Мне безразлично, кто он – иудей, иль мусульманин, или христианин. По человеконенавистности своей он мне враждебен и по мыслям странен лишь потому, что не могу понять, откуда в нём озлобленность такая, что он готов вселенную взорвать, в себе инстинктам зверя потакая, готов насиловать рождённых им детей, готов устроить, как в Стамбуле, бойню – одни с идеей, кто-то без идей, но только, чтобы людям было больно. Мне ненавистны самозванцы-палачи. Но что могу старик – я сделать с ними? – ведь сколько я об этом не кричи, они всегда останутся такими. |