Учитель.

 

В деревне К., где я живу, никогда ничего не происходит. Население в четыреста пять человек, сто двадцать дворов, костёл, школа, детский сад, клуб (он же кинотеатр и дискотека), почта и общественная баня. Относительно молодое население ходит на работу в эти заведения, все старшеклассники мечтают отсюда уехать. Меня зовут Маша Колюшкина, я учусь в одиннадцатом классе нашей средней школы с ещё пятью девочками и тремя мальчиками, и тоже хочу отсюда уехать. Я мечтаю поступить в институт, поселиться в общежитии, а после окончания обучения любым способом зацепиться в городе. Ну, или почти любым.

Молодые учителя приезжают к нам каждый год, работают две четверти и исчезают, стараются перевестись поближе к городу. Это в основном толстые девушки с некрасивыми лицами и грустными глазами. Все они не замужем и мала вероятность, что когда-либо выйдут. Мужчины не приезжали в нашу деревню никогда.

Но в конце марта на урок математики неожиданно вошёл красивый парень, стройный, черноволосый, синеглазый, одет в серую водолазку, светлый пиджак и чёрные брюки. В руках тонкий портфель из коричневой кожи. Молодой человек смущённо улыбнулся и сказал:

- Здравствуйте, я ваш новый учитель математики.

- Мы это уже поняли, - раздался голос с соседней парты. Дима Хвощ. Ещё бы! Единственный парень, у которого под черепом немного шевелятся мозги, почувствовал конкуренцию.

- А ещё вы будете видеться со мной на географии и астрономии.

Сердца девушек, и моё в том числе, радостно затрепетали. Математика у нас четыре раза в неделю, плюс география в понедельник, плюс астрономия…Наконец-то, в нашем Тёмном царстве появился лучик света, глоток свежего воздуха.

- Зовут меня Андрей Валентинович Скрыганов, и я буду с вами до конца…

-…ваших дней! – Снова Хвощ! Нервничает! Его хрипота ни в какое сравнение не идёт с мягким голосом нового учителя.

- К счастью нет. Только до конца года.

Я обернулась. Дима оскалил в радостной улыбке свои на удивление красивые зубы, не вписывающиеся в облик лысого здорового парня, похожего на обезьяну.

- И экзамены принимать тоже буду я.

Андрей Валентинович сел и раскрыл журнал.

- Что ж, я представился, теперь , буду рад познакомиться с вами.

А что тут знакомиться? Восемь человек, все из одной деревни, знаем друг друга с детства.

- Авсяник Инна

- Я.

Инка подскочила. Что о ней скажешь? Толстая, румяная, рыжая, любит химию, хочет поступить в Мединститут и стать педиатром. Правда мне думается, что останется она при маме и со временем выйдет за Пуляковского из десятого класса, родит ему детей и будет их лечить.

- Колюшкина Мария.

- Я.

Он мне улыбнулся. До чего приятная внешность! Не то, что у главной звезды нашей деревни, Миши Жигалко из десятого класса. Что сказать обо мне? Блондинка, худая, мама говорит, даже слишком, маленького роста, голубые глаза, бледные щёки. В общем, как все.

- Ступин Владислав.

- Я.

О, ну этот ничего от жизни не хочет. Мать уговаривала его ехать поступать в ПТУ после девятого класса, недалеко, три остановки на электричке. Так он сказал, что не хочет и на неделю сбежал в лес. Ох, и мучается с ним мать. Отец пил, под трактор попал, и этот начинает, по несколько недель в школе не появляется. Горе, да и только. Хотя недавно тоже заявил, что хочет уехать. В Америку.

- Трус Геннадий.

- Я.

Добрый, бледный, худой парень, чем-то болеет. Никто не знает, чем. Даже слухи никакие не ходят. Учится плохо, зато очень любит свою младшую сестру и говорит, что ели она соберётся уезжать, последует за ней, хоть на край света.

- Ушацкая Валентина.

- Я.

С Валечкой мы дружим, вместе хотим поступать в Педуниверситет на исторический факультет. Такая же худая и белая, как и я, только высокая. Наша золотая медалистка.

- Хвощ Дмитрий.

- Перед вами.

- Что ж, очень приятно. Я так понял, что Татьяна Шимко и Татьяна Яблонская отсутствуют.

- Да, - сказала я и покраснела. Меня никто не спрашивал, учитель констатировал факт, а я выдала своё к нему расположение и влезла не к месту.

