Виктор снова вышел из дома раньше обычного. Парень удивительно быстро пересёк широкую проезжую дорогу, миновал три двора и попал в достаточно безлюдную часть парка. Только оказавшись здесь, он остановился, поднял голову к небу и в предвкушении чего-то таинственного жадно втянул прохладный воздух. Не двигаясь, ничего не слыша и не видя кроме медленно проплывающих белых пушистых облаков, молодой человек стоял около минуты.

…Несколько недель Виктор без устали следил за маленькой, хрупкой, на первый взгляд, совершенно безобидной женщиной. Каждое утро он приходил сюда и, усевшись на скамью в тени кустов, пытался собрать всё своё мужество и силу, чтобы навсегда избавиться от жгучего чувства обиды, нанесённой несколько лет назад.

Сегодня Витя ощущал себя более уверенно, чем в другие дни. Он понимал, что идёт на преступление, за которым обязательно должно последовать наказание, и при слове “тюрьма” содрогался всем телом. Но отступить не мог. Порой казалось, будто в нём соседствуют два противоположных начала, два совершенно разных человека: один – решительный и бескомпромиссный, живущий по своим правилам и законам борец, другой – мягкий, пугливый, незаслуженно оскорблённый ребёнок. И когда Виктор думал забыть, отказаться от плана мести, в нём просыпалась необъяснимая гордость, вопреки разуму и страху перед неволей, требовавшая немедленного отмщения…

Послышался стук каблуков. Светлана, время от времени бросая нервный взгляд на часы, спешила в районную детскую поликлинику, где уже семь лет работала неврологом. День загружен до предела: часто случалось оставаться без перерыва на обед и задерживаться допоздна, а заработная плата настолько мала, что иногда женщина стеснялась признаться кому-либо в её размере. Снова и снова она мысленно благодарила мужа, который стал её надёжной материальной опорой, и нередко покорно сносила обидные слова и даже побои. Казалось бы, легче взять расчёт и немного отдохнуть, но этого она не делала по нескольким причинам: во-первых, семейная жизнь может оказаться недолговечной, а в наше время очень трудно найти работу по специальности, вторая причина - безумная любовь к медицине ещё со школьной скамьи. И эта любовь заставляла доктора подниматься с рассветом, готовить насколько возможно вкусный завтрак мужу, сыну-первокласснику и, сокращая путь, нестись через парк, на котором лежала дурная слава. Что только не происходило в зарослях кустов: и грабежи, и убийства…

…Неожиданно перед глазами Светланы будто бы из-под земли выросла невысокая, слегка сутулая фигура мужчины. Он широко расставил ноги и, издевательски ухмыляясь, вертел на пальце толстую металлическую цепь. Сердце женщины бешено забилось, душа ушла в пятки. “Неужели он?” – промелькнуло в голове.

Сколько прошло времени? Наверное, секунды две - три, но Светлане показалось, что минула целая вечность. Раньше она с трудом понимала слова тех, кто стоял перед лицом смерти: как в этот короткий миг можно заново всё пережить? …Детство, школа, первая любовь и первая надежда, студенчество, свадьба, рождение сына – одни за другими точно фрагменты киноплёнки всплывали в памяти Светланы наиболее яркие моменты.

- Привет, - раздался звучный юношеский голос. - Вот мы и встретились. Женщина узнала его. Правда, с того момента он несколько изменился: заметно возмужал, обрёл уверенность в движениях… Врач ощущала его прерывистое дыхание, чувствовала решительность взгляда. “Это конец, это конец,” – стучало в висках. Глаза медленно застилал туман, постепенно сознание начало оставлять её: она летела в какую-то неизвестность, чёрную бездонную пропасть…

