Молодой парень уже потерял счет времени, сколько минут он стоит на этом размытом недавними грозами тракте, перемывая некрепким, надо сказать, мозгом только что случившееся… Почтовая сумка через плечо, в руках – конверт от этого странного человека. «Санкт-Петербург….. ООО «Северянка», Директору – Шокальской Елене». Ощущение от встречи – как встарь…

 

Его звали Степка, или Степаныч – данная кликуха по иронии судьбы совпадала с его реальным отчеством. Двадцати семи лет от роду, прожитых донельзя нелепо и непутево – всего лишь год назад неожиданно пришло осознание сего факта. «После бани он бегал на танцы… Так и щупал бы баб до сих пор… Но случился в деревне сеансом….» Нет, не «выдающийся гипнотизер», как в песне про его тезку, водовоза Грибоедова. Не гипнотизер, а нечто совсем-совсем другое случилось у этого Степки в жизни и перевернуло ее, казалось бы, с твердых ног на неустойчивую голову.

Он был самым обыкновеннейшим деревенским… – можно бы сказать, балбесом, но в таком случае слово «балбес» равно слову «человек». Родители по пьянке сгорели в своем доме, когда ему еще не было и шести лет – слава Всевышнему, бабка забрала его к себе, когда случилось это несчастье. С бабкой той он и жил, не по годам постаревшей, больной и одинокой… Говорили, был Степка в раннем детстве шустрым, смышленым мальцом, вызывал симпатию своей какой-то яркостью, что ли, и непосредственностью, но прошедшее детство унесло эту яркость далеко-далеко… ВСЕ КАК У ЛЮДЕЙ! С трудом окончил школу, ничего не думал о предстоящем взрослом житие, пьянки, безделье, танцы раз в месяц в далеком селе, нелепые «сеновалы» с общедоступными девчонками, драки (за них же) с друзьями и врагами… Что перечислять – ВСЕ, КАК У ЛЮДЕЙ. Может, именно поэтому он и слыл (когда-то) в деревне неким лидером, вожаком стаи. Раз был САМЫЙ ОБЫКНОВЕННЫЙ, и, следовательно, самый «правильный».

Конечно, приходилось и вкалывать – не хватит же одной бабкиной пенсии на все молодецкие забавы. И так она, бедная, голодная, нередко пристукнутая внучком с «горящей душой»… Приходилось и колымить – да в этом и не было сложности. На родной кировщине (или, там, вятчине – хрен поймешь ее, эту новую власть) лесов дремучих видимо-невидимо, а кто следит? Расхищают леса, творят незаконные просеки и вырубки все, кому не лень. Кто нашел в себе силы выходить из запоя хотя бы несколько раз в год – давай лес пилить, рубить и торговать, зашибать деньгу на следующие пьянки – купеческие, с размахом, не как при коммунистах! И разно- чернорабочие всегда в цене, молодежь у нас тоже погулять любит и нуждается…

Ничего не видела бабка из зарабатываемых внуком «бешеных» лесных денег – все уходило в ту же трубу, что и половина ее несчастной пенсии.

Так вот они и сидели компанией у лесного костерка возле проходящей трассы – распивали принесенную Пашкой самогонку после трудового дня – прокладывали просеку для вездеходов «черного лесоруба», бывшего председателя колхоза. Всего лишь год назад… Тихий безветренный вечер, кондовый лес возвышается мощными своими кронами – не может этот лес возразить, что ему предстоит вскоре быть варварски, неправильно вырубленным нечистыми дельцами и прохиндеями. И не способен лес раздавить, как гнид, первых ласточек от тех самых прохиндеев, сидящих сейчас у этого вечернего костра и глотающие из горлышка отраву в ожидании «УАЗика» бывшего председателя, обещавшего прямо сегодня забашлять и отвезти в деревню.