- Они прогуливают, - снова встрял Хвощ. В принципе, он был недалёк от истины. Девчонки перебивались с двойки на тройку и мечтали уехать работать официантками в военный санаторий, чтобы найти себе там богатых и знаменитых мужей. Или любовников. Школа им в этом стремлении была не нужна.

- Тогда начнём урок.

Если бы математика была моей сильной стороной, всё общение с Андреем Валентиновичем проходило бы в радость. Но синусы, косинусы и прочие квадратные корни никак не укладывались в моей голове. В общем, грозил мне низкий балл на экзамене. К моему удовольствию, учителя это тоже расстраивало. Как-то в апреле он сказал мне, чтобы я осталась после уроков и зашла к нему в кабинет. Честно скажу: сердце моё трепетало. За то не долгое время, что Андрей Валентинович провёл у нас в школе, мы с Валей успели в него влюбиться. Я призналась ей в этом первая, думала, подруга меня поддержит, найдёт нужные слова и объяснит, что в учителя нельзя влюбляться, всё это пустая трата времени. А она в ответ улыбнулась и сказала, что тоже мечтает о нём долгими вечерами, вместо того, чтобы зубрить уроки.

Так вот, зашла я в кабинет математики после шестого урока. Открыла дверь и вижу, что сидит мой любимый учитель один, склонился над столом и что-то пишет.

- Это я, - больше ничего не нашлось для приветствия. На самом деле, мне хотелось бы прокрасться очень тихо, обнять его за шею и поцеловать в щёку, но…

- Проходи, Маша.

Я села на первую парту напротив его стола. Окно было открыто, и со двора доносился заливистый смех детей и чарующий сладкий аромат цветущих деревьев. Пожалуй, по чём я буду скучать в городе – так это по деревенскому чистому воздуху.

- Я обеспокоен твоей успеваемостью по математике. Ты всегда так слабо знала предмет?

- Да, Андрей Валентинович. Можете посмотреть мои оценки за предыдущие четверти. Всё хорошо, кроме математики и физики.

- Я уже посмотрел. – он глянул в окно, а потом снова на меня и сказал. – Будешь заниматься со мной по вторникам и средам после шестого урока.

Два раза в неделю я буду сидеть рядом с ним и заниматься математикой! Эта мысль грела. Лучше бы, конечно, географией или астрономией, а лучше вообще не уроками заниматься, а поцелуями, но ладно. Начнём с математики.

- Хорошо.

- Вообще-то я не спрашивал твоего согласия, а констатировал факт, - Андрей Валентинович улыбнулся. Откуда ему знать, что он каждый раз разбивает мне сердце, кода улыбается? Сколько ему лет? Двадцать два? Двадцать три? Мне так захотелось это узнать, что не сдержалась и спросила:

- А сколько вам лет?

- Двадцать четыре года. Это имеет какое-то отношение к предмету нашего разговора?

Какой едкий. Интересно, он со всеми девушками так разговаривает, или только со мной? И ладно, пусть злиться, пусть прогонит, а я всё же задам ему несколько вопросов, не позволю такой удаче просочиться сквозь пальцы.

- Вы окончили институт два года назад?

- Да. Педуниверситет. Вначале меня распределили в деревню С., потом сюда.

- А почему вас перевели?

Давай же, откровенничай!!!!

- Это очень романтичная история, и я вынужден был сам попросить о переводе.

О, ну конечно. Разве можно в него не влюбиться? В этот голос, в эти глаза, в эту улыбку. Понятно, что нашлось и в деревне С. пару девчонок, сходивших по нему с ума. Забросали его, наверное, любовными письмами. Нет, я так себя вести не буду, я просто стану тихо обожать его отпущенный срок, а потом со светлой грустью уеду поступать в город, позабыв о своих переживаниях. Можно было бы на что-то надеяться, если бы он остался работать здесь…

- Когда закончится учебный год, вы уедете?

- Это допрос?

- Да.

Ну и нахалка. Наглость – второе счастье. А у меня в данной ситуации – оно единственное.

- Да, уеду, поступать в другое учебное заведение.

Наглость моя иссякла, и я не стала расспрашивать, куда он поедет учиться.

- Понятно, спасибо, что не прогнали меня за то, что я вас расспрашивала.

- Не за что. Завтра после шестого урока я тебя жду.

