* * *

 

…Черная, зловеще воющая от скорости масса неслась по трассе Воркута – Сыктывкар, провожаемая удивленными взглядами постовых гибэдэдэшников, не смеющих помешать превыщающей все возможные нормы скорости машине. Таких не тормозят, ТАКИЕ сбивают наповал, не снижая полета, не заботясь ни ол каких последствиях..

Если в радар ловился номер автомобиля – милиционеры удивленно пожимали плечами. «Что это, куда это она так…». Даже для «птиц высокого полета», для СТРИЖЕЙ, превосходно-метафорически провозглашенных устами героя Михалкова в добром советском кино, подобная скорость не вполне безобидна. Сильно за двести.

 

Вырулившая сбоку «Восьмерка» резко затормозила – черное пятно с левого борта еще было довольно далеко, но приближение его и стремительное увеличение размеров настолько впечатляли, что ехать вперед виделось форменным безумием, однако машинка уже заняла половину полосы. Назад, что ли…

Сумасшедший визг взорвавшегося в истерике тормоза, пляска огромного уже черного монстра по всей трассе и лязг посрамленного железа отрезвили обоюдную с двух сторон обстановку. «Лендкрузер», затонированный до полнейшей непроглядности, срезав собою практически весь капот старенькой «Восьмерки», все же остановил свой бег, покачавшись на колесах, как исполнивши победный танец на асфальте. Даже как будто не сам остановился, а был остановлен дорожным знаком, куда его принесла боком загулявшая от наглости пользователя трасса.

Чудо, чудо и чудо… Так может быть, только когда реально «не время». Скорость японца была снижена торможением, но еще вполне достаточна, чтобы просто «срезать передок» маленькой тольяттинской «старушки», как ножом кус сливочного масла. И – слава волжским автомобилистам – продукция их настолько хилая, что режется таким образом. К тому же водитель «восьмерки» успел таки дать задний ход, чтобы черная смерть накрыла лишь нос машины, а не его самого с пассажиркою. «Не время»…

Наверное, минута, если не больше, потребовалась на приход в себя от шока… Зловещая тишина пустой поздневечерней трассы…. Белая ночь… Хотя нет, не тишина, это БЫЛА в мозгу тишина. А из приоткрытой дверцы неприлично целого внедорожника бьют агрессивно-ударные аккорды.

- Пошла вперед… Гони ля-ля, я после! – приказным шепотом заявил Богдан, - давай, милая, язык твой решит…

Елена на подгибающихся от ужаса пережитого ногах вышла из уничтоженной машинки. Да, каково же в такой ситуации контролировать голову! А, между прочим, надо, надо, очень даже надо… «Круизер»-то цел и невредим!... И сейчас оттуда кто-то да выйдет…

«Музыка на-а-ас связа-ла!...» - из открывшейся дверцы джипа надрывалась в густом сексуальном экстазе Танюша Овсиенко. Во чудо техники! Такой сотряс, а магнитола в тачке работает, как ни в чем… Вот и они…

Пошатываясь на непослушных ногах у дверцы встал здоровенный, плотного мышечного сложения парень, ошарашено глядя на «Восьмерку» и на растрепанную девицу пред нею. Рука его, тем не менее, сжимала пистолет, правда, опущенный к земле. Нет, он явно не торопился им воспользоваться, скорее, вынул из практически нерабочей кобуры под действием страха и шока. «Черный низ, белый верх» - начала сканировать маленько приходящая в себя Ленка, - «Бабочка… прическа… бприолин… - клоунский наряд - шофер какой-то «шишки»… Водила – телохранитель… Слава Богу, так проще… Серьезных конфликтов не надо… Кажись, один… Или не…»

- Смирррна, бля!!! На капот, сука!!! – и винтарный треск в белой ночи, глушащий невменяемую от собственной песни Таню, - Убью-ю-ю-ююууу. НА – КА – ПОТ!!! Кому говорю!!! – и опять выстрел. Богдан выступил, даже еще ни одного слова не прозвучало.

