Иномарка на почти предельной скорости несется по двухполосной трассе. Педаль в пол, ветер в лобовое стекло. Дима с компакт-диска проникновенным басом выводит Розенбаума: «И навстречу страна, мне плюющая пулей в лицо…»…Не, как то мрачно для начала пути, - она даже нажала на стоп. Ее парень очень любит подобные песни, наследие работы в составе МЧС в Хасавюрте, как и ранняя седина в волосах. Сейчас две тысячи второй, Россия уже, вроде бы, почти как перестала «плевать пулей в лицо», как в те годы, на встречу с которыми Елена отправилась в путь. Вот тогда эта песня была как про Афган, как про Чечню, так и про всю территорию больной, измученной Родины, прорывающую полувековые опухоли во всех своих регионах…

Никакой пули, одни поля, вымощенные вереском… Вереск… Окаймленные «грядками» корабельных сосен пространства.

- Скальд, где висы? – весело обратилась мать к сыну. Вид этого

«аурослагающего» растения, ставшего символом эпохи тычячелетней давности всегда придвигал девушку к Скандинавским темам.

-А! Сейчас, мам! – радостно заговорил Стас, -

С мамой радостно идти

Ветер, солнце, смех в пути

Путь далекий, путь великий….

Мальчик творил на ходу, как читая под диктовку,

-Ну-у-у! Последняя строчка не выходит, - расстроено заговорил он,

-Только давай сейчас без «мам»! Меня Леной зовут! – умильно говорила мама,

 

- С Леной радостно идти! – весело повторил пацан, - Ветер, солнце, смех…нет, не смех, СВЕТ в пути… Путь далекий, путь великий… по… по.

-По просторам Гардарики!!! – дополнила Елена, - виват, Валентайнссон! Ты настоящий скальд!

Такого рода определения приносили ей жизненный кайф. Уж очень она уважала викингов и все связанное с их жизнью, нравами, таинствами. «О! А что я не думала раньше-то!!», - рука Лены на автопилоте схватила трубку мобилы, - «надо бы Норвегию прощупать на предмет экзотического, дикого туризма!! Сейчас Диму попрошу…». Но следом за этим она все-таки отложила трубу назад. «Нет. ОТДЫХАЮ! Баста… Все потом, не забыть бы…»

- Мам! А что такое «Гардарика»?

- Гардари-кИ. Да вот она, мы по ней и катим… Благодатная, волшебная и бескрайняя страна, которой грезили скальды вроде тебя. Потом ее назвали Россией, «Росью». От слова «Рысь», кстати… Знаешь такую киску?

- Ну… Только что в зоопарке видел, - продолжал расстраиваться своим малым опытом мальчонка, - а так – где мне ее знать?.

- Поняла, не дура, - задорно сказала мать, - Придется нам с тобой пожить в избушке, где эти киски вокруг бродят, как маленькие киски в нашем городе… Есть у меня одна такая. Так вот, викингов манила Гардарики, как рай на земле, от их холодных фьордов, камня и ледяного моря. И уж какие там женщины их ждали… - тут она расплылась в блаженной улыбке

- Вроде тебя? – веселился Стас

- Ну да, - без лишней скромности заметила Лена, - вроде меня… наверное, вроде бабушки. Хотя нет! – вдруг прорвало ее на резонное серьезное определение, - Мы с бабушкой походим, скорей, на их скандинавок. А в нашей стране они находили таких, как Милана…

- ОЙ! Тетя Милана! Ну у викингов губа не дура, - как то очень по взрослому «пропищал» семилетка.

Да уж… Милана… Что семь лет, что сто семь.. Фея, блин.

- Какая она тебе «тетя»! Ты же помнишь, как она не любит этого обращения! Не дура, не дура у них губа, это уж точно, - последнее девушка добавила уже, скорее, в такт собственным мыслям.

