1

Алекс рухнул в дневной сон, как оступившийся спелеолог падает в глубокую и темную пещеру, из которой нет выхода на поверхность. Сон длился минут пять, и потому, наверное, не принес облегчения. Когда Алекс проснулся, он ощутил такую усталость, словно неделю подряд таскал тяжеленные мешки с чугунными болванками. А голова раскалывалась так, словно на нее упал один из таких мешков. Состояние напоминало отходняк после грандиозной попойки, однако в последний раз Алекс позволил себе выпить, да и то немного, два дня назад, со Славкой и Дашкой. Напиваться ему совсем не хотелось, хотя такое желание было.

Алкоголь проблемы не решает, он только позволяет забыть о них на какое-то время, и когда протрезвеешь, становится совсем хреново.

Эту незамысловатую истину он сумел понять за пять лет.

Нехотя перевернувшись на спину, Алекс открыл глаза и вперился в потолок, незатейливую топографию которого он, наверное, давно уже знал наизусть.

Потолок был белый, как саван покойника. А за окном низко висели серые, как крысиные тушки, тяжелые облака – и это после вчерашнего солнечного денька!

Вчера лучистое солнце радостно лилось через окно, согревая уставшую душу, а сегодня небо затянуто в свинцовый мундир туч, и они давят, как испанский сапог, в который равнодушный палач засунул твою ногу.

Только болит-то совсем не нога…

Алекс вздохнул. Сейчас он чувствовал себя уставшим путником, который много дней подряд брел по густому лесу, не разбирая дороги. Как там, у Данте – «Земную жизнь пройдя наполовину, я очутился в сумрачном лесу». Хотя он, Алекс, прошел уже гораздо больше половины своей земной жизни. Осталось совсем чуть-чуть… Он брел, пока его нога не соскользнула с поросшего рыжим мохом бревна узкой гати, по которой он пытался перейти болото. Сапог зачерпнул холодную болотную воду, и зловонная трясина, плотоядно чавкнув, крепко ухватила добычу.

Сейчас и вторая нога сорвется, и тогда болотные черви будут радоваться плотному ужину…

Алекс с тяжелым вздохом повернулся на бок. Зарылся лицом в подушку. Маша сказала вчера, что ничего уже нельзя вернуть.

Вернее, это не она ему сказала, а Славка передал Алексу её слова, когда позвонил утром.

И самое обидное, что Маша абсолютно права. Уже ничего нельзя поправить, потому что…

От мягкого тела подушки исходило приятное тепло. Алекс снова вздохнул. Вчера он поступил глупо. Очень глупо. Но сегодня уже поздно что-либо менять.

 

2.

Позавчера, в жаркую июньскую субботу, когда Алекс, Дашка и Славка на квартире у Славки отмечали три года, как Дашка и Славка познакомились, Славка, уже будучи в изрядном подпитии, сказал Алексу:

– О! Вспомнил! Вчера я разговаривал с Машкой, и она согласилась с тобой встретиться…

Услышав это, Алекс обрадовался – наконец-то Дашкины и Славкины увещевания увенчались успехом.

– Когда? – спросил он, поставив пластиковый стаканчик с пивом на засаленную газету.

– Не знаю, – пожал плечами Славка. – Но если вы встретитесь, с тебя бутылка. Думаешь, легко было Машку уломать?

Алекс знал, как это было нелегко.

Он зачем-то просидел у Славки до половины двенадцатого ночи. Пил, совершенно не пьянея, невкусное теплое пиво, глотал какой-то дешевый портвейн, зажевывая это тошнотворное пойло сухим хлебом. И почти не прислушивался к пьяному трепу Славки, который снова начал проповедовать идеи Ницше. Дашка, как всегда, ему поддакивала. И лишь один раз вскользь упомянула Машу.

А назавтра на Тверь навалился очередной День города, и Славка с Дашкой пошли гулять на праздник. Дашка предлагала Алексу присоединиться к ним, встретить Машу, которая должна была приехать в город на двухчасовой электричке, но Алекс отказался. Он вдруг понял, что панически боится встречи с Машей, хотя и страстно желает снова увидеть её. К тому же ему до чертиков приелся этот ежегодный праздник, на котором всегда происходит одно и тоже – пьяная толпа бесцельно шатается по центральным улицам, тупо жует и пьет, участвует в дурацких шоу и розыгрышах. За пять лет Алекс люто возненавидел толпу, в ней он еще сильнее ощущал свое одиночество в этом чужом для него мире, мечтая лишь об одном – поскорее бы истек срок его наказания, и он навсегда покинул эту дикую планету…

Срок истекал завтра, и сегодняшняя встреча с Машей, даже если она состоится, уже не могла ничего изменить.

И в тоже время Алекс понимал, что до завтра еще нужно дожить, а сегодня… Сегодня наверняка должно что-то произойти. Что-то, связанное с Машей…

Во второй половине дня, около четырех часов, унылую тишину квартиры разорвала громкая трель телефонного звонка. Алекс нехотя поднялся с дивана, на котором он с утра лежал, тупо разглядывая потолок, и подошел к телефону. Увидел на матовом экране цифры – 380765. И не стал брать трубку – это были последние шесть цифр номера Машиного мобильника, и Алекс не знал, о чем он будет с ней говорить.

Но Маша, похоже, решила проявить настойчивость. Восемь раз в течение часа надрывался телефон, и восемь раз Алекс отрешенно смотрел на высветившиеся цифры номера – такого знакомого и когда-то почти родного. Номера, который еще полгода назад заставлял радостно колотиться его уставшее сердце, потому что, когда Алекс брал трубку, то слышал на том конце провода тихий, милый голос любимой девушки…

А сейчас… Сейчас он панически боялся услышать этот голос.

«Ну что она звонит? – с раздражением думал Алекс, возвращаясь на диван. Он лежал, заложив руки за голову и смотрел в ненавистный потолок. – Если я не беру трубку, значит, меня нет дома. Разве непонятно…»

Еще он подумал, что как хорошо, что он до сих пор так и не обзавелся мобильником. Иначе пришлось бы ответить.

Хотя мобильник всегда можно выключить, если тебя достают назойливыми звонками.

Наконец телефон успокоился, но Алекс был уверен, что еще ничего не кончилось. И точно – прошло чуть больше часа, и Алексу стали названивать с домашнего телефона Славки. Но Алекс тоже не стал брать трубку, потому что понимал, что не Славка это звонит, а Маша. Девушка, которую ему очень сильно хотелось увидеть, потому что его чувства к ней за полгода так и не смогли умереть. И в то же время Алекс до желудочных колик боялся этой новой встречи, которая неизвестно, что принесет.

Ведь прошло полгода…

А завтра вообще истекал срок его наказания.

Наконец надоедливые звонки прекратились, и Алекс спокойно, стараясь ни о чем не думать, хотя мысли о Маше так и лезли в голову, а на душе было пусто и тоскливо, провалялся на диване почти до девяти вечера. Затем включил телевизор, без интереса просмотрел программу «Время». Потом без особого аппетита поужинал яичницей с сосиской. И решил все-таки в последний раз сходить на набережную посмотреть салют. Апофеоз, так сказать, Дня города…

Салют показался Алексу каким-то хилым, в прошлом году пиротехники забацали куда круче, хотя пьяная толпа, оккупировавшая оба берега Волги, радостными криками приветствовала каждый новый залп.

«Как хорошо, что завтра меня уже здесь не будет», – думал Алекс, возвращаясь домой. Его окружала толпа радостных людей, молодых и не очень, которые что-то орали, горланили песни, пили из горла пиво и водку, прилюдно целовались, и смотреть на всё это было и противно, и тоскливо. И слезы сами наворачивались на глаза.

«Я чужой на этом празднике жизни, – грустно подумал Алекс, вспомнив цитату из какой-то земной книги. – Чужой в этом мире. Мой мир на расстоянии 45 световых лет отсюда. И я туда завтра вернусь…»

Он попытался представить, как встретит его Ауэя. Но у него почему-то не получилось. И от этого еще сильней захотелось плакать.

Утешало лишь, что сегодняшний День города обошелся без дождя, иначе было бы совсем тоскливо.

