*с французского «уже увиденное», субъективное ощущение, что новый опит настоящего уже переживался прежде Остров размером с теннисную площадку. Пара деревьев и чахлые кусту – глаз отдыхает. Хрестоматийный остров, каким его представляют 80% обывателей выросших на газетных статьях и пошловатеньких шаржах. Ни одной живой души в радиусе 200 км. У рыб души нет, а крабы и морские звезды давно ее променяли. Одни на крепкий панцирь, вторые на пустое тщеславие. Я сижу за простым деревянным столом, стесанным на скорую руку, пока фантазия отсутствовала. Жду ее. Жду не долго, долго я вообще не жду. Она. Белое платье на тонких бретельках. Вышитый красно-сине-зеленый узор. Танец-глубина-яд. Загорелые плечи. Высокая грудь. Безапелляционно темные волосы. Уверенный шаг. Идет ко мне только потому, что больше не к кому. Да и некуда, учитывая размеры острова. Я знаю, что происходит у нее на душе. Я последний человек, которого она хотела здесь увидеть. Я не частый и всегда не званый гость. Я назойливая мысль. Я отражение любимого лица в кривом зеркале. Я был, а, следовательно, есть и абсолютно точно всегда буду смотреть из родных глаз, отдаваться эхом в нотках знакомого голоса, и делить постель на троих – это ее злит. Садится напротив меня. Сколько времени прошло? А сколько еще не прошло? Как всегда вопрос на вопрос. Смотрю ей в лицо. Одна из тысяч жен Чингисхана смотрим в лицо мне. С вызовом, надменно, гордо. Но как могу я не уловить смущение, испуг, неприязнь. Всегда ловил, и время не стерло этот пустой навык. Я хочу поговорить. Мог бы сделать это и наедине с собой. У тебя всегда это неплохо получалось. Этот разговор неизбежно должен состояться. Мне он не нужен. Знаю, но если я здесь – мы поговорим. Прежде всего, хочу попросить у тебя прощения. Я во многом виноват. В слишком многом. Ситуация дошла до критической точки. Не хотел больше жить. Загнанный, сгорбленный, сломленный, я ушел и потом еще полгода учился искренне улыбаться людям. Тысячу раз прокручивал эту ситуацию и всегда в конце поступал так же. Ты много для меня значила. С тобой было легко сочинять, писать, мечтать, но не жить. Я до сих пор не могу понять, как невероятно близкий человек так быстро стал чужим. Ты прочитала старое письмо. Юношеская ахинея, написанная не аккуратным почерком с кучей ошибок. И главной ошибкой было читать письмо, написанное до начала отношений в их конце. Мне не стыдно за него, потому что, каким бы не был мотив, он подарил мне ушедшую, безумную, безоглядную любовь. Любовь, от которой остались одни оглядки. Но я не хочу больше оглядываться. Я не хочу больше наблюдать за твоей жизнью из далека и через забор. Это будет наш последний разговор. Спасибо тебе за многое. Спасибо за малое. Спасибо за главное. Я не держу больше зла. Я отпускаю себя и тебя. Ты думаешь это так легко? Ты думаешь легко остаться в 20 лет одной с ребенком на руках? На свой День Рождения. Улыбаться гостям. Остаться в окружении жалости и сожаления. Жить. Жить как прежде. В той же квартире. Какое-то время. Не понимать, за что с тобой так обошлись. Натыкаться на тебя во всем. В елочных огнях, в книгах, в любимой собаке, в неуместных вопросах, в диетах. В загаре вокруг обручального кольца. И ты просто хочешь сказать прости, спасибо, отпускаю? Живи как сука – проклинаю! Слезы. Полились слезы, которые я так часто видел и которых никогда не замечали чужие. Мы совершили много ошибок и расплачиваемся за них с первого дня. Запомни только одно – все было по-настоящему. Прощай. Начался прилив. Она проснулась в своей постели. Слезы заливали ее лицо. Рядом мерно во сне дышал муж. Пес свернулся калачиком у балкона. Другой пес и другой муж. Слезы не прекращали лить по щекам. Только одна мысль пульсировала в голове - «Deja vu». |