Залман Шмейлин

Аркадий Липкин

 

Атас, русские идут...

 

«И увидел Всесильный землю, что вот: растлилась она, ибо развратила всякая плоть путь свой на земле.»

Бытие

 

Меир Oрлик был человеком легким, остроумным и религиозным. Происходил он из рода коэнов, полагающих, что ведут они свою родословную от самого Аарона, брата Моисея. Оттого ко всем шестистам тринадцати заповедям, завещанным Пророком своему народу, относился с внутренним трепетом, будучи при этом пройдохой и знатоком великого множества уловок, предоставляемых Талмудом деловому человеку. Он любил поговорить о важности еврейского воспитания и не запрещал своим детям задавaть глупыe вопросы, не стесняясь спрашивать об общеизвестном. Однако многочисленным этим мальчикам и девочкам, собственным и приемным, дал исключительно светское образование - как говорится, вывел из черты оседлости в люди. Оттого и сам на склоне лет оказался унесенным из родного белорусского захолустья прямо в центр Москвы, на Таганку, с видом на Кремлевские башни, сменившие к тому времени православные кресты на рубиновые масонские звезды.

В молодости у Меира случилась История, которая имела дальние и, в некотором роде, мистические последствия. Служил он тогда коммивояжером, то есть разъезжал по густо разбросанным еврейским местечкам, прилепившимся у края запретной российской метрополии, с чемоданчиком, где поверх смены белья и непременного талеса размещались приятно пахнущие заграницей образцы всякой галантереи и парфюрмерии. Миллионером от этого не станешь. Но зато была живая копейка и ежедневное общение с разнообразными людьми, что, как известно, развивает склонность к меланхолии и житейскому мелководному философствованию. В одной из таких поездок он повстречал свою Рахиль. Ее родители не требовали отработать семь лет за невесту, а, напротив, как-то поспешно сговорились и поставили молодых под хупу. Каково же было удивление Меира, когда поутру в своей постели он вместо Рахили обнаружил ее старшую сестру, дурнушку и хромоножку. Он, было, бросился протестовать, но его пыл тут же охладили: "Что за базар, всё по Закону, не положено младшей выходить замуж поперёд старшей." Меир, как человек честный, задержался в этом ритуальном браке на несколько лет.

В 1918-м году хромоножка, будучи женщиной решительной и дальновидной, с тремя детьми, прижитыми с Меиром, перебралась в Палестину. Но на этом Одиссея не закончилась. Двое ее сыновей, открыв в себе охоту к перемене мест, в один прекрасный день обнаружились в Австралии. Этих дальних, хотя и кровных родственников разыскал Арон (в миру Арик), внук Меира, когда в начале 80-х пополнил список отказников, узников Сиона. Арик, c типичной внешностью, вынесенной из еврейских местечек, несмотря на постоянно обсуждаемые на кухнях проблемы с пятой графой, сделал, как это случалось (случалось, случалось, чего уж там!), вполне успешную научную карьеру. То есть, закончил институт, и, не задержавшись за кульманом или на строительной площадке, защитил кандидатскую диссертацию и даже одолел докторскую, которую, однако, ввиду последовавших форсмажорных обстоятельств, ВАК не утвердил. Тем не менее, он стал, как говорится, широко известен в узких кругах и позиционировался как эксперт по практическому использованию голографии, очень перспективного в то время раздела оптики. И тут у него проступил густой румянец и ощущение дискомфорта. Он вспомнил даже, что дед его был коэн, т.е. обладал правом произносить благословения в синагоге, в которое выродился обряд жертвоприношения в разрушенном Титом храме. И всё окончилось посещением ОВИРа. Арик, вскормленный пресным молоком официального атеизма, вдруг ощутил ветер истории в своих парусах и открыл в себе иудея Аарона. Его охватило всепоглощающее желание посетить святую землю, вдохнуть знойный воздух библейской пустыни, прикоснуться к древним камням, к останкам храмовой Стены Плача. Это страстное желание живет в Арике до сих пор. Правда, Стены он так и не коснулся. Ибо уже тогда, даже в фантазиях не мог представить себя среди черных лапсердаков ортодоксального Иерусалима или в каком-нибудь забытом Богом ориенталистском Бат Яме, набитом выходцами из Йемена и Марокко. Он избрал своей конечной целью университетский Мельбурн в патриархальной, тихой Австралии.

Естественно, с академической карьерой было покончено. Естественно и то, что Контора его выпускать из страны не собиралась. Не мудрено - он ведь успел "засветиться" в недоступных простым смертным офисах Туполева и Ильюшина, да и на стапелях Ленинградской верфи. Его прикладные интересы в современной физике как раз и касались неразрушающего, то есть исключающего какое-либо хирургическое вмешательство, контроля продукции этих самых засекреченных объектов державы - всяких там сотовых панелей истребителей, бронелистов обшивки субмарин и прочего.

После пяти лет пребывания в глухом отказе Арик круто сменил курс - обложился религиозной литературой из самиздата и ошивался около московской хоральной синагоги, мозоля глаза вездесущей Конторе. А та продолжала держать его на коротком поводке. Правда, времена изменились. Так называемые государственные секреты, если они и были ( что вряд ли, ибо большая наука - вещь интернациональная, и каждый шаг в ней достигается совместными усилиями), давно обесценились стараниями тех, кто уже уехал, получив, наконец, вожделенную американскую или израильскую визу. Впрочем, резон у Конторы все-таки был. Это стало ясно по прошествии многих лет. Приобщение к запретному не являлось обязательно чем-то материальным, что можно продать или выдать зловредному врагу. Арик нес в себе стойкий секрет на клеточном уровне - как инфекцию, как тайный ресурс страны, настроенной на производство оружия - свою единственную героически-бессмысленную функцию. Второе качество, которое нельзя было отслоить от него, запретить к вывозу и не выпустить за границу вызрело в Арике от постоянного давления и едва замаскированной травли. Не убывающий избыток адреналина не оставлял ничего иного – либо сломаться и примириться, либо... Школа выживания для беспокойного племени на деле выродилась в систему отбора и воспитания эдаких очкастых, далеко не атлетического склада суперменов, советских нинзей, расползающихся потом по всему миру. Товар этот, конечно, штучный, не массовый, но заметный. И напрасно их явление на свет приписывают Богу. Вот, кстати, в кустах и банальный случай. В семье, ну, очень добропорядочных кандидатов наук рос себе на московском асфальте вполне нормальный ребенок - в меру шкодливый пацан, без всяких фантазий и претензий, с замашками будущего слесаря или бухгалтера. До двенадцати лет он и не подозревал, как ему подгадили родители с происхождением. Даже мелочно участвовал в травле себе подобных. И вдруг всё выяснилось. Кто-то из товарищей ему популярно разъяснил – чего, мол, а ты-то кто? Ну, истерика, само собой, духовный кризис и всё такое. Ребенок бегал по улице и истошно орал: «Евреи, евреи, кругом одни евреи!». Полгода ушло на перерождение организма. В конце концов всё устаканилось и вошло в колею, т.е. нормальный аттестат, институт, кандидатская, труд, труд, отвоёванный грант на учебу в Штаты, опять труд, труд и, наконец, профессорская кафедра в Нью-Джерси. Нормально.

