Глава 10 «…И мы горды. И враг наш горд. Рука, забудь о лени. Посмотрим, кто у чьих ботфорт, Посмотрим, кто у чьих ботфорт. В конце концов, согнет свои – колени!..» Рано утром Сергей был уже в военкомате. Немного промокнув под майским дождем, он, прислонив к ногам свой рюкзак, курил на крыльце комиссариата. Дождь закончился, и ласковое весеннее солнце купало свои лучи в теплых лужах на асфальте. Капли воды искрились в его лучах, переливаясь всеми цветами радуги на свежей изумрудной траве, молодой листве и ветках деревьев. В бездонной небесной синеве не было ни одного облачка. Только ласточки носились в воздухе, пьянящем свежестью утра. В огромной луже перед крыльцом плескались, разбрасывая брызги, воробьи. Несколько голубей что-то выискивали в траве и на парившем асфальте. День обещал быть хорошим. Около военкомата собралось около тридцати мужчин, разных возрастов. Многие были навеселе. Курили, пили пиво. Вызывающе громко хохотали над рассказываемыми анекдотами. Кто помоложе пытались бравировать перед друг другом своей силой, удалью и бесшабашностью, забравшись на турники и брусья, стоящие во дворе военкомата. Лишь на немногих была надета военная форма без знаков различия, большинство было в гражданке. Слышался гитарный перебор и звон бутылок. Вся эта говорливая и разношерстная толпа являлась не чем иным, как будущими солдатами контрактной службы. Всем им, и юнцам только что отслужившим срочную, и почтенным отцам семейств, предстоял неблизкий путь на Северный Кавказ, где уже год полыхал пожар необъявленной войны. Сейчас их было много, а многие ли вернутся обратно? На Сергее был новенький камуфляж с лычками сержанта и эмблемами танковых войск на воротнике, на груди блестели награды. Краснела нашивка «За ранение». В небольшом рюкзаке лежал, купленный в магазине военной формы, танковый комбинезон, разгрузочный жилет, комплект белья, портянки, предметы личной гигиены и небольшой продуктовый набор. Кофе и чай, пачка рафинада, блок сигарет «Донской Табак», банка перловой каши с тушенкой, рыбные консервы и сгущенка. Сверху, к рюкзаку была прикручена черная кожаная танковая куртка, завернутая в плащ-палатку. Куртка была генеральской, еще из старых, советских запасов. Ее подарил отец. Рядом стояла гитара. Докурив, Сергей бросил окурок в стоящую у крыльца урну и, продолжил разглядывать толпу. Интересно, кто-нибудь из них бывал в настоящем бою? Судя по поведению, вряд ли. Он уже на собственном опыте знал, что вся эта бесшабашность, до первого выстрела, до первого замертво упавшего товарища, до первой собственной крови. Потом у тех, кто останется жив, не струсит и не уедет домой, появится только холодный расчет, желание победить и выжить. - Сержант, закурить есть? – услышал он за своей спиной. Обернулся. К нему подходили двое мужчин лет сорока с хвостиком. Сергей достал из нагрудного кармана пачку сигарет, протянул подошедшим. Мужики взяли по одной, прикурили, оглядывая Серегу. - Танкист? Уже был там? Когда? – спросил высокий плотный кряжистый мужчина с лысиной и плечами, как у Ильи Муромца, окидывая взглядом награды и нашивку. - Да. Новый год. В 27N полку. - Александр. Афганистан. Кундуз. 1983 год. ВДВ,- представился крепыш и, обращаясь ко второму, добавил, - Толян, твой коллега. - Анатолий. Тоже Афган. Герат. 1986. Наводчик танка, а ты? – второй был невысок, сухощав, со следами ожога на лице. - Сергей. Механик- водитель. - Не слышал, когда отправка? И куда? – Александр оглянулся, на раздавшийся взрыв смеха. Один из вертевшихся на турнике, будучи пьяным, свалился с него прямо в лужу. - Да по-разному говорят. Вчера военком говорил, что в 166 бригаду, сегодня уже слухи, что в 205. Одно знаю, сначала куда-то в Тверь поедем, а что потом неизвестно, - Сергей снова достал сигарету. - А почему второй раз решил ехать? Не навоевался? – обратился к нему Анатолий. - Да надо кое-кому по счету оплатить,- похлопывая себя по нашивке на груди, Серега хмуро ответил, выпуская сигаретный дым, - а вам, что дома не сидится? - Нам? По телеку показывают, что воевать не умеем. Вот, опытом делится едем. Может пригодиться кому, - улыбаясь, говорил Александр. - Понятно. - Смотрю, не сильно у тебя рюкзачок большой. Багажа не много. Не то, что у других. Видал, чемоданы, какие. «Мечта оккупанта» Не иначе за трофеями собрались, - показывая на огромные сумки стоящие у крыльца, Александр продолжал улыбаться. - Я не лошадь такой багаж возить. Мне и этого хватит, - махнул рукой Серега. - Вот что, Серега. Давай пока вместе держаться. Водка у тебя есть? – обожженная щека Толика странно подрагивала. - Нет, я не любитель. Но можно купить. Магазин напротив. - Нет, потом. У нас есть. Пошли, вон вроде майор строить всех пытается, - кивнул в сторону Анатолий, продолжая дергать щекой. Сергей, подхватив рюкзак, пошел вместе с мужиками в указанную Анатолием сторону. Кое-как согнав полупьяную толпу в некое подобие строя, помощник военкома объяснил, что через час придут автобусы и всех отвезут на Ленингадский вокзал. Оттуда на электричках команда поедет в Тверь, откуда и отправятся, в дальнейшем, в Чечню. Затем всех согнали в актовый зал военкомата, где в течение часа им читали лекцию о российско-чеченских отношениях. По мнению лектора, Россия несла на Кавказ просвещение и экономическое развитие, а глупые дремучие горцы на протяжении столетий всячески сопротивлялись и отказывались от падающей на их, бестолковые, головы благодати. Немного разбиравшийся в ситуации и в истории завоевания Кавказа, Сергей только хмыкал, слушая лектора. В его голове, сыпавшиеся на головы чеченцев бомбы и снаряды, никак не ассоциировались с небесной манной, о которой говорил докладчик. Тем более в своем докладе говоривший обобщал, сводя разные по культуре и обычаям народы Северного Кавказа в одну общую кучу. Не отделяя дагестанцев от ингушей, чеченцев от кумыков и черкесов. Когда лекция окончилась, все пошли грузиться на подошедшие «Икарусы». Автобусы ехали по Садовому кольцу. За окном мелькала Москва, никогда не замедлявшая ритма своей столичной жизни. Магазины, рестораны, казино, переливавшиеся разноцветными огнями даже днем. Сотни автомобилей, в которых куда-то спешили тысячи людей. И этих людей мало волновали события на далеком Кавказе и судьбы тридцати человек ехавших в автобусах. Гораздо больше занимало очередное убийство криминального авторитета и последовавшая за этим дележка его наследства. Горячо спорили о судьбе главы еще одной, развалившейся, финансовой пирамиды, который сумел исчезнуть с огромными деньгами. Обсуждали последние валютные котировки на бирже. Так упадет рубль или поднимется? Какая война? Пусть дураки воюют. Да и нет никакой войны, так, операция по разоружению незаконных вооруженных формирований. Меня лично, это не касается. Никто не замечал, или не хотел замечать толпы заплаканных матерей около военкоматов и КПП воинских частей. Транспортные самолеты, садившиеся на Подмосковные аэродромы по ночам, до отказа забитые израненными физически и искалеченными душевно пацанами. Немногие, из которых успели отпраздновать свой двадцатый День рождения. Не хотели видеть сотни цинков с трупами погибших, и огромный морг на колесах, стоявший, в отстойнике Ростова. Где в огромных вагонах рефрижераторах лежали все те же, неопознанные в силу своей изуродованности, пацаны. Не хотели замечать похороны, погибших солдат и милиционеров. Похороны, которые, были больше похожи на митинги. Меня лично – это не касается. Подожди, обыватель, коснется – взрывами домов, вагонов и станций метро, подземных переходов. Захватом заложников в больницах, театрах и школах. И дашь ли ты гарантию, что среди новых жертв, не будет именно тебя? Сергей сидел, прислонившись к окну, и думал о Людмиле. Изредка, порой невпопад, отвечал на задаваемые ему вопросы. Сидящие перед ним два сопровождающих офицера спорили, что лучше. Везти, к месту прохождения службы, пьяную и необузданную группу контрактников, или сообщать родственникам, что их сын погиб при исполнении воинского долга. Выходило, что как ни крути, а первый вариант предпочтительней. С Людмилой расстались плохо. После трех месяцев безумной любви. Страстных поцелуев и ласковых слов. После мокрых простыней и огромных синих кругов под глазами, из-за бессонных ночей проведенных вместе. Когда всем окружающим было понятно происхождение этих синяков. После сказанных Татьяной слов: « Вы двое – сумасшедшие!» Танька застала их вдвоем, придя к Людмиле рано утром. Уставших, измотанных друг другом, но безумно счастливых. Всем казалось еще немного и свадьба. Но.. Людмила не смогла понять его желание снова поехать на войну, и ушла после разразившегося скандала. «Я не хочу быть вдовой в двадцать три года!» - были ее последние слова. Хотя Сергей чувствовал. Она его любит. По-настоящему. И он тоже уже не сможет без нее… - Все приехали. Вокзал. Выгружаемся. И не теряйтесь. Искать и ждать никто не будет! – раздался раздраженный голос сопровождающего. Офицер был недоволен безудержным пьянством будущих защитников Родины. Да и Сергею уже порядком поднадоели пьяные вопли и звон посуды. Сам он не был любителем спиртного, и пьяный человек всегда вызывал у него отчуждение. Но видимо не все в группе придерживались такого мнения. Особенно старались два молодых и крепких парня. Собрав около себя группу отчаянных выпивох, они уже прикончили не одну бутылку. Водка начала действовать. В их поведении появилась агрессия к окружающим. Пока это выражалось только в матерной ругани, которая неслась в адрес офицеров, пассажиров, находящихся на вокзале и милиционеров, посматривающих в сторону буйной команды. Кое-как погрузились в вагон уходящей в Тверь электрички. Сергей и двое «афганцев» сели немного в стороне от основной группы. Напротив села пожилая супружеская пара и один из сопровождающих офицеров. Второй офицер сел в противоположном конце вагона. Пожилые супруги с уважением смотрели на награды Сергея, с отвращением на пьяных и с сочувствием на офицера. Электричка тронулась. - Серега, долго в госпитале лежал? – Толик забросил свой рюкзак на полку. Майор и супруги внимательно слушали. - Полгода. Потом еще столько же восстанавливался. Потом пытался личную жизнь наладить, но не вышло. Да и с работой хреново. Поработал немного в охране. Когда понял, что готов служить дальше, сразу в военкомат пошел. - А мать с отцом, что так легко отпустили? - Мать против была, категорически. Отец… Батя спокойней отнесся. В первый раз, когда ехал, тогда он был против поездки, - в глубине вагона раздался пьяный вопль. Сергей поморщился. - Товарищ майор. Вы, может, попробуете их приструнить, - обратился он к офицеру. - Бесполезно. Я не первый раз таких вояк сопровождаю. Начнешь успокаивать, драться полезут,- майор с тяжелым вздохом махнул рукой. Старушка, сидевшая напротив, покачала головой, услышав ответ майора. - А ты сержант и вы парни, как видимо не первый раз едете? Смотрю, не пьете, - майор обратился к Сергею и «афганцам». Александр ответил. - Всему свое место и время. А этих, конечно надо успокоить. Ладно, посмотрим, что дальше будет, - после этой фразы наступило молчание. Сергей снова уткнулся в окно, за которым мелькали березовые рощи, поля, деревни и станции. Опять вспомнил Людмилу. Ее жадные до поцелуев сладкие влажные губы. Стройную фигуру на фоне освещенного луной окна. Всю нежность и страсть ее любви. Стало грустно. А вдруг он потерял ее навсегда? Эх, дурак ты, Серега. Может, не нужно было ехать второй раз. Восстановился бы в университете, нашел бы работу. Ладно, что сделано, то сделано. Назад пути нет. Вспомнил грустные глаза матери. Сергей понимал, что сам того не желая, нанес матери серьезный удар в сердце. Прости мамочка, но я так решил. И ты, отец, прости. Мне никогда не забыть твое суровое молчание. Простите родные. Все будет хорошо! В вагоне снова поднялся шум. Раздался возмущенный женский крик: « Что Вы себе позволяете!» Затем злой мужской смех и хамский ответ: «Да ладно, тебе, невинную строить. Мы тут на войну едем, а ты ломаешься!» Сергей резко поднялся и направился к месту начинавшегося конфликта. За ним встали Александр и Толик. В буянах Сергей узнал двух утренних заводил. Подойдя к ним, хлопнул одного по плечу, тот обернулся. - Слышишь «воин» если ты сейчас не успокоишься, то я тебя успокою, - раздраженно сказал, Сергей. Парень посмотрел на него пьяными глазами и расплылся в нагловатой