Алина Павловна воспитывала сына одна. Мужа у нее не было, и когда надежда на семейную жизнь иссякла, она решилась.

-Сумасшедшая,- говорили подруги, узнав о ее намерении родить ребенка,- зачем это тебе? Одна , без мужика, да и возраст уже не тот. Ну что за блажь? Хоть от кого ребенок-то?

- Какая разница от кого? Главное- он мой! Устала быть одной. Теперь нас будет двое, да и к старости подмога. Вы вот через лет пять-шесть внуков нянчить будете, а я своего на руках еще не держала.- Алина Павловна счастливо улыбалась, поглаживая рукой выпирающий из-под платья живот.

Беременность проходила тяжело: Алину Павловну мучил токсикоз, периодически она ложилась в больницу, но желание стать матерью пересиливало и постоянное головокружение, и отечность ног, и косые взгляды старушек у подъезда ( смотри-ка, бабе под сорок, а она рожать вздумала, да еще одна!). Но Алина стойко переносила все неприятности, связанные с ее положением, а по вечерам, закрывшись от всего мира в своей маленькой квартирке, разговаривала с тем, кто бил ножками в ее животе, с каждым днем становясь все больше и тяжелее. « Солнышко мое!- обращалась она к нему и мечтательно закрывала глаза.- Ты мое солнышко, мой мальчик, мой родной и единственный. Скоро мы будем вместе. Ты будешь расти, а я сделаю все, чтоб тебе было хорошо!»

Ребенок родился весной. Пасмурный день казался Алине Павловне самым светлым, самым теплым в ее жизни. Она прижимала к груди сына, заглядывала в его ярко-синие глазки, вдыхала кисловатый запах шейки и чувствовала себя не просто счастливой: огромное чувство, невозможное высказать простыми словами, охватывало ее, наполняло все ее существо с такой силой, что перехватывало дыхание.

- Солнышко,- шептала она, прикасаясь губами к маленькой щечке,- мой мальчик, родненький!

Теперь жизнь Алины Павловны была наполнена заботами о сыне. На себя уже не оставалось времени. Она не думала о себе, стараясь обеспечить мальчику все необходимое.

- Алина, пожалей себя. Отдохни, все равно всех денег не заработаешь! Да и у малыша есть все, что нужно. Что ты себя изводишь?- часто повторяла мать, глядя как дочь выматывает себя на работе.

- Ничего мам, сейчас я , потом он. Все нормально, мне не трудно. Вот подрастет немного и станет легче, поверь! Посмотри, какой он у нас красивый!

И правда, мальчик был красив: золотистые с рыжинкой волнистые волосы обрамляли лицо, на котором блестели из-под темных длинных ресниц ярко-синие глаза. Даже веснушки, веером расположившиеся на курносом носу и под глазами не портили его, придавая лицу радостное и немного лукавое выражение.

- Мама, правда, он похож на солнышко? - спрашивала Алина Павловна, любуясь сыном и поглаживая его по головке.- Представляешь, каким он станет, когда вырастет? От девчонок отбоя не будет!

Шли годы. Сын рос веселым, здоровым. Алина Павловна радовалась, глядя на свое Солнышко. Настораживало только одно: несмотря на всю привлекательность и улыбчивость, сын так и не обзавелся хорошими друзьями. Его многочисленные знакомые появлялись и исчезали, не оставляя в жизни Солнышка никакого следа. Сначала это огорчало Алину Павловну, которая всегда с трепетным чувством относилась к проявлению настоящей дружбы, но потом она свыклась с этим и смотрела на духовное одиночество сына довольно-таки философски. « Что делать?- рассуждала она,-Теперь жизнь другая. У каждого свои проблемы, сейчас некогда думать о высоких материях. Пришло время рационализма. Ну и что, что с девочками мы дружим с детства? Встречаемся мы редко, правда, часто звоним друг другу и стараемся помочь, если надо. Но наши отношения- это прошлое. Теперь такого нет. Надо смотреть правде в глаза: жизнь стала жестче и в ней нет места дружеским чувствам. Зато у него много знакомых и все, вроде бы, неплохие ребята.»