 

Вообще, Шокальскую мало привлекала женская дружба. Гораздо сильнее ее тянуло к мужскому полу (во всех, что греха таить, отношениях). Но эта «крошка»! С ней, казалось, невозможно не…

Здесь также присутствовала мистика. Когда сыну было три года, Лена решила вывезти парня на Финский залив, первый раз развести с ним костер, провести ночку на берегу моря, на природе – короче говоря, начать приобщение человечка к дикой природе. Они даже уже собрались. Как вдруг мама почувствовала немыслимое желание совершить прямо противоположное действие – съездить со Стасом не на природу, а, наоборот, в самый центр родного мегаполиса, на дворцовую площадь. И это желание по ощущению силы напоминало ТЕ ее желания, четырехлетней давности, девушка как бы внезапно перестала собой владеть. К этому примешалось и неожиданно капризное поведение ребенка, резко расхотевшего ехать туда, куда давно мечтал и непрерывно «дербанил» мамочку. Лена так сильно удивилась, что, естественно, поехала на Дворцовую площадь. Стоял прекрасный летний день, которыми Петербург не так чтоб уж очень часто радует «И почему бы не ехать на залив??» Причем они гуляли в тот день долго, по всем центровым достопримечательностям прошлись. Ощущений – выше крыши! Давно Елена не чувствовала такой горячей, такой страстной любви к своему городу. Под вечер дошли до величественной Дворцовой, где уже было по-вечернему малолюдно – стоял будний день. И в подворотне между площадью и телеграфом… Там нередко играли уличные музыканты, место было как облюбовано ими – тоже особенность, хорошо говорящая о Санкт-Петербурге! Где, например, в административном или историческом центре Москвы позволят играть бродячему менестрелю. Сейчас на этом месте разносилась какая-то божественная музыка скрипки. Играла молодая девушка. Кстати сказать, Елена не особенно любила этот инструмент, как, собственно, и классическую музыку. Ей куда ближе была шестиструнная гитара, на которой она, считай, выросла, ну в крайне случае, саксофон, синтезатор, ударные – составляющие классического рок-н-ролла. И с чего это вдруг сынишка встал как вкопанный перед этой музыкантшей, а мать даже не пыталась пройти дальше. Их как заколдовало!

Девушке было на вид чуть больше лет, чем Елене, только что справившей «алкогольное совершеннолетие». Хотя нет. Ее возраст определить хоть с какой мерой вероятности просто не представлялось возможным. Так может выглядеть и пятнадцатилетняя, умудренная ранней взрослостью, и тридцати, и более – летняя, несущая в себе крепчайшую божественную искру, женщина. И, Боже мой, ЧТО ЭТО БЫЛА ЗА ДЕВА! На вид – все признаки «детей цветов», немыслимой длины волосы, перехваченные лентой, блестящий «пацифик», гармонично лежащий на крупной, необычайно сексуальной груди (казалось, сколько одежд и каких не то не было б на ней, ее тело все равно влекло бы зверской, немыслимо притягательной наготой). Глаза в пол лица делали их обладательницу похожей на какую-то гостью из сказок или из хорошего фэнтези. А музыка, льющаяся из-под смычка… Грубоватая в восприятии «прекрасного» Шокальская ничего не могла бы добавить кроме того, что КОЛДОВСТВО, да и только! Не иначе. А уж трехлетний сын ее стоял и плакал беззвучно, не шевелясь и не вздрагивая. И это были слезы не детские, не боли, не обиды. Слезы БОГОВ, «бледных от любви» к созданному Им миру. Малыш не мог отвести глаз от этой скрипачки, казалось, даже не моргал. Признаться, мамочка его была не менее приворожена.

Вокруг была толпа. Аккуратная, украшенная узорами корзинка перед скрипачкой ломилась от ассигнаций.

Когда закончилась музыкальная тема, очнувшаяся от морока Елена, всегда непосредственно прямая, подошла к девушке за разговором. К такого рода «бродягам» Шокальская испытывало неимоверное, не подвластное разуму с большой буквы УВАЖЕНИЕ, как к людям, в которых присутствует то несказанно ВЕЛИКОЕ, что не может себе позволить она сама, как ни рыпается по жизни. «Возбуждающее», по ее лексикону. Именно тот уровень свободы, когда позади остается не только общественное, социальное – эта шушера у Ленки давно была развеяна по ветру, но и вообще ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ! Как «крутая красава», коей приходилось по временному сценарию быть Шокальской, она, конечно, не могла себе позволить такой Свободы.

- ПослушайТЕ, уважаемая! – для самой себя странно вкрадчиво обратилась к ней Елена, - как ВАМ (!) удалось так приворожить моего ребенка и меня иже с ним? – О боже! Она говорила не только не своим голосом, но и не своим языком! Девушка встряхнула головой, также выходя из экстаза даримой ею музыки, глянула на сына с матерью. И… застыла, как библейский «соляной столп». Вокруг стояли люди, не понимающие, что происходит на их глазах. Через пять с небольшим секунд музыкантша неожиданно взяла Лену за руку и почти приказала «Идем отсюда!». Голос ее был… Ну, не удивительно, Елена примерно такой и думала услышать.