Сам Арик полагал везением личные качества, развитые в нем системой. Почитал чуть ли не божественным даром. Не понимал ещё истинной цены того, что в него закладывалось ежедневной многослойной холодной ковкой и пытался всё перевести в физическую сферу - в соответствии с ценностями, которые культивировала окружающая среда. Многое списывал на последствия занятий боксом, куда он в юные годы нырнул, чтобы укрыться от бытовых недоброжелателей. Но недоброжелатели оказались вездесущими и хорошо держали удар. Про Арика же раздраженные родственники, попавшие по его вине "под колпак", потом говорили, что ему на ринге «отбили всю голову». Отец его, питающий к сыну самые нежные чувства, вынужден был даже формально отказаться от «предателя и отщепенца», чтобы оградить всех остальных от неприятностей. И с этого момента их отношения держались в глубокой тайне и обставлялись предосторожностями в духе голливудских шпионских страстей. Арик пробыл в отказниках долгих семь лет. Подрабатывал, где придется, вплоть до традиционной котельной. Он ухитрился при этом не выпасть из стремительного научного потока. Арик постоянно мелькал то на конспиративных квартирах, помогая паковать багаж уже получившим отмашку из ОВИРА, то на престижных академических тусовках, куда он проникал правдами и неправдами - бывало, под чужим именем, если иначе не получалось. Слава богу, нечто, составлявшее суть его докторской диссертации, не пропало зря. Он создал свою подпольную школу диссертантов, щедро делясь идеями и связями в нужных кругах. Понятное дело, не бескорыстно. Незадачливые, но пронырливые доценты и преподаватели университетских кафедр из отваливающихся окраин - именно они оплатили его долгое сидение в отказе – зеленая, прагматическая поросль, сменившая отъезжающих романтиков. Дело это было сложное, рискованное, конспиративное и требовало времени, ловкости и отваги. Но Арик проявлял редкую мобильность. И успевал еще сбегать на пруд в Лефортовском парке, чтобы нырнуть в ледяную воду, размяться в спортзале со своим приятелем, катакомбным тренером по каратэ. Или с другим приятелем, уже известным киношником, отсидеть несколько дней на закрытом просмотре заокеанских лент. В общем, Арик, загнанный во внутреннюю эмиграцию, вовсе не чувствовал себя изгоем. Напротив, не привязанный к службе, пребывал в эйфории, испытывая ни с чем не сравнимое, пьянящее чувство свободы.

Контора отслеживала его резвые перемещения, и ей приходилось трудиться на полную катушку. У Арика никогда не было снобистского презрения к умственным способностям гэбистских работников. Те иногда обнаруживались в образе странных, бомжоватых типов у него под окнами в кустах, а то и под видом участкового в их плотно заселённой "коммуналке", вдруг заинтересовавшегося развешанными по всей его комнате огромными черно-белыми фотографиями картин Сальвадора Дали. Арик переснял их из парижского альбома. На одном снимке была запечатлена спина сидящего на стуле Адольфа Гитлера с изящно выгнутым позвоночником, обозначенным пунктиром. Спина, которую сюрреалистичный каталонец, по его собственному признанию, находил чрезвычайно сексуальной. Еще больше удивили любопытного «мента» собственноручные картины хозяина комнаты, выполненные в примитивистской манере - ряды монументальных полотен, посвященных народной теме голого женского зада. Друзья и знакомые определили это направление живописи неофита, как «жопизм». Рядом гнездились офорты с силуэтами и лицами, еще пахнущие свежей краской и снабженные пояснительными выдержками из Торы. Они выполнялись в духе концептуализма, уже набирающего обороты в Москве, и должны были свидетельствовать об открывшемся религиозном чувстве, о мелочности всего земного. И о том, что научная карьера волнует Арика в последнюю очередь. Позже, при выезде, экспертная комиссия определила половину полотен, числом пятьдесят, как порнографию и запретила к вывозу. Очевидно, оберегала остатки нравственности загнивающего Запада. Ко второй половине отнеслась снисходительнее, воздержавшись, правда, объявлять их национальным достоянием.

Несколько раз, как это было принято, Контора для острастки науськивала на Арика милицию, и та засовывала его на несколько суток в застенок за тунеядство. А там трудились люди грубые, в гимназиях не обучались и способны были запросто "отоварить" по зубам. Приходилось постоянно держать ушки на макушке. На допросах его дело толстело прямо на глазах. Вопросы приобретали весомость, Контора все ближе подбиралась к его тайне. Каждая такая встреча могла закончиться катастрофой. Не исключено, что легко мимикрирующие агенты кишели и среди романтически настроенных отказников, кучкующихся возле синагоги. Там как бы образовался центр по сливу информации. Внешне эта активность, совершенно невозможная в предшествующем десятилетии, выглядела очень волнительно. Хороший был настрой, многообещающий, учитывая неотступный присмотр недреманного чекистского ока. У Конторы была своя железная метода, отработанная на нескольких поколениях совграждан. Все соседи по коммунальной квартире дружно стучали на Арика в корявом народном стиле: «Считаю своим патриотическим долгом сообщить...». Они еженедельно рапортовали о его высказываниях и посетителях. Рапорты сдавались куратору - атлетического вида выходцу с Кавказа, как раз начинавшему свою карьеру на Петровке 38, сожителю молодой дородной работницы прилавка, обитавшей рядом по коридору, через стенку от Арика. Однако, мент этот, неожиданно для всех, искренне привязался к Арику и за дружеской "поляной" в какой-нибудь шашлычной регулярно стучал ему в ответ о происках Конторы. Так что Арик держал в руках ниточку из расставленной сети и иногда подергивал ее для дезориентации охотников. Нет, не перевелось еще товарищество на Руси!

Незадолго до отъезда его вызвали прямо на Лубянку, отбросив всякую конспирацию и занимательные ментовские игры. Мысленно он уже подготовил себя к роли страстотерпца - черт их знает, что они накопали? Он уже поднабрался опыта поведения на допросах - знал, что ни в коем случае нельзя надеяться на авось, паниковать или давать волю эмоциям. Главное - заранее упаковать легенду в золотую обёртку неопровержимых фактов. Было жутковато: ведь к тому времени у Aрика образовалось уже две семьи и трое детей. Принимал его некий высокий чин, с лампасами. К удивлению Арика, всё пошло по другому сценарию. И, хотя кофиев с ним не распивали, но зубы не выбивали, не лупили валенками по почкам, не загоняли иголки под ногти. Напротив, вели себя вполне доброжелательно, прямо по-отечески. Проявили потрясающую осведомленность о семейных и бытовых обстоятельствах. Посоветовали кончать бодягу с выездом и заняться, наконец, устройством нормальной жизни. Посулили немедленно устроить все лучшим образом - вплоть до отдельной трехкомнатной квартиры. Ого!..Арику даже пообещали выхлопотать собственную лабораторию. На такое уж точно он не мог рассчитывать ни в какой Израиловке. Удивляло полное совпадение с убеждениями последнего русского царя, заплатившего за них своей жизнью в далекой уральской мухосрани: "Нам нужны люди выдающиеся. Остальные пусть убираются, куда хотят. Хоть в преисподнюю. Хоть в Палестину."

Кормиться из таких рук показалось Aрику не «по понятиям». Что-то подсказало ему линию поведения. Он впал в сомнамбулическое состояние и выдал отработанную увертюру «об открывшемся религиозном чувстве, о мелочности всего земного, о том, что научная карьера сейчас волнует его в последнюю очередь». Арик нутром сообразил: в глазах русского вертухая лучше выглядеть простаком. Момент был критический. «Двойной агент» сообщил Арику, что бюджет на ведение его дела исчерпан, их приятельство уже перестало быть секретом и можно ожидать всякого. Арик понял, что терять уже нечего и погнал большую волну. Он начал открыто, прямо по коммунальному телефону демонстративно обзванивать заграницу, призывая реальных и мнимых родственников дружно вступиться за него. В коридоре на полный ор зазвучали ужасающие, запретные, приравненные к мату, слова : «Тель-Авив... Мельбурн... Нью-Йорк...».

К тому времени он уже фигурировал в нужныx спискax, которые в нужный момент подсовывали самому Рейгану. Это в конце концов и сработало. В Италии Aрику для начала предложили трудиться в недрах Пентагона. Кстати, дружок Арика не упустил случая - и до сих пор процветает под звездно-полосатым флагом. Но Aрик твердо нацелился на Австралию - к счастливо обретенным потомкам деда Меира.

