Это было десять лет назад после кризиса девяносто восьмого года. Я зашёл в свой, недавно отремонтированный кабинет. Включил свет. В углу тусклый дисплей компьютера освещал ворох бумаги на столе. Настроение было прескверное. Этот кризис добил меня. Подписчиков моего журнала не стало. Поставщики бумаги снова подвели. А тут ещё проблемы с налоговой инспекцией. В общем такая же поганая ситуация как и по всей стране. Я сел за стол. В груди всё кипело. Хотелось наброситься на кого-нибудь с кулаками и дать ему в морду, а потом долго бить лежащего на полу и умоляющего о пощаде, до тех пор, пока он не отключится. Я протянул руку к книжной полке, и открыл, чтобы успокоиться, одну из книг. «…Следствия были ужасны. Не умев защитить мужа силы, достойного стратига и властителя, войско пришло в неописанное смятение; надежда, мужество, устройство исчезли. Злодейство и Заруцкий торжествовали ; грабительство и смертоубийство возобновилось не только в сёлах, но и в стане , где неистовые казаки , расхитив имение Ляпунова и других , умертвили многих дворян и детей боярских . Многие воины бежали из полков , думая о жизни более , нежели о чести, и везде распространили отчаяние ; Лучшие, благороднейшие искали смерти в битвах с ляхами… В сие время явился Сапега от Переславля, а Госевский сделал вылазку: напали дружно, и снова взяли всё от Алексеевской башни до тверских ворот, весь Белый город и все укрепления за Москвою-рекою. Россияне везде противились слабо, уступив малочисленному неприятелю и монастырь Девичий. Сапега вошёл в кремль с победою и запасами. Хотя Россия ещё видела знамена свои на пепле столицы , но чего могла ждать от войска, коего срамными главами оставались тушинский лжебоярин и злодей, сообщник Марины , вместе с изменниками, атаманом Просовецким и другими , не воинами , а разбойниками и губителями ?

И что была тогда Россия? Вся полуденная беззащитною жертвою грабителей ногайских и крымских : пепелищем кровавым , пустынею ; вся юго-западная , от Десны до Оки , в руках ляхов , которые , по убиении Лжедмитрия в Калуге , взяли, разорили верные ему города : Орёл, Болхов, Белев, Карачев, Алексин и другие; Астрахань, гнездо мелких самозванцев как бы отделилось от России и думала существовать в виде особенного царства, не слушаясь ни Думы боярской, ни воевод московского стана; шведы, схватив Новгород, убеждениями и силою присваивали наши северо-западные владения, где господствовало безначалие, - где появился ещё новый, третий или четвёртый Лжедмитрий, достойный предшественников, чтобы прибавить новый стыд к стыду россиян современных и новыми гнусностями обременить историю,- и где ещё держался Лисовский с своими злодейскими шайками. Высланный наконец изо Пскова и не впущенный в крепкий Иваньгород, он взял Вороночь, Красный, Заволочье; нападал на малочисленные отряды шведов, грабил, где и кого мог. Тихвин, Ладога сдались генералу Делагарди на условиях новгородских; Орешек не сдавался…»

Я был потрясён. Да как же жили тогда люди? Неужели никто, никто не смеялся, люди не влюблялись друг в друга. И, не так ли будут думать о нашем времени кризисов и разрухи?

Зажужжал телефонный звонок. Слышимость была плохая. В трубке что-то трещало и щёлкало. Мужской голос с явно малороссийским акцентом поинтересовался, с кем он имеет дело: «…Это Николай из Донбасса. Геннадий, это ты?- сильно налегая на фрикативное «г» продолжал басить далёкий собеседник.– Мы приезжаем через два дня. Хотелось бы договориться о встрече».

Когда-то встреча с ним принесла мне удачу, но сейчас по прошествии стольких лет? А вдруг они решили взыскать с меня ещё и мою долю, пришло мне в голову? Я заволновался.

------------------------------------------- ------------------------------------------- ---------------------------------------

…Это случилось сразу после того, как перекопанный вдоль и поперёк, вздыбившийся конусами угольных терриконов и колоннами металлургических труб Донбасс осознал , что он уже не «всесоюзная кузница», что нормальные люди разговаривают с гуцульским акцентом и что Запорожская Сечь – это украинская Антландида.

На ступеньках плохо освещённого подъезда сидели двое: он и она. Подъезд был обшарпанный, стены исписаны ругательствами, входная дверь сломана, окна на лестничных площадках выбиты. Девушка в простеньком ситцевом платьице с накинутом на плечи мужском пиджаке держала в левой руке маленький букетик цветов, парень в синей хлопчатобумажной футболке держал в руках гитару. Он вдохновенно пел, чередуя «мы в Кабуле сражались как звери» с «менты меня на зону не посадют», а с верхней площадки с завидным постоянством в его адрес неслись проклятия со стороны возмущённых соседей.

«Коля,- произнесла девушка после очередной трогающей за душу песни,- я подумала над твоим предложением, и я согласна». Коля прекратил петь на минуту, а потом извлёк из своей гитары такой мощный аккорд, что на всех этажах захлопали двери и подобно горной лавине целая демонстрация жильцов ринулась вниз, «грозя надрать уши наглым молокососам, устраивающим концерты, когда все нормальные люди уже спят». Распугав сидящих у крыльца кошек, Коля и его невеста выскочили из подъезда в беспросветную темень улицы, на которой, как и всюду в городе, не горело с недавнего времени ни одного фонаря.