улыбке. - А ты кто такой. Сидишь тихо и сиди. Может мне завтра в бой, - еле держась на ногах, парень перешел на крик, - пошел отсюда. Не мешай будущим героям отдыхать. Думаешь, нацепил побрякушки и…. Раздался хлесткий удар. Недоговорив, парень полетел вдоль вагона. Второй его товарищ встал: «Ты, че падла! По сопатке захотел?» И тут же кувыркнулся через спинку сиденья. Упав, попытался подняться, но не смог. Так и затих, лежа на залитом пивом полу. Первый оказался крепче. Встав, он, качаясь, пошел на Сергея: «Я тебя порву сейчас!» И снова отлетел к тамбуру. Сергей, опустив сжатые в кулаки руки, окинул взглядом их притихшую компанию. Видимо среди них больше не было желающих качать права. - Что «храбрая вода» в голову бьет? – зло спросил Серега, - есть еще, кто хочет компресс под глаз? Не умеете пить, сосите дерьмо через тряпочку. Не дождавшись ответа, продолжил. - Значит так, убирайте всю водку. И если я до Твери, хоть запах унюхаю, пеняйте на себя. Разговаривать и вести просветительскую беседу не буду. Ясно? – в ответ увидел, только утвердительные кивки голов. Затем, взяв за шкирку одного из нокаутированных, потащил его тамбур. Там, усадив пьяного на пол, достал сигареты и закурил. В вагоне наступила тишина. Следом вышел Толик и один из офицеров. - А ты неплохо кулаками машешь! Я думал, прибьешь дураков, - начал офицер в звании капитана. - Вообще-то это Ваша забота, утихомиривать. Но лучше не давать пить, - выпустив дым, Сергей посмотрел в глаза офицеру. - Ага. Тут с таким трудом команду собираешь. Если протрезвеют, разбегутся половина. Ну, когда поймут куда едут. А так, поймут только когда приедут, но уже поздно будет. - Да интересный способ комплектования армии, - удивленно протянул Сергей и плюнул от досады под ноги. Толик тем временем приводил в чувство пьяного. - Эй, герой! Проснись. Ну, вот молодец. Теперь потихонечку на лавочку и, баиньки. На следующей остановке в вагон вошел наряд милиции. - Что у Вас произошло? – спросил сержант у офицера. - Все нормально парни. Тут у нас один боец перепил. Но уже успокоили. - Давай капитан, смотри за своим войском. Мы еще побудем здесь немного. Нужна будет помощь, зови, - и милиционеры прошли в вагон. Следом, Толик уволок немного очухавшегося парня. За ними покурив, ушел и капитан. Сергей остался в тамбуре. Через минуту в тамбур вышла женщина лет тридцати. В ней Сергей узнал ту, к которой приставал пьяный. Она была симпатичной, можно сказать даже красивой. Приятное лицо, на котором двумя изумрудами светились большие глаза. Русые волосы до плеч. Чуть полноватая, но стройная фигура. Она была из тех женщин, про которых говорят: «В самом соку». Окинув его взглядом, женщина прикурила тонкую дамскую сигарету и, обращаясь к Сергею, сказала. - Спасибо тебе. Не каждый день встречаешь мужчину. Меня Светлана зовут, а тебя? - Сергеем. Не за что. Да, и простите моего товарища. Перепил. - Прощаю. А вы, правда, на войну едете, или это только бред пьяного, - она улыбалась, глядя Сергею в глаза. - Правда. Но не будем об этом. А вы куда едете? - В Тверь. Я там живу. А ты? - Тоже. У нас там сборный пункт. Долго еще ехать? - Минут двадцать. А сколько тебе лет, Сергей? - Двадцать пять. - Женат? - Нет пока. А Вы замужем? - В разводе. Уже полгода. - А дети? - Есть, мальчик. Вот, к бабушке отвезла, на лето. А за что медали? Если не секрет. Сергей коротко рассказал. Так и ехали, оставшееся время, болтая о пустяках. Светлана оказалась веселой собеседницей. В четыре часа дня электричка пришла в Тверь. Еще не остановились у платформы, а Серега уже заметил стоявшие около станции два армейских автомобиля ЗИЛ 131. Попрощавшись со Светланой, вернулся в вагон и забрал свои вещи. Электропоезд остановился. Начали выгружаться. На платформе их встречали два офицера в лейтенантских званиях. Некоторых пьяных пришлось нести к машинам на руках и как бревна закидывать в тентованный кузов. Сопровождающий группу майор передал встречающим сумку с личными делами будущих солдат. Сергей заметил, как майор показал на него пальцем и что-то говорил одному из лейтенантов. Единственное, что разобрал слух Сергея, это: «Толковый парень. Попробуйте пристроить получше» Лейтенант кивнул, глядя на Сергея, наверное, старался запомнить. Неожиданно кто-то дернул его за рукав. Сергей оглянулся и увидел Светлану. - Я тут подумала. Если будет возможность, приезжай. Я сейчас одна живу. Вот адрес, - и смущенно протянула листок бумаги. - Спасибо, Света, - он положил листок в нагрудный карман. - Не за что. Удачи, - и женщина вдруг поцеловала его в щеку. Затем смутившись еще больше и густо покраснев, пошла на автобусную остановку. Сергей проводил ее взглядом. «А фигура хороша. И ножки тоже, очень ничего» - шевельнулось в голове. - Что танкист, уже невесту нашел, - услышал он веселый голос Александра, - может к черту войну. А? Догоняй. Красивая баба. - Да ладно тебе. Пошли грузиться. Вон уже руками машут, - и, взяв гитару, пошел к ближайшему грузовику. Забравшись в кузов сел с краю. Напротив, уселся десантник Саня. Рядом с ним сидел Толик. Около Сергея расположился с разбитым носом один из буйных парней. Сейчас он был спокоен. Немного протрезвев, он хлопал пьяными глазами и прижимал к носу кусок бинта. Серега залез в карман и вытащил носовой платок. - Держи, воин. Отошел немного? Не обижайся. Я по-дружески. Сергей, - и протянул ему руку. - Иван. Да ничего. Сам виноват,- пожав протянутую ладонь и взяв платок, ответил парень. - И смотри в дальнейшем. Как это говорят: «Не хвались, идучи, на рать» - закончил разговор Саня. Машина тронулась. Проезжая мимо остановки, Серега снова увидел Светлану. Она тоже заметила его и помахала рукой. Сергей махнул в ответ. «Да, красивая баба!» - задумчиво вздохнул десантник. Выехав из города, машины минут сорок тряслись по лесной дороге. Сидя в кузове, Сергей видел только ленту асфальта и стену деревьев, встававшую вдоль дороги. Наконец-то приехали. Машины, свистнув тормозами, остановились. Через минуту снова тронулись, миновав КПП, встали окончательно. «К машине!» - скомандовал появившийся лейтенант. Начали выгружаться. Сергей осмотрелся, по-видимому, это был полевой лагерь какой-то воинской части. В глубине соснового леса виднелись сборные деревянные домики и брезентовые армейские палатки. Построив, лейтенант отвел всю группу к одной из палаток. «Располагайтесь» - сердито оглядывая разношерстную толпу, буркнул офицер показывая на палатку и собрался уходить. Сергей подошел к нему и поинтересовался. - Долго нам здесь куковать? - Пока не соберем нужное количество, - ответил лейтенант. - Сколько это займет времени? - Может, дня два, а может неделю. Да ты не волнуйся. Успеешь. Вспомнил, это насчет тебя майор говорил. Ладно, иди, располагайся пока, - и офицер ушел, скрывшись за деревьями. Сергей зашел в палатку. Под потолком тускло горела единственная лампочка. Прямо на траве стояли в два яруса кровати. На них лежали только матрасы и подушки. В проходе между койками находился длинный стол и две лавки. «Убого, но жить можно» - подумал Серега. - Танкист иди сюда. Добро пожаловать в пятизвездочный отель «Зольдат Хилтон» - крикнул уже сидевший на одной из коек Александр. Выше расположился Толик. Серега бросил рюкзак на стоявшую рядом с ними свободную койку. - Романтика! – вытягиваясь на матрасе, Сергей забросил ноги на спинку кровати. Лагерь, где они находились, представлял собой нечто среднее между профилакторием для анонимных алкоголиков, бандой батьки Махно и партизанским отрядом Ковпака. В своем первом предположении Серега убедился сразу. Едва только они заняли кровати, в палатку зашел бородатый мужик с красной мордой, смахивающий на бомжа. Шмыгая носом, он задал вопрос: «Мужики, есть похмелиться? Уже третий день тут сидим, водка кончилась» Ему плеснули стаканчик и стали задавать вопросы. Выпив и проникнувшись любовью к спасителям, мужик начал добродушно рассказывать. - В-общем мы из Калуги, есть еще Иваново, Новгород. Всего человек сто. Когда народу набирается на два «борта», везут на аэродром. Там грузят в два Ил 76 и на Моздок. Контракт подписывают уже там. Кормить здесь не кормят. До ближайшего жилья километров шестьдесят. Но, ни пожрать, ни водки там не купишь. Глухая деревня, одни бабки. Так что не будьте дураками, сильно не бухайте, со жратвой, какая есть, тоже экономней, хрен знает, сколько еще тут сидеть. Плесни еще стаканчик, братуха. - А не в курсе в какую хоть часть? - Прилетишь в Моздок, там и разберешься. Но может, раньше тут одичаешь. У нас человек десять уже домой свалило. Надоело ждать. - Да парни. Выжрете всю водяру, протрезвеете. Вот тут вас и отправят, - подвел итог Серега, перебирая струны гитары, - одним словом ЛТП нам здесь организовали. Вот только я не понимаю одного. Ну, вот Ваньке, еще можно тут пожить, на пользу пойдет. А мне на хрена это надо. Я не пью. - Ага, нашелся трезвенник. Назвался груздем, давай в кузовок, - хихикнул полупьяный Иван, - Серега я лягу над тобой? Вроде пустая койка. - Ложись. Мне по барабану. Только ты это, по пьяни, энурезом не страдаешь? - Нет пока. - Тогда занимай второй ярус. Ладно, я спать. Не будить, при пожаре выносить в первую очередь, - отложив гитару, Серега лег на бок и минут через тридцать заснул. Проснулся он часов в десять вечера. За окном наступили сумерки. Стало прохладно. Над ухом на высокой ноте пищал назойливый комар. Отмахнувшись, Сергей прислушался. В палатке опять звенело стекло, кто-то пьяный неразборчиво бубнил. Глянул на верхний ярус, Иван спал, свесив с койки руки. Александра не было, только Анатолий сидел на его кровати и что-то жевал. Сергей протер глаза и сел. - А где Саня? – спросил он у Толика. - Встретил десантников. К ним пошел, - не переставая жевать, ответил Анатолий, дернув щекой. - Горел? Я про лицо. - Да. Догадлив ты. - Тут и гадать нечего. Ожог, танкист, афган. Все ясно. Пошли, покурим? – Сергей достал пачку сигарет. Толик кивнул и, дожевав, встал. Вышли на улицу. В лесу стояла темнота. Лишь несколько одиноких фонарей на столбах мутно освещали небольшие участки вокруг себя. В тишине слышалось пение птиц и шелест листвы. Гулко ухал филин. Обычные звуки ночного леса. Лишь изредка раздавался пьяный крик, потом снова наступала звенящая тишина. Курили молча. Сизый дым сигарет медленно поднимался вверх. Вернулись в палатку. Выспавшись, Сергей не знал чем заняться. Надо было хоть карты с собой взять. В этот момент в палатку вошел лейтенант, который привез их сюда и еще один военный. - Ну, где тут твой обещанный танкист, гитарист, орденоносец и просто толковый парень? – послышался веселый голос пришедшего с лейтенантом военного. Лейтенант посветил перед собой фонариком, оглядывая палатку. Луч воткнулся в Сергея, сидевшего на койке. - Вот он. Эй, сержант. Подойди. Разговор есть. - Ого, то, что орденоносец и танкист вижу. Не соврал. Остальное проверим позже. Сержант, айда выйдем, - незнакомец кивнул в сторону выхода. Сергей встал и пошел к выходу. Успел разглядеть, что на незнакомце надет «танкач». На улице незнакомец оглядел Сергея с головы до ног и представился. «Прапорщик Сброжек Ян Казимирович. Командир танка» Он был примерно одного возраста, что и Серега. Такого же роста. Белобрыс. Крепкого, но не крупного телосложения. Стройная фигура была перетянута портупеей. На умном лице, весело горели карие глаза. «Шебутной наверное» - подумал Серега и тоже представился. - Сергей Анненков. Сержант. Механик–водитель танка. - Вижу, уже воевал. И судя по наградам неплохо. Так куда собрался сейчас? - А куда Родина пошлет. Выбора особо нет. - А Родина конечно пошлет. Да так, что… ну, ладно. Значит так. Слушай сюда. Я тоже еду туда, в 20N бригаду. Вот, по протекции лейтенанта, хочу предложить тебе следующее. Ты отправляешься со мной. Тем более, мне нужен хороший механик. За это, ты получаешь следующие блага. Сейчас мы с тобой садимся в мою машину и едем ко мне домой. Я местный – тверской. Там есть баня. Ну, водка, это само собой. Познакомимся. А там уже будем смотреть. Кто на что способен. - В принципе, я согласен. Но есть встречное предложение. Тут есть еще танкист, «афганец», наводчик. Анатолием зовут. Возьмешь его? - Вот повезло то мне! Уже экипаж укомплектовал. А комбат говорит, что кроме, как жрать водку, я ничего не умею, - обращаясь к лейтенанту, смеясь, сказал прапорщик, - давай своего наводчика, зови. То, что из Афгана