Юлия Попова

 

Повесть о моей жизни

 

Часть Первая

Детство

(продолжение)

 

4. Дошкольный период

 

В этот период жизни меня странным образом начали посещать ночные кошмары, обычно в форме очень дурных, но при этом удивительно ярких и ясных снов. То снились какие-то черти и оборотни, то снился сын моей мачехи Олег, сидящий на кровати и разрезающий вдоль голени собственную ногу. Снились также отрезанные человеческие головы, лежащие на кровати, и немало других жутких картин. Страшными мне, как ребёнку, казались также сны, в которых воспитательница последнего за мой дошкольный период детского сада произносит имя и отчество медсестры, делавшей нам, детям, ЕЖЕНЕДЕЛЬНЫЕ уколы и прививки. Звали её Мария Ивановна; её, наверное, следует упомянуть особо. У неё был необычный голос, больше похожий на комариный писк, пропущенный через усилитель, а по манере держаться она напоминала дореволюционного армейского фельдфебеля из советских художественных фильмов. В детский сад она, похоже, попала из каких-то военизированных формирований, например, милиции или КГБ, потому что была очень властной, бесцеремонной и чрезвычайно грубой, а с дошколятами держалась как с маленькими солдатами. Я, честно скажу, боялась её как огня, и если мне снилась хотя бы самая незначительная информация о ней, например, как кто-то произносит её имя – я вздрагивала и просыпалась в холодном поту. Но ещё чаще мои ночные кошмары были почему-то связаны с люстрой. Причём не с одной, а с разными люстрами, в разных комнатах и в разных домах. Выглядел этот сон-кошмар, больше похожий на цирковой трюк, всегда одинаково: люстра ни с того ни с сего вдруг начинала бесшумно вращаться вокруг своей оси; и при этом откуда-то сбоку был негромко слышен иногда рык, иногда грохот, иногда скрежет или какие-то другие крайне неприятные для ребёнка звуки. Ещё хочу отметить, что в комнате, где я спала в детстве, почему-то всегда оказывались очень громко тикающие часы, иногда даже и не одни, и цикл вращения люстры почти всегда точно совпадал с тиком часов. Особенно гнетущий эффект я ощущала в доме «бабушки» (на самом деле мать моей мачехи не была мне бабушкой), у которой на кухне находились огромные часы с громким маятником и кукушкой. Когда часы начинали бить и кукушка куковать, от люстры отделялся полупрозрачный двойник, как бы сотканный из бледного света, и медленно опускался ко мне. Я чувствовала холодную дрожь. И так могло быть несколько раз за ночь.

 

Я пробовала жаловаться на этот «феномен» своим «родителям»; еврейская «мать» с деланным недоумением и удивлением в голосе спрашивала:

 

- Какая лампочка, где лампочка, о какой лампочке ты говоришь?

- Люстра, люстра меня по ночам пугает, - как могла, объясняла я.

- Так нужно снять люстру, и все проблемы! - отвечала еврейка.

 

Люстру снимали, и кошмары прекращались. Но ненадолго: вскоре «родители» решали, что мне лучше спать в другой комнате их немаленькой квартиры, в которой, разумеется, тоже висела люстра – и всё повторялось заново: теперь уже другая люстра начинала по ночам слабо светиться и вращаться вокруг своей оси, и я, маленькая, снова замирала от ужаса… Сон, естественно, снимало как рукой. Лёжа на кровати, я со страхом смотрела на движущиеся по кругу бледные огоньки, которые выглядели как сплетённые из люрекса или дождика расплывчатые пятнышки-рисунки; и они то появлялись, то исчезали… И, что интересно, одни и те же «сюжеты» повторялись в течение ночи бесчисленное количество раз, как будто сходили с конвейера. И даже более того: один и тот же «мультфильм» транслировался втечение чуть ли не года (потом начинался другой), так что я даже в какой-то степени привыкала к нему – просто прятала голову под одеяло и продолжала себе спать, не обращая на «представление» внимания. И так каждую ночь…

 

Уже позже, став взрослой и узнав о голографических эффектах, применяющихся, например, на шумных концертах рок-звёзд (светящиеся круги и сферы, летающие под потолком), увидев их собственными глазами и ощутив удивительное сходство с «летающей люстрой» из своего детства, я поняла, что это было такое. Но кто, кто этим занимался? Кто организовал всё это? Кто калечил меня, стараясь повредить страхом неокрепшую детскую психику? Какую роль в этом играли мои подлые и трусливые «родители», ведь вся эта аппаратура не могла быть смонтирована без их ведома? Кто всё это делал? Кто мучил меня?