На небе начала проявляться полная луна…

Они услышали донесшийся издалека шум мотора и насторожились – лишних свидетелей не надобно бы… Это не «УАЗ», по трассе ехала тяжелая, крупная машина. Вскоре она и выехала на видимое пространство – длинная дальнобойная фура-иномарка. Гигантская машина остановилась перед ответвлением с трассы проселка. После недолгого шевеления в кабине – видать, прощального благодарного поцелуя водителю, на шоссе соскочила девчонка с удобным на вид дорожным рюкзачком и черным футляром… Он не мог вспомнить, кажется, это называлось «скрипка»… Да-да, помнится, что-то такое скрипучее… Фура, взревев мощным мотором, повернула на проселок. Парни переглянулись и, поняв с единого взгляда друг друга, плотоядно потерли ладони.

- Ау! Красавица! – окликнул девушку Степка, - Не разделишь с добрыми молодцами трапезу скромную.

Далее все как-то не по обычному стечению подобных обстоятельств. Девчонка даже не вздрогнула! Мужики, изготовившись следующим действием заловить эту телку и притащить к костру остались без работы, поскольку «красавица» повернулась к ним лицом и прямехонько двинулась к компании, источая своим видом немыслимое теплое благожелательство и даже, показалось, радость от этой лесной встречи! Парни оторопели.

У девы были очень длинные волосы, собранные в стихийный «хвостик», и она приостановилась на полминуты, выпутывая из них резинку. Тряхнув высвобожденной гривой, незнакомка присела на бревно, на непроизвольно освобожденное для нее место. И кто их призвал одновременно подвинуться для нее?

Радостно оглядев немытые сутки лица мрачных лесопроходчиков, их брошенный в кучку инструмент, девчонка зачарованно произнесла:

- Полнолуние… Лес, прекрасный вечер, - вдохнула свежий воздух открытым ртом, - костер и молодые клошары вкруг… Мечта коломбины! – и умильно, очень уж по-детски, что ли, хихикнула.

- Эу! Ты че несешь? – проснулся от оторопи Пашка-спиртонос, - какие еще «кашары» мы тебе!

Девушка оглядела мужика открытым взглядом, демонстрируя всем огромные, бездонные глазища, как-то поджала губки и добавила:

- Не, парни… Даже если и коломбина, то вы все-таки не клошары. Ладок, оставим тему, - как бы примирительно…

ГОЛОС!!! Если бы хоть раз им за их двадцати-тридцатилетнюю жизнь довелось такой услышать…

- …нешь? – протянул Степан ей бутыль с пойлом, - ты откуда, такая раскрасава, к нам упала-то? Из каких далеких стран приехала?

На бутыль она отрицательно помотала головой.

- Ниоткуда – недолго думая, ответила девушка. , - Какая разница, сегодня я здесь, с вами… С ЗЕМЛИ, наверное, - и так же нежно защебетала каким-то явно НЕЗЕМНЫМ, приятным смехом.

Наконец, ее рассмотрели. На девчонке сверху была накинута (именно накинута) полупрозрачная рубашка из чрезвычайно тонкой ткани… Самые обычные обтягивающие бедра джинсики, легкие кроссовки на ногах. Только запястья пестрели огромным числом браслетов из разноцветного бисера. Все, что на ней было надето, казалось – или не казалось – только отягощает эту красавицу (несомненно, КРАСАВИЦУ), тело которой как бы рвалось наружу, на выход, навстречу чистому ветру. Во всем облике незнакомки светилось что-то совсем неземное, нечеловеческое. В какой-то мере даже пугающее и отталкивающее парней, привычных совсем к другому. Оставалось пока только одно – желание растерзать эту кралю «суровым мужским» нахрапом.

- Ну …ни же, че ты ломаешься – продолжал настаивать Степка, - обидишь ведь, бля!

- Не обижу, не переживай! – двусмысленно прощебетала незнакомка, - ребята, пейте вы на здоровье, мне просто не надо!, - и, видя недоумение на их лицах, пояснила, - ну… считайте, что я уже! Чем я вам такая не нравлюсь?

И правда ведь! Зачем ее поить, если она и так не гордячится…

Удивляло, с какой легкостью она ведет беседу, не сжимается, не волнуется… Хотя их намерение только слепой не прочел бы по ухмыляющимся рожам… Как будто в натуре «пускающим слюну». Трудно было не понять, что этой странной девице ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ВСЕ «В КАЙФ». И костер, и компания. Она не притворялась.

