такое же спокойное выражение, какое я видела у мертвого Солсаки, и которое присутствовало у самого Айрэна все последние дни. Меня передернуло, когда я об этом подумала, я отвернулась и возвратилась к созерцанию двух частей артефакта, но Лира отреагировала иначе: когда она полностью убрала ткань, в которую был завернут парень, то долго не отрывала от него взгляда. Она смотрела на него одновременно с печалью и виной, а также с тихой заботой. Лира вдруг нагнулась и отодвинула падающие на закрытые глаза волосы, а потом зачем-то осторожно дотронулась до его верхней губы, погладив по рыжим тонким усикам. И Рьюичи всякий раз вздрагивал, когда она касалась тела его брата, ибо с Айрэном действительно творилось нечто неладное, и это было не только напрямую связано с действиями девушки сейчас.

Я тем временем крутила в руках Пентаграмму Анубэ. Ею оказалась просто соединенная в круг узкая металлическая полоска, а внутри этого круга была такая же полоска, скрепленная в форме пентаграммы. Она была не слишком тяжелой, собственно, как и Гора, который был обыкновенным шестом толщиной в пару-тройку сантиметров и высотой доходивший мне до плеч. Рьюичи присел рядом и сказал, что Посох Зверя сделан из чистого серебра, ни капли иных примесей в нем не было, что меня удивило. Мы тут же решили соединить Посох, чтобы не терять времени и все было заранее готово. Соединялся он очень просто, как и любой конструктор. Мы просто вставили один конец горы в отверстие внизу Пентаграммы Анубэ до щелчка, и положили Посох на снег. Едва мы это сделали, как Пентаграмма внезапно и чуть заметно засветилась, а Рьюичи зажмурился, ощущая, что Посох зовет Айрэна, о чем он мне и сообщил на словах. Правда, длилось это недолго – Пентаграмма погасла почти сразу же, и Рьюичи свободно вздохнул: тяжело, когда в твоем теле находится две души сразу, тяжело чувствовать за двоих.

– Все хорошо, – сказал он, поймав мой обеспокоенный взгляд. – Время. Пора начинать.

Я поднялась на ноги и по просьбе Рьюичи положила Посох у самой стены башенки с часами, а он, произнеся мысленно простое заклятие, поднял тело брата в воздух и перенес его чуть подальше. На всей поляне лежал снег, как и положено зимой, но мне показалось, что его стало на удивление мало, он затвердел, покрылся корочкой, воздух застыл и потеплел, не было даже примерно слышно ветра. Я понимала, что это очередное последствие разрушения гармонии в природе Odzi Omoi, и я буду очень рада, когда Айрэн наконец снимет с меня проклятье, чтобы я могла это исправить. Я даже куртку сбросила и оставила рядом с часами: почему-то мне казалось, что скоро станет совсем тепло, хоть сейчас и зима.

На небе совсем не было луны и было довольно-таки темно, так что я рада, что Лира у нас выполняла функцию не только посыльного (я имею в виду того, кто доставил нам Пентаграмму) и переживающего за нас человека, но и держала в руках парочку светящихся шариков, а то мы бы вообще мало что видели вокруг. Находясь в такой темноте с постоянным ощущением, что кто-то вот-вот должен прийти, что что-то плохое должно случиться, я вдруг вспомнила свои страшные сны, которые меня мучили, об Экзорцистах-Орги. Рьюичи не стал говорить мне о том, что видел их по пути на Плоскогорье, но, возможно, это было не худшим его решением, ведь я могла бы забеспокоиться еще сильнее. Так вот, я вспомнила, что с каждым сном (с каждой следующей, новой ночью) я всякий раз поднимала глаза на небо. В моих снах с течением времени ничего не менялось, от начала и до конца все повторялось с абсолютной точностью, вплоть до мельчайших деталей, только луна постепенно становилась меньше. В первом сне она была круглой, как диск, но потом все больше походила на полукруг. И в последнем сне от луны остался лишь тонкий месяц, теперь же наяву ее и вовсе нет. И после этого у меня создалось впечатление, что сны мои говорили еще и о времени, о том. Которое у меня оставалось. А сейчас оно, видимо, совсем вышло так же, как с неба исчезла единственное наше ночное природное светило. Это меня несколько беспокоило: природа словно заранее готовила меня именно к этому дню, намекала на то, что самое важное и решающее событие произойдет в эту ночь. Я ощущала беспокойство и увядание природы, чувствовала, как изменяющиеся из-за болезни волны материи магии быстро ослабевают, тускнеют, перестают двигаться, застаиваются. Внутри у меня все дрожало одновременно и от ощущений, которые я испытывала вместе с природой, и от того, что предстояло сделать. Проще говоря, я волновалась.

Рьюичи уложил Айрэна на оттаявший и замерзший сверху снег чуть дальше, перед башенкой, я опустилась рядом, сказав, что теперь, видимо, можно начинать. Я бросила скорый взгляд на часы на своем запястье: без одной минуты. Рьюичи подошел чуть ближе к башне, повернувшись к ней, предварительно сказав:

– Айрэн, дело за тобой.

Дайцукэ на мгновение согнулся, схватившись рукой за голову, но быстро выпрямился, и я на секунду увидела красные глаза, которые когда-то дико сверкали, а теперь потускнели и просто упрямо сверлили выщербленную стену башенки перед собой. Айрэн так сосредоточенно на нее смотрел, будто старался сосчитать все мельчайшие трещины, которые время оставило на ней. Я посмотрела туда же и увидела нечто: выбоины на стене стали быстро перемещаться, словно стекаясь в одно целое, но они так же быстро разбежались, превратившись в руны. Теперь я отчетливо их видела, но сходу понять, что они означают, не могла, и потому спросила:

– Что там написано? – я подняла руку и потянула стоявшего рядом парня за рукав.

Он опустил подбородок и посмотрел на меня. Я удивилась, ибо моему взору предстало лицо Рьюичи, у которого один глаз оказался серебристым, как и прежде, а другой – тот, что был ближе ко мне – был красным, как у А-Рэна.

– Там написана главная заповедь Odzi Omoi, о которой почти все уже позабыли, – был мне ответ, в котором прозвучали одновременно голоса и Рьюичи, и Айрэна.

– Заповедь? – я округлила глаза, вспомнив, как открывала Главный Храм Священного озера. – Заповедь? О гармонии?

– Да, – и парень вернул взгляд на башню. – Теперь... пора.

Оба его глаза расширились и засветились, и парень крепко вцепился ими в центр разломанного циферблата.

– Давайте же, призрачные часики, – прохрипел он, – мне очень нужна ваша сила.

Откуда-то вдруг раздался первый удар часов, и тут же стало происходить нечто странное. Часы словно раздвоились: на круглом циферблате появилась тонка полупрозрачная, как лунный свет, пленка, которая медленно, отделилась от часов, немного отодвинулась вперед, показав нам абсолютно целые часы с быстро движущейся по кругу тонкой секундной стрелкой и с двумя другими, кристально чистыми как лед, замершими на цифре «двенадцать».

– Iero um Aroe dorana, ulo sta ondzi mono-gen-mono, Erfo um Air dorana gen, ulo sta nai shin-nitte nai, dara nu ondzi-gen a-ahala harumoni. Sa kaoru da dzarra nai , – произнес парень все тем же двойным голосом, не шевелясь и даже примерно не дергая взглядом.

Он говорил это с таким расчетом, чтобы хватило ровно на двенадцать ударов, и, как только звон от последнего удара смолк, парень резко напрягся, сжав зубы, и я вдруг ощутила, как соединенная энергия двух братьев переносится в часы, которые медленно превратились в нечто большее, чем просто призрак. Отделившаяся пленка снова встала на место – циферблат стал целым, стрелки его чуть поблескивали, а в то время, пока парень говорил, из острого конца крыши вверх, а затем в стороны стала быстро растекаться призрачная волна. Я ощутила такую же волну и под землей, все, рожденное природой, дрогнуло, как и я, но тут же успокоилось. Эта волна накрыла нас невидимой шапкой, щитом, сквозь который нельзя было пройти, а пространство (как еще ранее сказал мне Рьюичи) охватывало даже все Священное озеро целиком. Как что все, кто попал в поле, не смогут выбраться за него в ближайший час. Когда ведьмак произнес последнее слово и звук двенадцатого удара стих, в воздухе на секунду воцарилась тишине, но тут же раздался еще один удар – тринадцатый. Я подняла глаза: стрелки на циферблате замерли, показывая ровно полночь. В таком положении они и должны были остаться еще в течение часа.

Ведьмак быстро присел, едва закончил, я положила руки ему на плечи. Парень потер глаза и глянул на меня: теперь это точно был Рьюичи, а Айрэн вернулся внутрь него. Но это ненадолго. Я улыбнулась, Рьюичи с готовностью кивнул, взял меня за руку и далее присев напротив так, чтобы тело его брата было между нами. Лира стояла рядом, поддерживая меня морально. Теперь осталась, как мне казалось, самая трудная часть: мне предстояло вытащить душу Айрэна из тела Рьюичи и вернуть ее на место.

– Не двигайся, пока я не закончу, – попросила я.

Я закрыла глаза, глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Взяв обеими ладонями руки Рьюичи и задержав их над грудью Айрэна, я сосредоточилась. Я уже описывала состояние, в котором отыскивала в мелкой и замысловатой паутины материи магии нужные мне нити. Сейчас я делала то же самое, только искала те связи, которые цепляли душу Айрэна за тело Рьюичи. Это те узы, которые ненароком создал Дайцукэ, когда боролся с братом в тот роковой день. Сейчас передо мной стояла задача: найти эти связи среди многих других и разорвать их. Однако нужно было действовать предельно осторожно, чтобы случайно не повредить нужные, которые, например, связывали Рьюичи с магией или что-нибудь в этом роде. Надо сказать, что отыскивать такие связи у братьев совсем не просто, ведь многие их них у Рьюичи и Айрэна одинаковы, так что их сперва надо различить. Знаете, это напоминает мне игру в веревочки, когда один игрок натягивает между пальцами веревочку, а другой старается ее распутать. Вот и я сейчас занималась примерно тем же. Правда. Надо сказать, что мне помогали. Как только я приступила, то сразу почувствовала помощь: это был Айрэн. Он тоже сосредоточился и постарался выделить из общего сумбура нужные мне нити, а когда я это улавливала, то дотрагивалась до них, произносила слова для снятия заклинания и связи эти тут же разрывались и исчезали.

Все шло неплохо, хотя и очень медленно, только вдруг Лира потрепала меня за плечо. А ведь она знала, что сейчас меня нельзя тормошить и отвлекать, а когда я одернула плечо, то она вдруг подтолкнула меня и быстро и тихо сказала:

– Тимо, Тимо, скорее, посмотри...

Я старалась удержать себя в руках и не злиться, чтобы не нарушать концентрации. Потому я оскалилась и прошипела:

– Лира, не мешай.

– Рьюичи, пожалуйста, ну, хоть ты... – прошептала она, тронув парня.

Если бы я не была в трансе, то заметила бы даже сквозь закрытые веки, что Лира еще перед тем, как меня потревожить, резко потушила оба светящихся шарика в своих руках, и теперь мы целиком утонули во тьме. Рьюичи, в отличие от меня, внял мольбам девушки и открыл глаза. И немедленно выдернул у меня руки. Потеряв с ним связь, я резко вышла из транса и тут же злобно на него накинулась, гаркнув:

Но парень вдруг зажал мне рот, и я замолкла, все еще дико возмущенная.

– Тихо, – едва слышно сказал он. – Смотри.

Я подняла глаза туда, куда он кивнул, и порадовалась, что у меня нет возможности открыть рот, потому что иначе я могла бы и вскрикнуть: в беспроглядной тьме новолунья виднелись еще более темные фигуры и сверкали с десяток огненных глаз и острых клыков. Зрелище было что надо, и заработать себе сердечный приступ какому-нибудь случайному прохожему было как дважды два.

Рьюичи и я поднялись на ноги, надеясь, что Орги нас не видят, затем парень снова заклинанием поднял тело брата в воздух.

– Отойдем подальше, а то не дай бог... – шепнул Рьюичи.

Мы с Лирой послушно двинулись за ним, сначала дойдя до башенки, а затем – дальше. Почти до самого обрыва. Почему-то его было достаточно хорошо видно, и никто даже не боялся упасть. Мы остановились метрах в трех от него и снова присели, хотя мне лично было не слишком приятно ощущать где-то позади себя громадную пропасть, падение в которую равносильно билету в один конец на тот свет. Правда, опасность перед нами была куда серьезней и реальней, чем падение с обрыва.

– Как они сюда добрались? – непонимающе произнес Рьюичи.

– Другой вопрос: почему они вообще вышли из Отты? – вторила я.

– Они шли в Эльхауир, – отозвался вдруг Рьюичи.

– Что? – удивленно протянула я, и Лира на меня шикнула, чтобы я убавила громкость. – Откуда ты знаешь?

– Я видел их, когда бежал сюда, – признался он.

– И ты ничего не сказал, – я возмущенно ударила его плечу ладонью.

– А что бы это изменило? – отпарировал Рьюичи.

– Похоже, ты их сюда и привел, – вдруг прошептала Лира, неотрывно глядя на выползающих на поляну Орги.

– Н-да, похоже... – задумчиво согласился парень, будто что-то недоговаривая.

Я серьезно сдвинула брови и сжала губы, глядя на Рьюичи, пытаясь рассмотреть в деталях его обеспокоенное и виноватое лицо с поднятыми домиком бровями. А затем я перевела взгляд на Орги, которые медленно, но уверенно двигались по плоскогорью; каждый их шаг был отчетливо слышен из-за твердой замершей корочки снега, глаза перемещались красными точками во тьме.

– Вот черт, – вдруг чертыхнулся себе под нос Рьюичи, прикрыв рот ладонью.

– Что? – я посмотрела на него.

– Похоже... они чувствуют... нашу магию...

Я сделала дикие глаза, но он оказался прав. Буквально через несколько секунд идущие первыми Экзорцисты-Орги неспешно сменили траекторию и как завороженные пошли к нам. Я нервно сглотнула, Лира резко сжала пальцы, и теперь у нас у всех глаза просто приняли ромбовидную форму оттого, что мы представили наше ближайшее будущее.

– Знаете, ребята, – иронично и с усмешкой заметила я, – как-то мне не нравится перспектива стать трапезой для вот этих «милых» кровожадных существ. Надо что-то делать...

– Согласен, – тем же тоном протянул Рьюичи.

– Только что? – спросила Лира.

Рьюичи вдруг, сделав целеустремленное и холодное лицо, стал подниматься на ноги. Я резко дернула его вниз за рукав, чтобы он снова сел, и тот неуклюже опустился на колено.

– Ты куда собрался? – зашипела я.

– Ты же хотела что-то сделать... – начал объяснять он.

– «Что-то» не предусматривало добровольного самоубийства, – бросила я и с напором сказала:

– Это все равно резона не сделает. К тому же, чтобы осуществить то, что мы задумали, ты должен сидеть здесь, – и я еще раз его осадила.

– Давайте, я их отвлеку, – внезапно предложила Лира.

– Ни за что, – я отреагировала мгновенно, а Рьюичи так вообще словно за шиворот уголек кинули: так он дернулся. Он вдруг схватил Лиру за запястье, оставаясь на том же расстоянии и сверля ее острым взором из-под бровей. И мне показалось, что в глазах его мелькнуло нечто красное, и я подумала, что то мог быть Айрэн, а не Рьюичи.

– Не смей, – ледяным тоном сказал он.

Лира вздохнула, и я следом, потому что не понимала, что тогда делать.

– И что тогда? – Лира озвучила эту же мысль.

Рьюичи обреченно опустил голову и закрыл глаза – его идеи были исчерпаны. И я тоже вдруг зажмурилась, сжав все мышцы лица и быстро-быстро помотав головой. Лира сплела вместе пальцы рук. Все мы замерли, будто решили бездействовать.

Но вдруг в воздухе повеяло чем-то странным, он словно дрогнул. Хрустальные частички материи магии пришли в движение, заколебались. Я резко навострила уши и повернула голову куда-то на юг, на лес. Мне казалось. Что за спинами Орги что-то движется.

– Вы чувствуете? – тут же спросила я, желая удостовериться.

– Да, – Лира медленно утвердительно кивнула.

– Что-то... знакомое, – прошептал Рьюичи с ноткой неуверенности, – это...

Он повернулся в ту сторону одним ухом, будто прислушиваясь, и на мгновение закрыл глаза. То, что было в лесу, посылало сильные магические волны по всей материи, и затрагивало, и беспокоило все нити. Что связывали магов с этой материей. И погрузившись в некий транс, можно понять, где находятся потревоженные связи, что они собой представляют и что именно заставляет их беспокоиться.

– Это... – Рьюичи расплывчато помотал головой, словно не веря в то, что сообщают ему его чувства, а затем резко выдохнул, распахнув глаза:

– Это Экзорцисты.

– Экзорцисты? Какие? – удивилась я, ведь Орги тоже ими были.

– Не Орги, – последовал уверенный ответ. – Это...

Я не услышала, что сказал Рьюичи: раздалось странное удивленное восклицание самого ближнего Орги, который вдруг задрал голову вверх, как и все остальные, и на него так же внезапно что-то упало. С неба. Этим «чем-то» был длинный луч света.

В следующую секунду еще пара десятков таких же красных столбов света стало стремительно приземляться на снег, чуть растапливая его в месте посадки. Это было похоже на гигантский красный град, слетающий с небес, оставляющий после себя плотный стелющийся по поляне алый туман. Эти приемы были всем нам знакомы, а те, кто прибыл вместе с этими «красными градинами», были нашими союзниками. Совсем рядом с нами приземлился Зэн с самым серьезным выражением лица, который тут же повернулся в нашу сторону и сказал с довольной улыбкой:

– Ну что, мы вовремя?

– В самый раз, – ответила я, облегченно выдохнув.

– Да, вовремя, – сказала Лира, улыбнувшись.

– Зэн, – привлек внимание Рьюичи. – Ловушка сработала?

– Да, – тут же ответил парень.

– Для Наблюдателей? – вклинилась я. – А куда вы их отправили?

– В бывшее поселение Орги, – ответил Зэн, тряхнув головой и скинув с лица челку. – Они оттуда ушли уже года два как, но там осталось множество клеток для «потерявших над собой контроль магов». Так что, думаю, они долго оттуда не выйдут.

– Совсем неплохо, – оценила я, оставшись довольной. – Как вы здесь оказались?

– Вы попали в поле действия «тринадцатого часа»? – спросила Лира.

– Не случайно, – был ответ. – Айрэн сообщил нам, до каких пределов расширится поле, и посоветовал поторопиться и по возможности оказаться в этих пределах до полуночи. На всякий случай.

Я удивленно подняла брови, а Зэн лишь еще раз кивнул на Айрэна (в смысле, на его тело) и пожал плечами. Лира выглядела куда более озабоченной и не сводила глаза с друга, Рьюичи же быстро очнулся от свалившегося на нас счастья. Он немедленно взял меня за руку и сел напротив, снова держа наши руки над грудью Айрэна. Я глянула на него слегка недоуменно, а затем несколько виновато – на Зэна. Тот лишь усмехнулся моему взгляду и сказал:

– Делайте, что задумали. А мы тут пока разберемся.

И, повернувшись, он умчался. Я погрузилась в транс, закрыв глаза и вновь видя перед собой светящиеся и матовые бесцветные нити материи магии, и, с помощью Айрэна отыскивая нужные, разрывала их. Рьюичи сидел спокойно, но по тому. Как дрожали его руки, я сделала вывод, что он в большом нетерпении и ему приходится себя сдерживать.

А на плоскогорье уже кипела битва. Орги не были довольны тем, что кто-то встали между ними, и их добычей, то есть нами. Они чувствовали нашу сильную энергию, чуяли запах моей крови от ран на моем теле, которые были скрытые многими слоями бинтов, и сильнее, чем когда-либо желали заполучить наши жизни, нашу кровь, потому что мы сейчас боролись за свои жизни, а им как раз не хватало этого. Им не хватало желания и воли к жизни. Орги желали ощутить жизнь, и теперь дрожали от дикости и ярости, ведь Экзорцисты из отряда Зэна, которых было около тридцати человек, мешали пройти.