Он представлял себе Австралию девственно-чистой, не замусоренной излишними новациями. Пепел целинников-первопроходцев стучал в его сердце. Успел-таки наглотаться романтики в студенческих стройотрядах. Расчет на то, что в Австралии, в отличие от Европы или Штатов, нет толкучки на рынке научных идей, оправдался на сто процентов. Мельбурн встретил его со всем возможным радушием. Тут всё пошло в корзину - и его семилетнее героическое противостояние, и экзотический профиль его научных занятий, и то, наконец, что другие-прочие мозговитые беглецы обидно обходили Австралию и предпочитали оседать в Оттаве, Дюссельдорфе или Нью-Йорке. Страна в научных лидерах не числилась, но Мельбурн считался университетским городом вполне в духе старой, доброй Англии. Это внушало надежду. Арик, поначалу обласканный нарочитым вниманием, бросил якорь на кафедре физики ведущего вуза. В его честолюбивые планы входило: вытащить местную науку из захолустья. Он сразу же проявил прыть - и через несколько лет в Патентом Бюро оказалось больше двух десятков его заявок. Едва ли не столько же, сколько от всех других изыскателей по его профилю на континенте. Он стал безусловным монополистом во всем, что касалось совместного применения слов «голография» и «контроль». То есть, первая цель была достигнута. Но со временем выяснилось и кое-что другое, более прозаическое. Работа на кафедре нищенски оплачивалась. А вероятность когда-нибудь занять профессорское место не многое меняла. Да и возраст поджимал. Грустная реальность, по обыкновению, явила свою козью морду.

И тогда Арик сделал очередной резвый ход. Он решительно ушел в бизнес, создав свою консультативную фирму «Спекл», нацеленную прежде всего на проталкивание на местный базар секретных достижений разваливающегося российского военно-промышленного комплекса. Должно же принести хоть какую-то пользу то самое, из-за чего семь лет держали его на цепи! Спустя два года после отъезда Арик вернулся в Москву уже "австралийцем в законе". На его визитной карточке латиницей гордо красовалось: «Доктор...» В русской столице он обнаружил, что российский интеллект, в одночасье отданный во власть рыночной стихии и криминала, решительно менял масть, не брезгуя никакой новой ролью. Это было горячее времечко. У фирмы «Спекл» за пару-тройку лет выросли, как грибы после дождя, филиалы. Через рухнувший железный занавес к Зеленому континенту прокатились генералы и маршалы от науки – начиная с президента Российской Академии наук и председателя комитета по космической Связи и кончая вышколенными и вылощенными хлопцами из бывшего суперэлитного Внешторга. С их подачи фирма «Спекл» обзавелась уникальным, не виданным до того в Австралии оборудованием хайтека: лазерами-шмазерами и мощными телескопами штучного производства российских сверхсекретных СКБ. После чего вышла с услугами стереоскопического кино и космической связи и укрепила монополию в области голографического неразрушающего контроля. Но брак русской науки с Австралией в целом не состоялся. Невеста оказалась не только переборчивой, но и себе на уме. Те, у кого в руках были деньги, легко раздавали только улыбки на разорительных презентациях с непременной черной икрой и "смирновской" водкой. Да и конкуренты не дремали. Обнаружилась куча протекционистских законов и юридических крючков, защищавших местные влиятельные круги от опасного чужого проникновения. Так что никто и никогда не узнает, какие возможности были упущены в тот короткий момент, когда выпал случай на халяву хлебнуть из большой русской лохани. Особенно ревниво за деятельностью Арика на Зеленом материке наблюдала австралийская контора «Эталон», бывшая в той же теме. Тем не менее через десять лет фирму «Спекл» допустили к конкурсу на участие в проекте века – самом крупном военном мероприяии Австралии за всю ее историю. И «Спекл» выиграл тендер у крупнейших и влиятельных корпораций.

Армия на пятом континенте не велика. В последние пятьдесят тысяч лет здесь не было ни одной серьезной войны (японцы, правда, жестоко бомбили Северные Территории - что было, то было). До сентября 2001 воинский контингент включал в себя всего около 25 тысяч человек. Впрочем, Австралия заслуженно слыла большой забиякой и непременно стояла рядом с Америкой во всех послевоенных конфликтах. С началом антикрестового похода магометан против Запада, несмотря на отчаянное сопротивление собственных пофигистов, армию увеличили аж в два раза. Уже в конце девяностых как-то нехорошо вспомнили об Индонезии: двухсотмиллионная соседка, вооруженная до зубов, всё более исламизируется, поток нелегальных и не толерантных мигрантов с ее стороны с годами всё плотнеет и это – головная боль каждого австралийского правительства.

После долгих парламентских дебатов и консультаций с милым заокеанским другом Австралия решила раскошелиться и построить для защиты границ аж шесть современных дизельно-электрических субмарин. Сумма на это была выделена соответствующая - три с половиной биллиона отечественных долларов. Понятно, из кармана налогоплательщиков. Вообще-то субмарины такого класса можно было приобрести буквально за углом - новенькие и с пятилетней гарантией. За сумму, ровно в пять раз меньшую. Но, как говорил бессмертный Киса Воробьянинов, торг здесь не уместен. Государственный размах: как-никак - целый подводный флот. Не баран чихнул. Можно сказать, национальная реликвия, икона, душевная вещь. Да, решили изготовлять сами. Это был сильный ход. И люди будут заняты. И освоена новая отрасль. И деньги потекут в родную страну, а не в карман к чужому дяде. В общем, «хотели, как лучше...»

Тендерный проект закупили в Швеции, а главным субподрядчиком и исполнителем стала полугосударственная корпорация «Субмарина», для этой цели и созданная. Русские технологии «Спекла» попали на конкурс вместе с любимыми американскими и роднными австралийскими. Как? Это вопрос, на который и сегодня нет ответа. Факт беспрецедентный. И самому Арику небезинтересно узнать, почему именно еврейскому парню из нашего города доверили исследовать остаточные напряжения в сварных корпусах боевых подлодок. Нечто из области очевидное-неверояное. Конечно, Арик был тогда единственным в стране, кто когда-то занимался такого рода работой. Плюс его возможность открывать ногами двери в русскую науку, известную своим патологическим пристрастием к подобным устрашающим монстрам. Плюс рекомендации от металлургического концерна, самого могущественного на пятом континенте. - с ним Арик удачно и выгодно в то время сотрудничал. Но этого было недостаточно, чтобы оттеснить других. Те, родные, неизмеримо ближе стояли к кормушке. Остается лишь допустить, что авторы проекта были патриотично возбуждены и старались избежать прокола любыми возможными способами. Однако первый блин вышел комом. И не удивительно. Опыта изготовления «бочоночков» высотой под десять и длиной в восемьдесят метров из броневой стали толщиной в ладонь ни у кого в стране не было. Ну, разве что делали котлы для электростанций и резервуары, в которых хранят нефтепродукты. Так ведь это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Где котел, а где субмарина? Но разница не сразу выплыла. Лодка кроилась и варилась из громадных стальных листов. Требовалась технологическая культура, многолетняя школа, если хотите. Хорошего портного сразу видно по качеству швов. Сварить нужно было так искусно, чтобы не возникло значительных концентраций остаточных напряжений. Ни продольных, ни поперечных. Чтобы листы не коробились и не наезжали друг на друга. Корпусу лодки надобно иметь идеальную, дельфинообразную геометрию - это ее не эстетическая, а боевая характеристика. Легче сто раз блоху подковать.

Арик в свое время создал голографическую лабораторию при металлургическом институте в Москве и несколько лет вел ее - работал над диссертацией. Приходилось оценивать и качество сотовых панелей бомбардировщиков, и остаточные напряжения корпусов подлодок на ленинградской верфи. Был такой неоценимый опыт. Уже в Австралии он приумножил его практикой контроля многотонных валков прокатных станов на заводах Би-Эйч–Пи.

