Аристарх Петрович Соловейчик твёрдо решил распрощаться со своей холостяцкой жизнью. Это решение пришло к нему в обычное воскресное зимнее утро, когда он, по обыкновению, проснулся в восемь тридцать и, сладко зевнув и потянувшись, встал с кровати. Нашарив под кроватью старые раздолбанные шлёпанцы, Аристарх Петрович сунул в них свои довольно изящные для мужчины ступни тридцать восьмого с половиной размера и пошаркал на кухню в чём был – в голубой трикотажной майке и широких «семейных» трусах.

Кухня встретила хозяина неприятным запахом, доносившимся из переполненного пищевыми отходами помойного ведра, на торжественный вынос которого Аристарх Петрович вот уже два дня никак не мог выкроить время. Аристарх Петрович окинул грустным взором кухонный стол с липкими круглыми пятнами от кофе, засохшими крошками хлеба, вяло поморщился и, брезгливо обойдя дурно пахнущее ведро, приблизился к холодильнику.

В холодильнике обстановка оказалась не лучше, чем на кухне. Внутри царил хаос и запах скисшего молока. Аристарх Петрович задумчиво почесал небритый подбородок, размышляя, что можно приготовить на завтрак, имея в арсенале одно куриное яйцо, кусок заветренного «Пошехонского» сыра, половинку луковицы и три залежалых мандарина. Никакого оригинального рецепта Аристарх Петрович вспомнить так и не смог, кроме как сварить это единственное яйцо всмятку и съесть его вместе с луком и сыром, а мандаринами закусить чуть позже, ибо они довольно плохо сочетались с вышеупомянутыми продуктами.

Достав яйцо, сыр и луковицу, Аристарх Петрович поплёлся к плите, но тут вспомнил, что ковшик, в котором он обычно варил яйца, был занят скисшим молоком и стоял в холодильнике, а другие три кастрюли были такими большими, что варить в них одно яйцо было бы совершенно нелепо.

- Можно сделать яичницу! – Осенило Аристарха Петровича, и он рванул к плите. Однако и там его ждало разочарование: единственная его сохранившаяся чугунная сковорода, доставшаяся по-наследству от бабушки, была грязной. Все остальные дорогие сковороды с тефлоновым покрытием Аристарх Петрович испортил ещё год назад, и ему ничего другого не осталось, как выбросить их. Чугунную же сковородку испортить было в принципе невозможно, и Аристарх Петрович частенько благодарил в душе свою бабушку, которая оставила после себя такую нужную в хозяйстве вещь.

Аристарх Петрович вспомнил свои вчерашние кулинарные подвиги – жареную картошку на шкварках из сала и невольно облизнулся. Картошка была съедена им ещё вчера за ужином, а вот отчистить сковородку от пригоревшего жира и кусочков сала Аристарх Петрович поленился и решил оставить это неприятное занятие на утро.

И вот утро наступило. А следом за ним наступило осознание того, что отскребать со сковороды приставший насмерть жир сегодня Аристарху Петровичу не хотелось ещё больше, чем вчера. Со вздохом сожаления отложив яйцо в сторону и посмотрев на луковицу, он зачем-то откусил от неё кусок и принялся безучастно его жевать. В эту минуту Аристарх Петрович почувствовал себя несчастным, голодным Буратино, которому нечем было больше поживиться.

И в этот самый момент откуда – то снизу потянуло сладковатым и таким восхитительным запахом растопленного сливочного масла. Аристарх Петрович перестал хрустеть луком и повёл носом, как голодный пёс, учуявший запах еды. Принюхавшись, он понял, что пахнет не одним только маслом, а ещё горячими испеченными блинчиками, и запах этот идёт не откуда – нибудь, а из квартиры напротив, в которой два месяца назад поселилась тихая, неприметная женщина. Инстинктивно подавшим всем телом вперёд, Аристарх Петрович стал жадно втягивать воздух ноздрями и ловить его ртом, будто хотел наесться этим волшебным и давно забытым запахом. Он вспомнил, что последний раз ел домашние блины три года назад, когда ещё была жива его мать – Изольда Бруновна.

Луковицу есть расхотелось. Аристарх Петрович бросил её на стол, придирчиво осмотрел со всех сторон заветренный по краям кусок сыра и, вдруг ощутив внутри себя какую-то необъяснимую тоску, швырнул сыр в мусорное ведро.