Лира сидела рядом со мной, сложив руки в молитве, призывая силу Белой магии, которая помогала мне ускорить процесс «вынимания» души Айрэна из тела Рьюичи. На плоскогорье же поднимались новые Орги. Их становилось все больше: видимо, все шли с разной скоростью, и теперь вся толпа Орги, которую видел Рьюичи, медленно просачивалась сквозь деревья. Для меня в тот момент мало что существовало и имело значение, однако я невольно замечала активную борьбу перед собой и позади Рьюичи. Я слышала голоса Экзорцистов, выкрикивающих заклинания, и кратковременное рычание Орги, которые уже потеряли разум, однако магическая сила, к великому сожалению, осталась при них. Я торопливо рвала связи между Айрэном и Рьюичи, а на поляне с яростными и яркими вспышками перемещались оба лагеря Экзорцистов.

Ребята из отряда Зэна по его же велению стали быстро отступать назад, к нам, как бы сжимаясь в кольцо, ибо Орги становилось все больше, вскоре они превысили численностью пришедших к нам на выручку Экзорцистов. Тогда Зэн крикнул, чтобы все они быстро сдвигались к нашей троице. Земля дрогнула, когда все Экзорцисты разом исчезли, а затем вдруг дружно приземлились в другом месте, образовав вокруг нас плотное кольцо. Они широко расставили руки, встав двойной стеной и поставив защиту. От такого резкого и мощного выброса энергии мне словно молния в голову ударила и пришлось потратить некоторое время на то, чтобы собраться и вернуть внимание от магии борющихся Экзорцистов к связям Рьюичи и Айрэна. Я мысленно подгоняла себя и ментально чувствовала, что Айрэн делает то же самое и с собой. Ни один из нас не желал терять зря время, ведь с каждым ударом полусотни Орги по защитному полю Экзорцистов дрожала земля, с края обрыва падали камни, воздух насыщался металлическим запахом каких-то магнитных разрядов и запахом крови. По окружающим нас ведьмакам попадали, некоторые падали не в силах более стоять, они сжимали зубы и сдавленно хрипели. Вдруг рядом раздался чей-то крик, который через пару секунд повторился и не единожды. Я вздрогнула, но лира вдруг мягко закрыла мне уши, твердо сказав:

– Успокойся. Не обращай внимания.

И я успокоилась, чувствуя, что осталось совсем чуть-чуть. Вот уже последняя ниточка, загоревшаяся красным, у меня в руки. Пара слов и... все. Я ощущала в своих руках чью-то душу, живую и холодную, трепещущую, временами вспыхивавшую пламенем. Она рвалась прочь, но мне нельзя было ее отпускать. Едва душа Айрэна отделилась от тела Рьюичи, тот резко вдохнул и выдохнул, почувствовав легкость в собственном теле, и я тут же жестко прижала свои ладони к груди Айрэна.

– Все, можешь идти, – быстро поговорила я, дрожащими пальцами сжимая душу А-Рэна.

Рьюичи тут же вырвал у меня свои руки и исчез. Я по-прежнему не открывала глаза и не выходила из транса, ведь теперь мне предстояло проделать все то же. Только наоборот: нужно было загнать душу в тело и соединить хотя бы несколько связей, а остальные уж сами восстановятся. И я должна была использовать свою кровь. Собственно, сама кровь как жидкость мне была не нужна. Достаточно было лишь призвать ее силу, находясь в пространстве материи магии. Поэтому, всякий раз, когда я соединяла связи, то вытаскивала из себя какую-то частичку, которая и скрепляла связи и, главное, оживляла их. Мне ужасно хотелось тоже сорваться с места и помочь остальным, но я была обязана закончить начатое.

Дайцукэ немедленно присоединился к братьям по оружию, внеся свою лепту в защитное поле и заменив тех, кто уже почти ничего не мог сделать. Он ощутил на себе все удары Орги и понял, что удерживать их действительно тяжело. Все тело дрожало от напряжения, Зэн временами повторял, а Рьюичи лишь думал: «Держитесь, ребята. Давайте, держитесь».

Но никогда ничего не может идти гладко, а если и может, то совсем недолго. Стоявшие в кольце Экзорцисты упорно стояли, боясь нарушить круг и сломать защиту. Так что ни один из них не смел и двинуться с места. Даже если они падали, то либо снова поднимались, либо подключали свои силы прямо так. И все, быть может, было бы хорошо, если б на горизонте не появилась третья сила, которая на самом деле не была на стороне Орги, но конкретно в эту ночь и для этой цели она негласно стала их союзницей.

Из леса, словно подгоняемые и переносимые резкими порывами ветра, вылетели Наблюдатели. Это были не те, кого отряд Зэн завел в ловушку, то были совсем другие. Они стремительно ринулись в сторону кольца Экзорцистов и всего одним мощным ударом собранной воедино силы прорвали его. Раздался взрыв, но не слишком сильный, и я только снова почувствовала дрожь частиц материи магии, а также дикий страх всех живых существ и растений на плоскогорье Гебо. Все Экзорцисты сразу же вскочили на ноги, чтобы рассмотреть своих противников. Наблюдатели и не думали скрываться – наоборот, им нравилось смотреть в удивленные лица этих ведьмаков, которых они собирались уничтожить без промедления. Рьюичи стоял где-то впереди и очень хорошо видел всех Наблюдателей, которых прибыло еще около тридцати человек: обычный отряд, как у Зэна.

– Ах, ты... – злобно проскрипел Рьюичи, увидев среди них кого-то знакомого.

Я, тоже вдруг ощутив известную мне ауру, не выдержала и открыла глаза, не выпуская души Айрэна из рук. И лицо у меня сразу сделалось таким же злым, как и у Рьюичи, потому что в первом ряду Наблюдателей я увидела небезызвестных близнецов – Спэлла и Рэйн. Парень лукаво сверкнул глазами и сказал:

– Да, это мы. Что, Рьюичи, не ожидал?

Рьюичи попытался успокоиться, возобладать над своим гневом, рвущимся наружу, и все же сумел охладить свой пыл.

– Я уж думал, не свидимся, – сказал он. – Как твоя магия? Нашел дорожку к ней?

Эта фраза, произнесенная ехидным тоном, взбесила Спэлла и еще больше Рэйн.

– Вот сейчас и проверим, в каком состоянии моя магия, – быстро ответил он, злобно вытаращив на Рьюичи глаза, а Рэйн выглядела так, будто собиралась прямо сейчас выцарапать ему глаза. А Дайцукэ, сумевший вернуть самообладание, сохранял ледяное спокойствие и невозмутимость, чем еще сильнее раздражал близнецов.

Господи, как же мне в тот момент хотелось со всего маху разбить Спэллу очки! До того меня вывело это его самодовольное выражение лица. И мне так хотелось выплеснуть на него всю мою отрицательную энергию. Однако мне пришлось вернуться к делу. Я судорожно вздохнула, снова закрыв глаза и возобновив процесс связывания души Айрэна с его телом.

Тогда я чувствовала сразу несколько вещей. Во-первых, это была помощь лиры, которая ускоряла этот процесс. Во-вторых, Айрэн тоже мне помогал, самостоятельно соединяя кое-какие связи. В-третьих, я бесконечно вздрагивала от толчков, проходящих по земле, от внезапных взрывов и выкриков. Мне где-то казалось, что я попала в ад, потому что помимо всего уже перечисленного я ощущала дикую жару, хотя на дворе была зима. Снег на поле боя уже практически растаял и теперь под нашими ногами текли ручьи. Мои ботинки и штаны промокли, вода медленно лилась к обрыву и, казалось, сдвигала почву из-под нас. И, в-четвертых... я ощущала странный нехороший привкус во рту и нарастающую дрожь. «Нет, только не сейчас», – в суете подумала я, сильнее сжав зубы.

– Тимо! – вдруг раздалось сбоку.

Я открыла глаза на призыв и вовремя, потому что как раз успела отскочить в сторону прежде, чем в то место на земле, где я сидела, врезался горящий шар. Я ошарашено глянула туда, а затем подняла испуганные глаза на клыкастого Орги, стоявшего рядом и облизывающегося. Я внезапно ощутила такое неимоверное отвращение, что меня едва не вывернуло на изнанку, и в панике осмотрелась, соображая, куда от него деться или что сделать. Когда он на меня кинулся, я наскоро поставила защиту (первое, что пришло мне в голову и что я могла сделать, не растрачивая много силы) и зажмурилась. Послышался звонкий удар, но я так и не ощутила ауры Орги на своем защитном поле, а, открыв глаза, поняла, в чем было дело. Передо мной стоял Алик собственной персоной, Наблюдатель, мой союзник, он же сын моей крестной матери. Орги напоролся на выставленную Аликом руку, которая была окутана темной, словно ядовитой дымкой.

– Лапы прочь, – медленно с нажимом произнес он сквозь зубы, на удивление сильно толкнув Орги назад, так что тот отлетел довольно далеко с дымящейся черной раной в плече.

Алик повернулся ко мне, снова пробуя на мне свой задумчивый взгляд, и я в благодарность кивнула. Тот наклонил голову, затем перевел глаза на Лиру и снова вернул ко мне.

– Много вас здесь? – часто дыша, спросила я, не известно почему решив, что он уж точно не один.

– Человек пятьдесят, наверное, будет, – ответил Алик. – Два отряда.

– Но откуда? – недоумевала я.

– Кто-то их тех Экзорцистов, – он махнул рукой в сторону пестрящей огнями поляны, – сообщил одному человечку из нашего отряда, что до полуночи следует явиться в лес Кано, чтобы попасть под поле «тринадцатого часа».

– Ты и об этом знал?

– Конечно. О том, что вы собираетесь делать, я знал, и не только я, но и все, кто сейчас здесь.

Сказав это, он уже хотел сорваться с места, но я его окликнула и, когда он повернулся, произнесла:

Тот снова кивнул и ринулся в гущу сражения, рванув так быстро, что я даже рассмотреть этого не успела. И только теперь я поняла. Что в этой суматохе почти отпустила душу Айрэна. на его груди лежала лишь одна моя рука. Но тут же я поняла, что сверху, накрывая мои руки, лежат ладони Лиры. Вот почему я не почувствовала разрыва уже установленных связей между телом и душой Айрэна. Просто, когда я почти его потеряла, Лира, которая ускоряла все это время процесс, схватила его душу и удержала на месте, не дала исчезнуть. Она крепко сжимала мою руку пальцами, зажмурившись и, видимо, тоже находясь в трансе. Тогда я тоже вернулась в то состояние, позволив Лире вскоре отпустить мои руки и вернуться к своим делам. Все, кто был на нашей стороне: и Наблюдатели, и Экзорцисты – старались держать дистанцию и даже примерно никого к нам не подпускать. Теперь это было сделать проще. Ведь они превосходили врага и численностью и мощью. А Лира (я вдруг это почувствовала), чтобы меня еще больше обезопасить, простерла надо нами Священный заслон.

На этот раз мне было очень тяжело, потому что проклятье, наложенное на мой род, дало о себе знать. Я уже говорила, что меня вдруг появилось знакомое неприятное ощущение, и чем больше связей я соединяла и магии использовала, призывая силу своей крови, тем хуже мне становилось. Я постепенно начинала хрипеть: дышать было тяжело, воздуха не хватало. По мне стекали капли пота, я покачивала корпусом взад и вперед, заставляя себя продолжать. А когда я отдавала часть своей силы, чтобы скрепить связь, то всякий раз мое дыхание словно прерывалось, а сердце падало.

Проклятье все сильнее давило, в какой-то момент меня сильно затошнило и я, не выдержав. Наклонилась к земле и открыла рот, ощутив металлический привкус. Я не смотрела, потому что продолжала пребывать в трансе, видя перед собой и вокруг лишь хрусталики и нити материи магии, но я точно знала, что на землю капала кровь. Она же стекла тонкой полоской по подбородку. Лира, заметив это, бросилась было ко мне, но я резко замотала головой, сказав:

– Нет, стой на месте.

Я решительно стерла кровь с подбородка рукой и продолжила. Я чувствовала, я знала, что дело быстро близиться к завершению, и потому отчаянно заскрипела зубами. Все мое тело сильно задрожало, я вцепилась пальцами в одежду на груди Айрэна, уже заканчивая, уже приближаясь...

Я до того была занята своим состоянием и тем, что должна сделать, что даже не заметила, вернее, никак не отреагировала на то, что лирин Священный заслон несколько раз дрогнул под чьими-то сильными атаками, а затем он и вовсе сломался. Лира оказалась лицом к лицу с Рэйн, жалея, что не умеет применять никаких атакующих заклинаний. К счастью, к ней тут же бросился стоявший рядом Зэн. Он буквально выхватил девушку из-под огня, а Рэйн, ехидно улыбаясь, перенаправила заклятие на меня, радуясь, что преграда исчезла. И она бы попала в цель, а я бы даже не шелохнулась, не обращая внимания вообще ни на что, но мне снова помогли. Амулет, который я получила от Солсаки и который предусмотрительно надела, установил как тогда в Отте защитный барьер, так что заклятие Рэйн просто врезалось в него и тут же отлетело назад, будто от стенки – горох, так что я даже ничего не почувствовала. Лицо ее медленно из триумфального превратилось в отчаянно-злобное, особенно когда ее внезапно накрыла алая пентаграмма одного из Экзорцистов, которая приковала и руки, и ноги к земле так, что та не могла ни применить магию, ни просто шевельнуться.

«Давай, давай, давай, – грубо и требовательно подгоняла я себя. – Давай, чуть-чуть осталось, ну...». И вот я наконец сцепила вместе последние связи и почувствовала, что больше не могу держать ни секунды, ни единого мгновения, ибо меня буквально разбирало на части: мышцы сводило, все ранки под бинтами дико зудели и почему-то вновь начали кровоточить, дыхание прерывалось. И потому, едва закончив, я все бросила, резко выйдя из транса, будто меня оттуда выкинули, и, одернув руки от Айрэна, хотя по-хорошему нужно было делать это медленно и аккуратно.

Я не знаю, в каком состоянии находился Айрэн, когда я закончила, потому что тогда меня волновали иные проблемы. Я пару раз настороженно и медленно вдохнула, издавая при этом металлический скрип, и тут же широко раскрыла глаза от ужаса: в груди нарастала жгучая боль. Похожее уже было почти полгода назад, когда Рьюичи, спасая меня, дал свою кровь. В тот раз я чувствовала почти то же самое, но теперь казалось, что ситуация стала еще хуже (если это вообще возможно). От внезапно пришедшей боли я вскочила на ноги и заскребла пальцами по шее и груди, будто меня мучила навязчивая идея и я хотела вырвать из себя что-то. Было ощущение, что мне в горло и пищевод вставили раскаленную палку, от которой все разъедало. Меня затошнило и все-таки вывернуло, причем под конец на своих ладонях я увидела ярко-алую кровь. Я никогда не боялась крови, но сейчас этот вид вверг меня в панику, и из-за нее и из-за страшной прожигающей боли я ничего не видела вокруг себя. Мне все стало безразлично, перед глазами все плыло, а сознание захлебывалось в ужасе и боли. Я закричала, схватившись пальцами за горло, и стала быстро отступать назад, совершенно не замечая того, что сзади находился обрыв.

Рьюичи услышал мой крик и, увидев, что я вытворяю и что я себя не контролирую, бросился бежать ко мне, расталкивая по пути всех подряд, споткнувшись об кого-то, но все же он был слишком далеко, чтобы успеть. Я же, не соображая, что делаю, и осознавая лишь одну вещь (я знала, что использование такого количества силы может именно этим закончиться) продолжала шарахаться назад, путаясь в ногах, и в конце концов я наступила на что-то непрочное и одна моя нога просто оказалась в пустоте, а другая поехала по скользкой земле. И я стала быстро падать. Правда, я уже до такой степени не отдавала себя отчет в собственных действиях, что даже этого не поняла. Я не осознала толком, что действительно падаю и подо мной лишь очень глубокая темная пустошь, и потому не успела испугаться, как должно. Кричала я в основном от боли, прожигающей мио внутренности, и от страха именно перед этой болью. И все же я интуитивно протянула вперед руку с умоляющим и искаженным ужасом лицом. На лице Рьюичи было написано отчаяние, нежелание верить и страх; Лира и Зэн стояли довольно далеко и заметили мои действия лишь когда я завопила; почему-то по жестокой иронии судьбы все в тот момент стояли далеко, видимо, не ожидая, что случится нечто подобное и что меня нужно защищать еще и от самой себя. На деле же все, кто пришел к нам на помощь, в данный момент как раз оттесняли и Орги, и вражеских Наблюдателей на край поляны и активно гнали их в лес. Потому никого рядом и не оказалось.

Когда я соскользнула с обрыва, то в голове все же мелькнула мысль, что мне никто не поможет. И ощущение падения все же стало мною овладевать, хотя и не подкрепленное твердым осознанием и страхом по этому поводу. Однако... внезапно меня кто-то подхватил. Я ощутила опору под своим холодеющим телом, чьи-то руки, и ветер, запутывающий волосы, от быстрого бега. Перед глазами у меня все двоилось, но все же я различила недалеко от лица нечто яркое... нечто рыжее... Айрэн! Несомненно, это был он!

Видимо, даже несмотря на то, что я плохо завершила свое действо, парень очень быстро пришел в себя и, мгновенно среагировав на мой крик, подхватил меня, прыгнув следом, когда я уже начала падать, и оттолкнувшись от прочного уступа, резво выпрыгнул обратно. Я даже не делала попыток двигать какими-либо частями тела, потому что сил не было, все конечности казались ужасно тяжелыми и все чувства кроме боли и страха словно уплывали вдаль.

Лишь на пару секунд бросив на меня внимательный взгляд, Айрэн помчался вдоль обрыва, на бегу, чуть приближаясь к центру, крикнул, прежде найдя взглядом брата:

– Рьюичи, быстро сюда!

Парень немедленно метнулся к нам, с диким беспокойством на лице. Я очень размыто его видела и лишь смутно, временами прерывисто слышала, что они говорили.

– Держи, Рьюичи, – быстро сказал Айрэн, аккуратно укладывая меня на плащ Рьюичи, который тот предусмотрительно постелил. – Помоги ей.

Рьюичи рухнул на колени рядом со мной, а Айрэн, не теряя ни секунды, направился к центру поляны. Но тот одернул брата.

– Что? – недовольно гаркнул Айрэн, обернувшись. – Только не говори, что ты не знаешь, что делать...

– Но я... – неуверенно начал Рьюичи не своим голосом.

– Не смей! – рявкнул А-Рэн, загоревшись. – Ты же Экзорцист с малых лет! Ты обязан что-то предпринять! И это, между прочим, твой любимый человек!

Этот довод подействовал быстро, и Рьюичи сменил выражение лица с растерянного на более уверенное.

– Ты понял?! – бросил Айрэн уже на ходу. – Она ни в коем случае не должна умереть, пока я не закончу и не приду!

Рьюичи глянул ему вслед, затем с силой зажмурил глаза, а потом, сидя перед моей головой, склонился над ней, заглянув в мои мутные глаза. Он взял меня руками за щеки, потому что я постоянно вздрагивала, судорожно глотая воздух, задыхаясь и чувствуя, как по щеке стекают капли крови. В моих зеленых глазах были написаны жуткий страх и паника, Рьюичи было больно смотреть на меня в таком состоянии, и эта боль так же виднелась в его глазах.

– Тимо, милая, – мягко сказал он, остановив мое лицо. – Пожалуйста, смотри мне в глаза. Только в глаза и никуда больше.

Отдаленно расслышав его слова, я сделала усилие и остановила взгляд на его зрачках, вцепившись дрожащими пальцами в его плащ под собой. А парень, глубоко вздохнув, тоже направил свой пронзающий взор сквозь зелень моих глаз в самую их глубь. И когда я окончательно утонула в его глазах, то мне вдруг показалось, что это точно конец. Все. Я судорожно вздохнула, дернулась и затихла.

Я не знаю, где оказалась после этого. Вокруг не было ничего, лишь пустота. Казалось, что у меня не было ни рук, ни ног, ни вообще тела: я его не чувствовала, словно... и меня тоже не было. Я не существовала. И мне было спокойно, очень, но... отчего-то в то же время и грустно.

– Ты уверена, что это конец? – вдруг раздалось рядом. – Уверена, что тебе больше ничего не надо? Неужели тебя ничто не держит?

Этот голос или какое-то его подобие напоминали мне лишь об одном чувстве – о неверии. Во что это существо могло не верить? И бы ответила, но... у меня не было ни рук. Чтобы прикоснуться, ни глаз, чтобы видеть, ни рта, чтобы говорить, ни носа и ушей, чтоб чуять и слышать. Нет, нет... получается, что я была никем. Я была... чем-то... наверное...