На следующий день в Колиной квартире проходило совещание. Принимали участие: сам Коля, его отец, дед Миша и Первухин. Мать от переживаний слегла и лежала в соседней комнате с компрессом на голове. Отец, одетый в рабочую робу, сидел на колченогой табуретке и нервно курил, дед в пиджаке с красно-зелёно-жёлтыми орденскими планками сосредоточенно нарезал сервелат, качок Первухин в полосатых спортивных штанах и красной безрукавке открывал мускулистой рукой консервную банку с бычками в томатном соусе. Мать от переживаний слегла и лежала, постанывая и причитая, в соседней комнате с компрессом на голове.

- Считаю так,- опрокинув в рот второй по счёту стакан первача, заявил Первухин,- на сегодняшний день, работая в шахте жениться нельзя.- Он быстро задвигал желваками, нажевывая очередной огурчик, и медленно по буквам произнёс: Би-зн-ес-ом надо заниматься.

- Я когда встретил Валю-покойницу, - крякнул дедушка Миша-пасечник,- всего одну гимнастёрку имел, да у неё было два платьица. Так и жили.

- Бизнес - то бизнес, но что за бизнес,- покачал головой отец.- На чём бизнес?

- Значит так,- стукнув для пущей убедительности своим огромным в морских татуировках кулаком о стол, сказал Первухин, - пойдём к Закрющенко. Ну, вы его знаете. Я с ним в одной роте служил. Он сейчас отделение «Приватбанка» здесь возглавляет. Скажем так, сын Пантелеймона Михайловича, знаменитого нашего бригадира, решил жениться. Нужны деньги для начального капитала. Потом едем в Москву. Закупаем товар. Здесь продаём.

 

В среду после обеда Николай с отцом в полосатых галстуках и Первухин без галстука (из-за своей огромной бычьей шеи он не мог застегнуть верхнюю пуговицу ни на одной из своих рубашек, да и вообще любой галстук болтался на его шее как салфетка) отправились брать ссуду. На улицах города развивались только что вывешенные вместо красных, жёлто- синие полотнища. «Такое впечатление,- сказал Первухин,- словно нас захватили иностранные войска». «И по телевизору вдруг все по-украински заговорили,- продолжил Николай, вздохнул и добавил,- а Ленка, невеста моя, ничего не понимает. Они с Севера приехали».

В бывшем здании горкома ВЛКСМ, где когда-то школьниками все трое получали красные корочки, теперь стрекатали счётные машинки и гудели мониторы компьютеров. «Ну, с богом,- исчез за высокими полированными дверями Первухин. Несколько минут всё было тихо. Потом раздалось какое-то рявканье, шум от двигаемого в сторону то ли шкафа, то ли стола, звон разбитого стакана. Когда Николай с батей открыли двери, они увидели большой кабинет. В центре располагался массивный письменный стол с пресс-папье и подставкой под ручку, за ним было огромное окно, через которое было видно городской парк, слева стоял большой кожаный диван, справа на полу лежал белобрысый человечек в галстуке, которого прижимал к полу Первухин.

- А, Закрющенко, салагой у меня в роте был. Кому, гад, «дедушке», своему отказываешь?…

- Ну а залог у вас какой есть?- задыхаясь между бицепсов и трицепсов, пищал Закрющенко.

По полу покатилась, отскочившая от его белой наглаженной рубашки пуговица. «Ой-ой. Мне больно»,- завопил он. В кабинет ворвался охранник.

-Что здесь происходит? …Всем поднять руки…Я не шучу....Буду стрелять на поражение.

-Нет, нет, это не попытка ограбления. Просто дружеская беседа,- попробовал успокоить его Первухин.

-Руки, руки. Я сказал,- охранник переводил взгляд с одного «посетителя» на другого.

Закрющенко встал, оправился, сел за стол.

- Пока ты прибежишь, меня уже пять раз убьют, идиот –он бросил пресс-папье в охранника.

- «ЗИМ » у меня есть,- перевёл тему разговора Николай.

- А, драндулет на котором тебя отец в школу привозил, - поправляя галстук, и стараясь отдышаться, прореагировал бледный, с выступившими капельками пота Закрющенко.- Не годится.

 

Сразу после этого под улюлюканье и гогот многочисленной охраны ребят вытолкали взашей из здания банка. «Слушай, Первухин,- завёл речь на обратном пути Николай,- так дело не пойдёт. Может, ты и с покупателями будешь потом так обращаться? Свадьба моя и парадом потому буду командовать тоже я». «Был у меня в молодости дружок Васёк,- мечтательно закатив глаза, произнёс папаша. - Бывало, выйдем после получки на шахтный двор. Голова болит, настроение никудышнее. Ну и давай лечиться. …Есть закурить? Ты, из какой лавы? Кто бригадир? …И в лоб, и по шее. Раз на главного инженера так нарвались, чуть не уволил. Было же время. Взаимное уважение. Не то, что сейчас».

Вечером пришёл Костиков, как всегда с плеером и кассетами, торчащими изо всех карманов.

-Как дела?- обратился к нему Первухин.

Костиков молча раскачивался, показывая рукой на наушники. Прошло пять минут.

-Девочку сегодня встретил. Это что-то потрясающее. Фигура Анжелики Варум, губы как у Дайаны Росс, - громко, как говорят глухие, сказал вдруг он.

