Матвей Крымов. Миша и Ребекка и небо в алмазах Достаточно новый автор Матвей Крымов успешно заявил о себе на портале «Что хочет автор», приняв участие в постоянно-действующем проекте «Новые имена» и в конкурсе «Дебют года», где был отмечен грамотой «За приверженность к традиционным в русской литературе идеям человеколюбия и сострадания». Участие Матвея Крымова было также отмечено и во 2-ом этапе ВКР 2009г. - там его работа получила призовое место, и в Финале ВКР 2009 г. - эту же работу жюри наградило грамотой «За умение видеть и художественно передать разнообразные грани любви». Речь идет о рассказе Матвея Крымова «Миша и Ребекка и небо в алмазах». Именно о ней я и хочу сказать несколько слов в рамках небольшой критической статьи. Рассказ неординарный и уже вызвал ряд обсуждений на портале среди читателей и внутри жюри конкурсов, в которых он принимал участие. Не буду спорить, работа не однозначна и тем она интересна. Сюжет достаточно простой. Миша Зильберович, интеллигент в душе и горький пьяница по сути, с протезом вместо левой ноги, оплакивает смерть своей любимой жены Сары и потихоньку спивается в своем безысходном одиночестве. Время от времени он продает антикварные книги отца, приобретая на эти деньги питье, и с тоской смотрит на фотографию любимой Сары, а порой и ведет с ней беседы. Когда же деньги у Миши через год заканчиваются, как и слезы, как и силы терпеть одиночество, то он решает с горя повеситься, продав свой импортный протез. Однако сосед Василич любезно вытаскивает его из петли, тем самым спасая Мишу от бесславной смерти. Василич проявляет повышенную заботу о Мише: кормит яичницей, рассказывает «о небе в алмазах, что он видел в далекой стране Мозамбик», а позже даже делает Мише новый протез. А еще позже наш одноногий Миша случайно встречается с уличной бродяжкой Ребеккой – горбатой карлицей, и та согревает его, как может, - словами, взглядом, вниманием и ведет на кладбище в надежде найти там закуску. Там они располагаются на могиле бывшей Мишиной жены Сары, которая, как говорит карлица: «Наверное, рада, что мы пришли. Может, ждала кого-то, а пришли мы. Значит, нас и ждала». И Сара им улыбается с портрета. «Снежинки таяли на горбе, на липовом протезе, растворялись в водке, холодили ее, грели душу…». Здесь автор завершает свою драматическую историю, а его герои, взявшись за руки, уходят с «экрана» туда, где душа не знает границ, а земная жизнь не имеет смысла: «Пойдем», - сказала Ребекка. …И они пошли, держась за руки, влажные туманом, по замерзшим звонким дорогам, сырым разбитым проселкам, пыльным большакам около диковинных городов и сел .... Они шли и шли по земле. Вечные странники, одноногий лилипут Миша и русская девушка Ребекка, карлица с горбом. Осени мертвой цветы запоздалые». …Вот такое не очень краткое содержание достаточно простого сюжета с необычными, почти гротескными, героями. Чем заинтересовал меня это рассказ, чем привлек меня как читателя? История -странная, а персонажи, на первый взгляд, - мало привлекательны. Да уж… согласна. Но ответ прост. Привлек меня этот рассказ своей любовью – любовью к людям, а точнее, попросту - к человеку, как явлению, - к человеку, безвозвратно потерянному в собственных мыслях, разрываемому пороками и ошибками, страдающему от непонимания своего назначения, но бесконечно жаждущего любого проявления тепла и внимания в своем звенящем космическом одиночестве. Такую же любовь к «человекам» – правильным и неправильным, нескладным, маленьким или очень солидным, карликам, уродцам или, наоборот, божественно красивым – можно увидеть в кинолентах Фредерико Фелинни, который не только не боялся выводить на первый план человеческие слабости и несовершенство, но, наоборот, это физическое и моральное несовершенство подчеркивал и «выпячивал», разрушая стереотипы и демонстрируя «несоответствие традиционных представлений и символов» («Энциклопедия кино») внутреннему миру обычного человека. Как в «Клоунах», и в «Риме», и в «Амаркорде», где Феллини становится защитником слабых, маленьких людей, которые находятся в самом центре созданного им живого мира, так и отважный автор Матвей Крымов не боится превратить нелепого одноногого лилипута в центрального персонажа любовной истории – нелепой и ненастоящей, как покажется тем, кто живет в рамках общепринятых догм. Кто-то, уверена, сейчас возмутится: как можно? Как можно сравнивать небожителя Феллини с малоизвестным писателем? Поверьте, можно. Можно сравнивать все, что поддается сравнению и особенно - если произведения не очень известных художников (в широком смысле слова) вызывают эмоциональный и