Тем не менее вечерело все сильнее, «УАЗик» не появлялся (обманул, небось, или забухал). На небе разгоралась луна с каждой минутой все ярче и ярче… Требовалось что-то говорить, начинать, что ли. Но парни чувствовали неясное смятение, какую-то необъяснимую тревогу невесть перед чем. Допили самогон, перекидываясь малозначащими фразами, сально подшучивая на половые темы с незнакомкой, но почему-то не решаясь подойти к «главному». Пойло кончилось… Хотелось добавки.

- Сегодня, похоже, счастливый вечер! – вдруг сказала девчонка, - знаете, я даже не мечтала посидеть у костра с парнями, вы так неожиданно попались на пути.

- Ну скажи же ты, откуда такая взялась!!! – терял терпение Степка. Его уже мучила ситуация, он плохо понимал, что к чему и почему…

- Если я скажу, что из столицы, вы ж меня разлюбите сразу, - комично-смущенно говорила дева, - да и из какой я столицы… С Земли, говорю же. Как и вы.

- В натуре, москалька что-ль? Непохожа, нах… - задумчиво проговорил третий, Витек Косой, - с этих шлюх столичных я бы мигом ща стружку снял, бля… Ненавижу! – при этих его словах девчонка выкатила изумленные глазища, как бы внемую спрашивая «Господи, да за что ж нас так???», - а ты… не, ты, сука, какая-то не такая… Да и не наша, сразу видно. Может, п…шь, что «с Земли»? Может, инопланетянка, - осклабил он гнилые зубы.

- Была б инопланетянка, ща, небось, у….хала бы от нас со скоростью света, от таких страшных, бля, - попытался состроумить Пашка, - да не, земная телка, земная… И страсти в ней, небось, земные, нашенские.. – девушка мило улыбалась, слушая сии галантные высказывания

- Да, краса-незнакомка! – осмелился, наконец, Степан, - дело к ночи! Наградишь собою «за знакомство» добрых молодцев-то? – он почему-то вспомнил, что даже имя ее не спросил. Да счел, что и лишнее это.

«Краса незнакомка» встала с бревна, сладострастно как-то потянулась, еще сильнее обозначив контуры прекрасно сложенного тела. Лучилась она с самого начала, улыбка лишь меняла характер и форму. Сейчас в ней было что-то снисходительно- предостерегающее…

- Парни! А вы до конца уверены, что вам это надо, - короткая пауза и блуждание глазами по трем мрачным (во всех отношениях) фигурам, - Я согласна, кто первый?!

 

Это уже не вписывалось ни в какие понятия… Все, что думали, на что рассчитывали, к чему готовились, глотая слюну, простые ребята, было «сметено могучим ураганом». Ладно бы… Есть такие, на все готовые. НО ВЕДЬ СОВСЕМ НЕ ТАКИЕ!! Тогда – лыка не вяжущая, мат-перемат, примитив, животный смрад. А тут – такая фея…. Взгляд ее вдруг остановился на Степане. О странности поведения! Витек с Пашкой как будто этому обрадовались! Вдруг резко встали, засобирались…

- Эй! Степаныч! – зашептал Витек смурным голосом, - пошли ка на… отсюда, этот ….. все равно не приедет уж… - он даже тянул дружбана за руку, - оставь ты эту… девку (почему-то язык не повернулся назвать ее грубым словом), оставь, Степ… Че-то не того тут, б…, не нравится она мне…

Степан уже не мог пойти. В его жизни уже СЛУЧИЛОСЬ.

Спешно собравшиеся двое парней все поняли и, нельзя сказать, чтобы медленно, удалялись. Степка стоял, не имея возможности пошевелиться. Хотел он ЭТОГО или не хотел… Уже неизвестно.

Дева взяла остолбеневшего парня за руку, срывающимся шепотом проговорила в ухо:

- Слышишь, тут у вас речушка недалеко течет, я видела… - засмеялась, потерлась лбом о его плечо, - пойдем, клошар! Это будет, пожалуй, единственная моя просьба. Остальное – САМ! – и потянула его за руку в сторону водоема. От нее пахло «ромашкой и мятой», как во внезапно вспомнившейся известной песне. Запах очаровывал, лишал последнего разума и воли. ОНА глубоко дышала, тело колыхалось дрожью. Пожар ее желания был нескрываем…

Луна разгоралась в полную дурь, слепила глаза при прямом взгляде.