А нос как у Орбакайте,- грустно отозвался Николай.- Это чучело какое-то получается, а не девушка. Ты меня слышишь?

- Ну, всё я готов, - снял наушники, но, продолжая поддёргиваться в такт только ему известной мелодии, сказал Костиков.- Вот и вещи собрал,- и он указал на висящую, на плече маленькую сумочку. - Ну, когда едем?

- Да закройся ты,- одновременно с разных концов комнаты рявкнули на него Николай и Первухин.- Сегодня Николай позвонил Лене,- взяв палочку, чтобы почесать спину (бицепсы не позволяли сделать это обычным способом), - объяснил ситуацию Первухин.- Она с ним невнятно поздоровалась. Разговаривала нехотя, и в конце не сказала «целую».

- Целовать, не баловать, - процитировал строчку из песни Костиков - Ну и что из этого?

- А то, что он сходил к ней,- тут Первухин стал чесать той же палочкой свой второй бок.- Она сказала, что устала сегодня на работе, и всё такое прочее. Вообщем помирились. Но чует моё сердце серьёзного разговора им не избежать (Первухин недавно развёлся и потому считал себя докой в подобных вопросах).

- Нет, всё таки я её не достоин. Это само совершенство,- меланхолически рассуждал сам с собой, сидя на диване Николай.

- Так мы едем или не едем,- не выдержал, наконец, Костиков и даже снял наушники с ушей.- Я уже отгулы взял, а вы мне: «сказала целую… не сказала целую».

- Ещё один мой армейский салага открыл ларёк на базаре,- сказал, откусив огромный кусок от яблока, Первухин.- Я с ним уже разговаривал.

- Деньги получаем завтра с утра. Форма одежды инкассаторская,- объявил Николай.

Завтра встретило их амбарным замком, висевшим на дверях нужного ларька. Объявление, пришпиленное на дверях того же ларька, извещало о том, что владелец извиняется перед потенциальными покупателями: в ближайшие дни по техническим причинам торговля производиться не будет.

- Обманул гад, обманул,- обескуражено причитал Первухин, когда все уселись в блестящий , полученный ещё дедом-стахановцем, «ЗИМ» пятьдесят восьмого года выпуска. –Достану, голову откручу.

- Успокойся,- прервал его истерику Николай.- Делаем так. Костиков продаёт свою аппаратуру, мне деньги дед Миша даст (он в прошлом году удачно на базаре мёд продал), Первухин продаёт разборную штангу и тренажёр для «крыльев» спины.

- Да я тренажёр только на прошлой неделе купил. Ещё и позаниматься толком не успел,- забасил Первухин.

- Что значит, продаёшь аппаратуру. Да ей цены нет. Я её знаешь, с какими трудами собрал,- визжал Костиков…

 

… Они выехали утром, когда розовое солнце едва оторвало голову от подушки горизонта. Первухин взял с собой килограмм сала, Костиков ящик с кассетами, а Николай фотографию Лены и брошюру «Энциклопедия юного семьянина». Проехали Константиновку, Дружковку, Краматорск, Славянск. До Харькова они доехали без приключений, но уже через десяток километров от него их ждал сюрприз в виде прямоугольного здания из белого кирпича. Вновь образованная украинская таможня «оседлала» ещё одну трассу, ведущую в сторону «москальского» соседа. Над таможней развевалось жёлто-синее полотнище, а из громкоговорителей неслись какие-то «гопаки» и песни в сопровождении бандуры. Гигантская автопробка, состоящая из непрерывно сигналящих грузовиков, матерящихся водителей, каких-то повозок с картошкой и двух или трёх автобусов со школьниками. По всей видимости, машины уже долго стояли здесь. Кое-кто из водителей жарил шашлыки, другие играли в карты. На капотах сохло свежевыстиранное в пруду рыбколхоза бельё. Первухин и Костиков пошли в голову колонны, Николай остался в машине слушать радио. Через некоторое время прибежал Костиков: «Поехали быстрее. Здесь теперь таможню организовали. А Первухин ещё одного своего однополчанина встретил. Он теперь таможенником работает. Так нас по блату пропустят». Николай снялся с «ручника», нажал на акселератор и по обочине «ЗИМ» стал пробираться вперёд.

«Сюды, сюды, хлопцы,- призывно махал им руками рыжий и тщедушный мужичок в непонятной форме.- Вон туды ходте. Первухин уже тама». «Самый никудышний «карась» у нас был. Говорит работы в колхозе нэма, так он пошёл сторожем на таможню, - пояснил Первухин, стоявший у свежевыкрашенной конторы, где на месте «вся власть советам» теперь висел в форме сломанной вилки трезуб, сваренный из обрезков каких-то ржавых труб. В кабинете начальника сидел человек с висячими запорожскими усами и в красных концертных шароварах. «Ну що хлопцы,- он сделал широкий жест рукой, указывая на развешанные по стенам портреты других дядек с такими же висячими усами.- вот и маемо вильну Украйну». На столе у начальника лежала стопка книг: «Влияние украинцев на культуру древних шумеров», «Украинская диаспора в постледниковый период», «К вопросу о мнимой схожести русского и украинских языков».