Однако я была не одна. Еще «что-то» было рядом. И его тепло и забота передавались в виде какого-то бесформенного чувства мне. И также это «что-то» меня не пускало. Даже когда я рвалась прочь, то оказывалась связанной, сцепленной с ним.

«Что же я сейчас? – думала я. – Дух? Воплощенье? Не знаю. И я не помню, зачем связана с таким же, как и я. Я ничего не знаю». Это говорила моя душа, доведенная до беспамятства болью и страхом, которые испытывали тело и разум (если, конечно, у души вообще реально может быть память). Моя душа, ее воплощенье, полное глубокого мертвенного безразличия... чего она желала? Покоя? Однако то. Что было рядом с ней, навевало совсем иные чувства: волнение, трепет, веру, – которые были намного более приятны.

Вот она, связь – всего одна тоненькая ниточка, незримая и не осязаемая, но ощущаемая двумя скрепленными друг с другом душами. Казалось бы, что может быть проще и незначительней этой крохотной ниточки? И, тем не менее, именно она сыграла решающую роль в этой истории.

Наши с Рьюичи тела не двигались. Мы замерли: Рьюичи – взяв мое лицо в ладони, а я – схватив его руки, оба – с широко распахнутыми веками и с направленными в глаза друг друга одновременно твердыми и бессмысленными взглядами. Мы ничего не замечали вокруг, словно превратившись в статуи, и даже почти не дышали, пребывая в виде воплощений собственных душ в некоем странном состоянии, которое описать иначе, кроме как вышесказанными словами, я не могу.

Едва Айрэн с решительным видом вышел на центр поляны, как к нему сразу же подскочил Зэн. Он был несказанно рад видеть его снова, и лицо его прямо светилось. Нельзя сказать, что Айрэн был не рад, однако он был серьезен, ведь обстоятельства располагали.

– Здравствуй, А-Рэн, – торопливо сказал Зэн, протянув ему руку. – С возвращением.

– Всегда рад видеть тебя, приятель, – ответил парень с легкой улыбкой, пожав юноше руку. – У вас все хорошо? – и он кивнул туда, где еще сверкали вспышки заклинаний и раздавались звуки ударов и ломающийся ветвей деревьев.

– Да, нормально, – парень кивнул.

– С Наблюдателями сами разберетесь? – задал следующий вопрос Айрэн, с надеждой глядя на Зэна.

– Конечно, – быстро заверил его юноша, не желая загружать Айрэна лишними проблемами. – Мы отгоним их к краю поля, а потом – еще подальше, чтоб не мешали. Таким количеством мы их с легкостью обезвредим.

– Хорошо, – несколько устало выдохнул Айрэн.

– А что с Орги? – грозно произнес Зэн, бросив прожигающий взгляд на темное пространство между деревьями, откуда выглядывали красные глаза загнанных Орги.

– Я сам разберусь, – коротко ответил тот. – А вы позаботьтесь об остальном.

Айрэн тут же отвернулся, будто ему было трудно смотреть на Зэна. И последние слова произнес как-то грустно, без какой-либо жажды боя или безрассудной храбрости. Тогда Зэн быстро кивнул и растворился в воздухе, оставив как след высокий столб света.

А-Рэн тяжело вздохнул, глядя в землю, снег на которой практически растаял, но в воздухе стоял холод и мертвая тишина. «Что ж, атмосфера вполне подходящая», – мрачно подумал он и вдруг медленно вытянул руку в сторону часовой башенки, на которой призрачные стрелки отсчитывали драгоценные минуты «тринадцатого часа». И в ладонь Айрэна в ту же секунду врезался Посох Зверя. Парень все еще не поднимал головы, упрямо повесив нос, печально улыбаясь, будто сдерживая внутри ядовитые слезы. Но потом он неспешно поднял лицо к темному небу, сжимая в руке Посох, который не светился, однако вокруг него были видны и ощутимы быстро движущиеся вокруг него, словно воронки, очень сильные волны. Эта мощь стекалась к Посоху и его обладателю во всех сторон, она вбирала в себя все, что можно было, набирая и набирая мощь. Эта сила не делала Айрэна безумным, не мешала ему рассуждать здраво, однако именно она рушила его жизнь и по сей день.

– Да, я слышу ваш зов, – медленно и тихо прошептал он. – Я знаю, что это такое... Я всегда вас слышал, всегда, каждую ночь и каждый день... Пора теперь с этим покончить...

Лира, едва увидев, что Айрэн ожил, немного отошла от Зэна, сказав, чтобы он шел сам, ведь ему надо торопиться, а она пока подойдет ко мне, чтобы узнать, все ли в порядке. Тот ничего не заподозрил и ринулся к Айрэну, словно радостный щенок, а девушка наоборот отступила назад, к лесу. Затем она медленно зашла за один из стволов, из-за него наблюдая за действиями парней, а затем – и Айрэна в отдельности. Ей было жаль его, как он вдруг опустил голову, она хотела подойди к нему, но что-то ее отталкивало. Хотя она уже решила, что простила А-Рэна, почему-то именно сейчас ее руки и ноги словно в кандалы заковали: она никак не могла пересилить себя и сделать даже шаг к нему, она не могла прогнать это странное ощущение волнения, страха, трепета и жалости. Все чувства внутри нее перепутались и образовали единый клубок, из которого было трудно вычленить что-то одно. И еще трудней казалось подойти и просто сказать ему: «Здравствуй»... или даже улыбнуться... Нет, все это казалось ей слишком глупым, и со стороны она видела себя маленькой неумелой девочкой, жалкой.

Лира немного отошла от дерева и шагнула на поляну, где-то в глубине надеясь, что он сам ее заметит и тогда не придется что-то делать специально. Пусть все случится само!.. однако, как назло, ничего не происходило. Айрэн не видел ее. Лира шмыгнула носом, сжав губы и опустив лицо... что теперь?

Постояв так несколько секунд, она вдруг вздрогнула: сзади повеяло неестественным холодом и чья-то безжалостная и темная аура ухватила ее трепещущую душу. И тут же такие же ледяные руки рывком схватили ее со спины и оторвали от земли, и она даже пикнуть не успела, как чья-то ладонь крепко зажала ей рот. Позади нее находился Орги. Он с ярым удовольствием втянул в себя воздух вместе с приятным запахом девушки, который исходил от ее тела и, главное, от теплой живой крови. Она задрожала и задохнулась от ужаса, когда поняла это, и попыталась вырваться, но не тут то было. Она принялась дико дергать всем телом, извиваясь, как змея, лишь бы только отцепить от себя этого зверя... зверя! Вот теперь она была готова позвать Айрэна, хоть сию секунду, но когтистые пальцы Орги не позволяли ей даже примерно открыть рот, а также когти его до крови вцепились в ее предплечье, войдя довольно глубоко. Он наслаждался этим ароматом, высунув язык и уронив на шею девушки слюну, и она в отвращении сжалась в комок и зажмурилась. Ей было жутко страшно, жутко холодно и противно, она желала кричать, а Орги желал наконец приступить к трапезе. Он уже широко раскрыл пасть с острыми влажными клыками, готовясь начать, но вдруг...

– А ну-ка стой!

Лира распахнула глаза, не веря своему счастью: неподалеку стоял Айрэн. Он увидел всю эту сцену еще с центра поляны и тут же переместился ближе, чтобы разобраться и сразу поставить все точки над «и». Он злобно, но сдержанно смотрел на Орги исподлобья, будто одновременно и жалел его и хотел порвать на части. Лиру вдруг затрясло еще сильнее при его виде, будто по ее телу пустили электрический ток, и она резко прекратила вырываться, замерев так же, как и когда стояла за деревом.

– Жажда... – с сожалением протянул Айрэн, вздохнув и на мгновение отведя взгляд. – Как мне вас жаль... – он снова вцепился взором в глаза Орги, напоминавшие и его собственные глаза. – Значит так, сейчас ты подойдешь ко мне, отпустишь девушку, и вернешься к остальным. Немедленно.

Айрэн говорил четко и медленно, отчеканивая буквально каждый слог. Однако он не кричал и не повышал голоса – он просто говорил. Правда, звучали эти слова, от которых веяло холодом, куда страшнее, чем крики, и действовали лучше.

Лира вдруг почувствовала, что Орги дрогнул, а затем пошел к Айрэну. Остановившись перед не сводящим с него взора парнем, все это время смотревшим исключительно на Экзорциста и ни разу не опустившего глаз на девушку, Орги быстро убрал руки. Айрэн ловко подхватил Лиру, которая активно тормошила саму себя, умоляя поскорей оправиться от двойного шока, а Орги сразу же повернулся и как завороженный направился к остальным Экзорцистам. А они, между прочим, уже медленно выползали из леса обратно на плоскогорье.

Едва А-Рэн коснулся Лиры, едва она оказалась в его руках, едва почувствовала его совсем близко, как по ее телу пробежал заводной холодок, взвинтивший мысли, заставивший нервы натянуться до предела. Впервые за пять с половиной лет она коснулась его плеча, по-настоящему, его увидела, в реальности, ощутила его присутствие и поняла, что действительно простила ему все. И не хотела сейчас ничего менять. Она хотела, чтобы он так и стоял и молчал, не возвращался к прошлому, не вспоминал обид, ссор, не вовремя брошенных слов – ничего. Только это утопия.

Айрэн быстро поставил Лиру на землю, и она убрала с него ладони, чувствуя неловкость. Парень так и не посмотрел на нее и стоял, не поворачивая головы, глядя на собирающихся Орги.

– Мино, ступай к Рьюичи, – сдержанным тоном сказал он.

Лира сделала маленький шажок назад, сплетя пальцы рук и держа их перед грудью, опустив взор, желая что-то ему сказать... ну хоть что-нибудь... ведь в тот момент он казался ей таким несчастным, что сердце щемило от боли. И от вины.

– Давай же... иди скорее... – следом проговорил Айрэн, поторопив ее.

И он легонько подтолкнув девушку за плечи в ту сторону, где были я и Рьюичи. Она раскрыла рот, но все же ничего не сказала, будто просто икнула, и с горестным лицом выражением лица (как и у Айрэна в тот момент) стала уходить, пройдя несколько метров спиной вперед, а лицом – к парню, а потом бросилась бежать, как делают маленькие дети, когда задеты их лучшие чувства.

Айрэн не повернулся, насильно удерживая себя от этого. «Не надо, – говорил он себе. – Знаешь же, что так будет лучше и для нее. Нет, прежде всего, для нее». И он, на короткое мгновение сжав зубы, пару раз рывками вздохнул и выдохнул и пошел дальше.

Он вышел на центр поляны, оглянувшись на часовую башенку с движущимися по кругу призрачными стрелками, запустив при этом пальцы одной руки в жесткие взъерошенные волосы, а другой воткнув Посох в землю. Все Орги, которые пришли сегодня на плоскогорье, вышли на поляну с уже чуть подмерзшей корочкой льда, встав перед Айрэном ровным полукругом, замерев, ожидая чего-то важного. Они дружно хрипели и дрожали от черного нетерпения и желания вцепиться в эту ожившую плоть, но что-то их останавливало.

– Все в сборе, – выдохнул Айрэн, решительно подняв глаза на Орги. – Я знаю, почему вы с такой ненавистью смотрите на меня... Вы боитесь, я это чувствую, – он положил руку себе на грудь, начиная говорить все громче, но все так же спокойно. – Я всегда слышал ваш зов, зов ваших заблудших душ, потерянных во тьме потустороннего мира. Я пропускал все ваши страхи через себя, я переживал все вместе с вами... и после этого вы хотите меня убить...

Слова эти прозвучали с горькой иронией. Он старался достучаться до этих зверей, старался не насильно заставить слушать его, но просто осознать, добровольно понять, о чем он говорит. Несмотря ни на что он не испытывал к ним ненависти, наоборот, он чувствовал жалость и хотел помочь, ведь он...

– Я и сам – Орги, – медленно произнес он, – Заблудший, однако я знаю, как найти дорогу из этой тьмы. Я и всего лишь хочу поделиться с вами своей тайной...

Глаза Орги были все так же кровожадны и все так же светились, но они не нападали и, по всей видимости, не собирались, будто в ответ на этот вкрадчивый голос и правдивые алые очи. В их лица было одновременно и недоверие и некая мольба. И будто в ответ на эту мольбу Посох руке Айрэна снова стал собирать энергию. На этот раз казалось, что он вызвал настоящий ураган. Целые волны материи магии рвались к нему, обгоняя друг друга, спеша, будто соревнуясь в скорости, они летели к Посоху. Который впитывал эту энергию, как губка. И Пентаграмма Анубэ медленно начала светиться, наполняясь силой, призывая все больше и больше, а Айрэн часто дышал, ощущая, как эта сила растекается по его телу и по его сознанию. Его багряные пугающие глаза, как и Пентаграмма, начали светиться, будто лампочки, в них по радужке ходил хоровод из миллионов маленьких красных частичек. И со всеми Орги происходило то же самое. Они как зачарованные смотрели на А-Рэна, теперь уже дрожа от тихого страха, который все нарастал и который они заглушили своей жаждой, чтобы не было больно. Однако это стало лишь путем к самоуничтожению.

– Я знаю, как вам больно. Знаю, как тяжело, – Айрэн вырвал Посох из земли и рывком направил его на толпу Орги, медленно проводя им то в одну, то в другую сторону по полукругу, указывая на каждого из них. – И я знаю, что вы видите этот свет, и не только глазами. Ваши души чувствуют его и потому вам страшно... но бояться не нужно, – лицо его вдруг приняло удивительно мягкое и жалостливое выражение. – Просто следуйте за этим светом... И он приведет вас к тем, кому вы так дороги, кто ждет вас и кто сможет вытащить вас из тьмы. А если... – он сделал паузу, вздохнув, – если таковых нет... то из тьмы вы попадете в мир, где навсегда обретете покой...

Парень снова рванул Посох на себя и с такой силой вонзил его в почву, что земля вздрогнула. Он положил руки себе на плечи, обняв себя, удерживая что-то рвущееся наружу. Он в упор смотрел на Орги, и они на него тоже; его взор был тверд и жив, их – расплывчат и туманен. Он звал их за собой, тянул, но не насильно. Они сами решали, стоит ли идти.

– Идите! – твердо воскликнул Айрэн, обнажив клыки и напрягая мышцы, не сбавляя напора. – Идите же! Там вы найдете все... что нужно...

Он опустил голову, вздрагивая, а после последней фразы резко раскинул руки в стороны, будто крылья, и вскинул голову вверх, возведя к небу глаза, которые горели ярым, пылающим огнем. Ничто никогда не смогло бы сдержать это пламя, сжигающее все и всех вокруг, разрушающее и поглощающее, но до такой степени сильное, что могло стать самым ярким маяком. И Айрэн решил стать этим маяком, этим светом в конце тоннеля для всех Орги, для всех Заблудших, которых бросили на произвол судьбы. И не жалел для этого сил. Он с требовательным вызовом смотрел в темное. Почти черное небо, смело взывая к нему, ожидая.

Тут случилось нечто странное. Там, куда так яро смотрел Айрэн, вдруг появилось что-то яркое, сильно выделяющееся на фоне ночного неба. И это что-то быстро падало вниз. Айрэн заулыбался какой-то дикой и вызывающей улыбкой, обнажив клыки, а когда «нечто» приблизилось, то стало понятно, что это пентаграмма. Она была просто огромная и закрывала почти от края до края всю поляну (если смотреть с меньшей стороны), падая она быстро кружилась вокруг своей оси. Пентаграмма стремительно опустилась на поляну так, что вся земля задрожала, Экзорцисты покачнулись, а Лира, которая уже стояла рядом со мной и Рьюичи, отшатнулась и села на тонкую ледовую корочку. Она одновременно со страхом, восхищением и беспокойством смотрела на Айрэна, который оказался в самом центре громадной пылающей пентаграммы (пылающей – в прямом смысле), по-прежнему не опуская головы. А едва эта пентаграмма ударилась о землю, то все ее занятые огнем линии вспыхнули еще ярче и жарче, а вся призванная Жрецом Зверя энергия диким рывком устремилась ввысь, разогнав в стороны облака и даже пройдя сквозь барьер «тринадцатого часа», при этом даже не повредив его.

Айрэн дрожал от избытка магической мощи, отдавая ее все больше и больше, желая оставить лишь немного, чтобы сделать еще кое-что в эту ночь. И когда через несколько секунд весь огонь от пентаграммы наконец иссяк, оставив на поляне прожженный след, растопив и испарив весь снег и лед в радиусе десятка метров, то парень резко выдохнул, закашлявшись, а потом стал дышать очень и очень быстро, будто ему воздуха не хватало. Хотя, может, так оно и было. Он обессилено опустил руки, все еще глядя вверх, устало моргая и слегка подрагивая. Казалось. Что он не верит, что все закончилось и для верности парень глянул на стоявших перед ним Орги. Едва огонь угас, глаза каждого из них перестали гореть страшным красным огнем и стали нормальными, как у обычных магов, но все еще выглядели несколько бессмысленными и затуманенными, хотя и благодарными с легкими отголосками былого страха. Они дружно повернулись и направились прочь с поляны, с плоскогорья, следуя за светом, который горел в душе каждого, который им дал Жрец Зверя и который служил указателем, куда им следует идти. Айрэн облегченно выдохнул и усмехнулся, подняв голову, как бы благодаря небо за помощь, и он точно знал, был уверен, что теперь все Орги найдут выход из тьмы собственных душ и уже никогда туда не попадут. Все, кроме...

Это кричала Лира. Услышав ее голос, Айрэн обернулся и тут же быстро переместился к Рьюичи, который удерживал мою душу в этом мире. Парень приземлился рядом со мной и, прежде внимательно осмотрев то, в каком я состоянии и что удалось сделать Рьюичи, остался доволен и сказал, положив руку на плечо брату:

– Ты молодей, Рьюичи. Тебе удалось заморозить процесс. А сейчас сделай так, чтобы он возобновился. Верни ее назад. Я управлюсь за десять секунд.

Как только Айрэн это сказал, то сразу же поставил руки по обе стороны от моих плеч, а в следующую секунду Рьюичи медленно сморгнул и отодвинулся от меня, потому что одновременно с ним я очнулась, резко и со свистом вдохнув, задрожав всем телом в судорогах и тут же поймав перед собой взгляд Айрэна. Он словно заменил брата, сцепившись со мной взором.

– Смотри мне в глаза, – как бы подражая Дайцукэ, сказал он. – И, Тимо, постарайся дышать как можно спокойней.

Я попыталась внять его просьбе и как могла сдерживала хрип и отрывочные вдохи, хотя так впечатление, что я вот-вот задохнусь, стало еще сильнее. От напряжения я еще пуще задрожала, но все же не отрывала от парня по возможности сосредоточенного взгляда.

Айрэн, не медля, приступил к действию. Он положил ладонь мне на грудь и вдруг послал в мое тело сильный энергетический импульс. То же самое он сделал в ночь на новый год, когда лишил меня голоса. Только теперь этот импульс не только ударил в глаза, но и был подкреплен тем же самым в грудь. Это очень походило на разряд электрошока, меня вдруг передернуло и дышать стало еще трудней, сердце едва не выскочило, а зрачки рывком сузились до крохотных точек. А далее парень будто рукой влез прямо внутрь моего тела, схватил за ребра, за грудину, и потянул на себя. Он как бы вытаскивал кости через кожу. Я непроизвольно выгнулась и все сильнее приподнималась на локтях по мере того, как Айрэн удалял руку. А в его ладони и в центре моей груди мерцала маленькая пентаграмма, дрожавшая от напряжения так же, как и я и Айрэн. Он явно что-то из меня вытягивал, напряженно вцепившись взглядом в центр моих зрачков, с силой разрывая связи, соединявшие это «нечто» со мной, с моим телом.

Как и обещал, Айрэн справился примерно за десять секунд, и все эти десять секунд я готова была проклинать все на свете, потому что совершенно не могла продохнуть. Когда же парень закончил и вырвал это «нечто» из меня, то мне сразу будто огромный камень с груди сняли, и я резко втянула в себя воздух, дыша часто и размеренно, наслаждаясь свободой. Айрэн держал что-то в руке: это был темный шевелящийся туманный сгусток, который извивался, как червь на крючке. Он хотел вырваться и, кажется, даже отчаянно скрипел и пищал, но парень крепко держал его.

– Вот значит что это за проклятье, – с интересом и омерзением протянул Айрэн. – Вроде паразита. Тогда ясно, как оно передавалось из поколения в поколение именно в этой семье, – он тихо хмыкнул, без жалости глядя на бьющийся в его руке сгусток. – Нет, ты не вырвешься.

