По мокрой улице, под светом ночных фонарей, навстречу пронизывавшему до костей осеннему ветру, слегка сгорбившись, брёл пожилой человек. Его седые волосы были растрёпаны. Руки спрятаны в карманы плаща. Он шёл по улице ничего не видя перед собой, не обращая внимание на проезжающих иногда мимо него машин, возмущённо гудящих ему, чтобы он уступил им дорогу. Он шёл, время от времени останавливаясь из-за очередного приступа сильного хриплого кашля. И тогда, пытаясь хоть как-то облегчить боль в груди и поймать хоть глоток воздуха в лёгкие, старик стоял, согнувшись пополам, уперевшись руками в колени. Когда кашель отпускал его, он снова продолжал свой путь…

 

Как и все пожилые люди старик мало спал. Жена уже давно оставила его одного в этом мире. Дом его опустел, как только его единственный сын, женившись, переехал в другой город. В то время он ещё не был стариком. Сначала, оставшись вдовцом, ему пришлось долго привыкать к своей новой жизни. Казалось, он вдруг обрёл свободу. Можно было не заправлять за собой постель, не вешать на вешалки рубашки и брюки, а бросать их на стул, не закрывать крышку унитаза, не менять носки каждый день, пить кофе по нескольку раз в день, и не слышать нудного брюзжания о вреде напитка, – можно делать всё, что при жизни супруги он не делал. Потому что он не любил её вечного ворчания, не любил когда она называла его «неряхой» и «недотёпой». Она не разрешала ему приносить в дом и складывать в кладовке нужные мелкие вещицы, состоявшие из железочек, пружинок, деревяшек, и т.д. Его раздражала её вечная манера ходить за ним по дому с тряпкой, и всё убирать, всё складывать по полочкам, прятать – наводить порядок там, где минуту назад был он. Временами он смотрел на эту старую, слегка распухшую от болезней женщину и удивлялся сам себе – почему? Почему он живёт с этой женщиной? Что заставляет его засыпать и просыпаться рядом с женщиной, которая давно уже стала для него НИЧЕМ? Он забыл уже, когда обнимал её в последний раз. Забыл, когда занимался любовью. Его тошнило от её развешенного в ванне белья и халатов. Он чувствовал в себе мужчину, который ещё не был стариком. Он хотел чего-то большего, а не медленного умирания жизни в себе.

И вот он остался один. Ему было стыдно, но он радовался в душе своей внезапной свободе. Сын постоянно проявлял к нему внимание, заботился о нём, но и это стало тяготить его. А может его тяготило то, что он чувствовал себя виноватым из-за своей тихой радости от пьянящей свободы? Ему было тяжело находится возле сына, который постоянно говорил о матери, вспоминал её, считая что так отцу будет легче перенести эту утрату. И он был почти счастлив, когда сын, женившись, уехал. Он никому не говорил о своих чувствах. И для всех он был просто грустным, молчаливым вдовцом. Но однажды, проснувшись, он вдруг подумал, что ему совсем не хочется вставать в постели. Но он всё-таки встал и медленно пришёл на кухню. И вдруг его поразили перемены, произошедшие с его жилищем. Он будто-бы со стороны увидел – всюду царил бардак, продукты беспорядочно теснились на столах, гора немытой посуды высовывалась из кухонной мойки, на столе стояла посуда с остатками вчерашней и даже позавчерашней пищи. Он посмотрел вокруг себя, и впервые понял, что его жены больше нет. Потом он пошёл в другие комнаты и там тоже увидел полный беспорядок. И это так сильно и так неприятно поразило его! А потом он вдруг увидел, что на окне распустился цветок. Большими белыми кистями мелких белоснежных цветочков среди тёмно-зелёной листвы. И он вдруг вспомнил, как сильно его жена любила этот цветок. Как она гордилась им, когда он зацветал. И столько в ней было тогда наивного, детского восхищения, что он тоже заражался им, и начинал также восхищаться этим белоснежным созданием…

 