Он помнил, как нещадно тер себя речным песком и водорослями – до боли, до остервенения. Главным образом, по возбужденной донельзя плоти. НЕ ДАЙ БОГ!!! Не дай бог эта чаровница учует запах давно не мытого тела! И нырял в речку с головой, и выныривал, и снова тер, тер и тер, задыхаясь от усердия и возрастающего нечеловеческого возбуждения. Тер лицо, ступни ног, подмышки. Дева освободилась, наконец, от гнетущей одежды и плескалась в речушке при свете этой безумной, чрезмерно яркой луны, земного вечного спутника, оплота томной влюбленности и задумчивости мироздания. Она плескалась на открытом для луны месте, заныривала, делала в воде плавные движения… Видно было, как днем. Вся прелесть ее роскошного тела была как на ладони. Русалка? Лесная фея?? Или, действительно, инопланетянка. А-а… Уже было не до определений человеческих.

Всю ночь они терзали друг друга на этом берегу под безумной полной луной. Самогонное опьянение ушло далеко-далеко, как и все прочее, чем жил Степан предыдушие двадцать шесть своих лет. Его изнутри просто резало, как молниями, ощущениями космического кайфа. Особенно чувствовалось, как бьется о стенки черепной коробки «содержимое головы». И не было ничего лучше этого резанья. Возбуждение не проходило, не сникало, чаровница не давала ему отдохнуть ни минуты – да он в этом и не нуждался. Откуда силы брались только? Она не стонала, она пела! Пела под его руками, пела, встречая атаки животной плоти, не желающей преград и препонов на своем пути и прорывающей границы всего объяснимого. Только во всполохах пробивающегося лунного света он ловил очертания божественных форм незнакомки, ее колдовских движений. А когда закрывал глаза, проплывали какие-то горы, освещенные оранжево-красным небом и звучали тревожные музыкальные аккорды. Тела сплетались в узел…

 

Проснулся Степка, когда уже солнце на небе заняло твердое положение, от музыки. Обнаженная нимфа достала из футляра музыкальный инструмент и играла… Музыка незнакомая… Да и что ему теперь было «знакомым»-то.

- Доброго дня, клошар! – оторвалась она от игры, - Вот, пока ты спишь, решила тебе сыграть немножко… Это наша с тобой музыка! – дева склонилась над лежащим Степкой, накрыв его лицо божественной своей грудью и долго поцеловала в послушные губы. Он был, как младенец! Очарован, обездвижен и поражен до основания.

- Нам пора прощаться, милый! – меж тем продолжала она, - возьми меня напоследок, для светлой памяти…

И опять безумие… Правда, уже более осознанное, видимое привычными органами, в отличии от ночного-подлунного. Но не менее чувственное и упоительное при этом.

- Не бросай меня! – вдруг сказал Степка… Вернее, нет! Это сказал, как будто, не он.

Девушка зазвенела таким уже привычным, милым… МИЛЫМ смехом:

- Я не могу долго тут быть. Мне прямая дорога… Прощай, милый! Вернее, до свидания. Земля ведь круглая, дай бог, свидимся… ЕСЛИ ЗАХОЧЕШЬ!

Ловкими движениями впрыгнула в одежду, убрала скрипку и пошла по направлению к трассе. Степка, как пес, шел за ней, боясь выпустить ее ладонь из своей.

- Не уходи!!! – почти «кричал» он шепотом, как помешанный… Голос тоже, как будто, пропал, и он боялся «спугнуть» ее громким звуком . Она не оборачивалась.

- Как тебя звать-то хоть, чудесница? – он, наконец, осознал, что Она все же уходит и не ему ее удерживать.

- Помни свою Лану, - ответила она, обернувшись.

И имя-то какое-то не наше! Отдает чем-то космическим…

- МОЮ??!!! – как-то тупо вопросил Степан, Разве ты – МОЯ???

