Он не хотел, чтоб всё так получилось. Он ждал другого – славы и побед. И вот теперь, подорванный на мине, Он умирал в неполных двадцать лет. Он представлял не раз, как при медалях Вернётся в дом, засуетится мать… И губы пересохшие шептали: « Я не хочу так глупо умирать. Меня ещё девчонки не любили. Я на войне всего четыре дня. Какой-то бред: на чёртовой чужбине Я умираю здесь средь бела дня. Земля чужая, и чужое небо, И ни одной берёзы нет вокруг, Так почему я должен так нелепо Лежать в пыли и корчиться от мук?» …А дома разлилась заря над речкой, И запах сена в воздухе повис. Смолит отец поутру на крылечке Под бесконечный соловьиный свист. И тихо так. И беззаботно утро. Беспечно ветер листья шелестит. И каждая травинка там как - будто Покой и умиление таит… …А он глотал горячий воздух с пылью, И вперемешку жуткий страх и кровь. Он умирал – беспомощный, бессильный, И бормотавший что-то про любовь. И вспоминая тонкие берёзы, Он как-то не геройски умирал. А рядом друг, размазывая слёзы, Его за руки судорожно жал. И врал совсем по-детски, неуклюже: - Всё будет хорошо, ты не пропал! И только ужас, вырвавшись наружу, Его же с потрохами выдавал. И плакал друг, склонясь над головою, Когда в остановившихся глазах Застыло небо – серое, чужое, В угрюмых, беспросветных облаках. |