И снова улыбка! Что же он делает со мной? Вместо того, чтобы думать об экзаменах и будущей жизни, я всё больше влюбляюсь в учителя и мечтаю о романтическом свидании с ним.

Во вторник я, как и было оговорено, пришла после шестого урока сдаваться на растерзание математики. Он сел рядом и стал объяснять мне те задачи, в которых я делала вопиющие ошибки. Честно признаться, мне не было никакого дела до автомобилей, барж и автобусов, двигающихся навстречу друг другу, потому, что я вся растворилась в любви к моему учителю. Воротник его рубашки был расстёгнут на несколько пуговиц, галстук покоился на стуле. От учителя пахло восхитительным ароматом туалетной воды и тёплой кожи, на шее его пульсировала венка и я то и дело смотрела на это место, вступая в неравный бой с желанием наклониться и поцеловать его туда. Однажды я наклонилась, но тут же спохватилась и стала усиленно тереть ухо, будто оно мне зачесалось. В общем, вела себя, как только возможно глупо.

Но кое в чём я всё же разобралась и к концу занятия стала что-то понимать.

Как-то в воскресение, уже в середине мая, я пошла в костёл. Больше по настоянию мамы. Я была, конечно, крещёной, отмечала с родителями все праздники, но как-то не складывались у меня отношения с Богом. Мама ходила в костёл регулярно, и пыталась привлечь меня. Я даже окончила воскресную школу, но потом всё равно по воскресениям оставалась дома. А тут замаячили на горизонте экзамены, так что пришлось идти просить у Боженьки помощи. Зашла я в наш костёл на горочке, а там так хорошо, темновато, свечами пахнет и каждый сам себе с Богом разговаривают. Все ждут начала службы. Головы всех склонивших колени знакомы: тётя Люда из соседнего дома, тётя Нина, бабка Тамара и бабка Василина. Много людей, всех и не перечислишь. Из одноклассников моих нет никого – все как-то совсем с Богом на вы. Я присела с самого краю, почти на выходе, и стала смотреть на алтарь. И вроде как сам собой стал монолог складываться. "Господи, спасибо Тебе, что дал мне доучиться и встретить такого прекрасного человека, как Андрей Валентинович. Помоги мне, пожалуйста, сдать экзамены и поступить учиться туда же, куда и он…"

Говорят, что мысль материальна, и в общем, я не знаю, какую поговорку можно применить к тому, что произошло дальше, но в двери вошёл мой любимый учитель. Не озираясь по сторонам, он приклонил колено напротив алтаря и присел на скамейку через проход от меня. Мой монолог к Богу был окончен. Я больше ни о чём не могла думать. Началась служба, люди вокруг шептали молитвы, становились на колени или просто вставали. Я делала то же самое, не понимая смысла происходящего. Я смотрела на Андрея Валентиновича. Он постоянно шептал какие-то молитвы, со знанием дела вставал или садился, а когда все пошли к алтарю получать причастие, он тоже встал. И увидел меня. Наши глаза встретились и он улыбнулся. Мне хотелось побежать за ним следом, расцеловать, кричать от восторга, но я улыбнулась в ответ и стала смотреть на любимый затылок.

Всю недолгую дорогу домой я думала. О чём? Конечно, о нём, о том, что он идеал, которого мне никогда не достичь, мужчина, с которым мне никогда не быть. Я не знала конкретной причины, которая сможет этому помешать, но с истиной женской интуиции не поспоришь.

И всё-таки я решила попробовать…

Вместо того чтобы дома заниматься уроками и горячо любимой историей, я села писать ему анонимное письмо. Признание в любви. И что же вышло?

« Дорогой Андрей Валентинович. Я вас люблю».

Вот и всё. Вспомнилось письмо Татьяны, и ручка застыла на месте. Я всё равно так не напишу, так зачем же позориться с разными пышными словами. Люблю и всё, что тут ещё добавишь?

Дом, где он жил, знали все. Почему? Потому что там жили все молодые специалисты. Александра Фёдоровна сдавала им две комнаты. В соседних с математиком апартаментах жила молодая учительница английского. Маленькая, кругленькая, конечно же, у неё не было шансов. И я решилась на самое большое безумие, на которое только была способна – под покровом весеннего вечера я прокралась к дому, где жили учителя. Маме я сказала, что иду к Вале, так что подозрений у неё не возникло.

