Буреломы пространств размежеванные колдобинами, Разукрашенные деревьями дикими, непричесанными, Лежат в пшенице и густой траве утопленные, А над ними солнце, держащее небо плечом своим. Цветы стоят, сладкие и пахучие, как калачи, Им целый день кланяется желтобокая пчёлка-паж. И голуби, ласточки, сороки, грачи Тоже настырно лезут В этот и без того пестрый пейзаж. А за ними овраг, приютивший рябину-калеку, И луг, ощетинившийся вроде ежа, И болото, наступающее на уснувшую в тине реку Зелеными полчищами цветущего камыша. Здесь куда не посмотришь — все небо да травы, Как не повернешься — все солнце да лето. Только тут и понимаешь, насколько были правы Все эти воспевающие деревню поэты. А у нас и куст шиповника поэт. Занозами Он стихи на руках у людей прочерчивает О том, как поле, истоптанное коровами да козами, Красотой своей с облаками соперничает. Здесь даже у косы в ее месяце-лезвии, Срезающем головы луговым цветам-травам, Хранятся-копятся слезы такой поэзии, Какой никогда не постичь Ни Байронам ни Мандельштамам. А огород разве не пристанище муз? Разве он не ребенок, В котором жизнь полыхает пожаром? В груди его раздувается сердце-арбуз, Захлебывающееся сладким, как мед, нектаром. Деревья... Что вы знаете про деревья? Это в городе они растут В форме женского каблука. А у нас деревья, в нашей деревне, Корнями держатся и за землю, и за облака. Улицы широкие, пышнотелые, Размалеванные васильков и цикория синью. И ходят по ним крестьяне здоровые, загорелые, Пахнущие парным молоком и полынью. А в дождь, когда гулянья становятся невозможными И вся деревня — как грязью наполненное корыто, По улицам ходят мокрые крестьянские лошади С золотыми подковами на копытах. И каждая улица, как река, поднимается от земли И несется вперед, путями неизведанными, трудными. А дома стоят, словно севшие на мель корабли, С покосившимися ржавыми мачтами-трубами. Нелегко вам, должно быть, все это представить, Вам, насквозь пропитанным городским смогом. Вы лучше приезжайте и посмотрите сами Этот край, переполненный Красотой и Богом. |