"Пройдешь метров триста за Кривую, и там по левую руку будет болото. Найдешь тропку через топь - она лесинами загажена - и, когда проскочишь ее, выйдешь на мох, а там до острова – рукой подать. Морошки возле него всегда видимо-невидимо, сердце не нарадуется, собирай - не ленись".

Михаил Иванович вспомнил слова матери вчера, когда надумал пойти в лес за морошкой. Уж очень любил эту ягоду сорокалетний мужчина. Нравилось ему пить чай с янтарным сладким и пахучим вареньем или есть свежую и румяную лесную ягоду. Даже ягодные плодоножки Михаил не выбрасывал, а сушил и заваривал чай, смаковал каждый глоток вкусного отвара зимними длинными вечерами.

Сам он бывал на том болоте с матерью в подростковом возрасте, поэтому дорогу туда забыл. Только и осталось в его памяти: бесконечный шаткий моховой ковер под ногами и изматывающий путь до острова, да сильная жажда, заставившая мальчика на пути к острову выпить залпом единственную бутылку воды, взятую матерью с собой в лес. На обратном пути Миша всю дорогу просил маму найти на болоте ручеек с чистой водой, чтобы напиться.

Измученная нытьем сына, мать остановилась возле проталины во мху, где виднелась коричневая жижа. Она стянула с головы светлый платок и, зачерпнув им болотный кашицы, нацедила сквозь ткань половину железной кружки мутной воды.

Теперь, после смерти матери, Михаил жалел, что не расспросил получше, как добраться до заветного острова, где полно чудесных ягод.

Мы не замечаем, как старятся близкие нам люди, и всегда их кончина приходит внезапно и застигает нас врасплох, причиняет боль и приносит сожаление, что при жизни дорогих людей их как следует, не порасспросили, вволю не наговорились и, кажется, не долюбили. Все это вызывает мучительную боль, поэтому, видимо, молодой и сильный мужчина приготовил с вечера рюкзак для похода на болото за любимой ягодой, которой его часто баловала мама.

Едва солнце вышло из-за кромки леса, Михаил Иванович легко вскинул за плечи рюкзак с большой корзиной внутри, прикрепил к поясу берестяной туесок и отправился к железной дороге, вдоль которой направился в сторону таежного леса.

Мужчина был высокий ростом и спортивный человек, поэтому бодро шагал по высокой насыпи рядом с рельсовым путем, налево и направо от которого вольготно раскинулся проснувшийся лес, где деловито порхали по траве, кустам и вершинам деревьев зяблики, синицы, дятлы, дрозды, пеночки и совы.

Отовсюду слышалось птичье разноголосое пение, глухо шумел вековой лес.

До "Кривой", где железная дорога поворачивала направо, оказалось четыре километра. Михаил высчитал расстояние по затраченному времени.

"Сильны были старушки, которые в семьдесят лет еще "бегали" так далеко по ягоды", - удивленно подумал он, вспоминая восторженные разговоры о походах за ягодами матери с подругой.

По левую сторону сверху открывался вид на бескрайнюю топь, поросшую чахлыми и редкими деревцами. Почти на горизонте высился большой остров, который отличался от болота пышной растительностью, призывно манившей к себе ягодника.

Михаил Иванович спустился вниз по откосу железной дороги и подошел к краю болота. Между твердой землей и моховиком проходила глубокая канава, наполненная темной водой, закрытой местами так густо бледно-зеленой ряской, что хотелось стать на нее ногами и, как по льду, добежать до противоположного края.

"Два метра всего-то преграда, а не преодолеть ее, слишком глубоко!" - злился Михаил.

Пришлось идти дальше вдоль болота, выискивая переправу на тот берег. Метров через триста мужчина увидел кладки из жердей, переброшенных через ров с водой. Рядом лежала длинная палка, с помощью которой путники, очевидно, перебирались через канаву.

- Здесь, значит, переходили мы тогда на болото, - вслух произнес Михаил Иванович, опробовав ударом о землю палку: крепка ли.

Посох оказался еще надежным, и мужчина уперся им в середину канавы. Затем, придерживаясь за палку, ступил на жерди, которые под тяжестью взрослого человека стали прогибаться. Шаг за шагом Михаил продвигался вперед, где на половине пути ноги погрузились на треть сапог в воду. Жерди гнулись, дрожали, но надежно держали, и мужчина достиг берега. Лягушиное царство, привольно расплодившееся в благоприятных болотных водах, подняло такой гвалт, что мужчине казалось, слышно на километр. От взбудораженной воды потянуло запахом болотной гнили и торфа. Мужчина поморщился: не любил этот запах, напоминающий ему смерть.