Мне повезло. В окне горел свет, и я увидела любимого учителя перед окном. Он сидел за столом в обычной майке и читал какую-то очень массивную книгу. Рама была приокрыта, и я решила, что это знак, и Бог помогает мне довести мой план до конца. Я пригнулась, пробралась к окну, а потом бросила своё письмо. И попала! Я слышала, как оно упало на стол. Дальше, правда, я слушать не стала и побежала домой. Сердце стучало в груди в два раза быстрее. Во-первых, потому что бежала, во-вторых, потому что боялась. Я услышала, как он крикнул «Кто здесь?», но это было как в тумане. Дрожащие ноги с приличной скоростью несли меня к дому.

А дома ждала мама. Руки в бока, лицо серьёзное, отец притих за кухонным столом. Что-то не так.

- Ты где была?

- У Вали.

- Не правда, она сама к тебе заходила.

О таком осложнении я что-то не подумала.

- Я гуляла, одна. Я заходила к ней, но мы видимо разминулись. Я прошлась и вернулась домой.

Что ж, отсутствовала я недолго, поэтому родителям пришлось поверить в мою версию.

- А может быть на свидание ходила? – спросила мама для порядка, хотя руки уже принялись чистить картошку, а лицо расслабилось, и на нём появилась улыбка.

- Ой, мама, с кем? И на полчаса?

Папа засмеялся, мама улыбнулась, и я довольная пошла в комнату. Опасность миновала.

В понедельник на уроке Андрей Валентинович никак не дал понять, что получил любовную записку. Ночью мне пришло в голову, что учитель совершенно точно догадается от кого она, потому что он знает подчерка всех своих учеников. Но никакого лишнего взгляда, улыбки, ничего такого не было. И я расстроилась, а потом раскраснелась сама, когда он напомнил мне, что я должна завтра явиться на дополнительные занятия.

Вечером мама дала мне денег и сказала, чтобы я расплатилась с учителем, потому что это не правильно – работать бесплатно, каждая работа должна оплачиваться, тем более такая: учить математике неспособную девушку.

Я деньги взяла и принесла их на следующее занятие. Прежде чем сесть, я протянула купюры учителю и, краснея, сказала:

- Вот, мама просила передать.

Он посмотрел на меня с тоской.

- Забери и отдай обратно. Я ничего не возьму. Теперь садись и доставай учебник.

Я повиновалась. Только когда я шла к парте, за которой мы обычно работали, он сказал:

- Садись напротив моего стола.

Вот, значит как. Догадался. И не хочет иметь со мной ничего общего. Обида и какая-то обречённость сдавили горло. В глубине души я знала, что так и будет, что он не обрадуется моему признанию и не бросится меня целовать. Но я оказалась к этому не готова. Учебники и тетрадь послушно легли на стол, я села, но всё никак не могла поднять глаза. Закрывшись волосами, я плакала и дрожащими руками искала в пенале ручку. А потом всхлипнула. Он перестал писать.

- Эй, Колюшкина, что такое?

- Ничего.

- Ну-ка посмотри на меня.

Разве ему откажешь? Я подняла голову, убрала волосы назад и снова всхлипнула. Представляю, какая я должно быть, красавица сейчас: лицо пошло пятнами, тушь, наверняка, потекла.

- На.

Он протянул платок и я взяла. Потом подошла к зеркалу и стала вытирать растёкшуюся тушь. Андрей Валентинович ждал. Я привела себя в порядок и села на место. Он сказал:

- Я не буду тратить время нашего занятия на выяснение причин твоих слёз. Мы поговорим об этом позже.

Ага, значит, всё-таки поговорим.

Я занималась с утроенной силой и решила правильно все задачи. Удивительно, какие чудеса может творить с человеком ощущение скорого счастья. Для меня это был разговор на отвлечённую тему с моим любимым учителем.

Но разговора не состоялось. В коридоре нас встретил завуч и куда-то позвал Андрея Валентиновича, я же уныло пошла домой.

Разговор произошёл на следующий день. Я пришла на дополнительные занятия по математике. Андрей Валентинович сидел за столом и заполнял журнал. Я села напротив его стола, достала учебник и тетрадь и приготовилась заниматься. Только учитель оторвался от своего занятия, посмотрел на меня как-то отрешённо, даже с грустью, и сказал:

- Всё спрячь.

