Солнце еще раннее и золотит лишь одну, давно беленную стеночку хаты. Где-то еще кричат петухи, кто-то чуть дальше точит косу, а в этой хате тихо, только соловей распелся рядом, но чуть слышно, и еще ветерок похлопывает сохнущей на паркане рубашкой. А рубашка рваная, и не потому что ее не зашивают, а потому что рвутся уже сами нитки и заплаты. И нет в этой хате никого кроме двух сирот и кота, неизвестно когда заведшегося в пустой и голодной хатинке.

Поэтому и не кричит в ней петух, и не возятся куры, и утки не спешат забраться в канаву, и свинья не трется спиной о тополь. Зато цветут вишни в садочке, а на одной стене кто-то нарисовал звезды, месяц и огненный цветочек, а рядом цветы поменьше и потоньше.

Этим утром должны были прийти и прогнать детей с хаты, потому что платить надо всем. Так говорят написано в законах, которые читают те, кто хочет, чтобы ему платили, а если ты не можешь платить, то иди, мандруй, может быть твоя доля где-нибудь за горами, за лесами, а то и за морями синими и глубокими как говорят, как рассказывают.

Собирали сиротки свои пожитки – одну рубаху на двоих, котомку и старые вещи – старенький ножик, и льняную куклу, то что хранило еще следы матери и отца.

Когда солнце забралось на самую свою высокую гору пришли люди, сломали калитку, пнули кота, зашли внутрь и велели убираться….

Пошли сиротки оба одной дорогой, пустую котомку несли по очереди, да за ними еще кот увязался, которому тоже не осталось ни жилья, ни судьбы жить на прежнем привычном месте.

Так долго они шли, и правда дошли почти до гор, хотя наверно, это были всего лишь холмы, и заночевали под кустами лещины, свернулись, чтобы не замерзнуть той не очень теплой ночью, а рядом улегся кот, и тоже серым клубком лежал он, закрыв мордочку пушистым прежде хвостом.

Зажегся месяц, насыпало звезд, и был какой-то треск рядом, но братья спали, как ни в чем не бывало, пусть и были они голодны, но во сне голод дальше, а счастье ближе, чем наяву.

Зато проснулся кот, и по какому-то ему одному ведомому пути побежал в темную ночь, в темный лес. Петлял тропинками, а светлой на полянке встал как вкопанный, принюхался к земле и стал разрывать ее черную лапами, напрягаясь всем своим кошачьим телом от усердия, а рядом рос цветочек, что ночью казался огненным, а каким он был при свете дня не известно, потому что такие цветы вырастают только на ночь, а к утру их уже нет.

Вырылась яма, а из ямы торчал край полотна, схватил кот зубами что-то и побежал назад к сиротскому стану. Поблескивая в темноте будто золотом, будто звездочкой маленькой блестя.

Вот и снова раннее солнце замлело на лесом, только редкая птица напевала что-то, и ни кричали петухи, и никто не точил косы.

Проснулись дети, а уже лежит желтым цветом светя пуговица, старинная, как будто с гайдамацких времен дошедшая.

Странно им было ее увидеть, странно увидеть кота, который вдруг схватил ее и, пройдя около сирот, побежал опять в лесную гущу. Побежали и дети за ним. Что им еще оставалось, ведь уже последнее счастье сна растаяло в солнечных лучах, а голод стал явью, и больно крался от живота к сердцу?

Уже не было цветка на поляне, а вот торчал край рубахи, и как будто чья-то рука под ней виднелась. Страшно стало братикам. Да нечего делать, надо жить, а бояться сиротам нечего больше, чем своего сиротства. И старым ножиком они рыли землю, позабыв про все на свете, а потом добрались и до шапки, и к вечеру выкопали они одежду, но тот кто в ней был будто растаял. Была та одежда с золоченными пуговицами, вытянули ее дети на верх, и увидели черный сход вниз. Им стало страшно, и ночь уже светила месяцем, но и сил у них уже не было даже на то, чтобы уснуть…

Первым кот запрыгнул в яму, за ним старший брат полез, а там и младшенький, с котомкой и пуговицами в ней золотыми…

То падали они, то наоборот поднимались, то в тесные лазы протискивались с трудом, а то и попадали в широкие пещеры, где даже встать могли, а потом вдали засветило что-то, словно слабое утреннее солнце…

И увидели они как будто хату свою, только больше, всю белую-белую, в красивых цветах и золотом месяце. И когда вошли братья в открытую дверь, то вот - сидит отец и улыбается, и мать уже к ним подбегает, захлопотавшаяся…

Где же вы были без нас? – спрашивают, - у нас же здесь хорошо. Красиво, тепло и всего вдоволь, только вас не хватало и котика.

А котик уже под ногами так и вьется, так и мурлычет.

Села вся семья за стол, и на золотые пуговицы смотрят, улыбается отец: это моего деда пуговицы, мы их специально вам оставили, чтобы легче нас было найти…

Через сколько-то дней проезжала панская охота через тот лес, и увидели охотники, огромную промоину в земле. Как будто рожала земля что-то, а внизу той огромной ямы обнаружили тела двух взрослых, а еще двух детей, и почему–то кота, который как будто пригрелся на коленях у одного из братьев.

Был вызван асессор, составлена запись, ну и все – пригнали людей забросали яму землей с бревнами, навалили кругом леса, чтобы не повадно было никому ходить туда, и пошли гулять в народе страшные сказки о том темном лесе.

Да вот когда солнце всходит, за ним следом идет по небу семья, позади серый пушистый кот. И веселы они и счастливы, и никакие горести и страхи им неведомы. А когда солнце заходит, то они ложатся спать на перину из облаков и тонкими облачками укрываются. И тогда им светит месяц и все небесные звезды. И мурлыкает во сне кот…