Выйдя из кухни, Аристарх Петрович остановился в коридоре у большого старинного зеркала и глянул в него. Из зеркала на него зыркнуло угрюмое существо в линялых бесформенных трусах. Существо было невысокого роста, с узкими покатыми плечами и бледной кожей. Худое, с признаками врождённой интеллигентности, лицо слабо оживляли серо-голубые глаза. Аристарх Петрович включил висящий рядом на стене светильник и внимательно вгляделся в отражение. При ярком освещении обнаружились некоторые неприятные подробности – новые морщины, глубоко запавшие носогубные складки и тёмные круги под глазами. Аристарх Петрович понял, что выглядит не лучшим образом, и даже его высокий и благородный, в залысинах, лоб не способен был сгладить общего унылого впечатления от увиденного.

Преследуемый сладковатым и таким дразнящим запахом соседских блинов, Аристарх Петрович проследовал в комнату, где завалился в старое мамино кресло и, подняв пульт со щербатого паркета, включил телевизор.

На вспыхнувшем экране замаячила улыбающаяся старушка в цветастом переднике, круглых очках и с пучком седых волос на голове. Всячески нахваливая сметану, которую она якобы сама приготовила из натурального деревенского молока, старушка потчевала ею свою счастливую внучку, а та, демонстративно облизывая измазанную сметаной ложку, аппетитно пожирала блины.

Потом снова показали густую сметану в крынке и тарелку с высокой горкой блинов. Причём блины показали крупным планом – так, чтобы видно было, как топится на них кусочек жёлтого сливочного масла и вверх уходит тонкая ниточка белого дымка. Аристарх Петрович сглотнул голодную слюну и с раздражением выключил телевизор.

Он закрыл глаза и попытался отвлечься, но запах (а теперь ещё и вид) домашних блинов не давал ему покоя. Аристарх Петрович вспомнил, как восхитительно готовила их его мать. Блины у неё получались румяными, дырчатыми, хорошо промасленными, с хрустящими ажурными корочками по краям. Изольда Бруновна обязательно пекла блины по выходным, пока Аристарх Петрович спал. К его утреннему пробуждению они были уже готовы и ждали его на белой фарфоровой тарелке. Рядом с горкой блинов Изольда Бруновна всегда ставила серебряную маслёнку со слегка подтаявшим сливочным маслом, маленькую вазочку с малиновым джемом и кувшин с тёплым топлёным молоком.

При Изольде Бруновне Аристарх Петрович жил, как у Христа за пазухой. Он сытно и вкусно ел, спал на чистых накрахмаленных простынях и ходил в наглаженных рубашках. В их просторной четырёхкомнатной «сталинке» царил идеальный порядок. На подоконниках благоухала герань, кастрюли и сковородки были надраены до блеска, а холодильник всегда был наполнен едой. Изольда Бруновна – высокая грузная дама с тяжёлым пучком тёмных волос и ярко накрашенными губами - была женщиной, как говорится, «не робкого десятка». Она обладала удивительной способностью решать все возникающие на её пути бытовые проблемы, будь то лопнувшая в квартире труба или потёкший унитаз, слетевшая с петель дверца шкафа или сломавшийся телевизор. У Изольды Бруновны, работавшей кожвенерологом в городской больнице и приобретшей за тридцатилетнюю врачебную практику уважение коллег и признание всех своих бывших пациентов, были, по её выражению, «связи в любой сфере человеческой и нечеловеческой деятельности». Стоило только чему – нибудь случиться, как Изольда Бруновна тут же доставала свою заветную книжицу, находила нужный номер телефона и…проблема мгновенно решалась. Время от времени в их с мамой жизни появлялись и исчезали сантехник Серёжа и плотник Дим Димыч, портной Константин Павлович и столяр Коля…Появляясь по мере необходимости, они быстро устраняли неполадки и пропадали до следующего раза.