ассоциативный резонанс, заставляя вспомнить о великих творцах и их шедеврах. Безусловно, рассказ Крымова может вызвать непонимание и раздражение своей назойливой литературной гиперболой, которая представляет собой стилистическую фигуру, состоящую в явно-преувеличенном выражении мысли. И именно она, на мой взгляд, и является таким ценным качеством этой работы. Концентрация мысли в рамках достаточно небольшого рассказа. Какой мысли? Я ее озвучила выше: «Миша и Ребекка и небо в алмазах» - это пронзительная современная притча о любви. И не важно, в-чем-сила-любви или в-чем-она-проявляется или за-что-мы-любим – там, где появляются вопросы, любовь заканчивается. Любящий или способный любить может увидеть любовь в любом, даже самом простом, человеческом действии. И в том, что Василич случайно вытащил Мишу из петли, накормил, сделал липовый протез. И том, что карлица Ребекка оттащила упавшего Мишу с дороги, чтобы другие «чистые» и вечно «спешащие человеки» его не перешагивали. И в том, что связь Сара-Миша вечная и такая сильная, что и после смерти жены муж продолжает любить и хотеть ее физически так же сильно, как и при жизни. Автор напоминает, что любовь существует не только в своем патетическом и привычном выражении, не только в высоком «очищенном» смысле, но существует везде и всегда – каждую минуту и в любом месте: даже на самом дне и в самом неприглядном низшем состоянии – только ее надо увидеть. А это мало кому дано. Безусловно, автор, рисуя картинку, не дает каких-то социальных решений. Это было бы неуместно в притче, да к тому же задача художника - создать полотно и заставить задуматься, а не предлагать пути решения. Но автор не стоит в стороне – его позиция проглядывается, на мой взгляд, через улыбающуюся с портрета Сару, с которой главный герой сверяет все свои действия. Умершая Сара, образ которой чрезвычайно символичен, играет в рассказе почти заглавную роль. Она поддерживает или порицает мужа уже «сверху» – оттуда, где все давно понятно и просто. «Жизнь продолжается», - говорит Сара, и это есть правда: жизнь сложная, непутевая, бессмысленная, весь смыл которой, по сути, заключается лишь в «количестве любви». В этом плане работа почти «психоделическая» с точки зрения привычных стереотипов мышления. «Психоделический» - это слово использует сам автор с долей иронии, впрочем, что и понятно: есть в этом слове некая «поверхностная гламурность», хотя на самом деле за ним стоит: измененное от привычного процесса мышление и восприятие. Отсюда – оно очень к месту, когда автор иронично использует его, говоря, что Миша запил «психоделически». Я не буду гулять по рассказу с карандашом и указкой, выявляя текстовые огрехи – если автору предложат рассказ напечатать, то профессиональные редакторы помогут текст отшлифовать. Единственное маленькое замечание, а скорее личное читательское ощущение: мне мешает первая «и» в названии. Проговаривая и вслух, и «про себя», я спотыкаюсь. Не чувствую в этом «и» ни музыкальности, ни смысловой нагрузки. «Миша, Ребекка и небо в алмазах» звучит, может, и проще, но зато без спотыканий. И еще один момент, о котором не могу не сказать. Хороша концовка в смысловом плане. Очевидно, именно такая концовка здесь уместна - герои выполнили свою роль и им пора уходить со сцены, все верно и логично. И этот "уход" автор описывает красиво и насыщенно, создавая у читателя задумчиво-печальное настроение души: "И они пошли, держась за руки, влажные туманом, по замерзшим звонким дорогам, ....около диковинных городов и сел - утонувшего волшебного Гледена, мерцающего и манящего золотыми куполами, кружевной Вологды, исчезающей в зовущем и бледном льняном огне, Рябинового Погоста с колдунами, предлагающими счастье вечное за душу мимолетную, Окраинной Бездны, с пропадающими и появляющимися церквями, войдя в которые, познаешь нечто и теряешь себя. Но они проходили мимо" и т.д. И вот здесь я вдруг почувствовала эмоциональный и словесный перебор. Все свалилось в красивую туманную "кучу" слов, смысл которых растянулся в безусловных красивостях - да так, что я запуталась и вернулась к началу фразы и прочитала ее вслух. А прочитала вслух лишь для того, чтобы не потерять эффект, который создался от достаточно лаконичной и при этом "сконцентрированной" предшествующей манеры повествования. Стилистически возникает некоторый диссонанс между основным повествованием и финалом, где и волшебный Гледен, и Окраинная Бездна, и Рябиновый погост с колдунами... Много. Много тумана оказалось в финальном аккорде. Но оставим «мелочи», меня в первую очередь интересует авторская тема и форма ее художественного