Сложности начались с первых же дней работы. Сотрудников Арика на военный завод в Аделаиде не допустили: "Нам не надо лишних людей. Для рутинных работ у нас есть собственные профессионалы. Они своё дело знают". Навыков у этих «профессионалов» было мало, а любопытства много. Так что выпало Арику крутиться самому. Да еще обучать заводскую техническую "головку", чтобы въехали в русскую технологию. Ему не пришлось ничего изобретать. В своей лаборатории он воссоздал дизайн в полном соответствии с требованиями советского Госстандарта, хорошо ему знакомыми. Исследовал на стендах образцы. Апробировал свою методику. Протестировал - то есть определил систему мер будущих результатов. Все это заняло около трex месяцeв - вместе с мастер-классом для ведущих специалистов заказчика, которые приезжали к нему в Мельбурн, подолгу сидели, оценивали, осматривали, ощупывали. За это время на стапеле в Аделаиде поэтапно развернулись работы сразу над тремя лодками. Арик доставил туда лазеры и голографическую аппаратуру для съемок и утвердил календарный план работ. Он приезжал в Аделаиду обычно в начале недели и проводил нa заводе несколько дней, занимаясь измерениями до позднего вечера. Потом отвозил результаты к себе в Мельбурн для компьютерной обработки и оформления промежуточных отчетов. Аппаратура позволяла вести одновременное измерение остаточных напряжений сразу тремя голокамерами на площади диаметром около пяти метров. Никакие другие способы, будь то электрические, ультразвукoвые или магнитные, такого и близко не позволяли. Первые же построенные графики и эпюры показали, что не всё ладно в датском королевстве. Отсутствие опыта сказалось самым неприятным образом. Огромное бронированное корыто морщилось, как стиральная доска, под воздействием чудовищных oстаточных напряжений в сварных сочленениях. Отклонения геометрии на гигантских поверхностях иногда достигали нескольких миллиметров. Даже не требовалось обращаться к голографии - неровности обнаруживались и менее чувствительным муаром, который многие замечали и при обычном свете по бегущим теням на тюлевых занавесках. Арик регулярно сдавал эти тревожные отчеты. Отношение к нему ведущих специалистов оставалось неизменно доброжелательным, как будто все идет как надо. Иногда местные спецы сами принимали участие в испытаниях, так что могли убедиться: он никаких карт в рукавах не прячет. Ну, и ладушки. В собственных лабораториях у спецов и нескольких подрядчиков тоже шли какие-то замеры состояния сварных швов. Но те отчеты неизменно оказывались более благоприятными. По просьбе руководства Арик проверил своим манером и состояние трубных коммуникаций на одной из лодок - этих труб внутри лодки проложили многие километры. Результаты тоже вышли не утешительные. Но здесь реакцию он увидел сразу. Его даже похвалили, а трубы вырезали. Они потом так и лежали на внешнем стапеле, портя эстетику строго выверенного воинственного ландшафта. Измерения на трех первых субмаринах продолжались в течение полугода. Наконец, была поставлена жирная точка. Арик сдал отчет, в который, как честный человек, включил рекомендации по ремонту. То есть, как в течение последующих семи лет ремонтировать лодки, разгружая законсервированные напряжения в корпусах с помощью индукционных нагревателей и прочих экзотичностей.

Сбросив груз многомесячных забот, Арик зашел перетереть вопросы проплаты с ведущим специалистом по сварке - вся Арикова работа практически осуществлялась через этого человека. От него многое зависело. Главный Сварщик был профессионалом и прагматиком и, хотя к идее использования русских технологий изначально относился скептически, своё дело делал очень добросовестно. Лёд недоверия давно растаял и сложились вполне дружеские отношения. Объем работ согласовывали заранее, и по каждой лодке трудовой вклад фирмы «Спекл» тянул на сто пятьдесят тысяч баксов. Осталось только получить свои "пол–лимона" на блюдечке с голубой каёмочкой.

Главный Сварщик принял Арика радушно, предложил чашечку кофе и обещал всё без проволочки оформить. Нужно было еще ознакомить с результатами управляющего фирмы - Фрица Мюллера, генерального директора. До сих пор их друг другу не представили, хотя оба уже больше полугода работали в одном проекте и на одной площадке. Впрочем, Арик доподлинно знал, что директору известно о его существовании. У основателя фирмы «Спекл» был в руках о-ч-чень интересный документик. Он имел отношение к священной корове Австралии, которая, как жена Цезаря, стоит вне подозрений государственных институтов и денежных мешков. К налоговой службе. Налоговики способны с одинаковой бесцеремонностью залезть и в кошелек министра, и в дырявый карман сезонного работника. Впрочем, и на старуху бывает проруха, как говорится. Цветёт себе и здравствует некая солидная фирма. И совершенно легально и за б-о-ольшие деньги учит, как облапошить всесильных и опасных налоговиков. А из документика, между прочим, следовало, что упомянутая солидная фирма очень интересуется налоговыми льготами. И концерну «Субмарина», представьте, светят большие льготы, поскольку держатся в уме продвинутые инновации «Спекла». Вне сомнения, генеральный директор очень тесно общался с инициаторами такой многообещающей операции. И всё-таки Арик ощущал некоторый холодок беспокойства. Оно и понятно. Ведь результаты испытаний не вдохновляли - с этим надо было что-то делать. С другой стороны, он - только эксперт, не более того. Но какая-то реакция должна быть, и это тревожило. И реакция последовала незамедлительно. К генеральному даже не потребовалось идти на приём. Он пришел сам. Выскочил, как чёрт из табакерки. Распахнул дверь и вошел в кабинет главного Сварщика. Это было нечто! Арик впервые увидел живого отпрыска нацистских беженцев, укрывшихся от разгневанных победителей в послевоенной Австралии. Которые осели в Аделаиде и основали там крепкую и очень влиятельную колонию. Такова одна из австралийских реалий. И Арик об этом знал. Он с любопытством рассматривал стройного арийца в черном длинном пальто из блестящей кожи, высокого, белобрысого, со стальными глазами, не выражающими ничего, кроме холодного безразличия. Не хватало только фуражки с паучьей кокардой. Ариец обошел вокруг Арикa два раза, не сказав ни слова. Не поздоровался, не кивнул, но устремил всё своё внимание на вызывающе семитский нос. И так же молча и стремительно, вышел из комнаты, захлопнув дверь. Это было настолько неожиданно и демонстративно, что повергло Арика в шоковое состояние. Ничего подобного он не ожидал и нутром почувствовал приближение больших неприятностей. Несколько минут в комнате стояла тишина. Хозяина кабинета пoставили в неловкое положение. Но сказалась чопорная английская выучка. Он, как мог, успокоил Aрика: "Брось, не расстраивайся. Это просто недоразумение. Завтра всё устаканится". Назавтра они едва не столкнулись с Генеральным на пирсе. Фриц Мюллер обогнал их по пути в заводоуправление, снова не выделив из себя ни грана внимания. Главный Сварщик окликнул его перед входом в офис: "Мистер Мюллер, я хочу представить вам Доктора. Он с помощью голографии проводил исследования наших лодок". Фриц, не оборачиваясь, с насмешкой бросил: "Тот, что составил план на семь лет? План на 7 лет?.. У меня нет времени". И скрылся за дверью. Число семь, похоже, действовало на него самым непредвиденным образом. Арик прокручивал возможные ассоциации: семисвечник, семь лет войны, семь тучных коров, семь лет сиденья в отказе...

