Выбранный в жертву

 

-Ты в своем уме?

Наташка отшвырнула полотенце, и оно картинно повисло на спинке стула.

Михаил невольно засмотрелся: «Прямо как так и задумано». Она всегда и все делала ловко, даже когда злилась.

Наташка открыла духовку. С плавным «вжиком» отправила в печку будущий пирог. Вытерла руки о полотенце.

-Никак не могу понять, почему я должна врать? – Она нервно пожала плечами. – Насколько я поняла, впрямую тебе никто не угрожал. Так?

Михаил щелкнул пальцем по спичечному коробку.

-Ната, я же не прошу о чем-то сверхъестественном. Просто немного пожить у тебя…

-С ума сошел!

-Но ты же сама ночевала у меня много раз. И потом, мы встречаемся почти год…

-Это ничего не значит!

Наташка уселась на стул и захлестнула ногу на ногу. Ее губы подрагивали. Красивые глаза, красивый лоб. Красивые ноги с нежными выпуклостями коленных чашечек.

Небрежно жестикулируя, она принялась объяснять, почему их отношения «в принципе нельзя афишировать». Ее просто не поймут. Девушка из такой семьи, а встречается с «обычным парнем».

Да, да, да. Если уж говорить, то начистоту. Кто он, собственно говоря, такой? Вчерашний студент, мальчик на профессорских побегушках. Перспективы весьма и весьма туманны. Ну, защитится он. Ну, станет вешать студентам лапшу на уши и третировать туповатых девчонок во время сессий. Пожалуй, заделается эдаким ловеласом или, еще хуже, мстительным деспотом. Но дальше-то что?

И она. Дочь известного художника и знаменитой виолончелистки. Объездившая пол-Европы и говорящая на трех языках. Певица и фото-модель.

Она втолковывала ему это, словно ребенку. Он молчал. Тогда она мягко подсела и провела рукой по его волосам.

- Ты, Мишунь, не обижайся. Ты же знаешь, что я тебя люблю.

- Но от этого мне не легче.

Он почувствовал на щеке прикосновение ее губ. Поролонистый щипок… Наташка обвила его шею рукой и жарко задышала в самое ухо.

Михаил внутренне сморщился. Впервые ее объятия не возбуждали. Даже было немного противно. Хотелось отстраниться, как от неприятного запаха. Мягкая округлость ее бедра показалась просто куском мяса.

Михаил ушел, пробормотав, что ему нужно спешить. Взяв в ларьке водки, он отрешенно брел по влажной улице. К подошвам клеились мокрые листья. В принципе, хотелось напиться немедленно, не отходя от ларька. Плюхнуться на подвернувшуюся скамейку и дуть водку прямо из горла.

Но тут ему пришла в голову мысль. Мысль понравилась. Он заискал глазами телефонный автомат…

Давнее-енько они не видались. Встретившись, даже обнялись. Вернее, это Ромка его усиленно тискал. Михаил лишь похлопал его по спине. «Как жена? Как маленькая?»

Ромка был все такой же. Энергичный, бородатый, со светящимися глазами и карманами, полными денег. Он тут же смекнул, в чем дело, и потащил Михаила в супермаркет. Привычно свернул к буро-желтым коньячным рядам.

Михаил потыкал в сумку:

- У меня уже есть.

- Оставь, - махнул рукой Ромка и выхватил из кармана портмоне.

Он взял бутылки «Арарата» и «Коктебеля», полдюжины шпрот и еще много всякой-всячины в глянцевых упаковках. Веселый, в модном плаще с развевающимися полами, он производил впечатление человека, абсолютно довольного жизнью.

Так оно, по сути, и было. Сидя у Михаила на кухне, Ромка с удовольствием трепался о своих успехах. Делился планами, советовался, чем кормить Таньку (как будто Михаил специалист по части кормления годовалых младенцев!). Все это отвлекало и разгоняло тоску.

Когда же Ромка с зевающе-ностальгической улыбкой спланировал на волну «А помнишь?», Михаил и вовсе повеселел. Он стал беззастенчиво симулировать: нет-нет да нальет себе больше. Но Ромка это дело усек и потребовал равноправия. Бдительный, черт! Да он и всегда был таким. Еще на первом курсе…

Михаил не заметил, как сам пустился в воспоминания. Они размякли и раскисли. Он смутно помнил, что было дальше. Плавающая комната, разгоряченное Ромкино лицо и его улыбающаяся борода, тарахтенье бутылки, отстукивающей радиограмму о край стакана…

Утро было тяжелым. Кое-как выпутавшись из складок одеяла, Михаил ступил на пол. Его шатнуло. Он посмотрел в сторону стола и скривился. Кроме нескольких шпротин, разметавшихся на тарелках, ни черта. Бутылки валялись под столом.

«Выдули все до капли, гады», - подумал он словно о ком-то постороннем.