Виктор, точно загипнотизированный, смотрел на лежащую в нелепой позе Светлану, на изрядно потрёпанную дамскую сумочку, при падении отлетевшую в сторону. “Я даже не прикоснулся к ней, - думал Витя, - Что произошло?.. Мне хотелось просто наказать, а она почему-то упала передо мной! Она умерла? Я стал этому виной?!” Но ему тут же вспомнился освещенный ярким электрическим светом просторный кабинет, маленький аккуратный столик в углу и сидящая за ним Светлана. Она широко открывает рот и говорит, говорит, говорит… В сердце парня снова вспыхнула невероятная злость и ему стало стыдно за ту минутную слабость, когда он хотел отступить от задуманного, расписаться в собственном бессилии, трусости, навсегда остаться униженным и даже испытать чувство вины перед случившимся сейчас. Молодой человек присел на корточки. Он был поражён и в то же время вполне удовлетворён мертвенной бледностью её лица. Виктор с живым интересом принялся рассматривать тонкие, но немного грубоватые, до боли знакомые черты. Он поймал себя на мысли, что пытается отыскать сходство между безжизненно посиневшими чуть приоткрытыми её губами сейчас и теми, которые, словно пылая огнём, извергали бесконечные потоки оскорблений… Теперь она казалась такой хрупкой, беззащитной и нельзя было представить, как в этом маленьком тельце могло поместиться такое огромное количество неприязни ко всему живому…

Где-то вдали послышались мужские голоса и приближающиеся торопливые шаги. “Надо уходить” – подумал парень. Виктор поднялся и заметил у головы женщины небольшую лужицу крови. Она медленно растекалась по грязному асфальту, пачкая серые тусклые зализанные волосы Светланы, собранные в тонкий “крысиный” хвост, белую кофточку, скроенную по очень простому фасону. Вновь его охватил какой-то непонятный страх, но воспоминания холодного ноябрьского вечера одержали верх и, кинув на врача последний полный ненависти взгляд, Витя с равнодушным спокойствием, петляя между деревьями, как ему казалось, ушёл прочь от своих обид.

 

Виктор. Кто он? Обычный человек, который, слившись с серой массой толпы, не привлечёт вашего внимания. Вам не придёт в голову задуматься, что он чувствует, о чём думает, на что надеется, впрочем, так же, как отменить празднование своего Дня Рождения, если в соседнем подъезде кто-то не может отойти от потери близкого… Со своими проблемами и переживаниями человек остаётся один и, несмотря на сочувственные, утешающие слова, до тех пор, пока беда не коснётся каждого лично, никто не сможет во всей полноте ощутить и понять его. Зато практически все готовы выступить в роли справедливого, высокомерного судьи, хладнокровно перешагнуть через сознание, растоптать душу, вынести приговор: “Виновен”. Это беспощадная жизнь, законодателями которой выступают сами люди, не дающие шанса на исправление ошибок.

Как же не сойти с дистанции? Как добраться до финиша, не упав в грязь?

Преданность, сочувствие, помощь, взаимопонимание… Произнося эти слова, каждый пытается вложить в них глубокую мораль и даже святость. Но лишь некоторые с достоинством пронесут их через свою жизнь. Бывает так, что человек, даже не замечая, с лёгкостью переступает границу и оказывается на обратной стороне этих определений.

“…Я направлю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости. Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла. Чисто и непорочно буду проводить я свою жизнь и своё искусство…” Эти слова написал в V веке до нашей эры Гиппократ, и с тех пор они клятвенно произносились всеми, кто брал на себя высокие обязательства лекаря, ответственность за жизнь человека.

Врач - самоотверженная профессия, которая, безусловно, требует уважения и низкого поклона. С давних времён это слово являлось олицетворением чего-то светлого и божественного, утешением и последней надеждой больного. Но, глядя на докторов современности, невольно напрашивается вопрос: актуальны ли правила для них, не утратили ли они за многие века своей ценности? К сожалению, здесь не требуется глубоких философских размышлений: ответ на него банально прост и при этом ужасно жесток. Как не прискорбно, среди врачей иногда встречаются люди совершенно чуждые данной специальности, неспособные к состраданию, пониманию, которые не только не в состоянии оправдать слепо возложенного на них доверия, но и бессердечно, невероятно глубоко ранят оскорблениями душу обратившегося за помощью к ним человека: они забывают, что их долг не ограничивается лечением физических болезней, их долг поддерживать человека духовно, и уж тем более не наносить моральных травм. Но если нарушивший закон нравственности, человечности достоин всеобщего презрения, то чего достоин врач, преступивший торжественно данную в присутствии своих наставников клятву Гиппократа, цинично зачеркнувший слова Великого лекаря Древней Греции?

