“Увлечённые и влюблённые умирают живя”.

“Ему оставалось так мало и так много... “

 

Захар проехал перекрёсток, подвернул на обочину и заглушил мотор. Блаженно откинулся на сиденье и прикрыл глаза. Тотчас всплыла красочная картина, мелькнувшая до поворота - из-за линейки тополей, за которыми серебрился городской ставок, выглядывало солнце! Его лучи коническими пучками пробивались сквозь ветки и листья, играли на ветру красками радуги и создавали воздушную карусель, парящую над землёй. В этой карусели вертелись пылинки, паутинки, даже птички проскакивали... Видение настолько его поразило, что решил непременно им полюбоваться пристальнее. Вышел из машины, оглянулся на стремительный поток суетливого транспорта и с особым подъёмом направился к поразившему воображение месту. Повернул за угол и зачарованный остановился...

Отсюда смотрелось ещё лучше! Гладь ставка, как зеркало, отражала лучи и подсвечивала картину, сотворённую утренним солнцем. Лучи уже рассыпались на стрелы, которые не пронзали, а ласкали листочки деревьев, стволы, причудливо играя утренними красками! Стая ласточек, разогнав неуступчивых воробьёв, устроила перекличку. Она звучала на фоне дорожного шума, как гимн непобедимой природе!

Суета...

Она настолько затянула, что для лирических отступлений не оставалось времени. А ведь в нём жил творец, тот, что на всё смотрит особым взглядом. Взглядом неравнодушным, выискивающим неординарность, неоднозначность, изюминку, ту, что разбавляет нудное однообразие жизни.

Мелодия “Лунной” сонаты, вывела из возвышенного, отрешенного состояния. Нехотя достал мобильник – в висках даже закололо от резкой смены ощущений – нажал на кнопку и вновь окунулся в прозу будней...

 

Строительная компания, в которой работал Захар, готовилась к объединению с другой, что вело к образованию мощного строительного концерна! Захару, возглавлявшему отдел рекламы, такие изменения сулили карьерный рост, впрочем, как и многим другим. Вообще, управленческий персонал фирмы был молодым и амбициозным. Вот и новый друг Захара, Максим Рутинин, зам топ-менеджера по вопросам снабжения уже строил планы на ближайшее будущее.

- Вскорости стану во главе отдела, тогда и о супружестве замыслюсь, - говорил он как-то вечером, сидя с Захаром в кафе, что располагалось на первом этаже офиса.

После работы друзья часто задерживались в этом тихом месте, чтобы за чашкой настоящего бразильского кофе поговорить, обменяться новостями, обсудить планы на выходные.

Сблизил их банальный, хотя и неприятный, повод. Оба, как водители личных авто, однажды были остановлены работниками ГАИ за “нарушение скоростного режима”. Вопрос с нарушением был спорным, поскольку у милиционеров нужного прибора не оказалось. Максим обгонял Захара и, по мнению гаишников, превысил скорость. Последнего потому и остановили, чтобы он подтвердил нарушение. Но парень не оправдал надежд ушлых “ментов”, за что на обоих составили протоколы и выписали штрафы. Пришлось вместе добиваться справедливости в соответствующих инстанциях. Правда восторжествовала, и парни стали друзьями...

Они во многом разнились как внешне, так и внутренне - по складу ума и характера. Захар, среднего роста, сухопарый, немногословный, с чувствительной, тонкой натурой, что старательно скрывал от посторонних. Максим, повыше ростом, полноватый, с лысеющей головой, отличался спонтанностью поступков, частой сменой настроений. Был самолюбив и не всегда последователен в своих намерениях. Часто углублялся в долгие рассуждения, в которых преобладала тема “взаимоотношения полов”. Собственно, Захар ему тем и приглянулся, что мог терпеливо выслушивать пространные откровения. На современном молодёжном сленге это звучит, как “позволял садиться на уши”.

- У нашего шефа намечается новая секретутка, слышал? – блеснул зрачками Максим и грузно опёрся локтями на столик, приближаясь лицом к Захару.

Тот пожал плечами, а друг заговорщицки продолжил:

- Говорят, классная деваха. Шеф любит всё красивое. А женщины народ неприхотливый. Ты ей пообещай побольше, поводи по злачным местам и она твоя! Да-да, - садясь на своего конька, убедительно замотал головой Максим, видя, как его дружок неопределённо поднял брови.

- У меня с ними разговор короткий: баб-то хватает. Чуть заартачилась – и гуд бай гирла! Была у меня как-то одна...

Он окунулся в воспоминания, перемежая их сальными комментариями и противоречивыми выводами. Даже о своём кофе забыл.

Захар слушал не перебивая. Заказал себе ещё кофе, а дружок всё разглагольствовал. К этой особенности Максима Захар относился с пониманием. Он считал, что дружок больше бравирует, преувеличивает, старается показаться этаким Казановой-ухарем, являясь в душе совсем иным. Увлёкшись, Максим стал повторяться, и Захар мягко прервал:

- Когда красивая женщина находится рядом, даже если она не твоя, это приятно и вселяет смутные надежды, согласись.

- Нам смутные не нужны, - облизнул толстые губы Максим. – Если приглянётся, то нужно брать наверняка и живьём, несмотря на чины и регалии! – и он натужно рассмеялся, потрясая своим рыхлым телом.

- Давай-ка лучше вместе запишемся в клуб “Атлант”: жирок растрясём и мышцы подкачаем! В последнее время у тебя животик наметился, и второй подбородочек откровенно нависает, - посмеиваясь, предложил Захар.

Поскольку такое предложение звучало не впервые, то Максим искривился, будто надкусил дольку горького перца, и перескочил на своё:

- “Атлант” твой никуда не денется, а подготовиться к корпоративной вечеринке, в плане покупки нового костюма, нужно. Выглядеть нужно соответственно. И ты мне в этом поможешь.

Разговор снова грозился перекинуться на “женщин, цветы и вино”, но помешал... дождь. Его капли так громко забарабанили по стёклам, что друзья невольно оглянулись: за окном начиналась настоящая буря. Уже неслись вихри пыли, гнулись молоденькие тополя, высаженные на аллее перед входом. Где-то сверкало и катилось камнепадом с низком грохотом. Ливень начинался внезапно и стремительно. Дружки засуетились и поспешили к выходу.

 

* * *

По случаю создания новой корпорации, которая становилась крупным игроком на рынке жилищного строительства, руководство организовало корпоративную вечеринку для своих сотрудников. Благо финансы позволяли: к выгодному делу подключились иностранные инвесторы. Празднество решено было провести в ресторане на берегу местной речки.

Речка, которая пересекала город почти по центру, была не широка и мелковата. В советские времена её периодически чистили, углубляли и даже расширяли. Укрепляли берега бетоном. Но только с приходом бизнеса, который в этой неказистой речушке увидел возможность извлечь прибыль, положение стало меняться кардинально. Появились лодочные станции, водноспортивные клубы, кафе, рестораны. В одном месте некто умудрился построить аквопарк! Мосты ласкали взор свежим асфальтом, новыми узорчатыми ограждениями и обновлёнными опорами. Не узнать было набережную: берега украсились европлиткой, цветущими газонами, скамейками и молоденькими плакучими ивами. Над набережной засверкали стеклом и металлом супермаркеты, отделения банков и офисы крупных фирм. К ночи всё это обрамлялось мириадами разноцветных огней!

- Великолепно! – блаженно улыбался Захар, стоя у перил балкона ресторана и разглядывая открывшийся вечерний речной пейзаж. – Смотри - парусник! – обернулся он к Максиму.