Он стал ходить по комнатам и всюду видел своё одиночество. И тут его пронзила мысль, что он скучает! Он скучает без этой женщины, которая при её жизни была ему не нужна. Он тоскует без неё! И это ещё больше поразило его! Он жил, ложно уверив себя, что просто живёт с женой, потому что привык к ней. Он не замечал, как много места она занимала в его жизни, в его душе! Она была нужна ему. Нужна всегда. Её смерть он воспринял как её отъезд, ещё не осознав, что из этой поездки она больше никогда не вернётся! Не вернётся! Больше никогда не будет она ходить по этим комнатам, готовить ему, убирать за ним, беседовать с ним. НИКОГДА!

Он подошёл к ванне, открыл дверь и взял с вешалки халат, который так и остался висеть там, потому что некому было убрать и выбросить ненужные уже никому вещи его покойной жены. Ткань халата была мягкой, и даже, как ему показалось, ещё хранила тепло его жены. Он прикоснулся халатом к лицу и вдруг уловил знакомый запах духов. И тогда он не выдержал. Он рыдал, уткнувшись лицом в то, что осталось от женщины, бывшей когда-то его женой…

 

… Женщина была моложе его лет на двадцать. Это было видно сразу. Он случайно познакомился с ней, когда покупал продукты в супермаркете. Она что-то рассыпала, уронив с полки, и он помог ей всё подобрать. А потом они вместе пошли к кассе. Она всё время смеялась, а он всё удивлялся про себя – почему эта молодая, привлекательная женщина всё время говорит с ним, и даже кокетничает? Он почувствовал её кокетство, и это приятно защекотало его нервы. Они вышли из магазина, и он вдруг предложил проводить её, оправдывая свой порыв джентльменством. Он помог ей донести сумку с продуктами до её дома, они шутили и смеялись всю дорогу, представляя, как их могли бы арестовать в магазине за устроенный там бардак. На следующий день он как бы «случайно» встретил её у подъезда её дома, не обмолвившись, что проторчал здесь больше часа. И она узнала его. И снова они смеялись и шутили. А потом были ещё встречи и ещё. Все эти дни он летал словно на крыльях, почувствовав в себе такую кипучую энергию, о существовании которой он уже давно забыл! Он почувствовал себя МУЖЧИНОЙ! И это забытое чувство, эта крохотная надежда на дальнейшие отношения, заставляли его не замечать прошедших дней и ночей. А потом наконец-то пришёл сладостный момент, когда он поцеловал её. И радость от прикосновения к этой, волнующей его мужское естество женщине, затопила его сознание! А потом был секс. Стремительный, короткий, но такой ошеломляюще желанный! И он был счастлив. Он был так счастлив, находясь рядом с это женщиной! Его гордость от сознания того, что он, немолодой уже мужчина, смог заинтересовать и покорить эту молодую, пышущую весельем и здоровьем женщину – его гордость придавала его организму столько сил, что он казался себе молодым, двадцатилетним мужчиной…

 

…В те дни он забыл даже о сыне. Он вспомнил о нём только тогда, когда решил жениться на своей новой подруге. Он позвонил сыну, рассказал ему о предстоящем событии. Тот, помолчав несколько секунд, поздравил его, и сказал, что слишком занят, чтобы приехать на торжество. С тех пор сын ни разу не звонил. Прошёл год. А за ним и второй. Сын не звонил и не приезжал, всё время ссылаясь на занятость. А потом и вовсе переехал на новое место жительство, откуда мог только написать. Но письма так и не прислал. Но это не было тогда главным. После короткого времени, когда молодожёны могли провести вместе, выяснилось, что молодая супруга вынуждена много и часто задерживаться на работе. А потом и вовсе перестала приходить домой. Начались командировки. И на все вопросы мужа, она, смеясь, отвечала, что делает всё только ради него. Что она заботится об их будущем. Но всё чаще и чаще когда она приходила домой, он вместо запаха духов улавливал запах спиртного. И какое-то шестое чувство подсказывало ему, что он в её жизни не единственный мужчина. Но следить он за ней не стал, борясь со своей ревностью. Гордость всё-таки победила.