Опять его как облучила снисходительная улыбка.

- Теперь И ТВОЯ ТОЖЕ! – вот и все, что он услышал последним. По трассе ехал бортовой КамАЗ. Ей достаточно было повести ручкой, чтобы рычащий монстр советского машиностроения мигом затормозил. Она, не спрашивая водилу ни о чем, прыгнула внутрь кабины. Мотор победоносно взревел, увозя красавицу в неведомые дали.

Да, реально, зачем ей что-то спрашивать……

 

Придя в деревню медленным, нетвердым шагом, он первым делом раскопал в огороде заначку, спрятанную от бабки так тщательно, что обнаружить ее и отрыть было ну никак невозможно старому человеку. Откупорил, присосался к горлышку, и… ВАХ! Все, что на секунду вошло в горло, выплеснулось наружу, как извержение вулкана! Одного глотка водки оказалось достаточно, чтобы из Степки, по ощущению, изверглась вся его жизнь до самого младенчества. Несчастный корежился, извергался, орал от боли во всем своем нутре… Долго длилось это мучение. Парню на полном серьезе мерещилось, что из него вытекает мразь ядовито-желтого, затем зеленого, затем ЧЕРНОГО цвета. О боже! Что же это такое!!! Когда Степка закончил извергать из себя больное нутро, он беспомощно оглянулся вокруг слезящимися, широко раскрытыми глазами. И как будто заметил изменения в окружающей его картине. Да нет, ничего особенного. Те же бедные, приземистые избы, нелепые, в основном, огородики, луг, двухколейка, еловый лес… Но все это вдруг обрело какую-то новую видимость… Почему-то, глядя на домики, убогие такие, нищие, вдруг захотелось сильно плакать, как маленькому пацану… А что за огород! Какие редкие кустики, чахлые… Какая дурацкая, мелкая морква, свекла… Да откуда же быть чему другому-то! Разве может его бабка, его ба-бу-шка, бабуля… В свои семьдесят-то… И как прекрасен лес вдали! Какая красота скрыта в густой темной зелени…

- Степка! Внучочек! Тебе плохо?? Где ты был всю ночь-то, пьянствовал… - старая женщина, торопливо ковыляя, спешит к нему, топча собственные грядки.

Степан поднялся с четверенек навстречу старухе. И новый вулкан (уже из третьего за сутки места) пробил его измученное тело. Соленое, больное, горячо раздражающее лицо… Буквально с криком и клекотом горла прущее на свободу, ОСВОБОЖДАЮЩЕЕ что-то там от многолетних оков…

- Ба… ба… буш-ка… Любимая моя, славная… Родная… ПРОСТИ!!! ПРОСТИ ЗА ВСЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ!!!!!!

 

Да, для всех хорош почтальон Степка, да с собой ему не живется с той лихой ночи. Бродит неприкаянный, потерянный, по лесным дорогам, от деревни к деревне, разносит письма, бандероли… Вдруг земля ему открылась новыми красками, цветами, запахами. А источник этих запахов – один, запах той космической пришелицы, той всемогущей ведьмы, что так жестоко его пригвоздила… Запах ромашки и мяты, запах возбужденной самки… Запах внечеловеческой страсти…. И ЛЮБВИ!

Да, все именно так, как бы он ни пытался объяснить происшедшее иными словами, как бы ни пробовал порою жить прежним. Уже не выйдет, дорогой!

В его грубом, материальном осознании примитивизма и бесспорной дурноты мира и мыслишка не могла закрасться, что он так оглашенно и бесповоротно нарвется на ведьму. То-то было радости и насмешек от друзей заклятых, позорно сбежавших в ту полнолунную ночь от внезапно залетевшего в их края чуда. От этой божественно прекрасной, чудодейственной… дряни, гадины, шалавы бесстыжей, паскуды колдовской! Это – первое, что он повторял вслед за былыми «умными» дружбанами, утверждающими со смехом, что его «как кролика для опытов…». Но, повторяй не повторяй, а изнутри его щемило, трясло до желания удавиться, и крик его «Вернись, моя Лана!» прорывался со слезами в теперь уже привычные одинокие скитания и в темные ночи.