Спутник Арика развел руками: "Здесь я бессилен. Я не понимаю, что происходит. Похоже, он не хочет тебе платить". Ситуация и впрямь показалась Арику за пределами разумного и невольно двинула мысль в определенном направлении: "Что за вздор? Ему что, не нравится мой шнобель? Где мы находимся? Или Австралия - уже не свободная страна, и любой окопавшийся расист может творить, что ему вздумается? Да я целый год пахал как папа Карло! Я приостановил все другие работы и хочу получить свои честно заработанные бабки!" Арик тут же позвонил начальнику Производства, которому Главный Сварщик передавал его отчеты по испытаниям и поинтересовался, почему в нарушение всех договоренностей происходит какая-то фигня с оплатой. Живой, импульсивный галл, приглашенный на эту должность с министерским окладом, проявил искреннее участие: "Не бери, Арик, дурного в голову! Разберемся. Я видел твои счета, там все ОК. Сейчас же, прямо не сходя с места, выписываю тебе чек на двадцать тысяч, чтобы ты не волновался, и передаю в бухгалтерию. Завтра сможешь получить. А с понедельника начнем проплачивать по полной программе. Это может занять некоторое время – у фирмы свои проблемы, но это тебя не касается". Дело было в четверг. Вечером Арик уехал домой в Мельбурн. А в пятницу позвонил в бухгалтерию - удостовериться, выполнил ли француз обещание. Там подтвердили: "Да, чек такой поступил. Но звонил директор Фриц Мюллер и сказал, чтобы мы вам ничего не платили". Последовал еще один разговор с начальником Производства. Тот самолично спустился в финотдел и оформил всё под свою ответственность – пока не поступил письменный приказ от Хозяина. Эти деньги через несколько дней пришли – все, что получил в итоге Арик за девять месяцев интенсивной работы. А в понедельник он, на всякий случай, сделал еще один звонок главному Сварщику. И тут его ждал удар: "Арик, я должен тебя сильно расстроить. Фриц заявил, что ничего тебе платить не собирается". Как говорится, приехали! Арик посидел, подумал, укрепился духовно и про себя решил: "Ну, погодите. Будет вам еще гусик с пусиком. Не на того нарвались".

Он прошерстил мысленно список людей, которые были ознакомлены с проектом, и связался с приемной мисс Хардт - министра Военной Промышленности. Попросил передать мисс Хардт свою просьбу о встрече, что у него есть для нее очень важная и конфиденциальная информация. В приемной ответили: у них так не принято. Просителю полагается всё, что он хочет, передать по факсу. Мисс Хардт сама решит, нужна ли ей эта встреча. Единственным трофеем телефонного разговора был номер факса.

Арик снова тщательно просмотрел все отчеты и убедился в железобетонности выводов. В четверг еще раз связался с начальником Производства. Тот подтвердил: в обход Фрицци, закусившего удила, оплату производить не сможет. Такие крупные счета подписывает только директор. Арик сделал новую попытку избежать крупного скандала: "Вы же понимаете, я не могу так просто отказаться от проделанной работы. Я приму свои меры. Пострадает репутация фирмы". В ответ услышал: "Ну, что ж. Это ваше право. Я согласен, что Фриц поступает по-хамски. Но, к сожалению, его слово - последнее".

Тогда Арик сочинил документ. Бумага сработала, как спусковой крючок для одного из самых скандальных процессов в австралийской истории, который, тем не менее, остался глубоко законспирированным.

Арик начал с того, что охарактеризовал выполненную фирмой «Субмарина» работу как высокооплаченный брак. Привел убедительные результаты своих исследований и сравнил с действующими нормами. Сослался на свой прежний опыт, позволявший сделать вывод об очень серьезных отклонениях и усомниться в эксплуатационной пригодности лодок. Отметил: упорно игнорируются его результаты, полученные способом, ранее в Австралии не известным. Больше того -в отместку отказываются оплачивать ему заранее согласованную работу и услуги. Еще раз подчеркнул: его функции - контрольные и с самим производством никак не связаны. И затем Арик воспользовался добытым номером факса. Да, это напоминало донос. Но и с ним поступили прескверно.

В понедельник он пришел к себе в офис и принялся приводить в порядок бумаги. Неожиданно, прямо с утра, заявился курьер с протезом вместо руки и, перемещаясь как-то боком, - все это напоминало завязку спектакля в духе Гофмана - вручил здоровенный пакет под роспись. Две папки. Каждая листов по 250. На первой странице значилось: компания «Субмарина» начинает процесс против Доктора лично и против фирмы «Спекл», которых обвиняет в разглашении особо конфиденциальной информации, согласно указанным пунктам контракта, заключенного ранее. Через несколько минут такой же пакет поступил на имя руководства фирмы.

На двух с половиной сотнях страниц фиксировались все мельчайшие телодвижения между двумя организациями, все протоколы совещаний, планы работ, презентаций, включая предварительный период до получения тендера на эксклюзивное право неразрушающего контроля корпусов подлодок. Эти бумаги свидетельствовали: Доктор и его контора в течение длительного времени имели доступ к секретной информации, которую он, якобы, преступно и предательски слил, обратившись напрямую в канцелярию военного ведомства. В контракте действительно существовал пункт о конфиденциальности, запрещающей Доктору обсуждать вопросы, касающиеся подводных лодок, с кем бы то ни было. Арику, естественно, было невдомёк, что «с кем бы то ни было» может распространяться на министра Военной Промышленности. Ведь мисс Хардт сама заключала контракт века с фирмой «Субмарина». Ему предлагалось немедленно по получении бумаг явиться в здание федерального суда. Он отправился навстречу судьбе, прихватив с собой один комплект папок. Его встретил молодой интеллигентный человек в пенсне и с ухоженной бородкой "а-ля присяжный поверенный В.И.Ульянов". "А-ля присяжный" представился членом коллегии адвокатов. Позже выяснилось: он из самых преуспевающих. С места в карьер адвокат подкупающе-демократично заявил: "Ну, Арик, давай подписывай бумаги! Что согласен со всеми предъявленными обвинениями. Дело это совершенно ясное – не стоит доводить его до суда. А мы постараемся, чтобы ты пострадал наименьшим образом. У нас нет намерения засунуть тебя в тюрьму. Но ты должен прореагировать на поданный иск. Здесь нет состава уголовного преступления, хотя есть очевидный факт нарушения конфиденциальности". Не чувствуя за собой никакой вины, Арик вдруг почувствовал себя в знакомой роли диссидента и перешел в атаку: "Во-первых, я не согласен. Во-вторых, ничего не подпишу. Меня семь лет держали в отказе. В Советском Союзе пережил такое, что вам и не снилось, У меня совсем другое представление о случившемся. Прямо противоположное. И, думаю, его не трудно будет защитить в суде". Он видел - они не очень-то хотят огласки. Так, может быть, наоборот, раздуть шумиху? В этот момент раздался звонок. Адвокат взял трубку и как-то по-военному почтительно выпрямился: "Да, он находится у меня!" И передал трубку Aрикy. Какой-то важный человек на другом конце провода произнес:напористо, тоном, не допускающим возражения: "Надеюсь, вам разъяснили ситуацию? Это не уголовное преступление. Тем не менее, вы нарушили существующие нормы. Вы не соизволили соблюдать секретность в области, касающейся безопасности страны, и должны отвечать. Мы постараемся, чтобы ущерб для обеих сторон был наименьший". Арик поинтересовался: "Простите, с кем я разговариваю?" В ответ услышал: "Представитель генерального Прокурора Австралии. Вы находитесь в кабинете адвоката, специально направленного нами для защиты ваших интересов". Арик занял оборону: "Я не согласен с такой постановкой вопроса. Не вижу своей вины. Просто-напросто самому заинтересованному лицу открыл глаза на реальное положение дел. Я готов обратиться в суд и буду сражаться до последнего". Адвокат недоуменно развел руками и положил трубку. Он еще верил в силу своего красноречия: "Ну, знаете, Арик, всё это выглядит крайне неразумно, просто по-детски! Вы хоть представляете, с кем собираетесь судиться? Корпорация «Субмарина» - это практически министерство обороны. Компания замыкается прямо на Генеральном Прокуроре. Вы собираетесь выступить в суде против Австралийского государства? Это несерьезно. Мне кажется, вы не вполне понимаете, кто именно и в чем вас обвиняет. Я бы на вашем месте не упирался. Моя задача - не напугать, а разъяснить вам: не надо раздувать пожар от маленькой спички. Мы все - и вы, в том числе, - в этом абсолютно не заинтересованы. Правительство штата уполномочило меня выполнить это деликатное поручение. Вы подписываетесь, что согласны с предъявленными обвинениями, - и я готов защищать ваши интересы. Не упрямьтесь!" Адвокат еще не врубился - не понял, с кем имеет дело. Ему стоило поинтересоваться историей Второй мировой и узнать, кто вломил фрицам под Сталинградом. Папа Арика, кстати, принимал в этом участие. Нос, конечно, выдавал обвиняемого с головой, но школа-то была русскoй. Арик твердо парировал: "Нет, я ничего подписывать не буду. Я не чувствую за собой никакой вины Министр оборонной промышленности не может быть посторонним в этом проекте. Никакой суд этого не признает. Мисс Хардт была главным заказчиком, сама назначала исполнителей и кураторов. Перед тем, как направить ей факс, я специально поинтересовался этим. Считаю, что поступил, как честный австралийский гражданин, и готов эту свою позицию отстаивать". Адвокат задумался - что-то шло не так: "Ну что ж, есть еще несколько моментов, которые мы с вами должны обсудить. Но время к обеду"- он поднялся и взял в руки солидную папку. «Интересно, - подумал Арик, - что он там еще заготовил?». У него мелькнула мысль и он выразил ее вслух: "У меня есть другое предложение. Я вижу - вам это дело доставляет массу неудобств. И вы настроены совсем не так, как мне хотелось бы. Совсем не так. Так что лучше отдайте мне все эти бумаги. Я буду сам себя защищать". Арику явно не улыбалась перспектива, что некий ушлый стряпчий получит доступ к его делам. Да и средств не было на оплату такого монстра. Арик заранее выяснил у секретарши, что стоимость визита в этот кабинет начинается со ста пятидесяти баксов. Никто и не подозревал, сколь в стесненных обстоятельствах он оказался, сделав ставку на работу с подлодками. Стряпчий решил потянуть время: "Хорошо, давайте встретимся после перерыва. Вы еще подумайте. В любом случае, у нас есть о чем поговорить".