Тот смотрел в обратную сторону и был увлечён совсем другим. На восторг друга откликнулся по-своему:

- Лодок что ли не видел. Лучше взгляни на новую секретаршу, Наташеньку... До чего же хороша... зараза. И имя у неё характерное, секретарское.

- Далась тебе эта Наташа. Может, женить тебя?... На ней, – засверкали смешинками глаза Захара. – Для друга могу даже в свахи подрядиться! А?

- Дело не шутейное, - в тон отозвался Максим. – Она мне явно нравится. Ты только глянь...

И действительно, та, о которой уже грезил любвеобильный Максим, выделялась среди женской части вечеринки модной короткой стрижкой с шаловливым локоном, спадающим на лоб до самых ресниц. Длинное вечернее платье с откровенным вырезом спереди, сшитое из блестящей ткани, как чешуя русалки, плотно облегало её тело. А глаза даже издали манили таинственным зеленоватым блеском, украшенным умеренным макияжем.

- Да, русалка... Теряю друга, - театрально поднимая руки вверх, констатировал Захар.

- Напрасно надеешься. Нам и вампирши не страшны, не то что... эта. Короче, оставляй свои вечерние любования: пора и за дело браться...

Захар не стал дальше развивать тему. Он ещё раз оглянулся в сторонку реки, пытаясь запечатлеть в памяти увиденное, и поспешил за нетерпеливым другом.

Возбуждённо переговариваясь, прибывший повеселиться народ расселся за столиками. Усилилась музыка, забегали официанты, и вскоре появилось начальство. После соответствующей случаю торжественной речи, оно удалилось в отдельный зал на верхний этаж. Народ успокоился, и вечеринка начала набирать свои привычные обороты.

А с Максимом творилось непонятное: его донжуанская уверенность и напористость куда-то улетучились. Уже выпили после нескольких “интеллектуально-насыщенных” тостов, потанцевали под Бони М и Аллу Пугачёву, а он всё не осмеливался подойти к Наташе... Захар, незаметно делая карандашом наброски эскизов в своей “походном” блокноте, не сразу заметил эти метаморфозы. Унылое лицо друга вернуло его к “суровой” действительности.

- Ты ещё не с ней?... Я вижу на твоём лице несвойственную тебе печать растерянности. Неужто, конкуренты объявились? Или орешек попался не по зубам? – шутливо накинулся на Максима.

Тот замялся, как студент на экзамене, потеребил нос, почесал плешину и криво улыбнулся:

- Сам не пойму, что со мной. Боюсь к ней подойти и всё тут... Может, и правда ты... того... познакомь меня с ней. А? Выручай – пропадаю зазря... – наклонился он к уху Захара.

- Сделаем... – коротко ответил товарищ, закрывая блокнот.

В голове продолжали крутиться образы, которые он набрасывал на бумаге, и мысли о новой картине: у Захара было хобби – художник-любитель. Это увлечение как нельзя лучше сочеталось с его рекламной работой. Бигборды, придуманные и “воплощённые в жизнь” Захаром, отличались оригинальностью и высоким художественным уровнем. Они были настоящим украшением городских улиц. За что его и ценило руководство фирмы. А профессиональным художником он не стал, поскольку не считал себя достаточно талантливым. И, вообще, в последнее время тяготел к бизнесу, мечтал основать своё дело.

- Где она? – мотнув головой, попытался перестроиться Захар.

- В данный момент отсутствует: удалилась в туалетную комнату, - приободрился Максим, видя, что его друг, который не отличался особой тягой к слабому полу, проявляет решительность.

Да, Захар не баловал вниманием женщин, хотя многие из них с интересом поглядывали в сторону задумчивого парня, выделяющегося выразительным лицом и спортивным телосложением.

Причин такого “индифферентного отношения к прекрасному полу” у Захара были две: безотцовщина и чрезмерная опека матери. Оставшись без мужа, который однажды “улетучился” в неизвестном направлении, она захотела сделать из своего единственного чада не меньше чем вундеркинда! Причём музыкального! Все другие устремления сына пресекала в зародыше. Мальчик поначалу слушался и безропотно подчинялся. Даже добился определённых успехов: уже в первом классе музыкальной школы победил на городском конкурсе. Но поход в художественный музей изменил всё коренным образом. Захар вышел из музея воодушевлённым, парящим над землёй! Он с восторгом поделился своими впечатлениями с родительницей. Та внимательно выслушала и потребовала не отвлекаться на постороннее. Однако он проявил упрямство и взялся-таки за карандаш, кисти и краски. После чего к пианино шёл как на плаху! Естественно, начались конфликты, ссоры, которые закончились бегством из дома...

Бродяжничество, детский дом, учёба в университете... На третьем курсе узнал, что мама умерла... Её образ, вместе с чувством вины, запечатлелся в душе Захара противоречиво, а настороженность к женщинам стала неотъемлемой.

 

В этот вечер настроение у него было особенное. Мысль -поработать в роли свахи его увлекла. И хотя опыта общения с женщинами имел совсем мало – в основном, он был связан с работой – смело приступил к выполнению заявленных перед другом обязанностей.

- Разрешите с Вами познакомиться... – уверенно подошёл Захар к девушке, когда та лебединой походкой направлялась к своему столику.

- Разрешаю... – призывно вспыхнули радужной искоркой глаза.

- Прошу на танец...

В этот момент очень кстати зазвучала музыка. Молодёжь зашевелилась и парами заспешила на пятачок перед эстрадой, на которой разбитные лохматые парни с вульгарно разукрашенной девицей, облачённой в длинное синее платье с глубоким до неприличия декольте, исполняли современные хиты.

Танцевать Захар не умел, однако глядя на партнёршу, копируя её движения, быстро вошёл в ритм. “Что это со мной?” – растерянно улыбался он, чувствуя себя непривычно раскованно и легко.

Наташа оказалась коммуникабельной, непосредственной и разговорчивой. Очень скоро Захар уже знал, что она недавно окончила технический университет, и временно, пока освободится в “Проминвестбанке” место по специальности, устроилась поработать секретарём. У неё есть мама и папа. Оба работают в городском исполкоме. У них большая квартира в центре... Всё у неё благополучно и хорошо.

Она делилась своими мыслями с незнакомым парнем так, будто знала его давно, будто они уже друзья как минимум.

- В первый же отпуск поеду в тур по Европе, - восторженно говорила она, грациозно изгибая своё тело и энергично поднимая руки вверх. – А потом, мечтаю, и в Штаты заглянуть! – крутнулась она и так близко шагнула к Захару, что он ощутил упругость её бюста. Парня, однако, не в жар кинуло, а почему-то неприятно кольнуло. Но он не сосредотачивался на этих фривольных моментах - старался ведь для друга.

- У нас за столиком свободное место, - по окончании танца, решительно взяла она за руку партнёра и потянула за собой. Захар пожал плечами, попытался глазами отыскать Максима, но не успел, так как уже сидел рядом с Наташей. Тут же, как выяснилось, были её бывшие однокашники, и события стали развиваться стремительно.

Щебет Наташи, прерываемый эмоциональными всплесками друзей, тосты, танцы... Она не давала Захару ни слова высказать, ни собственной инициативы проявить – всё только с ней и по её желанию. Парень совсем растерялся и уже полностью подчинялся воле своей “попечительницы”. Когда он всё же попытаться вырваться из этого заколдованного круга, и познакомить девушку со своим другом, который с выражением недоумения и укоризны сидел одиноко и обречённо водил глазами, прозвучало предложение покататься на лодке.

