Я знаю, тебе плохо, ты ходишь по грани и… ты сейчас готов послать мена на х й и…

это ничего не изменит.

Твое сердце – как любое другое сердце – слишком мощная сила, ты не имеешь над ней власти. Подумай: как бы плохо, как бы хорошо тебе не было, оно все так же бьется, лишь иногда радуясь или огорчаясь вместе с тобой минутным ускорением ритма. Как бы тебе не хотелось, чтобы оно сейчас же остановилось, оно будет продолжать работать, поддерживая жизнь в твоем теле, качая кровь к твоим ногам – чтобы они могли быстро-быстро бежать по росистой траве и чувствовать тепло пляжного песка, к твоим пальцам – чтобы они могли погладить голову ребенка и ощутить шершавость накрахмаленных простыней, к твоим губам – чтобы они могли почувствовать вкус морской соли и прижаться к горячей чашке, к твоим глазам – чтобы они могли видеть голубое небо и слепнуть от блестящего снега, к твоим ушам – чтобы они могли слышать стрекотание сверчка и оглушающий грохот грома, к твоему носу – чтобы он мог почувствовать запах корицы и мокрой земли, к каждой, каждой клеточке твоего тела, живущей своей отдельной жизнью ради того, чтобы ты мог ощущать себя живым.

Миллиарды маленьких живых созданий, питающихся, работающих и дышащих, чтобы ты смог сегодня утром встать с постели, не смотря на то, что лег-то всего три часа назад. Чтобы ты мог выйти на улицу – и вдохнуть так глубоко, чтобы сердце заболело от восторга, не справляясь с количеством кислорода, чтобы глаза заслезились от холода, а лицо, пытаясь согреться, непроизвольно скорчилось в смешную гримасу.

Живой, продуманный мир, соединенный в твоем теле, целая цивилизация, и ей плевать, что ты – ты, всего лишь комок нервных окончаний в этом огромном мире - хотел бы сейчас прекратить ее существование. Им тоже, тоже плохо, и тяжело… но они, в отличие от тебя, понимают, что если сейчас тяжело – значит, до этого было легче… И они знают – ничего не имеет значения, все пустое, кроме воды и неба, земли и воздуха, накхрамаленных простыней и горячей чашки, ягод и снега, сверчков и корицы, звезд и свежих булочек, кактусов и мокрого асфальта, подоконников и бахромы на шарфе, мягкой малярной кисти и коры старого дерева, бликов на окне и раскатов грома, чистых листов бумаги и лавандового мыла, кедровых орехов и шершавого листа мать и мачехи, и…

И ты все еще можешь послать меня на х й, но это ничего не изменит.