1. В проулке, где скулили сквозняки, Где вётлы тёрлись о дома шершаво, Она стояла скучной статуэткой, Глотая ветер парусом-плащом. Волны ли жаждал её мир-кораблик, Мечтал ли в даль сорваться с якорей... Но серая не двигалась фигура - Лицом смуглА, кудрями белокура. А дом напротив лифтами елозил, Шагами шаркал, шторами шуршал. Там до рассвета люди добровольно Ложились на клиническую смерть, Чтоб утром в состоянье коматозном Влачить себя куда-то по делам... И будут меж хлопот и мишуры Петлять их параллельные миры. Мой дом уже готовился ко сну. Слезились мутноватой влагой окна, Дом шторы-веки сонно закрывал. На чьём-то беспокойном этаже Скрипуче погромыхивало дверью Да изредка похлопывал подъезд. Над ним неубедительно, несмело Плафона виноградина желтела. А я стоял у тусклого окна И взглядом сквозь зевок скользил по вётлам, Отслеживая листьев перепляс. Сквозь прорезь веток взгляд метнулся вниз... Там выпукло, как нарост на стволе, К ветле прижавшись, женщина стояла. На тонком пересвисте сквозняка Жевала носовик её рука. И как же я средь тёплых батарей, В кругу домашних милых безделушек, Щекой перебирая ворс гардины, Посмел уныло думать о тоске, Когда внизу, у дома, плакал мир, Тонул в слезах растрёпанный кораблик... Я, как и он, сорвался с якорей, Мне так в ту ночь хотелось стать добрей. - Скажи мне, кто ты, улицы раба, Закланница стремительного ветра? Зачем стоишь нарывом у ветлы, Упрёком жизни, знаком восклицанья? Моя ли боль? Моё ли тождество? Кривых зеркал моё ли отраженье? И руку взял я холодней металла. - Идём, - сказал. Идём, - она сказала. |