Они пошли осматривать автомобиль. Было извлечено незаконных предметов на несколько тысяч условных денежных единиц молодого независимого государства, а именно: две лишних канистры бензина, подлежащих конфискации, а также выходящий за пределы нормы килограмм сала, подлежащий той же процедуре. Вылить на землю или сдать лишний бензин Первухин согласился без особых возражений. Хотя, почему он должен отдавать кому-то купленное за его кровные деньги топливо, было непонятно. За то насчёт сала он был категорически против. Он заявил, что съест его излишки на территории Украины и тем самым экономический ущерб государству путём вывоза стратегического сырья за рубеж нанесён не будет. В обычное время это не представляло бы для него никакого труда, но он только что позавтракал. Была составлена комиссия, заведён протокол уничтожения, прекращен досмотр остальных автомобилей. Первухин приступил к поеданию в 10.46. Первую треть он съел за 26 минут, вторую - за сорок. Третью же не мог одолеть уже второй час. Наконец он сдался и попросил головку чеснока. Несколько раз он откусывал от этой головки, и в один прекрасный момент, к своему удивлению, обнаружил, что съел весь кусок сала и даже немножко с обёрткой.

Их, наконец, оставили в покое. Но на последок озлобленный Первухин сделав хитроумный манёвр разбил фару таможенному «УАЗику», и, нажав на газ, исчез на российской территории. Трасса была в хорошем состоянии. Машин почти не было. Стрелка спидометра указывала почти на сотню. Первухин сосредоточенно крутил баранку, Костиков, сидящий на переднем сидении, вертел ручку приёмника, ища очередной хит-парад, а Николай – сзади рассматривал фотографию невесты Лены и томно вздыхал по любимой. Друзья проехали Орёл, Тулу. Перед закатом их чёрный блестящий «ЗИМ» въехал в Москву.

 

Восемь лет назад я по заданию газеты, в которой тогда работал, поехал в один из клубов, где должна была состояться презентация нового диска одной из популярных молодёжных групп. Был я человек холостой. Только недавно закончил университет. И устроился в газету. Мечтал сделать имя на журналистском поприще и не жалел для этого сил. С трудом, найдя парковку для своего «Москвича», доставшегося мне от дяди, который уехал в США; я вошёл в большое серое здание, внутри которого масса молодых людей с пирсингом во всех возможных и невозможных местах, перемещающихся с поразительной скоростью, являла собой прекрасную иллюстрацию изучаемого в школе хаотического броуновского движения молекул.

-Извините, вы не скажите, где я могу найти певицу Софи,- спросил я какую-то рыженькую девушку, спускающеюся по лестнице с мороженым в руках. – Я корреспондент. Мне нужно у неё взять интервью.

-Понятия не имею,- девушка облизала мороженое, улыбнулась, развела руками.- Она то там, то здесь. Её все ищут.

Миленькое личико, украшенное дюжиной веснушек, стройные ножки, симпатичная жёлтенькая блузка. Определённо она была в моём вкусе.

-Вы интересная девушка,- я прокашлялся и поправил узел своего галстука. - С удовольствием обсудил бы с вами наедине творчество Софи.

-А вы как фанат её песен, или только по долгу службы интересуетесь?

«Определенно неглупа»,- подумал я.

- То, что слышал, мне нравится.

-Ну, хорошо с вами болтать, но мне некогда.

- А как насчёт моего предложения?

-Я,- девушка застучала каблучками по лестнице,- по-ду-маю.

«Даже не спросил, как её зовут,- подумал я.- Балда».

 

Продюсер Софи оказался толстым с банданой на голове небритым мужчиной.

-Не знаю, что и сказать,- он сидел за большим письменным столом и крутил в руках золотой паркер,- пять минут назад тут была...Я понимаю, что нехорошо получилось…Я понимаю, что договаривались…Сейчас ей позвоню...Алло, Софи…Тут журналист пришёл….Не кричи… Я тоже устал …Что? …Точно? ....Она извиняется…,- паркер упал под стол. Продюсер полез за ним.- Сегодня, - шумно дыша, он вылез из-под стола, и снова уселся в кресле. В девять она поёт в ресторане «Ватерлоо.

- Спасибо и на этом, - я хлопнул дверью и вышел в прокуренный коридор. «Ну, я вам сделаю раскрутку. Нашли, понимаешь, мальчика на побегушках. Такую разгромную статью напишу, вам и не поздоровится». На выезде из парковки от злости я чуть не протаранил перегородившую выезд зелёную «волгу», а когда водитель наполовину высунулся из окна, высказал ему всё, что накопилось у меня в душе.

 

Уже в восемь тридцать я был в зале ресторана «Ватерлоо». Колонны с лепными украшениями в стиле пятидесятых годов, помпезная люстра, изящно сервированные столики. Я занял угловой столик, официант положил передо мной обширное меню: «Прекрасная кухня, замечательный повар, всё самое свежее». Я осмотрелся по сторонам. В центре сидела шумная компания кавказских людей. Ближе к центру трое мужиков усиленно налегали на бутылку «Смирнова», закусывая её солёными огурчиками и грибами. Я посмотрел на стоящего передо мной официанта: «Мне чашечку кофе» Белобрысый официант мгновенно поменял тон с угодливо-подобострастного на нагло-развязный.

- Молодой человек, у нас не кофейня, а солидный ресторан.

- В солидных ресторанах клиентам не делают оскорбительные замечания по поводу выбранных им блюд.

-Я сообщу об этом метрдотелю.

-Да хоть господу Богу.