Аристарх Петрович привык к этому, и просто наслаждался жизнью, пока его всемогущая мама разруливала разные жизненные ситуации. Но когда Изольда Бруновна внезапно скончалась от сердечного приступа, не дожив до шестидесятилетнего юбилея несколько дней, Аристарх Петрович впал в состояние шока. Даже смерть отца не подействовала на Аристарха Петровича так ошеломляюще, как уход из жизни его матери. Отец – Пётр Ильич Кошкин – был человеком тихим и незаметным, всю свою короткую и непримечательную жизнь он посвятил музыке. Сначала он закончил консерваторию как скрипач, затем учился на дирижёрском отделении, но всё же отдал предпочтение скрипке, играя на ней в симфоническом оркестре Ленинградской филармонии. Умер Пётр Ильич нелепо – после репетиции возвращался поздно вечером домой и попал под трамвай, не заметив его в темноте. Очевидцы трагедии говорили потом, что не заметить, а тем более не услышать настойчивую трамвайную трель было невозможно, но Пётр Ильич не услышал. Видимо он слушал в этот момент совсем другую музыку, которая звучала в его голове…

 

Аристарху тогда было тринадцать. Смерть отца его очень расстроила, но не потрясла. Главным персонажем в жизни Аристарха всегда оставалась мама. Даже звонкая фамилия Соловейчик, которой Изольда Бруновна так дорожила, что не захотела поменять её при замужестве на заурядную фамилию Кошкин, досталась Аристарху от матери. А уж к выбору имени для своего ребёнка мать вообще подошла со всей ответственностью, считая, что к такой поэтической фамилии как нельзя лучше подходит гордое имя Аристарх.

Несмотря на то, что имя это буквально означало «вождь лучших», в юном Аристархе никогда не возникало желания верховодить. Он рос скромным, болезненным и послушным мальчиком, предпочитал оставаться в тени и перекладывать возникшие проблемы на других. Изольда Бруновна жестоко ошиблась в выборе имени для своего уступчивого и непутевого сына, и Аристарх, не оправдав её надежд, остался Аристархом чисто формально.

Когда умерла Изольда Бруновна, Аристарху Петровичу было тридцать девять лет. За эти годы он успел привыкнуть к мысли, что самая идеальная женщина в мире – это его мать. Конечно, в жизни Аристарха Петровича время от времени случались и другие женщины, например скромная медсестра Наташа; весёлая и бойкая секретарша Леночка, умная и рассудительная лаборантка Антонина. Но ни та, ни другая, ни третья даже отдалённо не напоминали Аристарху Петровичу его мать, и он быстро разочаровываясь в дамах сердца, безжалостно их отвергал.

Случилась у Аристарха Петровича однажды и любовь, но очень не вовремя. Он как раз писал диссертацию на совершенно непостижимую для нормальных людей тему «Нелинейные неравновесные явления вблизи края собственного поглощения света в прямозонных полупроводниках», и чуть не забросил её, так как по уши втрескался в студентку третьего курса Театрального института Машу Комарову. Маша была хрупкой, красивой девочкой, училась в Школе Русской Драмы и, как говорили её преподаватели, «подавала надежды».

Аристарх и Маша познакомились случайно, в автобусе, или, вернее, уже на выходе из него. Маша оставила на сиденье свои перчатки, когда выходила, а наблюдательный Аристарх, который всю дорогу любовался сидящей перед ним привлекательной пассажиркой, заметил это. Он схватил перчатки и, вылетев вслед за ней на остановку, вручил их девушке, при этом жутко краснея и заикаясь от смущения. Как ни странно, именно эта застенчивость Машу и пленила. Аристарх не был похож на её нагловатых ухажёров; девушке даже казалось, что его бледное лицо с печальными глазами носило в себе следы аристократичности и какого-то скрытого благородства. Аристарх был из тех, про которых обычно говорят – «Он такой порядочный!»

Как только появилась Маша, нелинейным, неравновесным и другим физическим явлениям в жизни Аристарха совсем не осталось места. Аристарх буквально задыхался и от любви к Маше, и от того, что ему приходилось теперь разрываться между ней и любимой физикой. На помощь, как всегда, пришла Изольда Бруновна. Только она и смогла убедить сына, что физика для него всё-таки любимей, чем Маша. И Аристарху пришлось согласиться. Согласилась ли с этим Маша, Аристарх так и не успел выяснить, так как девушка после откровенного разговора с Изольдой Бруновной просто испарилась. Аристарх тем временем защитил кандидатскую, устроился младшим научным сотрудником в научно-исследовательский институт и решил, что жить одному, без Маши, ему будет лучше.