С этими словами А-Рэн резко сжал пальцы, пристально сверля сверкающими красными глазами «паразита», который сначала очень противно и пронзительно запищал и стал изгаляться еще сильнее, а потом он весь будто в уголек превратился: по нему пошли частые мелкие трещинки, из которых наружу рвалось пламя. И в следующую секунду «паразит» вспыхнул, а оставшиеся частички рассыпались, и Айрэн свободно пустил их по ветру.

Я поднялась на локти, наблюдая за действиями Айрэна, который, сказав после: «Все кончено», – быстро встал на ноги, будто его иголкой кольнули, а потом стал пятиться назад. Я отвлеклась от него, когда Лира присела напротив, блестящими глазами глядя на меня, осматривая с ног до головы, взяв меня за руки.

– Тимо, – нерешительно проговорила она, – как ты?

– Хорошо, – подумав, с улыбкой сказала я таким тоном, будто это было что-то такое, чего быть в природе не может. – Хорошо, – повторила я, громко прыснув.

Лира бросилась мне на шею, обвив меня руками и вздрагивая от слез счастья и умиленья. Я охнула от неожиданности, но тоже ее обняла, ведь и я сама радовалась, да еще как! Я наконец-то распрощалась с этой болезнью, с этим проклятьем! Наконец-то! Рьюичи смотрел на нас со спокойной радостью, сдерживая широкую улыбку, чуть посмеиваясь над откровенной Лирой и про себя торжествуя. Он вдруг наклонился ближе и тоже обнял меня, а точнее, нас обеих так, что мы превратились в один большой спутанный клубок из рук, в серединке которого задыхалась я. Хотя такая нехватка воздуха меня, пожалуй, устраивала, ведь они же это делали любя.

Застряв в этой суматошной радости, никто из нас не обращал внимания на Айрэна, который, собственно, дал повод для радости. Вскочив, он отошел назад, подальше, на расстояние где-то десяти метров, и замер. Когда он отступал, то рывком сжал одежду на груди в кулак, скрипя зубами и издавая какие-то странные сдавленные звуки. Но он быстро распрямился, вздохнув полной грудью.

Внезапно почему-то пошел дождь. Понимаю, теперь на этой поляне не было не то что снега. Но и даже никаких признаков зимы, но чтоб дождь... Вода вдруг хлынула с неба мощным потоком, заливая почву и превращая все впадинки на ней в глубокие лужи. Ливень бил по нам крупными каплями. Айрэн чуть приподнял подбородок, и вода обильно лилась по его лицу, но он почти не моргал. Взъерошенные волосы на его голове, которые всегда стояли торчком, сейчас намокли и печально обвисли. Некоторые потемневшие длинные рыжие пряди легли на его лицо, и теперь они спускались до плеч и ниже. Айрэн стоял, не шевелясь, устало опустив руки и глядя куда-то перед собой, хотя там была лишь темная непроглядная тьма. Айрэн дышал медленно через рот, глотая дождевую воду, сверля глазами пространство перед собой, будто в ожидании. И в тот момент ему казалось, что это ожидание превратилось в вечность.

Опомнившись, я первой отдалила от себя Лиру и Рьюичи, как бы призывая их к благоразумию и спокойствию. Я хотела поблагодарить Айрэна (вот до чего меня счастье довело, у меня даже характер смягчился!). Повернувшись туда, куда он ушел, я поняла, что его не вижу. Лира по моей просьбе зажгла в руке светящийся ровным белым светом шарик и тогда только мы смогли разглядеть парня на некотором расстоянии от нас. Мы хотели подойти, но он вдруг протянул к нам руку, останавливая, но молча.

– Айрэн, – начала я, замерев сидя на коленях Рьюичи, – вот уже никогда не думала, что скажу это, но... – я помедлила. – Спасибо тебе, Айрэн.

Не уверена, что он слышал, потому что он и ухом не повел, и не шевельнулся, и вообще даже не взглянул на меня. Айрэн все еще смотрел вдаль. Мы обернулись, недоумевая: ничего там не было, кроме темноты, как и повсюду вокруг нас. И я не понимала причины его странного поведения. В поисках ответа, я сощурилась и присмотрелась к нему: на мгновение мне показалось, что за его спиной что-то происходит. Присмотревшись усердней, я поняла, что не ошиблась и позади него и вправду происходят странные процессы.

– Что-то не так, – вымолвила я настороженно, потрепав Рьюичи за плечо и заставив тоже туда посмотреть. – Глянь ему за спину. Видишь что-нибудь?

Поначалу Рьюичи молчал, однако, пристально глядя туда, куда я указала.

– Ты же можешь видеть воплощенья душ? – спросила я, потому как мне казалось, что именно это я и видела.

– Да, – парень кивнул. – И ты права, – следом подтвердил он.

Вглядевшись еще раз, я заметила необычные перемещения частиц в воздухе. Я помнила, как должны выглядеть и как выглядят воплощенья душ магов – крылья. Они всегда состояли из мелких частиц, которые почти не двигались, но которые мерцали и сверкали. А у Айрэна крылья почему-то казались мне неполными, словно от них кусок оторвали, какими-то рваными по краям, хоть они и не были расправлены в полную ширь. И багряные, золотистые и бронзовые частички в них, по краям же будто покрытые сажей, дрожали и будто в панике перелетали с одного места на другое. Я совершенно не понимала их поведения.

И с Айрэном тоже что-то творилось. Мы вдруг заметили, что его стала бить мелкая дрожь. Через приоткрытый рот было видно, что зубы все сильней и чаще ударяются друг об дружку, а на лице появляется дикий панический страх. И чем дальше, тем более усиливалась дрожь, он трясся, как в лихорадке, создалось впечатление. Что он едва стоит на ногах. Но чего же он боялся? Там, куда он смотрел, ничего не было. Но, как оказалось, это было не важно.

В очередной раз набрав в легкие воздуха, Айрэн вдруг рывком расширил глаза, будто перед ним смерть появилась (кроме шуток!), а потом внезапно упал на колени, обняв себя руками и одновременно испустил дикий протяжный вопль. Мы дружно вздрогнули, на этот раз как следует увидев все то, что происходило с его крыльями: они горели. Горели по-настоящему! Как тогда. В моем сне. Каждая частичка будто бы кричала и в панике металась из стороны в сторону, но тут же сгорала в оранжевом пламени. Правда, во сне мне не хотелось кричать, а Айрэн вопил, как безумный. Вообще. В какой-то степени, оно так и было, но все же...

– Когда у меня во сне сгорали крылья, то мне не хотелось кричать, – вдруг сказала я поперек криков Айрэна.

– Это другое, – серьезно ответил Рьюичи, явно понимая, в чем дело – Во-первых, то был сон, а, во-вторых, во сне крылья у тебя сгорели за минуту максимум. А у него они горели с тех самых пор, как он стал одним из Орги, из Заблудших, когда «умер», когда потерял веру и начал спорить с собой...

– То есть, это продолжается вот уже более пяти лет? – ошарашено произнесла я.

Рьюичи ничего не ответил, переведя печальный взгляд на брата. Айрэн еще немного вопил, стоя на коленях и согнувшись пополам, а потом вдруг вытянулся в высоту настолько, насколько возможно, глядя в небо и крича так, что в ушах звенело. Он упал на спину, его сотрясали жуткие судороги, и он никак не мог успокоиться. Я видела, что крылья, которыми он бьется о землю, становятся все меньше и слабее, они тускнели, и пламя становилось тише, но тогда они горели медленней. Это причиняло дикие страдания и страшную боль, так что парень хрипло дышал, снова и снова испуская сдавленные и протяжные крики, перебиваемые рычанием. Он ударял головой о мокрую землю, корчась в агонии, впиваясь пальцами в почву и остатки мерзлой травы и вырывая их с корнем.

– Он умирает, – вдруг сказал Рьюичи, стараясь объяснить всю ситуацию, которая ввергла нас в самый настоящий шок. И он еще усилился после слов Дайцукэ.

– Что-что?! – не веря своим ушам, воскликнула я, недоуменно глядя на парня и тут же, не удержавшись, со злости отвесила ему легкий подзатыльник. – И ты об этом так спокойно говоришь?!

– А почему бы и нет... – послышался вдруг слабый голос Айрэна.

Он повернулась туда: Айрэн потихоньку успокаивался, его крылья стали совсем маленькими и теперь неспешно догорали, как угольки в печке, да и выглядели они так же. Лишь изредка в них можно было разглядеть отголоски блестящих бронзовых и багряных частичек. По мере того, как крылья парня усыхали, он становился все слабее. Теперь он уже не кричал и не бился в истерике, хотя ему было все так же больно: просто сил уже не было. Услышав наш спор, он подал голос:

– Рьюичи все делает правильно... – тихо произнес он. – Он знает, что сделать ничего нельзя... крылья сгорят в любом случае, но... – он вдруг замолк, мучительно сглотнув и проведя языком по мокрым от дождя губам, – если я просто этому подчинюсь, то стану монстром... как Орги, только еще хуже, потому... что... меня нельзя будет вернуть в нормально состояние, как я вернул их... Моя душа исчезнет навеки и в этом теле останутся лишь звериные инстинкты... – парень усмехнулся и закашлялся. – Я не хочу... – тут мне показалось, что в голосе его зазвучали не только боль и горечь, но и слезы. – Не хочу... становиться монстром... не хочу быть чудовищем... – он сжал губы, а потом резко обнажил скрипящие друг об друга зубы. – Я лучше умру... вместе со своей душой... так... лучше...

– Лучше?! – возмущенно воскликнула я и тут же спросила:

– А точно нельзя это остановить?

– Да... – с трудом выдохнул Айрэн. – Потому что... меня здесь... ничто не... держит...

Его жизненная сила быстро угасала. Это было слышно по его быстро стихающему и все больше хрипящему голосу. И без того всегда медленное сердцебиение (Рьюичи мне рассказал, что у всех Экзорцистов сердце бьется медленней) слабеет, сердце сжимается с промежутком в пять-шесть секунд. Удивляюсь, как оно вообще еще билось. Айрэн уже не шевелился, и только грудь его судорожно вздрагивала, когда он инстинктивно начинал дышать чаще из-за нехватки кислорода. И тело его тоже становится по-настоящему мертвым: лицо, которое и раньше имело болезненно-бледный оттенок, теперь стало белым изжелта, как у покойника, щеки впали, круги около глаз совсем почернели. Теперь на него смотреть-то было неприятно, не то что рядом находиться.

А я не зря спрашивала Айрэна о возможности прекратить этот процесс и вернуть его к жизни. Я, в принципе, тоже не обрадовалась бы, если бы он умер (не такая уж я, оказывается, злопамятная), ведь он все ж таки спас меня от смерти. И хотя теперь мы были в расчете, я бы никогда не пожелала увидеть горе на лицах своих близких. Рьюичи побледнел от безысходности и мертвенным грустным взглядом смотрел на Айрэна, и я знала, что ему очень плохо именно, потому что он слишком хорошо знает магию Экзорцистов и, следовательно, понимает, что ничего поделать нельзя. Это бессмысленно. Но меня куда сильнее волновал другой человек. Если насчет Рьюичи я была уверена, знала. Что он справится, то насчет Лиры я сомневалась. И не без причины. Стоило вспомнить то, с каким лицом она прошлым вечером рассказывала мне о прошлом, о проведенных с Айрэном днях, и то, что она сказала, когда явилась сюда и отдала мне пентаграмму. Я догадывалась, что именно этого человека подобный поворот событий должен ранить больнее, чем кого-либо еще.

И я была права. Лира не хотела все так оставлять, не верила, что ничего ему ничем нельзя помочь. Все это время она сидела, дрожа и в шоковом состоянии глядя на Айрэна диким глазами. Но потом она внезапно вскочила, стремглав подбежала к парню, рухнула рядом на колени, расплескав грязную воду из луж и испачкав всю юбку платья.

– Нет... нет... нет... – быстро-быстро затараторила она, желая дотронуться до парня, – нет... ты... не должен... уходить...

Как только она упала рядом и сказала это, у Айрэна резко расширились глаза: он не верил в то, что происходит. Но он тут же опустил веки: его слишком больно ударил тот факт, что она считает его злом, и теперь принять обратное было очень трудно. И в глазах, и в голосе ее были слезы, горячие и живые, но жгучие и ядовитые. Они стекали по щекам так же обильно, как и вода от дождя, а сами глаза стали до смерти печальными. Подбородок и губы ее дрожали от рыданий, но она продолжила говорить, несмотря на это.

– Что тебе нужно, чтобы остаться здесь? – решительно и со слезами спросила вдруг она.

Айрэн будто и не слышал, хотя через пару секунд приоткрыл глаза, хрипло дыша и молча.

– Что тебе нужно?! – с восклицанием повторила Лира. Она не хотела и не собиралась все так оставлять. Она должна была узнать всю правду и сделать все, что в ее силах, чтобы не дать умереть этому человеку. Она говорила с таким нажимом и требованием, что Айрэн наконец полностью открыл глаза и более чем удивленно посмотрел на нее.

– Тебе нужна моя кровь?! – грозно бросила Лира. – Давай, бери!

Она пододвигает к нему свою руку, на которой остался глубокий порез, нанесенный Орги, и надавливает на него так, что по коже вниз сбегает тоненькая струйка крови. Звериные инстинкты парня тут же срабатывают: он еще больше расширяет глаза, зрачки сужаются, он втягивает носом воздух и судорожно сглатывает. Однако он держит себя в узде.

– Тебе нужно мое тело?! – громче прежнего спрашивает Лира. – Давай, возьми меня! Я рядом! Сейчас! – она несколько раз вдыхает, сжав руку в кулак и сдерживая слезы изо всех сил. – Или, – она повременила немного, перейдя на более спокойный и вкрадчивый тон, – тебе нужны... мои чувства... моя любовь?..

Парень успокаивается и непонимающе смотрит на нее, будто впервые увидел. Он по-прежнему не верит, с каждым словом ему становится, ибо Лира снова и снова задевает его самые свежие раны.

– Если так... – медленно произносит она, посмотрев в глаза Айрэна, – тогда... она у тебя есть.

Айрэн прекрасно все слышал. От начал и до конца. Однако все равно не поверил. Что-то внезапно ударило ему в голову, что-то затрезвонило и сказало: «Все равно ничего не изменишь!», и он, немедленно убедившись в этом, по мере сил грозно говорит:

Он снова закрыл глаза, отвернувшись, грудью вздрагивая, и кое-как дышит. А-Рэн на протяжении всех пяти с половиной лет слушал лишь этот свой внутренний голос просто потому, что больше никого и ничего не было рядом и никто не мог ему помочь или поддержать. Так он привык рассчитывать лишь на себя и теперь не только не верил, но еще и не хотел просить помощи. Конечно, это очень глупо.

Я действительно считаю такое поведение глупостью, и потому очень рада, что Лира не отступилась. Я лично не знала, что можно предпринять в такой ситуации, но Лира, к счастью, оказалась куда более сведущей в этой области и сообразительней, чем я. Опустив глаза в землю и немного помедлив, она вдруг загадочно говорит:

– Я знаю, как удержать твою душу.

Лира вдруг встала, подошла ко мне и попросила маленький ножик, который я всегда носила с собой. Я только кивнула несколько озадаченно и протянула ей перочинный складной ножик. Та его взяла, вернулась к Айрэну, снова присела рядом и внезапно слегка порезала руку парня около локтя. Тот дернулся от неожиданности, я же едва не вскрикнула и зажала рот ладонью. А Рьюичи медленно произнес, серьезно сдвинув брови и довольно улыбнувшись:

– Я понимаю, что она хочет сделать... молодец...

– Помнишь, Рэн, ты как-то мне рассказывал об обычаях своей семьи, – заговорила Лира, проведя двумя пальцами по ране Айрэна и внимательно рассматривая кровь на своей руке, – а потом перешел на тему любви и преданности? Ты тогда сказал кое-что очень важное и теперь я вспомнила это и поняла, как могу удержать твою душу...

– Что она задумала? – спросила я, пристально следя за ней.

– Ты помнишь о связи, которую можно создать при помощи крови? – напомнил Рьюичи. – Для Экзорцистов обмен кровью – это практически то же самое, что вступить в брак, но это даже серьезней, потому что тогда создается связь еще и между душами и духами.

– То есть, она хочет...

– Да, – подтвердил Рьюичи, – удержать его душу...

Айрэн, тоже поняв, что собирается сделать Лира, быстро открыл глаза и дико испуганно уставился на нее. Он попытался приподняться, но ничего не вышло: у него не было сил, и он даже уже не мог толком говорить. Девушка вдруг сунула оба пальца себе в рот и слизнула с них кровь Айрэна. Я инстинктивно закрыла рот рукой, потому что мне это казалось неприятным. А потом она теми же пальцами провела по порезу на своей руке и, самостоятельно раздвинув губы парня (в таком состоянии, в котором был он, сделать это было нетрудно), сперва провела пальцами по его языку, а далее щедро намазала кровью нижнюю губу парня. Айрэн, непроизвольно сглотнув, вдруг едва слышно прохрипел что-то вроде: «Что ж ты со мной делаешь...», – а Лира наклонилась ближе и нежно поцеловала его.

Я едва сдержалась, чтоб не отвернуться, ибо теперь мне стало просто тошно смотреть на это. Я, конечно, не осуждала сестру. Пусть делает, что считает нужным. Однако меня отвращал не только сам факт обмена кровью (просто вкус крови мне с детства ненавистен), но еще и вид Айрэна. как я уже говорила, он в тот момент сильно смахивал на мертвеца: черные круги около глаз, впалые щеки, бледный известковый цвет лица... Меня аж передернуло, когда я представила себя на месте Лиры. Я бы с ним рядом сейчас не села, а Лира поцеловала его и безо всякого отвращенья. Пожалуй, даже, наоборот, с нежностью... да, именно с нежностью и жалостью.

Тогда у Айрэна случается внезапный рефлекс: глаза его резко вспыхивают огнем, веки распахиваются, и он яро впивается в губы девушки (других слов у меня просто нет). Он рывком сел (откуда только силы взялись), и Лира отклонилась назад. Парень до боли сжал пальцами ее плечо, но Лира даже не поморщилась. Она не закрывала глаз и с готовностью смотрела в прищуренные, дико горящие глаза Айрэн, который на время практически обезумел. Он будто сдерживался и сжимал ее запястье и плечо, держа ее на расстоянии от себя. Однако я видела, что он жутко хотел прижать ее к себе, обнять, и не просто так, как обычно обнимают людей, даже любимых, а он хотел вжать ее в себя сам желал вжаться в нее, чтобы они навсегда стали одним целым. И дело было даже не столько в слиянии тел, сколько в слиянии душ.

Глаза Айрэна рьяно сверкали багрянцем, а их блики отражались в льющихся с неба потоках воды. Этот обмен страшно на него подействовал, однако Лира удивилась лишь в первое мгновение, а потом смотрела спокойно и прямо в центры его зрачков, все больше расслабляясь, даже будто удерживая парня свободной рукой рядом с собой, и все более нежно глядя на него.

Но вскоре он словно очнулся, чувствуя, что нечто дает ему силы, это же нечто создало такой рефлекс, и его же парень сейчас забирал. Но... откуда? Он вдруг резко оторвал губы от девушки, не отдаляя лица, и оскалился, не то показывая, не то сдерживая свою звериную натуру.

– Хорошо, – тихо прошептала Лира, нарочно не отдаляясь от него и ласково пробегая по его лицу взглядом. – Я отдала тебе часть того, что мне осталось. Теперь... все... хорошо...

Однако Айрэн так не думал. Скорее, наоборот. После этой фразы его лицо из яростного и кровожадного медленно превратилось в дико испуганное. Лира поняла, что видела у него такое выражение лица – однажды, когда он в последний свой день рождения наутро пришел в домик с окровавленным ртом, когда погибла «его третья девушка». Он тогда был жутко напуган, боясь зверства, которое совершил, и теперь тоже, ведь взял у Лиры то, что принадлежало ей, хотя никогда не хотел у нее что-либо брать. Он это не достоин. И теперь ему было страшно как никогда, потому что он причинил боль (пусть даже самую маленькую) очень близкому человеку. Так что, реакция его оказалась просто убийственной, причем для него самого. Рывком отскочив от девушки и тут же свалившись обратно на мокрую землю, даже не успев толком встать на ноги, Айрэн стал проползать назад, судорожно припадая то на одну, то на другую руку, которая почти сразу же подкашивалась. Парень добрался до ближайшего дерева, резко навалившись на ствол всем телом, запрокинув назад голову, с силой стукнувшись о дерево, а потом сделав это еще раз, только сильнее.