Именно эта проблема мучила Виктора вплоть до того знаменательного утра, когда тяжёлый камень обид свалился с его сердца. Он часто закрывал глаза и заставлял себя снова возвращаться в тот пасмурный ноябрьский вечер. Стараясь заглушить душевную боль, молодой человек прокручивал в памяти слова, жесты, взгляд Светланы и безуспешно метался в поисках справедливости.

 

…Смеркалось. Дул холодный пронизывающий ветер. По небу плыли тяжёлые свинцовые тучи, и вот уже двое суток подряд с небольшими перерывами неприятно моросил дождь. Но в тот день у Виктора было хорошее настроение. Напевая весёлый мотив, он спешил в поликлинику. Сегодня 3 ноября, а, значит, впереди каникулы, море свободного времени. Его наградили похвальной грамотой и назвали примером для подражания! Подумать только! А он по дороге в школу, куда его будто бы несли сами ноги, размышлял: “Интересно, скажут ли они, что мной гордятся?” Да, преподаватели не уставали вновь и вновь твердить эти приятные слова. Разве могло быть иначе: Виктор действительно их достоин! С невероятной силой его тянуло к учебникам физики и математики, открывая которые он погружался в собственный маленький мирок, состоящий из формул и таблиц. Порой молодой человек спрашивал себя: зачем ему это надо? Неужели только для того, чтобы получать грамоты и слыть самым лучшим? Или, может быть, для того, чтобы стать учёным? Нет, совсем не это толкало его к знаниям. Он не преследовал никаких целей: просто было интересно.

- Здорово! – доносилось со всех сторон, как только он появлялся в здании школы и это даже несмотря на то, что близко ни с кем из учащихся мальчик не общался.

Но Виктор уже перестал удивляться своей известности, он давно привык к ней. Однако временами парень задумывался: почему в их приветствиях не слышно издёвки, которой они обязательно спешат наделить всех, кто смеет выделиться? Наверное, уважают. Да и как не уважать, не любить того, кто никогда не откажет в помощи, защитит или просто подарит тёплую улыбку…

Очередь тянулась невероятно долго. Витя сидел на мягкой кушетке и, стараясь не прикасаться к холодной стене, рассматривал помещение: протёртый линолеум, грязноватая, в некоторых местах отвалившаяся побелка… Короче, всё здесь нагоняло грустные мысли о нищете, несостоятельности всевозможных социальных программ.

Двери открывались и закрывались, бегали маленькие дети, а за ними неспешной трусцой их родители. Витя улыбался. Он любил смотреть на малышей, на их пухленькие ручки и гадать: кем же они вырастут? Возможно, добьются определённых высот в бизнесе или науке, а, может, так и останутся средним классом или скатятся на дно жизни. Но сейчас это просто дети, требовавшие заботы и внимания. Когда-то он и сам был таким. Мог часами сломя голову носится по квартире, тянул со стола мамы чертежи, а когда та не выдерживала, сердито хмурился и забирался под кровать…

- Следующий, - наконец донёсся женский голос.

Виктор прошёл в кабинет и, учтиво кивнув головой, присел на стул. Яркий электрический свет бил в глаза, пахло лекарствами. Определённый дискомфорт вносил и сам доктор - молодая женщина, лихорадочно дёргавшая ногой и небрежно писавшая что-то на бумаге. Её лоб покрылся испариной, а пальцы левый руки, скорее напоминавшие ветки засохшего дерева, ритмично сжимались в маленький кулачёк. Витя сразу ощутил царившую здесь атмосферу гнёта, и даже улыбающиеся младенцы на плакатах, оказались не в состоянии рассеять эту напряжённость. “Как не уютно, - пронеслось в голове молодого человека, - быстрее бы домой”.

- Что ты сидишь? Раздевайся! – громко крикнула врач.