Разогретая компания взвизгнула, как семейство поросят, выпущенных на волю, и шумно заторопилась к выходу. Максим, было, вскочил, хотел что-то крикнуть Захару, но с разочарованным видом плюхнулся на стул. А дружок, увлекаемой неугомонной девушкой во главе шумной молодёжной стаи уже “подлетал” к пристани лодочного клуба.

Весёлое плавание закончилось ночным купанием. Потом было “отогревание” в кафе... Утром Захар проснулся не один и в незнакомой постели. Так началось его первое увлечение – любовью назвать этот порыв, переходящий в вихрь, поддерживаемый и направляемый Наташей, парень побаивался.

Разговора с Максимом он ожидал с неприятным чувством, какое можно сравнить с чувством предательства, которого не хотел. На душе было гаденько и грязновато. И только новые, томные ощущения, навеваемые образом Наташи и воспоминаниями о проведенной с ней ночи, разбавляли душевную грязь и делали её светлее.

- Ну, и как девочка? – криво, вымученно улыбаясь, зашёл к нему в кабинет с утра Максим.

Захар виновато протянул руку, пригласил сесть и попытался оправдаться:

- Ты же, я думаю, видел: она сама... не дала мне и опомниться. Да и дружки у неё... заводные. Так всё закрутилось, что...

Максим тупо смотрел в угол, хрустел пальцами рук и, как гусак перед гусём-соперником, непрерывно качал головой вверх-вниз. Выражение его лица менялось: хмурое, ехидненькое, лукавое и, наконец, добродушное.

- Ладно, кореш, - прервал он путаную речь, - всё о’кей! Будем мы из-за бабы дружбу рушить. Любись на здоровье. Чего там... Давай лапу... Если что, не забудь позвать на свадьбу!

- Ну, это рановато...

Они акцентировано потрясли друг другу руки. Ещё поговорили, вспоминая прошедшую вечеринку, и разошлись, будто ничего и не случилось...

 

Дни потекли своим чередом. Устоялась летняя погода после прошедшей грозы. Освежающие дождевые запахи под лучами жаркого солнца быстренько улетучились, и въедливая пыль, гарь и другие “ароматы” цивилизации заняли своё привычное место в городской сутолоке.

В новой корпорации Захару было предложено место зама директора по рекламе, а Максим стал-таки руководителем отдела снабжения, правда, на прежнем, первичном, уровне управления. Их дружба с Захаром заметно потускнела: виделись всё реже, тесное общение ушло в прошлое.

А Наташа увлеклась Захаром, что не скажешь об его ответном чувстве. Пока он ещё не тяготился настойчивой девушкой, но первые признаки уже появились: стал увиливать от встреч, предпочитал вечером рисовать. Она же только разгоралась, не обращая внимания на его спонтанную отчуждённость. Казалось, холодок, исходящий от Захара, её только раззадоривал. Впрочем, она всё же “вписалась” в режим парня, что и сохраняло их отношения. Любовные притязания девушки постепенно стали привычными, поскольку не требовалось большего – жениться. А танцы, ночные клубы и жаркие ночи только вносили так необходимое разнообразие в “устоявшееся бытие”. Его желание уединяться она никак не подавляла. Казалось, жизнь парня, сделав разворот, снова выруливала на прямую...

 

Медицинский осмотр вызвал бурю эмоций у менеджмента новой корпорации. Многие не совсем понимали такой неожиданный ход начальства. Мол, ещё молодые, чтобы иметь проблемы со здоровьем. А если у кого и что-то пошатнётся, так и без “обязаловки” человек побежит к врачам! Другие считали, что забота о здоровье сотрудников – эта общепринятая мировая практика. Однако у большинства перспектива – “париться” возле медицинских кабинетов – энтузиазма не вызывала. Тем не менее, была составлена очередь, и, как в былые советские времена, работники дисциплинированно отправились в районную поликлинику. Вскоре, у многих отношение к мероприятию поменялось, поскольку выяснилось, что быть в курсе уровня своего здоровья - очень даже полезная вещь.

Захар, как и все, включился в медицинский марафон. Процесс был организован хорошо, поэтому в очередях просиживать не пришлось. Он даже не заметил, как попал в кабинет, в котором выдавали итоговое заключение. Его встретила симпатичная, ещё не старая, заместитель заведующего поликлиникой. Женщина приятно улыбнулась редкими морщинками, которые её очень даже шли, и попросила сесть.

- У Вас всё хорошо, но... вот, врач, Владлен Семёнович, очень опытный терапевт, просит зайти к нему повторно... Он скрупулёзный человек, дотошный. Но Вы не тушуйтесь, всё у Вас хорошо!

Она с улыбкой профессионального медика, в которой сошлись участливость, доброта и скрытая усталость, протянула ему талон посещения. Захар даже не насторожился – в своём здоровье не сомневался.

Вышел из больницы и с удовольствием, полной грудью вдохнул свежий воздух, ощутив только сейчас, как же тяжела, насыщена приторными лекарственными запахами атмосфера этого мрачноватого здания.

Последующие дни так его закрутили, что чуть ли не забыл про визит к врачу. И было от чего забыться – Наташа уезжала в Штаты! Деньги на дорогое путешествие выделили родители. Девушка ходила, вернее, летала, невероятно счастливая. Часто забегала в кабинет Захара, и, обнимая парня, привычно целуя, делилась своими эмоциями, навеянными предстоящим путешествием. По этому знаменательному случаю, она устраивала вечеринку, на которой, естественно, должен быть Захар!

 

День выдался солнечный, тихий, погожий. Захар с детской улыбкой полюбовался прозрачной небесной синевой, окинул беглым взглядом две берёзки, заметно подросшие за лето, и заторопился к врачу. В кабинет вошёл уверенно, мельком взглянул на часы и остался доволен: на работу ещё успевал.

Врач, плотный, с шеей борца и лоснящимся лицом мужчина оставил папку с бумагами и поднял голову. В его выпуклых глазах сквозь очки проскочили какие-то искорки и тут же сменились на стеклянную бесстрастность. Он кивком головы ответил на приветствие и указал на стул.

- Захар Петрович Поспелов? – развернув листы истории болезни, уточнил врач.

- Он самый есть... Владлен Семёнович, - в тон ответил Захар.

Врач выразительно посмотрел на пациента, потом перевёл взгляд на исписанный разными почерками листок, вытащил рентгеновский снимок и стал его внимательно рассматривать. На снимке смутно проглядывались очертания головы.

- Когда последний раз, перед этим, естественно, проходили медосмотр? – перевёл он взгляд на Захара.

- Когда на работу оформлялся... Года три назад.

- И ту историю болезни Вы конечно затеряли...

- А зачем она мне: на здоровье, слава богу, не жалуюсь... – в недоумении пожал плечами Захар, почувствовав неясную тревогу.

Владлен Семёнович ещё раз вздохнул, отложил снимок в сторону. Поднялся и подошёл к окну. Постоял, чего-то выжидая, и медленно повернулся к напрягшемуся пациенту:

- Не принято у нас, врачей, в некоторых случаях говорить больным всю правду о болезни. Однако... Я провёл необходимые консультации с соответствующими специалистами... Есть у меня коллеги-профессора, опытные рентгенологи и другие спецы.

Врач замялся, отчего-то перевёл взгляд на входную дверь и продолжил, выталкивая слова из себя:

- У Вас редкое онкологическое заболевание головного мозга...

