В эту зимнюю ночь, на улице, не содрогаются от холода, только бестелесные тела. А также внеземные - Луна и звезды. Вот их, бесцветный, обманчиво неуверенный свет, проникает сегодня, не глядя на погоду, даже сквозь толстые стекла и темные шторы. К примеру, в такие квартиры как эта…

Старый фонд провинциального французского города. Крохотная комната с высокими потолками, большую часть которой занимает кровать. Мягкая, но тоже отнюдь не просторная. На ней, время от времени приоткрывая глаза, лежит на правом боку молодой человек. Рядом, соприкоснувшись с его спиной, в зеркально подобной позе, спит, или если говорить точнее, якобы спит, девушка в легкой ночной рубашке. У девушки есть интересная особенность. При дневном свете ее лицо, из-за преобладающих восточных черт, кажется несколько грубоватым, а при лунном оно магическим образом лишается всех недостатков и становится практически эталонным. Но вернемся…в кровать. Она хоть и небольшая, но все же в ней бы могли бы уместится два человека без тесноты и в более правильных для сна позах. Спят на боках ребята, отнюдь не из-за желания друг друга согреть (хотя это конечно у них получается). Все дело в том, что на кровати спит, точнее должен спать, ибо сейчас лежа бодрствует, другой молодой человек. На другом краю, у стенки. У него широкие плечи, и хоть мало интеллигентный, но, что возможно и очевидно, весьма мужественный облик. Можно заметить, что хоть он тоже лежит на боку, занимает он не положенную по «законам человеческого братства» третью часть кровати, а пространство позначительнее. И только отчасти из-за размеров тела. Иногда, слегка пошевелившись, спиной он прикасается к настенному ковру. Занимаемое им место велико, но изогнулся он так, что при выдохе, львиная часть согретого воздуха достигает волос и даже лба девушки.

Трое в кровати. Никто не спит. Все делают вид. И всех выдает дыхание. Только, двое (которые выглядят при Луне, как наглядная иллюстрация двух полюсов - мужественности и женственности), этого не замечают, потому что перестукивают пальцами друг другу какую-то странную мелодию. И они, даже не могут себе представить (да и не зачем им это делать), что сейчас происходит в сознании юноши, который в эту игру не вовлечен. Он, несмотря на уже продолжительное лежание в кровати (пожалуй, не менее часа), никак не может вплести свое тело и ум в паутину сна. Все не спит. Никак не получается. Рядом она, она молода. Не сказать, что красива, но очень мила…

 

- Бр. Засыпай! Засыпай! – командует про себя себе молодой человек – Засыпай! Наблюдать за чужими проявлениями любви неэтично, как-то бессовестно.

 

Но заснуть все равно не удается. А вот, движения лежащей рядом парочки, по немногу становятся более решительными, все больше напоминающими о сексуальной их основе. Все труднее становится сконцентрироваться на чем-то другом, но юноша все равно предпринимает попытки абстрагироваться от ситуации, где он не совсем уместен. Сперва, он стравил уму мысль о несостоятельности «новой волны», сопоставляя ее с действительно значимой для мира Великой французской революции, участники которой не боялись пожертвовать жизнью ради изменения мироустройства. Тут он внезапно заметил и учительским внутренним голосом сообщил себе, что опять поддался влиянию пропаганды, стереотипам и стал, как обычно и свойственно молодому человеку, идеализировать кровопролития. За самовыговором последовало некое размышление над значением таких абстрактными понятий, как «свобода» и «правда»: существуют ли они на самом деле или являются традиционными стимулами (в древнеримском значении этого слова), символами, украшая которыми свои речи можно манипулировать массами в свою угоду… Ряд мелких идей, за ним ассоциаций… Свобода. Комунна. Революция. Грудь. Грудь. Жар. Губы. Соски…

 

- Бр. Засыпай! Засыпай! – неистово орет про себя себе юноша – Засыпай! Наблюдать за чужими проявлениями любви неэтично, как-то бессовестно.