Арик вышел, прошелся по парку, зашел в кафе. Заглянул в банк и взял наличные деньги. Потом вернулся обратно. Теперь разговор происходил в приемной. Там оказалась специальная комната для посетителей. "Вы не передумали?" – спросил адвокат. Арик не передумал: "Нет, знаете ли, Вы просто меня не понимаете. Я и в Советском Союзе действовал до конца. А там против меня стояла целая империя, оплот мирового Зла. Семь лет держал оборону. Как видите, выстоял. Разве я совершил какое-то страшное преступление? Не застрелите же вы меня прямо здесь! Вам проще отдать мне это дело. Я готов оплатить приход к вам - как консультацию".

Адвокат вызвал секретаршу и ушел. Арик передал ей деньги - те самые сто пятьдесят долларов. Она выдала ему расписку. Потом попросила подождать, зашла к шефу и вернулась с уже знакомой папкой бумаг. В бумагах – точно таких же, какие он получил с нарочным, - было еще расписание судебных заседаний, список лиц, участвующих в процессе, очередность подачи документов, все процедуры, инструкции и т.д. А главное - телефоны всех заинтересованных лиц и учреждений. В целом страниц пятьдесят. Это был дорогой подарок. Теперь Арик обладал обширной информацией и с легким сердцем позвонил в суд, чтобы выяснить время первого слушания. Там поинтересовались, кто будет представлять его интересы. Для Арика этот вопрос теперь не стоял.

Слушания проходили в здании верховного суда в Аделаиде. На первое слушание он приехал с утра пораньше и сразу пошел в библиотеку - пошерстить там юридические документы. И откопал любопытную информацию. Оказывается, в отдельных случаях интересы компании может представлять руководитель фирмы, выступая как адвокат. Такая возможность заранее оговаривается в учредительских документах. И, что самое важное, он нашел конкретный прецедент, когда фирму защищал ее представитель, поскольку вопрос касался технических деталей, суть которых обычный адвокат не улавливал.

Пришло время первого заседания. За столом - судья, как и положено, в парике и в судейской мантии. Рядом секретарь. Адвокат фирмы «Субмарина» расположился слева от судьи. Арик занял место справа. Слушания начались с заявления адвоката противной стороны: "Доктор не имеет права выступать как защитник самого себя и возглавляемой им фирмы «Спекл». По нашим сведениям, он отказался от услуг профессионального адвоката. Незнание законов и процедуры не оправдывает ответчика. Мы вносим предложение - назначить ему официального юриста для ведения процесса". Судья прореагировал: "Протест принимается. Доктор, что вы можете сказать по этому поводу?" На этом всё могло разом закончиться. Но Арик не зря провел утро в библиотеке: "Я возражаю, Ваша Честь. На основании законов штата Южная Австралия я имею право защищать свою фирму и себя лично в вопросах, связанных со специфической профессиональной деятельностью. Это соответствует отмеченным мною параграфам в законе. Предъявляю решение Совета директоров фирмы «Спекл» o назначении меня постоянным юристом и представителем фирмы. Оно составлено еще до начала работ. И есть отмеченный мною прецедент в Законодательстве Штата". Бумаги сперва легли на стол перед судьёй, а затем передвинулись к адвокату противника. Адвокат выглядел совершенно обескураженным. Такого оборота он явно не ожидал. Судья вынес вердикт: "На основании предъявленных документов по юридическому праву Южной Австралии я разрешаю Доктору защищать самого себя и интересы фирмы «Спекл»". Молоток опустился. Первый раунд был выигран. На этом предварительное слушание закончилось. Адвокат сразу стал нервно звонить в какие-то инстанции, а потом подошел к Арику: "Поймите, вы же не профессионал, а собираетесь вести дело, которое не каждому юристу по плечу. Это не просто соревнование умов. Это большая специфическая работа, связанная с оформлением массы документов на каждом этапе, с обязательным соблюдением правил, ритуалов, если хотите, о которых вы понятия не имеете. Адвокаты – это каста, закрытое общество, живущее и действующее по своим правилам. Вы - дилетант и не сможете со всем этим справиться. Это просто смешно". Арик усмехнулся: "Вот как? Я вас рассмешил сегодня? Мне так не показалось". В дальнейшем все заседания проходили в присутствии двух адвокатов противной стороны – солиситора (он готовил все необходимые бумаги) и барристера (за ним оставалось право высказывать квалифицированное мнение).