В этот момент на сцене появились музыканты. Одетый в белый костюм пожилой саксофонист и молодой пианист в белой рубашке с бабочкой. «Непревзойдённая Софи…,- саксофонист обозначил паузу.- Песни из нового альбома». Раздались аплодисменты. На сцену выпорхнула одетая в серебристое облегающее платье певица. Я узнал в ней рыжеволосую девушку, с веснушками на миленьком носике. Теперь она изображала инопланетянку. Её песня о неземной любви мне была знакома уже давно. Я считал её, несомненной удачей, хотя слова припева, казались мне немного неуклюжими. Софи спела ещё одну песню, и стала раскланиваться (за ней должен был выступать бородатый мужик с золотой цепью на шее).

-Софи, давай поцелуемся,- нетвёрдо стоящий на ногах мужик, с бутылкой «Смирнова» в руке, поднялся на сцену и облапил певицу. Стоящий рядом, с букетом цветов брюнет в костюме-тройке, заломил мужику руку и сбросил его со ступенек. С ближайшего столика к сцене подбежали собутыльники упавшего мужика. Один из них дёрнул брюнета за рукав. С криком «Гарика бьют»,- повскакивали со своих мест кавказцы. Раздался звон разбитых фужеров, матерные выкрики. Началась потасовка. Я выскользнул из зала, надеясь перехватить Софи, и задать ей пару вопросов, но её уже не было. На следующий день я снова приехал к продюсеру Софии. Увидев меня, он встал из-за стола. «Не волнуйтесь. Сейчас я её позову». В кабинет вошла Софии. Сегодня она была одета в белое платье с воланом. В ушах были большие, по моде того времени, клипсы. Я был потрясён. Сердце стало биться сильно-сильно. Она протянула мне руку:

-Простите, что так произошло вчера. Я не знала, что вы тот самый журналист.

-Ничего страшного. Я вчера был в «Ватерлоо». Софи из-за вас

мужчины готовы убить друг друга.

-Нет, есть просто невоспитанные поклонники. А если вы имеете в виду Гарика, то это действительно проблема. Не даёт мне жизни. Мой продюсер сейчас этим занимается.

Мы поговорили ещё полчаса об её творчестве, планах на будущее, музыкальных предпочтениях. Она сказала, что поёт сегодня в казино. Я сказал, что буду там обязательно. Когда я вышел из клуба, ко мне подошёл какой-то мужичонка в надвинутой на глаза клетчатой кепке.

-Слышишь, чувак, тебя что-то часто возле Софи стали видеть,- он крепко держал меня за ворот моей рубашки.

- Потише, любезный, мы с вами вместе свиней не пасли, чтоб вы со мной так разговаривали,- я сбросил его руку. -И вообще я журналист.

-Смотри журналист, ещё раз Гарик узнает, что ты крутишься возле Софии, пеняй на себя.

 

Вечером я приехал в казино, Дождался выступления Софии, и первым вручил её букет цветов. «Я скоро выйду, и мы можем поехать куда-нибудь перекусить»,- шепнула она мне. Я вышел на улицу, закурил. Внезапно что-то тяжёлое ударило меня по голове, я потерял сознание.

 

Очнулся я возле какой-то пропахшей мочой стены, оттого, что кто-то тряс меня за плечо. Я увидел над собой несколько человек. Один, который побольше, вытащил изо рта жевательную резинку:

- В машину бы его, да в больницу, а то ещё отдаст концы прямо здесь.

- А она ещё говорит, я бы хотела жить в Москве. Преступность прямо среди белого дня,- добавил второй поуже в плечах.

- Не надо меня в больницу,- едва двигая губами, пролепетал я,- отвезите меня домой. Грузинская-2,дом 45, квартира 34.

«Кто ж тебя так?- спросил меня вечером Костиков, с которым, как и с Николаем, и с Первухиным я уже успел к тому времени познакомиться. «Есть тут один. Гариком зовётся»,- кряхтя и охая, ответил я, после того как меня переложили с кровати на диван, чтобы я мог посмотреть телевизор. «Шахтёры» прожили у меня ещё три дня. Я помог им выгодно скупиться и к среде их блестящий «ЗИМ» был похож на чемодан, перетянутый ремнями, из которого во все стороны торчат части непоместившихся брюк, рубашек и свитеров. Казалось, что он был частью свадебного кортежа. С развевающимися как положено во все стороны разноцветными ленточками и бечёвками многочисленных упаковок, полосатых сумок и тюков. Я любезно попрощался с ними, и они уехали…

 

- Подъехал микроавтобус. Из него выскочило пятеро лбов. Первухин и Николай как раз пошли перекусить. Разбили стекло, вытащили меня из машины, стали вещи перегружать.

- Хорошо хоть машину не увели.

- Да хотели. А один говорит: «Гарик не велел». Ты нам как раз про него говорил, правильно?

- Да есть тут один гад

- Вези нас к нему,- разгорячился Первухин, мы из него котлету сделаем.

- Вы чё, пацаны,- опешил я.- У него серьёзная организация.

- Я в погранвойсках служил. Костиков - в ВДВ. Мы ему покажем серьёзную организацию. Я невольно поддался общему порыву. «Действительно, мужик я или нет».