Захар открыл рот, чтобы уточнить услышанное, но горячая волна накрыла его целиком, вызвав кратковременный шок! Сначала потом укрылся лоб, потом затылок, а затем, казалось, он весь окунулся во что-то липкое... В висках застучало сначала тихо, потом громче, интенсивнее, распространяясь ударной волной по всему телу. Слова врача уже доносились будто издалека, из ирреальности:

- Если бы вовремя, то бы... Теперь же... Я решился рассказать Вам правду, потому что Вы ещё молоды и можете рассчитывать на чудо, если попробуете побороться...

Врач заторопился, видя состояние пациента, начал сыпать мудрёными медицинскими терминами, выписывать рецепты на лекарства... Преодолевая шоковое помутнение, Захар попытался сосредоточиться. Он сглотнул слюну и резко спросил, перебивая Владлена Семёновича:

- Я всё понял. Уточните, сколько мне осталось?

- Мало... – врач наклонился вперёд, разглядывая исписанную им бумажку. – Не буду кривить душой...

Он уже увереннее начал рассказывать об этом загадочном заболевании, о невозможности на данной стадии оперативного вмешательства, об отсутствии нужных методов лечения... А Захар, приходя в себя, пытался найти хоть какую-то спасительную нить в своём новом положении. Механически переспросил с отчаянным упрямством:

- Так сколько?

- Максимум неделя, хотя всё может произойти... и раньше...

Захар не замечал, как жар в теле сменился на холод, что его уже трясло.

В дверь постучали, и этот обыденный звук, током прошёлся по сердцу и будто вытащил его из полуобморочного состояния - стало даже спокойнее.

- Подождите минутку! – нервным и неожиданно резким голосом крикнул врач, выдвинул ящик стола и достал таблетку. Ловко подхватил графин и уверенно налил воды в стакан, больше напоминающий бокал:

- Разжуйте тщательно эту таблетку и запейте.

Захар помотал головой, будто освобождаясь от наваждения, суетливо взял таблетку и стакан. Однако жевать не стал, а проглотил лекарство целиком и потом долго пил воду. Пока в голове прояснялось, дыхание успокаивалось, машинально отметил, что в этом кабинете остро пахнет кислым и слишком темно для начала дня...

 

Ночь пролетела, будто и не спал. Ни сказать, что снились кошмары. Нет, они просто грубо, нагло влезали в него и копошились в мозгу, сердце, руках и ногах, отчего конечности немели, ощущались неживыми. Захар даже удивился, когда открыл глаза и увидел утренний свет, осторожно пробивающийся сквозь занавеску. Ему казалось, что он уже там, в чёрной бездне.

Шевельнулся и почувствовал непривычную до сих пор слабость в теле, тяжесть в затылке и нудное жжение в висках. Однако встал, попутно припоминая, что на вечеринку, устроенную Наташей так и не пошёл: на её вчерашний звонок ответил, что где-то простудился и теперь пытается сбить температуру.

- Ты не приедешь? – слёзно неслось из трубки телефона. – Но, как же... Я сейчас всё бросаю и к тебе!

- Не надо! – умоляюще прервал её Захар. – Ты собрала столько людей... Не порти праздник, хотя бы им. А мы ещё всё наверстаем, когда вернёшься.

- О чём ты говоришь! – с жаром воскликнула Наташа. – Я сдам билет, откажусь от поездки, но тебя не оставлю болеть в одиночку, без меня...

Захар на миг задумался: его тронула такая жертвенность и неподдельная участливость. Но тут же всплыли выпуклые глаза Владлена Семёновича, послышался его загробный голос и страшный приговор - действительность вновь почернела... Острая головная боль подстегнула:

- Нет, Ната, уезжай, как запланировала. Я хочу побыть один. Не люблю, когда из-за меня ломается что-то важное, тем более, если это касается тебя. Знаешь, когда болеешь – свет не мил. Уезжай спокойно, я к тому времени оклемаюсь, и мы снова будем вместе...

Последние слова он говорил уже механически, со скрытым раздражением, потому что захотелось лечь и забыться. Он ещё долго убеждал её. Похоже, удалось – она не приехала и улетела в Штаты ранним утром. Этим утром, которое не вселяло оптимизма, не добавляло энергии и разумных мыслей тоже.

Странно, но он совершенно не думал о том, чтобы попытаться лечиться, найти способ всё же выкарабкаться из роковой ситуации. Очевидно, Владлен Семёнович был очень убедителен в своих доводах. Мысли путались, и никаких планов не появлялось вообще. О работе, с которой его вчера без задержек отпустили, как заболевшего простудой, тоже не думал. И начатый маслом речной пейзаж, который сверкнул на мольберте их проёма двери рабочего кабинета, уже не волновал – будто всё отгородилось от него, всё, что до этого любил и лелеял!

“Неделя! Нет, уже меньше...” - заелозилось в голове, когда зашёл в ванную и взглянул на свою помятую, почерневшую физиономию с покрасневшими, припухшими глазами. Потрогал рукой макушку головы. Там оно!... То страшное, неумолимое, как сама старуха с косой. Подумал и болезненно улыбнулся.

Ванна, как и вся трёхкомнатная квартира, были отделаны в стиле “евро”. Когда год назад приобрёл это “лежбище” в престижном доме и районе, долго не мог налюбоваться и насытится этой “забугорной” красотой и её удобствами. Подумывал завести служанку-горничную, что уже становилось модным в его круге общения. Однако привычка к одиночеству переборола...

Осматривая переливающиеся перламутром плитки, слепящую зеркальным блеском сантехнику, другие “прибамбасы”, с болью подумал, что эта роскошь скоро достанется другому. Глубоко вздохнул и всё же привычно нажал на рычажок крана и приступил к “водно-чистящим процедурам”.

Пока готовил завтрак, вяло ел, начал думать предметнее... Звонок прервал череду невесёлых мыслей – звонил Максим!

- Говорят, ты приболел?

- Есть немного... – нейтральным тоном ответил Захар, соображая, как обойтись с другом, или уже не другом?...

- Давненько не общались... Дела, дела... Может, помощь нужна. Так я...

- Если будет что нужно, я позвоню. Спасибо, что не забыл, - заторопился Захар.

Острое чувство отчуждения к бывшему другу вдруг резануло ножом, даже встряхнул головой. Вспыхнувшее было желание - поделиться своим горем - сразу же угасло.

- Натали, слышал, укатила за моря к янкам? Как у тебя с ней? - Женится, пока, не собираюсь, - с неохотой ответил Захар,

чувствуя в голосе друга слащавую наигранность и искусственность, да и говорить о своих отношениях с Наташей никак не хотелось.

- Ну... тогда звони, если что... – официозно закончил Максим.

Его голос ещё звучал в ушах, когда Захар вышел из подъезда. С какой целью выбрался из дома?... И сам не знал. Намерений не было никаких! Вышел наобум. Взглянул на небо, по которому ничего не плыло, а лишь сбоку, на антенне, торчащей на крыше соседнего дома, жгучим расплывчатым пятном висело оранжевое солнце. Знакомые берёзки показались тусклыми, совсем не зелёными. А в иномарке, примостившейся возле второго подъезда, почудилось что-то крысиное, уродливое, неприятное! “Что за дизайн? – проскочила заноза и заныла в виске, - Эти плавные, вытянутые формы уже достают! Неужели не видно, что пора менять акценты в автомобильном дизайне!” – продолжал он мысленно возмущаться, когда проходил мимо скамейки, что примостилась под старым ореховым деревом с ободранным, исписанным нецензурщиной стволом.

- Привет, работяга! – укротил возмущённый вихрь его мыслей хрипловатый голос.