выражения, поэтому на этом аспекте и остановимся . Как я уже сказала выше, в рассказе четко прослеживается яркая принадлежность к притче. Здесь было бы уместным сказать о художественных приемах, характерных для притчи. Это, прежде всего, собирательность и иносказательность образов на примерах конкретных человеческих типажей. Сам Миша, русская девушка Ребекка, Василич и его подруга – достаточно типичны и повсеместны, при этом каждый из них есть представитель и носитель определенного типажа-аллегории. Это концентрация качеств в отдельно взятых персонажах, качеств как положительных - «любовь» и «человечность», так и «отрицательных» - алкоголизм и «нищенская» («бомжатская») тема. Это образность («ему казалось, что ее губы, нежные и страстные, еще недавно и так уже давно, пыльным воздухом чертят слова», «по замерзшим звонким дорогам», «в бледном льняном огне»), это авторские афоризмы («…решил пойти к Саре на кладбище. Ведь встречи с любимыми желанны всегда. И место не имеет значения», «И Сара улыбалась с портрета, как будто он приглашал ее на прогулку», «У протезов нет национальности», «церкви, войдя в которые …теряешь себя»). Это удачные рефрены с «а», «и» («а потом…», «А Миша…», «А когда Миша…», «А тот падал…» и т.д.) – рефрен, на мой взгляд, надо использовать очень аккуратно, чтобы он был к месту и обязательно носил смысловую нагрузку, иначе все превратиться в ненужные повторы. Здесь рефрен - к месту: автор как бы подчеркивает монотонность рутинных действий, в которых заложена и восходящая последовательность – автор дважды использует в тексте этот прием, и каждый раз имеется финал-вывод («паровоз так и не приехал», «Сара с улыбкой смотрела на них всех»). Отдельно остановлюсь на фразеологическом обороте «небо в алмазах», который вынесен автором в название и удачно обыгрывается. Этот фразеологизм встречается всего лишь один раз – когда Василич рассказывает Мише Зильберовичу о небе в алмазах, которое видел в Мозамбике. В рассказе Василича переплетается реальность с фразеологическим вымыслом: в ЮАР, которая находится по соседству с Мозамбиком, на юге Африки, известна большими залежами алмазов. Некоторые шутят, что их так много, что и небо там покрыто алмазами – только протяни руку и станешь богатым и счастливым. С другой стороны, «небо в алмазах» - известный фразеологизм, обозначающий ощущение счастья, радости и покоя. Иными словами, небо в алмазах есть осуществление наших мечтаний. Отсюда выстраивается название рассказа, четко формулирующее центральную идею работы – мечта о любви и счастье, не очень оригинальная, правда, но зато - одна на всех: вне времени и социального статуса. При этом фразеологизм несет в себе и явный ироничный подтекст, свидетельствующий о несбыточности и тщетности людских усилий стать, по крайней мере, в этой жизни счастливыми. Здесь уместно будет отметить авторскую иронию, которая ощущается во всем повествовании – на горькой иронии и насмешке над описываемой ситуацией основаны построения фраз в диалогах, словом «реминисценция», заменяющим «воспоминания, раздумья о прошлом», автор с грустью намекает на то, что пьяница Миша имел прошлое и, скорее всего, теплое и человечное. Классовый пафосный вопрос «У тебя есть что делить?» (терять кроме своих цепей) комично съезжает к прозаичной реальности: у Миши - только протез. Названия улиц тоже иронично-прозаичны, хотя этот художественный ход – наименее удачный, т.к. достаточно популярный как художественное средство. Авторская ирония словно золотые нити пронизывает все произведение, создавая уверенный стилистический каркас, и выступая отдельным персонажем повествования. И композиционно, и чисто стилистически работа очень выдержанная. И, наконец, последнее, на что хочу обратить внимание, это технический момент. В работе нет лишних деталей, лишних уточняющих прилагательных, синонимичных рядов, лишних местоимений, ошибок в оформлении прямой речи и всякой другой «технической» мишуры, на которую мы обычно закрываем глаза, говоря исключительно о смысле и развитии сюжета. В качестве заключения хочу привести слова Андрея Тарковского: «Большим художником можно назвать не того, кто реконструирует явление, а того, кто создает мир, чтобы выразить свое отношение к нему. Художники создавали свой условный мир. И чем субъективнее и «персональнее» были художники, тем глубже они проникали в объективный мир. В этом парадокс искусства. Здесь не место объективной истине, которая всегда абсолютна и универсальна» . И, на мой взгляд, Матвею Крымову удалось в данной работе создать свой условный авторский мир и выразить к нему свое отношение. Успехов автору! |