Ей нравился Бетховен, мне Шопен, но мы сошлись на Моцарте, она оставила шарм легкости, я романтический прилив весны и солнечные струны. Ее волосы пахли кедром, руки жасмином. Голодной пчелой я собирал пыльцу поцелуев с ее губ. Ее молочная обнаженная кожа ловила шелковый ветер, иной ли достоин был, иной ли был к ней хорош. И небо проливало самый теплый дождь к ее ногам. Мне нравилось любить, ей быть любимой, но мы сошлись, устам придав взаимность меда из улиев Эдема. |