– Не надо, перестань, – попросила Лира с беспокойством.

В ответ на это парень вдруг посмотрел на нее с истерическим выражением и издевательской ухмылкой на лице, с придыханием воскликнув, будто захлебываясь:

– Ну, зачем?.. Что ж ты... делаешь?..

Он тут же снова запрокинул назад голову, постепенно затихая, дыша медленно и прерывисто со страшным хрипом. Он смотрел в небо словно с вызовом, рьяно сжав зубы, словно моля о прекращении этого. Внезапно между мной и Рьюичи и Айрэном и Лирой появилось какое-то существо. Оно словно материализовалось из воздуха и было похоже на ребенка с неопределенно темными волосами до плеч и невозмутимыми глазами, только тело было полупрозрачным, как у призрака. Я не могла определить даже примерно, мальчик это или девочка, и подумала уже, что это дух и хотела спросить, что он делает, как вдруг существо заговорило само.

– Ну что, Флэйм, – оно прямиком обратилось к Айрэну, – ты еще помнишь мне пророчество?

– Да, – с натягом ответил он.

– И что же ты мне сказал на этот счет? Что ты всегда думал? – раздался тот бесцветный голос.

– Я с-сказал, что... что не верю... в него, – Айрэн решил, что он раньше не врал об этом, и сейчас тоже нет смысла.

– А что ты теперь думаешь?

Айрэн лишь с болью скосил глаза на существо глаза и вдруг чаще задышал, стараясь сдержать внезапно пришедшие дикие судороги. Лира смотрела на парня все так же испуганно и ласково, а я, уже устав быть сторонним наблюдателем, не выдержала и громко спросила:

– В чем дело? Что с ним?

Я вообще обращалась к сестре, однако она и сама не понимала, так что пальму первенства перехватило это полупрозрачное существо:

– Ничто уже не сможет окончательно вернуть ему жизнь и восстановить душу, процесс необратим. А она, – оно указало на Лиру, – может лишь удержать его на той стадии, до которой он дошел. Подумай хорошо, нужен ли он тебе таким?

Лицо Лиры по-прежнему выражало беспокойство за Айрэна и нежность по отношению к нему, но после этой фразы она вдруг резко посмотрела на существо отчаянно злобным взглядом. Я никогда ее такой не видела и понимала, как ей сейчас должно быть больно. Внутри у меня вдруг тоже что-то вспыхнуло, и я бесцеремонно влезла в разговор, не желая, чтобы кто-то делал больно моей сестре:

– Это, собственно, что такое?

– Это... местное Божество... Цумэ, – вдруг хрипло ответил Айрэн, а само Божество посмотрело на меня несколько пораженно, видимо, удивляясь, что с ним могут так разговаривать. Но я этого не знала, так что с меня не спрашивать. И даже если б и знала. То не стала бы разговаривать уважительно в ответ на колкости в адрес Лиры.

– В него перестали верить и забыли, – сказала вдруг Лира уверенным тоном, не отрывая на удивление твердого взора от Цумэ, – и потому оно потеряло свою силу. Говорят, что именно поэтому природа в Odzi Omoi умирает. Если Божество потеряло свою силу, то оно не может более поддерживать здесь жизнь.

– Так вот в чем дело... – задумчиво протянула я.

– Значит, Флэйм тебе рассказал? – спросило Божество, глянув на запрокинувшего голову и с кашлем глотающего дождевую воду Айрэна. – Хорошо. А он не сказал, что я сделало пророчество незадолго после того, как потеряло силу?

– Какое пророчество? – серьезно спросила я, и все остальные, кроме Айрэна, тоже насторожились.

– Возможность все изменить появится тогда, когда выполнятся все условия этого предсказания. Первое – появится идеальный человек, Бог, который будет знать, о чем думают и говорят все живые существа. И он не будет отделять себя от них. Второе – родится ведьмак с огненным именем, которого признают Жрецом Зверя. Его будут бояться, а он всегда будет страдать от своей судьбы. Однако рядом с демоном окажется ангел, который не будет его сторониться, и однажды милостиво отдаст ему свои крылья. И третье – одинокий холодный ведьмак не сможет найти своего места нигде, пока Жрица не будет готова ждать его. И ничто этого не изменится, пока эта Жрица не найдет в себе силы стать одним из нескольких ключей к решению головоломки, которую не могут решить вот уже несколько десятков поколений. Все условия должны быть выполнены – тогда все вернется на круги своя.

Я внимательно прослушала пророчество Цумэ, мысленно подметив некоторые особенности и удивившись. Я хотела было задать вопрос насчет своих подозрений, однако Айрэн опередил меня, хрипло и с измученной усмешкой сказав:

– Похоже... все... все фигуры уже стоят... на ш-шахматной доске... не так ли?.. И... – он вдруг закашлялся так, что даже у меня сердце дрогнуло, и грудь его стало часто и отрывочно подниматься и опускаться, а парень словно задыхался, и по всему его телу уже стекал соленый пот, а в глазах стояли непроизвольные слезы от усилий, которые приходилось делать, – и... все условия... выполнены... Жрица и «холодный ведьмак»... вместе... – парень бросил взгляд на нас с Рьюичи, – и... – он снова активно задышал, – и... ангел... тоже здесь...

Он устало посмотрел на Лиру, мучительно повернув к ней голову, но тут же отвернувшись, зажмурившись и возведя глаза к небу так, чтобы вода сильнее лилась на вдруг загоревшееся жаром лицо. Увидев это, Лира мелко задрожала, и слезы выступили на ее глазах, но, к счастью, Айрэн их не увидел. Она поняла, что, несмотря на свою попытку, не смогла спасти Рэна. Этого оказалось недостаточно. Но она хотела что-то сделать... должна была! Обязана! И тогда, поджав на мгновение губы и тоже крепко зажмурив веки, она подошла ближе к Божеству, глядя на него в упор, и внезапно медленно опустилась перед ним на колени.

– Верни ему крылья, – с нажимом произнесла она, сдерживая дрожь в голосе и в теле. – Верни, прошу тебя.

Божество посмотрело на девушку с недоумением и легким презрением, но это скорее выражалось во взгляде сверху вниз, чем в конкретном действии. Лира смотрела твердо и упорно в непроницаемые глаза Цумэ, хотя взор ее скрывался за горькими слезами, которые будто сдерживали сами себя, чтобы не пролиться.

– Я ничего не могу сделать. Я лишилось сил, когда в меня перестали верить, – медленно сказало Божество.

– Прошу тебя, – повторила Лира, несмотря ни на что, – сделай это. Пожалуйста. Я знаю, что ты можешь, я чувствую, – она подняла на Божество честные глаза. – Я в тебя верю. И я отдам тебе все, что захочешь. Даже жизнь.

Она сказала это серьезно, тем более что в принципе не имела привычки шутить такими вещами. Я бы на ее месте чувствовала себя жутко униженной, и Лира чувствовала себя так, однако она уже привыкла к такому обращению, хотя чувство собственного достоинства никуда не делось. Правда, мне не понравилась ее последняя фраза, и я собиралась возразить, но меня опередили. Айрэн, едва уловив эти слова, немедленно оторвался от дерева и, не имея сил идти, на четвереньках пополз к Лире.

– Не... не слушай... ее... – говорил он, задыхаясь, – она... н-не знает... ч-что говорит...

– Я все понимаю – отпарировала она – Все понимаю, так что...

– Нет, не смей!.. – отчаянно выкрикнул Айрэн, хрипло вбирая в себя воздух. – Не смей, слышишь меня?!.. Не надо...

– Если нужно, то... – пыталась продолжить Лира.

– Не трогай ее!.. – парень яростно посмотрел на Божество. – Не забирай у нее ничего, Цумэ... это того... не стоит...

Он сжал зубы, остановившись перед Божеством на том же расстоянии, что и девушка. Она продолжала попытки что-то сказать, однако Айрэн ее тут же прерывал.

– Почему?! – воскликнула вдруг Лира, глянув на парня через плечо и увидев тогда на его лице страшное выражение. – Почему?! Я не хочу жить там, где тебя не будет?!..

И она закрыла лицо руками, подхватывая на лету крупные капли, выкатывающиеся из глаз. А А-Рэн, пару секунд молчал, едва слышно дыша, а потом с металлическим хрипом в голосе отрывисто сказал:

– А я... я не смогу жить там... где тебя... не будет... И не прощу себя... за... то... то, что...

Он оскалился и зажмурил глаза, с силой ударив рукой по земле, а потом, вдруг не удержавшись и повалившись на мокрую землю, продолжая тщетные попытки принять хотя бы сидячее положение. Он рычал от досады, а Лира продолжала всхлипывать. Айрэн и сам сначала сдерживал рыдания в часто и тяжело вздымающейся груди, но после того, как девушка возобновила просьбы, перестал и дико выкрикивал фразы, типа: «Нет!.. Не смей!.. Не надо!.. Только не это!..» – при этом рыдания сдавливали его легкие еще сильнее, и порой вместо крика изо рта вылетал сиплый шепот, который, однако, был не менее ярым и отчаянным.

С моей позиции, как и с любой другой это выглядело просто жутко: едва живой с мертвым уже лицом парень уже готов был головой биться о землю от горя и безысходности, а Лира все не замолкала. В общем. Каждый из них просил за другого. А Божество стояло и слушало, глядя на страдальцев сверху вниз.

И я в конце концов не выдержала. Я не могла смотреть, как мучается лира и собирается отдать свою жизнь, и к тому же мне впервые стало жаль Айрэна. я с болью в глазах смотрела на то, как он едва не по земле катается, потому что не может подняться, дрожит всем телом, как и Лира, и так же от рыданий. Я не могла на это более смотреть. Конечно, слабость меня все еще не отпускала и потому я сидела на коленях Рьюичи, но, тем не менее, тут я рывком поднялась на ноги и, чуть пошатываясь, подошла к Божеству.

– Хватит! – громко заявила я. – Хватит их мучить! Неужели не видно, что они уже и так достаточно терпели и достаточно ждали?! Довольно! Хватит с них!

– Ты так смело выступаешь... – слегка сердито говорит Цумэ, желая усмирить мой пыл.

– Да, потому что я знаю, сколько они уже пережили. Они сейчас оба на коленях умоляют тебя, причем просят не для себя, а для другого. Разве это не доказательство?! – сейчас мой голос звучал так же с ноткой слез, как и у Лиры и Айрэна, но в мне кипело еще и возмущение.

– Доказательство чего? – медленно спросило Божество, глянув на меня исподлобья.

– Их чувств, – был мой ответ.

– Может быть... – коротко произнесло Цумэ.

– Тогда... – начала было я, но Божество резко спросило:

– Чего же ты хочешь?

– Верни ему крылья... – слегка опешив, проговорила я.

– Я уже говорило, что не имею силы, пока в меня не верят.

Я замолчала: если у него и вправду нет сил, то спор не имеет смысла. Но, с другой стороны, Лира сказала, что чувствует, что Цумэ может это сделать, да и я, когда присмотрелась к Божеству, поняла, что на это сил у него хватит. Ведь оно же давало силы Хранительницам Священного озера, чтобы те придерживали увядание природы. Так что... скорее всего, ему просто нужно было что-то взамен. Причем, что весомое. Я на некоторое время задумалась, а потом меня вдруг осенило. Мне словно молния в голову ударила, не знаю, лампочка зажглась. И я неспешно произнесла, мысля вслух:

– Если бы у тебя совсем не было силы, тебя бы не было здесь... и ты бы не давало силы нам, тем, кто должен поддерживать жизнь в природе...

Я сделала небольшую паузу для, так сказать, переваривания информации и продолжила:

– Тогда, давай так: ты восстановишь ему крылья, а я... верну магам Odzi Omoi веру в тебя.

Божество внимательно взглянуло на меня, чтобы понять, шучу я или нет, но я была абсолютно серьезна и смело смотрела в его туманные глаза. Айрэн, по-прежнему еле дыша, с трудом удерживаясь, чтобы не растянуться на земле во весь рост, вцепившись пальцами в грязь под собой, поднял на меня ошарашенный взгляд.

– Как я понимаю, говоришь ты серьезно, – задумчиво сказало Божество. – Хм... А ты что думаешь, Силуэр? – спросило вдруг оно, и Рьюичи резко поднял голову, еще сидя на месте. – Ты не слова не проронил, хотя твое мнение тоже важно.

Это прозвучало так, будто Цумэ уже заранее спланировало и продумало все возможные варианты развития событий и теперь просто наблюдало, как судья. А Рьюичи медленно поднялся на ноги, подошел ко мне и своим спокойным тоном сказал:

– Что я могу добавить? Я согласен с Тимо. в конце концов, они не только наши друзья, но и родственники.

Айрэн. Вера в людей у которого сильно поколебалась и практически разрушилась еще раньше, смотрел на меня и Рьюичи не верящим взглядом, как бы говоря: «Вы что? Почему? Ведь я же вам столько плохого сделал? Зачем я вам нужен?».

– Айрэн мой брат, – продолжал плавно говорить Рьюичи, – а Лира сестра Тимо. все мы связаны: кто-то кровно, а кто-то – кровью,– Рьюичи сделал яркий акцент на последе слово.– Мы не сможем существовать отдельно.

Цумэ очень внимательно посмотрело на меня и обнявшего меня за плечи Рьюичи, словно просканировав нас взглядом, сказало:

– Да, вы все связаны. И, видимо, даже сильнее, чем вы думаете...

Я непонимающе глянула на Божество, Лира совсем отняла руки от лица и тоже удивленно уставилась на Цумэ. На лице Айрэна застыло мучительное выражение, и он все же кое-что понял, хотя и не мог сказать из-за диких судорог и то и дело прерывающегося дыхания. Лишь у Рьюичи на лице было выражение ясности.

– Я понимаю, – проговорил он, в упор глядя на Божество, которое, видимо, было им довольно. – Мы связаны... как четыре элемента мироздания, – Рьюичи берет меня за одну руку и поднимает до своего лица, глядя на нее так, словно держа самую дорогую для него вещь. Он будто хотел показать Цумэ наши сцепленные руки. – Как Воздух... – он ласково посмотрел на меня, – и Земля, – он перевел взгляд на Лиру и полулежащего на земле Айрэна. – Как Огонь и Вода. Мы находимся в гармонии друг с другом, несмотря ни на что... Это ведь твоя главная заповедь, верно, Цумэ? – Рьюичи снова открыто посмотрел на Божество.

– Вы правы, – согласилось Цумэ. – И чтобы достичь гармонии вам нужно уравновесить мощь и влияние всех стихий.

«Да что ж такое? – с досадой подумала я. – Опять говоришь загадками?».

– Стихий? В Odzi Omoi? – вслух переспросила я. – Это нужно, чтобы спасти природу Odzi Omoi?

Должна сказать, что мыслила я в правильном направлении. Однако Рьюичи, у которого было, как я думаю, больше возможностей спокойно подумать об том, ведь он, в отличие от меня, умел охладить свою голову. Так что его мысли был и быстрее.

– Думаю, Цумэ имело в виду стихии не в буквальном смысле, – сообразил он. – Скорее, это разные люди, разные маги, жители Odzi Omoi.

– Тогда, хранители магии – это Земля, Эрфо, – твердо сказала я, – это основа.

– А Экзорцисты – Огонь, Иеро, – едва слышно, но с усмешкой прохрипел сбоку от нас Айрэн. – Как всегда.

– Священнослужители – Вода, Ароэ, – плавным тоном проговорила Лира, – потому что они как бальзам, как святая вода на ранах Odzi Omoi, всей природы и магии.

– В таком случае, Наблюдатели – это воздух, Аир, – закончил Рьюичи, – ибо они вездесущи и мимолетны, и столь же опасны, как ураганный ветер.

Мне показалось, что в этот момент кому-нибудь надо было ударить в гонг, потому что теперь мы совершенно точно дошли до решения этой головоломки. Но ответом стала лишь тягучая, словно резина, тишина. На чернильном небе застыла тьма, которая, спускаясь, окутывала нас с ног до головы. Но сейчас она не казалась неприятной, а, наоборот, была, словно шелк. Я видела маленьких небесных светлячков на покрывале тьмы – звезды. Дождь по-прежнему лил сверху и будто не собирался прекращаться, хотя вода уже не просто образовала лужи на плоскогорье, но и широкими ручьями падала вниз с обрыва и лилась по склону. В некоторых местах становилось трудно стоять от раскисшей под ногами мерзлой земли, хотя все же было в этом дожде что-то хорошее. Он словно дарил успокоение своей монотонной, но приятной дробью по веткам деревьев, по земле, по нам. И именно из-за дождя витающие в воздухе магические шарики, созданные нами, чтобы освещать пространство вокруг (ведь луны в эту ночь не было), казались загадочными игольчатыми ежами, таинственно сверкающими и отбрасывающими рябящие брызги света на крупные, как кристаллы, чистые дождевые капли.

– Что ж, вы нашли гармонию друг с другом, – сказало Божество, – и теперь вам нужно найти ее во всем Odzi Omoi, – Цумэ повернулось ко мне с серьезным выражением на лице. – А по твоим глазам, Таора-Юрала, я вижу, что ты не лжешь и держишь свое слово. В таком случае...

Цумэ внезапно быстро растаяло в воздухе, пропало, а в следующую секунду появилось рядом с Айрэном, который только-только с великим трудом поднялся на колени и все еще дрожал в судорогах. Оно рывком подвело пальцы под его подбородок и уже тогда стало быстро подниматься в воздух, утягивая за собой А-Рэна. Он скосил глаза, чтобы увидеть невыразительное лицо Цумэ, которое его в тот момент изрядно напугало, потому что показало свою мощь и свою непредвзятость. И Цумэ сказало:

– Я восстановлю твои крылья, но душа твоя все равно не восстановится полностью. Учти, Флэйм, – Цумэ еще приблизилось к нему и направило разящий взгляд в красные глаза парня, – то, что в дальнейшем будет происходить с твоей душой, зависит только от тебя...

У Айрэна вдруг создалось впечатление, что из него что-то вытягивали. Это не было чувством боли, скорее, было очень неприятно, противно, словно кто-то голыми руками влез внутрь, в самую душу. Мя все задрали вверх головы, глядя на них, и я ясно видела, как крылья Айрэна, так красиво и притягательно сверкающие бронзовым багрянцем, медленно восстанавливаются, забирая энергию из Цумэ, которое словно даже бледнее и прозрачней стало. Айрэн напрягается, судорожно сгибая и распрямляя пальцы на руках, а под конец ему вдруг становится больно, и он широко распахивает до этого зажмуренные глаза.

– Черт! – внезапно отрывисто выкрикивает он от пронзившей его грудь и спину боли и рывком раскрывает крылья на всю их длину так, что брызги от дождя разлетаются от него в разные стороны, а крылья словно вспыхивают багряными, красными, оранжевыми, бронзовыми и золотистыми частицами, отражаясь в многочисленных крупных дождевых каплях.

Цумэ так же быстро, как и раньше, исчезло, а парень упал на землю, расплескав воду из луж. Он с усилием поднимается на колени и, качаясь и конвульсивно дергая крыльями от перенапряжения, вяло смотрит в небо.

– Живи, Жрец Зверя, – вдруг раздается бесцветный голос Цумэ в ночи, а Айрэн, смиренно закрыв глаза, с явной и искренней благодарностью в голосе коротко и тихо произносит:

Я замерла там же, где и стояла, поддерживаемая Рьюичи, который смотрел на Айрэна спокойными холодными глазами, в которых все же блестела радость и облегчение. Я слегка улыбнулась, когда увидела выражение лица Лиры, неотрывно смотрящей на рыжеволосого парня. На так и сидела на земле несколько поодаль от него, размеренно дыша и медленно растягивая губы в неуверенной улыбке. Она вдруг вскочила – подбежала к парню – села напротив.

– Рэн, Рэн, – она осторожно коснулась его плеча, – все хорошо?

