Дмитрий Иванович всматривался в окна вагонов подходящего к перрону поезда, встречал своего отца.

Вот и он, прильнув к окну, ищет выцветшими с возрастом серыми очами своего сына, их взгляды встретились, и отцовские глаза заблестели теплом и радостью. Он вышел на перрон, насквозь пропахший переполненным вагоном и дорогой, напряженно нахмурил высокий лоб, чтобы, не дай Бог, не пустить слезу, густо и не спеша откашлялся в сторону и, протянув сыну длинную тонкую руку, увитую натруженными синими венами, виновато произнес:

- Здравствуй! Давно ждешь?

Этим «давно ждешь» он каждый раз как бы извинялся, что причинил Дмитрию неудобства, вынудив встречать его на вокзале. Вот, мол, не утерпел старый, захотел повидаться с сыном, внучкой. Чтобы затем, вернувшись в деревню, долгими зимними вечерами, сидя на диване, пересказывать сотый раз жене, как его встретили, как гулял с малой возле дома, что нового у сына и тому подобное, каждый раз вспоминая что-то новое, забытое «плохой теперь» памятью.

Всякий раз Дмитрий Иванович отца успокаивал, что ждать не пришлось, первая электричка метро доставила его за полчаса до прихода поезда, что вообще у него сегодня выходной.

Пожилой человек удовлетворенно кивал и по дороге к дому, сидя в такси, любовался городом-героем, наслаждался покоем, наступившим после, хоть и привычной, но всегда нервирующей пожилых людей, дороги. Теперь он на месте, у сына, и впереди у них много времени на разговоры, встречи с родней.

Неуверенно переставляя длинные ноги, мужчина журавлем заходил в жуткий лифт и молчал до выхода из него – боялся, не доверял шаткой технике.

По квартире уже бегала, хлопотала на завтрак невестка, вышедшая в прихожую на шум открывающейся двери. Мужчина для приветствия ей подал свою руку – страсть не любил целоваться, не допускал «кошачьих нежностей», грубовато приветствовал:

- Здравствуй, дочка!

Привычно разделся, повесил верхнюю одежду на вешалку и уверенно заглянул в комнату, где спала – был уверен, что ждала деда, - внучка. Та, напрягаясь изо всех сил, держала свои глаза закрытыми, но ее длинные ресницы подрагивали, выдавая ее, и рот постепенно расплывался в радостной, до ушей, улыбке.

- Не спишь уже? – спросил дед и тоже протянул ей свою мозолистую руку. Внучка схватилась за нее двумя своими ладошками, и сон окончательно с нее слетел. Теперь она не будет отходить от дедушки, и родители у девочки отойдут на дальний план.

Раскрыв большой чемодан и рюкзак, мужчина начал вытаскивать из них деревенские гостинцы: ляжка от поросенка, сало, свиная печень, самодельная колбаса, овощи, яблоки - всего понемножку и огромный пакет с любимыми грибными пирожками для внучки от бабушки.

Дмитрий не утерпел, заметил:

- У нас есть все, зачем столько много привез, вы бы сами там ели.

- Нам много ли теперь надо, а вам все не в магазине покупать. Все свое с огорода, натуральное да свежее, ешьте на здоровье. Да и я поживу с месяц, кормиться мне тоже надо.

Для семьи начиналась безмятежная жизнь – дедушка Иван присмотрит за внучкой, отведет в садик и вечером заберет. Погуляет с любимицей на детской площадке, где девочка продемонстрирует ему искусство катания на качели, преодоление различных препятствий и прочих ребячьих радостей, установленных местным жэком.

Дед был худощав и высок ростом – еще крепкий и справный, как говорили соседки, зазывая его на чай.

Тот людей не чурался и любил поговорить с ними о жизни, а после таких бесед они всегда, удивляясь его чистоте души, говорили:

- Надо же, какой простой нехитрый человек, только в глухом лесу такие люди, нетронутые культурой, и сохранились.

