Прозвища в детстве чаще всего берут основу от фамилий. Учился в нашем классе Витя Нилов – и прозвали его Ниликом. Другому однокласснику, Вове Мулову, дали кличку Мулик. А меня, Серёжу Иванова, дразнили Ивашкой. Нилик был самым низкорослым и мелким из мальчишек, а Мулик – самым высоким и крупным. Мне же на уроке физкультуры, где класс всегда выстраивался по ранжиру, место в шеренге определялось недалеко от Нилика. Рост и телосложение в мире детства во все времена имели первостепенное значение. Поэтому самым сильным в нашей начальной четырёхлетней школе считался Мулик, а Нилик, соответственно, - самым слабым, но отнюдь не самым безобидным... А вот самым драчливым и хулиганистым считали отчего-то меня. С Ниликом нас сближало не только место в шеренге на построениях, но и то, что оба мы росли без отцов и братьев. Правда, у Нилика имелась сестра, старше его года на два. Но выше Витьки на голову и шире на обхват, она разительно отличалась от него бойким характером. И Витька, нередко побиваемый ею, нескрываемо побаивался «сеструху». Матери наши работали на фермах доярками почти круглосуточно, без выходных и отпусков, и на воспитание своих детей располагали немногим временем. Жили мы все в одном колхозном общежитии, и жили бедно. Зато у Мулика было два старших брата-богатыря, строгий отец и добрая мать, плюс многочисленная родня в селе. Проживал Вовка в большом доме - с огромным садом, с просторными огородными сотками, с хлопотным птице-кроличьим и коровье-свино-козьим хозяйством. А раз мужчин в домовладении обитало много, то и техники на подворье стояло как на полевом стане: легковой автомобиль «Москвич» (первейший автомобиль до «Жигулей»!), два мотоцикла («Урал» с коляской, и «Восход» - без неё), мопед «Верховина» (наша с Ниликом заветная мечта). Ну, и, естественно, несколько велосипедов: большой взрослый с закрытой рамой, облегчённый дамский с рамой открытой, и подростковый велик марки «Орлёнок» - тоже наша с Витькой затаённая зависть. Крепко и зажиточно жила семья Муловых. Нам, Вовкиным дружкам-четвероклассникам, иногда дозволялось собираться во дворе Муловых, где сердобольная матушка его частенько угощала ребятню вкусной выпечкой. Сам Вовка считался для Витьки не только беспрекословным авторитетом, но и надёжным заступником. И маленький Нил вовсю лебезил перед ним, ябедничая покровителю на всех и, прежде всего, на своих обидчиков. Как-то раз, ожидая Вовку, мы с Нилом сидели в тенистом палисаднике Муловых на выкрашенной в голубой цвет лавочке, стоящей у свежевыбеленной стены летней кухни. Каникулярное солнце, как неподвижный поплавок торчало на штилевой поверхности небесного водоёма. И, тем не менее, палило оно во все биллионы своих ослепительных июльских свечей так, что даже в тени под развесистой яблоней было душно. Товарищ наш уже достаточно долго управлялся по заданию матери в отдалённом дворовом сарае, и нам приходилось скучать. В руках у меня крутилась срезанная на улице веточка молодой акации с ещё мягкими колючками. От нечего делать я стал выстругивать из неё карманным ножичком гладкий пруток. Сырая пахучая кожица слетала на землю красивой светло-коричневой стружкой. Но Нил неодобрительно поглядывал на свежий сор, который то одна, то другая моя нога бесцеремонно запихивала под Вовкину лавочку. Вскоре, увлечённый занятием, я почувствовал, что нос мой, склонённый над прутком, заполнили сопли. Я втянул их в себя, и без всякого пакостного умысла выплюнул за плечо, наземь. Но густой желеобразный комок угодил прямо на выбеленную стену... Нилик удивлённо посмотрел на прилипший к побелке сгусток, хихикнул и перевёл испуганный взгляд на меня. И сразу стало ясно, что уж об этом он непременно съябедничает Мулику. Ссориться с Вовкой мне не хотелось. Пацаном он был действительно крепким, даже если судить по одним только урокам физкультуры. И мне, чтобы избежать конфликта, нужно было срочно стереть плевок со стены, уничтожив факт преступления. Но с другой стороны, это разумное действие дало бы Нилику повод заподозрить меня в трусости! К тому же, ликвидация гнусного плевка не гарантировала, что Нил не расскажет о нём Мулику. Оценив ситуацию и своё незавидное положение, я… равнодушно отвернулся от замаранной стены, и, как ни в чём не бывало, продолжил стругать прут. Нил притих и нетерпеливо заёрзал на краю лавочки. Когда наш друг освободился и принёс тарелку с большими свежевыпеченными пирожками с вишней - по два каждому, мы стали поглощать угощение, отсрочившее огласку моего злодеяния. Витька торопливо проглатывал горячие куски и, едва сдерживая себя от желания съябедничать, поглядывал то на меня, то на несведущего хозяина. Я же, не спеша и сосредоточенно, поедал свою долю. Наконец во рту Нила исчез последний кусок и Витёк, туго проглотив его не дожёванным, выпалил: - Вов, а секи, что Иваха сделал! – его жирный и красный от вишнёвого сока палец направился на опоганенный экран стены. Вместе с Муликом вслед за движением руки предателя проследовал, как бы нехотя, и мой взгляд... Стена дома была безукоризненна чиста! Крымское благодатное солнышко за прошедшее время успело встрепенуться и колесом перекатиться по небу, и упавшие на стену лучи попросту испарили мерзкий слизняк, оставив от него едва заметный плёночный волдырь! Нилик растерянно захлопал белёсыми ресницами, а Мулик недоумённо посмотрел на меня. Я же, будто тоже ничего не понимая, пожал плечами и перевёл вопросительно-торжествующий взгляд на оплошавшего доносчика. - Да он же соплёй харкнул сюда! – чуть не заплакал от досады маленький Витька. Вовка снова посмотрел на меня. Я опять пожал плечами и честно соврал: - Брешет он всё! – и для убедительности, в один взмах, метко сбил пригодившимся прутком каверзную плёнку волдыря. – Чистая стенка, смотри. Нил присел на корточки и стал тщательно осматривать место, где только что виднелся последний вещдок. Стена была первозданно чиста! - Но здесь же сморчок был. Я сам видел! – захныкал он. - Сам ты сморчок! – презрительно бросил я и, чтоб сменить тему, обратился к Вовке: - Мы, кажется, на канал собирались? Так – айда! Вон, солнце скоро садиться начнёт. Я с благодарностью прищурился на улыбающееся в вышине союзническое солнышко. - Айда! - согласился Мулик, так ничего и не понявший и потому потерявший интерес и к стене, и к Витьке. Однако опростоволосившийся Нилик желал взять реванш и не унимался: - Вовчик, а он тебе ещё под лавку ветку настругал. Смотри сюда… Но эти слова летели уже в наши спины. И сексоту пришлось лишь подтянуть штаны да засеменить за нами. В тот раз с носом остался Витька Нилов, что случалось с ним крайне редко. Но с Вовкой Муловым, негласным моим соперником в лидерстве, мы всё же подрались – в шестом или седьмом классе. По какой причине - не запомнилось. Не скажу, что в той, единственной между нами схватке, мне не досталось хороших тумаков, как не скажу, что ссадин и синяков не досталось и рослому моему противнику. Видимо, неспроста самым драчливым и хулиганистым в школе считали, всё-таки, Серёжку Иванова… |