Есть вещи, не доступные уму. Одна из них, - поэты, что находят Печальную безрадостную тьму, В которую безропотно уходят. Та красота, которая спасала мир, Помощник и опора провиденья, Оборвала живительный стихир Их собственной руки произволеньем. Что видят, где живут они сейчас, Есенин и Владимир Маяковский, Принял ли их языческий Парнас, Доносится до них ли звон московский? Понятен их мучительный разлад, Злосчастная любовь и тяжесть мира, Но страшен заключительный парад Свой голос задушившей лиры. Где Львова, Друнина, где Саша Башлачёв, Цветаева и Галактион Табидзе? Не только траур ныне их покров, - Они под беспощадной мощной линзой. В ином сиянии читается строка, Рождённая пером самоубийцы, Мерещится надрывная тоска И леденящим криком кличут птицы. Печальным воском грустная свеча Над шалопутным Шпаликовым плачет, Уж не рубить ему стихов сплеча, Такая не решается задача. Ах, истина на кончике пера, Живая кровь бежала в этих жилах. Как вечный холод смертного одра Ужился в мудрых и благих чернилах? Две вещи наибольшие я знал, Два крайних полюса, доступных звуку, - Поэзии божественной накал И гений, на себя поднявший руку. |