Он не НЕ ХОТЕЛ, он НЕ МОГ! Пить алкоголь, видеть своих привычных женщин, работать на грязных барыг, сквернословить, общаться с былыми друзьями. Он не мог не жалеть свою бабушку, не помогать ей, не отдавать ей целиком всю маленькую свою зарплату. Он не мог не ходить по лесным дорогам от деревни к деревне, не мог не замечать всех новых видов открывающегося ему вдруг мира, не мог не страдать от собственной пустоты, так реально вдруг прорвавшейся в блуждающие мысли. Не мог не думать о «своей Лане».

ТАК ВОТ, ЧТО ОНА ИМЕЛА В ВИДУ, когда говорила «Парни… А вам это надо?..»

Вначале – только эдак. Он не «хотел» и не «не хотел». Имя ему было – «НЕ МОГУ»

Унылое существо, бывшее когда-то Степанычем, медленным шагом бродило по вятчине с почтовым баулом. Правда, по прошествии времени он вдруг почувствовал какое-то облегчение своего существования (наверное, когда окончательно смирился со своей судьбой). Вдруг ему стало НРАВИТЬСЯ так вот бродить одному по проселкам по необходимости работы и внимательно оглядывать всех и вся, что встречается на пути. Он начал ИНТЕРЕСОВАТЬСЯ окружающим новым ЕГО миром… Пролетели первые ласточки ХОЧУ и НРАВИТСЯ! Особенно полюбилось ему ходить под дождем, он даже пил эту влагу с небес открытым ртом.

Бабка не нарадуется – посетил ее Господь незадолго до отхода в мир иной… За кого молиться Богу, кто вернул ей такого внука, о каком она уже и не чаяла. Молчит Степка, скрывает. Только плачет порой вечерами «Бабушка, прости…» Лишь люди вокруг шушукаются о какой-то бродячей ведьме… За кого молиться, в чьем образе он явился ей, старой, заочно. Теперь и отойти спокойно…

А Степан идет, медленно переставляет ноги, напевает какой-то мотивчик. Все чаще и чаще перед ним вырисовываются в ветвях лесных шустрые птички – он им улыбается… Он теперь редко улыбается, все больше природе. Изредка – мыслям своим, когда представляет рядом «свою Лану». И она как будто растворена в окружающем его мире. Отовсюду блестят, смеются и гипнотизируют бездонные глазища, отовсюду пахнет ею. Как бы он сказал ей: «Лана…»… Нет, врет, не сказал бы. Ничего не сказал… Он бы молчал и слушал ее, что она скажет, что она пожелает сказать. Просто нуждался в ее голосе - вот его-то мир никак не мог «растворить в себе». Он был особенный, принадлежащий только ей, фее-чаровнице. Мысли о ней даже не несли в себе плотской подноготной, хотя он не сомневался ни на миг – появись эта фея, и все произойдет моментально и по полной программе.

Эта высокая тоска не имела границ, она разносилась из поверженной его души по всему окружающему пространству. «Земля круглая», помнится, сказала Лана на прощание «Может, встретимся, если захочешь» Аааа! Да как же! Вот она – в таинственном пути своем, плодит, небось, новых жертв, превращает в таких вот ЮРОДИВЫХ, кем он стал… А он что! Где его путь – от деревни к деревне, разнес, получил, отправил. Он даже не ревнует ее… Боль, боль, БОЛЬ! Любовь! Это слово все чаще выползало из его сознания. Первичное определение – «Нарвался на ведьму», окончательно сменилось за год двумя словами – «ЭТО ЛЮБОВЬ». Как глупо, как больно и страшно! Кто он и кто она??!!!

Прошел год. Все прежнее отвернулось от Степки окончательно. Наверное, только былое положение лидера слегка выручало – по привычке, над «юродивым» потешались тихо, не обижая и не затравливая. Внешне – перестали замечать.

 

…Еще издалека он приметил на размытом грозою тракте человеческую фигуру. Странно – человек как будто был окружен кольцом белого цвета, даже, кажись, переливалось что-то. При последующем приближении их друг к другу Степка не мог не уловить уж очень пристальный взгляд незнакомца на свою персону. Как будто его изучали, причем не просто, а с какой-то пока неведомой целью.

