Не выношу я женских слёз, когда причиною их горе, когда всего сковал мороз, и силы нет, чтоб стать подспорьем, – да и каким в конкретный миг, когда здесь ангелы летают, и мысль одна в мозгу гремит: «Сейчас навеки закопают, и с нами больше Вити нет. А как же Вера, его дети?…» «Её лица простынный цвет всего белей на целом свете. Слёз бесконечная река. И обессиленные руки застыли, будто на века. Тридцатилетние старухи, её подруги по беде, шахтёрские такие ж вдовы. И хоть в горняцкой мы среде им помогать всегда готовы, но кто заменит им мужей, согреет их своей заботой, поставит на ноги детей? Мне неизвестен этот кто-то. А жизнь на пенсии скудна. Работа может стать подспорьем, но не для всех здесь есть она. Как тяжело здесь бабье горе! Но как же, как же им помочь? Вопрос насущен, а решенье…» Гляжу на Витину я дочь – в глазах её недоуменье почто здесь взрослые в слезах и мама, будто изваянье? В её трёхлетнее сознанье не входит их семейный крах. А рядом сыплется песок из рук живых на крышку гроба. А мысли пулями в висок: «Глядеть за Верой надо в оба, держать, чтоб в яму не сползла – стоять самой уже нет силы. И Жизнь, и Смерть, как два узла, с рождения и до могилы! Сегодня Витя, завтра кто? Почти у каждого есть дети. Лишь у электриков их сто. Им без отцов немного светит». В мозгах сейчас сплошной сумбур! – но он от горя отвлекает. А спутник горьких процедур, оркестр последний марш играет. И, не спеша, по одному в автобусы народ садится. Кого винить: судьбу, страну, что перестало сердце биться ещё шахтёра одного? Такое часто здесь бывает! Ведь кроме смерти ничего шахтёров и не ожидает. 60-е годы | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