Когда умерла мама, Алина Павловна обменяла свою и ее однокомнатные на двушку в центре города, потому что здесь жизнь била ключом, не то что у них на окраине. Пришлось влезть в долги и продать единственную драгоценность, оставшуюся от бабушки: брошь с большим изумрудом, окруженном россыпью бриллиантов. Но Алина Павловна ни о чем не жалела: долг она вернет, а брошь... Бог с ней, все равно никуда не оденешь! Радость сына при виде большой светлой комнаты была ей наградой за продажу драгоценности, хранившейся в семье на протяжении нескольких поколений.

- Мамочка,- кружился по комнате сын,- неужели мы тут будем жить?! Мамуля ты моя, я так тебя люблю!

Он подхватил Алину Павловну за талию и, вальсируя с ней по комнате, оказался у окна.

- Посмотри мам, какой вид! Как же тут здорово!

- Это комната будет твоей,- произнесла Алина Павловна, прижимаясь к сыну,- а я буду в маленькой. К тебе ведь товарищи приходят, тут места много. А потом жену приведешь, внуки у меня будут. Я с ними в парке стану гулять... Ох, сыночек, как хорошо, что ты у меня есть! Что бы я одна делала?

- Ну что ты, мамуль? Мы с тобой всегда будем вместе. Вот закончу институт, пойду работать, и заживем мы с тобой!.. Ну, мам, не плачь! Ну что ты в самом деле?

- Ничего, ничего,- вытирая набегающие слезы говорила Алина Павловна,- это я от счастья, что все хорошо, что ты такой у меня большой и сильный. Не обращай внимания, сынок, сейчас все пройдет.

Шло время. Сын женился. Алина Павловна взяла все заботы по дому на себя. Она уже не работала и с удовольствием ждала по вечерам молодых за накрытым столом в вычищенной до блеска кухне. Правда, Алина Павловна не могла не замечать косых взглядов невестки, ее неловкость при встречах с ней и откровенное нежелание помочь в работе по дому. «Ничего,- думала Алина Павловна,- молодая еще, не привыкла. Со временем приживется, почувствует себя хозяйкой. Главное, что Солнышку моему хорошо! А я потихоньку найду с ней общий язык».

Но ничего не менялось. Молодые, придя с работы, запирались у себя. Оттуда доносился их смех, громко играла музыка, а Алина Павловна, перемыв посуду и убрав со стола, коротала вечера в компании с телевизором. Она постарела. Не было порывистости в движениях, задорного блеска в глазах. Все чаще накатывалась тоска и ощущение своей ненужности. Однажды вечером сын подсел к ней на старенький диванчик и радостно произнес:

- Мам, ты скоро станешь бабушкой. Верочка уже на третьем месяце. Ты не против, если к нам месяцев этак через два приедет Надежда Ивановна? Верочка хочет, чтоб мама помогла ей подготовиться к рождению ребенка, да и по хозяйству она поможет.

- Сыночек,- глаза Алины Павловны счастливо заблестели,- наконец-то! Только я и сама могу помочь Верочке, да и домашними делами я вас не загружаю. Зачем же Надежду с места срывать?

Сын поморщился:

- Ну как ты на понимаешь? Вере хочется, чтоб рядом мама была. Неужели так трудно перетерпеть? Ведь не чужой человек, да и тебе легче будет. А спать она будет у тебя. Я кресло-кровать куплю. Ну, мамочка, разве тебя это обременит?

Пришлось соглашаться, хотя разговор поселил в душе Алины Павловны чувство тоскливости. Чужая женщина будет хозяйничать вместе с ней в квартире, которую она считала своей в течение многих лет, с которой сроднилась и не представляла в ней иной хозяйки, кроме себя самой, а теперь уже и Веры. В ее душе рос протест, но привычка делать все на благо сына заглушила это чувство, и Алина Павловна смирилась.