 

Детям, как известно, свойственно верить своим родителям; родители для огромного большинства детей – непререкаемый авторитет, особенно если дети маленькие и если эти дети родителями избиваемы (мои семитские «родители» в детстве часто били меня, тихую мышку, ремнём, старательно выискивая поводы). Поэтому в детстве я ещё не раз, стараясь выбрать хорошее настроение у евреев, жаловалась им на «представления под потолком». Я говорила им, что видела во тьме пёстрые и сверкающие пятна и мячики в форме глобусов, но, так как я волновалась, то моё повествование получалось отрывистым и довольно-таки сбивчивым. Моя мачеха, как это всегда бывало с ней всегда в подобных ситуациях, внешне очень удивлялась, хотя, как я сейчас понимаю, прекрасно знала, кто всем этим занимался и для чего всё это понадобилось (чтобы покалечить мою психику – вот для чего). «Да это всё тебе снится!» - отвечала она сквозь зубы и, что удивительно, на следующую же ночь мне действительно снился похожий на мои «кошмары» сон, в которых я вместе с люстрой и всё вокруг летало, кувыркалось, переплеталось, путалось и т.д. и т.п. И вот уже много лет я не перестаю удивляться поразительной согласованности, удивительным совпадениям, чётко скоординированной взаимосвязи между моими снами – и речами моих «родителей», т.е. отца и мачехи. Ладно, можно ещё списать на сверхвпечатлительность тот факт, что, как только они скажут что-то имеющее ко мне отношение (почти всегда в плохом, наносящем мне ущерб смысле), так оно обязательно приснится (такое за все годы бывало – верите ли? – сотни раз). Но как объяснить обратное? «А нашей доченьке сегодня приснилось то-то и то-то!» - посмеиваясь, не однажды говорил мой еврейский отец. – «Откуда ты знаешь?» - удивлялась я. «Юле сегодня приснилось, что мы едем на море!» - говорила с ухмылочкой еврейская «мать». – «Откуда ты знаешь?!» - изумлялась я. «Угадала», - отвечала еврейка. Как они могли много раз (!) «угадывать», ЧТО мне снилось, если накануне об «угаданном не говорилось, не упоминалось и не читалось? Как такое возможно? Как? На этот вопрос я не знаю ответа и по сию пору.

 

Я где-то читала в период перестройки (потом такие материалы исчезли), что в тайных лабораториях КГБ, ЦРУ и других кровавых организаций проводилось множество опытов и экспериментов касательно парапсихологии, экстрасенсорики, гипноза, суггестивных внушений и всего прочего из этой сферы. Были, конечно же, и результаты. Не связано ли это как-то с моими снами? Не с «голографическими» летающими люстрами (с этим понятно), а именно со снами, настоящими, без кавычек? Как могли эти двое моих «родителей» МНОГО РАЗ «угадывать», ЧТО мне снилось? Как? Я во сне не разговариваю. Может быть, им просто кто-то сообщал об этом? Например, тот (или те), кто умел «впадать в транс» и «входить в контакт» со спящим человеком, предварительно «настроившись на его биоволну»? Или как-то по-другому? Не знаю. Уверена только в одном: они не сами «угадывали», что именно мне снилось. Я знаю их тридцать лет, для таких серых и трусливых обывателей это слишком сложно и масштабно. И ещё: я не раз в детстве слышала от своей мачехи фразу: «Что поделаешь, грубой силе приходится подчиняться!» И это исходило из уст той, которая всю свою жизнь держала своего ничтожного и дурно пахнущего мужа под каблуком, а однажды в моём присутствии в гневе кружкой с чаем в кровь разбила ему лицо (а он трусливо убежал)! С чего-то же она эту фразочку повторяла! Кому же она «подчинялась»?

 