Амбал повиновался, правда, не выпуская из рук оружия, только придав пистолету еще более беспомощное положение. Примени он его сейчас – только себя поранил бы.

«То ли обдолбанный, то ли смертельно удрученный… Вряд ли неопытный, вроде, не похож на «чайника»…

- Оружие бросил!!! – продолжал Богдан, - Стоять!!! Тихо, спокойно… Разжал пальчики… Ну бля!!!

Железо упало на асфальт

- Взяла! – это уже Ленке. – СТОЯТЬ!! Не шевелиться!!! – (выстрел)

Какое там «ля-ля»! Она взяла пистолет и заткнула ствол за пояс джинсов с задней стороны, железо неприятно охолодило «мягкое место». Мгновенно подлетевший Богдан со всего маху залепил амбалу в голову, тот свалился, срезанный, как нос убитой им «Восьмерки» от резкого движения.

- ТААААК! – злобно взвизгнула, наконец, девушка, - ну-ка, идиоты, не того, ….!!! Трос??? Есть трос??? – бешено пробуравила взглядом морщившегося от боли амбала, - В тайгу все это хозяйство, быро!!! Ну, бегом!!! Уходим!

Водитель джипа медленно поднимается с колен, плохо, видимо, понимая все происходящее…

- Коз-зел!!! – Елена хватает его за грудки, - потом все, потом! Разборы после!!! Уходим с трассы!!! Шевелись же, …!!!

 

Она, растрепанная, в клетчатой рубашке без пуговиц, наспех завязанной узелком под грудью, буквально сопровождала каждое движения клоунски выряженного качка, открывала всяческие багажники, тянула трос, крепила его бог знает к чему на покареженных «Жигулях» Мать честная!!! Если на этой пустой трассе сейчас кто-то покажется, то до беды ой как близко!!! Либо ИХ, либо ОНИ… Только скорость, вечная, спасительная скорость в силах превозмочь неизбежный для кого-то исход… Богдан точно не отпустит очевидцев… Она отпустит, даст уйти. А потом… Шевелись, шевелись… ШЕ-ВЕ-ЛИИИИИСЬ, парни! В одной упряжке все, и волки, и овцы. Кто тут кто, все переплелось, блин, Шевелись, мальчики-девочки, в тайгу, в седую, вечную, и не такое видавшую, там поговорим о дальнейшем, тока не тут, не счас, не дай бог.

 

Сколько времени требуется миру, чтоб не пустить по этой трассе случайных проезжих? Сколько отпущено на то, чтобы ПОКА бескровно разрешить ситуацию, дать спокойно уйти, не унося с собой случайных-невинных… Наконец бедолага-телохранитель сел за руль целой своей машины под строгим стволом Богдана. Пока все…

Несчастная «восьмерка» дяди Миши Головинкина с уничтоженными номерными знаками обрела свой покой в глуши просек тайги Коми.

- Ну что ж ты сотворил такое, красавец! – сокрушенно уже, отойдя от экстазической скорости спасения от свидетелей, вещала Елена, - Вот ты, ведь… Как тебя для счастья не хватало… Куда так гнать, будто девка бортанула!? Себя не жаль…- при словах «девка бортанула» шофер джипа вздрогнул и свирепо стрельнул глазами на собеседницу. «Ага, угадала»…

Он не сводил с нее того самого глаза, но в двух шагах находился вооруженный, со взведенным курком внимания хохол. Ленка прекрасно понимала, что может думать этот тип. «Хрупкая… Мелкая… Плюнь – водолазам искать… ОХ БЫ Я, если б не…»

- Ладно, не быкуй, не в том положении. Кого возишь-то?

Амбал молчал, тяжело насупившись.

- Алена, будем знакомы, - печально вздохнула Шокальская, - все-таки придется тебе поговорить со мною, слышишь! – в поднятом взгляде «хранитель тела» почуял жестокую волю, несмотря на явный алкогольный релакс, впрочем, низведенный на нет недавними действиями. Под кинжальным прямым взглядом его сознание слегка тряхнуло, как от прямого напалма по броне непробиваемого блока психики, - натворил ты делов, парень, мы ж в безысходняке от твоего «спиди». Так что выручать теперь будешь, как скажу… Не обижайся!