Айрэн медленно открыл глаза и опустил подбородок, посмотрев в глаза Лире и так же медленно утвердительно кивнув. Тогда Лира облегченно выдохнула и легко улыбнулась, нерешительно положив ладонь ему на грудь: она хотела послушать сердце. Оно билось, как и положено, медленно, но ровно. И почему-то теперь, глядя в его, казалось бы, страшные и пугающие глаза, она понимала, что он чувствует даже лучше, чем когда-либо. Она точно знала, она видела это в его душе, в глазах. И сердце ее трепетало от того, что она ощутила. И его сердце вдруг тоже задрожало от того же самого осознания, а когда Лира приблизилась, чтобы получше рассмотреть то, что было в его черных зрачках, то сердце уже не задрожало, а запрыгало, дико колотясь о ребра так, что Лира ощущала это движение ладонью. Айрэн непрерывно смотрел ей в лицо, в глаза так, словно не верил тому, что происходит. Это длилось долго, а потом Лира неожиданно с улыбкой радости бросается ему на шею, сжимая его в объятиях что было силы, а Айрэн несколько удивленно и ошарашено кладет ей руки на спину. В нем, как и раньше, шевелилось желание вжаться в нее и вжать ее в себя, но теперь это жесткую жажду заменила нежность. Может, это звучит странно, когда относится к Айрэну, но это действительно так. Он с выражением сладкой боли на лице отрывочно дышал, округлив глаза от не проходящего удивления, попеременно сжимая зубы, чтобы сдержать чувства внутри себя. Лира же не сдерживалась, и скромные слезы счастья медленно стекали по щекам.

Я умиленно улыбнулась, прикрыв веки, и, не желая сверлить их таким пристальным взглядом и тем самым мешать, повернулась к каменной башенке с часами, которые отмеряли отведенное нам время «тринадцатого часа». Призрачные стрелки показывали ровно без пяти.

– Ну, вот и «тринадцатый час» заканчивается, – заключила я, глянув на Рьюичи и увидев в серебре его глаз отражение тех же самых стрелок часов.

Все вчетвером мы отправились к Эльхауиру. Как и предполагалось, была ночь. Точнее, ее начало, ведь «тринадцатый час» действительно задержал время за пределами поля (или ускорил, внутри). В общем, даже в темноте, освещая дорогу шариками и Посохом Зверя, который сиял очень ярко, хотя и красным светом, мы достаточно быстро переместились на край леса Кано, а оттуда уже прошли пешком до Священного озера. Я шла, опираясь на Рьюичи, потому что очень устала и сам процесс «избавления меня от проклятья» отнял силы. Здесь, на берегу озера, было прохладно, как и положено зимой. Так было везде кроме тех мест, что попали в поле «тринадцатого часа» и на которые подействовала сила Жреца Зверя.

Мы остановились у озера, которое почему-то навевало на меня спокойствие и умиротворение (быть может, потому что я была связана с ним магически и даже духовно, ведь какая-то часть души моей мамы осталась в Главном Храме). Рьюичи предложил Айрэну приостановиться, но тот решил прежде проверить, можем ли мы отложить поход в Эльхауир. В призраках и духах, которых просил о помощи Дайцукэ, он не сомневался, но хотел удостовериться в том, что Экзорцисты и Наблюдатели, пришедшие нам на помощь, справились. Хотя на деле он и сам буквально валился с ног, он то и дело дрожал и от холода, и от пережитого напряжения, так что опирался на Посох вполне серьезно.

– Как ты узнаешь? – поинтересовался Рьюичи.

Айрэн немного ухмыльнулся, как бы говоря: «Ты меня недооцениваешь», – а потом, держась за сверкающий Посох, закрыл глаза и мысленно позвал. А звал он Зэна. И этот Зэн почти сразу же объявился рядом, приземлившись вместе с режущим глаза своей яркостью столбом света. Он быстро поднял на нас глаза, молча спрашивая, в чем дело.

– Ну, как вы? – деловито спросил Айрэн.

– Хорошо, – бодро ответил парень, улыбнувшись детской улыбкой. – Правда, – добавил он, поймав сосредоточенный взгляд Лиры. – Мы зажали Наблюдателей в угол прямо у края поля «тринадцатого часа», а теперь они тихо и мирно спят в клетках, которые охраняются сразу несколькими нашими. Ручаюсь, что они не выйдут оттуда даже к следующему вечеру.

Айрэн устало кивнул и остался доволен. А Зэн тут же обмолвился, что мы могли бы заночевать где-нибудь неподалеку, ведь каждый из нас казался измотанным и морально и физически. Особенно некоторые личности с рыжими волосами, которые сейчас чуть не падают, опершись обеими руками на Посох. Поддавшись уговорам со стороны Рьюичи и Зэна и умоляющим взглядам от Лиры, парень согласился, признав, что и сам не прочь отдохнуть, раз уж до утра беспокоиться не о чем. И мы быстро нашли подходящее место для ночлега, которое, естественно, находилось рядом – домик, в котором когда-то жили Айрэн и Лира.

Войдя внутрь, А-Рэн быстро развел огонь в печи, и, погревшись около него буквально пару минут, все приготовились спать. И все тут же отключились, едва устроившись. Мы с Рьюичи улеглись на нижней кровати в маленькой спаленке, уснув нос к носу, лоб ко лбу, тихонько посапывая. Парень укутал меня в свой плащ, ведь он сам не ощущал такого холода, и обнял меня, чтобы мне было теплее. И в такой атмосфере любви и заботы и быстро забылась.

Айрэн, отослав меня и Рьюичи, как и Лиру, в спаленку, сел возле огня и долго и тихо смотрел внутрь пламени, словно купаясь в его жаре. Но в то же время, глядя на него несколько отчужденно. Лира отказалась идти и робко предложила парню поспать: состояние его было написано на его лице крупными буквами. Приняв ее ироничное замечание, он навалился спиной на стену возле печи, не думая, что сможет заснуть быстро. Однако он очень удивился, когда Лира вдруг опустилась рядом с ним, положив руки и голову на его плечо. Он вздохнул, все еще терзаемый какими-то странными сомнениями, въедливыми и дотошными, а девушка на это лишь осторожно погладила его по щеке и по плечу кончиками пальцев.

В таком положении они и уснули. Только Айрэн, осмелев (хотя не вполне ясно, как он вообще мог оробеть), вдруг притягивает Лиру за талию и тогда она усаживается на его колено, по-прежнему держал лоб на плече парня, который, уже засыпая, поворачивает и наклоняет к ней голову, соприкоснувшись с ней лбами. Поначалу им несколько не по себе, но они постепенно успокаиваются и дают себе возможность отдохнуть.

В эту ночь ребята видели во сне одно и то же, а именно, они видят во сне один и тот же момент из своих воспоминаний. И они слышали мысли друг друга, которые возникали, пока они спали. Их крепкая и уже нерушимая связь будто дает им возможность лучше понять друг друга и уже никогда не беспокоиться и не сомневаться.

Айрэн думает: «Это тот момент? Тебе, кажется, девять было...».

Лира отвечает: «Да. Я это хорошо помню».

Айрэн: «Я тоже».

И вот, что они видели.

Айрэн – мальчик пятнадцати лет с таким же «ежиком» на голове, как сейчас у Рьюичи – сидел здесь же, в этом домике, в «большой комнате» за столом. Он давно стал понимать печальную участь Экзорциста, который должен терпеть мучения и быть отчасти мертвым для того, чтобы исполнить свой долг и спасти людей, которые его не любят. Он так же давно осознал, что чувствует тот, кому уготована судьбы быть Жрецом Зверя: его все боятся, как дикого животного, и смотрят, как на кровожадную тварь, от которой можно ждать любой подлости, все обсуждают за спиной, а в глаза сказать не решаются.

И ему от этого было неприятно. Ему было грустно. Он оперся локтями на стол, головой – на руки, и его спокойное, но искаженное тревогой и тоской лицо озарил слабый свет огненного шарика, висевшего над крышкой стола. Этот неровный свет сильно осветлил бледную кожу и затемнил черноту вокруг глаз, лишь придав лицу еще большую мертвенность. Скрытая боль и обида, печаль были видны в его огненных глазах, что так пугали всех вокруг.

И тут из спаленки вышла лира. Айрэн думал, что она уже спала, ведь была глубокая ночь, и в таком давящем одиночестве он просидел довольно долго. Девочка вышла, сонно потирая глаза, и вдруг сказала вялым, но уверенным тоном:

– Что с тобой? Ты снова грустишь?

– Нет, Мино, все хорошо; я просто задумался, – паренек убрал руки от лица и выдавил улыбку.

Девочка подошла к нему, залезла на скамейку и встала перед ним на колени. Айрэн смотрел на нее с доброй улыбкой, в то же время думая: «Что же этот человечек делает здесь? Зачем я ее держу? На кой я ей сдался?». А Лира вдруг, некоторое время внимательно глядя ему в глаза, которые он, однако, то и дело отводил, потянула к нему руки и взяла мальчика за щеки ладонями, пристально вглядываясь в его фальшиво улыбающееся лицо.

– Ты... что?.. – опешив, проговорил Айрэн, моргая.

Девочка замерла на несколько секунд и молчала, а потом вдруг обняла его за шею, медленно и ласково гладя его жесткие волосы и приговаривая:

– Не грусти... Не грусти, старший братик, не надо...

Айрэн вдруг заметно дрогнул, медленно расширив глаза, и ощутимо судорожно вдохнул: глаза неожиданно заполнились слезами. Быть может, они появились от яркого света огня, ударившего по глазам, когда парень глянул на него напрямую. А может, из-за того, что странное режущее чувство пронзило его сердце. Такого еще никогда не было. Айрэн сжал зубы, сдерживаясь, чтобы не выпустить слез наружу, хотя пара капель все же непроизвольно скатилось по щекам.

– Не плачь... – вдруг проговорила девочка, хотя лица паренька не видела. – Не надо... Нет причины грустить...

Она говорила это тонким наивным голосом, желая все же утешить его, и странно, но Айрэн почему-то ей верил. От ее слов ему вдруг стало больно, он почувствовал и понял, почему именно этот человечек способен его успокоить и вызвать в нем самые лучшие чувства. Вот только зачем она это делает?

«Ты не знал, почему я так делала?» – хмыкнула Лира мысленно, наблюдая за воспоминанием.

«Не хотел знать, – ответил Айрэн, – хотя догадывался».

Лира задумалась, глядя на чувственную картину перед их глазами. Она очень хорошо помнила этот момент, как и то, что чувствовала тогда.

«Я видела, что тебе плохо, и хотела помочь», – подумала девушка.

«Ты понимала, что происходит? – спросил спокойно Айрэн. – Нет, не могла».

«Конечно, нет, – согласилась она. – Но маленькие дети хоть и не понимают таких сложных вещей, но зато они все воспринимают непосредственно и просто. И в этом плюс. Дети куда лучше чувствуют чужие эмоции и легко к этому относятся».

«Действительно», – легко усмехнулся Айрэн, глядя, как маленькая Лира нежно обнимает и гладит его, успокаивая его боль, и ему самому вдруг захотелось сделать то же, и потому он ласково добавил: «Ты была прелестным ребенком».

«Н-да, наверное, – неуверенно протянула она. – И, кстати, о детях: почему ты всегда звал меня Мино?».

«А что в этом странного? – удивился парень. – Это твое имя».

«Ничего. Просто все вокруг звали меня Лирой, кроме Рьюичи, но он просто следовал примеру старшего брата».

«Ну и что? – попытался увильнуть Айрэн. – Ты меня тоже «старшим братиком» называла в том возрасте».

«Ну, а если серьезно? – продолжала допытываться девушка. – Почему?».

Айрэн еще раз усмехнулся настойчивости Лиры, думая, что она не изменилась и осталась такой же упертой, как была в детстве. И ему это нравилось, и потому он приятно улыбнулся.

«Я просто... – начал он, вздохнув, – просто... это детское имя».

«То есть?» – не поняла Лира.

«Одно из твоих имен – Мино – детское, – пояснил парень, – оно означает «колыбель». И твои родители называли тебя так, потому что имя Лира – более взрослое, и они хотели, чтобы ты была «в своем имени, как в колыбели», образно выражаясь. Цитирую твою маму», – добавил он.

«Правда? – робко спросила девушка. – Я не помню».

«Прости, – вдруг в тишине раздался приглушенный голос Айрэна, – что напомнил».

«Ничего. Помнить – это не плохо».

Лира замолчала, вспоминая и прокручивая в голове тот единственный момент, который она помнила про своих родителей. И в котором участвовал и сам Айрэн. Она тяжело вздохнула, вспомнив тот глубоко печальный взгляд, которым он тогда смотрел. И этот взор не менялся с течением времени. Он же был, когда Айрэн впервые открыто обратился к Лире – на похоронах ее родителей. В тот пасмурный вечер, когда вдруг пошел дождь, а девочка осталась одна у темной оградки, сжимая пальчиками скользкие прутья, Айрэн впервые с ней заговорил. Он говорил, что ничего не исчезает в этом мире насовсем, и она сможет найти своих родителей везде, где только захочет: в дожде, в солнечном свете, в цветах, в других людях. Он вытер ее мокрое личико платком и улыбнулся, правда, теперь, когда Лира это вспоминала, то поняла, что его лицо все же было грустным, хоть он и улыбался.

«Рэн, – тихо позвала она, – а ты по-прежнему считаешь меня ребенком?».

«Для меня ты всегда маленькая», – так же покойно ответил он.

Под словом «маленькая» явно подразумевалось что-то еще кроме возраста, однако парень об этом умолчал.

«И ты всегда будешь звать меня Мино?» – с ноткой надежды спросила она.

«Нет, – после некоторых раздумий решил он. – Ведь ты маленькая лишь для меня, а для остальных – уже выросла. Так что...».

«Если ты не хочешь – то не надо, – вмешалась Лира. – Я не обижусь».

«Mo kare, – подождав, протянул Айрэн, – kare… ».

Наутро мы отправились в Эльхауир. Теперь, вдыхая аромат по-настоящему морозного утра и наслаждаясь запахом оледеневшего, покрытого инеем леса (за ночь вся вода, которую вылил дождь внутри поля «тринадцатого часа», замерзла в лед), я чувствовала себя намного лучше, даже несмотря на то, что вся почва вокруг походила на каток. Не было никаких неприятных ощущений с самого утра, никакой тошноты и слабости, никакого кашля и крови. Наконец-то я могла дышать свободно (в прямом смысле слова)!

И не я одна, полагаю, чувствовала себя сегодня хорошо. Безусловно, появление Рьюичи несколькими днями раньше помогло мне расслабиться и порадоваться. И сейчас, видимо, примерно то же настигло и другую нашу знакомую пару.

В эту ночью вдруг проснулась, неожиданно и случайно. И через приоткрытую дверь увидела Айрэна и Лиру, мирно спящих, соприкасаясь лбами. На лицах их, как мне показалось, застыла тихая радость, такая, которую боишься спугнуть или разрушить каким-нибудь резким движением и потому почти не шевелишься, ибо больше тебе ничего и не надо. Но, едва это увидев, я тут же заснула опять, ведь снаружи было еще темно, и сон тянул к себе.

Наутро же я обнаружила Айрэна и Лиру уже вставшими, а А-Рэн активно тормошил брата, а заодно и меня, объявляя подъем. Откровенно говоря, вставать мне не хотелось, с одной стороны, но с другой, мое беспокойство за жителей Эльхауира быстро заставило Сеня подняться с постели и выйти наружу ни свет ни заря.

Мы переместились прямиком в столицу, в Асату: сейчас здесь было тихо, как и положено ранним утром; большинство еще спало или лишь начинало, сонно потягиваясь, выходить из мира грез; некоторые уже поднявшиеся труженики, как пчелы, сновали по площади. Призраков и духов, которых Рьюичи просил о помощи, уже не было, ибо теперь защищать жителей не было нужды. А они так и не узнали, что их покой ночью охраняли призраки. Правда, они поняли, что здесь что-то случилось, ведь последствия этого были представлены в самом центре, словно на суд народный. Конечно, люди не могли не заметить огромную дыру в стене моей комнаты размерами в полтора этажа, как и валявшиеся у подножья Башни обломки белых камней и белую же крошку, которую издалека даже можно было принять за снег. Опорой казалось, что верхушка Башни может обвалиться из-за потери некоторой части опоры, однако я испытала облегчение, когда вспомнила, что Башня Асата построена не только из камней, но и с помощью магии. Магия ее поддерживает. Я это также поняла, приглядевшись повнимательней к конструкции всего строения: ни одно здание не выдержало бы и рухнуло от такого странного расположения этажей (например, Оранжерея с полностью стеклянными стенами была где-то посередине, то есть над ней нависали еще более тяжелые этажи, но она стоит до сих пор и даже не качается).

Не желая попасться в плен любопытным горожанам, мы все быстро свернули за угол Башни (разумеется, мы просто зашли за нее так, чтобы никто нас не видел, ведь сама Башня на деле идеально круглая). Я приложила палец к губам, думая, что бы им сказать, если придется, ведь рано или поздно все равно нужно будет это сделать.

– Ладно, ребята, – вдруг воскликнул Айрэн, опершись на Посох и зевнув, – вы тут пока оставайтесь, а у меня дело есть одно.

– Какое еще дело? – встрепенулась я.

– Очень важное и неотложное, – хитро улыбнувшись, заявил Айрэн.

И пошел прочь. Когда он чуть отошел, Лира глянула мельком на меня, будто ждала от меня разрешения, а потом ринулась за ним. Она взяла парня под руку, тот лишь слегка улыбнулся и кивнул, а в следующее мгновение они унеслись весь вместе с красным столбом света.

– Вот зараза, а... – с досадой протянула я, глядя им вслед. – Ладно. Нам ведь тоже надо идти. Давай, Рьюичи.

Я взяла его за руку и потянула за собой. Однако он не пошел. Я недоуменно и настороженно посмотрела на него, и внутри уже что-то екнуло, будто я на время поменялась с силой со своей сестрой и теперь обладала некоей способностью к предчувствию.

– Тимо, я должен идти, – вдруг проговорил Рьюичи, с сожалением глядя на меня.

– Куда? – удивилась я.

– В Хэйлисон – был ответ – Там мой дом, да и жителям надо помочь.

Честно скажу, его отговорка казалась мне несколько жалкой, и это была именно отговорка, а не причина. А если и причина, то лишь отчасти. Было что-то еще.

– Тебе твой характер не дает покоя? – сделала предположение я.

Он смолчал и нервно сглотнул: я попала в точку. Он старался смотреть спокойно, но взгляд получался виноватым, старался держаться, но скулы на лице двигались. Рьюичи не отводил взора, и я с тревогой смотрела в его серебристые глаза, прохладные и чистые, такие успокаивающие и невозмутимые... и тут же поняла, почему волнуюсь. Вовсе не из-за того, что он сейчас уйдет: я знала, что он вернется и мы будем вместе. Но я переживала за него, ведь такая черта его характера, как свободолюбие, не позволяли ему долго оставаться на одном месте. Ему нужна была именно эта свобода. Я это поняла и больше ничего не хотела слышать, никаких объяснений.

Я сделала шаг навстречу и, мягко проведя пальцами по его щеке и плечу и легко поцеловав, сказала:

– Я понимаю. Не говори ничего. Не надо. Только... давай с тобой сходим в одно место?..

И я снова дернула его за руку. Рьюичи покорно пошел следом, по пути спросив:

– Куда это?

– К Солсаки, – коротко ответила я.

Как бы глупо это ни звучало, я действительно хотела сходить с Рьюичи именно туда. Почему-то мне казалось, что я должна это сделать. Меня так туда и тянуло, будто я шла на деле к отцу, чтобы показать любимого человека, чтобы тот его одобрил. Понимаю, что Солсаки мне не отец, хотя порой казался таким, но он мой лучший друг и просто восхитительный человек... и, к тому же, он все еще мой муж, а я, если на то пошло, вдова молодая.

Мы прошмыгнули внутрь Башни и добрались до открытых еще дверей Усыпальницы. Внутри было полутемно, потому что ночные фонарики уже потушили, а свет с улицы в помещенье без окон проникал плохо и медленно. Однако этот полумрак навевал на меня грустное спокойствие.

Рьюичи не стал спрашивать, зачем я его привела именно сюда: казалось, он и сам понял. Мы остановились перед белокаменным с зелеными полосками гробом, который со времени «прощанья» стоял закрытым. Матовые стенки гроба, такие же тусклые зеленые полосы, вся эта мрачная обстановка хоть и в помещении со светлыми стенами навевала на меня печаль. Мы стояли так довольно долго – думаю, около десяти минут. Рьюичи, когда я мельком покосилась в его сторону, оказывается, читал какую-то молитву или что-то вроде того (точно не знаю, что у Экзорцистов принято делать в таких случаях). Он поднес два пальца правой руки к губам, будто призывая к тишине, держа остальные пальцы согнутыми, закрыв глаза. Его лицо выражало сосредоточенное спокойствие, и я хотела последовать его примеру, однако чем дольше я так стояла, смотрела на гроб и думала, тем сильнее становился мой страх. А боялась я своих же чувств, которые недавно вырвали меня из жизни до того, как пришел Рьюичи. Под конец я не выдержала.

