Бешено колотилось сердце, во рту пересохло. Остатки сна еще заполняли сознание, но сквозь светлый квадрат окна на противоположной стене в комнату уже проникала реальность в виде острых лучей автомобильных фар. Рядом с домом мчалась в неизвестность скоростная трасса, движение на ней не прекращалось ни на минуту, и поэтому невозможно было определить то ли уже утро, то ли еще первая половина ночи .

По квартире бродили ночные шорохи: мерно тикали старинные часы на стене, что- то случилось с механикой и они давно уже не отбивали половинки и четверти часа, поскрипывала приоткрытая форточка, через которую в спальню просачивалась холодная , влажная с запахом бензина и выхлопных газов, улица с воем сирен скорой помощи, сиг налами полицейских машин, количество децибел ими производимых было уже на пределе человеческого восприятия, голосами загулявших соседей, что-то еще выяснявших в подъезде.

Чье-то прерывистое дыхание я тоже принял за ночной шорох…

Зрение уже достаточно обострилось, и скосив глаза в сторону, я увидел темный, неподвижный силуэт на стуле.

«Кофту забыл положить в шкаф» - подумал я. В темноте привычные вещи приобретают совершенно иные очертания и формы, и как бы начинают жить своей, непохожей на дневную, жизнью.

Но вот пятно, которое я принял за брошенный на спинку стула свитер, шевельнулось .

-Ты кто? – стараясь не выдавать испуга, негромко спросил я.

- Не пугайся. Я –твой Герой. Вот, попрощаться зашел. Ухожу от тебя.

-Кто- кто?

- Твой Герой. Ты что, меня не признаешь?

Глуховатый голос, и интонации мне показались до странности знакомыми. Таким слышал я себя, когда записывал что- либо на диктофон, или смотрел свои интервью на телевидение.

-Да-да! Ты не ошибся. Я - это ты. Твое виртуальное отражение. Твоя тень

-Моя тень? Тень, которая умеет дышать? И говорить?

-Ты сам этого хотел.

- Чего, этого?

- Ну, чтобы я был ... как живой. Чтобы я был, как ты. Ты недоволен ?

- Почему недоволен? Я доволен. Только странно как- то... и непривычно А почему ты уходишь? Разве отражение может жить отдельно?

-Но это ты так задумал. И уже при зачатии определил мое будущее.

- Да, но я не думал, что это произойдет так быстро.

- Разве год – это «так быстро?» Ты создавал образы в течение пяти минут . И отпускал их в свет. А теперь мое время пришло. Мы давно уже не различаем: где ты, где ..я. Перепуталось все.. Пора мне начинать свою жизнь.

- А как же я?

-А ты еще кого - то себе придумаешь. Все не так тоскливо. Конечно, грустно и мне. Вроде и праздник : вчера ты последнюю точку поставил, а все тоскливо...Привык я к тебе.

Я встал с постели , набросил на плечи халат, нашел шлепанцы.

Дом спал. Из – за открытой двери детской слышалось сладкое сопение малышей, скрипнула кровать в спальне -это на другой бок повернулась жена, в корзинке у окна похрапывал японский хин- мой ночной собеседник.

Все, как обычно. Сейчас вскипячу кофе, добавлю в него ароматный молдавский коньяк, и буду думать, что мне делать с моим Героем.

Честно говоря, мы сроднились: целый год вместе...Я давно уже стал ненавидеть его врагов, переживать его неудачи. Я любил его женщин и страдал из-за их легкомыслен-

ности и непостоянства, сам изменял им вместе с моим героем, потом из-за этого долго мучился. Неужели всему конец?

Мне стало вдруг страшно от сознания того, что бессильны мы перед неотвратимыми разлуками, что так часто приходится отрывать от себя самое дорогое и бросать его в угоду - чему?, и уноситься навстречу новым привязанностям, новой любви, новым разочарованиям.

«Значит , разлука- это смысл жизни, а то , что мы воспринимаем, как жизнь, только пауза между новыми разлуками?»

И я представил себе моего героя , каким он видится своему создателю: частицу сердца и души, это виртуальное создание, которое вдруг возомнило о себе будто оно-творение из плоти и крови и пожелало самостоятельной жизни. И я должен теперь с ним расстаться, расстаться, не успев как следует насладиться его присутствием, отпустить совсем одно-

го, слабого и беспомощного?

- Ты хоть представляешь, что тебя ждет?

- Я готов ко всему. Ведь в какой-то степени я- это ты. И твой опыт жизни- это и мой опыт. Ты ничего не хочешь мне сказать на прощание?

