Сентябрь. Утро уже не раннее. Погода ясная, ветра нет. Солнышко поднимается и греет почти как летом, быстро высушивая росу на траве и кустах и заставляя осенние листья в это прохладное утро светится только теплым спектром радуги. Листья, раскрашенные волшебным художником яркими солнечными красками, еще не опадают, и увядания совсем не чувствуется. Это как раз то время года, когда северная скромная природа вдруг расцветает, становится картинно красочной и провоцирует каждого обратить внимание на то, как она прекрасна. Мы охотимся. Отец с ружьем охотится на уток и куликов, а я с корзиной охочусь за грибами. Обходим свой традиционный маршрут, который проходит через небольшой карьер, через болото и мимо громадного количества воронок. Воронки – последствия страшной войны. Эти воронки очень неестественны. Представляю, как же они были уродливы и ужасны, когда только появились на этой земле. Однако удивительно гениальна природа. Прошло после войны не так и много времени, и уже совсем они не ужасны, а кое-где даже вписались органично в ландшафт. Большие воронки, должно быть от бомб, с водой внутри и камышом, представляют собой микроозера, на которых любит кормиться утка. Маленькие воронки от снарядов и мин обычно внутри сухие, по их краям растет мелкий березнячок, который очень любят грибы – подберезовики. Маршрут наш подходит к концу. Отец застрелил кулика и крякву. Я где-то метрах в десяти за его спиной, как челнок, бегаю от воронки к воронке, пытаясь добрать корзину грибов. Солнце уже настолько прогрело воздух, что роса на кустах и траве высохла, и грибы собирать стало намного приятнее. Вижу на краю очередной воронки, в траве, подберезовик. Оставляю корзину на тропинке и лезу в воронку. Протягиваю руку к грибу и слышу: Ссссссссссс …. В одно мгновение я похолодел и онемел. Буквально в метре от моей руки маленькая неподвижная головка змеи. Мы встречаемся с ней глазами и смотрим как завороженные друг на друга, не делая никаких движений. Мне кажется, что проходит целая вечность, а я не могу издать даже звука. Вдруг в поле моего зрения появляются болотные сапоги отца. Левый сапог прижимает кольца змеиного тела к земле, а каблук правого бьет ее по голове. Голос отца выводит меня из состояния оцепенения: - Женя! Ну что ты, очнись. Отец берет рукой извивающееся в конвульсиях тело змеи и вешает его на ветку березы. В душе у меня появляется тепло, появляется восторг и торжество, торжество победы над злом. Змея с раннего детства ассоциируется со злом. Во всех моих самых любимых сказках Иван-царевич борется со злом - со Змеем Горынычем, отрубает ему головы и побеждает его. Конечно, я считаю себя Иваном- царевичем. Да, сегодня победил этого страшного змея не я, а отец, но я все равно торжествую. Отец уже пошел дальше, а я не могу уйти и как завороженный, гляжу на то, как извивается поверженный враг на ветке дерева. Мог ли я тогда, обрадованный победой и торжествующий, представить себе последствия этой победы? Конечно, не мог. А последствия, надо сказать, были ой какие неприятные. Ведь когда что-то холодное неожиданно прикасалось к моему телу или лицу, я замирал от ужаса, я холодел, и каждый раз перед глазами возникал образ извивающейся в конвульсиях на березовой ветке змеи. Да, в дальнейшем в свои молодые годы я самостоятельно победил двух больших змей, гадюк. И слово-то какое противное – «га-дю-ка», как удивительно точно оно обозначает зло. Одно это слово настораживает человека и провоцирует его на борьбу и расправу. Правда, мне для нападения на змею одного восприятия слова было совсем недостаточно, и проявил я агрессию по отношению к этим несчастным змеям в большей степени потому, что эти неприятные последствия преследовали меня и казалось, что, только демонстрируя силу, удастся избавиться от них. После этого случая прошли годы. Однако все оставалось по-прежнему, и та, убитая отцом змея продолжала преследовать меня. Чаше всего я попадал в такое неприятное состояние в лесу. Однако любовь к природе пересиливала все, и в лес я ходить продолжал, несмотря на такое послевкусие. Интересно, что раньше змей в наших лесах было много, но потом с каждым годом стали они встречаться все реже и реже. Видно, много развелось Иванов-царевичей. В последние годы змеи стали встречаться так редко, что я о них уже и не помнил, но однако реакция на неожиданное прикосновение чего-то холодного оставалась прежней, и острота восприятия не притупилась. Казалось, что так будет всегда. И вот лет десять назад, после долгого перерыва, встретил я, наконец, в лесу змею, и как же она была изящна и прекрасна, и я не мог на нее насмотреться. Я ласково разговаривал с ней. Змея благосклонно слушала мои речи и не проявляла никакой агрессивности…. Прошло время, и в какой-то момент я вдруг заметил, что неожиданное прикосновение к телу чего-то холодного не вызывает негативной реакции. Должно быть, та, убитая отцом змея, после того как моя любовь к животным распространилась и на них, на змей, наконец простила меня и перестала пугать. |