Беременность невестка переносила легко. Она похорошела, полнота была ей к лицу, но Алина Павловна замечала перемену отношения к себе. Все, что бы она не делала, не нравилось Вере, все было не так: то запахи из кухни были сильные, то ванная была занята ею слишком долго, то редкие приходы подруг Алины Павловны- все вызывало раздражение и слезы.

- Мама,- подошел к ней как-то сын, выйдя из своей комнаты,- не могла бы ты сказать своим теткам, чтоб они поменьше ходили сюда. Верочке покой нужен. А вы громко разговариваете, смеетесь, из кухни пахнет кофе, а ее от запахов тошнит. Может ты сама будешь их навещать? Ну что тебе стоит? Ты же сама была в таком положении, должна понимать!

- Хорошо, сынок,- прошептала Алина Павловна, низко опустив голову, чтоб сын не заметил навернувших на глаза слез,- я скажу девочкам. Не беспокойся.

Теперь она осталась совсем одна. И хотя за стенкой в соседней комнате всегда слышались голоса, Алина Павловна остро чувствовала свое одиночество. К подругам она почти не ходила, болели ноги. Сидя у себя она прислушивалась к голосу сына, надеясь, что он выйдет к ней или позовет ее посидеть с ними вместе в уютной комнате, которую она с такой любовью обставляла, готовясь встретить невестку. Но сын как будто отгородился от нее стеной. Для него существовали теперь только он сам, его молодая жена,и еще малыш, которого она носила в себе.

В день приезда Надежды в доме царила суматоха. Алина Павловна готовила праздничный обед, невестка металась от окна к окну в ожидании матери, а сын передвигал в комнате Алины Павловны мебель, чтоб освободить место для широкого,обитого цветным гобеленом кресла, на котором предстояло спать гостье. Когда раздался долгожданный звонок в дверь, у Алины Павловны уже был накрыт стол. Направляясь в прихожую, Вера заглянула в кухню.

- Салфетки забыли положить,- бросила она сквозь зубы Алине Павловне, подходя к входной двери.

Алина Павловна тяжело опустилась на стул. Радостного настроения как не бывало.

- Что ты сидишь, мама,- поинтересовался сын, выходя навстречу гостье,- иди, встречай. Ну, что ты как неродная?! А Вера права, салфеток нет. Ну, что ты опять? Тебе уже слова сказать нельзя, ты всем недовольна!

После шумного обеда, осматривая квартиру, Надежда Ивановна сморщила нос.

- Тесновато, конечно, а ребенку простор нужен. Да и ремонт давно пора сделать. Ну ничего, возьмемся все вместе, глядишь, недельки за две и управимся!

- Какой ремонт?- удивилась Алина Павловна, разглядывая чистенький побеленный потолок и веселые обои на стенах,- Все же в порядке, незадолго до свадьбы ремонт делали, года еще не прошло.

- Да вы посмотрите на эти обои! Ужас, безвкусица! Нет, нет, надо все переделывать, да вы не беспокойтесь, я сама все сделаю. До Верочкиных родов превратим квартиру в конфетку. Уж вы мне поверьте! Да и мебель пора заменить. Я как чувствовала, сняла с книжки деньги. На все хватит!

Теперь в доме только и разговоров было, что о ремонте. Надежда Ивановна бойко командовала зятем, а тот с радостью исполнял все ее прихоти.

- Зачем столько книг,- удивлялась Надежда Ивановна, разглядывая огромный, на всю стену стеллаж в комнате Алины Павловны,- дорогая моя, неужели вы все это прочитали. Тогда тем более пора избавляться от лишнего хлама. Зачем он вам? Ведь все уже давно прочитано! А эти картины на стенах! Чьи они? Ваша подруга подарила, сама рисовала? Но, Алина Павловна, посудите сами, это же бездарность. Только пыль собирает! Стены должны быть свободны от всего, это зрительно увеличивает пространство. А его у вас и так мало!