«Эх, сколько воды утекло с тех пор!» - Горько вздохнул Аристарх Петрович и снова погрузился в свои невесёлые мысли, - «Где теперь Маша? Говорят, она удачно вышла замуж и укатила жить в Париж. Наверное, сейчас она сидит в каком-нибудь маленьком уютном ресторанчике вместе со своим мужем и двумя детьми, и все вместе они завтракают: пьют кофе со сливками и, смеясь, поглощают французские блинчики…»

Аристарх Петрович однажды слышал занимательную историю про французские блинчики «Сюзетт», названные так в честь театральной актрисы - любимицы парижской публики. По ходу действия пьесы актриса должна была с аппетитом поедать блины. Пьеса шла каждый день, и бедная Сюзетт, в свою очередь, всё ела и ела блины, которые ей давно уже опротивели. Но однажды поклонник Сюзетт – шеф-повар из соседнего ресторанчика - специально для неё создал рецепт маленьких, вкусных и лёгких блинчиков, которые так понравились Сюзетт, что она позволила себе назвать их своим именем.

Услышав эту романтическую историю, Аристарх Петрович не поленился тогда раздобыть рецепт этих самых блинчиков. Но всё, что он помнил из него наизусть – это то, что блинчики «Сюзетт» перед подачей нужно свернуть рулетиком и обильно полить растопленным маслом и ликёром, а рядом поставить соусник с подогретым апельсиновым соком.

При мысли о блинах, у Аристарха Петровича неприятно заныло в животе. Он вспомнил, что так и не завтракал, если не считать обкусанной луковицы, от которой теперь у него во рту и на душе осталось горькое послевкусие.

«А вот если бы у меня была жена, я бы сейчас ел не луковицу, а блины с маслом», - неожиданно для самого себя подумал Аристарх Петрович и почему-то вначале даже испугался своих мыслей. Однако уже через минуту эта мысль не показалась ему такой уж дикой, как в первое мгновение.

«А что?» - Аристарх Петрович почесал свой благородный, в залысинах, лоб и, закинув ногу на ногу, принялся развивать дальше эту самую мысль, будто осторожно разматывая клубок с нитками. – «Вот, к примеру, будь у меня жена, она бы сейчас уже накормила меня горячим завтраком и, глядишь, уже бы готовила обед. Например, она бы варила борщ или стряпала мясные тефтели с подливкой. И я бы не сидел сейчас в старой, вытянутой майке, линялых трусах и дырявых шлёпанцах. Я бы сидел в чистом и тёплом махровом халате, а на ногах бы у меня были толстые шерстяные носки, собственноручно связанные женой из овечьей шерсти.»

Аристарх Петрович невольно поёжился, почувствовав вдруг, как по голым ногам гуляет мерзкий холодок. «Надо бы надеть штаны» - подумал он и тут вспомнил, что его домашние брюки второй день киснут в ванной, в бельевом тазу. Аристарх Петрович хотел постирать их ещё вчера. Он даже замочил штаны в тёплой воде и посыпал их стиральным порошком, как это делала когда-то Изольда Бруновна, однако на большее духу у него не хватило.

«Вот если бы у меня была жена, она бы точно ещё вчера постирала мне брюки, повесила их сушить на батарею, и они бы уже, наверняка, высохли…» - Снова подумал Аристарх Петрович, но его мысли прервал чей-то робкий звонок в дверь.

Кинувшись сначала к платяному шкафу и вытащив из него первые попавшиеся под руку пиджак и брюки, Аристарх Петрович на ходу затиснул себя и в то, и в другое, и рванул к входной двери со словами:

- Бегу! Бегу! Уже открываю!

Даже не глянув в дверной глазок, Аристарх Петрович широко распахнул дверь и закашлялся от неожиданности.

На пороге стояла соседка из квартиры напротив. Из той самой квартиры, из которой умопомрачительно пахло блинами. Виновато улыбаясь, соседка начала свой монолог с извинений.

- Ой, Вы уж простите меня…Доброе утро!

Аристарх Петрович удивлённо приподнял одну бровь, недоумевая, за что, собственно, он должен был простить женщину, с которой всего лишь пару раз за два месяца поздоровался, столкнувшись с ней на лестничной площадке.

Заметив его недоумение, соседка поспешила объясниться, кивнув головой на пиджак Аристарха Петровича:

- Вы куда-то собрались, а тут я…Какой интересный цвет у Вашего пиджака!