Захар оглянулся – на него с зигзагообразной усмешкой и неестественно горящими глазами смотрел небритый мужичонка неопределённого возраста. Убогая, серая одежонка органично дополняла невзрачный образ то ли бомжа, то ли “часто употребляющего”.

- Извини, братишка, - виновато искривился мужичок, мерно покачиваясь на скамейке, упёршись в неё худосочными руками, – меня ты не просекаешь, а я частенько вижу тебя такого всего делового, красивого, довольного жизнью и судьбой. А сегодня у тебя какой-то могильный вид. Видать, неприятности. А лучший способ поднять жизненный тонус, задавить нудоту – накатить по сотке! Я те точно говорю! – затараторил участливый незнакомец, боясь, что его не дослушают. – Давай сообразим, а?... – просительно наклонил он голову и с тоской уставился на Захара.

Тот замялся на секунду. Вспомнилось выражение: “заливать горе бражкой”. Пьянство всегда считал добровольным не только сокращением жизни, но и уклонением от неё. Почему и не приветствовал загульные мероприятия, считая, что жизнь без горячительного гораздо прекраснее! “А зачем она теперь нужна?...” С этой мыслью решительно полез в карман за деньгами.

 

Лёха, как звали нового знакомого, профессионально точно и быстро, даже без дрожи в руке, разлил по разовым стаканчикам водку. Они сидели на траве за кустами, что густо разрослись на краю микрорайона. Место было обжито, на что указывали бутылки, стеклянные и пластиковые, вместе с пакетами из-под чипсов, креветок и другой быстрой “закуси”, обильно разбросанные вокруг. Запахи пищевых отходов ощутимо забивали природные – травы, редких цветов и листьев.

Настроение Лёхи уже после первого стаканчика заметно приподнялось. Он вертел в руке кусок дешёвой сосиски, как учительскую указку, и уверенно философствовал, доказывая полезность пития:

- Сказано ведь умной чьей-то головой: вся мудрость в вине! Как выпьешь, мозговые шарики так начинают крутиться, что сам диву даёшься. Вон и Володька Высоцкий, не пил бы, написал бы свои песни? За душу ведь берут! Ну, скажи, что не так...

Лёхины очи вдруг помутнели, укрылись слёзливой поволокой, и он попытался пропеть:

- Если друг оказался вдруг... и не друг и не враг, а так...

А Захар молчал. Он прислушивался к себе, отмечая, что действительно, хмель уже разлился по телу, крутанул в глазах, и роковой приговор уже виделся в другом свете, не таком мрачном.

Новый дружок тем временем оставил музыкальные потуги и снова наполнил “тару”:

- Давай, за знакомство!

Они сымитировали чоканье. В этот раз Лёха почему-то пил кривясь. Потом долго мотал головой и судорожно нюхал свою сосиску. Наконец, крякнул и бодро спросил:

- У тебя-то чего случилось? С бабой разборки, или как?

- Умереть я должен... Может, даже сейчас...

- Как это... умереть? – пошатнулся Лёха и чуть не упал, успев опереться о землю рукой. – С чего такие заморочки? Задолжал кому? Крутому что ли? – Лёхины глаза засветились откровенным недоумением, сменившимся на заговорщицкий блеск, и он зашептал: - Могу помочь сесть на дно и переждать. У меня в деревеньке есть хорошая знакомая...

- Спасибо брат, - чувствуя, что язык уже стал хуже повиноваться, проникновенно высказался Захар. – Болен я, безнадёжно... Наливай ещё!

- Болен? – повеселел Лёха. – Так это поправимо! Считай, что тебе повезло. У меня есть тетка... любую хворь выколачивает из человека не глядя. Верно говорю. Хай я утопну в канализации или разобью литру медовой, ежели вру!

Разговор пошёл оживлённее. Захару стало казаться, что не так всё плохо – есть шанс. Да и не так страшна эта тётка – смерть. Выяснилось, что новый друг умирал не раз и хорошо знал, каково там, где конец туннеля и уже светло.

- Помирать – это раз плюнуть, - обнимал Лёха Захара и усердно мотал головой, как кляча на крутом подъёме. – Я, когда последний раз было упокоился, очень даже себя распрекрасно чувствовал. Вернее, я ничего не чувствовал. Представляешь... Давай ещё по одной!...

 

Проснулся Захар от холода, который щипал за пальцы ног, карабкался по спине и дёргал за плечи. Он пытался согреться: сворачивался в клубок, растирал плечи ладонями, двигал ногами. Голова разваливалась на не собираемые куски, а душа будто отсутствовала. “Может, я уже там?” – укусила мысль, и он резко сел! Оглянулся... Утренний туман рассеивался, свет опускался на кусты мягко и холодно. Вдали полыхали окнами многоэтажки. В метре от него лежало тело и похрапывало.

“Как же это я?” – обдало его тоской. Внутри помутилось, и он почувствовал рвущуюся вон тошноту. Успел отвернуться в сторону... Пока освобождался от горечи, думал, что пьянка только усугубляет, о чём и так давно знал. Решительно поднялся на ноги, отряхнулся и, даже не посмотрев в сторону случайного “друга”, отправился домой.

Вслед ему прыгали лучи восходящего солнца, и скучно чирикали неугомонные воробьи.

 

По ступенькам взбежал легко, отчего подумал, что “время” ещё не подошло... Треск в голове поутих, и Захар, механически открыв дверь, сразу же направился в ванную. Рассмотрел себя. “Прошлым утром было хуже... почему-то. Однако, что-то нужно делать. Ах, да - перекушу и... спать”.

Разбудил звонок. Интересовался здоровьем его непосредственный шеф. Потом звонили ещё коллеги... Так и не доспав, наспех побрившись, умывшись, решился проехаться по городу, “развеяться в суете людской”. “Может, что путное надумаю – нужно ведь как-то прожить эти оставшиеся... по-моему, пять дней”, – с горечью думал он, собираясь на улицу.

“Примитивный я оказался: жить осталось дни, а я суечусь всуе, мотаюсь как вошь по бане... Неужто, интеллекта не хватает достойно встретить её... Или ещё чего-то... не хватает? Нужно что-то успеть, но что?...”

От мыслей навалилась слабость. “Однако повременю с поездкой...”, - проскочило болезненное, и он прилёг на кровать. Машинально взял пульт и включил телевизор. Попытался отвлечься фильмом или окунуться в какое-нибудь ток-шоу, или новости послушать... Вот, где-то опять воюют, а там цунами надвигается, а на другом конце земного шара одно племя вырезает другое... Мелькают лица людей, президентов, звёзд кино... - мозаика сложной, часто трагичной, но неугомонной земной жизни.

Лицо строгой директрисы, в школе которой умер на уроке физкультуры ученик, вдруг напомнило маму. Больно кольнуло в сердце. Захар прикрыл веки и незаметно уснул...

 

Он шёл по широкому, светлому коридору! “Неужели школа?”, - обрадовался Захар и с бьющимся сердцем ускорил шаг. В конце коридора показалась учительница: она шла под ручку с мужчиной, очевидно учителем. Ещё издали он узнал маму! А это... отец? Да, он! Его образ, запечатлённый всего на нескольких фото, вклеенных в семейный альбом, он не забывал никогда. “Отец!” – крикнул он, хотел побежать, но ноги занемели, омертвели и отказались двигаться.

Ещё издали заметил, как удивлённо расширились глаза у мамы, а отец оставался сосредоточенным и очень серьёзным. Они подошли к Захару вплотную, даже отчётливо ощутил их дыхание. Мама поджала сердито губы и наклонила голову вперёд, как всегда делала, когда бывала чрезвычайно недовольна сыном. А отец заговорил, заговорил знакомым голосом, до боли знакомым!

