1. С У М Ы Где ты прячешься, мой город, слишком часто и не знают. Напрягаются: гадают, Украина или Русь. Потрошат в раздумье карту, обращают наизнанку. Признающихся незнаек я судить и не берусь... Объезжают стороною – прямо в Киев или Харьков. Из Прибалтики проездом направляются в Донбасс. Равнодушно льётся в окна взгляд, рассеянный, как калькой, и не очень-то доходит до желания попасть. А вот если попадает – попадает под влиянье, ощущая обаянье удивительной красы чуть холмистого рельефа: вздыблен к путнику лояльно, в меру ноги и дыханье крутизною нагрузив. Скрытой набережной Стрелки сумский гость приходит к Сумке. А когда-то назывались реки Сумка и Сума, были выбиты три сумки в чугуне, как на рисунке: их излюбленное трио здесь нашла судьба сама. И не только сумкам – рекам вышло троицею выпасть: повернув ещё направо, путник наш приходит к Пслу. До Днепра дойдёт едва ли: не один прибрежный выпас и до устали плескаться даже лёгкому веслу. Старый город междуречья намекнёт Казацким валом, а с незапертого юга ров проглянет – Перекоп. От набега до набега оборона тосковала и характер свой ковала, выходя из берегов. Купола парят над центром, вновь такие дорогие, и зелёной стариною город мой насквозь пропах. Времена не выбирают. Времена пришли другие. Заменяет Диснейленды небывалый детский парк. Есть интимная примета – изобилие фонтанов: водопады со ступеней, плески рушащихся струй. А Садко-то у Нептуна не склонился, не фатален, мимолётную удачу обнимая, как сестру. Новостройки отступили так воспитанно, тактично в Новый город и Заречье и рождают новый ритм. Город старый, город новый и во многом поэтичный, и тревожный, и с улыбкой, дорог, что и говорить... 2. П Е Р В Е Н Е Ц Как бьёшься о сердце, пленительный дом, заветностью окон лучась незабвенно! Сокроется ль пристальный лик темнотой? Пронзай взором-взрывом её дерзновенно! Моленья прими, вседержитель огня, и тонкой душе ностальгией ответствуй! Как скрылся, родимый! Давно не догнать на скользкого времени стенке отвесной... Стучалась метель и по стёклам текло – под угля накалом не гнулись поленья, мечтавшие сны обнимая теплом, свечением сказок даря упоенье. Плыви поднебесно, былой пароход, дымя облаками над волнами рельсов, судьбы берега провожая рекой с бесценным талантом согреть и согреться! Взываю возвышенно, визы не взяв, к стране, угодившей в объятья восторгам, куда и тоскою вернуться нельзя. Напрасно вздыхаю, и трепет растроган... 3. ПЕРВОМУ ДОМУ Как жду, что на свидание придёшь! Приветствуя, крыльцом подай мне руку! Пускай и каплет расставанья дождь, иду к тебе как преданному другу. Да ты глазами-стёклами сверкни в червонно-золотом прощальном солнце! Слезу разлуки ставнями сморгни! ...А не моё ли детство к нам несётся? Летает в небе облачко, как змей, но за верёвочку никто не тянет... Забыл, старик? И думать не посмей! Душа твоих не вынесет метаний. Скажи: а сколько выплакал ты луж? Плывёт ручьём как будто мой кораблик. Растапливал обледененье стуж... Приставь, родной, к стене – забвенья грабли! А с петухами, курами сарай не нас будил ли предрассветной песней? На огородный лук и не взирай! Картофель с помидором – что чудесней? Тебя на трёх колёсах объезжал. Твои ресницы так под ветром гнутся... Как сердца стук мой к бабушке бежал, чтоб в золотую сказку окунуться! А помнишь – печку дедушка топил: рубил дрова и даже торф и уголь, меня за ручку так водить любил, ни разу словом не поставил в угол... А папу с мамою в твоём дворе брала в работу стая поликлиник... Модерна снег – дороже, чем дворец – покоится в душе на нежных клиньях. Не ты ли мне сестричку подарил, чтоб и её кудряшки – восхищали? И кто малышку не боготворил? Последнею конфеткой угощали... Ты крепостью сильней, чем ураган. С тобой одним не ведали потери. Морщинка неизбывно дорога... Кому ещё я так на свете верю? 4. Н А З А Д Судьбу я наизнанку вывернул: машина времени – моя! Нырнул, как в море, – в детстве вынырнул, что мне мигает, как маяк. Куда вы, годы, память гоните? Во мне былое не старо. И я в одной, но с кухней, комнате, где кувыркались вшестером. Учить летать пытались бабочки, но тяжести закон спасал. Вливались сказки в голос бабушки, что эпитафии писал. Не мамочка ль пропела: «Деточка!»? Водить за ручку обещал на лесосклад и в садик дедушка и к огороду приобщал. Куриные и петушиные звучанья, что дарил сарай, для близких поездов аршинами я выбрал – слухом рисовал. А это кто с моею стрижкою, но куколка, передо мной? То папин снимок нас с сестричкою. И море дружбы нам дано! Ползи ко мне скорее, милая! На трёхколёсном прокачу! К тебе прикован детства силою и расставаться не хочу! 5. СТАНОВОЙ ХРЕБЕТ Ростки переулков слагая дугой, на гулкий булыжник упала. И Троицкой звали, обычай такой: звонивший собор огибала. А там, где кончалась, был города въезд и рельсы стучали над ухом. Забытым сегодня вершил продавец, так чуждый голодным наукам... Согнув перспективу, модерна фасад оглобель вращал параллели. Проспавший извозчик ругался, усат. Куда до него Бармалею! Модерна дворового тесный уют, удобства на воздухе свежем, в сарае с насестами куры снуют... Пейзаж панорамой развешан. Родительский дом медициной пропах, но был огород безнитратным, и гречкой парной восходила крупа, а детство казалось отрадным. Как в сказках у бабушки, купол синел, хоть не было счастья в копилке. С годами смолою пьянило сильней на дедушкиной лесопилке. Ты мне подарила роддом, и детсад, и школу, что вуз поднимала, бросая в заветный футбольный десант, воды предваривший немало... Начало моё, непокорный хребет, взметнувший отроги большие, – не дай мне ты, улица, зряшно хрипеть и петь, хоть на йоту фальшивя! |