Чувствуя, что со стороны его наряд выглядит нелепо, Аристарх Петрович сделал шаг назад -вглубь тёмного коридора. Нет, он, конечно, ничего не имел против самого пиджака, ведь тот и вправду был неплох: удачно скроен из мягкого шерстяного твида горчичного цвета, к тому же почти новый. Но, даже разбираясь в моде примерно, как свинья в апельсинах, Аристарх Петрович догадывался, что его горчичный пиджак мало подходил к тёмно-синим брюкам в светлую полоску. И совсем уж выбивалась из всего этого удивительного ансамбля голубая вытянутая майка с жирным пятном на груди, которое, кстати, напомнило Аристарху Петровичу о вчерашней жареной картошке с салом.

Испытывая неловкость и лёгкое раздражение, Аристарх Петрович буркнул из темноты коридора:

- А Вы, собственно, что хотели-то?

Соседка зарделась лицом, будто ей задали вопрос: «А сколько Вам стукнуло годков-то?» или ещё хуже: «А Вы сколько весите-то, милочка?». Едва совладав с охватившим её смущением, она пролепетала:

- Понимаете, я одинокая женщина. Нет, конечно, не совсем одинокая, – поспешно поправилась женщина, - у меня есть Дима, но он слабо разбирается в электрике. А у меня что-то с пробками…кажется…Не знаю, что и делать.

- А что вам Дима сказал? – Бесцветным голосом поинтересовался Аристарх Петрович.

- Ничего. – Пожала плечами соседка. – Он не разговаривает.

- Немой что ли? – Догадался Аристарх Петрович.

- Да скотина он! Скотина самая настоящая! – Хихикнула соседка.

- Зачем же Вы так грубо о Диме, - мягко укорил даму Аристарх Петрович, - не все же должны в электрике разбираться. Может, он в другом прекрасный специалист.

- Ну, если уж он специалист, то только по жратве. Плохо приготовленное даже и жрать не станет, - широко улыбнулась соседка, обнажая мелкие ровные зубы.

«Чокнутая баба. Быстрее бы от неё отвязаться» - подумал Аристарх Петрович и перевёл тему:

- Ну, так что у Вас там с пробками? Пойдемте, посмотрим…

- Пойдёмте, - согласно закивала головой соседка, - заодно я Вас и с Димой познакомлю, может, Вы понравитесь друг другу.

Аристарх Петрович только пожал плечами в ответ: женщина точно была «не в себе».

Он вынырнул из коридора, стараясь идти бочком, чтобы не привлекать к своему странному наряду особенного внимания. Прикрыв дверь, Аристарх Петрович проследовал в квартиру соседки, по пути успев отметить, что самым примечательным во всём облике впереди идущей женщины являлся её большой, колыхающийся при движении, зад.

Не то, чтобы соседка была плохо сложена, нет. Можно было сказать – сверху и до пояса её фигура вообще была идеальна: аккуратная круглая головка в милых светлых кудряшках; белая изящная шея, украшенная ниткой речного жемчуга; высокая, полная грудь, соблазнительно обтянутая полупрозрачной хлопковой кофточкой, сквозь которую интимно просвечивал кружевной лифчик, довольно тонкая талия…Но вслед за талией следовал неожиданно громоздкий, хоть и крепкий, зад, и короткие, толстенькие ножки. Аристарх Петрович подумал о том, что, создавая эту женщину, Бог, видимо, решил пошутить, слепив из двух разных тел одно несуразное. Отчасти Аристарху Петровичу стало даже жаль бедняжку, хотя в целом ему было всё равно.

Соседка тем временем, покачивая полными бёдрами, мягко проплыла в свою квартиру и, пригласив внутрь Аристарха Петровича, закрыла за ним дверь. Внутри их встретил полумрак, сливочный запах блинов и чьё-то тяжёлое сопение в конце коридора.

- Что это? – Насторожился Аристарх Петрович, близоруко щурясь в темноту.

- Это мой Димка спит. Нажрался, балбес, и теперь вот отдыхает, - полушёпотом ответила соседка, - только не наступите на него.

Аристарх Петрович сглотнул слюну, чувствуя растущий внутри организма дискомфорт, но деликатно кивнул в ответ.

- Вот, здесь висит счётчик, - женщина показала рукой на левую стенку. – Вы подождите секундочку, я принесу свечку, чтобы Вам посветить…

С этими словами соседка беззвучно удалилась из коридора, оставив Аристарха Петровича наедине со спящим Димой.