Вернувшись домой, Алекс разделся и лег спать. Но никак не мог уснуть, ворочался с бока на бок, как будто в диван были воткнуты сотни острых иголок. Он чувствовал, что еще ничего не закончилось, что ему не удастся провести спокойно эту последнюю для него ночь на Земле… И в половине второго ночи снова надрывно заголосил телефон. Алекс не хотел вставать и брать трубку, у него даже мелькнула спасительная мысль выдернуть телефонный провод из розетки, чтобы ему не мешали спать суматошные звонки. Но почему-то не решился это сделать, словно понимая, что завтра, когда его уже не будет в этом городе и вообще на Земле, он не сможет уже увидеть Машу.

У него не было ни малейших сомнений в том, что телефон сейчас терзала именно Маша…

Алекс медленно, как будто стараясь оттянуть нелегкий для него разговор, снял трубку.

Звонил Славка.

– Наконец-то! – почти крикнул он, когда Алекс бросил в эфир тихое: «Да?» – Где тебя целый день носит? Тут Машка, она хочет с тобой поговорить. Передать ей трубку?

– Зачем? – тупо спросил Алекс.

– Она хочет с тобой поговорить, – повторил Славка. – И вообще, ей ночевать негде, она хочет у тебя до утра перекантоваться.

– Я не могу, – быстро ответил Алекс.

В трубке угрюмо засопели. Потом чуть вдалеке послышался Славкин голос. Он что-то сбивчиво кому-то говорил, но Алекс не мог разобрать слов. Потом послышался другой голос, тихий и тонкий. Это был голос Маши.

Алекс почувствовал, как его сердце заметалось, словно птица, попавшая в силки. Он до боли в костяшках пальцев стиснул телефонную трубку, которая обжигала ладонь, как раскаленная сковородка.

– Алё? – послышался из трубки Славкин голос. – Ты еще здесь? Будешь с Машкой говорить?

– Может, лучше завтра? – поспешно спросил Алекс. – Уже поздно, я спать хочу…

Снова как издалека послышался Славкин голос. Потом что-то сказала Маша, но Алекс не смог разобрать ее слов.

– Машка сказала, что либо сейчас, либо никогда. Она просит тебя выйти во двор.

– Среди ночи? – уныло спросил Алекс. Ему, конечно же, страшно хотелось снова увидеть Машу, но он жутко боялся этой новой встречи. Ведь прошло полгода… А завтра ему возвращаться на Ауэю.

– Да, среди ночи, сейчас, – Славка, похоже, начал терять терпение. – Выходи, блин… А то она к тебе сама сейчас придет…

И повесил трубку, словно отрезая для Алекса все пути к отступлению.

Алекс с минуту, наверное, стоял перед телефоном, держа в онемевшей руке трубку, из которой доносились короткие гудки. В комнате было темно, вокруг была ночь, и глупо было переться в половине второго во двор.

Быстро одевшись и сунув ноги в какие-то тесные кроссовки, Алекс вышел на темную лестничную площадку, закрыл на ключ входную дверь и стал медленно спускаться по лестничным маршам, думая о том, что он скажет Маше, когда увидит ее. Как он подойдет к девушке, возьмет ее за руку, обнимет и поцелует. И они снова будут вместе. До завтрашнего дня…

Дверь в подъезд была нараспашку, с улицы тянуло ночной свежестью, и Алекс глубоко вдохнул этот пьянящий аромат летней ночи, который наполнил каждую клеточку его тела, придавая ему воздушную легкость и уверенность, что все проблемы будут решены раз и навсегда.

Алекс вышел из подъезда на крыльцо. И сердце радостно заколотилось в груди, потому что он спустя полгода снова увидел Машу… Худощавую девушку, которая была почему-то в короткой, намного выше острых коленей, юбке. Именно на юбке и задержался взгляд Алекса. И не потому, что юбка полностью открывала очень худые, но очаровательно стройные ноги девушки. Просто раньше Маша никогда не носила юбок, постоянно ходила в брюках. Стеснялась выставлять напоказ свои длинные, но, как она считала, очень тощие ноги.

Алекс отвел взгляд от ног Маши. Увидел, как длинные волосы манящими волнами облегают узкие плечи девушки. И еще острее почувствовал, как же ему все эти долгие тоскливые месяцы не хватало её…

– Вот, принимай, – с какой-то непонятной усмешкой произнес Славка. Он стоял рядом с Машей, переминаясь с ноги на ногу, как будто хотел в туалет. Алекс скривился, словно от зубной боли. Славка рядом с Машей – это казалось ему такими же несовместимыми понятиями, как Пушкину гений и злодейство.

Алекс молча кивнул. Машино лицо было излишне сосредоточенным. В ночной темноте Алекс не мог разобрать выражения ее глаз. В руке она держала пластиковую бутылку с водой.

– Так мы договорились? – снова раздался никому не нужный сейчас голос Славки. – Пусть у тебя ночует. У меня Дашка…

Только сейчас Алекс понял, что Славка пьян. И, судя по его дыханию, которое отравляло ночную свежесть, пил он что-то очень противное и вонючее.

– Но… я тоже не могу ее у себя оставить, – тупо проговорил Алекс, понимая, что он боится остаться наедине с Машей. Хотя и страстно желает именно этого.

– Хватит фигней страдать, – скривился Славка, хватаясь за ствол дерева, чтобы удержаться на ногах. – Вот тебе твоя Маша, ты хотел ее получить, вот и радуйся теперь. У вас вся ночь впереди…

Было темно, но Алексу показалось, что Славка пошловато осклабился. Алекс лишь тяжело вздохнул: Славка никогда не отличался тактом. Из-за чего порой Алекс остро его ненавидел. Но всегда молча проглатывал обиду, чтобы не идти на конфликт. Потому что Славка в любом случае вышел бы сухим из воды. Да еще доказал бы Алексу, что он в корне не прав.

Славка ушел, медленно двигаясь к своему подъезду по замысловатой траектории. Алекс остался один на один с Машей – девушкой, которая еще полгода назад называла его самым дорогим для нее человеком на свете, и Алексу очень хотелось верить, что это действительно так. И вот теперь они снова встретились…Алекс хотел подойти к Маше поближе, сказать ей что-нибудь доброе и ласковое – но ни одно слово так и не могло решиться вырваться в теплую темноту июньской ночи через плотно сжатые губы.

Алекс сделал один шаг к девушке, но на второй у него не хватило сил. И он остался стоять посреди асфальтированной дорожки, как каменный истукан с острова Пасхи.

Маша тоже молчала. Она присела на узкий бордюр тротуара, машинально пытаясь натянуть юбку, чтобы прикрыть острые выпирающие коленки. Но юбка была слишком короткой, и коленки так и остались открытыми. Маша поджала под себя ноги – худенькие, они всегда казались Алексу как-то особенно незащищенными. «Ей, наверное, холодно, – с теплотой подумал Алекс. – Надо к ней подойти, обнять, согреть…»

Но Алекс не мог сдвинуться с места, словно он превратился в соляной столб или врос в асфальт.

Маша сидела на бордюре, молча смотрела на Алекса, то и дело поднося к губам пластиковую бутылку с водой. Алекс стоял вполоборота к девушке, искоса разглядывая ее. Затем вообще отвернулся, уставился на ночное небо, усеянное яркими звездами. Среди них сейчас наверняка сияла и Капелла, его родная звезда. Но сейчас Алекс не видел ее, хотя раньше, всегда, когда он вонзал тоскливый взгляд в звездное небо, он всегда сразу находил свое далекое солнце.

А сейчас Капеллу затмила худенькая девушка по имени Маша, которая была совсем рядом, всего лишь в шаге от него, но почему-то очень трудно было сделать этот короткий шаг, как будто для этого нужно было идти через знойную пустыню, рискуя навсегда остаться посреди унылых барханов.

Маша молчала. Только смотрела на Алекса снизу вверх, то и дело поднося к губам бутылку с водой, как будто бы это она несколько долгих дней брела через горячие пески, и теперь, добравшись до спасительного оазиса, не могла оторвать воспаленных губ от источника живительной влаги.

В тишине ночи бульканье воды казалось очень громким и могло, наверное, разбудить весь город, отдыхающий после бурного праздника.

