понедельник, 30 декабря 2002 г.

Соловьев Е.А.

Пудики,

Зима началась рано. Уже в первых числах декабря морозы стояли такие, что старой воробьихе Чике вылетать из теплого дома никак не хотелось. Но сердце не давало ей покоя из-за сынишек Чикирики и Чикироки, для которых эта суровая зима была первой. Это были очень веселые и озорные детишки и никак не хотели жить в домике матери под крышей.

Последний раз она их видела неделю назад в парке около голубых пушистых елей. Давно ли, они были маленькими и, увидев мать, прижимались всем телом к асфальту и трепыхали крылышками до тех пор, пока она их не начинала кормить.

Они, как всегда, ссорились из-за чего то и уже собирались тузить друг дружку. Увидев строгую мать, они сразу же присмирели и забыли то, из-за чего спорили еще секунду назад. Вообще же они очень были дружны и не могли друг без друга прожить ни минуты. Это радовало сердце матери и она сама по ним очень скучала, а они, хотя и не хотели с ней жить, уважали старую Чике и слушались.

- Дети, скоро наступят холода, Как вы собираетесь жить? - спросила она их, прыгая от одного к другому и клювом поправляя их перышки.

- Мамочка, не беспокойся. Нам с Чикирикой тепло у ствола этой мохнатой елки. Мы прижмемся друг к другу и спим.

- И еды много, мамочка, в ее лапах. Можем и тебя сейчас покормить. Какой-то человек каждое утро ходит и бросает кусочки хлеба прямо к нам на елку. Нам с Чикирокой не надо даже и летать на остановку, чтобы там выпрашивать еду у людей, как ты нас учила.

- Мы наедимся и летаем по городу. Играем, качаемся на тоненьких веточках кустов в парке. Нам очень весело, мамочка.

- Деточки, не всегда так будет. Скоро будет так холодно, что вам не захочется вылезать даже на свет Божий и вы можете умереть с голода. Запасите себе хоть немножко хлебца, что носит вам тот хороший человек. А будет совсем голодно прилетайте ко мне.

- Ладно, мамочка, А сейчас мы полетим и поглядим, что там вороны и галки делают в сквере. Больно их там много слетелось, - и не успела Чика моргнуть, как озорники уже улетели.

 

Старая Чике облетела все места, где она могла бы встретить своих воробышек, но их нигде не было. От этого на ее сердце стало еще тревожней. Даже обилие еды в огромной елке не успокоило ее. Огромная ель, полная воробьев вся обычно чирикала, но сегодня стаяла какая-то тихая.

 

Чике полетела на остановку и в углу среди мусора увидела старого своего приятеля Тока. Тот копался там в поисках крошек. Увидев приятельницу, он почему-то вместо приветствия сделал вид, что не узнал Чике.

- Ты, что Тока? Со мной и поздороваться не хочешь?! -прочирикала она.

- Здравствуй, Чике, - ответил тот, не прекращая своего занятия.

- Чем здесь рыться в грязи, полетели к большой елке. Там еды много.

- Нет уж. Завтра еще холоднее будет - завтра там и поем. А ты детей своих искала?

- Да. Нет их нигде.

- Не найдешь их, старая. Погибли они за эту неделю.

- Что ты мелешь, старый Тока. Морозов таких больших еще и не было. Они у меня крепкие ребятки.

- То-то и оно, что крепкие. К ели теперь и лететь не хочется. Перед глазами они, как живые, так и чирикают - жить не хочется.

После рассказа Тока о гибели ее детишек двух крошек, Чике не помнила, как и долетела до дома. Вжалась в щель и затихла надолго. Перед ее глазами Чикарока склевывал с тротуара крошки, а огромный голубь клювом раз за разом убивал и убивал ее сынишку. Она понимала, что эта большая и мирная птица сделала это случайно, но от этого ей становилось не легче и она так же, как Чикарика хотела умереть от холода и голода с горя и одиночества.

Прошла целая неделя, полная вечности и холода. Тока вытащил полувысохшую подругу из щели и заставил поклевать крошек, которые принес под крышу.

- Ты, что Чике? Надо жить. И так нашего брата гибнет зимой ой-ей-ой сколько. Кто же радостную песню Богу споет весной, если мы все погибнем. Надо жить, Чике. Надо жить...