- Нелёгкая ноша взвалилась на плечи твоей души, сынок, - прямо, не мигая, смотрел он и чётко выговаривал каждое слово. – Ты растерян, подавлен. Ведь ты, что естественно для молодости, не ждал Её! А она взяла и заявилась... Ещё немного и будешь отчёт держать перед Самим: как жил, что натворил и хорошего, и гаденького. Где покривил, а где слишком прямо шёл. Кого обидел, а кого-то не заметил, или не захотел увидеть... Всё расскажешь...

“Отец!” - попытался высказаться Захар, но только подумал: язык задеревенел и даже не шевельнулся.

- Когда человек начинает жить, он совершенно не задумывается о Конце, - повернулся отец к окну и Захар с дрожью в теле увидел, что это его собственный профиль, который не раз рисовал! “Это же естественно, - успокоил себя, - я ведь его сын! Однако?... Голос?...”

А отец продолжал:

- По жизни ты всегда был материалист. Всякие идеалистические воззрения отметал не задумываясь. За что и поплатишься. Ведь там есть умные, неординарные вещи! Многие трактуют о бессмертии человека!

Отец опять развернулся и Захар с ужасом узнал своё собственное лицо! “Как мы похожи!” – обдало волнительным жаром.

- ...Может, и тебе, в эти последние дни, стоит задуматься о нём, бессмертии. В чём оно? В бессмертии души? Твоих атомов, составляющих тело, или в делах земных?...

- У меня мало времени! – вдруг прорезался голос. – Что я могу успеть?

- Ты даже женщиной не насладился... – вдруг оживилась мама. – А ведь женщина – лучшее лекарство для мужчины. Особенно, в чрезвычайные моменты! – строго сверкнули её глаза. – Ты всегда не слушался меня, вот и получил...

- Причём тут женщина, мама! – хотел оправдаться Захар и повернулся к отцу, чтобы продолжить разговор о бессмертии.

Но тот – исчез!

- Папа! – позвал он и проснулся от собственного крика.

На экране телевизора изгибалось женское тело в купальном костюме, который накрывали длинные, волнистые, переливающиеся блеском волосы: крутилась реклама новой шампуни...

Захар нервно схватил пульт и выключил телевизор. Потом ещё лежал некоторое время, пытаясь вновь пережить увиденный сон. Однако тяжесть на сердце усилилась. Помнил только ощущения, а не саму суть сна.

Взглянул на окно и подумал, что развеяться в городской суете всё-таки стоит. Резко вскочил, поправил одежду, волосы и стремительно направился к входной двери.

 

Вышел на последней остановке троллейбуса. Перед ним высились дома, а вдали виднелись окраинная посадка и уходящая к югу лента шоссе, обрамлённая потемневшими от пыли зарослями акации. Вблизи, справа, просматривался низенький заборчик из рифлёного камня с монументальными коваными воротами придорожного кафе.

“Отсюда и направлюсь к центру. Буду идти, сколько хватит желания и терпения. Посмотрю на людей, на здания, автомобили, на всё то, на что не обращал никакого внимания”, - раздумывал он, оглядываясь вокруг. Взгляд сразу же задержался на девушке, которая, очевидно, приехала тем же троллейбусом. Она стояла возле остановки, о чём-то задумавшись. Невольно залюбовался ею, даже на миг подзабыл о своём... “Жаль, нет блокнота и карандаша! Какой идеальный профиль!” Он в восхищении покачал головой и глупо, слабо улыбнулся.

Да, загорелое, правильной формы лицо, с блестящими глазами и напомаженными пухлыми губами, - уже манило. А смолистые волосы, спадающие до пояса, мини юбка из чёрной кожи, из-под которой рвались наружу две стройные прелести на высоких каблучках, притягивали взгляды даже женщин. Впрочем, одна из них, среднего возраста, проходя мимо остановки с тяжёлой сумкой, осмотрела это видение с презрительной ухмылкой.

Захар нехотя оторвался от зрелища и собрался идти, как девушка, упрямо тряхнув головой, поправив рассыпавшиеся волосы, направилась к нему... Да, она определённо шла к нему! Парень заметно разволновался. Всплыли слова мамы из сна: “Ты даже женщиной не насладился...”

- Привет! – просто сказала она, игриво улыбаясь и откровенно светясь синими глазами, будто встретила своего парня, а не чужого человека.

- П-привет...

- Может, отдохнём вместе? У тебя вид человека, сбежавшего из больницы. Там, когда полежишь с месячишко, телеса застывают и устаёшь, как после пахоты на... в поле. Потом смотришь вокруг, и будто заново родился. Так?

“Неужели б... путана?” – кольнула мысль, и даже в глазах потемнело от разочарования. А девушка продолжила:

- Не морозься ты, я идейная. С кем попадя не тусуюсь. Понравился ты мне... Не пожалеешь. Да и денег с тебя не возьму... – её лицо укрыла тень натянутой грусти.

- Тогда давай, - вдруг бодро ответил Захар, подумав: ”А что, забавно – пообщаться с проституткой! Никогда бы раньше не решился, а теперь...”

Они усаживались в троллейбус, а им вслед из-за верхушек тополей удивлённо моргало солнце и нёсся голос певца, вырвавшегося из последнего этажа ближней девятиэтажки:

Вот и свела судьба, вот и свела судьба на-ас!...

Только не подведи, только не подведи,

только не отведи гла-а-з!...

 

* * *

Квартира у Вики, так звали девушку, была однокомнатная в обычном панельном пятиэтажном доме. Внутри всё сверкало чистотой и особым уютом, который скрадывал уже потускневшие обои и выцветшую краску дверей и окон: очевидно, ремонт здесь просился настырно.

- Эту хатку, - с напускной гордостью поясняла она, - купила на свои, заработанные честным, непосильным трудом!

- Давно работаешь этой...

- Не первый год...

- Нравиться?

- Представь себе – да! – неожиданно холодно и твёрдо ответила она и указала на ванную дверь. – Иди, почисть пёрышки, пока я хавку соображу. Или сразу к телу?...

- Да, нет, я не спешу...

Захар лежал в ванной, наполненной горячей водой, и пытался представить, что у него всё хорошо. Там за дверью, его ждёт сексуальная красавица, которая подарит наслаждение. И тогда будет легче... Опять! Мысли неумолимо перескакивали на всё то же.

- Долго ты там? – послышался шаловливый голос Вики. – Уже всё готово!

- Иду! – и он проворно выскочил из ванны, наскоро вытерся, оделся и поспешил на кухню.

Там его встретили стол, украшенный бутылкой крымского вина с цитрусовой закуской, и светящаяся Вика. Её глаза блестели так призывно, что он смутился. Однако попытался войти в роль и обнял её и даже поцеловал в щёчку. Она же так жарко к нему прижалась, так заиграла всем телом, что парень на миг забылся. Вика осталась довольна своим воздействием на мужчину.

- Ты хорошо ведёшься... – промурлыкала она. – Но, сначала по глоточку...

Лёгкое головокружение, блеск бесстыжих глаз, будоражащие пряные запахи, оголённые, очень доступные, женские плечи всё же отвлекли Захара, и он повеселел. Вспомнил вульгарный анекдот, даже посмеялся. Затем предложил потанцевать и с удовольствием обнимал красавицу, которая всё более входила в свою роль.