Странно было уже одно то, что это действительно был НЕЗНАКОМЕЦ! На этом участке дороги если кто и встречался, то только СВОИ, известные люди. Перед парнем встал абсолютно седой человек с темно-карими, почти черными, глазами… И эти глаза теперь уже улыбались, как, собственно, и уголки рта мужчины. Но как-то уж очень холодно улыбались. Причем не зло, а именно – холодно. Без эмоций. Вокруг мужчины реально переливались какие-то всполохи, он их, как будто, излучал.

Степка вдруг вспомнил, как в детстве еще мальчишки пугали друг друга неким колдуном, живущим у родника на каменной сопке – так называлась местность, куда никто не решался ходить. Да и незачем – чаща, буреломы, вполне вероятно и на медведя и на стаю волков нарваться. За двадцать-то километров… Сопку ту, благодаря ее приподнятости над равниной, можно было даже видеть, только в особенно ясную погоду. Да, действительно, верхняя ее часть была каменной. Невесть как возникший останец.

У мальчишек это, как «страшные истории», дескать, такой-то ходил, то-то там видел. Тринадцать лет – истории заканчиваются. «Мир прост, плох, гнусен, колдунов и ведьм – не бывает». И все тут.

- Какая удача! – оторвал его от воспоминаний детства густейший мужской бас, - Кажется, почтальона встретил!

Парень подумал вдруг – а ведь та самая каменная сопка именно здесь и находится… Самая близкая к ней дорога.

- Парниш! Будь другом! Я вот как раз так почему-то не хочу в село идти… - продолжал незнакомец, - отправишь письмецо мне? – Ну и бас! Богатырский прямо… Сколько ему лет-то… Да не определишь.

Степка, никогда не отличавшийся особой внимательностью, сейчас вдруг заметил, и очень отчетливо – мужик обратился к нему далеко не сразу, как распознал в нем почтальона… ОН ДУМАЛ, что делает!

Получив молчаливое согласие, он и вручил ему этот конверт «Санкт-Петербург… ООО «Северянка» , Директору – Шокальской Елене.»

- Только, парень, знай – мне очень нужно, чтобы это письмо дошло! – окончательно поразил мужчина Степку. При этих словах он как придавил черным глазом, проникающим глубоко в неизведанное нутро почтальона.

…Директору… Женское имя. Степка почему-то представил школьную свою директрису – толстую тетку с жиденьким пучком волос на голове, в вечном сером костюме. Именно так, по его представлениям, должны и выглядеть директора-женщины. И что общего у этого такого необычного мужика с таким вот «директором» может быть, да еще и в несказанно далеком Санкт-Петербурге. И вдруг… Нет, Это невероятно! Вдруг он почувствовал какой-то… ветер, что ли, струящийся от мужика… И не просто ветер, а как будто несущее весть от «его Ланы». Да пусть кто угодно и сколько угодно спрашивал бы его, что же он такое мог уловить? Что, опять же, могло быть общего с той феей у этого таинственного незнакомца. А! Понятно, что!!! Колдовство, вот что!!! Сердце заплясало немыслимый ритм в груди парня, вот-вот ОНО! Вот! Вот что-то снова происходит! А вдруг… «Земля круглая…»

- Так поможешь мне, друг? – врезался в его безумие густой бас. Степан глуповато закивал головой. Он еще не произнес ни слова.

- Благодарствую! - поклонился ему мужик и, развернувшись, неспешно пошел… Пошел обратно. Степка стоял как вкопанный, ему было мутно от расшалившегося в бешеной пляске сердца.

-Э-эй! – наконец пронесся вдогонку его слабый голос, -ээээй… человек! (почему-то пришло на ум именно такое обращение). Человек остановился, обернулся.

- Я… я вот только… Понимаете… - заблеял почтальон, - я… чисто спросить можно?… - он чувствовал нелепость своей речи, но лучше сказать сейчас просто не мог. Мужик приподнял бровь, слушаю, мол.

- А … вот… Девушка тут была… Ланой зовут… год назад… Это к вам она… приезжала-то, что ли.