Парень содрогнулся. В ушах стоял какой-то странный звон. “Голос, - думал он, - будто сирена”. Виктора охватил панический ужас. Он нехотя поднял взор и увидел перед собой маленькие свинячьи глазки, пылавшие огнём невероятной беспричинной злобы.

- Раздевайся! Кому сказано? – повторила доктор.

Парня охватила ярость. Что она говорит? Кто ей дал право на такой гонор, кто разрешил унижать? Наверное, это только потому, что он ученик средней школы. Ну и что? Разве ребёнок, это не человек? На ребёнке можно сорвать зло, вытереть об него ноги? Какая подлость бить слабых, тех, кто не станет отстаивать свои права, а спрячет обиду в дальний угол сердца, чтобы потом во взрослой жизни сполна отыграться на маленьком беззащитном существе, пусть то малыш, женщина, старик или животное. Ведь пятьдесят процентов маньяков, будучи детьми, подвергались оскорблениям, насилию. И самое страшное, что агрессорами нередко выступали родители, преподаватели, врачи: те, на кого возложена обязанность прививать детям любовь ко всему живому, учить их взаимопониманию, доброте… И Виктору стало стыдно. Стыдно за себя и других, за то, что никто не может донести неразумным истину: нельзя существовать в мире злобы, неприязни. Это приводит лишь к взаимному уничтожению, истреблению, а, значит, прекращению жизни.

Юноша медленно поднялся со стула и направился к двери: стены кабинета сжимали его тяжестью негатива со всех четырёх сторон.

- Куда ты пошёл?

- Откуда столько мерзости? И у Вас ещё хватает совести называть себя врачом-неврологом?! – не выдержав, сказал Виктор и уже в следующею секунду пожалел об этом.

Светлана, набрав в лёгкие воздух, разразилась потоком гадостей. Брызжа слюной и размахивая сухоньким кулачком, она что-то доказывала, аргументировала. Но молодой человек не пытался вникнуть в суть слов: его поражало то, как ненависть способна обезобразить лицо человека. Нос каким-то необъяснимым образом превратился в подобие лопаты, глаза сузились до невероятно малых размеров, рука, с таким энтузиазмом секущая воздух, вызывала отвращение. Доктор словно обернулась Бабой Ягой. Различие лишь в том, что это была не сказка, а реальная жизнь, где зачастую правда оказывается на стороне отрицательных героев…

Неожиданно мальчика бросило в пот. Он почувствовал боль в груди, точно его пронзило острое копьё.

- Что? - тихо шепнул Витя и напрягся, силясь разобрать речь врача.

- Ничтожество, ничтожество! – кричала та, - Смеешь со мной так себя вести? Ты никто, а я невропатолог – человек с высшим образованием! Я имею право на своё мнение, а ты не имеешь! Ты ничтожество!

Виктор будто ошпаренный вылетел из кабинета. Он мчался по коридору едва ли не сбивая с ног детей. “Ничтожество, ничтожество”, - стучало в висках. Парень приостановил бег и безвольно опустился на кушетку у регистратуры. “Успокоиться, успокоится”, - думал он, но щёки горели, краска заливала лицо. Виктор прикрыл глаза и начал считать: один… два… три…

- Тебе плохо? – откуда-то из-за спины послышался ласковый женский голос.

“Какой контраст, - промелькнуло в мыслях юноши, - Будто целительный бальзам!”

Он медленно стал приходить в себя, сердце уже не билось с прежней умопомрачительной скоростью, голова не кружилась. В конце концов мальчик решился поднять глаза. Он увидел в окне регистратуры улыбающееся лицо, от которого исходило какое-то тепло, радость. Однако тут же юноша почувствовал на себе десятки колких взоров. Он оглянулся.

- Бессовестный, - воскликнула пожилая дама, - Летит! Чтоб ноги твои переломались!

“Ничтожество! Ничтожество! Да, я, наверное, ничтожество, иначе они не могли бы так говорить со мной! – размышлял парень, - Только к отбросам общества возможно подобное отношение: к ним нет чувства сострадания, желания понять и помочь!”

Сгорая от собственной несостоятельности, ненужности, мальчик вышел из поликлиники, громко хлопнув дверью.