Я повиновалась. Когда вещи были в сумке, а руки мои покоились на столе, мой любимый учитель встал. Глядя себе под ноги, он прошёлся несколько раз вдоль доски, потом остановился в центре, как на уроке, и сказал, глядя мне в глаза:

- Ты написала мне записку.

Я кивнула. Мне казалось, что его голубые глаза гипнотизируют меня, я не могла оторваться от его взгляда.

- Зачем?

- Я написала правду.

- Это неправда.

Я чуть не задохнулась. Меня оскорбили в лучших чувствах, кому как не мне самой знать, что я чувствую.

- Это правда.

- Нет, - он продолжал смотреть мне в глаза. – Ты не можешь меня любить, ты меня совсем не знаешь.

- Знаю… - я пробовала протестовать, пробовала убедить себя и не могла. Его взгляд уверенного в своих словах человека подавлял во мне всякое желание бороться за своё мнение.

- Ты знаешь меня, как учителя, как специалиста. Тебе нравится моя внешность, но ты не знаешь меня, не интересуешься, чем я живу.

- Чем?

- Подожди, мы к этому придём. Тебе нравится моё лицо, возможно голос, улыбка – это точно. Я всю жизнь от этого страдаю. Я не хочу, чтобы в меня влюблялись женщины, но они с завидным постоянством это делают.

- Почему вы не хотите, чтобы вас любили женщины?

Я действительно не понимала. По-моему, многие об этом только мечтают.

Я бы, например, хотела, чтобы мужчины цеплялись за меня взглядом, искали встречи со мной.

Он внезапно подошёл и сел рядом со мной. Его глаза были совершенно близко, я чувствовала его дыхание и запах. Ещё чуть-чуть, и я поцелую его…

- Знаешь, куда я поеду, когда отработаю?

- Куда?

- Поступать в семинарию. Я стану священником.

- Нет…

- Да. Я хотел этого с детства. С десяти лет, но мама уговорила меня поступить в Педагогический университет, она думала, что я встречу девушку, влюблюсь в неё и заброшу свою идею. Но я не встретил такой девушки, которая увлекла бы меня на столько, чтобы я забыл о своей любви к Богу и стремлении служить Ему.

- А я?

Ох, не хотела я этого говорить, но слова слетели с губ быстрее, чем пришла мысль, что лучше этого не делать.

- Ты – хороша девушка, от одиночества и скуки выдумавшая себе из меня прекрасного принца. Даже не думай обо мне. Всё что я тебе говорю – правда. Ты мне не нужна, мне никто не нужен. Тебе нужно поступать на исторический факультет, выходить замуж, рожать детей и работать в школе.

- А вы?

- А я пойду, наконец, своей дорогой.

Я не могла поверить в услышанное. Для меня священником всегда был дедушка с добрыми глазами и чуть вздрагивающим голом, а не молодой привлекательный парень…

- Знаешь, почему я рассказал всё тебе?

- Почему?

- Мне приходили целые поэмы, а не просто письма или записки. Но твои несколько слов тронули меня, и я решил не мучить тебя, а рассказать правду, чтобы ты не мучила себя неизвестностью и пустыми мечтами.

- А могу я поддерживать с вами связь? Взять ваш телефон?

- Зачем? Живи своей жизнью. Ходи в костёл, молись, и Бог обязательно пошлёт тебе хорошего человека.

- А вы будете молиться обо мне?

Он задумался. Неужели скажет «нет»?

- Да, буду. Я постараюсь. Так что, милая Колюшкина, заканчивай мечтать обо мне, доставай учебник и будем заниматься.

После этих слов мне разом полегчало на душе, и я улыбнулась. И с чего я придумала, будто влюбилась в него? Хороший, приятный человек, который скрасил три месяца моей жизни своим умом и красотой, и к тому же указал мой дальнейший жизненный путь.

Я никому не сказала о том, что услышала от Андрея Валентиновича, это было бы не честно.

На экзамене он помог мне, и я получила приличную оценку по нелюбимой математике.

Вручая аттестат, директриса улыбалась, и мой любимый учитель тоже. Он радовался за меня, что через два дня я осуществлю своё желание – уеду поступать в институт и буду возвращаться сюда только на каникулы. А я улыбалась в ответ и радовалась за него, что он, наконец, будет счастлив в своей семинарии.

Кстати, я пересмотрела свои отношения с Богом. После нашего разговора я стала ходить в костёл каждое воскресение и вскоре во всём разобралась. А что? Мне понравилось!