Ах, эта коммуналочка на Соколе: По радио - то Стрельченко, то Штоколов, а у виска заколочкой под золото каштановые локоны заколоты. А дни - неупиваемыми чашами, и юность - купиной неопалимою, и сентябри за окнами окрашены ещё не повзрослевшими рябинами, а мне, вовсю зелёной и молоденькой - как по небу, по соколовским улицам и мимо подворотен и володенек под звон серёг поётся и танцуется... *** Не пускали б тебя за границу: заграницы – иным – не показаны. Как ты, Бузя моя черновицкая? Свитерок надеваешь ли вязаный? Под ветрами пустыми пустынными ностальгию рифмуешь с кручинами? Не прозябла бы ты, не простыла бы, в безнадёжье навеки б не сгинула. Как родня твоя ручками пухлыми паковала вещички дорожные, я, московская русская, в кухоньке обвывала твой путь искорёженный. И потом, словно кем-то обобраны, мы друг к другу у церкви на Соколе прижимались дрожащими рёбрами, всеми болями, всеми осколками. Со своей исторической родины с чемоданчиком, мною зарёванным, приезжай, как поспеет смородина, возвращайся, Буза Соломоновна. Привози свои плечики узкие и кудрей медно-рыжие россыпи. Здесь – еврейка, в Израиле – русская… Ох, чудны же дела твои, Господи. Без тебя, моя Контра Шоломовна, на предсердье утраты прорехами. Где-то флейта – мелодией ломаной… Сбегать к Нельке. Она не уехала. *** Петербург за моим плечом - арки, дворики подворотные, но в Москву хочу горячо в колокольное, подноготное, где по-сокольному пройду, сочно цокая по асфальту, обрамляя беду во лбу полевыми цветами Фалька... *** Бредила тобой, грезила тобой, Соколом идя, вились на ветру, словно паруса, локоны мои. Где-то на волне лодочка моя, светлая ладья, только за плечом вороны мои около меня. Плачет на реке благостный Харон, ликом Гименей, видно, мне на медь золото менять снова по ночам... Думушки мои, сколько ж вас таких, ёклмн, кроет белизной эти паруса на моих плечах... *** Разношёрстность и разноговорность по-московски вокруг да около, со Всехсвятской церквушки колокол расколол мои думы поровну: те, что левые - терпко-грешные, те, что правые - кисло-постные... Я по "Соколу" - видишь, Господи? - и ни конная, и ни пешая в колокольно-хрустальном холоде, словно в ступе, на белом облаке проплываю, меняю облики, помелом заметая молодость... *** Идём из подворотни по дворам до ветхой колоколенки юдольной, где колокол малиново-бемольно дрожит, о чём-то богу говоря, и невенчален этот странный звон, и звону вторя, думы, как вороны, кричат «пора», паря под этим звоном, и этих дум вороньих – легион. Как сок, по лицам звонный сон течёт, в малиновый окрашивая губы, и в такт ему заката медный бубен забился над рябиной горячо. |