Робкие протесты Алины Павловны не принимались в расчет. Она чувствовала себя раздавленной, униженной. Даже у сына Алина Павловна вызывала теперь раздражение и неприязнь.

- Перестань, мама,- отмахивался он от ее попыток поговорить,- как ты не понимаешь, Надежда Ивановна хочет, чтоб лучше было для нас, для ребенка. А ты вцепилась в это старье! Ну кому оно сейчас нужно?

Жизнь Алины Павловны теперь напоминала борьбу за существование. Даже косые взгляды невестки, которые огорчали ее раньше, теперь казались пустяком по отношению к тому, что испытывала она сейчас. Боль, отчаяние, крушение всех надежд- вот что чувствовала она теперь, глядя как хозяйничает у нее в доме еще молодая и энергичная Надежда. Но больнее всего была отчужденность сына, ради которого когда-то забыла о себе и для которого старалась сделать все от нее зависящее. Сын, казалось не замечал ее боли и унижения. По вечерам вместе с женой и тещей он подолгу сидел на кухне, забыв о матери. Если же Алина Павловна выходила к ним, смех и разговоры тут же прекращались и Алина Павловна ловила на себе ожидающие взгляды, которые ясно давали понять, что ее появление здесь неуместно и было бы лучше, если она уйдет обратно в комнату, к телевизору, который на протяжении вот уже нескольких месяцев скрашивал ее одинокую жизнь. В душе Алины Павловны поселился страх. Она не понимала, чего боится, но чувство тревоги прочно поселилось в ее сердце, и томительное ожидание того, что еще не все разочарования и горести позади, мучило ее, заставляя настороженно относится ко всему, что происходило дома. Однажды к вечеру, когда Алина Павловна сидела перед окном, бездумно наблюдая за играющими во дворе мальчишками, к ней зашел сын.

- Мам,- произнес он, и в его голосе Алина Павловна почувствовала нотки вины,- на днях рабочие придут, квартиру надо освободить. Мы решили переехать пока к Надежде Ивановне, а ты вот... я тут бумаги приготовил, тебе подписать только надо. Это ненадолго, мама. Только на время ремонта. А потом мы опять будем вместе. Я узнавал, это такой пансионат для пожилых людей. У тебя будет своя комната, может познакомишься с кем-нибудь, подружек себе найдешь. Ты же все время одна. А там только временно будешь, потом я тебя заберу. Не оставлять же тебя здесь, в этой пыли и краске. А у Надежды места мало, ты же знаешь! Это самый лучший выход для тебя и для нас на сегодняшний день, пойми!

« Вот оно,- подумала Алина Павловна,- дождалась! Отправишься ты, Алина, в дом престарелых под красивым названием « Пансионат для пожилых» и проведешь там остаток своей жизни без сына и внуков, которых так ждала. Вот и все! Жизнь прошла. Ничего не осталось, никому ты, как оказалось, не нужна. И теперь такой конец!». Она молча взяла в руки бумаги, которые подал ей сын и, не вчитываясь, подписала там, где он указал, а потом откинулась на спинку кресла. Потоптавшись немного на месте, сын вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Но Алина Павловна даже не заметила его ухода. Резко возникшая головная боль заставила прикрыть глаза. В виски били тысячи молоточков, тяжелел затылок.

« Надо взять лекарство,- мелькнула в голове мысль,- сама не поднимусь. Может позвать кого-нибудь?»

« Зачем,- ответил ей внутренний голос,- Не так уж она и ценна, твоя жизнь, чтоб хвататься за нее обеими руками. Будь, что будет».

Алина Павловна ,откинувшись, сидела в кресле, а на ее лице пылало красное зарево вечернего заходящего солнца. В последний раз оно коснулось своими лучами лица старой женщины и закатилось за горизонт, чтоб завтра, возродившись на небесах, снова освещать светом миллионы таких разных и в то же время одинаковых судеб живущих на земле людей.