- Э, Алён, шо ты с ним бачишь! – зло проговорил Богдан, Чё он сдался тоби, ну бы его на…

- Цыц!!! – с реальным убийством в голосе она обдала хохла недоброй энергией, - Дай поговорить!

- Я ща так тоби поговорю…

Здоровяк импульсивно дернулся, хватаясь за пустую кобуру, украинец резко прижал приклад к плечу…

«Господи, как они меня за….»

- Стой тихо, дурила… Не ше-ве-лись!...- зловещим шепотом предложила она несчастному амбалу, вытянув из-за пояса бесполезный, как ей казалось, для нее, ствол и отходя тихим шагом в сторону радикально настроенного Богдана. «Ромео позорный, черт!» Понятно, как ясный полярный день – этому самостийному не дай бог почуять запах крови. Тогда полнейший капец, всему сущему полнейший… «Как же вы меня все…» Эх, приключения.

- Держи его, Бонь! – это она для ушей амбала…

Мягкой кошачьей походкой она зашла к украинцу сбоку, на цыпочках чмокнула его в ушко, поиграв шаловливым язычком. Тот стоял напряженным столбом, в просвете мушки держа неподвижного рокового водилу. Лена как можно более чувственно теранулось середкой тело о жесткий бок Богдана, была она сама чувственность, сама мягкость и нега

- Что ты намерен сейчас делать, солнышко? – полушепот… Да бесполезно… Все близко…

- А шо тут делать-то прикажешь? У нас вот и «Лендкрузер» появился теперь. На ходу, в хорошем состоянии… А этого, ну… Сам виноват ведь… Куды ж его теперяче… Шо ты бачишь то с ним??!! – последнее он произнес уже заново с жесткой угрозой, где недалеко засела звериная, беспощадная и неимоверно до омерзения тупая-глухая ревность. Ревность зверя на брачном гоне… Вот только звери-то насмерть не токуют в отличии от зверья двуногого… И это ясно. «Не дай бог понюхать ему кровушки.»

- Не торопись, милый, я тебя умоляю! – защебетала Ленка как в постели, - ну… ну положись сейчас на меня… Мне правда, очень, очень надо вернуться в Инту и порешать там кое-что. Ну нельзя мне в полный отвал падать, серьезно… Я все организую классно, и джипер у нас есть, и все. Не надо сейчас крови, Бо-оня! Нас очень многое впереди ждет, дай мне вожжи. А сам на мушке, на мушке, токма не шмальни его. Да и меня тоже, Бо-оня, я прошу-у! – она опять звучно чмокнула хохла в ушко, - этот придурок – наша гарантия! Кокнешь его – и капец всему задуманному, а, Бо-онька! Слышишь меня, мяу?

…Она жалела, что хохол никак, ну никак не мог скосить на нее взгляд. Для этого он был слишком профессионален. Вся сила глаза зверя – во внимании и ловле малейшего колебания атомов материи между ним и тем, другим. А если б он обернулся, то узрел бы взгляд профессионалки иного плана – в глубокой мольбе маслянисто распахнутые глазища «доброй лапушки», готовой по первому движению распластаться ниц и затанцевать во влажной конвульсии под волей безусловного самца-хозяина. Только это сейчас и спасет бедного мальчика из этого смертоносного джипа. Только так и возможно тут донести его бренную душеньку все-таки в теле, да и самим не упасть в отвал «внезакония» бесповоротно… О боже!!! Еще час какой-то назад все было так… расслабленно. Подъем, блин, пора вставать!

- Чё тоби надо от него? – металлом прочеканил Богдан.

- Обеспечит спокойный проезд к нашим. А там видно будет. На номер джипусика глянь – зеленая ветка дана! Охранная грамота!

- Ты права, - успокоил тот же металл.