Алекс не знал, сколько времени длилась эта дурацкая немая сцена. Может быть, минут пять. Или больше получаса. Алекс смотрел на далекое звездное небо, но видел направленный на него снизу вверх взгляд Маши и слышал оглушительное бульканье воды. Он никак не мог выйти из ступора, словно был обездвижен злым волшебником, которому очень не хотелось, чтобы Алекс заговорил с Машей. Он не знал, какое нужно найти заклинание, чтобы оно избавило его от непонятного липкого страха, который проник в его душу, сковал ее железными тисками, и мешал ему сделать всего лишь один короткий шаг к девушке, о новой встрече с которой он мечтал все эти долгие шесть месяцев.

Но любые немые сцены когда-нибудь заканчиваются. Маша сделала очередной глоток, снова посмотрела на Алекса снизу вверх. Вскочила с бордюра и, держа в руке пустую пластиковую бутылку, побежала к Славкиному подъезду. Только замелькали худенькие ножки. И тишину двора разорвал быстрый стук каблучков Машиных босоножек.

Алекса словно током ударило. Он с трудом оторвал подошвы от асфальта и двинулся следом за девушкой. Вошел в подъезд. Одна мысль металась в мозгу – догнать Машу, остановить, обнять и больше никогда никуда не отпускать… Но ноги отказывались переходить на бег, и когда гулкий стук каблучков умолк на площадке четвертого этажа, Алекс уныло стоял на лестничном марше между вторым и третьим этажами.

Он слышал, как Маша долго звонила в Славкину квартиру, как с оглушительным скрипом отворилась дверь и раздался недовольный Славкин бас. Маша начала что-то сбивчиво и быстро говорить, но Алекс, как ни вслушивался, не мог разобрать ее слов. Славка что-то недовольно буркнул в ответ, потом Алекс услышал недовольное: «Заходи», и дверь захлопнулась.

Алекс некоторое время простоял на прежнем месте, не зная, что делать дальше. То ли вернуться домой, то ли идти к Славке.

Но неистовое желание снова увидеть Машу пересилило страх перед новой встречей с ней, и Алекс решительно поднялся на четвертый этаж. Но, остановившись у обитой черным дерматином Славкиной двери, Алекс еще долго не мог решиться нажать кнопку звонка.

Славка открыл дверь сразу, как будто ждал прихода Алекса.

– Чего тебе? – спросил он неприветливо, лицо его было хмурым и злым. Изо рта разило какой-то тухлятиной.

– Позови Машу… – тихо попросил Алекс.

– Она не выйдет, – прозвучало недовольное.

– Почему? – Алекс почувствовал, что падает в бездонную пропасть.

– Машка сказала, что это была ошибка. Она сказала, что зря согласилась… Типа, нельзя дважды войти в одну реку…

– И что теперь? – уныло спросил Алекс.

– Не знаю! – скривился Славка. – У меня тут Дашка, а тут ты со своей Машкой…

– Позови Машу, – снова попросил Алекс. Он чувствовал себя таким измученным, словно круглые сутки махал тяжелым кайлом в душных каменоломнях.

– Я же сказал тебе, что она больше не хочет. И вообще, она спать легла, так что давай, иди…

С этими словами он бесцеремонно захлопнул дверь перед носом Алекса.

… Как ни странно, Алекс уснул быстро, и проспал почти до семи часов. Его разбудил телефонный звонок. Определился Славкин номер.

Звонил действительно Славка. Он поведал Алексу о том, что случилось ночью. Машка так и не легла спать. Просидела до полчетвертого на кухне, а потом ушла пешком на вокзал, чтобы успеть на первую электричку до Чуприяновки.

– Когда Машка уходила, – проговорил Славка, – она сказала мне, что всё это было затеяно зря. Потому что она поняла, что ты ее больше не любишь. Ты смотрел мимо нее пустыми глазами и молчал.

– Но она сама, – Алекс сглотнул. – Она тоже молчала…

– Ну, не знаю, – протянул Славка. – Она сказала, что ничего уже не вернуть. Типа, нельзя дважды войти в одну реку. Вот…

– Это же была не её инициатива, – сказал Алекс.

– Да. Она сказала, что всё кончено, и больше встречаться незачем.

– А что я мог сделать, если она ничего не говорила? На шею, что ли, должен был броситься, в любви начать объясняться?

– А ты разве этого не хотел? – с усмешкой спросил Славка.

– Хотел…

– А что тогда?

– Не знаю…

– Ладно, – подвел черту под разговором Славка. – У меня тут Дашка…

И в трубке раздались быстрые гудки.

 

3.

Алекс наконец-то оторвался от подушки. Сел с ногами на диван, опершись о спинку. За окном угрюмо висели хмурые тучи, и на душе было так же сумрачно и неуютно. Хотя, по идее, он должен был радоваться, потому что знал, что пройдет совсем немного времени, и его больше не будет доставать этот унылый пейзаж за окном, а все проблемы останутся в прошлом.

Да. Сегодня, если он правильно сосчитал, последний день его пятилетней ссылки.

Знать бы только, когда за ним придут. Права местная поговорка – нет ничего хуже, чем ждать и догонять.

Алекс все-таки уговорил себя подняться с дивана.

Диван угрюмо прокряхтел.

Этот диван тоже скоро останется в прошлом…

С этой приятной мыслью Алекс прошел на кухню, зажег газ, поставил на плиту ковшик с водой, чтобы вскипятить чай. Сел на табурет у окна, бросил взгляд на унылый двор. На бордюр тротуара у подъезда, где вчера сидела Маша.

На грудь словно повесили тяжелый камень. Господи, как всё глупо получилось…

Вода в ковшике начала булькать, закипая. Алекс поднялся с табуретки, выключил газ. Поставил горячий ковшик на стол. Достал из настенного шкафа свою любимую чашку. Плеснул на донышко немного позавчерашней заварки. Вылил в чашку из ковшика кипяток. И снова сел на табурет к окну. Снова уставился на прибитый серыми тучами двор. За густой зеленью кленов не было видно окон Славкиной квартиры, но Алекс почему-то был твердо уверен, что у Славки сейчас бухают. И Дашка, наверное, там…

Алекс хотел было набрать Славкин номер, чтобы набиться в гости, все равно настроение хреновое, немного алкоголя не помешает, чтобы взбодриться. Но как только подумал, что опять начнутся эти пустопорожние разговоры, которые только тоску наведут, решил навсегда забить. И так настроение такое, что жить не хочется.

Наверное, именно в таком состоянии аборигены этой планеты лезут в петлю, глотают горстями снотворное или сигают с моста…

Алекс достал из холодильника клубничное варенье, чайной ложкой выложил немного на блюдце. Отрезал горбушку от батона. Потерпеть осталось совсем немного. Не больше суток. За ним скоро придут. Обязательно придут, потому что истек срок его наказания. Скоро он вернется домой. На Ауэю, самую счастливую планету во вселенной. Планету, граждане которой не терзают себя неразрешимыми проблемами, а наслаждаются счастливой жизнью…

Вернувшись в родной мир, он со смехом будет вспоминать свою пятилетнюю жизнь в этом отсталом мирке на окраине галактики, лежащем в стороне от торной дороги цивилизации. И проблемы, которые не дают покоя ему сейчас, перестанут его занимать вовсе, покажутся нелепыми и смешными. И жизнь в ссылке забудется как дурной сон.

Как почти забылся уже суд и оглашение приговора.

 

4.

… пятеро похожих один на другого человек в судейских балахонах…

В небольшом зале клубится полутьма, воздуха не хватает, чтобы дышать, но окна не только закрыты, но и плотно зашторены. Ни один лучик света не должен проникнуть в зал, где решаются судьбы оступившихся.

Таков Ритуал…

Алехо стоит посреди зала, напротив круглого подиума, на котором восседают судьи. По спине течет холодный пот, лоб покрыла испарина. И нет сил, чтобы поднять руку и вытереть лоб.

Пятеро из Великого Трибунала внимательно смотрят на стоящего перед ними преступника. Он опустил глаза, он не может прямо смотреть на тех, в чьих руках – его судьба. Он был бы рад, если бы пол под его ногами сейчас разверзся, и он провалился в преисподнюю.