Умывшись, он поставил на огонь чайник и стал ждать, когда проснется Ромка. Словно суперагент из кино, тот завалился спать в полном облачении – в пиджаке, туфлях. Даже галстук стащить не удосужился.

Вскоре он задергал носом. Несколько раз чихнул и открыл глаза. Уставившись на Михаила, удивленно заморгал.

- Попить ничего нет?

- Скоро чай будет, - пообещал Михаил.

- Вставать неохота. – Ромка сел и потер затылок. - Черт, как же это я… Миш, что наплести Ленке? Что засиделся в офисе? Заработался, решил заночевать? Как думаешь?

- Зачем плести? Расскажи как есть.

- Ты что? Это полная труба. Вспомни, какой правильной она была в институте. А теперь она совсем помешалась на моем воспитании. Вся в мамашу. Черти! Как они меня достали!

Он нервно стукнул кулаком по спинке дивана.

- Мне нужна твоя помощь, - сказал Михаил.

- Деньги?

- Нет. Понимаешь, я тебе вчера не все рассказал. Наташка – это так, маленькая неувязка, мелочь. – Михаил махнул рукой. – Есть кое-что похуже. Я кому-то перешел дорогу. Даже не знаю, кому.

- Как это?

- Сам не пойму. Но факт, как говорится… Понимаешь, в последнее время приходится иметь дело с такой уймой народу, что сдуреть можно. Всех и не упомнишь… А теперь мне угрожают. Было уже несколько звонков. Все в одном и том же духе: «Парень, ты на счетчике. Или плати, или…»

Ромка поскреб бороду.

- И чем я могу помочь?

- Мне нужно где-нибудь временно перекантоваться. Недели две, не больше. Пока я придумаю, куда деться. За это время выбью у шефа бессрочный отпуск за свой счет – и пошли они все…

- А тебе его дадут?

- Не дадут - уволюсь к черту.

Ромка помолчал.

- Бред какой-то. Тебе не кажется, что это все какой-то бред?.. Может, над тобой кто-то шутит?

- Шутит?! Знаешь, меня за последнюю неделю в шутку чуть не сбила машина, и какой-то тип в метро пытался столкнуть под поезд.

- Ленка рассвирепеет, - угрюмо сказал Ромка.

- Чего?

- Знаешь, что она мне скажет? «Не впутывайся. Тебя это не касается». Что-то в этом роде. Ругаться с ней я не могу. Она истеричка. И никому не верит. Недавно сестра хвасталась новым платьем. Так Ленка пыталась доказать, что оно из «секонда». Они друг другу чуть глаза не выцарапали!

Ромка вздохнул. Повисло неловкое молчание.

- Ладно. Извини, что загрузил, - сказал Михаил, вставая.

- Да это ты извини.

Куснув ноготь, Михаил прошлепал за чайником. Ромка заорал в прихожую:

- Ну, не могу я! Она меня просто съест!..

Заваривая чай, Михаил нечаянно облил палец. Наждачная боль обожгла фалангу. Сцепив зубы, он сунул руку под кран.

За спиной послышалось шарканье Ромкиных шагов.

- Наливай чай, - кивнул Михаил.

- А холодная вода у тебя есть?

- Из крана.

- Хоть какая!

Ромка неистово присосался ртом к смесителю. Оторвавшись и вытерев бороду, мечтательно протянул:

- Пивка бы.

- Могу сходить, - пожал плечами Михаил.

- Сходишь? – оживился Ромка. - Я дам деньги!

- Не надо, у меня есть. Какое ты будешь?

- Только светлое, импортное.

На улице голова зашумела сильнее, но немного отпустило. Продавец в ларьке попался бестолковый. Михаил попросил две бутылки «Талера» и одну «Монаха», а тот вместо этого сунул бутылку портвейна. Потом-таки выставил пиво, которое оказалось теплым. Пришлось плюнуть и шагать к другому ларьку.

По пути за ним увязался беспризорный пацан, нудный выклянчиватель «копеечки». Стало жалко – тебе плохо, мне плохо. Как бы из чувства солидарности сунул ему пару каких-то медяков.

Тем временем Ромка стащил с себя всю одежду и прыгнул под душ. Двухминутное ожесточенное отфыркиванье и отплевывание вернуло его к жизни. Он даже сделал подобие зарядки (в кои-то веки!) Поприседал, помахал руками.

В этот момент дверной звонок пропиликал «Турецкий марш». Ромка пошел открывать, вытирая голову.

-Иду-иду!

Он уже предвкушал вкус холодного, «дымящегося» пива. Подбежав к двери, решил разыграть Михаила - притвориться привидением. Закутал голову в полотенце - только глаза торчат - и рванул дверь на себя:

- Угу-гу-у-у!