- Напился мужик, - сочувствующе подумал Аристарх Петрович, пытаясь издали разглядеть Диму в темноте, - так эта стерва его на полу положила в коридоре, будто ей кровати жалко. Вот и женись на них, бессердечных бабах! От таких вот нормальные мужики и спиваются…

Его грустные размышления прервал голос вернувшейся из комнаты соседки:

- Вот и я! Сейчас зажгу свечку, чтобы Вы смогли посмотреть, что там с пробками.

Аристарх Петрович вздрогнул от неожиданности. Женщина ходила настолько тихо, что, казалось, будто её маленькие ступни, обутые в мягкие домашние туфли, не касались пола.

Она чиркнула спичкой о коробок и зажгла свечу. В следующую секунду по коридору разлился мягкий и слабый свет, освещая по левой стороне изящный туалетный столик, заваленный различными баночками и флакончиками, и стоящий рядом с ним пуфик. У правой стены ютился миниатюрный ореховый секретер на длинных, изогнутых ножках, столешница которого была накрыта кружевной салфеткой, а по центру её красовался старинный вычурный телефонный аппарат.

В дальнем углу Аристрах Петрович разглядел лежащее на коврике лохматое существо с хвостом. Это и был Дима, который, кстати, оказался обыкновенным ризеншнауцером.

Увидев пса, Аристарх Петрович отчего-то испытал облегчение, и одновременно устыдился собственных нехороших мыслей о стоящей поблизости женщине.

Словно извиняясь за то, что он думал о ней гадко, Аристарх Петрович сменил свой недружелюбный тон на более ласковый.

- Ну-с, глянем, что там у Вас …- Аристарх Петрович открыл дверцу небольшого железного ящичка, в который был упрятан счётчик, - посветите, пожалуйста, сюда.

Женщина послушно выполнила просьбу.

- Ага…ага…Вышибло одну пробочку, - прокряхтел Аристарх Петрович, ковыряясь в ящичке, - ан – нет…перегорела, кажется. Запасная есть?

- Откуда? - Пожала плечами соседка, - такого не имею.

- А надо бы иметь. Проводка в этих домах старая, не выдерживает нагрузки. Небось одновременно несколько электроприборов включили, вот Вам и результат…Так и пожар учинить недолго!

- Ой! – Пискнула соседка, - а я и вправду всего навключала! И постирать задумала с утра – машинку включила, и телевизор в комнате включила, чтобы «Секс в большом городе» не пропустить, и чайник электрический ставила два раза подряд. Знаете ли, чаю люблю попить…

- Разве можно, милочка…Неаккуратно Вы с электрикой обращаетесь. С ней осторожно надо, - цокнул языком Аристарх Петрович, - ладно, щас исправим. Есть у меня дома запасная пробка. Ждите здесь, я за ней схожу…

…Через пятнадцать минут соседкина проблема была решена.

- Ну-с…Принимайте работу, дамочка, - Аристарх Петрович захлопнул металлическую дверцу и щёлкнул выключателем. В коридоре вспыхнул яркий свет, озарив светло-зелёные обои, проснувшегося и зевающего Диму, радостную соседку и довольного проделанной работой самого Аристарха Петровича.

- Господи! Спасибо Вам огромное! - Соседка затушила свечу, - даже и не знаю, чем Вас отблагодарить…Может, чайку желаете?

Аристарх Петрович на секунду задумался: чаю ему не хотелось.

- Чайку? Нет, пожалуй…Я, тороплюсь, мне надо…

- С блинчиками, - перебила его женщина, - я их только испекла. У меня и джем к ним есть клубничный.

Слово «блинчики» подействовало на Аристарха Петровича магически. Он даже забыл про свой нелепый наряд, и про жирное пятно на майке, и про свою двухдневную небритость.

- Блинчики? С клубничным джемом? – Мечтательно произнёс он, - ну что ж, не откажусь.

- Пройдёмте на кухню, - соседка жестом пригласила Аристарха Петровича следовать за ней, - только осторожней, не наступите Димочке на хвост…

Аристарх Петрович кивнул в ответ и, аккуратно обойдя собаку, прошёл в кухню. Дима проводил Аристарха Петровича безучастным сонным взглядом и даже не шелохнулся.

- Вы ему понравились, - утвердительно заявила соседка, - обычно он не пускает чужих в квартиру.

- Мда? – Удивился Аристарх Петрович, - и как же он расправляется с «чужими»?