Алехо не поднимает глаз на судей. Он знает, что увидит в глазах членов Трибунала.

Одно лишь желание вершить справедливый суд. И никакой жалости и снисхождения к преступнику.

Человеку, усомнившемуся в том, что он счастлив, а Ауэя – самая счастливая планета во Вселенной.

Раздался слабый шелест – один из пятерых, тот, кто сидел посередине, встал.

Алехо почувствовал слабое дуновение ветерка, как если бы шторы открыли и окна распахнули.

Но это колыхание воздуха не принесло облегчения – на Алехо словно повеяло холодом межзвездного пространства.

– Гражданин Ауэи Алехо! – прозвучал спокойный, лишенный всяких эмоций голос. – Вы нарушили пункт 12 Кодекса Ауэи. В соответствии с Уложением о наказаниях, статья 135, вы приговариваетесь к ссылке в технологически отсталый мир сроком на пять местных лет. Местом ссылки вам определена планета Геэйя. Вам понятен приговор?

Алехо наконец-то решился оторвать взгляд от пола.

На него взирали равнодушные глаза судей, пустые и холодные, как космический вакуум.

– Понятен…

Кажется, он ответил недостаточно громко.

Великий Трибунал мог остаться недоволен.

 

5.

Алекс пил горячий чай, закусывая куском батона, намазанным клубничным вареньем.

Клубнику он любил больше всего на Земле. На Ауэе клубника не росла. В его родном мире уже больше тысячи лет пища была исключительно синтетической – в Управлении Всеобщего Счастья уверяли, что искусственные продукты намного безопасней и полезней. Наверное, можно было синтезировать и вкус клубники, но кто этим будет заниматься? А посадить настоящую ароматную земную клубнику на Ауэе ему никто не позволит.

Иногда Алекс думал, как он будет жить без привычных для жителя Земли вещей, с которыми он почти сроднился за пять лет изгнания. Впрочем, на Ауэе есть тоже много того, чего нет и, возможно, никогда не будет на Земле. Если сравнивать Ауэю и Землю, то можно провести аналогию между Москвой, жители которой живут весьма и весьма неплохо, и захолустной деревенькой, круглый год утопающей по колено в грязи. Как, например, Перетерье, где он был семнадцать лет назад, когда их второй курс отправили в колхоз. Наверное, с тех пор там ровным счетом ничего не изменилось…

Стоп! Алекс поставил на стол чашку. Какой второй курс, какой колхоз?

Вылезла из глухих закоулков памяти внедренная в подсознание легенда, по которой он вынужден жить в этом унылом мирке…

Не было в его жизни семнадцать лет назад никакой деревни со странным именем Перетерье, что находится – услужливо подсказала память – в Сонковском районе Тверской области. Семнадцать лет назад он носил имя Алехо, и даже не подозревал, что где-то на окраине галактики есть такая планета – Геэйа, по-местному – Земля. Семнадцать лет назад он…

Алекс отхлебнул обжигающий нёбо чай, поставил чашку на стол. Он никак не мог вспомнить, что было с ним семнадцать лет назад. Словно кто-то прошелся по серому веществу мозга гигантским ластиком, стирая ненужные воспоминания. Ненужные на Земле. Но они наверняка вернутся к нему, когда Алекс окажется дома.

Алекс допил чай, встал из-за стола, чтобы отнести чашку к раковине и вымыть. И едва не уронил ее на пол – он вдруг ощутил, что в квартире есть еще кто-то, кроме него.

И это не воры, подобравшие ключи к двери. Это…

Осторожно, чтобы чашка не звякнула, он поставил ее на стол.

Но беззвучно поставить все равно не получилось. Звяканье показалось Алексу грохотом от проходящего скорого поезда.

На ватных ногах Алекс вышел из кухни, прошел небольшой коридор и, стараясь не дышать, заглянул в комнату.

Так и есть!

В кресле, что стояло в углу рядом с диваном, по-хозяйски расположился какой-то мужик. Лет пятидесяти по земным меркам, с унылым, словно выточенным из гранита невыразительным лицом. В черном балахоне. И абсолютно лысый.

– Добрый день, – сказал мужик, увидев Алекса. Его голос звучал сухо и, как показалось Алексу, не очень приветливо.

Надо было, наверное, что-то ответить, но язык словно прирос к гортани. Только вертелся в голове дурацкий слоган из тупой телевизионной рекламы: «Шок – это по-нашему…»

Алекс застрял в дверном проеме, не решаясь войти в комнату. Руки он заложил за спину, сцепив в замок. Наверное, чтобы сидящий в кресле мужик не заметил его волнения.

Волнение на Ауэе считается проявлением эмоций и являются пережитком прошлого…

– Гражданин Алехо! – торжественно произнес лысый визитер. Теперь Алекс откуда-то точно знал, что мужик в нелепом балахоне является специальным представителем Управления Всеобщего Счастья, который прибыл на Землю, чтобы забрать его домой.

– Да…– еле слышно выдавил из себя Алекс. Ноги налились свинцовой тяжестью, голова гудела, как колокол, по которому целый час колотили билом, хотелось присесть, но Алекс не мог сделать и шага к дивану.

– От имени Управления Всеобщего Счастья я уполномочен уведомить вас, гражданин Алехо, что срок вашего наказания истек. Вы можете вернуться в счастливый мир Ауэи.

Чиновник – да, почему-то хотелось назвать ауэйца этим земным словом – говорил спокойным, ровным голосом, лишенным даже намека на эмоции.

Так говорят роботы в земных фантастических фильмах.

И говорил он не по-русски, а на языке Ауэи. Языке, который Алекс уже успел подзабыть.

Запершило в горле, и Алекс закашлялся. Кашлял он, наверное, с минуту, но это время показалось ему вечностью. Алекс испугался, что ауэйцу надоест ждать, когда он прокашляется, и тот отправится на Ауэю без него.

– Извините, – глухо выдавил из себя Алекс. Ауэец ничего не ответил. Даже не улыбнулся. Его каменное лицо оставалось непроницаемым, как у египетского сфинкса.

«А зачем ему улыбаться? – пронеслась в мозгу совершенно спокойная мысль. – Он же с Ауэи, а там не принято открыто выражать эмоции, это же не отсталая Земля…»

Алекс поймал себя на мысли, что начал думать о Земле так же, как думает о ней любой другой ауэец. И он сам так думал, когда его доставили сюда…

– Вы готовы, гражданин Алехо?

Готов ли он? Да он, как юный пионер, всегда готов! Готов вернуться в родной мир, готов оставить в прошлом этот опостылевший шарик, застрявший на уровне каменного века…

Неужели всё закончилось, и он наконец-то вернется домой, и навсегда забудет, как страшный сон – если ему, конечно, позволят забыть – тяжелую жизнь в земной ссылке?

Забудет наконец-то Машу…

Худощавую девушку в короткой юбке, с длинными золотистыми волосами.

– Я готов! – почти выкрикнул Алекс, чуть подавшись вперед. Сердце колотилось так, что, наверное, на улице был слышен этот космический грохот.

… Вчера она одиноко сидела на бордюре тротуара, поджав под себя худые ноги, и пила воду из пластиковой бутылки.

Почему-то именно это запало в память, зацепилось, как репейник за штанину. И никак не отпускает, так и стоит перед глазами.

Неужели и дома, он будет постоянно вспоминать этот миг и жалеть о том, что так ничего и не сказал Маше?

– Тогда собирайся!

А еще – он так и не увидел её глаз. Потому что на улице была ночь. И Алекс не мог понять, каким именно взглядом посмотрела на него Маша, когда уходила.

– А… Что я должен взять?

Радость вперемешку с тревогой переполняла душу Алекса, мысленно он был уже на на родной счастливой Ауэе…

Только вот Маша…

Алекс был готов сейчас, в свои последние мгновенья на Земле, отдать всё, даже будущее счастье, лишь бы увидеть, что было в глазах Маши, когда он вскочила с бордюра и, на миг обернувшись, бросилась к Славкиному подъезду.