- И еще! – «лапушка» деликатно приобнажила зубки, - поимей в виду, я ничего, слышишь, НИ-ЧЕ-ГО лишнего не делаю! - (Вот сейчас – это уж точно) – так что не мешай мне трендеть с ним как вздумается душеньке. Ты – пацан, тебе на мушке держать зорко. Мало ли! А – сам предложил – все «ля-ля» - мои! Ферштейн, солнышко?

- Бля, Лён, я токо умоляю, хвост не подымай… Укокошу ведь, плакать буду после!

- Во! Такого я тебя и люблю. Чмок! – она опять «чмокнула» взбудораженного близкой кровью хохла, - а насчет хвоста… Ты не про себя, надеюсь, милый… А то он как поднялся с тобой, так и…

- Заткнись, сссссука… - зашипел страшным голосом Богдан. От нее не укрылся мандражный тремор его рук, прочно сжимавших ствол. Черт! Безумец хренов…

- Люби-имый – она так же по-кошачьи двинулась от него к неподвижному амбалу, блажно улыбаясь. «Удалось. До Сереги. До Ланки. Там посмотрим». Чем же это может кончиться-то, вот дела! – За руль, горемыка! Вольно! - шутя приказала она несчастному Коту.

Этого самостийного Ромео безумно хотелось перекрестить. Безысходным мыслям не бвло покоя в окончательно протрезвевшем от короткого расслабона мозгу. Она ж не оставила ему хода! Не нарочно, конечно, просто само собой… Нет, САМА СОБОЙ! Либо к себе, либо… На месте, где должен был обозначиться ВЫХОД – белая туманность. И полнейшее осознание исхода. Голова бедовая, чтож ты так влетел-то в плазму свою. И ты тоже, черно-белый сокол, чей-то (бывший уже), хранитель тела. Под Богом ходишь. Сейчас твой Бог – я, вот рядом сижу. А у того, сзади, сжимающего винтарь, и этого нет. Мальчишки вы, что же будет-то. Богданчик, ты со смертью обручен. Господи, помоги, я так редко о чем-то тебя прошу, но вот настал очередной момент. Помоги Богдану, упаси его от самого его, Боже!... Или я реально «женщина смертников»?...

 

Елена, добросовестно стараясь, чтоб украинец не заметил этого, внимательно разглядывала телохранителя, топорно ведшего свой джип под прицелом с заднего сидения. Совсем мальчик, моложе ее, даже, кажется. Тело – каменное, взгляд до умопомрачения скупой и жутко несчастный.

- Угораздило ж тебе, - искренне вздохнула она. Выбитое «разрешение» на «ля-ля» хотелось использовать с целью просто выговориться, говорить то, что печалило душу, то есть снова коротко быть самой-собою, - в положение ты меня поставил аховое, вези уж теперь, раз накосячил… Кто ж так гоняет-то?

Представившийся Костей молчал, практически немигающим взглядом щупая свободную ночную трассу.

- Понимаешь, была б это моя телега… Ну просто пришила б тебя и дело в шляпе, а тут… На меня и так там «репу чешут», а тут и машинку вот похоронила дяди-Мишину… Что делать – а хер его разберет-то теперь…

- Да она стОит-то, Ёп… - наконец произнес Кот голсом, как из бочки, - порешим уж, чё париться…

- Ага!!! Порешим!!! «Ёп-топ»! - вскинулась расстроенная девушка, - понимаешь, Костик, не возьмет он от тебя бабки… И от меня не возьмет… Есть такие люди, парень, которым надо… - она мучительно подбирала определение, -а… шут их знает, что им надо.

Действительно так. Сильно постарел дядя Миша, это при первой встрече было заметно. Морально постарел, ослабел. Вот действительно – ну, разбила дура тачку, ну, свою подарит или новую купит. Или деньги отдаст. Ну с кем не бывает, в конце концов. А тут – н-е-ет! Как, блин, чашку разбить, из которой старая графиня пила чай на первой встрече с женихом. Ослабел мужик, по понятной причине, видно невооруженным взглядом. Уже нет мощи в крови, чтоб, как в классике кинематографа, «поднять правую руку вверх, и…» В другом случае – спокойно принять компенсат…

Или это всего лишь ее ощущения, дай бог, чтоб казаловой прошло… Но реально она не представляла, как сообщить дяде Мише, что несчастная старая машина вынужденно похоронена в тайге. А она в том положении, что вне возможности даже доставить ее в город.