хорошо. Уже знает, что почем. - Вы будете как в кино, про поляка и собаку, - лейтенант улыбался, намекая на известный польский фильм про танкистов. - Жаль, что собак здесь всех пожрали с голодухи. Может, нашел бы и Шарика, - Ян продолжал смеяться. Серега пошел в палатку, поговорить с Толиком. Через десять минут уже тряслись на раздолбанном «жигуленке». Ян жил в собственном доме на окраине города. Приехав, затопили баню. Попарившись, накрыли стол, и полночи пьянствовали. За стаканом Ян рассказал, что срочную службу служил в Приднестровье. После школы прапорщиков попал миротворцем в Боснию. Оттуда его выгнали за слишком боевой характер. В пьяном угаре «захватил языка» из состава американской миротворческой группы. Да не простого солдата, а целого полковника морской пехоты США. После неудавшейся миротворческой миссии поехал в Чечню. Был ранен в феврале 96 и теперь после госпиталя возвращается к месту службы. Ближе к утру улеглись спать. Проснулись ближе к полудню. Башка, после ночных посиделок, раскалывалась. Ян предложил похмелиться. От стакана водки Серега отказался, зато с удовольствием высосал половину банки огуречного рассола. Толик выпил бутылку пива. Ян пожарил яичницу на огромной чугунной сковороде. Когда позавтракали и сидя на нагретом солнцем крыльце пили чай, Серега кое-что вспомнил. - Слушай Ян. А вот эта улица далеко отсюда, - и показал листок оставленный Светланой. - На другом конце города. Частный сектор, как у меня. А что? - Да в электричке, когда сюда ехали, умудрился он, бабенку одну, закадрить, - Толик прихлебывал чай из блюдечка. - А-а-а! Понятно. Такую инициативу принимаю на «Ура». Отвезу тебя, Серега, туда, когда захочешь. - Отправку не проспим? – переводя разговор в другое русло, поинтересовался Сергей. - Не бойся. Вадик, летеха, обещал позвонить, если что. Так что, Серый, флаг тебе в руки, и без Победы не возвращайся. Иначе пойдешь в пехоту. Мне в экипаже мямли не нужны, - хохотнул в ответ Ян. Вечером, надрав на чьей-то клумбе цветов, Серега постучался в калитку женщины. «Заходи, я почему-то думала, что ты именно сегодня придешь» - ее глаза блестели. Зашли в дом, не успев раздеться, Сергей почувствовал руки Светланы на своей шее. «Пришел! Пришел, я знала, что придешь» - срывающимся шепотом быстро проговорила Светлана и ее губы прильнули к его губам… В комнате было темно, на улице тоже. Сергей гладил ладонью голое бедро Светланы. Она сидела на смятой постели и курила. В темноте ярко вспыхивал огонек ее сигареты. - А ты силен по бабьей части. Выдохлась я. Хотя уже полгода без мужика живу. Ты не устал? – она зажгла ночник, и посмотрела на Сергея. Он отрицательно покачал головой. - Мой бывший, только по части водку пить, был мастак. А тебя надолго отпустили? – она взяла пепельницу и потушила окурок. - Ян, сказал, заедет за мной, когда нужно будет, - Сергей погладил ее грудь, чувствуя как начал твердеть сосок. - Подожди. Ты что еще хочешь? Дай передохнуть. Может, хочешь поесть. Я сейчас приготовлю, - смеясь, она убрала его руку со своей груди. - Это можно, - прижимая женщину к себе и, целуя ее, ответил он. - А это у тебя дырки от пуль, - проведя рукой по одному из шрамов на его теле, Светлана округлила ставшие серьезными глаза. - От осколков. Ладно, давай что-нибудь покушаем, - Сергей сел на кровати, натянул тельняшку и штаны. Света накинула коротенький шелковый халатик. Быстро пожарив картошку и колбасу, торопясь ели, глядя друг на друга полными неприкрытого желания глазами. Видя ее взгляд, Сергей расхотел есть и, схватив смеющуюся Светлану на руки, снова понес ее в спальню. - Господи! Как хорошо! – раздавался в темноте шепот горячих губ женщины… Через два дня транспортный ИЛ 76 нес Сергея и его новых друзей к белым вершинам укрытого снежными шапками Кавказа. Серега дремал, прижавшись головой к прохладному алюминию фюзеляжа самолета. От сладостных мгновений женской любви остались только воспоминания… **** «Здравствуй милая мамулечка! Сразу хочу попросить у тебя прощения за свой поступок. Я не хотел обидеть тебя или отца. Но я выбрал такую дорогу. Мне не хочется оставаться на обочине жизни. Прости. Может, когда-нибудь ты поймешь своего глупого сына. У меня все в порядке. Здесь тепло. Лето началось. Ходим в одних трусах. За мои предыдущие заслуги меня назначили помощником зампотеха. Поэтому на «боевые» меня не посылают. Занимаюсь ремонтом техники. Народ подобрался хороший, почти все мужики в возрасте. Живем дружно. Кормят нормально. Не домашние разносолы, но есть можно. Еще паек дают нового образца. Три раза в сутки. Там и кофе есть, и конфеты и печенье. В-общем кушаем нормально. Живем в палатках по двадцать человек. Есть баня. Нормальная солдатская жизнь. Так что ты не волнуйся мамочка. Все будет хорошо. Передавай привет отцу и братьям. Целую тебя крепко. Вечно любящий сын. Сергей» **** «Здорово корешок! Нашлась свободная минута, решил чиркнуть пару строк. Здесь жопа, Димон, и причем полная. Так что не расстраивайся, что тебя не взяли в армию. Может тебе просто, круто, повезло. Не успел приехать, сразу попал. Наш экипаж отправили на усиление пехоты, на периметре вокруг базы. Закопались по самую башню. А надо тебе сказать, что копать местную земельку, то еще удовольствие. И хотя у нас на танке есть лопата самоокапывания, но вручную подолбить пришлось. Теперь все руки в кровавых волдырях. В первую же ночь нас обстреляли из минометов. Одному из пехоты прямо на глазах осколком оторвало голову. Стреляли в ответ из пулеметов. Башенного ПКТ и зенитного. Попали в кого, не знаю. На следующую ночь часовой чуть не проспал «духов» Хорошо собачонка, маленькая, «Жучка» затявкала. Пустили ракету, а духи в тридцати метрах от окопа колючку режут уже. Ну, вжарили по ним со всех стволов. Намолотили человек десять. Один до утра орал, надоел, кинули ему РГДшку, замолчал. Часовому дали люлей. Здесь жара и пылища, не продохнуть. Ладно, Димон, пойду спать. Пока. Еще чиркану. Будь здоров! Твой друг Серега…» **** «Здорово братишка! Ты писал, что лучше как ты, в тюряге сидеть. Наверное. Иногда мне тоже так кажется. Не обращай внимание на почерк. Контузило. Сопровождали колонну от Гудермеса до Грозного. Под Джалкой, из леса, обстреляли. У меня люк был открыт. Граната разорвалась прямо над головой. Оглох немного, и руки трясутся. Поэтому и почерк такой скачущий. Матери только не вздумай писать, что со мной произошло. Здесь дурдом. То воюем, то перемирие. Гоняем колонны, у меня танк сейчас с тралом. Нас парни смертниками называют. Духи сейчас больше управляемые фугасы ставят. Трал не поможет. Если рванет, то сразу под днищем. Хотя все-таки, Пашка, лучше здесь, чем в тюрьме. Не знаю, но мне так кажется. Поговаривают, что хотят сделать, что-то типа штрафных батальонов. Типа из тюрьмы, искупить вину кровью. Но скорее всего, это просто бред нашего воспаленного мозга. Здесь сейчас, чем бредовей идея, тем больше в нее верят. Но если это правда, то записывайся, срок скостишь. Сидеть шесть лет, тоска! Ладно, заканчиваю. Снова голова разболелась. Пока, брат, пиши…». **** Здорово друг, Димка! Я еще жив! Радуйся! У нас, снова, гребанное перемирие. Как только начинаем долбить «чичей», как следует, так перемирие. Снова закопались. Усиливаем блок-пост. Рядом речка, ходим, ловим рыбу с командиром. У нас рыбалка простая. Сделали сачок из сетки картофельной. Прапорщик Ян (классный мужик) кидает гранату. Я сачком вылавливаю рыбу. Недавно «духи» нас за этим делом засекли. Поставили растяжку на тропинке. Я ее не заметил. Хорошо реакция есть, услышал, как сработал ударник, успел залечь. Ян тоже. Пронесло. Но «духи» не успокоились. Сделали хитрее. Двое, из пехоты, подорвались. Растяжку поставили хитро, сделали, так сказать «звездочку». Сначала рванули две гранаты. Солдаты успели, залегли. А когда встали, еще рвануло три Ф-1. Одного нашпиговало осколками. Насмерть. Второй тяжелый. Увезли в госпиталь. Димон, заканчиваю. Там обстрел начался. Тревога. Пока…» **** «Здравствуй, братишка. Есть немного времени. Вот и пишу. Ты только не подумай, что я тут пытаюсь плакать в жилетку. Просто надо высказаться. С сегодняшнего дня, я не люблю курицу-гриль. Почему? У нас снова, была заваруха. Второй раз штурмуем один драный горный аул. Сегодня сгорело два экипажа. Подожгли из «птуров». После боя, вытаскивал сгоревших из танков. Я уже тут многое видел, но это ужас. Руки и головы просто отделялись от тел. А пахло, как жареной курицей. Я, наверное, даже запах этот больше не смогу переносить. А один механик сгорел просто дотла. Когда открыл люк, смотрю, человек сидит. Ну, сгоревший. Но целый. Только дотронулся, а он как сгоревшая солома, просто рассыпался. Прикинь, пепел так и остался в форме человеческого тела. В-общем, смели мы этот пепел в коробочку и положили в гроб. А для веса пару траков от танка засунули. Вечером, обкурился анаши, чтобы забыться. Не помогло. Ненадолго хватило. Хотя «дурь» здесь, еще та. «Убивает»- насмерть. Но, наверное, не в нашем случае. Ладно, брат, пока. Напиши, про тюремные нравы, интересно просто. Твой брат, Сергей…» **** «Здравствуй, Димон! Если бы ты знал, как я устал. Когда закончится эта бойня, всех нас можно смело сажать в тюрьму или психушку. Мы просто озверели. Чеченцы тоже. Режут головы, яйца. Потом, по ночам подбрасывают нам. Недавно снова удивили. Подарили нам три тюльпана. Ты думаешь, это цветок такой. Не угадал. Тюльпан по-чеченски делается так. Берется живой человек. Подвешивается за руки. Потом острым ножом кожа вокруг живота надрезается и снимается вверх. Завязывается вокруг рук. Получается вроде бутона. Похоже на тюльпан, особенно цветом. Можно еще, при этом, поставить человека на муравейник. Особый изыск. Мучительная смерть в течение нескольких часов обеспечена. Но мы тоже не остаемся в долгу. Видел недавно, как ОМОН, наловив человек двадцать чеченцев, раздели их и гоняли впереди БТРа. Заставляли ходить гусиным шагом. Здесь сейчас жара. Многие от нее в обморок упали. Трое сдохли. А нам было весело. Или на зачистке, в одном ауле. ВВшники зашли в дом и просто прирезали там всех, пока их никто не видел. Правда, я видел. Я из танка по маленькому вылез, а они меня за броней не заметили. Ты знаешь, мне было все равно. Но если что, я это никогда не подтвержу, ни в одном суде. Хотя, наверное, это не совсем правильно. Но Бог, им судья! Я, слава Богу, еще не дошел до такой степени. Спасибо лучшему другу солдата – ЕЕ Величеству Анаше. Так, что если мы и вернемся домой, то нас лучше сразу перестрелять всех. Как ты сам? Что-то мало пишешь. Как там Людмила? Ты же с ней в одной группе учишься? Пиши. Здесь письма из России, как отдушина. Как луч света в темном царстве. Я писал Людмиле, но она не отвечает. Скажи ей, что я ее очень люблю! Пока, друг! Может, увидимся. Серега…» **** «Здравствуй Мамочка! Любимая, милая Мама! Я так соскучился по тебе. По Отцу. Хочется увидеть Вас и обнять. У меня все нормально. Здесь сейчас затишье. Конец июля, тепло. Меня представили к медали. Нет, я не воевал. Не волнуйся. Медаль «За укрепление Боевого Содружества Войск». Помог недавно милиционерам БТР починить. Они и раздобрились. Сейчас, мы стоим в Ханкале. Тут вообще курорт. Войск, как грязи. Есть девчонки - связистки и медсестры. Хотя зачем они сюда поехали, не знаю. Женщине здесь не место. Недавно открыли магазин. Продают пиво, мороженное и всякую нужную мелочь. Так что мне ничего не надо. Приезжали артисты, был концерт. «На-На» и ансамбль Александрова. Еще, какие-то девчонки пели. Они имели огромный успех. Кормить стали очень хорошо. Мы шутим: «На убой» Приеду домой толстым и красивым. Как твое здоровье и здоровье Отца? Поцелуй его за меня. Вы там, пожалуйста, не болейте и не волнуйтесь. Пашка мне пишет. Пишет, что у него все в порядке. Есть надежда на досрочное освобождение. Крепко обнимаю и целую твои руки Мамочка! Твой сын, Сергей. P/S: Мама, напиши пару строк о Людмиле. Как она? Мама, я люблю ее больше жизни!»