Дальше нужно было передвигаться широкими шагами с кочки на кочку, и Михаил Иванович положил палку на землю - на случай обратного пути - и перескочил на первый маленький островок, поросший осокой. Между ними застыла, как студень, густая коричневая жижа, на которой разрослись "жирные" и зеленые лопухи. Если угодить туда, то можно провалиться по колено и потерять сапоги, а иных местах было так глубоко, что утонуть не представляло труда.

Где скачками, где шагами Михаил, вспотевший от такой ходьбы, вышел на сплошной покров изо мха и травы. Прежде чем отправиться дальше, он решил передохнуть у тонкой березки, которая тянулась вверх, борясь за жизнь в гнилом болоте.

"Как же вы скакали по кочкам здесь?" - подумал Михаил Иванович, вспомнив жалобу матери в последние годы:

- Что-то ноги не пружинят больше, ненять в лес ходить.

- Будут ли у меня они пружинить в семьдесят лет, - пробурчал мужчина, направляясь в сторону острова, который, как мираж в пустыне, казалось, висел над горизонтом.

Земля под ногами прогибалась и уходила вниз, но держала, хотя идти было тяжело. Не веселил взгляд Михаила вид карликовых елок, чахлых и редких сосенок и берез. Часть деревьев уже погибла в неравной схватке с болотом, и изо мха торчали лишь их сухие обрубки, а вершины догнивали на земле.

Издали слышался стук клюва дятла о сухое дерево, а где-то монотонно куковала кукушка, обещавшая ягоднику долгие годы жизни на земле. Мужчина перестал считать на сороковом ку-ку, удовлетворенно отметив, что этого ему хватить пожить в удовольствие.

Через полчаса ходьбы по мшанику резко потянуло запахом белены: значит, близок "материк", и Михаил Иванович прибавил шагу.

Земля под ногами стала твердая, показались заросли медуницы и осоки, до острова было рукой подать, о чем сообщила белобокая сорока, которая громким стрекотанием подняла тревогу, сообщая сородичам о приближении человека.

Морошки было не видать, и Михаил пошел вдоль острова, обследуя его окрестности. Вскоре он наткнулся на тропу, по которой ходили лоси. На это явно указывал клочок буровато-черной шерсти, застрявшей в коре сосны, и экскременты, лежавшие горкой в траве.

"Гон у лосей начинается в сентябре, поэтому они сейчас не опасны", - подумал Михаил, рассматривая с интересом лосиную тропинку, ведущую на остров. Морошки по-прежнему не было, и слегка приунывший мужчина пошел дальше, огибая остров. Вскоре под ногами он увидел клюкву, зеленым бисером заполонившую все пространство. Ягоды было так много, что, казалось, можно ее черпать ладонью. Но созреет она намного позже, поэтому, попробовав на вкус пару ягод, путешественник сморщился: кисла и горька, направился на остров.

На нем - вековые сосны, высоченные ели, и между ними тянулся густой кустарник и заросли можжевельника. Под старой елью рыжие муравьи обустроили себе жилище. Огромный муравейник высился рядом с деревом, а многочисленные его обитатели вовсю трудились рядом: тащили на спинах в дом высохшие елочные иголки и мелкие кусочки от веток. На середине острова была поляна, на которой были видны следы лежки лосей. Сразу же за ней начинался черничник, который большой плантацией тянулся до самого противоположного края острова, но ягод на них почему-то не было. Значит, на чернику в этом году - неурожай.

Вот и брусничник, на котором полновесными гроздями висели зеленые и еще мелкие ягоды. Сюда можно придти в конце августа – начале сентября, чтобы набрать вкусных ягод красного сочного цвета. Обычно, где растет брусника, там поблизости нужно искать морошку.

Михаил Иванович решил обследовать эту сторону болота и наткнулся на целое поле морошечника. Среди пятилопастных листочков виднелись ягоды, которых оказалось очень много.

– Действительно, болотный янтарь! Не зря перед смертью Александр Сергеевич Пушкин попросил поесть моченой морошки, – невольно воскликнул Михаил, вспомнив народное название ягод, которые при солнечном свете отливали янтарным цветом застывшей смолы.

Михаил Иванович поставил на землю рюкзак с корзиной, снял с пояса туесок и принялся собирать в него ягоды, а самые спелые плоды отправлял в рот.

Часа через четыре большая корзина была полна, солнце укатилось на вторую половину дня, а сам Михаил был сыт до отвала лесной ягодой, любовь к которой, как и к лесу, ему привила в детстве мама.

Было очень трогательно пройти по местам, куда редко добирался человек, осознавать, что здесь когда-то собирала морошку мать, бывал ребенком сам. Вроде прошло с тех пор немало лет, а природа так и осталась прекрасной и щедрой и в лесах по-прежнему полно ягод, грибов и дичи.