Мужик, показалось, посуровел лицом и заново «пригвоздил» несчастного Степку безжалостным черным глазом.

-Послушай, почтальон! Тому, кто любит ходить и открываются дороги. Так что, друг, ИДИ СВОЕЙ ДОРОГОЙ! Вдумчиво и не торопясь. – выдержав многозначительную паузу, он добавил, - Надеюсь, ты все понял?

Видя, что Степан уже совсем не в себе от его слов, сдобрился.

-Ты должен понять, - вкрадчиво повторил мужик, - что «иди своей дорогой» - это не «Пошел ка ты… растуды-туды, а ровно так, как и сказано: «Иди СВОЕЙ дорогой»

Оставив уже полностью раскуроченного Степана на тракте с письмом в руке, незнакомец, казалось, растворился в лесу.

 

…Он позже готов был поклясться, что со всех сторон окружающего его пейзажа прозвучало донельзя отчетливо «Не дойдет!» Как будто все духи окрестной природы единым порывом убеждали его в этом. Степан постоял еще минуты две-три, поприслушивался… Нет, больше ничего не было слышно, воцарилась тишина. Но только что – он слышал.

Следующее, что он вдруг осознал – это то, что в нем непреодолимое желание вскрыть конверт и прочитать послание. Ни в коей мере не затем, чтобы просто заглянуть в чужое письмо, а, наоборот, это явно требовал кто-то!! Как будто чья-то незнакомая воля наставляла почтальона совершить этот неблаговидный по понятиям этики поступок. Степка даже активно внутренне противился этой напасти, совесть в нем уже год как жила новой жизнью и была до странности живая и чистая… Он не хотел вскрывать конверт, но словно кто-то повел его рукой и глазами…

 

«Поздорову тебе, дочь достойных родителей!» - начал он читать, и с первых же строк сердце парня застучало бешеную дробь. Он прикасался к тайне и в глубоком подсознании понимал, что это отнюдь небезопасно. Письмо было несказанно коротким, пол-листка тетради.

«Искатели злата чувствуют соляной голод, ищут и не находят, возвращаются НЕСОЛОНО-хлебавши (Слово «несолоно» выделено заглавными буквами). В роднике моем упала вода ПОСЛЕ ГРОЗЫ – темный знак. Век не падала. Век назад пропущено сие – приход изгоев, что поныне – слеп, не ведаю… Береги себя, дева! Ты влечешь не только достойных и не только телом. Радостен наш путь. УРА!» И подпись – «АРСЕНИЙ».

Да уж! Набор слов или… или что? И что это за «Ура» в конце? Как на школьных полит-линейках прямо… Несуразица полная. И так в голове сумятица, а тут еще и это послание. «Мне очень нужно, чтобы это письмо дошло» - прогудело окружающее пространство уже густым басом недавнего путника на тракте. «Иди СВОЕЙ дорогой» - добавилось вдруг.

Почтальон сам не заметил, как ноги его уже быстро-быстро несли… И не в село, откуда отправлялись письма, а домой, в свою деревню. Почему так? Они несли и не спрашивали. К тому же сладкий аромат мяты уже проник в ноздри ошалевшего (вероятно, еще год назад) Степки, и с каждым его широким шагом делался все явственней, но не насыщал до полного. Даже неясно, то ли это парфюм такой был у той ночной ведьмы, то ли это ее тело так благоухало – мята с легкой примесью чего-то еще, возможно, ромашки, или нет, не ромашки… Неведомой травы какой-то. Всю ту роковую ночь он купался, наслаждался, сходил с ума от этого запаха. И сейчас бежал к нему, как ослик за привязанной к жерди морковкой, один в один. Быстрее, быстрее, «земля круглая»! ВОТ ОНО!!!

Кто бы ему сказал, что с ним такое будет.

Если пять минут назад можно было сказать, что «Степан-де, думал»,то теперь уже это было бы лишнее. Он не думал, он знал и понимал – понимал, что он прямо сейчас поскачет на трассу, поймает попутку до ближайшей железнодорожной станции и поедет в звездно-далекую северную столицу по указанному адресу. По почте это письмо НЕ ДОЙДЕТ!