... Загоревший, как негр Сергей, в запыленных и измазанных маслом брюках, тельняшке и надетом сверху разгрузочном жилете, сидел на башне. Ботинки на ногах были покрыты толстым слоем бурой пыли. Рядом лежал вычищенный и сверкавший свежей смазкой автомат. Открытый всем ветрам, Серега заканчивал очередное письмо Людмиле. Черными от масла и грязи руками он держал на коленях белоснежный листок тетради, под который был подложен офицерский планшет Сброжека. Солнце палило нещадно. «Блин, башку напечет» - подумал он и надел кепи. Пуля цвенькнула о броню и отрикошетив ушла в сторону. «Шестая. Вот мазила» - снова подумал Сергей и закрыл тетрадь. - Серега, собирайся. В баню пойдем, - к закопанному в капонире танку, подходил чумазый Сброжек. Еще одна пуля высекла искры из брони башни. - Вот придурок. Прикинь, Ян. Этот «чех» уже семь раз стрелял и все попасть не может, - встав на крыше башни во весь рост, Серега раскинул в стороны руки и заорал, - Эй, черножопая мазила, вот он я! Ну, попади! Ого-го-го! - Слезь, мудило! – крикнул Ян, и, взобравшись на броню, сдернул Серегу на землю, - ты, что раньше времени в рай захотел? Я вот сейчас набью тебе рожу! Что ржешь? Весело ему. Пошли, вымоемся. Пехота баньку истопила. Лучше в парилке, чем на этом солнцепеке потеть. Где Толик? - Я здесь, - наводчик вылез из-под днища, где он прятался от солнца,- баня это хорошо! - Тогда доставай «мыльно-рыльные» и пошли, - Ян надел солнцезащитные очки, - а какое сегодня число? - Четвертое с утра было, - Сергей вытащил из ЗИПа сумку с предметами туалета. - О, завтра нас меняют, отдохнем недельку, - повесив на плечо автомат, Ян принял у Сергея вещи, - оружие возьмите. Их позиция находилась на склоне холма. С высоты был хорошо виден утопавший в зелени город. Под буйной растительностью издалека не были видны шрамы, нанесенные городу войной. Только в мощную оптику танкового прицела, становились видны разрушенные до основания здания. Перед окопами раскинулся голый склон холма. Под жарким кавказским солнцем трава выгорела и теперь только чахлые одинокие кустики зеленели на соломенно-желтом фоне. Ветер колыхал лишь сухие стебли ковыля. Над землей колыхалось знойное марево. Не было слышно пения птиц, которые лишь с наступлением сумерек начинали свой нескончаемый концерт. Жарко! Покрытый пылью, обвешанный решетками и элементами динамической защиты танк стоял в окопе. Над бруствером капонира возвышалась только башня, 125 мм. пушка, своим темным жерлом смотрела в сторону города. В сотни метрах, прямо перед боевой машиной, одуревшие от жары, в страстном порыве своей любви прыгали два здоровых зайца. Подергивая обгоревшим лицом, на них смотрел Толик. Держа в руках автомат, он думал, стрелять или нет. Попасть из автомата в бегающих зайцев было непросто, и Анатолий решал, стоит ли тратить пулю на веселившихся русаков. Под железной кормой танка, в тени, сидели Ян и Сергей. Расстелив брезент, они отдыхали после бани. Кипел закопченный чайник, поставленный на кирпичи, между которыми горел огонь. Тонкая струя пара вырывалась из его носика. Сергей, сняв чайник с огня, подошел к накрытому, на белом от солнца брезенте, столу. Разлив кипяток по кружкам, в которых была насыпана заварка, окликнул Анатолия: «Толян, ты идешь или как?» Ян резал хлеб и консервированную ветчину. Так и не решившись стрельнуть в зайцев, наводчик, поставив автомат на предохранитель, вернулся к экипажу. - Зайцы сдурели. Вроде не весна, а они свадьбу гуляют, - сказал, усаживаясь Толик. Сергей улыбнулся. - Зайцы, в отличие от нас, людей, умные животные. Они прекрасно понимают, что каждую минуту их может кто-то сожрать. Поэтому не убивают, как мы друг друга, а спешат выполнить свою миссию по воспроизводству, - ответил, всаживая нож в банку с гречневой кашей, Серега. Ян жевал бутерброд, поглядывая на обоих. - Может по пятнадцать капель, - предложил Толик, кивая на ящик из-под снарядов в котором хранились продукты, и лежала завернутая в портянку бутылка водки. - Нет, Толян, я не буду. Голова сильно болит, - Сергей подцепил кашу ложкой. Сброжек на это хмыкнул и сердито начал бурчать. - Говорил я тебе. Сходи в санчасть. Что не прошло еще? - Нет. Даже на гитаре не могу играть. Кровь из носа и ушей уже не идет, только башка кружится и болит. - Жалко. Я бы выпил. Везет тебе, Серега. То гранату словил, то фугас. Так к концу войны всю «башню» отобьешь. Можно и дураком сделаться. Контузия, это не шутки, - Толик ел, нарезанную ветчину и с сочувствием поглядывал на Сергея. Неделю назад под танком взорвалась противотанковая мина. Порвало гусеницу, разбило каток и Серегу сильно контузило. Танк починили за день, а вот голова Сергея выздоравливала долго. - А он и без контузии, не шибко умен, - Ян, хлебая чай из кружки, крутил пальцем у виска, - поперся на войну. Ну, что надо было человеку? Папа - шишка, все дороги открыты. Баба красивая есть. Так, что врешь ты, Серега, ничего у тебя не болит. Мозгов то, нет. Сидел бы сейчас на лекции в институте и ляжки бабские под партой щупал. А по своему слабоумию, сидишь в пыльном окопе и жрешь всякое дерьмо. А мог бы в ресторане, в костюмчике, жульен кушать. Сергей только улыбался, на столь эмоциональную тираду командира. За три месяца они подружились. И обижаться на такие выпады было глупо. Ян был на два года старше Сереги. Обладал веселым характером. Любил шутки и приколы. Будучи от природы взрывным, частенько ругался с командованием. В-общем был полной противоположностью любившему помолчать Сергею. Толик же, который был старше их обоих, исполнял роль мудрого отца семейства. Утихомиривал разбушевавшегося Яна, успокаивал возникавшие конфликты, заботился о пропитании. Это был настоящий экипаж. Командование ценило их за умелые действия, слаженность и смелость. - Последнее время как-то подозрительно тихо. Только снайпера, иногда, постреливают, - продолжил Анатолий, - плохой признак. - Да, чует мое сердце, «чехи» подлянку готовят. Как ты думаешь Ян? - Все может быть. Но мне кажется это перед выборами. Нашему «верховному» страсть, как хочется еще президентом побыть. Думаю, договорились они с чеченцами пока не воевать. Пока гробы в Россию будут идти, не бывать ему президентом. Значит, нужно или объявить, что мы победили. Или уйти отсюда. Но чтобы уйти, нужно круто просрать. А наши бравые солдаты, несмотря, на то, что их предают свои, ну, никак не хотят проигрывать. Они не понимают, тонких политических ходов своего руководства и поэтому лупят «чехов» и в хвост и в гриву. Но руководство почему-то побеждать не хочет. Вместо того чтобы одним махом покончить с войной, предпочитают возиться в этом болоте. Значит до победы еще далеко. Поэтому, считаю, что либо до выборов ничего не будет, либо наоборот скоро завариться такая каша... В пользу последнего говорит то, что среди солдат ходят слухи о стягивающихся в город боевиках. Да и мирные жители уже два дня из города сваливают. А начальство ничего не замечает и не делает, - Ян говорил с сарказмом в голосе. - Значит, нужно готовиться и не спать, - заключил, вставая Сергей, - о, пехота учуяла запах мяса и гребет сюда. В сторону сидящих танкистов топали два солдата. В руках одного было помятое ведро. - Эй, трактористы, дайте солярки, - еще издалека заорал один из солдат. Подойдя он без приглашения сел на брезент и схватил кусок хлеба и ветчины. - О, вы тут хаваете, мы вовремя, - и, откусив начал жевать, поглядывая на прапорщика. Второй боец, подойдя к машине, начал стучать по бакам со словами: «А где тут крантик?» Сергей и Толик, зная командира, затаили дыхание, ожидая представления. - Не там ищешь воин, - ответил Ян, в его глазах вспыхнул озорной огонек. - А где? - Иди сюда. Серега, дай кусок шланга, - Сброжек встал и постучал ладонью по броне танка, где находился кран для сброса отстоя с фильтров. Серега достал шланг и ключ. Он уже понял прикол. Ян приставил шланг к отверстию. И подал свободный конец подошедшему солдату. - На. Я сейчас открою кран, только ты немного подсоси, чтобы топливо побежало, - и, дождавшись, когда солдат приставил шланг к губам, открыл кран. Раздалось шипение. Серега видел, как надулись щеки солдата, а глаза от удивления стали квадратными. В туже секунду солдат отпрыгнув от шланга, начал плевать себе под ноги, освобождаясь от забившей рот смазки, вырвавшейся под давлением. Второй пехотинец в недоумении таращил глаза на товарища. Серега хохотал, Толик ухмылялся в рыжие усы. - Вы, что придурки, что-ли? – задыхаясь, бормотал солдат, начав блевать. - Это Вам за наглость. Мало того, что меня трактористом назвали. К боевой машине без спроса полезли, и колбасу без разрешения сожрали. Так ты, «мабута», еще и грязными ногами на стол залез, - с довольным видом ответил прапорщик, показывая на брезент с едой на котором отпечатались пыльные следы. - Мы же спросили. - Но ответа не дождались. И встань смирно, когда с тобой разговаривает прапорщик, - зарычал Сброжек. Солдат испуганно подпрыгнул, проглотил кусок и, подавившись, закашлялся. Ян со всего маху треснул его по спине. Потом рассмеялся и, обращаясь к Сергею, сказал: «Ой, не могу. Серега, дай им солярки, пусть катятся. А то все здесь заблюют. Убирай потом за ними» Когда солдаты забрав солярку, ушли, проклиная и матеря танкистов. Втроем убрали остатки еды с брезента, и развалившись на нем закурили. - Блин, домой охота. Устал. Навоевался по уши, - вздохнул, глядя на проплывающие облака Серега. Солнце садилось за холмы опоясавшие город. Наступал вечер. - Ян, в Приднестровье также было, или полегче? - Там, Толян, легче было. Там, только Лебедь технику выгнал, так молдаване с румынами сразу заткнулись. А тебе как? Ну, в сравнении с Афганом. - Мне кажется здесь хуже. В Афгане воевать давали, а здесь говорят «фас» и тут же за ошейник дергают. - Кому нужна эта война? Столько лет жили вместе, вроде нормально. Ну, была бытовуха типа « Эй, чурка, кацап, хохол» или «Армян соленый», но чтобы валить друг друга… А сейчас, озверели все. Режем друг друга. Кровищи столько выпустили, теперь уже и не договоришься никогда. Хреново еще то, что затягивается война. Чем дольше воюешь, тем тяжелее к мирной жизни возвращаться будем. Отвыкли, - говорил задумчиво Сергей, - я вот не знаю, как теперь на гражданке жить. Детей жалко. И русских, и чеченских. Я тут глаза одной девчушки, до сих пор, забыть не могу. Ребенку лет семь, а у нее взгляд, как у старушки. И ужас во взгляде. Аж мурашки по шкуре. За детей, поубивал бы всех начальников. И наших и чеченских. И еще, так противно было, когда видел, как на зачистке «менты» деда одного шмонали. У него на груди и «Красная Звезда» и «Отечественная Война» и «За Отвагу», а его лицом к стене и ноги на ширину плеч. Я бы не смог. Стыдно. - Да. Серега. Здесь уже не разберешься, кто прав кто виноват. Вроде и своих пацанов жалко. Мстить хочется. Но когда видишь баб и ребятишек «чеховских» убитых, снарядами, застрелиться охота. Если есть «тот свет», нам всем на сковородках жариться. И чеченцам и нам. Это я вам парни обещаю. Но нам, может, лет сто посидеть придется. А тем, кто это начал, тому, не одну тысячу лет, в чистилище коптиться. Ох, черти их и поджарят. Нарочно в Ад попрошусь, чтобы дровишек под их сковородки подкинуть, - Ян мечтательно закончил последнюю фразу. - Давайте, парни, о хорошем, - Толик, выбросив окурок сел и посмотрел на остальных. - Давай. Вот завтра нас сменят. Приеду в Ханкалу, сразу к связисткам махну. Серега, пойдешь со мной? Там одна, темненькая, спрашивала: « Что это у Вас за красавчик голубоглазенький служит? Нельзя ли его, на одну только ноченьку, заполучить?» А, Серега, пойдешь? - Пойду. Но если обманул. Смотри. Не посмотрю, что ты прапор, дам по башне. - А мне бабенка, лет этак за сорок, не найдется? – весело ухмыляясь, Толик спросил у Сброжека. - Найдем и тебе бабульку, - также весело ответил Ян. Уже ночью, когда тихо сидели на броне танка, вглядываясь в небо над городом, которое расцвечивалось трассерами. Слушая звуки стрельбы, доносившиеся с темных улиц. Ян спросил Сергея. - Тебе вот чеченцев жалко. И эта война, по-твоему, неправильная. А почему ты тогда здесь, Серега? - Почему? Мне кажется, что если ты русский, то не должен быть в стороне, когда твой народ воюет. Я тут надпись на БМП видел: «Россия не права, но она наша Родина!» Вот, наверное, поэтому. - Да, мудрая мысль. А солдаты умнее политиков. Пошли вниз. Не дай Бог шмальнут в нашу сторону, - и они полезли внутрь танка. Отдохнуть им, так и не удалось. 