Тем временем невролог Светлана, сложив в аккуратную стопочку бумаги, амбулаторные карты, откинулась на мягкую спинку кресла. Вопреки законам морали, она не ощущала вину, не раскаивалась в словах, а вспоминала профессора психологии Никулина, который, дёргая себя за седую длинную неухоженную бороду, говорил: “Ребята, никогда не держите в себе отрицательную энергию. Находите способ выплеснуть её! Вам станет легче!”

 

С тех пор минуло четыре года. Обида ещё жила в душе подростка. Боль немного притупилась, стала не такой острой, но время от времени всё же давала о себе знать. Порой она, казалось, разрывала сердце бедного юноши, вынуждала его незаметно для родителей проливать слёзы. “Ничтожество, ничтожество”, - продолжал звучать голос Светланы в ушах мальчишки.

Виктор горел желанием изменить людей, объяснить им, что нельзя жить так, как они. Но он бессилен. Его же никто не станет слушать! Разве что…

Молодой человек подошёл к небольшому письменному столу, вырвал из тетради двойной лист, взял красную шариковую ручку…

“20 мая в 14-00 состоится торжественное захоронение изуродованного неизвестным сексуальным маньяком тела врача-невролога Свистушкиной Светланы Алексеевны. В честь этого события будут организованы концерт с участием ансамбля русского народного танца и обед…”Такое объявление Виктор приклеил на дверь кабинета Светланы и, получив некоторое удовлетворение, спокойно вышел из поликлиники. Он улыбнулся весеннему солнцу, голубому безоблачному небу, зелёным листьям. Сейчас юноша искренне любил весь мир. Казалось, что не стало на Земле предательства, жестокости, зла; будто совесть людей чиста точно капля утренней росы.

Витя – наивный ребёнок - не предполагал, что снова окажется непонятым, предстанет в глазах общества ужаснее тех, с которыми он решил вести борьбу… Врач, прочитав текст, замерла, долго искала точку опоры, потому как ноги отказывались держать её почти невесомое тело… Наконец, собравшись с силами, она вызвала охранника и потребовала немедленно сообщить в милицию о том, что ей угрожают физической расправой.

К моменту прибытия дежурного наряда, Светлана немного успокоилась и, не изменяя своим принципам, тем же властным тоном потребовала во что бы то ни стало найти маньяка, который якобы заранее предупредил о своих действиях… Не увидела, не рассмотрела Светлана Алексеевна крик раненой души; и сыщики, хоть отнеслись к посланию с меньшей серьёзностью, превратили его только лишь в обыкновенную юмореску. Давясь от смеха, оперативник сказал:

- Глупая шутка какого-нибудь придурковатого пацана! Ну и молодёжь пошла: ничего не стоит поиздеваться над людьми!

А врач, переполненная грустными мыслями, писала заявление…

Как защитить себя, если даже милиция бросила её на произвол судьбы? И кто этот человек, что так сильно желает смерти? Невролог несколько часов провела в тяжёлых раздумьях. Неужели любовница мужа? Или кто-то из пациентов? Может, тот прыщавый мальчишка? “Бред, - одёрнула себя Свистушкина, - Бред!”

Посоветовавшись с супругом, который на слёзы женщины лишь зло ухмылялся, Светлана решила на время укрыться в больнице, но и там доктор не нашла покоя. В каждом невролог видела маньяка, каждой ночью он являлся ей во сне…

 

День 3 ноября оказался переломным в жизни Виктора. Он заставил его многое переосмыслить, взглянуть на мир другими глазами. Юноше открылись самые гнусные стороны человеческого бытия, о которых ранее он лишь подозревал.

В душе парня боролись противоречивые чувства. Витя сначала думал простить неврологу оскорбления и забыть о них словно о страшном сне. “Возможно, - размышлял он, - случившееся станет мне уроком и примером того, как нельзя поступать с другими”. Но иногда его охватывало стремление покончить с несправедливостью, изменить людей, сделать их лучше. Мальчик садился к столу и пытался построить модель идеального общества: необходимо помогать брошенным детям, старикам, основывать приюты для бездомных животных. В мире должно царить взаимопонимание и дружба. Однако потом Виктор, отчаявшись, рвал листы, понимая, как это глупо, наивно, даже смешно и на практике неосуществимо: людей нельзя перевоспитать, заставить любить друг друга. И если кто-то, скрепя сердце, пожертвует несчастным малую долю денег, от этого мир не станет добрее… Наконец мысли парня сводились к тому, что он, наверное, именно то, кем назвала его Светлана.