Сейчас он остановил бы её, не дал уйти…

А теперь он сам должен уйти. Вернуться домой, в свой счастливый мир, встретить тех, кого он не видел долгие пять земных лет.

– Ничего. Вы не имеете права брать с собой ничего материального.

Ничего…

… Кроме воспоминаний?..

А нужны ли будут на Ауэе кому-нибудь его воспоминания? Граждане счастливой Ауэи живут исключительно сегодняшним днем, они не оглядываются на прошлое, потому что там нет ничего важного, и не очень заморачиваются мыслями о будущем, потому что оно предопределено настоящим и пожеланиями Управления Всеобщего Счастья, которым нужно следовать неукоснительно, чтобы быть счастливым. Никто не станет спрашивать у Алехо, как он жил на Земле, потому что это никому не интересно. Земля для граждан счастливой Ауэи – отсталый мир, который можно только жалеть. И надеяться, что когда-нибудь земляне не только поднимутся на более высокий уровень технического развития, но и обретут настоящее счастье и уверенность в будущем…

Когда Алехо вернется, его первое время будут только жалеть – ведь он прожил целых пять лет в отсталом мире, где люди в 60-70 лет уже старики, где они умирают от примитивных болезней, где в другую галактику могут летать только герои глупых фантастических романов, где живут не разумом, а чувствами…

«Да нет, никто не будет меня жалеть. Жалость – это тоже проявление эмоций. Атавизм, от которого навсегда избавилась счастливая Ауэя…»

– Вы готовы?

Алекс поднял глаза на сидящего в кресле человека. Невозмутимого, как удав, ауэйца.

Готов ли он?

Готов. Ведь он ждал этого момента долгих пять лет…

Но… сейчас он окажется на расстоянии 45 световых лет отсюда, и больше никогда не увидит Машу…

 

6.

 

Алекс познакомился с Машей четыре года назад, в интернет-зале городской библиотеки имени писателя, который носил странную фамилию Горький. На интернет Алекс ходил почти каждый день. Виртуальный мир стал для него возможностью и получше познакомиться с земной жизнью, и отвлечься от мира реального, который он за год ссылки так и не смог ни понять, ни принять. И если первые месяцы Алекс лишь тосковал по Ауэе, то потом он начал всерьез интересоваться непонятной для него жизнью этой странной планеты по имени Земля. Он стал читать книги земных писателей, но никак не мог понять проблем, от которых страдали герои этих книг. Земляне были несчастны, но они ничего не делали для того, чтобы стать по-настоящему счастливыми. Они подчинили всю свою жизнь слепой стихии первобытных эмоций, от которой навсегда избавились счастливые граждане Ауэи. Теперь-то, наблюдая за землянами и читая их книги, Алекс понял, что был не прав, когда позволил себе усомниться в том, что живет в самом счастливом мире, за что и был в наказание сослан на Землю.

Алекс плохо помнил, когда он впервые увидел Машу. В памяти лишь остался полуразмытый эпизод, как он вышел из компьютерного зала, и в пустынном холле увидел девушку, одиноко стоящую у окна. На девушке были черные брюки и ярко-красная футболка. Именно футболка вначале и привлекла внимание Алекса. И лишь потом он разглядел и саму девушку – худенькую, как тростинка, с длинными, почти до пояса, золотистыми волосами. И почему-то печальными глазами. Алекс заметил грусть в глазах девушки, когда они случайно столкнулись взглядом. Увидев, что на нее смотрят, девушка быстро опустила глаза и отвернулась к окну. А Алекс еще долго не мог прийти в себя – девушка ему очень понравилась. Он даже подумал, что хорошо бы с ней познакомиться.

Но это было всего лишь мимолетное желание, которому, скорее всего, не суждено было никогда осуществиться. Алекс уже год жил на Земле, тоска по родному миру немного отпустила, и он стал жить той же жизнью, которой живет большинство землян. Даже на работу устроился – разносчиком газеты «Вече Твери», хотя в этом не было особой нужды: Алексу предоставили жилье и необходимый минимум материальных благ, чтобы не умереть с голоду. Ведь его только сослали, а не приговорили к смерти.

Первую половину дня Алекс разносил газеты, а потом шел в библиотеку на интернет. Вечерами читал земную фантастику и смотрел телевизор. Заглядывался и на земных девушек, но ни с кем из них даже и не пытался заводить знакомство. Даже когда сами девушки иногда пытались к нему, выражаясь земным языком, клеиться, он под любыми предлогами отказывался знакомиться с ними, потому что считал, что эти отношения ни к чему хорошему не приведут. Хотя иногда думал, что познакомиться все-таки стоит, чтобы хоть как-то разнообразить свою жизнь в ссылке, чтобы она не казалась ему унылой и пресной.

Алекс плохо помнил, как он познакомился с Машей. Просто получилось так, что они начали общаться. Маше было шестнадцать лет, она училась в школе, заканчивала одиннадцатый класс. Поначалу виделись они не часто – всего два раза в неделю, по вторникам и пятницам, когда девушка приходила в библиотеку на интернет.

После интернета Алекс провожал Машу до вокзала. Девушка жила в Чуприяновке, пригородном поселке, до которого можно было добраться либо на электричке – две остановки в сторону Москвы, либо ехать на троллейбусе на окраину Твери, в поселок Химинститута, а оттуда почти час идти пешком через окружную дорогу.

Иногда, когда до электрички было еще время, они заходили в парк у бывшего дворца пионеров, где гуляли по тенистым аллеям. А когда начинало темнеть, самозабвенно целовались, прячась за стволами деревьев.

А как-то весной, через полгода после знакомства, когда Алекс провожал Машу из школы пешком, они зашли в пахнущий свежестью весенний лес. Кое-где еще высились ноздреватые сугробы, на проталинах пестрым ковром синели подснежники. Они-то и услышали, как Маша впервые сказала Алексу: «Я тебя люблю…».

Алексу, душа которого изнывала от тоски по родному миру, так что порой хотелось волком выть на звезды, казалось, что он тоже любил Машу, и эта любовь помогала ему легче переносить наказание.

Но был один момент, который омрачал их отношения. Маше было шестнадцать-семнадцать лет, и по мнению Алекса, она была еще совсем глупой, и мало чем отличалась от большинства земных сверстниц. Ей хотелось секса, и не с одним человеком, а с разными людьми. Алекс страшно ревновал девушку, когда она ходила к кому-то ещё, однако Маша говорила ему: «Я тебя люблю, но ты у меня никогда не будешь одним». Но даже когда у Маши на время появлялся кто-то другой, она не забывала Алекса, все равно считала его своим единственным другом. «От других парней я хочу только секса, а от тебя хочу всего тебя», – сказала она как-то, в порыве очередного откровения. Алекс страшно переживал непостоянство Маши, но не хотел терять ее, потому что девушка стала частью его жизни. И смирился с тем, что она бывает с другими... Ведь Маша называла его «самым дорогим человеком на свете». И они снова и снова гуляли по городским паркам, по набережной Волги. Алекс часто бывал и в Чуприяновке, где они гуляли по лесу. Маша выросла в лесу, она знала все его тайны. Лес долгое время был единственным её другом. Она была как Олеся из одной земной песни, которая Алексу очень нравилась: «Живет в белорусском Полесье кудесница леса Олеся». Алекс порой жалел, что девушку зовут Маша, а не Олеся.

Ходили они и в театр, и в кино. Ездили гулять в Москву и Вышний Волочек. Мечтали поехать в Петербург. Порой Маша задавала Алексу вопрос, от которого наваливалась глухая тоска: «А ты взял бы меня замуж?». Он не знал, что ответить – не расскажешь же девушке, что ты на Земле отбываешь наказание…

Но всё равно Алекс чувствовал себя счастливым – потому что с ним была его Маша, милый юный человечек...

Так продолжалось долгие четыре года. Но все кончилось неожиданно. Полгода назад, 20 января, когда на Тверь неожиданно набросились небывалые крещенские морозы, Маша написала Алексу письмо, в котором сообщила, что бросает его. И бросает не потому, что у нее появился кто-то другой – а просто бросает... И аргументировала свое решение на двух вырванных из ученической тетрадки страничках... Правда, аргументы были какие-то, как показалось Алексу, несерьезные. Детские... Хотя Маше к тому времени было уже не шестнадцать, а двадцать лет…

А заканчивалось письмо словами: «Не звони мне - я не возьму трубку, не пиши - я не буду читать писем, не приходи - я не выйду».