Как - то, вернувшись с дачи раньше времени, он застал в своей квартире молодого мужчину. Жена объяснила, что это родственник, приехавший их навестить. На следующий день она исчезла со своим «родственником» не забыв прихватить с собой всё, что она считала ценным. Так как квартира и дача были оформлены дарственной на сына, молодой жене было незачем поднимать вопрос о разделе жилья. А потом был развод и давящее чувство скорби от происходящего, которое терзало его душу. Несколько недель он просто лежал на диване в своей снова холостятской квартире. Он не мог понять, почему она так поступила с ним? Что заставило её променять его на другого? И ещё много вопросов роем толпились в его голове. Он всё время вспоминал то короткое, счастливое время своего второго брака. Дни и ночи, проведённые рядом с любимой и желанной женщиной. «Она меня бросила. Зачем ей нужен старик…» Так впервые он сам назвал себя стариком. И с тех пор он стал так думать о себе всегда. Но больше всего ему хотелось, чтобы пришло письмо от сына. Чтобы тот пожалел его, успокоил. А может быть и приехал. И они посидели бы на кухне, выпили бы парочку бутылок пива за мужским разговором. Ему так не хватало сына!

Однажды он проснулся и увидел, что за окном ещё только-только наступил рассвет. Но спать уже не хотелось. Он стал вспоминать, во сколько же открывается почта. Потом поднялся, оделся, неторопливо выпил кружку чая и решил выйти из дома, прогуляться до здания почты. Какая разница, что ещё пять часов утра? Перед кем ему отчитываться, почему он так рано пришёл и ждёт открытия? И, словно окрылённый надеждой, но, сознавая, что обманывает сам себя, что никакого пришедшего и ждущего его там письма нет, - он торопливо собрался и вышел из дома…

…С тех пор прошло пять лет. Каждое утро старик ходил рано утром на почту. И работники почты уже привыкли, что, придя на работу, они видели сидящего на ступеньках здания старика. За эти годы он перестал следить за собой. Одежда его превратилась в старьё, но у него не было желания обновить свой гардероб. Казалось, ничего больше не и интересует его так сильно, как письмо, которое он ждал от своего сына. Но тот молчал. Не писал и не приезжал. С недавнего времени старик сильно заболел. Но он упорно ходил на почту. Некоторые работники, жалея его, стали отсылать его домой, другие считали его повредившимся умом. А кое-кто стал даже называть его «тронутым»… Сегодня старик еле нашёл в себе силы, чтобы прийти сюда. Кашель душил его и мучил. Дождавшись прихода работников почты, старик робким движением тронул за локоть молодую девушку, заходящую последней. Он протянул ей бумажку, где был записан его адрес, и попросил её принести ему письмо, которое должно прийти ему от сына. Девушке было жаль старика, и она пообещала ему выполнить его просьбу. При этом она совсем не верила в то, что у этого человека вообще есть сын. Больше старика никто не видел.

 

Однажды зимой разбирая почту, девушке бросился в глаза знакомый адрес, который она хранила у себя в ящике стола. Это было письмо для того старика, который несколько лет приходил к почте. Девушка взяла письмо и хотела выйти из сортировочной в общий зал для посетителей. И вдруг она увидела за окном стоящего на улице знакомого старика. Она подошла к окну и, улыбаясь, замахала письмом, показывая его. И тут она увидела, что по лицу старика потекли слёзы. Он улыбался и плакал. Она бросилась к выходу, чтобы отдать письмо. Но её ждало разочарование, потому что на улице никого не было. Она удивилась, что старик ушел, не забрав письма, и подумала, что он просто не понял или не поверил своему счастью. И тогда, после работы она пошла к нему домой, чтобы отдать письмо. Но другие люди жили там, и они сказали, что живший здесь больной старик уже давно умер…

… На следующий день девушка, отпросившись с работы, приехала на городское кладбище, нашла могилу старика и положила возле памятника письмо. Посмотрев на фотографию, ей показалось, что старик благодарно улыбался…