(Из цикла "Летопись любви") Я тоскую по зимам и вёснам, когда вместе с тобою мы вечерами под небом звёздным, то с луною, а то без луны, а бывало и в непогоду, в дождь и в снежную круговерть шли из дома, чтоб на природу после трудностей дня посмотреть. Я шучу: мы с тобой выходили, чтобы просто вдвоём побродить. Тэт-а-тэт обо всём говорили, что при детях нельзя говорить. Да и стенам тогда доверить очень многое было нельзя. Это нынче распахнуты двери всем подряд, а не только друзьям без боязни, – вдруг гадость выдам иль про власть вдруг скажу не то, – мы советскими были с виду, но не верили ведь ни во что. На прогулках вечерней порою, волю вольную дав языкам, обсуждали, конечно, с тобою мы не только старпёров ЦК, но кого нам из круга знакомых, и конкретно за что, исключить, даже будь он хоть трижды наркомом, но… детей наших надо учить не словами, а личным примером, чтоб они, познавая сей мир, выбирали в быту нашем сером для себя свой лишь ориентир. Жизнь идёт. Вырастают все дети. Наши тоже. В кругу семей уже несколько десятилетий ходят каждый дорогой своей. Выбирает дорогу жизни повзрослевший любимый внук. Только я напрягаю жилы, издавая тоскливый звук, словно вой сиротливой собаки, – одинокому как не выть? Все «о, кей!» мои ведь враки: без тебя мне несносно жить! Потому, что ужасно тоскую и в тоске этой просто горю и, рехнуться совсем не рискуя, с бестелесной тобой говорю. |