6 августа 1996 года, чеченские боевики захватили город Грозный. Началась, так называемая операция «Джихад» Глава 11 Хасавьюрт Сергей встретил на госпитальной койке. Ранение было пустяковым, пуля прошила мягкие ткани предплечья насквозь. Кроме дырки в руке, лечил ободранную спину и мягкое место, которое, обычно не принято показывать в приличной компании. Последний факт вызывал бурное веселье у соседей по палате, не знавших подробностей. А Сергей не изъявлял желание что-либо рассказывать. На насмешки не реагировал. Смеются? Да и пусть смеются. Веселье, говорят, жизнь продлевает. Лежал он в Ханкале. Из-за незначительности ранения, Сергей всеми правдами и не правдами, не дал отправить себя на большую землю. Дырка уже затянулась и не болела, только сильно зудела по ночам, не давая уснуть. Серега лежал на животе, подставив голый зад медсестре. Женщина обрабатывала последние, самые глубокие порезы. Вокруг посмеивались раненые, отпуская сальные шутки на этот счет. - Слышишь, танкист. Что же ты не расскажешь, при каких обстоятельствах, тебя так расписали. - Может, он на охоту ходил. На медведя. С рогатиной. - Что-то я тут последнее время медведей не видел. Наверное, растопырил свою рогатину на какую-нибудь медведицу посимпатичней. А, Серега? А она обиделась. - Нет, Вова, тогда бы у него морда была исцарапана. А тут спина и…опа. Видать достал рогатиной до самого сердца. И медведица растаяла. Вот в порыве бурной страсти, она его и покоцала. Значит, силен на это дело «охотник» - Вот, Танюша, смотри и решай быстрее. Бери этого «охотника» сама знаешь за что, и тащи в ЗАГС. Не пожалеешь. - Замолчали бы вы лучше! – краснея, в сердцах ответила медсестра, - одевайтесь раненый. Серега натянул штаны пижамы, достал из тумбочки сигарету и, всунув ноги в тапочки, невозмутимо пошел к выходу. - Сергей, Вы идете на улицу? – спросила медсестра. - Да. В курилку. - Оденьте халат. Там прохладно. - Хорошо, - и взяв с вешалки халат, вышел. Тихий осенний день согревал прозрачный воздух ласковым кавказским солнцем. Подставляя бледные тела теплым лучам, легкораненые сидели в курилке и обменивались последними новостями. Стоя на крыльце, Сергей жмурился от удовольствия и яркого света. Увидев Тимура, направился прямо к нему. Тимур оперевшись на костыли, о чем-то беседовал с незнакомым кавказцем средних лет. Рядом стояли огромные сумки. Тимур был дагестанцем. Служил в мотострелковой роте. Был ранен снайпером в бедро, когда провожал раненого Сергея к пункту эвакуации. Пуля сломала Тимуру кость, и уже Сергею пришлось вытаскивать его из-под огня. Так вдвоем, помогая друг другу, и ползли по раскаленному асфальту. Взяв в раненую руку автомат, (здоровой он за шиворот волок Тимура) испытывая жуткую боль, Сергей поливал короткими очередями, зияющие зловещей пустотой, окна домов. Из темноты которых, по ним в любую минуту мог снова выстрелить снайпер. Минут через двадцать, на них наткнулись разведчики внутренних войск. Тимур считал Серегу своим спасителем и героем. Серега себя таковым не считал. Обычное дело на войне. Что тут героического. Подойдя к Тимуру, который стоял к нему спиной, Сергей хлопнул его здоровой рукой по плечу. - Салам алейкум, Тимур! Тимур резко повернулся. Его лицо расплылось в радостной улыбке, и он обнял Серегу. - Салам алейкум, брат! Долго спал ты сегодня. - Не спал, Татьяна задержала. Как нога? - Сегодня хорошо, брат. А это мой отец, Магомед, - представил Тимур мужчину, - в гости приехал. - Здравствуйте, - Сергей протянул Магомеду ладонь, для рукопожатия. Тот, взяв ее обеими руками, пристально взглянув Сергею в глаза, ответил. - Здравствуй сынок! Спасибо тебе! - За что? – удивился Серега. - За сына. За брата. Вы теперь братья. Так сказал мой отец, дед Тимура. Ты теперь самый долгожданный гость в нашем доме. Поправишься, приезжай, барана зарежем. А захочешь, и невесту тебе найдем. У нас в селе много красивых девушек. - Спасибо за приглашение Магомед. Обязательно приеду, - Сергей улыбался. - Отец подарок тебе привез. Давай Серега кури, и в палату пойдем. Подарок примерять, - весело скаля белоснежные зубы, говорил Тимур. Покурив, втроем пошли в палату. Татьяна, как танк встала в дверях. Ее крупная фигура загородила весь проем. - Куда? Посторонним сюда нельзя! - Э, Таня, это не посторонний. Это мой отец. - Танечка, пусти, - улыбаясь женщине, попросил Сергей. - Ну и что. Отец не отец. Без халата нельзя. - Момент, - сказал Серега и метнулся в ординаторскую. Сорвав с вешалки халат, вернулся обратно. В руках Тани, уже лежала головка домашнего сыра и что-то еще завернутое в белую тряпицу. Накинув халат на плечи Магомеда, Сергей вопросительно взглянул на медсестру. - Так можно? - Можно, но недолго, - оглядывая подарки, благодушно ответила она и посторонилась. Зашли. Игравшие в домино раненые, с интересом смотрели на вошедших. Отец Тимура раскрыл сумки и начал выкладывать на кровать гостинцы. Когда в конце он вытащил кувшин с домашним вином, по палате прокатилось радостное гудение. - О-о-о! Вот это, то, что надо. Враз подлечимся. - Подходи, угощайтесь,- взмахнув рукой, Тимур пригласил всех к кровати. - Э–э-э, Павлуша, ты там сиди. Тебя это не касается. Не будешь сам себе палец стрелять! В палате лежал один с самострелом. Трусов не любили. Узнав, как Павел получил ранение, с ним даже не разговаривали. На войне есть всякое, и подвиг одних, и трусость других. Было и предательство. - Ну и ладно. Не очень-то и надо, - буркнув, Павел улегся на кровать и отвернулся. - Тимур, может, дадим парню шанс, - кивнув в сторону самострельщика, спросил Серега. Он не считал проступок Павла, достойный такого осуждения. Ведь мальчишка еще. А что спрашивать со вчерашнего школьника. - А если бы он в бою струсил? – Тимур сердито посмотрел на Сергея. - Если бы в бою, то в ящике домой бы поехал. Трус гибнет первым, сам знаешь. - Добрый ты Серега. Вот погибли бы из-за него парни, чтобы ты тогда говорить стал? - Ничего. Я бы его первый придавил. Ночью. - Ладно. Эй, Павлуха, иди к нам. Серега сегодня за тебя. Когда все собрались, Магомед открыл кувшин. Сладкий запах винограда разнесся по палате. Разлив вино по стаканам, Магомед достал головку сыра и отрезал всем по огромному куску. Чокнувшись, все выпили. Сергей пил медленно, смакуя вкусное терпкое вино. Допив, закусил сыром. Кто-то снова взял кувшин, встряхнул. Услышав слабое бульканье, с досадой сказал: - Тут только на один стакан. - Налей Татьяне. Таня выпей с нами, - Сергей протянул стакан медсестре. - Эх, вкуснятина! Можно вместо воды пить. - Точно. Из второй сумки Магомед достал белую бурку и папаху. - Сергей это тебе, примерь. - Вот это точно нельзя. Натрясете с нее мусора. А здесь стерильность, - Татьяна, поставив пустой стакан на тумбочку, пыталась запротестовать. - Женщина! Какой мусор. Ты белый халат, я белый халат. А этот бурка, тоже белый. Молчи, если не понимаешь, - с досадой, возмущенно, оборвал ее отец Тимура. Вокруг рассмеялись. Серега надел бурку и папаху и удивился. Несмотря на свой внушительный вид, бурка была необычайно легка. - В ней и зимой тепло и летом не жарко, - пояснил Тимур, - наш род, уже двести лет бурки катает. Самые лучшие в Дагестане. - Это что такое? Кто разрешил? – раздался суровый бас из дверей. Парни вздрогнули и оглянулись. В палате стоял «Царь» - Петр Алексеевич Романов, главный врач госпиталя. - Так. Все немедленно убрать. Анненков, весь этот кавказский колорит упаковать и сдать на хранение. Посторонним покинуть палату. Развели бардак. Татьяна, Вы зачем здесь поставлены? Зайдете ко мне, через час. - Петр Алексеевич, товарищ полковник…, - начала Таня. - Я сказал, через час. Все убирайте. Поняли? - Так точно. Скинув бурку на кровать, Сергей догнал направившегося к дверям «Царя» - Товарищ полковник, разрешите обратиться? - Что тебе? - Выпишите меня. Я уже здоров. Вот смотрите, - Сергей помахал рукой перед носом хирурга. - Здоров говоришь? А так? – доктор нажал пальцем на предплечье. Серегу скорчило от боли. - Вот тебе и здоров. Ладно, полежишь еще недельки две. Потом посмотрим. Через две недели Сергея выписали. Собрав вещи, он направился в казармы батальона. Полчаса промесив грязь, таща на горбу сумку с буркой и гитару, добрался до красного трехэтажного кирпичного здания, где квартировалась пехота бригады. Обратившись к курившему на крыльце лейтенанту, спросил, где расположение танкового батальона. Лейтенант, выпуская дым, оглядел одетого кое-как незнакомого сержанта. Ответил вопросом. - А на хрена тебе? На столь многозначительный вопрос Сергей ответил также многозначительно. - Надо. - Да? А че в сумке? - Шняга всякая, - решив тоже повалять Ваньку, ответил Сергей. - А-а! Понятно. А на гитаре играешь? - Да. Какого х… я бы ее таскать стал? - А ну, изобрази. Серега поставил сумку и, взяв гитару, заиграл испанский танец. На зазвучавшие зажигательные ритмы из окон казармы высунулись заспанные лица солдат. Минут пять он перебирал струны. Музыка звучала все сильнее и напористей. Сергей увеличивал темп. Лицо лейтенанта вытянулось, от удивления он открыл рот. Когда Сергей закончил, офицер констатировал. - Да, можешь! Так зачем тебе танки? Иди к нам. - Нет, я в пехоте боюсь. - Ясно. Тогда тебе туда, - и лейтенант махнул рукой в сторону трех сборных модулей белого цвета. - Спасибо, - Серега снова взвалил сумку на плечо, удивляясь реакции лейтенанта, направился к модулям. - Коль, кто это?- услышал он за спиной. - А на хрена тебе? – ответил голос странного офицера. Подходя к казармам, увидел незнакомого тощего и длинного солдата сидевшего в курилке и ковырявшего пальцем в носу. Вынимая палец, он внимательно разглядывал содержимое, извлеченное из ноздри, потом вытирал палец о штаны и снова погружал его в нос. Выражение его лица при этом было философски задумчиво. Рядом стояло два термоса для транспортировки пищи. - Воин, палец сломаешь. Скажи, где третья рота? - Там, - ответил солдат, показав на один из модулей пальцем, на котором висела сопля. Потом вытер его об лавочку, снова засунул в нос. - Ага, спасибо. Ты это, смотри, поаккуратней с пальцем. - А что? - Мозги вытащишь, через нос. - А-а-а. Ладно. Серега, снова удивляясь странному поведению попадавшихся ему людей, вымыл сапоги в огромном железном корыте, стоявшем рядом с указанной казармой. Стряхнув с сапог остатки воды, вошел в казарму. - Дежурный по роте, на выход! – выпучив глаза, заорал незнакомый солдат с повязкой «дневальный». - Что ты так орешь? – начиная смеяться от неожиданно нахлынувшей радости, спросил Серега. Блин, родная рота. Отчего-то стало хорошо на душе. На крик дневального, из двери с надписью «Канцелярия», вышел здоровый мужик с казахским лицом и лычками старшего сержанта на погонах. Это был Серегин земляк, казах по национальности, но русский в душе - Гриша Кожудетов. Он, как и Сергей родился в Сибири. Настоящее имя его, знал только ротный, оно было довольно сложным в произношении. Все звали его Григорием. Ему было тридцать лет. Гриша был наводчиком на 536 машине. Так же как и Серега, он был контрактником. В казарме стояла тишина, только из канцелярии доносился звук работающего телевизора. - Серега! Земеля, ты откуда? Говорили, тебя ранили, ну вроде спас ты там кого-то. Белый на тебя представление написал, ну на орден, - Гриша хлопал Серегу по плечам. - Из госпиталя. Я тут, в Ханкале лежал. А вы даже не пришли проведать. Барбосы! – Серега радовался, увидев товарища, - а где все? - Ну! А мы знали? Прислал бы какого-нибудь ну, «салабона», с весточкой. А, нет никого. После Хасавьюрта большинство, ну кто по контракту уволились, ну «дембеля» тоже. Остались только «салаги». Ну, кое-кто из наших. Комбат, ну Белый уехал в Москву, вроде в академию. Ротный в отпуске, за него сейчас «Кисель», ну Киселев, старлея получил. Дакшев остался, ну и Семен нижегородский, да он сейчас в канцелярии «телек» смотрит. Сема, гляди, кто к нам вернулся. Ну! - крикнул Гриша в приоткрытую дверь. Ну – было любимым предлогом в лексиконе Григория. Из дверей показался Семен Кирилов, сорокалетний контрактник, тоже, как и Гриша, наводчик танка. Улыбаясь, он протянул Сереге руку. Серега крепко пожал ее. Семен поморщился. - Блин Серый, аккуратней, меня тут позавчера зацепило. На разминирование ездили. Под тралом противопехотка рванула, осколок-сука залетел в люк. - Прости. А что ты здесь, а не в госпитале? - Да ну нафиг. Еще отправят домой. Потом «боевые» хрен получишь. Вот и курю бамбук вечным дневальным по роте, - Семен улыбнулся. - Блин, знал бы. А так пришлось, полтора месяца провалятся. Гриша, а что там за боец в курилке, в носу ковыряет? - Тощий такой? - Ага. - Ну, сука. Дневальный это. Ну, давай Серый, проходи пока в канцелярию, а я пойду этого ну, перца невьебенного… Блин, послал его, ну в столовую, сачка, ну