Касаясь согласованности и «таинственных» совпадений, хочу также отметить такой факт: совпадали не только сны и слова, но и сны и поступки. Например, приснится про такого-то, что он придёт и сделает то-то и то-то – и действительно, вскоре этот человек приходит к нам в гости, где говорит и делает именно то, что мне о нём загодя снилось. Так бывало не один раз. Моему удивлению, помнится, не было предела, я ведь была ребёнком. А «гость» посмеивался. Кстати, почти все гости, да и просто люди, окружавшие меня вне школы (да и в школе) – отец, мачеха, сын моей мачехи, друзья сына моей мачехи, друзья моих «родителей», их какие-то знакомые по работе, большая часть одноклассников – все были евреями и еврейками. Я была, так сказать, «в плотном кольце еврейского окружения». Поначалу я не придавала этому факту значения, ведь я росла в еврейской семье, а евреи славятся своей сплочённостью в «один громящий кулак». Однако с годами оная деталь стала как-то всё больше и больше настораживать меня, я ведь жила не в Израиле, а в белорусском городе Минске. И даже если принять во внимание такой общеизвестный, хотя официально и замалчиваемый факт, что как минимум четверть городского населения Белоруссии – это скрытые евреи (то есть евреи, записанные в документах на какую-нибудь другую национальность – любую, лишь бы не значиться евреями), всё равно, данное обстоятельство не кажется мне естественным. Случайно ли всё это? Почему меня в любой ситуации и в любой обстановке плотно окружали евреи? Откуда такой нездоровый ко мне интерес? Они чего-то от меня ждали? Чего-то для себя плохого? Но откуда такая уверенность? И с чего они так решили? Каббала и чернокнижие? Вообще, кто всё это организовал, кто всем этим занимается?!

 

5. Организованные случайности

 

Я продолжала существовать как будто в каком-то хмельном дурмане или призрачном сне. Мне исполнилось тогда шесть или семь лет, но сознание моё было в то время гораздо более затуманенным, чем в год и три месяца, когда мне делали «ошибочные» уколы. Помню, я никак не могла понять, за что взрослые хвалят детство?

- Что в детстве хорошего? – недоумевающее спрашивала я у своей мачехи и её сестры. - Ходишь, как пьяная. Разве так интересно жить?

- Именно в этом вся прелесть детства, - отвечала мне сестра моей мачехи, работавшая учительницей химии в деревенской школе и любившая в быту загнуть мат в семь этажей. – Это время безмятежного сладкого полузабытья!

И я плавала в этом их «сладком полузабытье» и не замечала, что они со мною делали. К тому времени у меня уже были изуродованы обе руки: на левой, в области локтевого сгиба, был огромный и безобразный шрам от ожога, а на правой, от кисти до локтя, находилось такое же огромное «родимое пятно». Как у меня появился шрам от ожога, я не помню, т.к. я была очень маленькая; «родители» рассказывали, будто бы я в возрасте двух лет опрокинула на себя кружку с кипятком. Выглядит как будто правдоподобно, хотя кто же ставит перед двухгодовалым малышом кружку с крутым кипятком? Кто, кроме евреев? Одно вот только смущает: когда мне было примерно 12 или 13 лет, мой отец после одной какой-то моей неприятности, видимо, в порыве раскаяния вдруг обронил такую фразу:

- Если б мы тебе в детстве руки не жгли, ты не была бы такая нервная!..

 

Каково?.. Вот это отец так отец!.. ВОТ ЭТО ОТЕЦ ТАК ОТЕЦ, слышите, люди?!..

 

Что же касается «родимого пятна», то официальная «родительская» версия выглядит следующим образом. Якобы мачеха, БУДУЧИ БЕРЕМЕННАЯ МНОЙ, жарила сало (вообще-то евреи не едят сало), и вдруг, ни с того и ни сего жир выплеснулся со сковороды ей на правую кисть и немножко обжёг ей руку (следов, конечно, не осталось). И от этого, КОГДА ОНА МЕНЯ РОДИЛА, у меня будто бы огромное «родимое пятно», во всю кисть с тыльной стороны и далее до локтя.

 

И это тоже выглядит правдоподобно. За исключением одного: НЕ ОНА МЕНЯ РОЖАЛА. Она не мать. Она – мачеха.

 

Сколько я себя помню, всю мою жизнь любой человек, который общался со мной, обязательно вольно или невольно обращал внимание на багровый цвет кожи моей правой кисти и предплечья. И до сих пор так. Одни думают, что это – экзема, другие – что это какой-то химический ожог, третьи – даже и не знаю, что. Но никому из них и в голову не приходит, что это, оказывается-то, бог ты мой, всего-навсего – огромное родимое пятно. Неизвестно откуда взявшееся.