В тот вечер Арик уехал домой в Мельбурн. И уже в Мельбурне получил целый ворох бумаг с грифом: «О деле Доктора и компании “Спекл”». Там была расписана вся процедура ведения процесса. Очень кстати. Теперь у него в руках оказалось то, к чему имеют доступ только адвокаты: ритуал, которому он должен следовать, когда и какие документы оформлять - в каком случае, в каком объеме, в каком порядке. Теперь он во всех подробностях знал, что нужно готовить к каждому заседанию. А заседаний в течение процесса предстояло десять - с промежутками от двух недель до месяца. Впрочем, уже ко второму рабочему заседанию требовался полный отчет о работе фирмы за все время ее существования – о контрактах, о финансовом состоянии и пр. . В общем, не слабо. Арик исполнял еще и роль солиситора. И получил огромное количество документов такого же рода от фирмы-истца, т.е потерпевшей «Субмарины». Оч-ч-ень любопытные бумаги. Вот когда он почувствовал реальное, а не высосанное из пальца соприкосновение с тайной. Бумаги его потрясли. Там фигурировало огромное количество субподрядчиков и страховых компаний, куда ушла гигантская часть тех самых трех миллиардов, что были отпущены на проект. Он начал догадываться, на что ушла разница между сложившейся стоимостью субмарин на мировом рынке и означенной суммой. Одна страховка проекта в какой-то зачуханной сингапурской конторе составила 300 миллионов. Среди директоров фирм субподрядчиков из юго-восточной Азии мелькали очень интересные фамилии. На некоторых документах стояла подпись лидера оппозиции федерального парламента. Лидер, как оказалось, был главным толкачом проекта. Из документов следовало, что решение о строительстве лодок принималось много лет назад. Пока крутилась бюрократическая машина, сами лодки безнадежно устаревали. Там же были заключения специалистов из упомянутой конкурирующей фирмы «Эталон» o состоянии корпусов лодок. Кстати, исключительно положительные. Как говорится, не верь глазам своим. Да, эти ребята, выходит, гораздо сговорчивее его, и, наверное, небескорыстны. Становилось понятным желание вывести его из игры.

На следующем заседании слушалось дело о нарушении конфиденциальности. Арик снова и снова настаивал, что Министр Оборонной Промышленности по определению является участником Проекта, и обращение к ней не может квалифицироваться как разглашение закрытой информации. Но суд потребовал письменных доказательств. Из представленных бумаг, якобы, такого заключения сделать нельзя. В подобном же духе прошло еще несколько заседаний. Ни у той, ни у другой стороны не оказалось какого-то одного неотразимого аргумента.

До Aрикa начало кое-что доходить - проблема-то в разнице укоренившихся представлений! По австралийским меркам, министр оборонной промышленности, как сугубо гражданский человек, совсем не обязан быть компетентным в технике. Он - дирижер денежных потоков, не более того. Тесное вовлечение его в проект вовсе не обязательно. В таком случае дело Арика - швах. Неизвестно, чем обернется. Но ведь лодка-то старая! Об этом говорила вся документация, имеющаяся в его распоряжении. Выходит, главное - убедительно доказать именно это. Арик знал, что Россия давно уже выставила на мировой рынок лодки подобного класса и рада продать их любому, кто согласен за них платить. Не имей сто рублей, а имей сто друзей! Особенно в Москве. Не зря же столько разных его друзей высаживалось на австралийской земле, а в их портфелях лежали командировочные предписания на фирму «Спекл». В Мельбурне как раз проходил ежегодный авиасалон. Арик поехал на шоу в Джилонг. Там, в Русском павильоне, его ждали папки со спецификацией и чертежами корпуса серийной российской субмарины, переданные московскими коллегами.

На очередном заседании истец долго - часа полтора! - рассказывал, какой огромный ущерб нанес Доктор их конторе. Уже начали вырисовываться контуры этого ущерба, способные с лихвой перекрыть небольшой корпорационный должок в полмиллиона. Но Доктор на это не без ехидства возразил: все обвинения держатся на предполагаемом разглашении секрета, которого на самом деле не существовало, поскольку речь идет только о корпусе. Ведь Доктор, как известно, с другими элементами лодок не соприкасался. А всё, что касается корпуса или технологии его изготовления, давно уже секретом не является. Этот факт необходимо принять во внимание. Все подобные лодки имеют совершенно идентичные конструктивные элементы. На мировом рынке абсолютно идентичная документация предоставляется каждому, кто намеревается приобрести подлодки. В качестве доказательства Арик выложил перед ошарашенным судьей чертежи рутинной российской субмарины, предлагаемой странам третьего мира.

С этого момента атмосфера суда резко изменилась. На всех дальнейших заседаниях внимание сосредоточилось уже на том, какая часть секрета Полишинеля, стоившего налогоплательщикам лишних два миллиарда, принадлежит фирме «Субмарина». Эта гипотетическая оценка - чем дальше, тем больше - вязла в технических деталях. Однако именно в них Доктор чувствовал себя, как рыба в воде. В отличие от солиситора и барристера – те лишь вяло булькались, хотя и ретиво пеклись об интересах «Субмарины». Конкретные претензии завяли и начали опадать, как сухие листья. Корпорация явно проигрывала процесс, который тянулся уже около года. Неожиданно Арик получил официальное уведомление от противоборствующей компании, что она готова снять все притязания и закончить дело миром. С одной стороны, великолепно - можно почувствовать себя победителем. Но, с другой стороны, полмиллиона уплывали в безвозвратную даль. Это как-то напрягало.

И тогда Арик кое-что придумал. Через девять месяцев после начала процесса у него вызрела идея - обвинить «Субмарину» по той же схеме. А именно: разглашение секретов партнера, то есть фирмы «Спекл». Это был неожиданный и сильный ход.

"Ахашвейрош приказал повесить Амана и разрешил иудеям защищаться от врагов 13 адара. В итоге, день скорби чудесным образом превратился в день спасения".

Перед началом очередного слушания Арик зашел в секретариат и подал иск против корпорации «Субмарина». Он обвинял компанию в разглашении его конфиденциальной информации, а именно методики голографического контроля. Той самой, которой он пользовался, которую апробировал еще в России на подводных лодках и на которую у него имелся патент. Ведь будучи сам себе адвокатом, он получил документы, содержавшие весьма неприятную информацию, что его методика широко обсуждалась с представителями разных фирм, в том числе и с конкурентами из «Эталона». А конкуренты к тому времени относились к Арику враждебно и всячески порочили его методику и выводы. О качестве же корпусoв подлодок соперники отзывались в самом хвалебном тоне. Арик оценил ущерб от разглашения своих секретов в один миллион. Такой оборот дела обещал очень интересное и волнительное продолжение. Но у других участников этого занимательного спектакля были свои планы. Во время перерыва Арика подозвал к себе сам «товарищ генерального прокурора», присутствовавший на заседании. Он очень одобрительно высказался о вкладе Арика в австралийскую науку, от имени правительства извинился за причиненное беспокойство и неожиданно предложил: "Советую, Доктор, больше никаких дел против «Субмарины» не затевать. Фирма практически обанкротилась. Она выбрала весь лимит на исследовательские работы. Это с вами никак не связано, тут другие дела. Денег у них нет, и получить с них нечего. Можете поверить моему прокурорскому слову. Это строго конфиденциально..." Арику такое вовсе не улыбалось: "Да, но я несу огромные убытки. Целый год потратил на исследования и не получил ни копейки. Я заморозил все другие проекты. Мне перекрыли все счета - два года ничего не зарабатываю. У меня известная фирма, но мои сотрудники не получают зарплату и теряют квалификацию. Я доказал в суде свою полную компетентность. Я пытался предотвратить крупную государственную ошибку. И сижу на мели!" Прокурор вежливо посочуствовал: "Но Вам не удастся с них ничего получить. Не забывайте, что "Субмарина", как проигравшая сторона, согласилась оплатить все судебные издержки. Не маленькие деньги, уверяю вас". Арик не собирался уступать: "Пусть они заплатят мне хотя бы сто тысяч. Это ничтожная сумма за потерянные два года. Один год я пахал, как эксперт, а второй - как адвокат. Не мне вам говорить, сколько стоит такая работа". Прокурор упорствовал: "Нет, сто тысяч они не потянут. Это нереально. Их ресурсы для этих целей выжаты до капли". Арик возмутился: "Но что-то я должен с них получить! Это вопрос принципиальный. Получается, я дарю им 450 тысяч. Пусть будет хотя бы пятьдесят". Собеседник внял доводам: "Хорошо, я попытаюсь для вас что-нибудь сделать". Прокурор ушел, минут через пятнадцать вернулся и отрицательно покачал головой: "К сожалению, они вам ничего не заплатят. Это за пределами корпоративных возможностей. Но если снимете все претензии, то тотчас же после заседания вы сможете получить двадцать тысяч. Вам заплатит адвокат "Субмарины" из своего гонорара". Гонорар адвокатской конторы, обслуживающей в течение года могучую корпорацию «Субмарина», составлял не менее ста тысяч. И такого же порядка была стоимость судебных издержек. На том и сошлись. Последнее заседание вышло самым коротким из всех. На первый вопрос судьи: "Имеет ли корпорация «Субмарина», претензии к Доктору и к компании «Спекл»?" – последовал ответ: "Нет, Ваша Честь, не имеет". На второй вопрос: "Доктор, имеете ли Вы претензии к корпорации «Субмарина»?" – аналогично: "Нет, Ваша Честь, не имею".