- Пока неизвестно, ко мне сюда ещё никто не заходил, кроме Вас.

«Странная, всё-таки женщина. Или юмор у неё такой своеобразный?» - Подумал Аристарх Петрович, а вслух сказал:

- Вы совсем одна живёте? Ну, если не считать Вашего свирепого Диму…

- Да, - грустно кивнула соседка, - все мои родственники в Рязани остались жить, - а я вот несколько месяцев назад тамошнюю свою квартиру продала и переехала сюда жить, в Питер.

- Что так?

- Это личная история, - потупилась соседка, - не будем об этом…

- Не будем, - согласился Аристарх Петрович и сел на табурет, оглядывая большую, светлую кухню.

Надо признать, обстановка на кухне была уютная. Во всём чувствовалась заботливая рука хозяйки. Окна украшали наглаженные занавески «весёленькой» расцветки, на подоконниках цвели фиалки, на столе красовалась чистая, без единого пятнышка, скатерть.

Аристарх Петрович вспомнил свою обстановку – посеревшие от пыли шторы; засохшие прутики герани, уныло торчащие из горшков; заляпанный пятнами кофе и чая кухонный стол; кучу грязных стаканов возле компьютера…Правда, в последнее время Аристарх Петрович много работал и ему было не до уборки, но всё равно отчего-то стало стыдно.

Соседка тем временем суетилась. Ставила на стол вазочку с обещанным клубничным джемом, маслёнку с маслом, большую тарелку с горкой блинов и две красивые фарфоровые чашки с блюдцами.

Разогрев чайник, она разлила в чашки ароматный свежезаваренный «Ахмад».

- Предпочитаете с лимоном или просто с сахаром? – Услужливо спросила она, слегка наклонившись над Аристархом Петровичем.

Аристарх Петрович странно взволновался: от женщины удивительно приятно пахнуло тонким, чуть сладковатым запахом неизвестных ему духов, смешанным с запахом парафина.

- Можно с лимоном, - кивнул Аристарх Петрович и в очередной раз молча укорил себя за свой неопрятный вид.

В первый раз за это утро он задумался о том, что от него, вероятно, плохо пахнет - вчерашним салом и сегодняшним луком. Ещё Аристарх Петрович подумал, что в последний раз пользовался одеколоном три года назад, когда Изольда Бруновна преподнесла ему на двадцать третье февраля его любимый «Ожён».

Блины были восхитительны: румяные, дырчатые, хорошо промасленные, с хрустящими корочками по краям. Точь-в-точь, какие пекла когда-то Изольда Бруновна. Именно такие блины Аристарх Петрович любил есть по воскресным утрам. Джем тоже оказался очень вкусным, и чай был заварен на славу.

Наступила тишина, - такая, что стало слышно, как Аристарх Петрович жуёт блин и неинтеллигентно хлюпает чаем. Соседка же ничего не ела, видимо смущаясь, и лишь, присев рядом, медленно облизывала чайную ложечку, обмакнутую в джем. Чтобы как-то разрядить обстановку, Аристарх Петрович решил познакомиться.

- Кстати, - сказал он, кашлянув в кулак, - забыл спросить: как Вас зовут?

- Меня? – Вопрос женщину застал врасплох, и она густо покраснела, - Пенелопа Ивановна Сушкина. Можно просто – Пенелопа…

Она затравленно улыбнулась и уткнулась в свою чашку, разглядывая плавающий на поверхности кружок лимона.

- Какое редкое имя! - Воскликнул Аристарх Петрович, а про себя улыбнулся: «Пенелопа Сушкина из Рязани – это что-то!»

- Да уж, - смутилась Пенелопа, - мой папочка постарался. Он любит необыкновенные имена. Мне ещё повезло. Мою младшую сестру вообще назвали Филуменой. Вот уж бедняжка настрадалась!

- А как Вас сокращённо называть? – Поинтересовался Аристарх Петрович, - Пеня?

- Нет, - улыбнулась Пенелопа, - моё имя не сокращается, но если Вам нравится, то Вы можете звать меня Пеня…А какое у Вас имя?

Настала очередь краснеть Аристарху Петровичу:

- Аристарх Петрович я. Можно просто Аристя. Мама, кстати, называла меня Аристаша.

- Да и у Вас имя редкое, - засмеялась Пенелопа, вдруг расслабившись.

Смех её был похож на тонкий звон колокольчика и приятно ласкал слух.