- Да, братишка, реально ты напряг. Как же ты это… невовремя… Думай сам, как поступать будешь, я в отказе. К хозяевАм своим обратиться тебе придется, - Ленка опять вздохнула, - я вот в последнии дни невхожа в «хорошие дома» стала, так что сам, малыш…

Как шестым чутьем пронзило внутреннее движение Богдана сзади. Черт! «Малыш» был явно лишним… Вот положение то! И смешно и… не по себе слегка.

- А вы кто? – опять раздался тихий голос «из бочки». Ну, слава богу, хоть говорит.

- Очень сложный ты вопрос задал, парень. Вроде бы – уже и никто, но вот всем ИМ, почему-то очень нужны эти НИКТО. По крайней мере, ЭТА никто. Каламбур-с? Напрашивается радостная мысль, что, может, тот кто ТАМ – никто, делается ТАМ ЖЕ большой проблемой. Так что, я – Аленка, он – Богд… Валентин. – Черт, во дура-то! Он же в паспорте – «Влюбленный», а она выдала, кажись. А, ладно, все равно все несемся под какой-то уклон, уж и неважно делается, - Пока на этом все! Оп! Вот и первый тест на твою лояльность! Эй, Валек! Бошку ниже, ствол начеку!

Впереди замаячило ГИБДД и одинокая фигура с качающимся сонно жезлом.

- Да к дьяволу «Валек» твой, уж раз мильон шестьсот назвала меня Богданом. Перед кем дрейфовать-то! – хохол был по прежнему отвратительно настроен, - только дернись, м….ла! – это уже Костику.

«Круизер» приближался к желавшему остановить его менту. Как вдруг тот внезапно освободил дорогу и шутливо козырнул жезлом к фуражке.

- Вот те на! – восхитилась Ленка, - да ты не так безнадежен… Вернее, тачка твоя. Ты видАл? – она весело обернулась к хохлу.

Может, хоть этот факт собьет его с убийственной волны, докажет, что не стоит так страстно желеть пробить извилины несчастному. А то у Бонечки явно рушились какие-то задуманные планы на «счастливую», достойную его натуры жизнь.

– Кого ж ты возишь-то, так ведь и не сказал. Уж не губера-ли? Неужели!! Ты – находка наша…

- Не губера…. Надюху они любят, она им добрая. Всем добрая.

- Ко-го – ко-го? – с живым интересом продолжала Лена, - Надюху?? Это «ближе к телу». Ну… придется мне немножко побыть ею. Хоть похожа на нее? Кто она?

- «В разрезе глаз» похожа, - прошипел общеупотребляемой глупостью Кот, тема ему явно доставляла мучение, он морщился, как от боли. – А зачем тебе?... Ну, знать, кто она. Вообще, что вы собираетесь делать?

- Как тебе сказать. Доедем до места, там повесим тебя, затем расстреляем, а на джипе кататься поедем. Кот, расслабься, расскажи мне про Надюху свою! Имя красивое.

 

Действительно, необычное отношение складывалось. Если бы не события последней недели, то к придурку, на бешеной скорости разбившему машину, не могло быть ничего хорошего. А тут… Ну ни капли злобы, ни грамма осуждения. Скорее, даже страх какой-то за него. «Пассажир» явно не в себе, у него, похоже, «настал момент», разобраться бы только, в каком месте. Вроде как чуть ли не товарищ по несчастью, внезапно подведенный мирозданием. Кто его знает. Да и они для него тоже. Куда бы доехал сей джип, если бы не эта фатальная встреча.