Конечно, Алекса письмо очень расстроило – он же любил Машу. И привык к ней, не мог долго быть без нее. Ведь в последние два года они расставались самое большее на неделю. А когда снова встречались, радость была на лицах обоих, и веселая улыбка озаряла милое личико Маши...

Алекс прочитал письмо Маши и спрятал его в дальний угол ящика письменного стола – чтобы оно ненароком не попалось ему на глаза. Тоска многопудовой тяжестью навалилась на него, он думал, как поступить, чтобы вернуть девушку... и не находил ответа. Первым порывом было поехать на вокзал и выловить Машу, когда они приедет в город, на учебу в колледж, чтобы поговорить с ней, спросить, почему она так жестоко с ним поступила, но перед его глазами горели, как грозные «мене, текел, упарсин» на стене во время пира Валтасара, три фразы: «Не пиши, не звони, не приходи». Да и тридцатиградусные морозы отбивали любую охоту выходить из уютного тепла квартиры.

Но когда морозы сменились оттепелью, Алекс тоже не поехал на вокзал.

Хотя ему было очень больно понимать, что Маши с ним больше не будет.

Две недели Алекс не включал компьютер, на экране которого была фотография Маши. Не хотел видеть ее улыбающееся лицо. Потому что боялся, что не сумеет сдержать слез. Расплачется, как ребенок. Потом все-таки включил, и, не глядя на монитор, убрал фото, с которым раньше он, бывало, даже разговаривал.

Алекс остался один, ни с кем больше знакомиться он не желал - не умел он знакомиться с земными девушками, да и новое знакомство могло так же разочаровать. Да и в каждой девушке, которая шла по улице, он видел черты Маши. Особенно если эта девушка была худенькая и светловолосая.

Возвращаясь домой после работы, Алекс часами лежал дома на диване и думал о Маше. Вспоминал, как ему было хорошо и легко с ней. Он старался не выходить лишний раз в город – каждый его уголок напоминал ему о Маше. Перестал Алекс и ходить в интернет-зал – там тоже никуда было не спрятаться от разрывающих сердце воспоминаний. Ведь стены библиотеки помнили их долгие разговоры на разные темы, которые они вели первое время. А лестничный марш, который вел из холла интернет-зала на третий этаж, вообще был свидетелем их первого, неожиданного для них обоих, поцелуя.

Но время действительно лечит, и боль утраты стала притупляться. Чтобы отвлечься от тоскливых мыслей, Алекс стал запоем читать фантастику. Ему было любопытно узнать, как земные фантасты представляют себе другие космические миры. Но книги в жутких глянцевых обложках казались ему нелепыми и смешными – земные писатели ничего не знали о действительном устройстве вселенной и о жителях других планет.

Но фантастика отвлекала от тоскливых мыслей, и спустя два-три месяца Алекс уже спокойно вспоминал Машу, иногда даже доставал альбом и разглядывал её фотографии – и даже те фото, где они были сняты вместе, уже не причиняли такой боли. Смотрел он и ее фото на своем компьютере, которых тоже немало хранилось на его жестком диске. Даже несколько раз сходил в интернет-зал.

Через какое-то время Алексу пришла в голову мысль, что это письмо-прощание было своего рода проверкой: Маша решила проверить его чувства к ней, решила посмотреть, что он будет делать. Как он поступит, прочитав это письмо. А он ничего не стал делать. Ни приезжать к ней, ни звонить, ни писать писем. Он просто смирился с тем, что случилось, хотя душу продолжали терзать воспоминания об их дружбе, о его любви к ней. Любви, у которой не было будущего, ведь все равно они должны были расстаться, когда у Алекса истечет срок наказания…

Изредка Алекс передавал Маше приветы через ее младшую сестру Дашку, которую иногда видел, потому что у нее был парень, Славка, который жил в соседнем доме.

Кстати, именно Алекс когда-то познакомил Дашку со Славкой, но это, как говорили одни земные классики, была совсем другая история…

Маша на приветы не отвечала.

Дашка считала, что Маша сделала большую глупость, бросив Алекса, и пыталась уговорить сестру вернуться к нему. Но та была ни в какую... Ситуация усугублялась тем, что у Маши не было друзей, она была натура одинокая, с после расставания с Андреем, который был единственным ее другом, она осталась одна. И знакомиться ей ни с кем не хотелось. Если не считать коротких, ни к чему не обязывающих одноразовых встреч с однокурсниками, от которых потом в душе оставалась пустота. И вообще, жизнь стала ей казаться пресной. И она жила - всего лишь плыла по течению жизни, не зная, к какому берегу ее прибьет. Ей не хотелось учиться, она собиралась уйти из колледжа.

Дашка и Славка не оставляли попыток вернуть Машу к Алексу. Дашка вообще считала, что они созданы друг для друга и должны быть вместе. Алекс был рад, что Дашка так думает - но на душе все равно была боль. Дашка пыталась уговорить Алекса приехать к Маше, позвонить ей, - но он помнил слова письма: «Не приходи, не пиши, не звони». Он боялся, что Маша действительно не откроет ему дверь и не ответит на его звонок.

Наверное, это и было настоящее наказание. Иногда Алекс думал, что расставание с Машей ему подстроили ауэйцы, чтобы он лучше понял, насколько несчастна жизнь на Земле. И он считал сначала месяцы, а потом и дни, когда к нему придут и скажут, что наказание закончено, и он может вернуться на Ауэю.

В родном мире он снова станет полноправным гражданином по имени Алехо и быстро забудет и Землю, и Машу…

Так прошло полгода.

И вот вчера – эта неожиданная встреча, которая растравила всю душу…

 

7.

– Вы готовы? – вопрос звучал неумолимо, как глас судьбы. Наверное, таким же был небесный голос бога землян, когда он разговаривал с Моисеем.

А все-таки, почему Маша была вчера в короткой юбке? Она раньше никогда не надевала юбку, только у себя дома, когда ее никто не видел. Она считала, что её ноги слишком худые, и их нельзя выставлять напоказ. А вчера вот надела…

– Да! – Алекс ринулся к ауэйцу, совсем не думая о том, как он будет выглядеть сейчас в его глазах. Зацепившись ногой за порог, он едва не упал.

И, обессиленный, плюхнулся на диван. Сел, опершись локтями на колени и приставив к подбородку сложенные лодочкой ладони. На него смотрели внимательные глаза ауэйца. Но они не отражали никаких эмоций. Просто глаза функционера или, если говорить земным языком, чиновника из Управления Всеобщего Счастья, который находится при исполнении.

Алекс пожалел, что за пять лет так и не научился курить. Сейчас сигарета была бы очень кстати, чтобы успокоить нервы.

Даже Маша, когда ей было шестнадцать, пробовала курить. Алекс еще сказал ей, что ему не нравятся девушки, которые курят.

На Ауэе вообще не знали, что такое курить.

Но Алекс никогда не рассказывал Маше про Ауэю.

Он вспомнил, как после его слов Маша вытащила из кармана джинсов пачку каких-то дешевых сигарет, разломала ее и бросила в бурый мох – они тогда гуляли по лесу в Чуприяновке.

– Через минуту ты навсегда вернешься в родной счастливый мир.

Алексу показалось – ну конечно же, показалось! – что через монотонность голоса ауэйца пробились теплые нотки.

Алекс… нет, уже Алехо, свободный гражданин самой прекрасной и счастливой планеты, вскочил с дивана. И зачем-то встал по стойке «смирно».

Словно он был солдатом Ауэи…

Впрочем, все граждане Ауэи – солдаты. Солдаты счастья, которое царит в их мире. Каждый гражданин Ауэи обязан охранять это счастье. Счастье, которое когда-нибудь придет во все миры, в том числе и на далекую Землю.

Планету, где навсегда останется Маша…

– Я мог бы… – начал Алекс, но тут же осекся под тяжелым, как свинцовое небо за окном, взглядом ауэйца.

