Исход недели и – работа. Читка – я дворник в газете частных объявлений. Чтобы не прошло в печать, не дай бог, например, такое: «перематываем электродвигатели и генераторы в сжатые сраки», «продавцы сучки через трое», «шуба из курицы». Наборщицы зачастую скрытые фантазерки, и порой опечатки придают новый смысл содержанию объявлений. Как правило – нежелательный. Надо успеть поймать на лету окказионализмы рекламодателей и неожиданное словоупотребление: «наращивание ног.» и «коррекция фиг.». Конечно, такой труд не позволяет реализовать все свои знания, умения и навыки. Они остаются на Потом.

 

Но вот наша еженедельная энциклопедия уходит в газетный цех, а мы – домой. Автобус и трамвай, или даже без них – пешком тоже хорошо. А дальше – выходные.

 

Двери закрываются: одна, вторая, третья. Три двери – ни много, ни мало – именно столько. Они отделяют меня от внешнего мира. Или нет, наоборот, запирают мою желтую подземную лодку, предохраняя ее от разрушительного воздействия окружающего. И я отправляюсь в плавание. Питание рулевому управлению! Полный вперед!

 

Закрываются шторки. В ожидании того, что я зову Ночеством. Оно – мое: ОД и Ночество.

 

Ведь я ОД – Оксана Демченко. Рождественская – это псевдоним. Девичья фамилия мамы, фамилия бабушки, которая завещала мне книги. Она была редактором, и именно в компании со мной охотилась за словарями, в советские-то времена достать хороший словарь было большой удачей. Отлично помню кадр из детства, когда нам посчастливилось приобрести четырехтомный этимологический словарь Фасмера. В итоге то, что я есть – Пишичитай – благодаря ей, ее генам. Поэтому – Рождественская. «Ей в этом году в школу, а она читать не хочет, букв почти не знает. Что делать?! Заставлять?» - моя мама не знала, как поступить: все заставляли своих детей читать, и мои сверстники уже вовсю перед школой читали. Я – нет. Я открывала книгу, листала ее и плела, что на ум приходило, сочиняла новые сказки с известными всем героями: Аленушкой, Змеем Горынычем и прочими. «Она вруша», - определили окружающие. «Не торопи события, она еще начитается в своей жизни», - успокоила тогда маму бабушка. Начитываюсь.

 

У Сартра есть роман «Слова». Автобиография: для того, кто владеет словом, вся жизнь есть информационный повод. Роман из двух частей: «Читать» и «Писать». Сначала читать, потом писать. Но чтобы было «писать», нужно не только Потом. Я пропущу первые одиннадцать пунктов списка. Остановлюсь на двенадцатом пункте – «Ночество». Оно – одно на всех, но не для всех. И не ко всем приходит: ведь кто-то спать ложится в девять и просыпается в шесть утра. Но дело даже не в этом: можно писать с шести утра до девяти вечера. Можно. Но

Ночество – это особое понятие, и оно значительно отличается от понятия «Дневитация». Ночество – понятие собирательное: не две ночи и не одна, а вкупе множество; кипа ночей и киловатты электричества, спасибо Ильичу с его лампочкой и Биллу Гейтсу.

 

Ночество надо заслужить. Иногда людям кажется, что они подружились с ним, и они кричат: «Я – сова. Люблю спать по утрам, а ночью – бодрствовать». Но, глядя на часы, показывающие половину первого ночи, кое-кто проклинает свою бессонницу, откидывает одеяло, встает и шлепает к аптечке – за снотворным. Ночество для этого кое-кого остается, но поворачивается боком. Нет, конечно, если надо на работу, стоит иногда и поспать, но… Скажу одно – что проклинать «совиность» точно уж не стоит.

 

Но в этом месте – точка выбора: «Я не принимаю. И борюсь. И, возможно, побеждаю» или «Я принимаю. Спасибо. Спасибо еще раз». «Пожалуйста, - ответ. – Но будет тяжело». «Ну, а кому легко?!» «Но это – тяжелее».

 

Тяжелее – это следующий пункт. «Да, вот это тоже в сумку положите. И вот это, а это не поместилось? Значит, понесу в руках. А в другую руку можно это взять». «А унесете?» «Придется».

 

И куда идти со всем этим грузом? «Вперед, родная, вперед, поехали, нно!»

 

Но, говорю!

 

Чест – читаю.

 

Во. Пишу.

 

2007, июнь.