обед для первой роты принять, - и Григорий выскочил на улицу. Через пару секунд донесся его мат: « Твою мать! Я тебя куда послал? Придешь, я тебе твой, ну, палец знаешь, куда засуну? Бегом марш, я сказал». Серега с Семенов зашли в канцелярию. По телевизору показывали очередной соплегонный фильм, о тяжелой и неказистой жизни мексиканских влюбленных. Вернулся Гриша, таща в руках трехлитровую банку с водой и чудо солдатской мысли и техники «фотонно-нейтронный бурбулятор». А попросту – сделанный из двух бритвенных лезвий кипятильник. Серега, бросив сумку в угол, сел за стол. Семен уселся напротив. - Ну, сейчас «чифирнем», - Гриша воткнул кипятильник в розетку, горевшая под потолком лампочка сразу потускнела. - А где все? Рота в смысле, офицеры? – придвигая к себе стоящий на столе граненый стакан, спросил Серега. - Первая рота на периметре окапалась. Они в соседней казарме живут. Пятая в «Северном» - охраняет аэродром. Вторая и четвертая сейчас в парке. А в нашей народу нет. Теперь, вместе с тобой, пятеро будет. Дакшев с Костиком под руководством Киселева поехали в Моздок. За пополнением. Там контрабасов привезли. Может и танкисты найдутся, - Семен достал заварку, сахар-рафинад и печенье. - А кто за комбата? – Серега, скосил взгляд на закипевшую воду в банке. - Начальник штаба. Ну, Шульц Иосиф Владимирович. Ну, гад! С этим хрен выпьешь, – Гриша разливал кипяток по стаканам. Сергей бухнул в стакан заварку. Шульца не любили. Он был требователен к себе и к подчиненным. Хотя Серега считал, что таким и должен быть офицер, но видя, что начштаба иногда перебарщивал с наведением дисциплины, не испытывал к нему особых симпатий. А в остальном, это был хороший боевой офицер. Сереге импонировала его аккуратность и педантичность. Всегда гладко выбрит, со свежеподшитым воротничком. Ладно, Шульц, так Шульц. Поживем, увидим. - Блин, забыл. А «кусок» мой? Командир. Настоящий русский офицер Ян Казимирович, где? – весело спросил Сергей и отхлебнул из стакана. - А, Зброжек! Там где и полагается быть «настоящему русскому офицеру». В «зиндане», ну на гауптвахте. Они вместе с взводным Кононенко, ну набухались. Ну, поехали на танке по танкодрому кататься. Ну, кто из них круче. Перевернули машину в канаву. Ну, Шульц их в яму посадил. Уже третий день сидят. - Узнаю Казимирыча. А Толян, наводчик, что уволился? – смеясь, Серега достал из пачки печенье. - Толян. Толяна нет больше. Его «чехи» раненого взяли, десятого числа. В августе. Узнали, что контрактник… Вообщем, башку нам от Толяна прислали, - опустив глаза в стол, ответил Семен. Погрустить не успели, за дверью раздался крик дневального: «Смирно!» Гриша встал и, надев шапку, выскочил из канцелярии. Раздался его бодрый доклад. «Вольно!» - послышался голос Шульца. «Вольно!» - продублировал Григорий. Сергей, следом за Григорием, вышел из канцелярии. Нужно было доложить о своем прибытии. В коридоре стояли Шульц, замполит майор Иванов, командир третьего взвода лейтенант Кононенко и прапорщик Зброжек. Двое последних были измазаны в глине, на чумазых лицах виднелась густая щетина, выросшая за три дня пребывания на гауптвахте. Начальник штаба недовольно говорил: «Если бы не завтрашнее награждение и не заступничество замполита. Сидели бы Вы еще пару дней…» Увидев Сергея, Шульц осекся, не закончив фразу. Все вскинули взгляд на Серегу. В глазах Зброжека, блеснул радостный огонек. Как того требовал Устав, строевым шагом, молодцевато, Сергей подошел к офицерам. Щелкнул каблуками и громко доложил. - Товарищ полковник! Гвардии сержант Анненков прибыл из госпиталя, для дальнейшего прохождения службы! - Вольно сержант. Да, а почему Гвардии? У нас бригада не Гвардейская, - Шульц смотрел на Сергея, сузив глаза. - У меня так в военном билете написано. Гвардии сержант. Срочную служил в Гвардейском полку. - Понятно. Что ты, Зброжек, сияешь, как новенький пятак? Твой боец? - Так точно! - Ладно. Идите, приводите себя в порядок. И сержанта этого переоденьте. Мы танкисты! Элита. Аристократия сухопутных войск. А он выглядит, как задрипанный пехотинец. - В госпитале только это выдали, товарищ полковник. - Сходишь в каптерку, получишь новое обмундирование. Кожудетов, проследи, - и Шульц с замполитом ушли к себе в кабинет. Дверь за ними закрылась. - Серега! Мужик! Как я рад тебя видеть! – Зброжек бросился обниматься. - Я тоже командир! – радостно засмеялся Сергей. Через десять минут вместе с Кожудетовым и Зброжеком стояли около дверей каптерки. Каптерщиками были два бойца срочной службы, Береза и Абдулла. Оба ленивые и трусливые, но после ухода дембелей возомнившие себя королями батальона. Они и в каптерку попали именно из-за своей трусости. Комбат понимал, что таких бойцов в бой не пошлешь, пришлось пристроить на первую попавшуюся должность. Теперь, отогревшись и отожравшись на теплом месте, они заносчиво вели себя даже с контрактниками, не говоря о солдатах одного с ними призыва. От безнаказанности стали приворовывать, даже у офицеров. За что не раз уже были биты. В данный момент Береза ставил примочки на заплывший правый глаз. Горячий прапорщик Зброжек, за украденную у него бутылку, врезал смачный хук левой рукой. Теперь огромный лиловый синяк украшал толстую физиономию каптерщика. Хорошо, что Шульц за пьянку засадил его в «зиндан». Так ему и надо подлому шакалу. Береза злобно улыбнулся. В этот момент в каптерку тихонько постучали и притворно ласковый, но от этого не менее страшный голос «подлого шакала» произнес: «Господин каптенармус. Не будете ли Вы любезны, открыть двери в свою пещеру Алладина? Не пустите ли Вы меня, скромного прапорщика, на свой остров сокровищ?» Спавший, на сложенных в стопку матрасах, Абдулла, испуганно открыл глаза. - Береза, не открывай. Он, наверное, про берцы узнал. Сейчас опять драться полезет. - Блин, дверь сломает, - шепотом ответил Береза, - а на хрена, ты их украл? - Да, а кто мне сказал, что он не вспомнит про них? - Эй, крысы, открывайте! А то дверь вышибу, - как бы в подтверждение своих намерений, Зброжек треснул кулаком в маленькое окошко на двери. Оно как снаряд, сорвавшись с петель, влетело в помещение. Каптерщики увидели небритое, но ухмыляющееся лицо прапорщика. - Что не ждали? – весело спросил он,- Абдулла, ты еще мои кеды не пропил? - Нет, товарищ прапорщик, все на месте. Хотите, покажу? – с ужасом в глазах ответил солдат, думая только об одном, чтобы этот прапор не вздумал взглянуть на свои ботинки. - Нет, верю. Мне надо, чтобы ты, вот этого сержанта одел, как Валентин Юдашкин одевает своих моделей. Понял? – Ян, засунув руку в окошко, открыл замок и распахнул дверь. Каптеры увидели Сергея. - Понял. Но… - Никаких, но… Шульц приказал. Или ты хочешь сам с ним поговорить? - Тогда вопросов нет. Какой размер. - Еще бы у тебя были вопросы, крыса. Серега, скажи им размер. - Пятидесятый, рост четвертый. Размер обуви, сорок три. Да и мой вещь мешок там найдите. У меня там куртка танковая, кожаная, была. - Блин, мы переезжали, сейчас не помню куда положил, - попытался выкрутиться, пряча глаза, Береза. Абдулла в это время рылся в «закромах Родины», выкладывая на стол комплект нижнего белья, новенький камуфляж, шапку, ботинки и зимнюю танковую куртку с брюками. - Береза, найди вещмешок моего механика. Я прошу тебя. Пока прошу. Иначе…- Зброжек многозначительно посмотрел на свой кулак. - А комбез,- спросил Сергей, зная, что положен еще комбинезон. - Нету. - А там, что чернеет? – разглядел узкоглазый, но не слепой Кожудетов. - Это мой. На «дембель», - Абдулле не хотелось расставаться с дефицитным танковым комбинезоном черного цвета. Мечта всех танкистов. Теперь «танкачи» выпускали либо песочного цвета, либо пятнистыми. - У-у-у! – протянул Ян, - давай сюда, тебе до «дембеля» еще, как медному котелку. Еще наживешь. Да, Серегин вещмешок, через час я вижу в роте. Со всем содержимым. И мои ботинки тоже. Ясно? Ну, вот и хорошо. Пошли Серега. Блин, Береза, ты себе повязку на глаз сделай. Будешь пиратом. Слепой Пью! Ха-ха! Молодых пугать. Вот и побрешешь им тогда: «Когда я сражался под знаменами герцога Анжуйского!» – подражая герою известного детского фильма, прохрипел Зброжек и засмеялся, глядя на глупую физиономию каптерщика. Через десять минут прогуливаясь по расположению роты в черном «танкаче», Сергей привлек внимание Шульца. - Где взял? Даже у меня нет. - Каптер выдал. - Ого, запасливый у нас каптер. Надо зайти. Не знаешь, есть еще? - Есть. - Ладно, иди. Спасибо. Да, в комбинезоне по расположению не шляться. Только в форме. - Я временно, товарищ полковник. Форму только получил, еще не готова, подшить надо, ну и нашивки там… - Давай сержант, быстрее приводи себя в порядок, - и комбат пошел к себе. Сергей, сидя на подоконнике в умывальной комнате, пришивал подворотничок. Хотя это было не обязательно и командование за отсутствие этого атрибута воинской формы не наказывало. Но в силу привычки, заложенной на срочной, да и просто из пижонских побуждений, как-никак орденоносец, Сергей постоянно подшивался. Наклонившись над раковиной, обильно намазав лицо пеной, Ян брился. Щетина скрипела под лезвием бритвы. Журчал открытый кран. Над казармой раздался грохот вертолетных двигателей. -«Крокодилы» - посмотрев в потолок и прислушавшись, сказал Ян. - Слушай, Ян, откуда такая роскошь? Казарма, кровати с простынями, вода в кране. А? - Ты что, с луны свалился? Сюда же сам Верховный приезжал. Парад устроили, - Зброжек ополоснул станок под струей воды. - Видел. По телеку. Так это очередная показуха? – Сергей, надел подшитую куртку. - Ага. Один день была даже горячая вода. Если бы ты видел, как это строили. Дня за два, может за три, но построили модули, сделали плац, дорожки гравием засыпали. Пехоте кирпичную казарму подремонтировали. Ладно, я закончил, айда в кубрик, сейчас Григорий еще подстрижет меня, кстати, тебе тоже надо, - и Ян щелкнул Серегу вафельным полотенцем по носу. - Сейчас, я тебе иголку в задницу воткну, - засмеявшись, потирая ушибленный нос, сказал Сергей. В коридоре между кубриками третей роты стояли две табуретки. На одной сидел Семен со снятым в канцелярии большим зеркалом, на другой Гриша с ножницами и машинкой для стрижки. Посреди одного кубрика стоял Абдулла с двумя вещмешками и парой армейских ботинок в руках. В кубрике три кровати были перетянуты черной траурной лентой. - А господин каптенармус! Все принес? – усаживаясь на освобожденный Григорием табурет, спросил Ян. - Да, товарищ прапорщик. У Сереги оказалось два вещмешка, принес оба. А вот Ваши ботинки. - Молодец, поставь около кровати, - и, глядя, как каптерщик выполнил его распоряжение, продолжил, - слушай Абдулла, вот почему, для того, чтобы ты и Береза стали хорошими солдатами, товарищу прапорщику надо бить вам морду? А? Вы без этого не можете? Объясни мне, почему на вас бойцы жалуются? Только не говори мне, что они стукачи. Стукач ты, Абдулла. Может вас отправить на периметр, в первую роту? Я поговорю с Шульцем. Он что-то тоже вами не доволен. Думаю, он поддержит мое предложение. А в каптерку, вот Сему и Серегу поставим, они раненые, пусть подлечатся. Закончив говорить, Ян смотрел в глаза каптерщику. Гриша, щелкая ножницами, улыбался. Остальные тоже еле сдерживали смех. В глазах Абдуллы стоял страх. В глупой голове лихорадочно скакали мысли. Этот прапор и вправду может поговорить с командиром. Шульц не Белый. Жалеть не будет. И тогда… Тогда прощай теплая каптера, здравствуй грязный сырой окоп. Обстрелы по ночам, холодная жратва, мокрый изъеденный крысами хлеб. Нет, только не это. - А чем Шульц недоволен? – вкрадчиво спросил каптерщик. Он уже понял, чтобы усидеть на мягких матрасах, надо прогнуться. - Говорит, что ты для него черный «танкач» зажал,- вставил Сергей, раскрывая вещмешки. - Да. И все? - Ну, это то, что я знаю. А может ему еще чего надо. - Понял, - Абдулла, повернувшись, пошел по коридору. Проходя мимо командирской двери, остановился. Постучал. «Товарищ полковник, разрешите?» - Вот крысенок! – смеясь, сказал Зброжек, когда Абдулла скрылся за командирской дверью. Все захохотали. Из парка вернулись роты. В казарме началось оживление. Топанье, смех. Кто-то с кем-то ругался. К Сергею подходили знакомые, здоровались, жали руку. Гриша закончил стричь Яна, тот ушел в умывальник мыть голову. На табуретку сел Сергей. Снова прогрохотала вертушка. - Не иначе «Корова» идет. Что-то «Крокодилы» разлетались. Сопровождают, наверное, - сказал Семен. Издалека и вправду послышался надсадный гул приближающегося транспортного вертолета Ми-26. Из умывальника, вытирая голову полотенцем, шел Зброжек. Рядом с ним семенил механик комбата Иваныч. Иваныч был невысок, кривоног и сух. Ему было далеко за сорок. Говорил скрипучим, как несмазанная дверная петля, голосом. В далеком Мурманске у Иваныча жила жена, дочь и внуки. Раньше он был мотористом на сухогрузе, ходил в загранку. По его словам четыре раза обогнул шарик по экватору. После развала союза и всеобщей вакханалии наступившей в стране, его сухогруз стал на вечный прикол. Работы не было. Вот так Иваныч и стал контрактником. - Привет Серега, - проскрипел Иваныч, - вернулся? Значит снова споем с тобой. Вокруг все засмеялись. Из песен старый матрос знал только одну, да и то один куплет. Но в творческом порыве, подогретом алкоголем, Иваныч умудрялся своей песней довести всех до белой горячки и сумасшествия. - А рыбак! И ты здесь? Что ржешь? – Иваныч обратился к Семену. Семен тоже был в свое время матросом на рыболовном траулере. Только на Камчатке. В остальном их судьба была схожа. Иваныч никак не хотел видеть в Семене коллегу, упорно называя его рыбаком. Себя же он громко именовал – моряк заграничного плавания. - Конечно, споем дед, - подтвердил Серега. Закончив стрижку, он, вытряхнув из мешка свой парадный камуфляж, уже одевался. На кителе позвякивая тускло блестели награды. - Иваныч, что же ты Семена все рыбаком называешь, он тоже моряк, - спросил, надеясь повеселится, Ян. - Всякий кто не ходил дальше Курильской гряды, не моряк. А я был, - купившись на подначку, Иваныч сел на своего конька, - на Тринидаде, Сан Томе и Принсипи, Мадагаскаре, Кубе. Какие там мулатки! Сочные. Ляжки, во-о, какие. Правда, пришлось потом триппер лечить… Вокруг раздался взрыв хохота. Иваныч, насупившись, замолчал. - Бабка, наверное, рада была такому подарку? – гогоча, давясь от хохота, продолжил спрашивать Зброжек. - Да пошел ты.. Перец невьебенный. Ни хрена ты не понимаешь. Ты лучше расскажи, за что тебя Шульц в яму посадил? – Иваныч быстро перевел стрелки. - О точно. Ну, Ян. Ну колись, - Гриша вопросительно посмотрел на прапора. - Не нукай. Не запрягал. Ладно. Слушайте. - Минуточку. Дневальный! – заорал Гриша. Когда прибежал боец, в котором Сергей узнал утреннего носокопателя. Кожудетов приказал, показывая на волосы на полу, - прибери. Ну, быстро. Зброжек начал рассказывать. Серега взял гитару и начал тихо наигрывать саундтрек из «Терминатора» - Во, Серега, правильно. Значит три дня назад. Под вечер. Проводив роту в расположение, я и Саня решили зайти к зампотеху. Нет, не бухать. Он там, в парке, какие-то технические опыты ставил. Нет, не бражку. Не перебивай, дед. Вы, знаете нашего зампотеха. Образованный человек. Помимо военного, еще и Бауманку закончил. У него всякой научной литературы, пруд пруди. Вот мы с Саней тоже решили приобщиться к трудам великих. Журнальчик, там какой, почитать. «Технику молодежи», «Юный техник», ну мало ли полезных книжек. Что ржете? Да ну вас. Ладно, продолжаю. Сидим, значит на ящиках, читаем. А журнал, ну безумно интересный. Саня потом еще «талмуд» по эксплуатации танкового двигателя, приволок. Жуть, как интересно. А, хули, я вам говорю, вы кроме «плейбоя» и ни читаете ничего. Слышим, БТР подъехал. Двигатель потарахтел и заглох. Ну, подъехал и подъехал. А мы уже прилично напи…начитались. Не ржать! Смеркалось. Подходят к нам три бравых омоновца, москвичи. И спрашивают: « Эй, мазута, можно на ваших тракторах сфотаться?» Нет, ну прикиньте, борзота. Вы меня знаете, я человек сдержанный. Промолчал. Что вы все ржете? Хотя конечно на «мазуту», я обиделся. Но еще больше обиделся, когда они наши «коробочки» тракторами обозвали. Но стерпел. А вот Саня нет. Сидит он так, читает про сердце танка, про пламенный мотор, а его, лейтенанта, «мазутой» называют. Нет, вы, слыхали? Нам Шульц про элиту сухопутных войск, а эти пижоны московские - «мазута» Ладно больше не отвлекаюсь. «Можно?» значит спрашивают. Саня им и ответил: «Можно за х.. подержаться. Можно Машку за ляжку..» Ну, и все в таком духе. Тут обиделись они. Отошли немного, пошептались и, нам гранатку кинули. Шумовую. Долбанула она. Мы малехо обос…ь. Не в прямом смысле, конечно, но почти. Мордами в грязь попадали. Саня новую форму испачкал. А менты ржут. Поржали и на свой БТР полезли. На наше счастье, БТР не завелся. Саня мне говорит: « Прапорщик, по машинам!» Залез я в «панцер», завел. Тут и Саня в башню забрался. Буханок пять черняги с собой притащил. Там этого хлеба, спиртованного, полные ЗИПы. Зарядил он пушку буханкой, заряд засунул и орет: «Подкалиберный заряжен! За честь родного батальона и всех бронетанковых войск! За Родину, За Ельцина! Огонь!» Разворачивает башню и под сраку «бэтэру» – бабах. Омоновцы с него кувырк, харями в лужу. Правда, нет худа без добра, «бэтэр» сразу завелся. Мы сидим, в триплексы смотрим. Омоновцы полежали, встали. И вот нет, чтобы домой ехать. Ну, кинули они нам гранатку, мы им хлебушка дали, даже польза была, БТР завели. Вот подходят они и стучат. Вылезайте мол. Мы с Саней конечно мужики здоровые, но не так чтобы очень. Сидим, не открываем. Они побегали вокруг танка. Ага, думаю, хрен достанете. Они нашли ведро, сходили в сортир, зачерпнули. И весь танк нам дерьмом измазали. Скажите не скоты? Еще какие! Залезли на свой БТР и поехали. Тут, мы совсем обиделись. Саня снова пушку буханкой зарядил, я дал по газам и в погоню. Вот и гонялись мы за ними на «панцере» по всей Ханкале. Весь наш «БК» по ним высадили. Они свернули на танкодром и в ров противотанковый, мы за ними. Сашка пушку не успел отвернуть, мы на полном газу кэ-э-к …залетим в ров! Пушка, как плуг, по скату склона прошлась. Полный ствол земли, почти до казенника, набрали. Ну и перевернулись, вдобавок. Вылезли через десантный люк, привалились к днищу, обнялись и запели. Во, Серега, правильно; «Нас извлекут из-под обломков..» Потом Шульц приехал. Бегал вокруг нас, орал, досыльником размахивал. Обещал его нам кое-куда засунуть, но не засунул. Все бы ничего, но мы пару раз промазали. И один «снаряд» в какой-то вагончик связи попал. А там генерал со связисткой кувыркался. Вот так. Во всем, конечно, москвичи виноваты. И что вы ржете? По казарме стоял приступ густого сочного хохота. Скрипел Иваныч, басил Гриша. Икая, заливался Семен. Серега, отложив инструмент, держался за живот. - А про генерала ты загнул, брехло, - выдавил Иваныч. - Рота, выходи строиться! – раздался крик дневального. Перед ужином пришел борт с пополнением. Уставший командир взвода старший лейтенант Киселев тепло поздоровался с Сергеем. С ним вернулись Ринат Дакшев и единственный в роте солдат срочной службы «дедушка» Костя Федоров. Также прибыло семнадцать новых контрактников. Сначала Шульц, построив вновь прибывших, прочел им зажигательную речь, поздравив с прибытием. Потом немного напугал, пообещав нарушителям дисциплины возможность увидеть звезды днем, глядя в небо с пятиметровой глубины «зиндана». После ужина разношерстная толпа нового «пушечного мяса», как сразу окрестил их Зброжек, отправилась в каптерку получать обмундирование. После возвращения пополнение раскидали по ротам. В третью роту определили семерых. Объявили отбой. Командование покинуло расположение. Офицеры жили в переделанной под общежитие многоэтажке. В роте остались только Кононенко и Киселев. Закрывшись в канцелярии, они смотрели новости по телевизору. В роте стоял приглушенный гул. Многие, несмотря на отбой, не ложились. Серега, расстегнув китель под которым виднелась тельняшка, лежал на кровати с гитарой в руках. На соседней койке, привалившись головой к Сергею, расположился Сброжек. Рядом стояло несколько табуретов. На одном был накрыт стол с бутылкой водки. На остальных расселись солдаты. В подаренной Сергею папахе, в бурке накинутой прямо на накачанное голое тело, сидел Кожудетов. В таком виде он был похож на туркменского басмача. В одной тельняшке, на кровати клевал носом Иваныч, он успел порядочно набраться. Семен чистил яблоко, периодически шлепая «дедушку» Костю по рукам, когда последний пытался плеснуть себе водки. Дакшев, уйдя в соседний, пустой кубрик, совершал намаз, по компасу определив нужное направление. Пополнение скромно сидело на своих кроватях, поглядывая в сторону импровизированного стола. Слышался только гитарный перебор. Сергей и Ян пели самую любимую песню всех танкистов, самоходчиков и экипажей БМП. «…Машина пламенем объята, Вот-вот рванет боекомплект. А жить так хочется, ребята! А вылезать уж мочи нет…» Только что выпили третий за тех, над чьими кроватями сейчас теплились лампады. За наводчика Толика, и сгоревший девятого августа экипаж Женьки Шабалкина. Слова навевали тихую добрую грусть в души солдат. Сергей считал эту песню настоящим шедевром, наряду с музыкой Чайковского и «Священной войной». «… И полетят тут телеграммы. Родных и близких известить, Что сын их больше не вернется И не приедет погостить…» Сергей пел с таким чувством, что на глазах пьяненького Иваныча и Кожудетова появились слезы. Песня цепляла тончайшие струны в сердцах немолодых и всякого повидавших мужиков. Последние куплеты пели уже все присутствующие. «…И будет карточка пылиться, На полке пожелтевших книг. В военной форме, при погонах, Но ей он больше не жених» Слова закончились, но Сергей продолжал играть, заставляя плакать гитару. - Семен, ну пятнадцать капель, - просил Костик. - Нет, я сказал, - отвечал Семен, который следил за пацаном, так похожего на его сына, оставшегося дома. - Блин, я ведь твой командир танка. Приказываю, налить сто грамм, - командирским голосом, с нотками обиды, говорил Костя. - Вот в танке и приказывай. А тут я главный. - Тогда я сам, - и Костя снова потянулся к бутылке. - Осади! Сейчас не посмотрю, что ты «дедушка» загну промеж ног и выдеру. Ты меня знаешь, - Семен снова стукнул Федорова по рукам. - Ну «батя» - уже подхалимски запел Костя, зная чувства Семена к нему. - Все. Разговор на эту тему окончен,- Семен вылил остатки водки в стакан и отдал его Иванычу. Костя надулся и стал грызть яблоко, сердито сопя. - Сурово тут у Вас, - сказал один из новеньких, вставая и доставая из своего рюкзака еще одну бутылку водки, - ну, что еще не хотите? Давайте знакомится. Дмитрий Ершов, тридцать два года, Электросталь, Подмосковье. Ершов был невысок, грузен, широк в плечах и животе. Ян сел на кровати. - Нет. Хватит. Мы выпили за встречу, ребят помянули. Больше не надо. - А за знакомство? - Если, парни добро дадут, то пейте. В принципе никто не запрещает, - Ян окинул взглядом всех присутствующих. - Оно конечно можно, но завтра Шульц нюхать будет. Если учует, в яму. А сейчас ночи прохладные, - добавил со скрипом Иваныч, - Серега сыграй мою. - Нет, нет Иваныч. Серега не надо. Иначе до утра концерт не закончится, - запротестовал Семен. Вокруг хохотнули. - А этот, ну Ринат, что немного того? Ха-ха. Сидит там, бормочет. Поклоны бьет, - убирая водку, спросил Ершов. - Нет, он нормальный. Просто у человека есть вера, - Серега отложил гитару. И задумчиво добавил, - это хорошо, когда есть во что верить. - Ладно, - хлопнул по коленям Сброжек, - давай знакомится. Подходим, представляемся и говорим за каким чертом сюда поперся. Давай, говори, Дима из Подмосковья. - Ну, я это, а скучно стало, вот и поехал. - Женат? - Да. - Все ясно. От жены удрал. Но я тебе так скажу. Дурак ты, Дима. Какой бы ни была плохой баба, но она все лучше, чем война. Следующий. Вот ты с красной мордой. - Андрей Соловьев, Кинешма, наводчик, - ощерив беззубый рот, начал отвечать невысокий мужичок крестьянской внешности. - За деньгами, наверное, поехал? – прищурившись, спросил Ян. - Ага, - простодушно ответил Соловьев. - Иваныч, Сема, это ваш клиент. Как и вы, за длинным рублем. - Слушай, а как ты угадал, что я вот от жены, а Андрюха за деньгами? – удивился Ершов. - Э, брат, тут тонкая психология, - смеясь, ответил за Яна Сергей. - Я даже больше скажу. Вон те молодые люди, да Вы трое. Романтика в ..