Что мог я ему сказать теперь, когда расставание стало реальным?

О том, что самое страшное- это бессмысленность его появления в этом мире? Если он вдруг окажется никому не нужным , и люди, не прочитав и страницы книги, вышвырнут ее на помойку, а ветер разнесет клочья грязной бумаги по окрестным дворам?. Или на заброшенной даче повесят на ржавый гвоздик в ветхом деревянном туалете, и какой- нибудь дотошный пенсионер начнет читать по листочку в день перед тем, как употребить не по назначению?

- Что ж. Что заложил , то и получишь. Ведь мое поражение- это твое поражение, мое забвение- это твое забвение. - Что ж. Что заложил , то и получишь. Ведь мое поражение- это твое поражение, мое забвение- это твое забвение.

- Да, да, конечно...Но разве этого хотел я, когда часами в бессонной постели продумывал твою судьбу, а потом глушил сон непомерными чашками крепкого кофе, чтобы записать еще одну твою мысль, еще один твой поступок. Предчувствие заставляло меня правильно угадывать ход событий и выстраивать их в логическую цепочку. Но ты появлялся, и твое представление обо всем были совсем не такими, и мне приходилось стирать уже написан-

ное, перекраивать уже сшитое в угоду тебе и твоему видению.

Так что и тебе придется нести ответственность за себя и за будущее.

- Я не возражаю. Ты научил меня ответственности...Я вообще многим тебе обязан.

И за одиночество твое тоже, на которое ты обрек себя во время работы, когда создавал меня.

-Я этот год жил, как бы в двойном измерении- с одной стороны друзья, близкие, обыденные, но столь необходимые слова, забота о хлебе насущном, о жилье, о деньгах - устоявшийся мир непонимания, вялого общения, насилия над волей и желаниями, над стремлениями в угоду необходимости. А с другой- то самое одиночество, о котором говоришь ты, прекрасное чувство, когда можно оставаться наедине со своими мыслями и использовать до конца возможность быть самим собой.

Одиночество– это призвание. И в этом состоянии рождается поэзия.

- Я все хотел спросить тебя: зачем тебе все это нужно?

- В молодости я ходил со спелеологами. Был в нашем регионе комплекс пещер общей протяженностью триста километров. Маршрут для туристов – полтора километра с

Маршрут для туристов – полтора километра с фонарями, указателями, перилами, где необходимо. Когда не было проводника, я сам водил группы.

Однажды что-то произошло на подстанции: свет на маршруте погас. Нам бы остановиться, но мне показалось: все знаю. Мы заблудились. За моей спиной тридцать человек, женщины главным образом, а светится только неоновая лампочка на фотовспышке. Больше всего в эти минуты я боялся паники-некоторые дамы уже начали нервно хихикать.

Одно неосторожное слово ...и последствия могли стать трагическими: были здесь не только стены, но и провалы, ямы и пропасти. Я как мог отвлекал группу : рассказывал анекдоты, байки, смешные истории из своей и чужой жизни– все, чтобы не дать опомниться! А ведь мне самому было страшно - я был единственный, кто понимал в какой мы ситуации!

Нас разыскала собака, потом появились люди с фонарями. Но вознаграждение за страх оказалось неизмеримо выше, чем можно было ожидать. Когда зал осветился ,перед нами предстала такая красота, что до сих пор душа замирает. Захотелось, чтобы моими глазами это все увидели другие. Мне казалось, что если не расскажу, меня разорвет, что для одного меня этой красоты много, слишком много.

Поэту кажется, что мир просто обязан восхищаться вместе с ним, страдать вместе с ним, радоваться вместе с ним. И это желание прямо рвется наружу. Михаил Жванецкий как –то сказал, что писАть , как пИיсать – и то и другое надо делать, когда уже совсем невтерпеж.

- На что ты рассчитываешь? Ну, прочитает тебя тысяча человек, ну пять тысяч... На земле столько людей даже не подозревают о том, что ты есть.

- Если то, что я написал, заставит задуматься одного, доставит радость другому, вызовет неприятие у третьего, значит все сделано уже не зря.

Когда- то очень давно руководил нашим литературным семинаром профессор Т. (назовем его так) На очередном занятии он сказал студенту – первокурснику, принесшему свое лирическое стихотворение:

-Перепиши в двух экземплярах. Один отдай той, для кого писал, другой оставь себе. И никому не показывай.

Я очень любил и уважал своего учителя. Он стоил того.

Но сейчас, по прошествии многих лет, мне стыдно, что я тогда рассмеялся вместе с другими. Может, в угоду наставнику нашему ?