 

Однако и это ещё не всё. Даже таких искусственных уродств моим «родителям» показалось мало. Им нужно было зачем-то (вот зачем?) изуродовать меня посильнее, пострашнее, пожесточе, так, чтобы люди от меня шарахались. И придумали. Когда мне было шесть лет, мачехе пришла в голову идея отпустить мне на глаза длинную - длинную чёлку, почти до носа, и заставить меня с этой чёлкой ДВА ГОДА ходить. Она прекрасно знала, что если у человека (даже взрослого, что уж говорить о ребёнке) что-то постоянно болтается перед глазами, то у него ОБЯЗАТЕЛЬНО со временем развивается косоглазие. ОБЯЗАТЕЛЬНО. Как говориться, 100%-но. И пока у меня не развилось косоглазие, т.е. в течение двух лет, я так и ходила, разглядывая мир через эту болтающуюся у меня перед глазами чёлку. А когда косоглазие, наконец, развилось, мачеха чёлку состригла. Гаденько-гаденько при этом хихикая: вот она какая. Самая умная. Избранная. Вот как она умно искалечила русскую падчерицу. Ведь не придерёшься! Ну причём тут евреи?

 

С этого времени – примерно с восьми лет – у меня появился ещё один физический недостаток, самый тяжёлый, чрезвычайно сильно уродующий мою внешность. Косоглазие у меня, как говорится, страшное. Один глаз смотрит на вас, а второй в это же время – почти на 90 градусов влево. Люди говорили мне, что это очень бьёт им по нервам, очень неприятное зрелище. А мой еврейский отец, подкаблучное ничтожество, хладнокровно за всем этим наблюдал, не вмешиваясь, как будто я вовсе и не его дочь. Делайте с ней, дескать, всё, что хотите, только оставьте в целости его драгоценную шкуру. Помню, когда мне было года 23, он однажды высказался в таком духе, что если бы он в молодости шёл с девушкой по улице и на них вдруг напал пьяный, то он бы бросил её и спрятался в кусты. Надо, сказал, в первую очередь спасать свою шкуру (так и сказал), иначе ни за что ведь пострадаешь. И в этом он весь. Пусть калечат его родную дочь, пусть. Она же не еврейка, не жалко… Подлец!

 

И всё-таки, несмотря ни на что, я росла и радовалась жизни. В те годы мне было легче, я ведь не понимала по причине детской несмышлёности, среди каких вурдалаков я нахожусь. Свою палачиху - мачеху я называла «мама», своего мерзавца - отца я называла «папа», а сына своей мачехи до того дня, когда он впервые избил меня, искренне считала родным братом. (Сын моей мачехи жестоко избивал меня руками и ногами всё моё детство, начиная с возраста, когда мне исполнилось семь, а ему – двенадцать лет, старательно выискивая поводы. Когда же поводов не было, он сознательно подстраивал так, чтобы они появились. Я и по сию пору всей душой ненавижу этого еврея). Я росла, не взирая ни на «ошибочные» уколы, ни на то, что из-за них у меня появилось т.н. «косолапие», т.е. неправильная, некрасивая и смешная походка; ни на своё ужасающее косоглазие; ни на «вращающиеся» по ночам люстры. Я росла и развивалась. В детском саду обо мне были отзывы как о девочке, которая прекрасно – лучше всех в группе – танцует, особенно «Польку» и «Крыжачок». Да, кстати, несмотря на приписываемую мне врачами «мышечную дистрофию», во мне проснулся ещё и талант к рисованию. И хотя и речь моя из-за «ошибочных» уколов тоже была нарушена (говорила я сбивчивой скороговоркой), некоторые воспитательницы восхищались моей способностью хорошо заучивать и выразительно читать детские стихи. Конечно, о больших успехах и достижениях говорить было пока рано, но всё-таки это было уже кое-что…

 

6. Подопытный кролик из детского сада

 

Если быть скрупулёзно точной – вдруг когда-нибудь понадобится для протокола – то в детстве я посещала, кроме яслей, не один, а два детских сада (сначала один, а потом другой). В каждом их них меня постоянно переводили по разным группам (с какой, интересно, целью?), так что сейчас, через годы, очень трудно установить документально, в какой именно группе я была, кто у меня на тот момент был воспитателем, и какие именно дети меня окружали. Т.е детские коллективы, в которых я находилась, постоянно перетасовывались, как карты во время игры. А из этого факта вытекает, помимо прочего, то, что мне было практически невозможно найти среди детей надёжных и верных друзей.

 

Во время тихого часа я почти никогда не могла заснуть. Я считала, что в этом совсем не виновата, и никак не могла понять, почему меня за это постоянно ругали и били взрослые. Лежала я тихо, никому не мешала, и когда все дети спали (или, по крайней мере, делали вид, что спят), я выпускала пузырьки, нанизывая их на волосок, и смотрела, как они стекают, образуя шарик, который затем падал и разбивался вдребезги. Ну я же ведь была совсем маленьким ребёнком! Мне казалось, никто из детей этого не видит, а уж тем более воспитатели, которых не было в спальной комнате. Каково же было моё удивление, когда мачеха однажды дома сказала мне, что я в детском саду ничего не делаю, ничем не занимаюсь, а только пускаю пузыри. Как она узнала? Они что, следили за мной?