Дедушке Ивану исполнилось семьдесят лет, он прошел войну, отслужив в армии десять лет.

- Лучшие годы армия и война забрала, - говорил он Дмитрию, вспоминая, как сначала отслужил на флоте пять лет действительной службы, а когда начистил пуговицы на бушлате, чтобы демобилизоваться, началась проклятая война - «фашист полез на нас».

Судьба миловала Ивана, и он отделался лишь легким ранением в палец, вернулся в свой поселок, отработав до пенсии вальщиком леса, сохранил до старости в себе честность и порядочность.

Сидели как-то все вместе за ужином, дедушка рассказывал, как провел день и что видел на прогулке, вдруг вспомнил:

- Сосед сегодня приходил, просил пять рублей до получки. Говорил, что всегда у вас занимает. Я дал ему денег, очень благодарил меня.

Дмитрий Иванович опешил, спросил:

- Как зовут его?

- Да я спросить постеснялся, а он не сказал мне. Сосед и все тут.

- Из какой квартиры?

- Не знаю, не говорил.

По описанию отца Дмитрий догадался, что это муж соседки напротив - пьяница и бездельник.

- Больше никогда и никому не давай денег без нашего ведома!

- Как не дать, если нуждается человек. Вот мой сосед Семен, если спросит до пенсии деньжат занять, неужели я не дам?

- Ты не сравнивай, что у вас и здесь. В следующий раз говори, что нет у тебя денег.

- Да как я скажу, что нет денег, если они лежат в моем кармане? – не понимал отец.

Дмитрий Иванович устыдился своей попытки научить отца врать, подумал:

- Простота, говорят, хуже воровства. Только, по мне, пускай процветает простодушие, чем ложь. Жаль, что такие люди, как отец, вымирают, уступая место новому поколению, где все больше становится в почете бессердечие и жестокость.

Вот бы несколькими миллионами людей, подобных отцу, разбавить нынешнее, закаменевшее сердцем, население. Стало бы больше радушия и чистоты?

Несомненно, общество отмякло бы душой, но только жаль было бы и стариков, часть которых угодит в сети тунеядцев, станет в их руках лохами. Да и где взять столько простых людей? Войны выбили большую часть честных и порядочных людей, время добивает оставшихся.

Когда Дмитрий Иванович вернулся домой после вечерней смены и вошел в комнату отца, то отец не спал и, лежа на диване, читал какую-то книгу.

- Где спать будешь? – спросил он.

- Здесь лягу, чтобы не тревожить жену и дочь.

- Ужинать будешь?

- Да.

- Я тоже поем с тобой, неси котлеты сюда на стол, грибы маринованные захвати и две стопки давай. Я бутылку водки припас, выпьем сегодня немного с тобой, - сказал отец, вытаскивая из серванта пшеничный крепкий напиток.

Мужчины накрыли на стол, молча уселись рядом и налили по стопке водки, кивнув головами, выпили и стали закусывать.

При свете настольной лампы, создающей уютный мягкий свет, плечом к плечу сидели молодость и старость, вели разговоры о жизни, войне, достатке и планах на будущее. Не было отцу с сыном ничего желанней и роднее, чем такие редкие посиделки вдвоем, поэтому беседа затягивалась далеко за полночь, журчала хрустальными ручейками по лабиринтам памяти, сливались в единую полноводную реку прожитой жизни.

Маленькая семейная ячейка наслаждалась своей душевной близостью, была незаметна в ясной ночи Вселенной, являлась крошечной частицей огромного полотнища, сотканного природой из миллионов людских сот.

Потом мужчины лягут спать, и Дмитрию приснится хороший сон, он будет улыбаться чему-то приятному и светлому. Дмитрий Иванович еще не знал, что это была его последнее с отцом застолье. Отец вскоре тихо и обыденно уйдет из жизни, и сыну всегда будет не хватать его застенчивой доброй улыбки и прозрачной бесхитростной речи.