В таёжной глуши Вдалеке от барханов Мечтает о дыни Преклонный монах. Здесь много раскосых И много в уныньи, Но, только один В шараварах-штанах. Он смирно кивает Под хора распевы, Он мерно глотает Из чашки кагор. Но, кто его знает О чём вопрошает Он в узенькой кельи, С упорством смиряя Душевный раздор. А спать на подушке Совсем не умеет. Под ухо кладёт Огрубевший кулак. И вместо молитв, Как ребёнок робея, Распятью ревёт На монгольском о снах. Он верит в добро И его Бог безликий. Он плачет при встрече С каликой, с "сумой", Стирает все зубы При виде побитых, А в кельи, как саблей, Выводит рукой. В краю, где когда-то Злословил и грабил, Где жизнь обрывал, Словно спелый кизил, Он совесть обрёл, Завет предков оставил. Влюбился впервые, Впервые помылся И в полном смиреньи Поклон подарил. Она, словно лань, Хороша, боязлива. В глазах интерес и Испуг водночас. Смущённый застыл, А её окружили И долго глумились В сирени кустах. На впалой груди Её выцветший крестик. За поясом чёрным Локон с лентой в крови. Тайник его странный Никто не узнает... Не сменит монах Рясой эти штаны. Сначала смущались, Затем – обвыкались. Сейчас же монгол всем Роднее родни. За дыней той дьяки По миру скитались. Успели, вложили В рот сочной еды. Слегка улыбнулся, Обпёрся, поднялся, Втянул нежный запах Отшельной страны. А после со стоном Поведал сказанья, Что мать ему пела О верной любви. В таёжной тиши До сих пор в тени кедров Разносится запах Иссохшей земли. А дятел, порхая Над холмиком снежным, Нет-нет, да и кинет Букетик степи. |
|
Положение о Клубе
Сделать стартовой