Аристарх Петрович пригляделся к соседке. За столом она казалась почти красавицей. Её тяжёлая нижняя часть туловища была скрыта свисающей со стола скатертью. Взору Аристарха Петровича открывалась соблазнительная ложбинка между полными грудями в вырезе блузки, молочно-белая кожа шеи, мягкие кудряшки, спадающие на плечи. Кроме того, у Пенелопы было довольно милое, хоть и веснушчатое, лицо с нежным детским румянцем на щеках и красивой улыбкой, открывающей ровные зубы. От женщины веяло свежестью и ухоженностью.

- А Вы женаты? – Вдруг спросила Пенелопа, и, испугавшись собственного вопроса, опять смущённо зарделась.

- Был когда-то, - соврал Аристарх Петрович, поперхнувшись чаем.

Он почему-то вспомнил Машу Комарову, любовь которой он опрометчиво променял на физику.

- И что же случилось? Почему вы расстались? Она Вам изменила? – Участливо спросила Пенелопа, заглядывая в глаза Аристарха Петровича.

Ей почему-то хотелось, чтобы было именно так. Аристарх Петрович не стал разочаровывать Пенелопу.

- Можно сказать и так, - кивнул он, в душе успокаивая себя тем, что Маша, в конце концов, могла бы и побороться за своё счастье вместо того, чтобы так легко уступить Изольде Бруновне и исчезнуть из жизни Аристарха раз и навсегда.

- Бедненький! – Пенелопа сочувственно покачала головой, мгновенно проникшись к Аристарху Петровичу почти материнской теплотой, - то-то я гляжу – на Вас майка вся в пятнах, и пуговица на пиджаке на одной нитке висит. Будь у Вас женщина в доме, она бы такого не допустила.

- Верно, - Аристарх Петрович нервно шмыгнул носом и вдруг особенно остро почувствовал себя несчастным и одиноким человеком. Таким же одиноким и заброшенным, как засохший прутик герани на его подоконнике. Это чувство обострялось с каждой секундой.

В конце концов ему стало настолько нестерпимо жаль себя, - обделённого женской заботой и лаской, голодного и запущенного, что на глаза навернулась скупая мужская слеза.

- Не переживайте, - попыталась успокоить его Пенелопа, заметив повлажневшие глаза Аристарха Петровича. - Хотите, я Вам постираю бельё? Мне не трудно. Могу и обед Вам приготовить. Я хорошо готовлю. А хотите, я над Вами шефство возьму?!

Пенелопа с затаённой надеждой в глазах глянула на Аристарха Петровича.

Аристарх Петрович проглотил ком в горле, а вместе с ним и непрожёванный кусок блина. Пенелопа в эту секунду показалась ему в чём-то похожей на Изольду Бруновну: та тоже не допускала грязной одежды на своём сыне. Сердце Аристарха Петровича затрепетало от нахлынувшей к соседке нежности.

Внезапно он понял, что может довериться женщине, сидящей напротив. Было в этой рязанской Пенелопе что-то необъяснимо родное, будто он знал её очень давно и когда-то, будучи ещё маленьким Аристашей, сидел с ней в одной песочнице, и они вместе лепили куличики.

Аристарх Петрович, под влиянием нахлынувшей на него нежности и домашнего счастья, решил, что настал момент посвятить Пенелопу в самое святое:

- А Вы умеете печь блинчики «Сюзетт»? – Вдруг спросил он, глянув в её ярко-голубые глаза.

- Нет, - замотала головой Пенелопа, и от этого движения на её головке смешно запрыгали кудряшки, - но ради Вас я могу научиться.

- Я обязательно научу Вас готовить эти французские блинчики. Я знаю рецепт…Главное, чтобы Вы не забыли подать к ним соусник с подогретым апельсиновым соком. В этом весь секрет.

Женщина благодарно кивнула в ответ, подливая в опустевшие чашки душистую заварку. Аристарх Петрович ощутил в эту секунду, как между ним и Пенелопой установилась какая-то еле-уловимая родственная связь.

Он глянул на тарелку, где стыли недоеденные блины, источающие нежный сливочный аромат. Ничего лучше Аристарх Петрович и придумать для себя не мог в это унылое воскресное утро, чем видеть перед собой такую вот тарелку с блинами. Он благодарно улыбнулся Пенелопе и, свернув очередной блин рулетиком, с наслаждением отправил его в рот.