- Эй, подруга, - Шокальская начала окончательно приходить в себя, - ты баул с дивидендами-то не бросай уж, на пиво-то нам с тобой! - Девушка только махнула рукой, и Ленка сама ухватила полную корзину.

Когда троица отошла от людей и оказалась в полутемной подворотенке, девушка схватилась двумя руками за ручки Стаса и сказала только одну фразу.

- Вот теперь слава Создателю! Я Его встретила. – ее руки слегка дрожали от перенесенного волнения.

- Ну ты… это… не темни уж, странница! – Ленка почувствовала сильное волнение, до боли в груди, прикурила сигарету - пожалей мой ослабший мозг то!

- Его отца зовут Валентин?! – не то спросила, не то утвердила музыкантша, кивнув на Стаса.

 

…Над вересковыми полями (как в реальной картине) взлетал варяжский белый кречет. Именно тот сокол, что уже несколько лет красовался строгим взором на логотипе «Северянки» вместе с цитатой одной из Диминых песен «Затевал Ясный Сокол нешуточный путь». И варяжская девочка на скандинавской резвой лошадке летела вглубь, в самое сердце неизведанной и доселе, непредсказуемой, теплой, мягкой и сказочной Гардарики. Вдаль, вглубь, на восток, миля за милей.

Трасса, путешествие – всегда кураж и разгул всего существующего внутри и снаружи человека. Ветер, несущий дух предстоящих приключений, возможных встреч и опасностей, а также приближения к новой информации, новым знаниям и фактам, открытиям. Именно открытиям, которые проявлялись с каждым новым километром великой дороги – Жизни. Она сама не знала, что несут новые повороты, как в старой песне, только верила в свой путь и в свое предназначение, не «выпавшее на долю», а ВЫБРАННОЕ. Причем не ею самой, а многими поколениями славных предков. Варяжский белый кречет… Нешуточный путь его обязан привести к…

Елена по уже сложившейся привычке запросила астрал о видении, могущем натолкнуть на верный путь мысли. Выполнив необходимые манипуляции осознания тела в пространстве, послала возникшее перед ней лицо отца ее Станислава в вертикаль от сердца к космической выси. И тут же пришло… Собственно ничего нового – та же самая известная лодья, преодолевающая ледяные волны. «Стремный корабль желаний и грез..»- пронеслась музыкальная тема. Без музыки никуда – какие бы фантомы прошлых веков не являлись перед сознанием, их появление всегда сопровождается современными текстами и мелодиями, в этом – одно из доказательств связи эпох, если не сказать больше – параллели витков спирали развития.

ПОЧЕМУ ОНИ??? Извечное ее непонимание. Что общего у того восьмилетней давности «Влюбленного» с прославленными викингами? Почему к ней, в ответ на ее запрос, неизменно плывет по волнам астрала этот корабль?

Судно это, реально, «стремное». Драккар! Длинное, крепко сбитое деревянными клиньями вместо металла, из отборного дерева, с драконом на носу. Ряды ясеневых весел собранно, справно взлетают над темными штормовыми волнами и синхронно взрезают ледяную воду. Чьих там «желаний и грез»! Завидевшие с берега или с судна на горизонте драконью голову неизменно понимали – либо отдать все, либо стать рабами, либо погибнуть. Других вариантов нет.

Драккар мог скинуть своего дракона с носа и положить его в трюм – это только когда шел в чужие земли с миром или домой, к своим фьордам. Считалось, что сей символ войны и порабощения гневит Богов суши, когда в устрашении нет необходимости.