Виктор, задавая себе вопрос: “Как ничтожество должно выглядеть?”, подходил к зеркалу и силился найти в отражении нечто, доказывавшее правдивость её слов. Мальчик отмечал, что он несколько худ, невысок и на щеке поселились три прыщика. Но разве это характеризует человека как ничтожество?

Так длилось на протяжении нескольких месяцев, до тех пор, пока однажды утром после беспокойного недолгого сна, где опять в зверином обличье явилась Светлана, у молодого человека родилось твёрдое намерение отомстить. Но спустя несколько часов, Виктор, удивляясь себе, спрашивал: где же то великодушие, которое он сам же воспевал? “Нас, тех кто по-настоящему ощущает серьёзность проблем, очень мало. Мы не можем противопоставить себя обществу, - размышлял парень, - Не можем! Масса задавит нас также, как и душит на корню своими изуверскими нравами любое доброе начало”. Однако не так просто оказалось слиться с безликой толпой, начать новую жизнь, где не будет места истинным порывам души, чувствам, где на первом плане стоит эгоистичная холодность, равнодушие, неоправданная жестокость.

Эта борьба не могла не отразиться и на внешнем облике молодого человека, и на его поведении. Глаза юноши больше не горели счастьем, стремлением к чему-то высокому, творческому. Впервые за свою жизнь Витя не улыбался шуткам приятелей, не имел прежнего желания участвовать в самодеятельности, и лишь наука ненадолго отвлекала парня.

Виктор стал больше обращать внимания на происходящее рядом и понял, что несправедливость повсюду, даже за доброжелательными лицами товарищей притаилось зло, недоверие к окружающим. А почему? Кто воспитал в детях столь ужасные качества? Естественно, они, взрослые люди, которые считают себя умнее, мудрее подростков и выражают это путём унижения, ущемления их достоинства. Они хотят от ребят беспрекословного подчинения, но нередко воспитывают в них себе подобных: чёрствых и циничных.

Друг познаётся в беде. Только сейчас юноша разгадал полный смысл этой пословицы. Никто из тех, встречавших его радостными приветствиями, почувствовав перемены в когда-то весёлом жизнерадостном Вите, не пытался понять, поддержать его. Они, казалось, забыли о том, что он рядом с ними, нуждается в их внимании.

…Мальчик всё чаще размышлял: что он хотел доказать тем объявлением? Наверное, помочь ей осознать всю серьёзность подобного поведения. Хотел, чтобы она задумалась о собственных поступках, и на свете стало бы на одного злого человека меньше… Но Светлана бесчувственная, бесчеловечная особа. Подобные ей не способны понять смысл того послания. Теперь юноша знал, что это была глупость, остаётся лишь только…

Преступление… Лишь от одного слова Виктора била дрожь. С самого детства мать старалась внушить сыну как это ужасно безнравственно – совершать плохие поступки, причинять боль. И мальчик поклялся себе, что никто и никогда его не сможет на это толкнуть. Но как быть в данной ситуации? Как, не пойдя на преступление, доказать Светлане, что нельзя относится так к людям? Ведь ей не объяснишь, её можно только жестоко запугать, чтобы она поняла: зло не остаётся безнаказанным. …И потом, наверное, без преступления он не сможет избавиться от чувства униженности, вернутся к жизни, пусть даже такой гнусной, испорченной…

Прежде, чем решиться на этот шаг, юноша ещё не раз будет мысленно возвращаться в кабинет доктора, метаться от своего ясного солнечного целомудренно нетронутого бережка к тенистому берегу людей, где сквозь заросли подлости, лицемерия, жестокого эгоизма лишь изредка проникают лучи солнца…