После этого “вступления” незаметно очутились в постели. Она мастерски начала ублажать парня... Когда её губы, пройдясь по груди и животу, опустились вниз, он почувствовал, как хмель улетучился, голова прояснилась, остро кольнуло в висках и тело укрылось холодом!

Эти изменения Вика ощутила сразу. Её усилия, вначале успешные, явно сошли на нет. Она оторвалась от очень сексуального занятия и удивлённо-разочарованно взглянула на своего “партнёра”:

- Что с тобой? Что-то не так делаю?...

- Прости... Не обижайся...

Он путано что-то говорил, боясь затронуть главное, и чувствовал, как Оно снова наваливается, сковывает, сжимает, тянет во тьму...

Из подъезда не вышел, а выбежал! Сердце колотилось, дыхание рвалось, а на глаза наворачивались слёзы. “Всё не так и не то! Не то-о-о!” – пульсировало в самом центре головы, туманилось в глазах и слабостью отзывалось в теле.

 

Он шёл так быстро, что окружающее слилось в одну размазанную картину: зелёные, бордовые, серые полосы; озабоченные, недовольные, смеющиеся лица-маски; двигающиеся, грохочущие, фыркающие монстры-автомобили. И трупный, горький, разъедающий ноздри запах! Когда почувствовал, что задыхается и уже падает – послышался звон...

Не сразу сообразил, что происходит. Остановился, пошатываясь, и обернулся туда, откуда неслись эти торжественные, завораживающие звуки. Между стволами поникших клёнов, выстроившихся вдоль тротуара, просматривались золотистые купола. Божий храм показался настолько величественным, с особой, неземной, монументальностью, что вызвал в душе Захара бурю новых ощущений.

“Ещё немного и будешь отчёт держать перед Самим! – вдруг гулом отозвались слова отца. - Бессмертие души...” Захар на миг прикрыл глаза и явственно увидел этот эпизод из сна. Кто-то толкнул его и вывел из полуобморочного состояния. Он, чувствуя неожиданный подъём, не раздумывая, направился к церкви.

Никогда не бывал в святых местах, и его поразило всё: необычные запахи, высокие своды, невероятное количество икон, таинственный свет свечей и - тишина. Но, главное, люди! Их было много, но они вели себя смиренно, с особым достоинством. Что-то шептали, крестились и кланялись этим красочным иконам с необычными лицами. В этих лицах слились кротость, мудрость и строгость одновременно! Они будто просвечивали своими взглядами человека насквозь, видели все его устремления и дела, прошлые и будущие.

Пытаясь сориентироваться в этой волнующей обстановке, Захар отошёл к стене, прислонился и уже спокойнее стал наблюдать за происходящим. Люди не обращали на него внимания и занимались своими таинствами. Они были разные: большинство старушек, но попадались и молодые, много детей. Свет, падающий из высоких окон, придавал их лицам оттенки потусторонности, святости.

Её глаза, выглядывающие из-за края цветастого платочка, излучали свет! Непростой свет – а тот, что идёт изнутри, что есть особый восторг, ожидание чуда, поклонение чему-то высшему, непостижимому! Лицо дышало проникновением в некую тайну... Ещё её озаряла лёгкая улыбка, когда она склоняла голову перед иконой и с упоением крестилась.

“Чудо! – взволнованно поднялась грудь у Захара, а сердце сладко заныло, когда он увидел молящуюся девушку. – А платочек! Как он подчёркивает её, наполняет черты лица особой прелестью. Мадонна русская... Мадонна?” Ему вдруг стало жарко от полосонувшей целительным ножом мысли.

Дальше Захар уже действовал по наитию. Дождался, когда девушка, закончив молиться, неспешно направилась к выходу. Торопясь, вышел за ней. Спускались со ступенек уже вместе.

- Не посчитайте за беспардонность, - решительно начал Захар, опережая девушку и стараясь заглянуть ей в глаза, - мне нужно с Вами поговорить! – Он задыхался. Лицо раскраснелось и укрылось капельками пота. – Пожалуйста, выслушайте меня...

- Конечно, - просто улыбнулась она и остановилась, поправив платочек.

Он уже изучал её лицо и сбивчиво продолжал, вытирая лоб:

- У меня считанные дни и я должен уйти со спокойной душой... Все последнее время я искал Это... успокоение. И, вот, похоже, нашёл... в Вашем образе.

Она удивлённо рассматривала его, водя только расширенными глазами, и смущённо молчала, а Захар воодушевлялся:

- Понимаете – Вы Мадонна, русская. И я должен Вас запечатлеть на полотне, а потом уже... принять свой приговор... – вдруг успокоившись, закончил он и глубоко вздохнул.

Девушка совсем потерялась и явно не знала, что ответить. Однако перекрестилась с поклоном и сказала неуверенно:

- Я не совсем поняла, что с Вами и чем могу помочь. Но чувствую – у вас горе, и Вы хотите сделать что-то нужное и хорошее. В общем... я согласна.

Пока она говорила, Захар поражался, откуда у этой бледной, невзрачной девушки, с простенькими, обыкновенными чертами лица, столько своеобразной красоты?... Он даже сравнил её с Мадонной!

Вновь ударил колокол. Его звук подстегнул и наполнил душу Захара новым теплом. Он взял девушку за руку и повёл с собой. Она подчинилась без слов.

 

Из зала Захар убрал всё лишнее и установил посредине мольберт! Настеньку, так звали девушку, разместил на стуле в углу возле окна, пытаясь воссоздать освещение, как в церкви. Он весть пылал вдохновением! Сколько ему осталось - уже не думал. Только портрет, портрет русской Мадонны! – восторгалось всё его существо и толкало к действию.

Кисти, краски, полотно приготовил невероятно быстро. Всё у него получалось, ладилось, нигде не заминалось. Чтобы не отвлекали, отключил телефоны, закрыл двери на второй замок, оборвал провода входного звонка.

Настенька сидела тихая, спокойная, благостная. У неё был длинноватый нос, маленький подбородок и округлый овал лица. Глаза белесые, с редкими ресницами, и бледный цвет кожи. Таких обычно называют дурнушками. Но... её внутренний мир, искренняя религиозность, вера! творили чудеса и превращали девушку в красавицу! Так чувствовал и видел Захар. Пока он вдохновенно набрасывал первые штрихи, мазки, она по его просьбе рассказывала о себе.

Вначале тушевалась, путалась даже, но потом освоилась, и её голос, по-своему мелодичный, напевный, зазвучал уверенней. Выяснилось, что Настя жила в приюте при монастыре и готовилась стать полноценной монашкой-послушницей. В приюте она с детства. Как там очутилась, и кто её родители, не знает до сих пор. Здесь у неё много обязанностей, но главное – смотрит и воспитывает сирот-инвалидов. Сейчас у неё своеобразный отпуск – всего несколько дней, которые она использует по-своему усмотрению. Отпуск ей дали как премию за трудолюбие. Кроме того, она должна подготовиться духовно к серьёзному шагу в своей жизни – монашеству...

- Вот, сижу сейчас перед Вами и мысленно обращаюсь к Господу нашему, чтобы силы дал и разумение. Отвёл напасти и искушения дьявольские...

- Значит, мне нельзя тебя оставить у себя, пока закончу портрет? – машинально спросил Захар, продолжая работать кистью.

Девушка встрепенулась, испуганно округлила глаза и неистово закрестилась:

- Как можно! Узнают мои, не видать мне кельи монашеской и служения Господу! Я и так согласилась из-за глаз Ваших поникших. Видела бездну в них, как у Стёпки. Был у меня воспитанник... – запечалился её голос, - без рук и ног. Очень хотел, чтобы Господь помог ему. Молился усердно, подолгу и всё спрашивал: “Матушка Настенька, а Бог даст мне хотя бы одну ручку?...”