В самом скандальном и самом законспирированном процессе была поставлена точка. Стороны разошлись, вежливо улыбаясь друг другу и внутренне чертыхаясь. Арик еще прошел в соседнее здание и поднялся в комнату, где обычно возился с бумагами один из адвокатов противной стороны. с которым он состязался в интеллекте почти двенадцать месяцев. От адвоката он получил чек на двадцать тысяч долларов. Приз за победу. Так что Арик не мог отказать себе в удовольствии, заметив: "С вашей конторой я всякого насмотрелся. Мы с вами здесь посидим, а моя жена сходит в банк и проверит, действителен ли этот чек". Вскоре жена вернулась и молча кивнула. Требовалась какая-то концовка. Ситуация располагала к юмору: «Всего доброго. Если вам когда-нибудь понадобится защита, приглашайте меня в качестве адвоката. Думаю, смогу вам помочь" – кинул он от двери проигравшему стряпчему.

У Арика уже не было ни сил, ни времени воевать с тупой государственной машиной, которая целый год травила и угрожала единственному человеку в этом деле, который по-донкихотски встал на защиту ее интересов. Он один знал, что соглашаясь с предложением прокурора, не проявил слабости, не струсил. Арик переиграл их и переиграл по-крупному. За два месяца до окончания процесса он получил очень выгодное предложение из научного центра в Джакарте, обслуживающего местную стратегическую индустрию. И уже успел тайно переправить туда большую часть своей аппаратуры. Его просили занять место консультанта в «лаборатории русских технологий». Так что оборудование фирмы «Спекл» как бы переместилось к его изначальным владельцам. Рекомендовал Арика на это место директор Авиационной компании, будущий премьер-министр Индонезии. Пока процесс шел к своему завершению, Арик отправил на место новой работы десять сорокафутовых контейнеров – практически всё то, что ранее фирма «Спекл» использовала в "проекте века". Во время судебного процесса австралийские органы перерыли и опечатали все счета компании и забрали все документы. У властей на Зеленом континенте вообще мания в отношении бумаг. Но они не добрались до лаборатории - его главной цитадели. Возможно, просто не успели. В те печальные дни, когда исход суда представлялся совсем другим, горькая заноза сидела в еврейском сердце Арика. В самом начале затеянного судебно разбирательства он толкнулся было за поддержкой к вождям общины. Но те его решительно отшили: "Нет, на этих людей наше влияние не распространяется!" Может быть. А жаль. Хотя весь мир убежден в обратном. И, конечно же, ошибается.

Перед отъездом в Джакарту случилась забавная и многозначительная история. По инструкции все

материалы процесса после его окончания надлежало обязательно уничтожить. Но Арик нутром чуял: придет время - и эти документы вызовут нешуточный интерес. Слишком много поучительного и любопытного они таили. Поэтому он не погрузил содержимое многочисленных папок в бумагорезку, а соорудил двойное дно в собачьей будке. В этот тайник он засунул весь архив - килограмм этак 15 всяких бумаг, испещренных его фирменными знаками. Но здоровенный и не управляемый ротвеллер, что-то учуял. Он копал и грыз доски своими могучими челюстями. И в один прекрасный день Арик, вернувшись домой, обнаружил - все бумаги вытащены и некоторые изжеваны. Резвый австралийский ветер гнал вдоль улицы конфиденциальные отчеты и протоколы. Арик взмок от страха. Несколько часов он носился за листками, чтобы собрать все до единого, а потом развозил по схронам в разных концах города.

Через две недели он уже был в Джакарте Его поселили в живописнейшем уголке города – в огромном многоэтажном особняке с парком, бассейном и слугами. И выделили ему лабораторию в столичном университете. Правда, целый год его семья продолжала жить в Мельбурне, без него. Через несколько месяцев после суда в прессе начали появляться первые статьи, крайне негативно оценивающие спущенные со стапеля лодки. Субмарины трещали и звенели, как колокола. В таком виде они не годились на роль военного щита австралийской родины и, тем более, для охоты на нелегалов. Подлодки ремонтировали, модернизировали и доводили до ума. И, чтобы окупить расходы, порой даже сдавали в аренду странам третьего мира типа Папуа Новая Гвинея. Говорили, что Фрицу Мюллеру пришлось оставить свой пост. Через десять лет все, что касалось этой темы, перестало быть секретом. Арик вернулся в Австралию и через некоторое время обратился к журналистам. У него взяли интервью. Но материал так и не появился в печати.

 

Вместо эпилога

 

Сообщение Аdelaidenow news от 21 октября 2009 г.: Подводные лодки класса Коллинз, находящиеся в распоряжении Военно-морского флота Австралии, сталкиваются с серьезными эксплуатационными ограничениями из-за ряда деструктивных механических проблем и тревожных вопросов, связанных с техническим обслуживанием. Оборонное ведомство признало, что субмарины класса Коллинз вновь вызывают очень серьезную обеспокоенность. Недавние неполадки на судне потребовали срочного и с трудом осуществимого возвращения домой – произошла катастрофическая поломка судового двигателя. Д-р Стивен Дамли (Dr Stephen Gumley), глава Организации оборонных материалов (the Defence Materiel Organisation), сообщил, что подлодки класса Коллинз теперь одни из первых в списке ненадёжных проектов – на позиции, которую некогда занимал проект неудачного вертолёта "Морской призрак", ныне отменённый.

Австралийские субмарины класса Коллинз, уже прозванные однажды после ряда аварий "никчёмными подлодками", в течение последнего десятилетия претерпели длительную программу реабилитации и, казалось, избавились от всех недостатков. Но после недавней поломки двигателя стало очевидно, что из шестерки судов лишь одна годится для военного дела. Д-ра Дамли чрезвычайно тревожит ситуация с лодками. Между тем глава Военно-морских сил контр-адмирал Расс Крэйн (Russ Crane) твердо заявил: "Мне нужны подлодки в море!" А в последнем инциденте одна лодка, пересекая большой Австралийский залив, потеряла два двигателя из трех и не в состоянии была участвовать в учениях у Восточного побережья страны. Министр обороны Джон Фолкнер (John Faulkner) признал, что состояние и боеготовность подводного флота далеки от удовлетворительного и необходимо принять срочные меры, чтобы довести их до кондиции. И добавил: "Нет никаких сомнений, что надежность подводной платформы по-прежнему вызывает серьезную озабоченность.'' Сенатор Фолкнер сказал, что были осуществлены значительные организационные изменения, в том числе увеличился управленческий контроль со стороны Министерства и улучшилась материально-техническая поддержка действующих подводных лодок и их долгосрочное обслуживание. Тем не менее, по словам сенатора Фолкнера, боеготовность субмарин по сей день далека от идеала и жизненно важно обеспечить их надлежащее техническое обслуживание и ремонт. Он подчеркнул: ``Первостепенного внимания требует безопасность людей, работающим на борту. Абсолютно неприемлемо ставить персонал в рискованные ситуации и допускать ненужную опасность для человеческой жизни и здоровья.''