Он всего лишь хотел спросить – «Я могу остаться до завтра?».

– Нет! – Прозвучал решительный ответ. – Ваше наказание закончено. Вас ждет счастливая жизнь на Ауэе, полноправным гражданином которой вы отныне являетесь.

Алекс без сил опустился на диван. Он никак не мог понять, что он сейчас хочет. Казалось бы – надо радоваться возвращению в родной мир, где он сможет стать по-настоящему счастливым. Но какой-то жук-древоточец вонзил свои острые жвалы в самое сердце, заставляя думать совсем о другом.

О Маше…

– Если вы сейчас не вернетесь, то не сможете вернуться уже никогда. Вы снова совершите преступление против Ауэи. Снова станете преступником. На этот раз невозвращенцем. И уже никогда не сможете вернуться на Ауэю. Параграф 3-24 Уложения о наказаниях. Вы хотите всю свою недолгую – это слово было выделено голосом – жизнь провести в этом отсталом мире?

Алекс не хотел. Потому что здесь его жизнь действительно будет недолгой. Всего какие-то 70, а если очень повезет, то 80 лет. Причем у него не всегда будет молодое тело тридцатилетнего мужчины. На Земле еще не научились дарить людям вечную молодость…

А еще он никогда не сможет посетить другие галактики. Только если в наивных книгах земных фантастов…

– Я понимаю, что вас держит, – ровно произнес ауэец. – Эта землянка…

Алекс встрепенулся. Да. Эта землянка. Девушка, сидящая на бордюре тротуара с пластиковой бутылкой в тонкой загорелой руке. Тоненькая, как тростиночка сероглазая земная девушка с худыми ножками, из-за чего она всегда казалась Алексу какой-то особенно беззащитной и вызывала в нем чувство умиления.

Эти милые ножки Алекс готов был видеть всю свою жизнь…

А он так и не подошел к ней, не обнял, не поцеловал, не сказал ей ничего, хотя наружу рвались миллионы самых прекрасных земных слов, которые умеют говорить только люди планеты Земля, когда по-настоящему любят.

– Ради землянки не стоит идти на новое преступление. Невозвращение есть самое серьезное преступление, которое карается пожизненной ссылкой.

Алекс нервно сглотнул. Сердце провалилось куда-то в район желудка и бешено заколотилось, словно маленькая пичуга, угодившая в силки.

Невозвращение действительно являлось самым серьезным преступлением в счастливом мире Ауэи. Невозвращенцев было немного, но они были. Алехо несколько раз краем уха слышал о приговорах тем, кто почему-то отказывался возвращаться на Ауэю. Он не знал, почему люди иногда отказываются возвращаться, когда истекал срок их командировки, туристической поездки или ссылки.

Впрочем, о невозвращенцах на Ауэе вслух предпочитали не говорить. Это было не принято в их счастливом мире.

– Вы не станете по-настоящему счастливым, если останетесь…

Алекс не мог понять: ему показалось, или действительно в голосе ауэйца прозвучало участие?

Но разве такое могло быть? Сидящий напротив Алекса человек был чиновником Управления Всеобщего Счастья. Функцией. Винтиком гигантского механизма, который работал, как часы, обеспечивая счастье всем жителям планеты. «Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным!» – отчаянное желание Рэдрика Шухарта обрело плоть и кровь на расстоянии 45 световых лет от Земли. Хотя на Ауэе никто не читал книг Стругацких…

Люди Ауэи обрели счастье несколько столетий назад. Они стали счастливыми, когда отказались от эмоций.

Эмоций, которые в избытке были на Земле.

Алекс поднялся с дивана, обошел сидящего в кресле функционера, подошел к окну. Оперся ладонями об узкий подоконник. Небо было по-прежнему серым, неласковым. Почему-то хотелось расплакаться.

Алекс зажмурил глаза. Коснулся лбом холодного оконного стекла. И увидел Машу. И услышал, как ночную тишину разрывается звонкий топот Машиных каблучков

Она сказала, что всё ушло, и ничего нельзя вернуть.

– Хотите узнать ваше будущее, если вы решите не возвращаться?

Голос был тихим, вкрадчивым. И немного печальным. Или это тоже показалось Алексу?

– Смотрите…

Алекса как будто толкнули в спину. Он чуть не пробил лбом оконное стекло.

Он обернулся к сидящему в кресле функционеру. Его лицо было по-прежнему похожим на каменный лик сфинкса, однако Алекс был уверен, что этот человек желает ему добра и не хочет, чтобы он наделал глупостей. Иначе он не стал бы вести с ним долгие разговоры…

Голова закружилась, желудок был готов низвергнуть всю пишу. Алекс опять чуть не упал. Он крепко схватился за подоконник.

И увидел, как сквозь сон, картинки из чьей-то жизни.

Его, Алекса, жизни.

Будущей жизни…

 

… Славка звонит Алексу и говорит, что Маша у него, и что она хочет его видеть. Алекс медленно спускается со своего четвертого этажа, медленно пересекает двор, входит в подъезд соседнего дома, так же медленно поднимается на Славкин этаж, звонит в дверь. Славка открывает, Алекс входит в прихожую, останавливается, не решаясь пройти в комнату. Славка подбадривает Алекса, но тот не может сделать и шагу.

Ему навстречу идет Маша. И он опять не знает, что ей сказать.

… а потом они два или три часа сидят одни в пустой квартире, забравшись с ногами на диван, держатся за руки, смотрят друг другу в глаза, и разговаривают, разговаривают…

 

… Заполненный людьми перрон какой-то железнодорожной станции. Редкино – услужливо подсказывает Алексу память. Они стоят на платформе, ждут электричку. Маша облокотилась об ограждение платформы. Яркое солнце бьет в глаза девушки, и она щурится. Алекс стоит напротив. Только что они были в Городне – поселке на крутом волжском откосе, где высится древняя церковь, построенная еще во времена Тверского княжества.

В эту церковь любит ездить Маша.

«Почему ты мне ни разу не позвонил, ни приехал?»

«Ты же сама написала мне, чтобы я не звонил, не писал, не приезжал…»

«Ты всегда так легко сдаешься?»

В словах Маши слышится легкий укор.

 

… Прогулка по городу. Они идут рядом, держась за руки, о чем-то разговаривают. Машино лицо озаряет радостная улыбка…

 

…Они сидят в темном зале кинотеатра, смотрят какое-то кино. Кажется, фильм называется «Маска Зорро», в главной роли – сам Бандерас…

Алекс держит руку Маши в своей ладони.

 

… Маша лежит на диване, уткнувшись лицом в подушку. Худенькие плечи содрогаются от истошных рыданий.

«Ты почему не хочешь на мне жениться? Ты меня не любишь?»

«Люблю», – он гладит девушку по обнаженному загорелому плечу. Ему очень нравится касаться Машиной кожи. Она у нее нежная, приятная…

«Тогда почему не хочешь жениться?» – плач не утихает.

 

… И еще, и еще картинки из будущей жизни – десятки, сотни. Они мелькают перед глазами, как в калейдоскопе, и трудно разобрать, что там происходит…что только будет происходить…

– Ты хочешь прожить эту жизнь?

Наступает оглушительная тишина. Алекс возвращается в реальность, видит перед собой сидящего в кресле ауэйца. Он пристально смотрит на Алекса внимательным, и в то же время равнодушным взглядом, ожидая немедленного ответа.

Алекс молчит. Он не может сказать ни да, ни нет, он только понимает, что Маша снова будет с ним. И это понимание наполняет душу такой радостью, что хочется взлететь в небеса…

– Смотри дальше.

… Городской сад. Фонтан, у которого фотографируются какие-то девчонки-малолетки. У девчонки лет 11 алая, как огненная роза, футболка чуть приподнята маленькими бугорочками на груди. Алекс представляет, что он увидит, если снимет с девочки эту футболку. Он никогда не видел голеньких девочек, у которых начинает расти грудь. Только на фото в интернете…

Эти мысли его пугают, но от них не уйти, не спрятаться. Тем более жарким летним днем…

«31 июля, три года спустя», – слышит Алекс монотонный голос.