Тут у Настеньки глаза потемнели, укрылись влагой, и она тяжело вздохнула.

- На всё его воля, родимый, - крестила я мальчика. Так шли годы... Ни ручки, ни ножки у него не отрастали. И однажды он сказал мне с отчаянием: “Наверное, я чем-то не угодил Богу! Ем сытно из Ваших рук, гуляю в своё удовольствие в коляске с Вами по двору, сплю помногу... ” Что ты, говорю, не так проста милость Господня, не сразу она проявляется. Знать, не приспело время ещё. А он не поверил мне. Престал кушать, прогуливаться, все ночи молился... И однажды – умер... – горестно, со слезинками закончила девушка.

Захар вздрогнул от её последних слов, но тут же переключился на портрет. “Не отвлекайся! – крикнул он себе. – Смотри – эти слёзы кстати, они придадут образу особую привлекательность и проникновенность!”

Свет за окном стал меркнуть – надвигался вечер. С трудом оторвался Захар от картины – нужно было проводить Настю. Пытался её угостить чаем, но девушка отказалась.

- Завтра на этом же месте? – с дрожью в голосе спросил он, проводив её до самого монастыря, – обитель высилась черепичной крышей за высоким белым забором недалеко от церкви.

Девушка поправила платочек, перекрестилась, наклонила голову и прошептала:

- Всё в руках Господа, да поможет он Вам, а я не откажу в богоугодном деле...

 

Какой был день по счёту, Захар не знал. Наверное, второй или третий. Начинался он с ветра, холодного, задиристого, напористого! Берёзки гнулись и отчаянно шелестели листвой, негодуя на ветреного разбойника. С разъярённых туч, которые звериными стаями набрасывались на остатки чистого неба, к земле камешками летели крупные капли дождя! Люди кутались в плащах, раскрывали зонты и поругивали синоптиков...

Чтобы создать нужное освещение, Захару пришлось попросить у соседей торшер, который заменял теперь солнечный свет. Замена получилась не полноценная, но работа двигалась к концу. Многие “теневые” места портрета Захар уже рисовал по памяти, по тому, что помнилось из церкви...

Настенька совсем освоилась и продолжала рассказывать непростую историю своей жизни. Память у неё оказалась отменная, а речь, пересыпанная церковными выражениями и словами, на удивление была осмысленной и понятной...

Шаги в прихожей Захар не услышал. Только глаза девушки, расширившиеся и насторожившиеся, подсказали, что кто-то вошёл. Он обернулся, не выпуская кисти, – на него смотрели, переливаясь калейдоскопом смешанных чувств, глаза Максима! Он смотрел то на Захара, то на Настеньку и не знал, что сказать. Пауза длилась недолго:

- У тебя открыта дверь... – наконец, нашёлся Максим, - и звонок не работает...

В глазах бывшего друга было столько смущения, нехарактерного для него, что Захар растерялся. Вначале хотел ответить жёстко, но потом смягчился:

- Увлёкся сегодня так, что и дверь забыл...

- А ты рисуешь? – уже смелее подошёл Максим и взглянул на полотно. – Ух, ты! Знал, что отвлекаешься иногда на художества, но чтобы так!...

- Нравится?

- В живописи разбираюсь слабо, но тут явно шедевр! - с неподдельной искренностью покачал головой Максим.

- Тогда знакомься – это Настенька, моя Мадонна!

Девушка с благостным видом поднялась и, перекрестившись, протянула руку. Своим отзывчивым сердцем она уловила необычность момента встречи этих людей и заторопилась к себе.

- Сегодня мне нужно в обед быть в монастыре, - пояснила она неожиданный уход, озаряясь своей кроткой улыбкой. – Если нужно, я снова приду завтра...

Захар, было, огорчился, но быстро угомонился: картина была почти закончена, детали можно было доработать и без Настеньки. Его не покидал прежний порыв, и он уже спокойнее, где-то в самом уголке сознания, думал о своём скором уходе из этого мира. Только теперь этот уход воспринимал по-другому – он успел сделать в жизни то, к чему подсознательно давно стремился. От чего пытался удалиться, отгородиться, недооценивая себя, а теперь оно, сидевшее в нём, настоящее, наконец, вырвалось и воплотилось в этом портрете!

 

- Я рад, что ты здоров! – садясь в кресло, выдохнул Максим, когда Захар вернулся, проводив девушку. – Выслушай меня и не перебивай, пока я не растерял решительности. Каяться всегда тяжело...

- ???

- Да, гниловатый я оказался. И, слава богу, вовремя осознал это – ты жив...

- Ты знал о моей... болячке?

Друг потемнел лицом и горестно покачал головой:

- Не просто знал... Я всю эту бодягу и придумал, и состряпал. Пришлось, правда, поистратиться... Дурак! Безмозглый!

- Ты о чём?

- Да, вот, о чём...

И Максим то отводя глаза, то пристально глядя на Захара, “исповедался в своём грехе”, перемежая исповедь словами раскаяния. А причиной “греха” стала банальная ревность: не смог он смириться с тем, что красавица Наташа выбрала Захара!

Медицинский осмотр подсказал идею, как избавиться от соперника. Зная тонкую, восприимчивую натуру друга, решился на авантюру с неизлечимой болезнью. С врачом Владленом Семёновичем они познакомились в одном из ресторанов уже давно. Солидное вознаграждение за ложный диагноз и соответствующую психологическую обработку пациента облегчило заключение договорённости. Как врач, так и Максим были уверены, что Захар возьмётся серьёзно за лечение и уедет на Запад. И будет ему не до Наташи. Только потом, наблюдая скрытно за другом, Максим осознал, что его авантюра может закончиться трагически – Захар, с его тонким мироощущением, особой чувствительностью, может добровольно уйти из жизни. И, промаявшись несколько ночей, казня себя, Максим решился, наконец, раскрыться, пока не случилось худшее...

- Так я не болен?!

- Нет, конечно... Всё это ложь.

Захар закрыл лицо руками... В голове зашумело, зазвенело, а сердце затрепыхалось в невероятном восторге – он будет жить! Жить! Творить, писать её, эту невероятно прекрасную жизнь! Со всеми её вывихами и причудами, горечью и сладостью, высями и безднами, колючками и нежностями. Жить, наслаждаясь каждой минутой, секундой, мгновением! Дышать пусть гарью, дымом, но и чистой прозрачностью весны, тихим увяданием осени и такой манящей белизной зимы... В его душу хлынул поток радости, взлёта. Он открыл затуманенные глаза, резко поднялся и загрёб Максима в охапку:

- Я так благодарен тебе за всё! Да-да, за всё... Иначе я никогда бы не встретил Настеньку, не создал бы свою Мадонну... Не узнал бы себя, понимаешь? Себя-я!... Ведь я художник!... К чёрту бизнес и эту рекламную суету, понимаешь?.. Пойдём! – потянул он за руку Максима.

Тот, ошеломлённый реакцией друга, поднялся, как заворожённый, и с виноватым видом поспешил за ним.

На улице их встретил дождь, нет – ливень! Захар бросился под этот водяной поток, бегал по лужам, крутился вихрем и, махая руками, громко пел, не тушуясь никого:

- Я люблю тебя, жизнь! И надеюсь, что это взаимно!...

Максим смотрел на это сумасшествие друга и торопливо вытирал капельки дождя на своих щеках...

 

25.09.09 года.