А народ на этом корабле – однозначно непобедимый. Как можно победить людей, не только не боящихся смерти, но и почитающие ее за честь и доблесть, свято верящих своим суровым Богам в неизбежность царствия света для погибших воинов. Потому и неудивительно, что викинг закроет телом вождя от вражей стрелы, и не один «телохранитель» это сделает, а каждый с судна. И не потому, что так положено, а потому, что вождями просто так не становятся, что спасенному вождю предстоит еще долгий путь с великими, славными победами во имя рода. Вождю верят женщины и дети, ждущие корабль назад с дарами и трофеями. Если бы воин своими достоинствами дорос до вождя, тогда его бы закрывали телом, а так – всем погибшим в доблестной сече уготована светлая страна по ту сторону бытия. Потому и гонит викинг заразу из раны, несущую немощь, путем изнеможения голого по пояс тела на сыром непокорном ветру, истово гребя веслом, пока яд не «выпрыгнет» с очередным взмахом весла. Потому драккар и проскальзывает между айсбергами в глухих морях, как молния между сталкивающимися тучами, а стоящий у мачты способен, упершись рукой и ногой в ледяную громаду, не дать ей раздавить судно, тем самым спасши и вождя, и команду, и сам драккар. Как победить народ, владеющий таким оружием - непоколебимой верой и мужеской честью! И воздается каждому по вере…

Судно непобедимое, от него не убежать, не спастись, как от судьбы. Властелины морей держат в страхе весь северо-запад древней Европы, навевают ужас и восхищение своим существованием в мире. И только в невском устье, у входа в пресноводное море Нево, где на юг простиралась «жирная» своими богатствами Гардарики, а к северу – колдовские ижорские чащобы, перед всемогущими, но разрозненными по родам драккарами вдруг взвился на мачтах белый кречет. Варяги!

«Вендов не обойти» - сразу было признано во всех скандинавских родах, в сложившихся к тому времени маленьких государствах морских «бандитов» и отдельных, не желающих под общую власть, общинах. Корабли варягов, меньше и длиннее драккаров, оказались более быстроходными и маневренными, а дружины русичей в доблести не уступали скандинавам. «Быть сече!» Долго железо до вышибленных искр билось с железом, много доброй кровушки пролилось, много зим и лет ратились достойные мужи скандинавии и Гардарики, но слово грозного князя Рюрика (Хререка-конунга) «отныне ход сюда вам с красным щитом закрыт» осталось вечным до скончания той героической эпохи. Той эпохи, до которой дошла сознанием одна из потомков вендских племен по прошествии ровно тысячи лет и которая не давала ей покоя…

Что потом сталось? Ощущение такое, что славянская держава путем изначальных войн и драк смягчила по-звериному жестоких, до нечеловеческого, скандинавов и буквально заставила их (с помощью созданной неизбежности) торговать со своей державой, обмениваться ремеслами и воинским опытом, а не то и вместе ратиться с другими, южными, недругами, кои набирали силу и периодически сильно беспокоили бескрайние земли славян. К тому же возникла тенденция переселения викингов в земли Гардарики – тому могли немало поспособствовать и особенности славянских дев, невольно выкупаемых скандинавами на рабских торгах, а также скудость скандинавских земель – камень и лед, особо морозные зимы и холодные лета, уничтожающие и без того нехитрый урожай северян. Просторы плодородной суши к югу и востоку от моря настолько обширны, животворны и (странное слово) добры к гостям, что почему бы не воспользоваться гостеприимством гардских мужей и девок. И входили боевые корабли в невское устье, только убрав дракона с носа судна. И ныне, и присно… А что о женщинах – недаром и в текущее время русская жена – это особый вид самки, и мало кто из землян объяснит словами, почему. Это сейчас-то, когда все на планете перепуталось и переплелось нельзя сказать, чтобы в очень красивый узор. Даже страшно предположить, как могли «сносить крышу» воинам славянки тех эпох, когда еще все-таки мужи были мужами, а женщины – женщинами!

Впоследствии, конечно, как и безразмерно многое в истории планеты, накрылась варяжская эпоха Руси. Накрылась, благодаря психической неполноценности одного пассионарного Рюриковича, своим страхом перед собственными жизнью и смертью превратившему мощную, гордую державу, к тому времени объединенную его предками в единую твердыню, в страну лютого страха, хамства и рабского беспредела холуев. И тут же сюда, как ждала, просочилась полумирным путем пафосная, размеренная и пресная Европа. Стоит воздать ей должное – европеец духа с именем Борис все-таки в какой-то мере спас страну от беспредела и полного хаоса, но одновременно и положил конец тому СЛАВНОМУ, захватывающему и будоражащему, «возбуждающему», что отличало эту державу от мира (тот самый «русский путь», «русская душа»). Ушло время соколов ясных, пришла в русский дом обыденность, видимое приличие и спокойная бесцветность. Потом династия Романовых, Петр Алексеевич, окончательно, казалось бы, «объевропивший» Россию… Нет, не окончательно. И октябрьский переворот неминуемо в этом убедил все думающее человечество. Как смута Грозного усыпила на долгое время славную варяжскую Русь, так и эта смута просто ОБЯЗАНА по своему окончанию вернуть что-то хорошее (или великое) в глобальном смысле этой державе, недаром признанной «богоносной».