 

В этом же детском саду во время тихого часа четыре или пять раз на протяжении примерно полутора недель со мной происходил один и тот же странный случай. Когда нас, детей, воспитательницы укладывали спать, я спустя какое-то время (как уже писала, я обычно не могла заснуть) вдруг начинала слышать слабый, но в то же время отчётливо доносящийся шёпот мужчины и женщины, переговаривавшихся между собой. Эти голоса исходили как бы из стены, и как раз над моим ухом. Говорили эти невидимки по-русски, но о чём они говорили, я не понимала, как будто это были какие-то технари, шёпотом обсуждавшие между собой какие-то сложные технические проблемы. Голоса лились совершенно чисто, без помех, без шорохов и посторонних шумов, как будто я слушала аудиозапись высочайшего качества. Но, знаете, я, хоть и была маленькая, всё же почувствовала какую-то искусственность. Такое было впечатление, что в стене вдруг заговорило радио. А дети ведь есть дети, я подумала, что, может быть, так и надо, что так сделали взрослые, и никому об этом не сказала и вообще никак на это не прореагировала. И голоса прекратились. К слову сказать, другие дети в спальной комнате, лежащие вокруг меня, тоже вели себя совершенно спокойно, не обращая на шёпот никакого внимания, хотя я видела, что многие из них не спали, а, как и я, притворялись, что спят.

 

Что это было? И кто, кто вот всем этим занимался? Какой палач? И какой мерзавец? Кому УЖЕ В ТЕ ГОДЫ понадобилось выставить меня ненормальной? Дома – вращающиеся вокруг своей оси люстры, в детском саду – голоса из стены! Кому я, детсадовка, перешла дорогу? С другой стороны, чтобы всё это организовать, нужно иметь ПОЛНЫЙ контроль и над ничтожествами – «родителями», и над всем персоналом детского сада. Кому это под силу в Стране Советов? Кому, кроме КГБ?

 

И за что?.. За что?!. Что я им сделала?!..

 

Но самое тяжкое, что меня постоянно нервировало и изводило в моём последнем в жизни детском саду, это не таинственные подстенные техники, желавшие, видимо, просветить меня по своей заумной специальности, а нескончаемые уколы, упорно всаживаемые и всаживаемые толстой и писклявой Марией Ивановной в мою ягодичную область. Помню, меня также сильно возмущало и обижало то, что очень часто на эти уколы из всей группы вызывали только меня одну, как будто я была из них из всех самая больная. Притом, что я чувствовала себя физически хорошо, и никакое место на теле у меня не болело. Почему же меня так часто кололи? Один раз, когда это в очередной раз случилось, я пришла домой и пожаловалась своим «родителям». Я их так прямо и спросила:

- Почему меня в детском саду одну-единственную силой затащили на прививки? Никому не сделали, кроме меня одной!

- Значит, никому больше нельзя было делать эту прививку, кроме тебя одной! – умно ответил мне мой отец - еврей (они же самые умные). – Все, по-видимому, были больные, одна только ты оказалась здоровенькая! Вот тебя и укололи!

 

Только став взрослой и перебирая в памяти детские годы, я начала подозревать, что в этой процедуре бесконечных уколов тоже было что-то тёмное и подлое. Столько лет прошло с тех пор, а я до сих пор не перестаю удивляться странному факту, который имел место в моей жизни на протяжении всего моего детства и молодости: когда я чувствовала себя прекрасно, просто замечательно, меня немедленно вызывали на «уколы» и «прививки». А когда я валилась с ног от слабости и жаловалась на целый букет болезней, врачи почти всегда объявляли меня здоровой, а знакомые с улыбочками и смешками говорили мне, что я просто-напросто придуриваюсь. Можно подумать, что врачи и медсёстры находили меня чересчур здоровой и приходили к выводу, что этого здоровья надо бы поубавить для моего же блага. В детском саду в возрасте с четырёх до семи лет меня буквально пичкали уколами до восьми раз в учебный год; иногда казалось, что и двух недель не прошло, а уже опять вызывают. Как будто я была не в детском саду, а в какой-то больнице для паралитиков. И что это за прививки в ягодичную область? Вообще, что всё это значит? Надо мной что, опыты ставили? Или сознательно калечили?