 

Через полчаса мы были в ресторане «Ватерлоо». Возле парадного входа стоял швейцар. Он показался нам подозрительным. Мы обошли здание, и зашли с заднего хода. Ребята зашли на кухню. Я пошёл в каморку музыкантов (иногда Софи приходила часа за два-три до начала работы). Дверь была заперта. Я взглянул в зал: там сидело несколько парочек. Я пошёл назад на кухню. Вдруг стук вилок, ножей прекратился. Раздался какой-то приветственный гортанный крик. Я снова посмотрел в замочную скважину двери, что вела в зал. Прежних посетителей как ветром смело. Вдоль проходов стояли дюжие парни с пистолетами, а в мою сторону важно шествовал сам Гарик. Со стороны кухни тоже послышались чьи-то шаги и какой-то, судя по голосу, тоже житель гор крикнул: «И тут тоже надо осмотреть». Ничего другого как юркнуть в банкетный зал и там спрятаться за штору мне не оставалось. Через 10 минут туда вошёл Гарик и ещё двое.

- Послушай, Гарик. У нас тебя очень уважают. И брата твоего, пусть Аллах сделает его жизнь сладкой как халва, мы все ценим. Ты знаешь сейчас положение в Баку.

- Что за просьба?

- Оружие надо. Много оружия.

 

Затем бандиты стали обсуждать подробности доставки и приобретения оружия. Азербайджанцы предлагали «найти концы» в Дагестане. Гарик предлагал дать взятку в Москве. Минут чрез тридцать Гарик извинился и вышел из помещения. Оставшиеся двое бандитов заговорили на азербайджанском языке. Прошло ещё десять минут. Один из них от нечего делать стал ходить по комнате; переставлял столы, расставлял картины, что висели на стенах. Затем внезапно отдёрнул штору, за которой я так хорошо стоял. «Где шеф? Он давно ушёл?», - набросился я на него. «Ты смотри, как у Гарика охрана хорошо поставлена!» - их восхищённое цоканье было последним из того, что я услышал до того, как выскочил из банкетного зала. В коридоре по дороге к запасному выходу я наткнулся на своих донбасских друзей, которые тащили на себе какой-то тюк.

Как оказалось, заметив неладное, ребята юркнули в туалет. Там Костиков предложил одеть заранее приготовленные чулки с прорезями для глаз и быть готовым к захвату. Вдруг в туалет вошёл какой-то южный человек в дорогом костюме. Увидев людей в масках, он побелел, руки затряслись: «Я же говорил Рябому, что обязательно отдам его долю»,- жалобным голосом, умоляюще сложив руки, произнёс он. «Говори, где Гарик»,- Первухин

Сделал ему подсечку. Мужик упал на пол, больно ударившись головой о бетонный пол. «…Я… я Гарик»,- застонал он. Ребята скрутили его. «Я всё отдам. В Лужниках, в Лужниках всё находится».

Я вовремя присоединился к новоявленным террористам. Гарик, в спину которого упирался фломастер (как бы пистолет), крикнул своим мордоворотам на стоянке, что он скоро вернётся. Старенький «ЗИМ» зарычал, фыркнул несколько раз и понёсся по указанному адресу. Через полтора часа мы были обладателями симпатичного коричневого кейса, набитого пачками со стодолларовыми купюрами. Стоимость украденного товара была компенсирована с избытком и ребята склонялись к тому, чтобы отпустить гангстера. Я подивился их наивности. «Заприте его в ванной. Нам есть, что обсудить»,- предложил я.

Они сидели передо мной довольные, улыбающиеся. Этакие новоявленные Рокфеллеры. Костиков мечтал, какой прекрасный пункт звукозаписи он сможет открыть («это ж подумайте, да тут денег …вагон кассет купить можно»), Первухин описывал будущие тренажёры и себя во главе команды шварценеггеров, а влюблённый Николай уже покупал двухэтажный домик на окраине родного города и драгоценности для жены-красавицы. «Друзья, - обратился я к ним.- Положение не так безмятежно, как вам кажется. Не думайте, что если вы отпустите, его он оставит вас в покое». «Так что убить его,- выкрикнул Николай.- Я на это не пойду». «Я не говорю убить. Но сейчас главное - прикрыться им как щитом, покинуть Москву и укрыться у вас в провинции.…Ну а там посмотрим».

Мы выехали под утро. Я рассчитывал, что бандиты не смогут перекрыть все выезда из гигантского мегаполиса, но ошибся. Через 20 километров от Садового кольца за нами увязалась синяя «тойота». Те пируэты и хитроумные попытки, оторваться, которые мы выделывали на дороге, могли бы с успехом конкурировать со сценами погони из какого-нибудь гангстерского фильма. Закончилось тем, что наш старенький «Зим» заглох возле какого-то полустанка. Мы бросились к ж.-д. платформе, таща за собой грузное тело Гарика (Николай скормил ему до этого пол - пригоршни снотворных таблеток). Остановившийся поезд до нужного нам места. Проводник получил традиционную взятку, и мы, закрыв за собой двери купе, «выпали» на полках, резво стучащего по шпалам скорого поезда «Москва-Ростов ».