 

Елена даже не «имела на руках» особых доказательств принадлежности своей по материнской линии к варягам. Так, хоть и хранят талисманы древности, хоть совершаются раскопки, хоть и передается знание из уст в уста, но все равно – такая глубокая история сказывается не столько на фактах, сколько на ощущениях. Твердое ощущение равно ЗНАНИЮ. К тому же до сих пор никто не может дать ответа на вопрос – что же это за народ такой, венды, варяги, плавающие и сражающиеся под белым кречетом? В боевых дружинах их сходилось много национальностей и племен – так что можно было думать, что это не племя какое, а сборные отряды на побережьях Балтии древности. Или своеобразные «казаки», собранные из разных мест страны, обороняющие Русь на северных рубежах. Или же особое славянское племя, вобравшее в свою сущность все самое мощное от духа этих народностей, плюс морские знания, плюс воинский дух, не уступающий злейшим морским «волкам» - викингам. Ведь венды, кроме своих корабельных подвигов, еще и чащобы лесные знали, как дом родной! Рода их носили имена зверей, и каждый род своего зверя или птицу чтил пуще человека. Этому способствовало соседство и близкое общение с потомственными колдунами и «лешими» - корелами-ижорами, весью. Шокальская считала, скорее всего – последнее. Опять же – осознавая свою суть и чувствующая «славянизм» себя всей душой.

«Славность», чистота эпохи братания викингов с Гардарики подтверждается еще и поэтикой этих народов. Ни один бой, ни одна сеча не проходит у них без выражения ее в стихе! Причем таком разном. Невероятно, немыслимо представить… Конунг, князь викингов, которому ровно ничего не стоит лишить жизни целый отряд или отдать собственную за честь, мокрый от бешеных волн, перекатывающих ледяную воду через палубу корабля, битый жестоким градом, раненый, на корабле, который качает до касания бортами воды в жестокую бурю. Этот человек стоит на носу судна и складывает СТИХИ! В момент сечи, в момент гибели корабля и спасения вплавь! Он не может не говорить стихами, это у него просто в крови. Самые искусные воины, самые жестокие и страшные скандинавы были лучшими поэтами-скальдами! И ущербным считается разбойничье судно, на котором нет скальда. Стихи-висы – они еще и обладают силою заклятья и помощи в битвах. Как в них, в викингах, все это уживалось??!!

А на Руси как столкнулись скальдические хлесткие висы, похожие на брызги искристого льда от ударов топором по айсбергу с плавными и густыми, тягучими, как мощная равнинная река, песнями боянов-сказителей, поэтов Гардарики. Столкнулись – и дополнили друг друга, создавши единую песнь эпохи.

…Можно сколько угодно объясняться в любви ТОМУ времени, но до него было еще одно время. «Без Россий, без Латвий», по выражению Маяковского – время ариев, потомками которых являлись как гарды, так и викинги. Потому их и притянуло друг к другу, как братьев, которых на время развела планета. Но данное времечко – это даже пока не предмет истории. Это пока предмет сказок и мифологии, которую еще предстоит… ДОВОЛЬНО СКОРО! – слышен отчетливый отклик из бурлящего эфира.

«Ну ладно, поэтапно», - рассуждает девушка. Сердце, интуиция не обманывают. Если ее до такой степени захватывают девятый-десятый века, значит история ее страны находится на витке, параллельном витку того времени. Значит, современная эпоха должна максимально отождествиться с ТОЙ. Начать можно с одной, отдельно взятой личности… Тогда раскроется и то знание, что пока еще мифология.

Хотя нет, что она говорит… «Одной!» Кажется, мир начал поворачиваться к истине всеми своими краями, и окружающие Елену люди самого различного свойства – яркое тому подтверждение.

«Если я СОГЛАСНА быть одна, то это совсем не значит, что я и есть ОДНА!» - вдруг голова ее родила изречение, претендующее на что-то.