опе заиграла. Да? – обращаясь к парням лет двадцати с небольшим, Ян показал на них пальцем. - Ну, допустим, - один из парней, вызывающе, смотрел на прапорщика. - Судя по реакции, я угадал, - улыбнулся Ян. - Не совсем, я Родину защищать приехал, - продолжил отвечавший парень. Ершов попытался засмеяться. Ян махнул на него рукой. - Цыц! Нельзя смеяться над верой и убеждениями человека. Понял? Серега, этот наш. Так, а кто ты по должности? - Наводчик. Николай меня звать. - То, что надо. С этого дня ты в моем экипаже. Перебирайся вот на эту кровать. - Ха, а если я не соглашусь? - Согласишься. Идейные здесь только я и Серега. Так что тебе только к нам, - весело закончил Ян. Когда закончили знакомиться, прапорщик объявил отбой и потушил свет. Через полчаса раздался первый храп. Казарма понемногу успокоилась. Стояла тишина, нарушаемая тихим скрипом кроватей, храпом, приглушенной работой телевизора и звоном стаканов. Офицеры в канцелярии пили чай. Прохаживался дневальный, вытирая шваброй пол. Вернулся с молитвы Дакшев. Разобрав постель, он подошел к кроватям погибших и зажег погасшую лампаду. Прошептал слова молитвы. Разгладил смятый уголок одеяла. С кровати Ершова донесся удивленный шепот: « Ты же мусульманин» - Бог един, - ответил, ложась в постель Ринат. - Выпить хочешь? - Нет. Я не пью. - Блин, что за контрактники? Не пьют, - рассердился Ершов. - Слышишь, Дима. Дай поспать. Угомонись. И убей «тигра», - намекая на храпящего рядом с Ершовым бойца, сказал Зброжек, - уснуть не дает. Ершов, взял подушку, посмотрел на храпящего. И, с радостным выражением лица, треснул спящего подушкой по голове. Тот спросонья подпрыгнул: « Что? Где?» - Спи моя радость усни…- пропел, гладя солдата по голове, Дмитрий. Проснувшийся, снова лег, но больше не храпел. - О, Ершов, молодец, - прошептал Ян, сдерживая смех. Спустя час, опять раздался богатырский храп. Но тигра больше не убивали. Все погрузились в сон. «Рота подъем!» - раздался крик дневального. Серега сел на кровати, взглянул на часы. Блин. Пять утра. Встал, надел брюки, всунул ноги в тапочки, взял полотенце и, достав из тумбочки «мыльно-рыльные» принадлежности, поплелся в умывальник. Проклиная нелегкую солдатскую судьбу, которую он выбрал сам, открыл кран умывальника. Холодная вода взбодрила, прогоняя остатки сна. Казарма, просыпаясь, загудела как улей. - Нас утро встречает прохладой.., - раздался веселый голос Сброжека. Играя мускулами, голый по пояс, он бодро зашел в умывальную комнату. - Ну, товарищ прапорщик, - раздался возмущенный голос солдата, блестевшего лысиной около крайнего умывальника. - Кудрявая, что ж ты не рада?..- корча рожи и смешно выпучивая глаза, ответил Ян. Вокруг раздались смешки. Встав около освободившейся раковины, Ян начал умываться. Слышалось его довольное фырканье и плеск льющейся воды. Со стороны казалось, что в санузле поселилось стадо моржей. Сергей закончил свой туалет и освободил место для следующего. Проходя мимо мокрого Зброжека, наклонившегося над раковиной, посмотрел на его худую, жилистую спину, под правой лопаткой которой темнело две входных пулевых отметины. С улыбкой втянул вдоль хребта мокрым полотенцем. Ян заорал и плеснул холодной водой на голую грудь Сергея. Так, с криками и выскочили из умывальника, едва не сбив с ног старшего лейтенанта Киселева. - Вот придурки! Вам уже почти по тридцать. А ведете себя, как мальчишки, - крикнул Киселев вслед Яну и Сергею, которые бегая друг за другом по коридору, дрались полотенцами, оставляя розовые полосы на спинах. Проснулись! - Серега, надевай свой парадный лапсердак, - запыхавшись, говорил Ян. - Зачем? – часто дыша и улыбаясь, спросил Сергей. - Сегодня торжественное построение бригады. Награждать будут. - А-а-а. Понятно. Начали неспешно одеваться. - Ого! – раздался удивленный возглас Соловьева. - А ты думал…- Ян застегнул последнюю пуговицу. На его кителе висели два ордена и четыре медали. Приднестровье, Балканы и Чечня. За каждой наградой чья-то жизнь и очередная, не предусмотренная Богом, дырка на теле. Кроме Сергея и Яна награды были у Дакшева. За Афганистан. Красная Звезда, медали «За Отвагу», «За Боевые заслуги» и «От благодарного афганского народа» Сергей, надраивая ботинки, ловил на себе восхищенные взгляды новеньких. А Ершов, так вообще, смотрел с завистью. «Эх, мужики. Да лучше бы их не было. И воспоминаний в голове тоже» - думал Серега, работая суконкой. Вскоре, в носках ботинок, он увидел свое отражение. Сойдет. Когда после завтрака шли на построение, Ян говорил Сереге. - Сегодня, наверное, ни куда не поедем. Если только в парк после обеда. Хорошо. - Что хорошего? – спросил Серега. - Да понимаешь, Серега. Дело в том, что копаться в моторе, лучше, чем совместное с «духами» патрулирование, езда на разминирование, где можно запросто схлопотать гранату в борт от непримиримых и сопровождение колонн. - А что за совместное патрулирование? - Не знаешь? В принципе этим пехота и менты занимаются, но по их рассказам ..опа еще та. Частенько оттуда не возвращаются вообще, или если возвращаются, то без головы. Продали нас начальники «духам» за американские тугрики. Суки. - Да, а мы, что без оружия, что ли? - А мы должны соблюдать условия Хасавюрта. Чуть что – трибунал и тюрьма. В лучшем случае. Солдаты сейчас злые, как собаки. Если бы эту злость повернуть куда надо… - То что? - То наша «молодая дерьмократия» рухнет. Но вот некому поднять и направить. Генералам подачек надавали. - Ты что Ян! Это же гражданская война! - А она уже идет. Ты смотри, что в стране делается. Эх, а я бы жахнул по Кремлю из нашего «панцера». А потом бы под гусеницы, сучар, что там сидят, положил. Кстати, я не один так думаю. Многие офицеры об этом подумывают. Знаешь, почему Белого сняли, боевых офицеров по отпускам разогнали. Боятся. А ты, Серега, пошел бы Кремль брать. А? - С тобой, хоть Вашингтон с Белым домом. - Нет, Серега, это далеко. Нам нужно сначала у себя разобраться. А потом уж и Вашингтон. А этих, черножопых, я бы снова депортировал. На Новую землю. А потом бы там испытал бы чего-нибудь. Ха-ха. Не смешно? Мне тоже. Если бы ты знал, как у меня внутри все кипит. Столько пацанов положить. И что? Как я теперь их мамкам в глаза смотреть буду? А? Все зря выходит? Ответь, Серега. Ладно, не парься. Все равно ничего не будет. Народ наш – гавно. Сколько его лупить надо, пока до него дойдет, - Ян замолчал, плюнул и посмотрел куда-то злыми невидящими глазами. Серега вздохнул и задумался, переваривая слова командира. А ведь он, пожалуй, прав. Надо, что-то менять. Но как сделать это без крови? Если мы рухнем в пучину братоубийства, тогда все. Страна больше не поднимется. Но делать что- то надо. А может плюнуть на все. На Родину, на ее тысячелетнюю историю, на тысячи погибших. Жить, как живут многие, думая только о деньгах. Продавать всех и вся. Жить только для себя. Надо подумать. «Бригада, смирно! Равнение на середину!» - скомандовал зычный голос замполита бригады. Пока замполит отдавал рапорт, и комбриг, дав команду «Вольно», зачитывал, соответствующую моменту, торжественную речь. За Сброжеком, раздался голос Ершова. - Ну да. Все русские гавно, одни Вы поляки молодцы, - он слышал разговор Яна и Сергея. - Я русский, - слегка повернув голову, сказал прапорщик. - Как так? У тебя мама с папой кто? - Поляки. Добавлю, и дед с бабкой тоже поляки. - О! Какой же ты тогда русский? - Дурак ты, Дима! Хоть и из Подмосковья, - ответил Ершову Серега. - Ну, я тоже русский, - прищуривая узкие глаза, влез в разговор Кожудетов. - Будь ты хоть австралийским аборигеном, но когда тебе «духи» будут горло резать, они будут при этом кричать «русская свинья» - закончил Семен, сердито поглядывая на Ершова. - Разговорчики в строю, - прервал беседу Киселев, бывший за ротного… «Под Государственный Флаг и Боевое Знамя бригады! Смирно!» Глядя на алое полотнище Боевого Знамени, колыхавшееся на ветру, Сергей почувствовал, как внутри его начала распрямляться сжатая до этого момента стальная пружина. Этот небольшой кусок тяжелого бархата действовал магически, заставляя душу и тело собраться в крепкий кулак. Внушал веру в мощь армии и незыблемость Государства. Нет, никогда он не предаст тех, кто стоит сейчас в одном строю с ним. И пусть они совсем не похожи на тех высоких, румяных и красивых парней шагающих по Красной площади. Пускай пехота, как на подбор малорослая. И одетые в неимоверно огромные бушлаты, солдаты больше похожи на гномов из сказки про Белоснежку. Но именно они вынесли на себе основную тяжесть этой войны. Это и есть та «несокрушимая и легендарная» армия, которая была у нас во времена Великой Отечественной, когда вместе с сыновьями в одном строю стояли их отцы. Это была истинно народная армия. Армия, которая, даже будучи преданной теми, кто послал их в кровавое месиво войны, все равно побеждает. Так было, так есть и так будет во все времена. И пусть у них украли Победу. Но их не победили. Ведь побежден тот, кто сломлен нравственно. А этого Сергей не чувствовал ни в себе, ни в товарищах. Началось награждение. Сергей и Сброжек получили еще по одному «Ордену Мужества». «Дедушка» Костик, был награжден медалью «За Отвагу». Получили свои награды и другие солдаты, и офицеры батальона. Из представления: «…механик- водитель танка, сержант Анненков Сергей Николаевич в составе экипажа танка Т 72Б № 5?5 (командир танка пр/к Сброжек Я.К. наводчик-оператор мл.сержант Антонов А.С.) проявил мужество и героизм при деблокировании блок-постов федеральных войск, окруженных боевиками НВФ в г.Грозном. 8 августа 1996 составе экипажа уничтожил БТР и подавил несколько огневых точек противника. Проявив смелость и находчивость, с риском для жизни, сержант Анненков С. Н. спас тяжелораненого мл.сержанта медицинской службы Смирнову О. П. Когда его танк был подбит, сержант Анненков С. Н. продолжил вести бой в составе 3-й мотострелковой роты, 1-го МсБ. 2?? МсБр. 9 августа 1996, огнем из автомата и гранатами уничтожил расчет АГС и пулеметную точку боевиков. Завладев пулеметом, в течение 40 минут, в одиночку, вел бой с превосходящими силами противника. Уничтожив при этом, до 20 бандитов, и своими действиями обеспечил прорыв роты из окружения. 10 августа 1996, будучи раненым, вынес из-под огня, тяжелораненого, рядового 1-й мотострелковой роты Хамидова Т.М… ….Командование в/ч 7482? ходатайствует, о награждении сержанта Анненкова Сергея Николаевича – «Орденом Мужества». Командир В/Ч 7482? Полковник Белый В.П.» При вручении ему ордена, Сергей невольно стал свидетелем одной неприятной беседы. Среди вручавших награды присутствовали и командированные из Москвы «шишки». Когда получив из рук Шульца свой орден, он направился обратно, в строй батальона. За спиной он услышал слова, заставившие его остановиться. Один из московских гостей сказал комбату: «Контрактников можно было и без наград оставить. Они здесь деньги зарабатывают» Серега остановился на полушаге. Кровь ударила ему в лицо. В глазах появился туман. От вскипевшей в душе злости, голова начала кружиться. Он чувствовал, что сейчас развернется и кинет коробку с орденом в морду говорившего. «Не знаю. Может кто-то, сидя в тылу и зарабатывает. Но мои контрактники точно не за деньгами сюда приехали. Ни за какие деньги не заставишь человека, будучи раненым, под огнем снайпера, тащить на себе раненого товарища. Что и сделал этот сержант. А Вас товарищ майор, попрошу держать свое мнение при себе. Что остановился Сергей? Встать в строй» - Шульц злобно оборвал какого-то майора с петлицами войск связи. Сергей, матеря всех тыловых крыс вместе взятых, вернулся к своему взводу. Там он шепотом передал суть разговора Яну. «Вот оно, что! А я стою и думаю, что это у тебя рожа вдруг покраснела, и ты встал как истукан. Ладно, запомню падлу. Вечерком схожу к ним в общагу с «Киселем» и Саней Кононенко. Объясню, кто и что здесь зарабатывает» - свирепея, прошипел прапорщик, вызвав на себя недовольный взгляд Киселева. Когда церемония закончилась, на стоящих посреди плаца столах продолжали алеть коробки с орденами. Они принадлежали тем, кому никогда не придется их носить. Судьба этих наград, вечно хранится в домах матерей, жен и детей. В этот день их никуда не отправили. Шульц разрешил немного расслабиться и отпраздновать вручение Государственных наград. Сергей и Ян сходили в госпиталь к Тимуру, и уговорили «Царя» на одну ночь отпустить его с ними. Заодно, Ян сумел увести с собой неприступную доселе, толстую медсестру Татьяну, которая в этот вечер была свободна от дежурства. По дороге в роту он называл ее «Светом очей…» и другими, приятными женскому уху, словами. Потом пили водку, пели песни и танцевали лезгинку. Тимур с завистью смотрел на танцующих и стучал костылем в пол. |