Гораздо сильнее беспокоил Богдан – кажется, она его разочаровывала. Но таких вот «персов» досада доводит не до слез, а до решительных действий. И мечты одержимого страстью к вольнице и полному воинственному беспределу «з дивчиной гарною» потомственного запорожца совсем не шли в ногу с Елениными намерениями. Но вот он сзади, и с винтарем. Вот так «королева положения» на самом деле ни кто иная, как заложница чужой страсти. Противно даже. В кои-то веки чувство бессилья. Подъем! Не спать, это тут противопоказано. В руках – оба направления. Либо (он близок) шальной разгул вечно голодной Хозяйки, плюющей огненными трассами «на кого Бог пошлет», либо… А что она может сделать для этого ЛИБА? Что делать, что делать, ЧТО ДЕЛААААААТЬ??!

 

Вспомнился Сибиряк. Аж до слез вспомнился. Господи милый мой! Как бы вот просто уткнуться в эту могучую грудь и рыдать, рыдать, и до конца дней пробыть ласковой киской, феей, берегиней, исполняющей любые желания. Вот уж где за огромной страстью к жизни и ненавистью к грязи и мерзости прячется могучая, богатырская ЛЮБОВЬ! Не просто с большой буквы, а вообще – большими буквами! Вот ведь богатырь, вот ведь мОлодец былинный, вышедший из матери-земли самородок. СИБИРЯК, одно слово. Надега, мощь, чистота… Доброта. Именно она, доброта. Вовка, милый, где тебя носит сейчас! Как же тебя не хватает. И… О., кощунство! КАК ЖЕ НАДОЕЛО БЫТЬ ОДНОЙ, обуреваемой чужими страстями, сдерживающей надрыв чужих смертных конфликтов. Грешной ангелицей, сокрытым под б….ой оболочкой хранителем… тех, кто меньше всего в этом нуждается, кто зациклен на крови. И таких, все же… прекрасных, мужественных.

Влюбленных.

Обреченных. Каждых по-своему, Каждых по своим причинам.

 

Вовка, Владимир!!! Что ж ты не слышал и не слышишь меня, где ты сейчас! Что это со мной, пропадаю в чувстве, плавлюсь, мучаюсь.

Одно несомненно – возникший туго натянутый узел событий и движений может разрулить только нереальное ИЗВНЕ, как у Миланы с белокрылым вороном. Вот только в том неприятность, что легко «пустить птичку» когда все просто и однозначно. А тут вот – куда ее пускать, птичку-то? Верно, в этом и есть причина слабостей и бессилий всего здравого мира – отсутствие ясности, замутненность сознания калейдоскопами многообразия правд и истин. И где-то их насоздавали в нетвердых извилинах, а где-то они реально непросты.

Ствол Котовской пушки так неприятно давит. Не, и тут тоже – явно это не ее счастье. Куда приятнее для девичьей попы нечто другое, не менее стволовидное. Ха! Еще одна «нетленка» в прозе… Она, Шокальская, неисправима.

 

- Так что же за Надя-то такая, волшебница? – заново спрсила она у Кости, - за кого Богу молиться прикажешь?

- Землею ведает в республике. Вся губерния у нее в руках… - Кот говорил медленно, с тяжестью в голосе. Кажется, все начинало проясняться – в том числе и первичное состояние этого «смертника».

- В руках ли? – весело, в своей неисправимой манере вопросила Ленка, или где еще?

 

Он так резко дернул машину, что она двадцать тысяч раз возненавидела и свой язык, и свой норов. Кот буквально бросил руль, Богдан сзади пребольно ткнул его дулом в бок… «Круизер» от неожиданности заглох и встал, как зверь перед неожиданной пропастью на пути.

 

Боже! Как все это осто… чертело, или что там еще…

- Мальчики, - она устало потерла лоб, - ну-ка сворачиваем, это так невозможно с вами… Так мы не то что на Надином «Круизере», а и на личном танке Путина никуда не доедем… Славяне, гей! Приказываю встать становищем и пообщаться душевненько. Братишки вы мои, крестовые!