Любое стихотворение- это песня. Когда есть поэт и читатель- это уже дуэт. Нет плохих стихотворений. Есть неумение выразить чувство, ибо поэзия- это чувство, в первую очередь. Но неумение – не уродство. Есть лекарство- труд и опыт.

И если есть сердце, есть душа, то умение выразить свои чувства, свои мысли, свое ощущение эмоционального, цветового и звукового многообразия мира придет. Самое страшное -душевная глухота и слепота.

Кто знает. Может тот первокурсник из моей молодости теперь известный поэт.

А может, сломал его тот отзыв, и он не только не написал стихи своей любимой, но возненавидел поэзию вообще, тем обворовав себя значительно.

-Ты уверен, что создавая нас, отправляя в жизнь своих героев, ты не творишь тени, в которых нет плоти?

- Да, я уверен. Я не выдумываю своих героев. Посмотри на шрамы на моей руке. Это следы ожогов, которые остались, когда мы пытались вызволить из горящей конюшни арабского жеребца и жеребую кобылу. Мой сын ухаживал за ним, чистил копыта, носил воду, купал... За это хозяин давал ему уроки верховой езды. Нашелся завистник, который поджег конюшню, навесив на кованные двери громадный замок. Мы не смогли спасти животных...

В эту ночь я написал «Балладу о Рыжем Коне». В память о двух красавцах – арабских скакунах и слепой человеческой жестокости.

В эту ночь я написал «Балладу о Рыжем Коне». В память о двух красавцах – арабских скакунах и слепой человеческой жестокости.

- Разве любовь к животным определяется готовностью к подвигу ради них?

- Конечно, нет! И не в этом дело. Все дело в мастерстве рассказчика. К сожалению, у меня не хватило мастерства, хотя души я вложил много.

-Для кого же ты писал это?

- Дурак ты. Я должен был закончить историю, которая меня томила. Это были мои воспоминания, моя боль. Я был обязан ею поделиться: она меня переполняла. Эту необходимость я ощущал физически.

Ты тоже из реальной жизни, я встречал тебя в своих путешествиях, ты мешал мне радоваться, ты отнимал у меня время и силы, но без тебя я бы не выжил...Я выбрал этот путь, я должен был его пройти.

- Скажи, значит я –это и вправду ты?

- Как тебе сказать...Ты -это то, чем мог я стать при определенных обстоятельствах.. Ты тот, кем я не стал., что я мог , но не совершил

Многие, прочитав мои грустные стихи, утешают «Крепись! Будет и в твоей жизни праздник». Но ведь это страдаю не я, страдает мой герой, то есть, ты.

А в жизни обычной у меня нет проблем.

- Почему же стихи твои нравятся... или не нравятся?

- Потому, что я живу в двойном измерении. И я искренне верю в то, о чем пишу. И все-таки,я творю не жизнь, а иллюзию жизни. А это не одно и то же.

-Скажи, может, не нужен ты со своими героями никому? Есть фотограф -он делает фотографии лучше любого художника. И многотомные дела в суде отражают горе и страдания полнее, чем может это сделать даже самый гениальный писатель.

- В первую очередь, это необходимо мне самому. Я заполняю холст своей жизни такими красками, каких в моей реальной жизни нет и не было. Я придумываю ситуации, в которые просто не мог бы попасть по определению. Выпуская в свет своих я живу не одну жизнь, а множество. Даже если это однодневки.

Ты себя считаешь хорошим поэтом?

- Не бывает плохих поэтов. Если человек сделал попытку отразить свои чувства, передать их при помощи образов – он уже поэт. Я читал когда –то, что в Южной Америке обнаружили разновидность пчел, которые делают соты идеальной формы. Никакими приборами повторить это совершенство невозможно. В ячейки откладывают яйца, туда приносят нектар, закрывают плотно...там зарождается новая особь. Проделали опыт- прокололи донце. Нектар вытек. Пчелы, натаскав положенное количество нектара, за-

лепили ячейку, Тем самым обрекли потомство на гибель

Совершенства без творчества не бывает. В Библии сказано, что Бог сотворил человека по образу и подобию своему.

Наши наивные предки рисовали себе Бога в образе благообразного старика с белой бородой с молнией в руке. А ведь Бога называют Творец. И человек стремится приблизиться к Богу через творчество Поэт стоит на самой ближней ступеньке, так как он творец

Самый плохой столяр, начав строить собачью конуру, вначале создает ее в воображении.

Так и поэт. Он жизнь творит в воображении. А потом живет в том, что сотворил.