– Почему так случилось? – спросила я неизвестно у кого. – Почему так вечно происходит?

Я говорила о несправедливости жизни, которая меня уже, откровенно говоря, почти довела до белого каления. Рьюичи, закончив молитву, подступил ко мне и положил ладони на мои плечи, которые уже дрожали. Я ненавидела несправедливость и ту ситуацию, в которой оказалась, а также то, как эгоистично я себя вела в прошлом. И теперь я хотела выговориться.

– Почему такое случилось именно с Солсаки? – проговорила я, смаргивая набежавшие на глаза слезы.

Я вовсе не имела в виду, что было бы лучше, если бы за меня умер кто-то другой, но именно Сол казался и являлся таким человеком, который заслуживал намного большего, чем имел, за все, что сделал для Odzi Omoi. Он был идеален. Он был лучшим.

– Почему же должно было случиться так, что именно этот человек так спокойно закрыл глаза за меня? – выговорила я, сглотнув и шумно втянув в себя воздух.

Я не держала рыдания, и слезы быстро стекали по лицу, на котором я хранила печать печального спокойствия. Не в силах больше ничего сказать из-за плача, я закрыла рот ладонями, и Рьюичи обнял меня, ничего не говоря и повернувшись лицом к двери. Я положила руки ему на грудь, вздрагивая и часто-часто дыша. Я плакала открыто, никого и ничего не стесняясь, даже когда вдруг услышала торопливые шаги и поняла, что в Усыпальницу кто-то вошел.

– Что это мы такие грустные? – вдруг спросил этот «кто-то» до неприличия (в данной ситуации) веселым тоном. – Умер что ли кто?

Меня эта фраза просто взбесила, я спиной чувствовала улыбку этого человека. А Рьюичи, не менее возмущенный подобными словами, поднял голову на вошедшего и замер в таком положении, как громом пораженный.

– Как будто вы не знаете, кто умер?! – бросила я грозным дрожащим голосом.

Однако прежде, чем я успела сказать еще что-нибудь (могла и нагрубить, причем сильно), Рьюичи вдруг взял меня за плечи и развернул на сто восемьдесят градусов так, чтобы я видела, кого собираюсь отправить далеко и надолго. Неудивительно, что парень опешил, ведь перед нами в дверях стоял... Правитель Солсаки-Дьер Баста собственной персоной.

Сол улыбался, едва сдерживая смех, но откровенно глядя мне в глаза.

– П-почему? – едва смогла выговорить я, сделав круглые глаза.

– Мне помогли, – усмехнувшись, ответил Солсаки, потрепав косичку, свисающую перед правым ухом.

Я решила подойти к нему, где-то внутри желая проверить, настоящий ли он, хотя сама понимала, что это несколько глупо. Остановившись перед ним, я нерешительно дотронулась до его плеча, потом до другого, и, поняв, что он твердое тело, рывком обняла его, так сильно прижав к себе, что тот даже зажмурился. Но потом, будто очнувшись, он глянул на Рьюичи за моей спиной и, лишь когда он слегка улыбнулся и утвердительно кивнул, Солсаки тоже меня обнял, уткнувшись носом в мои волосы, с удовольствием ощущая их запах и мою близость. Я была невообразимо счастлива теперь, но показать это еще более явно мне мешал недостаток фактов.

– Кто? – хрипло проговорила я, стараясь оправиться от шока.

Солсаки ослабил объятия, я тоже, и тогда он кивнул назад, к выходу из Башни.

– Скажите спасибо ему.

Мы с Рьюичи глянули дальше: около входа на каменных ступенях, удерживая исчезающую дверь открытой (потому мы и могли его видеть), стоял Айрэн. Неподалеку я увидела Лиру, которая что-то активно обсуждала с откуда-то взявшимся Зэном, временами весело смеясь. А Айрэн смотрел на нее с великим интересом, не отпуская «дверь», не убирая ладони со стены, но ничего не говорил. Его лицо было спокойно и несколько устало, но в его взгляде все же угадывалось некая плотоядность.

– Но как? Когда он успел? – не унималась я.

– Флэйм перенес мое тело отсюда этой ночью, – пояснил с улыбкой парень. – После того, как он помог Орги и отправил их туда, где они обретут покой, то «попросил» одного из них войти в Усыпальницу и перенести мое тело в местечко, где обычно устраиваются тайные собрания Экзорцистов и где находится их тайник.

– Так он это сделал, пока мы спали? – поразилась я, хлопнув от шутливой досады по ногам. – Так вот почему он так долго не спал. А что значит, «попросил»?

– Флэйм, как Жрец Зверя, может связаться с любым Экзорцистом, тем более с тем, кто был Орги, и попросить (в прямом смысле) что-то сделать.

– Вот так, да? – с издевкой выпалила я. – И что дальше?

– Пока вы здесь стояли, он переместился туда и вернул мою душу в тело, – закончил рассказ Солсаки.

– То есть, он сделал то же самое, что и я с ним? – опешила я. – Почему же он не сказал, что может так делать?

– Он и не мог, пока не обладал Посохом Зверя полностью, пока не верил в себя и других. Если я правильно понял, то он после сегодняшней ночи вообще жить не собирался; он хотел умереть вместе со своей душой, чтобы не становиться чудовищем. Но у него есть такая способность возвращать душу в материальное тело, если она еще находится рядом, ведь сила его, как ты уже наверняка догадалась, в несколько раз превышает даже твою, – подмигнув мне, заметил Солсаки.

Я кивнула. Закончив объяснение, Сол повернулся к Дайцукэ.

– Хм, Силуэр, у меня есть к тебе одно предложение. Выслушаешь?

– Конечно – заверил Рьюичи.

– Я бы хотел, чтобы ты остался здесь и поступил на службу в Высшее Подразделение Omoifa, – вдруг заявил он на полном серьезе.

Я обрадовалась, потому что место в этом органе может принадлежать лишь уважаемому и сильному ведьмаку. Однако Рьюичи отреагировал совсем не так, как любой другой на его месте, и я тут же поняла почему. Дело в том, что принадлежность к Высшему Подразделению Omoifa требовала от него слишком многого, а именно, остаться в Odzi Omoi.

– Это, конечно, очень лестное предложение, – медленно заговорил Рьюичи, – и я не хочу вас обижать, но все же я вынужден отказаться.

– Могу ли я узнать причину? – поинтересовался Правитель.

– К сожалению, я не могу остаться здесь, – с неким раскаянием произнес парень. – Я не хочу надолго оставаться где бы то ни было, и дело вовсе не в вас и не в Odzi Omoi, просто... – он вздохнул. – Не могу иначе. Простите, Дьер.

– Ничего, – улыбнувшись, кивнул Сол. – Я понимаю. Тогда, – он вдруг тоже вздохнул, опустив взор, а потом снова глянув на Дайцукэ, – я хочу предложить тебе это место, так сказать, заочно.

– То есть? – переспросил Рьюичи, и я тоже насторожилась.

– Ты будешь занимать это место, но работать сможешь за пределами Odzi Omoi.

Рьюичи на этот раз опешил, наверное, даже сильнее, чем я. На его лице было написано великое удивление. Я озадаченно глянула на Солсаки, который, сказав это и смерив Рьюичи понимающим и лукавым взглядом, отступил назад, сложив руки за спину, и направился прочь. Дойдя до беспрерывно смотрящего на лиру Айрэна, Сол коснулся его плеча и что-то сказал. Тот кивнул с легким недоумением, а потом бросил на нас с Рьюичи хитрый взгляд. Понятно, зачем Солсаки ушел: не хотел быть третьим лишним. По той же причине и Айрэн сразу после того, как Правитель вышел, убрал руку – проход закрылся.

– Ну, ты согласишься? – спросила я, повернувшись к нему.

– Не знаю, может быть – неуверенно ответил Рьюичи, глядя в пол.

– Такие предложения не каждый день делаются, – напомнила я, ведь было бы обидно, если бы он отказался, а потом пожалел.

– Я в курсе, – отозвался парень. – Пойми, я не хочу связывать себя такими обязательствами, которые заставили бы меня остаться где-то слишком надолго. В странствии – моя жизнь.

– Я знаю, – тихо сказала я, погладив его по плечу. – Никто не будет ущемлять твою свободу, если ты этого так не хочешь.

Я подняла голову и посмотрела ему в глаза, серебро которых всегда меня успокаивало и заставляло сердце приятно трепетать.

– Ну, – я на мгновение опустила глаза, а потом с лукавой улыбкой спросила, – а от меня ты тоже хочешь уйти, чтобы быть совсем свободным?

Едва я это сказала, как Рьюичи забавно улыбнулся, погладив меня по щеке и по волосам так, что я невольно дрогнула, хотя и была к этому готова. Он наклонил голову, нежно глядя через прикрытые веки в мое лицо, стараясь запомнить его лучше, а наша связь снова дала о себе знать: я погрузилась в его светлые глаза, как он – в мои, словно сердцем видя все чувства и мысли друг друга. Каждый из нас знал, что ощущает другой и о чем другой думает. Сейчас мы оба чувствовали страх, но его стремилось заглушить другие чувства – понимание и л... Хм, быть может, уже и пора сказать это слово на букву «л», хотя, по сути, слова мне были не слишком нужны в тот момент.

Ласково проведя пальцами по моей щеке, Рьюичи сделал еще шаг вперед и мягко поцеловал меня. Так приятно было ощущать эту неторопливость и нежность от Рьюичи, и я знала, что в этом его истинные чувства.

От него по-прежнему пахло ментолом, то же я ощущала и на вкус. Мы кожей чувствовали легкую дрожь, а нутром – что наши сердца снова бьются в такт, как одно. Осторожно отдалив от меня губы, но все еще нежно касаясь носом моего носа и ласково придерживая меня за шею и за талию, Рьюичи тихо проговорил, томно глядя в мои зеленые глаза:

– Помнишь ту розу, что я дал тебе?

Я медленно кивнула, не отводя от него такого же притупленного туманного взора.

– Она никогда не завянет... до тех пор, пока мы... будем вместе...

И он снова меня поцеловал, а я подумала, что в таком случае она вообще никогда не увянет и будет цвести вечно, ведь я чувствовала нашу связь и была уверена, что она не исчезнет ни в коем случае. И он это знал, но не говорил, ведь, как я и сказала. Слова сейчас были не нужны.

После Рьюичи ушел. Мы вышли из Башни, я осталась у входа, а он прошел дальше и остановился где-то на середине площади. Он замер, сунув руки в карманы, лицом на восток, к еще только поднимающемуся солнцу. Его фигура была темной тенью со сверкающим ореолом, а серебристые волосы вдруг заискрились под ослепительными первыми лучами. Я приятно улыбнулась, глядя на эту картину, а Рьюичи достал сигареты, сунул одну в зубы и закурил, глубоко вдохнув и выпустив затем облачко дыма, застелившее блики волос парня матовой пленкой. А потом и вовсе остался лишь высокий серебристый столб света, закрывающий встающее из-за горизонта солнце, да легкий запах ментола, ясно ощущаемый в морозном зимнем воздухе.

Ну, вот мы и добрались до логического завершения. Если вы внимательно посмотрели на дату, то поняли, что с момента ухода Рьюичи из Odzi Omoi прошло ровно два месяца. С тех пор я не получала от него весточек, однако Солсаки уже через пару дней сообщил, что Рьюичи прислал ему согласие на его предложение состоять в Высшем Подразделении Omoifa, и Правитель отправил ему ответное разрешение работать за пределами Odzi Omoi. Я была очень рада за Рьюичи. И, конечно, я скучала по нему, однако я также знала обо всем, что он чувствует: когда ему было плохо – я переживала, а когда все складывалось хорошо – радовалась вместе с ним. То же происходило и с его стороны. В этом нам по-прежнему помогали серебряные браслеты, однако огромную роль сыграла и наша с ним «связь кровью». Я поняла, что отныне и навсегда накрепко с ним связана, и не была против. Я понимала его чувства и свои и сознавала, что мы действительно гармонично дополняем друг друга. С одной стороны, мы оба весьма скрытные и лишь немногим можем показать и сказать все; мы оба сдержаны в своих чувствах друг к другу и ничего от другого не требуем. Зато, с другой стороны, у нас разные характеры: я вспыльчива и порой агрессивна, я очень гордая и бываю самодовольной и заносчивой, я упряма, как баран, и не люблю признавать своих ошибок; Рьюичи же, напротив, всегда спокоен, как ветер, его лицо холодно и невозмутимо, он не кричит и не спорит без нужды. Так что, получается, что мы – как две стороны одной медали. Должна сказать, что я постоянно его чувствовала, словно он был где-то внутри, словно его сердце билось во мне, а мое – в нем. И я также понимала, почему он не остался: такой уж у него свободолюбивый характер, ему действительно нужен простор, как воздуху, как ветру. Я не собиралась его удерживать, тем более что, по определению, воздух поймать невозможно. И я не хотела принуждать его, иначе это были бы неправильные отношения. Мы оба знали и понимали, что он вовсе не желает делать мне больно. Я смирилась, и мне стало гораздо легче.

Кроме того, пока Рьюичи был занят своими делами далеко отсюда, у меня было полно своих обязанностей в самом Odzi Omoi, в котором. Надо сказать, произошли серьезные изменения (а чего еще ожидать после победа «революционеров»?). Как оказалось, самый сложный этап был уже позади: возвращение А-Рэна и Солсаки к жизни, спасение и оправдание Экзорцистов-Орги, к которым относился и сам Айрэн, взятие в узду Наблюдателей. Это произошло быстро (буквально за одну подробно описанную ночь), однако все остальное требовало времени.

Солсаки быстро возбудил процесс против многих членов Власти, стоявших за переустройством Лабиринта Снов и, следовательно, за умышленные действия против сотни Экзорцистов. Особенно подействовал тот факт, что более половины из них теперь уже нет в живых, причем лишь немногие ушли с миром, когда Жрец Зверя вырвал их из когтей сумасшествия и тьмы. Остальные же умерли в муках в клетках, либо были просто убиты, как дикие звери. И это происходило на протяжении всех пяти с половиной лет. Меня это обстоятельство сильно возмущало и злило, и для Власти оно отнюдь не было смягчающим. Скорее, наоборот. Многие из них также были обвинены в покушении на мою жизнь и в убийстве Солсаки. Конечно, по сути, Сола тогда убили Орги. Однако ответственность за них ложилась на представителей Власти, как на виновных в их состоянии невменяемости и бешенства.

В общем, в итоге Советы Власти на всех уровнях были перестроены, переизбраны. Таким образом, одно из главенствующих мест в Высшей Палате стало принадлежать Сандре Роуг, а чуть ниже рангом стоял ее братишка Зэн, который все же продолжал работать в Oni. В одной из нижних Палат оказались Спэлл и Рэйн, которые порой на всех нас волком смотрели, однако нам все равно приходилось работать вместе.

Далее Солсаки вместе с обновленной Властью принял ряд новых законов, перекрывающих старые. Во-первых, каждый претендент на трон, достигший двадцатилетнего возраста, может получить все права Правителя, при этом, будучи неженатым. Во-вторых, во всех высших социальных слоях, как в остальных и было до этого, были отменены браки между двумя людьми непременно из одного дома, если не было на это таких веских причин, как угроза потери сил или принципиальной несовместимости магии. В-третьих, Принцесса обладала теми же правами, что и Правитель, за исключением права решающего голоса в Высшем Совете, который мог принадлежать только ему и его Королеве. То есть, Принцесса, так же получала эти права по достижении двадцатилетнего возраста, тогда как до этого времени права ограничивались. И Принцесса также могла не выходить замуж для получения всех прав. С тех пор я стала довольствоваться положением Хранительницы Священного озера, ведь мои права Принцессы были резаны, но меня это устраивало. А права мои были сокращены, потому что мы Солсаки сразу после вступления в силу новых законов развелись. Для многих в народе это явилось большим разочарованием, а для нас – облегчением, потому что иначе нас обоих мучила совесть. Но мы по-прежнему были замечательными друзьями, и я относилась к Солу, как к старшему и более умелому брату. Он был только за.

Что же до моих обязанностей: мне предстояло исполнить обещание, данное Божеству Цумэ, и вернуть веру в него жителям. После избавления от проклятья, я почувствовала, что моя сила больше, чем я думала. Теперь я могла действовать свободно. С тех пор я часто, по два, а то и по три раза вдень, устраивала различные ритуалы в разных точках Odzi Omoi. В основном эти ритуалы касались магии земли, и на них приходило довольно много желающих увидеть оживление природы воочию.

Кстати, в выполнении моего обещания мне помогали Лира и Айрэн. Они оба умели вызывать духов, так что оказались очень полезны. В большинстве случаев получалось, что Лира вызывала духов и приведений, а Айрэн «развлекал публику» разнообразными древними сказаниями и легендами (поражаюсь, и откуда он их столько знает!). Я же имела способность делать видимыми лишь таких существ, как вубу-вубу – это маленькие призраки, духи деревьев, которые помогают им расти.

Безусловно, мы делали все это не просто так. Такая психологическая стратегия постепенно перестраивала сознание магов, живущих в Odzi Omoi. Она добавляла в их жизнь помимо магического веру во что-то высшее. А нам нужна была вера в Божество. К тому же, в сознании магов Odzi Omoi такой веры не было вообще (быть может, только полпроцента из ста верили), так что внести эту веру было не слишком сложно. Все равно, что заносить данные на чистый лист.

Вдобавок к этому велось активное строительство часовен и маленьких статуй – тотемов, которые напоминали о присутствии какого-то божества. Поначалу на молитвы или просто посмотреть приходили лишь люди старшего поколения, больше склонные к вере в принципе. Но постепенно, на примере старших и под нашим воздействием (не только с помощью вышеописанного, но и личным примером) вера восстанавливалась. Многие нам помогали и распространяли информацию о божествах. Некоторые «помощники» не ограничивались мелкими действиями и, как мы с Лирой и Айрэном, старались доказать и показать присутствие таких существ и явлений, которые нужно оберегать и ценить, чтобы они не покинули этих мест и люди не остались без магии.

В этот день, вернее ранним утром, я пошла к Священному озеру и повторно открыла Главный Храм. После встречи с Цумэ я вспомнила, что видела именно его в тот момент, когда меня поразил луч света. Тогда божество наделило меня силой. А теперь я пришла к нему, чтобы поговорить насчет его силы, будучи уверенной, что найду его в Главном храме Священного озера.

Войдя внутрь и погрузившись во тьму, я тут же позвала Цумэ. Сначала в темноте перед собой я увидела расходящиеся, словно по воде, в стороны зеленоватые круги, как если бы ко мне кто-то шел. Это и было Цумэ. Я увидела его, когда Божество подошло совсем близко и в храме как будто чуточку посветлело.

– Есть изменения? – спросила я, имея в виду силы Цумэ.

– Должно признаться, что есть, – ответило Божество. – Ты, наверняка, и сама это заметила, ведь природа теперь ведет себя иначе. Ваша стратегия весьма эффективна.

– Спасибо, – поблагодарила я. – Я, конечно, понимаю, что, чтобы полностью вернуть веру, понадобится много времени, скорее всего, не одно поколение, но...

– Ничего, – спокойно отозвалось Цумэ. – Я ждало момента исполнения моего пророчества несколько десятков поколений и множество сотен лет, так что смогу еще подождать. Главное, – Цумэ уперлось в мои глаза туманным взглядом, – продолжайте двигаться в этом направлении.

Я кивнула: конечно, зачем бы я стала отказываться от своего обещания, тем более что так много уже сделано. И после одобрения Божества Odzi Omoi мне стало значительно легче – значит, мы на верном пути.

А еще этот день стал для меня очень важен по одной причине личного характера – Рьюичи вернулся. Да, он снова появился здесь, в Odzi Omoi. Он меня не предупреждал, да и не нужно было. Все это время я чувствовала то же, что и он (ведь мы так и сняли браслеты, подаренные Серафимой, которые связали нас еще сильнее с тех пор, как мы по-настоящему поняли друг друга), и хорошо представляла, где он. И, разумеется, когда он преодолел границу между мирами, я это поняла и была готова. Не находя себя места от нетерпения, я вышла наружу и принялась ходить около Башни, стараясь не отходить далеко. И вот, наконец, я его увидела.