Человек восточного вида открыл дверь грохочущего тамбура. Он посмотрел в пыльное узенькое окошко вагона, затянулся дешевенькой сигареткой. Было видно, как быстро пробегают мимо поля, рощи, дороги и мосты. Человек, а это был один из посещавших «Ватерлоо» азербайджанцев, искал Гарика. Он точно знал, что его везут в этом поезде. Какие-то пацаны (а с другой стороны, если посмели поднять руку на такого человека, может и солидные люди) похитили Гарика. Без Гарика становилось невозможным выполнить «оружейную» миссию. А раз так, значит он, Гейдар, несерьёзный человек. С ним не будут иметь дело. И прощай мечта о доме в центре Баку, о хорошей должности и т.д. Сейчас Гейдар внимательно смотрел на сидящих, лежащих, играющих в карты, жующих пассажиров. Плацкартный вагоны подходили к концу. Скоро были должны начаться купейные. Тут его внимание привлекли какие-то люди в полувоенной форме. Ему показалось, что говорят по-армянски. Проходы были заставлены огромными деревянными ящиками, на которых проглядывала плохо стёртая армейская маркировка.

-Если в Ростове пересадку делать, то это сколько часов до Еревана ехать надо?- осторожно подбирая слова, с сильным акцентом спросил он.

- А ты случайно не азербайджанец?- тоже с акцентом, но другим, задали ему встречный вопрос…

 

Вечером по «Новостям» уже показывали горящий поезд, и диктор рассказывал о внезапно вспыхнувших посреди степи беспорядках, а на экране, на фоне горящих вагонов стреляли неизвестно откуда взявшиеся пулемёты и летали вертолёты без опознавательных знаков…

Мы добрались до русско-украинской границы часов через десять после бегства из загоревшегося поезда. Ехали на автобусе, потом пешком. Трое несли попеременно «отключившегося» Гарика, четвёртый - деньги и драгоценности (Гарик выдал место под Белгородом, где находилась «касса» его банды).Деньги и драгоценности несли в двух чёрных «дипломатах».

Наш автобус остановился у недавно отстроенного КПП. Тогда я ещё не знал, что ребята уже бывали тут. Водитель с документами пошёл в будку начальника, а к нам в автобус зашли два стриженных ушастых солдатика срочной службы, ищущих контрабанду и контрабандистов. Из конторы вышел пузатый начальник с казацким «оселедцем» на голове. Сонными рыбьими глазами он уставился на грязный рейсовый автобус. Вдруг он побледнел, потом покраснел. Глаза налились кровью. «Назад.… Держи их»,- стал он орать на закончивших досмотр и вышедших из автобуса подчинённых. В окнах замелькали испуганные лица «шахтёров». Они тоже заметили «защитника» украинского сала. Сергей побежал в кабину водителя. Ключ зажигания был на месте. Остальное было дело техники.

Через полтора часа на огромной скорости, оставляя за собой шлейф из пыли и выхлопных газов, к таможенному пункту подъехало несколько джипов. Как оказалось потом, в украденных из «ЗИМа» вещах был и паспорт Костикова, а там, естественно, значился его адрес. Раздосадованный происшествием с автобусом новоявленный «запорожский казак» на этот раз-то решил показать свою силу; да ещё и по отношению к «москалям». Он приказал всем выйти из машины. Бритоголовые детины несмотря на жару одетые в «кожу», и несколько кавказцев с мутными от анаши глазами выползли из «тачек». «Вы уси знаходэтэсь на Украйни»,- начал было читать лекцию начальник. Кто-то из бандитов смачно сплюнул на землю. Другие дружно заржали. Таможенник понял, что нашёл себе неблагодарную аудиторию для лекций о предпочтительности чернозёмов Украины в противовес суглинкам российского Нечерноземья и приказал начать досмотр джипов.

«Граната»,- вынырнул откуда-то снизу весь в масле и солидоле, солдатик. «А вот ещё одна и магазины от «Калашникова»,- недоумённо моргая глазами, показался из другого джипа второй досмотрщик. «Что контрабанда?- уперев руки в боки и явно ощущая себя американским шерифом, закричал начальник.- Арестовать их»… Через несколько минут избитые таможенники катались по земле, воя от боли, а сам начальник, связанный по рукам и ногам, мычал и силился языком выдавить вставленный в рот и хорошо закреплённый кляп. Здание таможни горело с нескольких сторон. Колонна мафиозных иномарок, разрывая пасторальную тишину сельской местности рёвом моторов, устремилась в беззащитный шахтёрский город.

Мы все сидели в квартире Николая и праздновали после бурь далёких странствий благополучное возвращение в тихую семейную гавань (Гарик был предусмотрительно закрыт в гараже Николая). Я с удовольствием съел тарелку украинского борща, побаловался знаменитыми варениками с вишней и перешёл к разрекламированной хозяйкой клубнике с сахаром, когда в квартиру вбежал запыхавшийся братишка Костикова, и с порога стал кричать: «За вами какие-то урки на джипах приезжали. Сейчас у соседей спрашивали, где вы быть можете?». Мы отправили мать и невесту Николая к соседям, а сами побежали в милицию – искать помощь и заступничество.

Майор, маленький лысый человек, выслушав наш сбивчивый рассказ, угрюмо протянул: «Так.…Банда из Москвы…. Торговля оружием и грабежи». Он помолчал немного. «А где вы были в прошлый понедельник с 17 до 18 часов пополудни? У нас есть сведения, что какой-то зелёный «жигулёнок» сбил велосипедиста возле шахты «Коммунарская»»,- стукнул он вдруг кулаком по столу. «У нас нет никакого зелёного «жигулёнка»,- раздражённо ответил я. «А с вас,- обратился он лично ко мне,- мы возьмём отпечатки пальцев.- Ваше лицо напоминает сделанное нашим фотороботом изображение серийного насильника». Когда мы выходили, на лице майора играла довольная улыбка чиновника, избавившегося от назойливых посетителей.