 

Вдруг. Боже милостивый, вот оно спасение! Парочка замерла. Тишина. Весь мир – в оцепенение… Появилось стремительное желание чихнуть. Но ценой необычайной работы над собой юноша сдержался. Тишина. Вот она, Божественная Благодать, которая заполнила комнату и кажется всю Вселенную. Здорово. Теперь не будет мучить совесть, что не спал на полу в коридоре.

Снова движение? Нет. Нет! Это был не штиль, а затишье перед девятым валом? Вновь продолжается бой. А противники стали ужесточено шумней…

 

- Спи! Спи! – с мольбой обращается к самому себе же и к Морфею.

 

Словно ответ на молитвы проникает в сознание идея, новая тактика боя. Обмануть себя, свой ум. Извлечь из памяти или лучше всего даже сконструировать какой-нибудь образ и идентифицировать себя с ним. К примеру, что он… тумбочка. Хм, что-то не получается. Дверь. Аналогично. Девушка. О, нет, только не девушка (сексуальные фантазии только и ждут этого сигнала)…Внезапно, необычайно легко мозг предоставляет нужный образ. Седой, немощный старик. Лежит на изорвавшемся диване, со всех дырок в котором выглядывает белая вата и стальные прутья. Его кожа, как давно не бывшая наглаженной, необычайно помятая легкая рубашка. Он тяжело, с болью дышит и молит себя только об одном - не засыпать. Желая остаться еще немного здесь, в этом мире, в этом мгновении – отстукивает, по поверхности одного из прутьев, пальцами странную мелодию. Желает только одного - не оставить свою телесную оболочку. Но мысли, как астероиды падающие на поверхность Юпитера. Они одолевают, не четкие, слабые, как искорки – мгновение, есть, мгновение, нет. Вон уже видно, как издали, расталкивая всю бесформенную продукцию ума, проявляется воспоминание. Чувство, будто это личное воспоминание, а не кем-то пересказанная история или образ. Но эхо здравого рассудка доносит, что чисто физически он быть там не мог. Времена французской революции. На улицах полно людей и все они как безумцы, словно растения с выкорчеными корнями, их стебли воткнутые просто в землю. Они как дома с разбитым вдребезги фундаментом, на котором уже нельзя устойчиво стоять и строить будущее. Обесцененное прошлое выброшено вон, и народ стал стремительной рекой, которая готова заполнить любую вырытую кем-либо на ее пути яму… И внутри этого пространства появляется дверь в историю одного человека, возможно настоящая, а быть может являющаяся народным анекдотом, или даже цитатой из много лет назад прочтенной книги. К суду революционного трибунала привлечен господин де Сен-Сир. Подсудимый называет свое имя. Но председатель отказывает ему в использовании частицы «де», потому как она означала дворянское происхождение, которое было отменено. И попросил снова назвать подсудимому свое имя, но без нее. Только Сен-Сир произносит свое имя, как и оно вызывает недовольство председателя, потому как звучит очень похоже на произношение слова «святой», но ведь «прошло время суеверия и святошества». Тогда подсудимый назвался «Сир», но и эта часть имени смутила служителей закона, потому как в то время, так обращались к членам королевской семьи, а «королевство со всеми его титулами пало навсегда». И тогда в голову несчастного пришла гениальная идея:

 

- В таком случае у меня вовсе нет фамилии, и я не подлежу закону. Я ни что иное, как отвлеченность – абстракция. Вы не подыщете закона, карающего отвлеченную идею. Вы должны меня оправдать…

 

Трибунал опешил. Но не смог не оправдать гражданина. Он вышел на свободу с рекомендацией в ближайшее же время обрести республиканское имя…

Старик, обычно усмехающийся в финале этой абсурдной истории, до нее не дожил, она додумалась как-то совершенно самостоятельно, как некая отдельная субстанция…

Его бездыханное тело обнаружили утром, раздвинули темные шторы и открыли окно (толстое стекло, которого слегка дрогнуло). Выносили из дома уже при дневном свете. Всепроникающем и упорядоченном.