Было бы очень странно, если бы я вдруг не узнала его. Дайцукэ можно было узнать по одной лишь походке. Неторопливыми шагами он все приближался, глядя в землю перед собой, но то, что я его жду, он однозначно знал. И я решила не стоять на месте.

– Здравствуй, Тимо, – сказал Рьюичи, остановившись в метре от меня.

– Здравствуй, – ответила я.

Когда мы встретились взглядами, то я поняла, что по-прежнему не могу прочитать в его глазах всего, что творится в его голове. Его чувства – все та же загадка, спрятанная за холодными серебром его глаз. И, пока я смотрела на него, во мне медленно нарастало некое чувство беспокойства. Из-за него я часто дышала, но, должна сказать, он в тот момент ощущал то же самое, и мы постоянно передавали эти ощущения друг другу, усиливая их с каждой секундой. Наши чувства стали похожи на натянутую до предела струну, но ни один из нас так и не осмеливался сделать шаг вперед, чтобы разорвать ее. Оба старались удержать себя в рамках (хотя смысла в этом, наверное, не было).

Я сделала глубокий вдох полной грудью, а потом все же сказала:

– Только не делай вид, что не рад меня видеть. Я все еще ношу это, – я подняла руку с браслетом, искорки на поверхности которого засверкали ярче и чаще.

Ясно-понятно, что объяснения здесь были не к чему. Рьюичи наклонил голову, едва заметно улыбнулся, закрыв на секунду глаза, а потом посмотрел на меня уже теплым взглядом с милой полуулыбкой.

– А я и не делаю вид, – коротко сказал он, шагнув вперед.

И вот я вновь ощутила себя в его объятиях. Сердце так дико билось, что я боялась, как бы он его не услышал. Я со всей точностью ощущала его волнение и радость, которые передавались мне, а затем снова ему и так до бесконечности. Я не могла сдержать ни счастливую улыбку, ни мелкую дрожь от волнения, ни своих рвущихся наружу чувств. Я прижалась к нему как можно крепче и была... просто... на седьмом небе от счастья, когда чувствовала его рядом и знала, что он отвечает мне тем же. На моих глазах непроизвольно проступили едва-едва заметные печальные слезки, и я рьяно стиснула зубы, сильнее прижавшись к нему.

– Здорово, голубки! – вдруг раздался сзади знакомый (ох, насколько же знакомый!) голос.

Я быстренько стряхнула с лица последние следы печали, сделала вид, что ничего только что не произошло, и повернулась к Айрэну. Он уже практически поравнялся с нами, а мы были так заняты своими мыслями и чувствами, что не заметили его, пока он не крикнул.

«Как всегда, бесцеремонен», – про себя подумала я.

– Смотрю, братец, ты жив, здоров, – констатировал Айрэн.

– А ты не рад? – ехидно парировал Рьюичи, не выказывая в лице и тени сарказма.

– Отчего же? – слегка обижено протянул парень. – Напротив, я очень рад. А откуда у тебя такие мысли, Рьюичи? – усмехнувшись, спросил Айрэн. – Что-то я не помню, чтобы я хоть раз не радовался тому, что ты цел и невредим.

И оба они замолчали. Мне на какое-то мгновение показалось, что они сейчас подерутся (по крайней мере, поругаются), но, повторяю, мне показалось. Видимо, это обычное для них братское приветствие. Айрэн молча протянул Рьюичи руку, и тот ее почти сразу же пожал, сказав лишь:

– Ну, хорошо.

Тогда они оба заулыбались и я заметила, что так они оба не похожи на самих себя: слишком уж эта улыбка сдержана для Айрэна и слишком открыта и ехидна для Рьюичи. Однако так они стали больше походить друг на друга, и это натолкнуло на мысль о том, что они действительно братья. И, надо сказать, мне было на удивление приятно видеть их вместе.

– Ну-с, как тут у вас дела? – спросил Рьюичи, будто только что вспомнив, что не был в Odzi Omoi уже больше двух месяцев.

– Ничего. Восстанавливаемся, – ответил Айрэн, засунув руки в карманы и широко зевнув.

– Смотрю, усердно работаете, – с усмешкой заметил Рьюичи. – Только не перетрудитесь, ребята.

– Это он-то усердно работает? – вклинилась я и, не подумав, добавила:

– Не смешите мои подковы...

– А у тебя и подковы есть? Не знал... – протянул Айрэн.

– А тебя никто не спрашивал, – возмущенно заметила я.

– Обычно подковы у лошадей бывают... – продолжал гнуть свою линию рыжеволосый парень.

– Да ты что, шутишь так?!

– Нет. Я прямо-таки откровенно издеваюсь, – последовал ответ.

Вот за что я терпеть не могу Айрэна: за его врожденную способность выводить меня из себя. Причем я прекрасно понимаю, что в большинстве подобных случаев виновата именно я (надо было держать язык за зубами и поосторожней произносить те или иные фразы!), но легче мне от этого как-то не становится. Вот и сейчас я грозно уставилась на Айрэна, а он продолжал ехидно улыбаться, показав отличные по размерам клыки. И кто же из нас в этой ситуации больше похож на зверя?

– Эй, Тимо, – позвал Рьюичи и легонько потряс меня за плечо. – Что это ты такая злая?

«Сказала бы я тебе, – подумала я, сдерживая поток эмоций. – Но у нас же тут все вовремя делается».

– Да что тебе не ясно, Рьюичи? – снова влез Айрэн. – Девушка элементарно хочет, чтобы кое-кто (не будем показывать пальцем) полностью обратил на нее свое внимание. И вообще, приятель, что-то я не пойму, – эту фразу Айрэн произнес уже тише, специально, чтобы я не слышала, притянув при этом к себе Рьюичи и говоря теперь практически ему на ухо, – странный ты какой-то парень. Девушка тебя ждала два месяца, между прочим.

– Не корчи из себя идиота, ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Нет, чтобы хоть как-то свои чувства проявить, а ты – ни-ни, – Айрэн погрозил брату пальцев, прищелкивая при этом языком. – Нельзя так.

– Так, я не понял, – довольно громко сказал Рьюичи, вывернувшись из-под его руки, – с каких это пор ты стал экспертом в амурных делах?

– В амурных делах, говоришь? Ну... – дурашливо протянул Айрэн, но осекся.

Произнося это, он повернулся к нам боком, и как раз в этот момент позади него появились две фигуры, а именно, Лира и Солсаки. Они вышли из Башни, не спеша спустились, при этом о чем-то разговаривая. Увидев нас, Солсаки немедленно откланялся перед девушкой и направился в нашу сторону. Айрэн сразу же наклонил голову в знак приветствия, как только заметил Правителя, а потом обратил внимание на Лиру. Она осталась стоять около ступеней, ведущих в Башню, смущенно опустив взор. Почувствовав на себе взгляд Айрэна, она тоже посмотрела на него исподлобья, а потом снова опустила голову.

В тот момент Айрэн казался несколько странным. Он даже ни разу не шелохнулся, пока смотрела на Лиру, но смотрел внимательно и в то же время, словно не веря своим глазам. Причем в нем не было привычного сарказма, но было какое-то иное чувство. Быть может... забота, сквозь которую, однако, проглядывала некая игривая хитрость. Я, если честно, вообще его к ней отношения не совсем понимаю, но вмешиваться тоже не хочу.

Когда Солсаки подошел к нам, Рьюичи отдал низкий уважительный поклон, Сол тоже наклонил голову, обращаясь и ко мне, и к стоявшему рядом парню. Он как всегда был предельно тактичен и вежлив, и Рьюичи в присутствии Правителя становился похожим на него.

– Приветствую, Силуэр, – сказал Солсаки.

– Добрый день, Дьер, – ответил Рью. – Слышал, у вас восстановление в самом разгаре, не так ли?

– Да, ты прав, – оглянувшись на Башню и глянув наверх, на этаж с нашими с ним спальнями, где пару месяцев назад кое-кто из Наблюдателей сделал хорошую дырку в стене. – К счастью, там работа завершилась буквально через несколько дней. Да и в других местах тоже скоро заканчиваем.

– А как в Хэйлисоне? – поинтересовался Сол. – Я хотел туда выбраться. Но что-то все никак не получается.

– Ничего. Там тоже почти все восстановили. Люди мне там очень нравятся – такие трудолюбивые, – с неким восхищением заметил Рьюичи. – Им даже помощь практически не понадобилась, так, присмотр только.

– Чего и следовало ожидать, – сказал Солсаки и, кажется, облегченно вздохнул. – Это же, в конце концов, их родная деревня.

Их разговор продолжался все в том же духе, а я позволила себе отвлечься и взглянула в сторону Айрэна. Когда Рью и Сол начали говорить, он все еще стоял «по струночке», то есть, вытянув руки вдоль туловища, и продолжал упрямо таращиться на Лиру, которая, по-моему, уже и не знала, куда глаза от него девать. Тогда выражение лица Айрэна сменилось со столь не свойственного ему заботливого и серьезного на откровенно игривое.

Он ухмыльнулся, приложил два пальца к переносице, как если бы поправлял невидимые очки, и в буквальном смысле слова метнулся к Лире. А точнее, он просто внезапно растворился в воздухе, оставив привычный стремящийся вверх красный столб, и в следующую секунду уже приземлился точно позади девушки. Не теряя ни одного драгоценного мгновения, он внезапно обхватил Лиру сзади, отчего та даже выронила книжку, которую держала, и теперь сама пальцами придерживалась за руки парня. С хитрой ухмылкой Айрэн что-то у нее спросил, шепча слова прямо на ухо, а она недоуменно, но со смеющейся улыбкой взглянула на него через свое же плечо и тоже что-то произнесла. От дальнейших действий парня у меня лично слегка дрогнуло сердце – он провел носом за ее ухом, а потом несколько раз медленно поцеловал девушку в шею, закрыв при этом глаза. Лира в это время тоже опустила веки и на лице ее скромно играла смущенная улыбочка. Вообще, я уже должна была привыкнуть к таким вот внезапным ласкам, особенно со стороны Айрэна. За два месяца я уже не раз испытала ощущение дежавю. Я ловила их на этом почти по разу каждый день, но это вовсе не показатель того, что они не делали это чаще. По началу меня и саму это несколько смущало, потом я старалась не обращать внимания, но порой эти сцены мне казались очень милыми и вызывали ностальгию. Я все-таки тосковала по Рьюичи и (прав был Айрэн, когда сказал, что мне нужно внимание) иногда даже жалела, что Рью не такой решительный, как его старший братец. Хоть бы пример брал что ли!

Айрэн и Лира быстро присоединились к нашей общей кучке. У А-Рэна вид как всегда был слишком уж живой, а у Лиры – смущенный и как будто обеспокоенный. И эта моя мысленная догадка вскоре подтвердилась.

– Рьюичи предлагает вам отправиться в Хэйлисон, – сказал Солсаки. – Его дом теперь как новенький, да и в деревне есть те, кто хотел бы с вами пообщаться.

– Ты свое «новоселье» праздновать собираешься? – спросил Айрэн.

– Ну да. Но есть еще одно событие, – улыбнувшись, Рьюичи перевел сосредоточенный взгляд на Лиру. – Я прав, Дьер?

– Да, сегодня есть, что праздновать, – с каким-то странным выражением лица заметил Солсаки и тоже посмотрел на Лиру.

В этот момент я почувствовала себя немного не в своей тарелке оттого, что я была не в курсе чего-то (очевидно, я пропустила мимо ушей что-то важное, пока наблюдала за играми Айрэна и Лиры), но утешало то, что я такая не одна. У Айрэна тоже вид был, будь здоров. Лицо его несколько вытянулось и приняло на удивление серьезное выражение, и он рентгеновским взглядом сверлил девушку, которую держал за руку и которую чуть отстранил от себя, будто страдал дальнозоркостью и хотел лучше ее разглядеть.

– Лира, – настороженно протянул он, – это, судя по всему, с тобой связано, так?

Девушка опустила вниз глаза и промолчала (видимо, от общения с Айрэном ее характер ни чуть не изменился).

– Давай, говори, не стесняйся, – подбодрил ее Солсаки.

– В общем, Рэн, – сказала она, коснувшись свободной рукой его плеча, отчего он настороженно сдвинул брови к переносице, – у меня радость.

– Меня восстановили в ранге.

Лицо девушки расплылось в счастливой улыбке, глаза заблестели, а мы с Айрэном, в отличие от уже знавших об этом Рьюичи и Солсаки, пребывали в шоке. Но я предпочла отмолчаться, а вот Айрэну это было ни к чему.

– Что-что? Повтори, пожалуйста, – попросил парень, не веря услышанному.

– Меня восстановили в ранге! – уже без тени сомнения и неуверенности заявила Лира.

«Получается, она теперь снова Принцесса», – подумала я, а А-Рэн озвучил мою мысль.

– То есть... ты теперь... ты снова Принцесса! – воскликнул он.

Лира и Айрэн стояли рядом, и он внезапно обхватил ее руками, оторвал от земли и начал с бешеной скоростью кружить ее. Девушка взвизгнула от неожиданности и еще какое-то время продолжала кричать что-то вроде: «Рэн! Рэн, болван! Дурак! Пусти меня!». Но потом этот крик перешел в звонкий переливчатый смех. Айрэн не смеялся, но улыбка у него была шире, чем когда-либо. Они смотрели друг на друга такими глазами, что нельзя было даже подумать о том, что кто-то из них относится к другому плохо. В их взглядах ясно читались нежность, счастье, а также доброта и любовь.

Глядя на эту парочку, я не удержалась и зашлась смехом. Стоявшие рядом со мной парни тоже улыбались, каждый по-своему. Рьюичи вдруг обнял меня за плечи, продолжая, однако, смотреть на радующихся Лиру и Айрэна. И я точно знала, о чем он сейчас думает, и браслет мне для этого был не нужен. «Ты ведь тоже любишь меня, правда?» – вот, что звучало в наших головах.

– Что ж, пойдем, – сказал Рьюичи повернувшись.

– Куда? – не поняла я, но пошла в ногу с парнем.

– В Хэйлисон, ко мне в дом, – последовал ответ. – Нас там уже ждут.

Я повернула голову направо, туда, где секунду назад стоял Солсаки. Правитель так и остался стоять на месте, когда мы с Рьюичи повернулись и пошли прочь. Я взглянула в его лицо, на котором, как мне показалось, просто, как черным по белому, было написано: «Вы идите, а я буду лишним». Но я так не думала. Я сняла с себя руки Рьюичи и, попросив подождать, подошла к Солу.

– Идем с нами, – настойчиво сказала я.

– Зачем? – прикинулся он дурачком.

– Перестань, Сол, – завела я, – только не говори, что ты не хочешь туда идти потому, что думаешь, что будешь там мешать. Даже не возражай, – тормознула его я, видя, что парень хочет сказать что-то против. – Пожалуйста, Сол.

– Тимо, ну что я там забыл?

– Так дело все-таки в Рьюичи? – спросила я.

– Не знаю, – после короткой паузы ответил Правитель.

– Прости, Сол, но ты же все понимаешь, правда? – я с надеждой глянула в его мягкие глаза. – А в Хэйлисоне люди, которые очень хотят тебя видеть. И ты сам говорил, что хотел бы туда выбраться. И Рьюичи имел тебя в виду, когда говорил о гостях. Давай...

К счастью, я таки смогла его убедить. Обреченно вздохнув и улыбнувшись, он взялся за протянутую мной руку, и мы вместе догнали Рьюичи. А где же наши два счастливца?

– Айрэн! – резко позвал брата Рьюичи, обернувшись к ним. – Ну, ты что там...

Он не договорил фразу, внезапно закатил глаза, закрыл лицо ладонью и пробормотал что-то типа: «О, Господи!». И действительно, это стоило сказать, я его понимаю. Глянув на парочку, я увидела, что они уже перестали кружиться и застыли на месте. Айрэн все так же держал Лиру на весу перед собой так, что их лица были на одном уровне, и мне показалось, что они просто приросли друг к другу. Нет, я, конечно, все понимаю, но просто застыть посреди площади и так пылко целоваться... у меня просто слов нет. Айрэн так горячо и крепко прижимал девушку к себе, что я даже удивилась, как она еще не задохнулась.

– Айрэн! Тебя, как я понимаю, раньше завтрашнего утра не ждать?! – воскликнул Рьюичи, не сбавляя шага.

Мы продолжили идти вперед, а Айрэн позади нас, видимо, все никак успокоиться не мог. И вот он наконец с явным трудом оторвался от Лиры, и они вместе поспешили к нам.

– Да ты что, Рьюичи, я еще вперед тебя на месте окажусь! – ехидно ухмыльнувшись, заметил Айрэн, поравнявшись к Рью.

Он нарочно подтолкнул его сзади и помчался вперед, Рьюичи ринулся за ним, а затем они просто стали то исчезать, то появляться, оставляя после себя туманные столбы света – серебристого и красного, – все время пытаясь обогнать один другого.

– Детский сад, – произнесла я, с улыбкой глядя на них.

– И не говори, – согласился Солсаки. – А А-Рэн еще и старше всех из нас.

– Ты права, Тимо, – отозвалась Лира, – но разве тебе не нравится за ними смотреть вот так?

Я ненадолго задумалась и поняла, что мне это более чем нравится. Братья, которые уже так много пережили в своей жизни, счастливы. Они играют и шалят, как дети. Глаза Айрэна, прежде такие беспощадные и, казалось, пустые, светятся от радости. Рьюичи отбросил свой пессимизм и равнодушие и тоже включился в этот игривый поток. Лира, уподобляясь своему любимому Айрэну, переживает все те же чувства, что и он. Должна сказать, что его любовь к ней, и ее к нему – несколько странна сама по себе. И я их все никак не могу понять. Но если они счастливы, то к чему это обсуждать? А Солсаки... он всегда будет заботиться обо мне, я знаю это точно. И он всегда будет меня любить (не зря же название его любимого цветка в переводе звучит, как «вечная любовь»), но, я надеюсь, что однажды это станет исключительно дружеской любовью, а нечто большее останется лишь светлым воспоминанием.

Я подняла глаза на резвящихся братьев и рассмеялась – похоже, Айрэн попал в лицо Рьюичи водой, которую взял из ближайшего фонтана, и теперь буквально покатывался со смеху. Однако он тут же перестал, потому что пришла моя очередь вступить в игру, и я с веселыми возгласами и шутливыми угрозами бросилась к братьям.

– Ты прямо как игривый щенок! – бросил мне Солсаки с улыбкой до ушей.

«Я знаю, Сол, знаю, – подумала я. – Такая вот я есть. Люблю пошалить, когда есть такая возможность».

Когда-то Рьюичи сказал, что здесь много людей, которые меня очень ценят и любят, но я не это поначалу не обращала внимание. А вот когда Рьюичи вернулся, и началась самая кульминация событий, да и когда нам уже после пришлось серьезно потрудиться, я поняла, как ценны люди вокруг. А тем более, если они так хорошо к тебе относятся. И я очень благодарна им всем.

Теперь жизнь вошла в нормально русло (разумеется, если в магии вообще может быть что-то до конца нормальное). Рьюичи все так же следует своему свободолюбивому характеру, так что большую часть времени проводит вне Odzi Omoi. К счастью для меня, с тех пор, как Лиру восстановили в ранге, у меня появилась возможность уходить на некоторое время вместе с ним. И я этому безмерно рада. Мы стараемся сохранить существование магии в секрете и также рассказать о ней и помочь тем, кто оказался в ситуации, схожей с моей: если маги живут в обычном мире, растеряны и не знают, что желать. Мы наблюдаем за сохранением магии во всем мире, показывая следующему поколению, как это прекрасно иметь способности мага, ведьмака или колдуньи.

Отныне моя жизнь в Odzi Omoi, а также жизни близких мне людей – все для меня. И я знаю, что на нашем жизненном пути встретится еще многое – и плохое, и хорошее – и мы готовы ко всему. А также я надеюсь, что будет еще много таких ярких моментов, за которые можно уцепиться в памяти и воскресить все, что было. Я хочу, чтобы все радоваться, что мы имеем такую ценность, как воспоминания.

Собственно, поэтому я и решила написать всю эту историю: чтобы память об этом жила не только с нами, но и со всеми, кто это прочтет, и чтобы эти воспоминания оставались такими же яркими и насыщенными жизнью до скончания веков, до самого конца света. И даже после того, как мы, пережившие эти события, не сможем рассказать о них напрямую. Но не будем о грустном. Наши жизни не закончились, и только одной Судьбе известно, что ждет нас впереди. И, быть может, еще Божеству Цумэ, которое периодически мелькает между деревьями, словно наблюдая за нами и чего-то ожидая.