«Я думаю нам сейчас из города не выбраться. Наверняка они на всех дорогах стоят,- задумчиво сказал Костиков.- Не увидеть мне новый альбом «Наутилиуса», а так хотелось». «Нужно идти к Закрющенко, нанять его вертолёт и лететь к деду Николая, Мише. У него на пасеке и отсидимся»,- предложил Первухин. «Гарика в качестве заложника взять надо»,- сказал я.

Все вместе мы направились в «Приватбанк». Кабинет Закрющенко находился на прежнем месте. Только доступ к его владельцу теперь преграждали два дюжих детины, один из которых, увидев нас, сумрачно пробасил:

- Изволили не беспокоить. Заняты потому что.

- Мы к г-ну Закрющенко по поводу пассажирских транспортных перевозок.

- Сейчас узнаю. Соизволят ли…

 

Увидев нас, Закрющенко вскочил на стул и стал истошно просить о помощи. «Г-н Закрющенко,- сказал я ему,- мы к вам с деловым предложением. Платим наличными. Информация не подлежит разглашению»,- я достал из кармана пачку зелёной валюты. В глазах Закрющенко читалась растерянность. Несколько минут он напоминал зависшую программу “WINDOWS” (кричать или торговаться?). Наконец сработал “RESET” (перезарядка) и он выкрикнул: «Сколько?».

…Через полтора часа мы попрощались с лётчиком вертолёта и прошли в дом дедушки Миши. Деньги положили на чердак, Гарика – в погреб, а сами сели за стол (благо угощал дедушка Миша на славу). Мы успели уже выпить по второй и прослушать две истории о военно-полевых романах старого фронтовика, когда с улицы какой-то гнусавый голос через громкоговоритель стал кричать: «Эй, падлы. Быстро выходим с поднятыми руками. Гарик выходит первый. С ним деньги». Я выглянул в окно. Со всех сторон наш находящийся на отшибе дом был окружён джипами с включенными фарами. Возле джипов стояли люди с пистолетами в руках. «Вот Закрющенко. Вот гадина. Сдал с потрохами»,- стукнул кулаком по столу Первухин. «Не волнуйтесь, внучки,- появился откуда-то с пулемётом, бережно завёрнутым в масляную дерюжку, дедушка Миша.- И не в таких переделках бывали… С войны храню,- объяснил он, глядя на наши недоумённые взгляды. Потом я видел, как, неторопливо пристроившись на крыше, дедушка Миша показал всем, что такое боец старой выучки. Сначала его пули поспускали скаты почти на всех машинах. Потом лобовые и боковые стёкла превратились в фейерверк блестящих осколков. Несколько бандитов, укрывшись в густом колхозном саду, попыталось оттуда с помощью пистолетов «достать» дедушку. Одна длинная очередь не только подстригла ветки яблоневых деревьев, но и на примере одного ойкнувшего гангстера (пуля попала ему в ляжку) показала, какая судьба ждёт остальных «друзей» Гарика. В течение пятнадцати минут все «коза ностра» ретировались с места нападения. «Велика Украина,- сказал дедушка Миша, спустившийся с крыши,- а отступать некуда. Позади как-никак пасека». В воздухе послышался шум вертолетных лопастей, на горизонте поднялась пыль. Из-за поворота показался большой милицейский кортеж, с бэтээрами и мотоциклистами. Маленький лысый майор вылез из «волги», прокашлялся, вытащил мегафон: «Ребята мы получили запрос по поводу Гарика. Отдайте его нам. Первухин вывел Гарика и посадил его в «Волгу». Загудели двигатели бэтэров, снова поднялась пыль, и «дон Скарлеозе» отбыл в сопровождении «почётного караула». Дальнейшее мы узнавали из газет. Одни писали, что Гарика убили при попытке бегства. Другие, что ему удалось бежать, но затем менты выследили его малину, и затем при штурме перебили почти всю банду. Третьи писали, что Гарик бежал в Чечню, где и погиб в одной из стычек с федеральными войсками. Деньги мы поделили на четыре равных части, и тихо-мирно расстались.

------------------------------------------- ------------------------------------------- --

Теперь я не знал, что ждать от предстоящей встречи. Поэтому подготовился основательно: заказал заграничный паспорт, отправил жену Софи к её родственникам в Сибирь ( она прекратила выступать несколько лет назад, полностью сосредоточившись на написании песен, которые пользуются большим спросом, а писать песни можно и в Сибири), позвонил своей «крыше» и поставил их в известность о предстоящем визите. К моему удивлению, всё прошло на редкость хорошо и приятно. Николай приехал со своей женой Леной, чтобы пригласить меня стать компаньоном своего магазина в Москве (он торгует хозтоварами, и у него есть сеть магазинов в Донбассе). У Первухина и Костикова тоже всё хорошо. Первый, как и мечтал, владеет спортивным комплексом, второй киосками звукозаписи. Они хотели приплатить рекламу в моём журнале. У Костикова и Первухина по одному ребёнку, у Николая уже двое. Когда я провожал Николая на Киевском вокзале, подумал, что жизнь, особенно если она не сопровождается болячками, по своему определению не может быть сплошной трагедией; как бы не отзывались об эпохе современники и потомки. Место для радости в человеческой жизни есть всегда. Теперь я это знаю точно. И нынешний кризис нас не сломит.