Алекс отворачивается от фонтана, смотрит на Машу, которая стоит перед ним. Она в белой футболке и длинной цветастой юбке, видны только узкие щиколотки.

– Я бросаю тебя, – говорит Маша. – Мы семь лет были вместе, но пришло время расстаться.

– Но мы могли бы изредка общаться… как друзья… ты же говорила…

– Нет. Мы расстаемся вообще. Я так решила…

– Я смогу тебе хоть иногда звонить?

– Нет. Я сменю симку.

Алекс видит, как он-будущий начинает что-то сбивчиво говорить Маше, видимо, пытается доказать ей, что она поступает неправильно. Но Маша непреклонна:

– Нет. Это всё…

Алекс касается пальцами Машиной ладони. И чувствует, что девушка крепко сжимает его пальцы.

И тут же вырывает руку, словно обжегшись.

– Если я тебя увижу в городе, то поздороваюсь…

Картинка делается размытой, словно по ней прошлись телевизионные помехи. Исчезает площадь в городском саду, исчезает фонтан, у которого присела отдохнуть какая-то грузная женщина. Алекс вновь видит себя в своей земной квартире. В кресле неподвижно сидит функционер. Его лицо непроницаемо, он похож на восковую фигуру.

– А… что дальше? – спрашивает Алекс. И не узнает своего голоса. Он звучит глухо, как из преисподней.

– Разве этого недостаточно? – отвечает ауэец, не меняя позы. – Это твое будущее. Оно случится через три года, если ты останешься. Подумай еще раз. Тебя ждет счастливый мир Ауэи, в котором у тебя не будет никаких проблем, если ты неукоснительно станешь соблюдать все правила. А ты хочешь стать на путь преступника-невозвращенца из-за любви к землянке, с которой у тебя нет и не будет счастливого будущего. Подумай еще раз…

Алекс стоял у окна, ухватившись рукой за подоконник. Он чувствовал себя так, словно его ударили кирпичом по голове в темном переулке. Мысли путались, метались, как заключенный по камере смертников.

«Не пиши. Не звони. Не приходи».

Слова из письма, написанного полгода назад.

И сказанные три года спустя.

Всё повторится?

Но если Маша вернется через неделю, то, быть может, она вернется и после того прощания у фонтана в городском саду, которое случится три года спустя?

Но пусть даже не вернется… Все равно впереди у него три года. Целых три года счастья с Машей.

Или все-таки не счастья, а страданий, неизбывной тоски по навсегда утраченной родной планете?

И что будет потом, когда эти три года пройдут? Ауэец наверняка знает ответ на этот простой вопрос, но он не станет показывать Алексу всё его будущее, потому что если знаешь, что тебя ждет, очень трудно сделать правильный выбор.

Так что же делать? Вернуться домой, и жить в счастливом мире, где каждый твой шаг предопределен – или навсегда остаться на Земле, зная, что впереди тебя ждут страдания?

– Подумай. Время еще есть.

Маша сказала… вернее, скажет через три года:

«Если я тебя увижу, то поздороваюсь».

А это значит, что они снова смогут встретиться и поговорить. То есть через три года Маша даст ему надежду на… На что? На новую встречу? Случайную встречу на улице, которую можно и подстроить. Особенно если знать, на какой электричке Маша приезжает в город.

Случайна встреча на улице – что может быть проще?

– Я… – выдохнул Алекс, и запнулся. Слово, которое готово было вырваться из его души, застряло в горле. Алекс поморщился, словно от головной боли, схватился за кадык, судорожно сглотнул.

Ауэец медленно поднял свое грузное тело из кресла. Наклонив лысую голову вперед, как боксер, готовый к поединку, он внимательно смотрел на Алекса.

–Я… остаюсь, – Алексу наконец удалось вырвать из души эти тяжелые, как камень, слова.

Ауэец угрюмо кивнул. Его глаза сузились и стали похожи на щели амбразуры. Как у судей, перед которыми Алекс стоял навытяжку в темном зале пять лет назад.

– Осужденный Алехо! – проговорил функционер. – Вы отказались от возвращения. Вы совершили самое тяжкое преступление против счастливого мира Ауэи. Вам назначено новое наказание – пожизненное пребывание на планете Геэйя. Без права пересмотра и апелляции. Вам понятен приговор?

Алекс сглотнул, дернув кадыком. Голова трещала, готовая развалиться на части. Мысли метались, как волки, которых со всех сторон обложили красными флажками.

– Вам понятен приговор?

Алексу показалось, что функционер специально тянет время, переспрашивая его. Словно надеется, что Алекс сейчас одумается, упадет в ноги и будет упрашивать, чтобы ему позволили вернуться.

Но если ты бросился с обрыва в бурную реку, почти не умея плавать – тебе остается только барахтаться, рассчитывая на помощь свыше.

В комнате стало душно, как в парилке. Не хватало воздуха. Перед глазами поплыл туман. Алекс рванул ворот рубашки, который сдавливал горло, как петля.

На пол посыпались пуговицы. Покатились по линолеуму, словно играя в салки. Одна из них столкнулась с ножкой кресла.

У кресла никого не было.

Алекс спрятал пылающее лицо в ладонях. Опустился на пол. И принялся раскачиваться взад-вперед как китайский болванчик. Тоска накрыла его с головой, как гигантская волна цунами, и, оказавшись во власти безжалостной и могучей стихии, ему не хотелось и пытаться выбраться на берег. Всё равно все то, что ему дорого, оказалось смыто в океан. Вернувшись, он найдет только руины. Поэтому лучше не рыпаться, пусть волна утащит его на дно, где он и обретет вечный покой.

Он не знал, сколько он так просидел, без мыслей и чувств. Время для него остановилось.

Пришел он в себя от того, что жутко хотелось пить. В рот словно насыпали горячий песок. С трудом переставляя непослушные ноги, Алекс двинулся на кухню.

На кухне стоял какой-то приторно-сладкий запах, от которого накатилась тошнота. Алекс едва сдержал рвотные позывы. Схватил лежащий на столе кусок батона, вонзил зубы в сдобную мякоть, откусил немного, принялся жевать.

Тошнота отпустила. Но тоска, необъятная, как вселенная и безысходная, как вся его будущая жизнь, осталась. И очень хотелось пить…

На столе остывал недопитый чай. Алекс судорожно схватил стакан и быстро выдудлил холодную невкусную воду.

Стало чуть легче. Но в груди сердце разрывалось от саднящей боли, и Алекс подумал, что хорошо было бы сейчас умереть.

Он опустился на табуретку, прислонился лбом к холодному оконному стеклу и посмотрел во двор.

Солнце нашло бреши в чугунной стене туч и бросало сквозь узкие просветы тонкие стрелы лучей.

Это солнце теперь будет с ним всю его жизнь…

Алексу захотелось завыть в голос, как выли во время последней страшной войны, которая прокатилась по этой планете, деревенские бабы, потерявшие родных сыновей. Хотелось упасть на пол и кататься по грязному линолеуму, проклиная себя и свои чувства к земной девушке Маше, которая скоро вернется к нему... всего на три года.

Но даже на это у него не было сил.

Не было сил жить на Земле всю оставшуюся жизнь. Жизнь, которая только что превратилась в одно очень долгое наказание, амнистии по которому не будет никогда.

Алекс посмотрел вниз, на бордюр, на котором вчера сидела Маша.

Через несколько дней они снова встретятся. И три года будут вместе.

И надо сделать так, чтобы через эти три года у Маши не возникло даже мысли снова бросить его. Правда, Алекс пока еще не знал, что нужно для этого сделать. Но ему почему-то очень хотелось верить, что будущее не предопределено, пусть даже на Ауэе считают совсем иначе. И что если очень сильно захотеть, то его можно изменить. Об этом Алекс читал в каком-то земном фантастическом романе.

А это значит, что через три года у фонтана может состояться совсем другой разговор. Или вообще не будет никакого фонтана…

Но для этого нужно было найти силы, чтобы жить дальше. Найти в себе силы прямо сейчас оторвать налитое свинцом тело от табурета, пройти в комнату, взять телефонную трубку, набрать номер Славки и попросить его, чтобы он и Дашка снова поговорили с Машей.

 

Июль 2006 - август 2009