- Ты говоришь, что самый плохой столяр создает в своем воображении то сооружение, которое строит. То есть, он изначально знает предмет своего творчества. А ты знаешь, что есть поэзия?

- Я не знаю, что есть поэзия. Ее нельзя уложить в прокрустово ложе жестких терминов

 

и определений. Я знаю только, что поэзия выросла из молитвы. Разговор с Богом требовал высоких слов, отличных от тех, которые человек использовал на охоте, в постели с женой, при решении бытовых и общественных проблем. Многие поэтические произведения дошли до нас потому, что сами превратились в молитвы. Я имею в виду «Песнь Песней» «Псалмы» Давида.

Пушкин назвал поэзию «изящной словесностью»

Разве можно «высоким штилем...» говорить о физиологических отправлениях, описывать половой акт, низменные чувства?

Для того ,чтобы писать стихи, достаточно знать все буквы русского алфавита, уметь их правильно расставить. Для того, чтобы творить стихи, создавать СТИХОТВОРЕНИЕ, душевная утонченность нужна. Творение стиха- высшая форма творчества. Литература вообще , а поэзия в частности, возникли, как воспевание Любви. Мы превратили ее в эстетическую игру... И только.

Куда мы торопимся? Делаем поэзию, пользуясь языком Пушкина, и низводим ее до уровня доступной вокзальной девки!

-Ты себя относишь к элите?

- Год прожил со мной рядом, но так ничего не понял! Настоящая поэзия всегда была творчеством элитарным. Пишут многие. Читают некоторых.

Пока существовала только «бумажная» литература, издательства печатали, худо- бедно, грамотные произведения. Все остальное отметалось. Стоящее уходило в «самиздат», сор оседал в альбомах, записных книжках, на заборах и на стенах общественных туалетов..

Вся эта издательская надстройка, как могла, ограждала литературу вообще, поэзию, в частности, превращая творчество в дело наиболее подготовленной, части населения -лите-

ратурной элиты.

Элиитой были не только писатели. Элитой были и читатели. «Начитанный»- с уважением

говорили в народе о читателе

Теперь каждый, кто зарифмовал четыре- восемь строчек- уже поэт.

Конечно, каждый имеет право на самовыражение. Но выражаться надо в определенных рамках. Нельзя жить в обществе, и быть свободным от общества.

-А ты сам себя считаешь востребованным поэтом?

- Не знаю. Моя поэзия не экспериментальное творчество. У меня нет неожиданных рифм, ломанных строчек, оборванных фраз, бессмысленных оборотов. Я стараюсь, чтобы моя поэзия была удобочитаемой, воспринималась тем, кому она адресована, чтобы /Читатель находил в ней те мысли, те чувства, которые я вложил в нее. И если я пишу стихи о любви, о красоте, о чувствах... даже о безобразном, что есть обратная сторона прекрасного, то мои стихи должны быть красивы, по крайней мере.

Мне кажется, что творчество вернется к классическим образцам. Иначе оно не сможет выполнить свою главную функцию.

Недавно натолкнулся на любопытное определение сделанное русским поэтом Михаилом Сопиным. Вот что он пишет:

«Основной признак поэзии? Она обладает лечебными свойствами. Сказал - избыл внутренний груз. Потому что вначале было не слово, а предисловие. Стон боли, стон голода, холода, попытка осмыслить себя- главная наука о человеке. А слово будет потом.

Есть выражение: "Поэт-затворник обречен перепевать собственную душу..." Не перепевать, а РАСПЕВАТЬ. Это разные вещи. Даже "Отче наш", когда эту молитву шепчешь, зная, что ни Богом, ни в храме, ни в райкоме она не будет услышана ,

и востребована, может взорвать человека изнутри.

Такие вот дела.»

- М-да... засиделись мы. А ведь уже день скоро. Мне пора. Ну, будь, что будет...

Я открыл глаза. Мутный февральский рассвет медленно вползал в комнату. Линии и контуры стали резче и четче. Углубилось зеркало, по его ровной глади еще скользили отсветы автомобильных фар, но они уже совсем исчезли с потолка и стен.

Занял свое место книжный шкаф, стали почти различимыми корешки книг, и цветные фотографии за стеклом. На спинке компьютерного кресла устало свесив к полу рукава, дремала теплая кофта.

...Начинался новый день с его обыденными делами, заботами, ненужными разговорами. Не было со мной только того, с кем так хорошо было молчать, потому что он думал те же мысли, что и я, ощущал те же чувства, что и я, переживал те же страхи, что и я..