И замер. На пороге стояли два совершенно незнакомых типа в черном: один повыше, другой пониже. Это, собственно, и все, что он успел заметить. В следующий миг ему прямо в полотенце ткнули какую-то черную сосиску.

Его голова лопнула, взорвалась, рассыпалась на тысячу частичек, словно детский конструктор, грохнутый об стену.

Два контрольных выстрела были произведены уже в мертвое тело…

Войдя в подъезд, Михаил почуял неладное. Взбежал наверх. На лестнице охала и всплескивала руками старушка из соседней квартиры. Он ринулся к себе.

На пороге в одних трусах лежал окровавленный труп. Вместо головы – странная каша. К месту происшествия стягивались люди. Но, видя Михаила, испуганно отходили в сторону. Кто-то быстро зашептал: «Да нет, это не он. Софья Пална видела: чужие это были, двое в масках».

Михаил прислонился к стене и медленно сполз на пол. Дышать стало трудно. Он рванул воротник, дрожащей рукой вытащил из сумки бутылку «Талера». Содрав ключом крышку, опрокинул ее в себя всю. Перевел взгляд на то, что когда-то было Ромкой.

«И это должно было случиться со мной. Только что. Меня уже не должно быть… Вот так штука».

Он оглядел поджавшуюся толпу. Выхватил еще одного «Талера», взахлеб опустошил и эту бутылку. Стало почти хорошо. Одновременно появилось ощущение легкой тошноты. Он соскребся с пола и качнулся к двери.

- Туда, наверное, нельзя, - сказал сосед.

- Оставьте меня в покое, – пробормотал Михаил, отстраняя его руку. - Осторожно переступил через труп, стараясь не вступить в «кашу».

«Бедный Ромка», - пронеслось в голове.

За его спиной поднялся галдеж:

- Вы милицию вызвали?..

- А как же!..

- Что ж они не едут-то?..

- Безобразие! Туда нельзя никого пускать!..

- Но это же его квартира, в конце концов…

Михаил нырнул в туалет и завис над унитазом. Слил в него все – и вчерашнее, и сегодняшнее, слезы, сопли, слюни… Жадно ополоснул лицо, ткнулся в полотенце.

И вздрогнул. Пустоту дома пронзил телефонный звонок. Сердце постыдно екнуло. Вторая трель.

Подождав третьей, он подошел к телефону. Сняв трубку, постарался не дышать.

- Миша, ты? Спишь, что ли?

Шеф. Отлегло.

- Да нет, Егор Константиныч, встал. Р-рад вас слышать.

- Ты что, пьян?

- А? Вообще, есть немного. С другом тут…

Михаил осекся. Ознобно подернулись лопатки.

- Ну, ладно, - пробасил шеф. – Твое дело. В выходной можно и побухать. Я тебе, собственно, по делу. По важному. У нас новый офис открывается, нужно отправить туда человека. И я так прикинул, что, кроме тебя, и отправить некого. У Пал Палыча язва, у Володи жена. С Ольгой просто не хочется связываться. А ты по всем параметрам годишься: холостой, энергичный, не пьешь. Ну, почти, - уточнил Егор Константинович, вспомнив недавний день рождения секретарши Леночки. – Да и язык знаешь.

- А куда стажировка-то?

- Да в Лондон.

Шеф брякнул это так непринужденно, словно речь шла о каком-нибудь Бердянске. Михаил подумал, что ослышался.

- Куда?

- Куда-куда. В столицу Великобритании! Что, географию не учил?

- И на сколько ехать? – обалдело пробормотал Михаил, с трудом переваривая события дня, в ходе которого он успел протрезветь, опьянеть, и вот теперь трезвел и пьянел одновременно.

- Да на пару лет точно. А там видно будет.

Михаил так и сел. «Ну, ты даешь, Егор Константиныч!»

- У тебя загранпаспорт есть? – услышал в трубке.

- Есть. Конечно.

- Добро. Так ты согласен?

- Когда выезжать?

- Не выезжать, а вылетать. В четверг. Билеты уже есть. Визу оформишь в экстренном режиме за три дня – я договорюсь. Деньги, оплаченный номер в отеле будут. Первые полгода поживешь в «трехзвезднике». Потом подыщем тебе квартиру. Лады? Так что собирайся…

 

-----

 

Когда лайнер Харьков-Киев-Лондон наконец сдвинулся с места и заскользил в другую жизнь, Михаил отстранил занавеску и взглянул в иллюминатор. «Неужели это не сон?» - в очередной раз подумал он.

На нем была серая пара, в кармане пиджака – кредитка на 50 тысяч фунтов, плюс 6 тысяч наличными. На коленях распласталась книжка – роман Фаулза. Он задумчиво смотрел в иллюминатор.

Вбирая в себя вереницу огней аэропорта, глуша гул двигателей, там, вовне, и одновременно внутри, скользило отражение – красивый женский профиль. В двух шагах от него, на расстоянии вытянутой руки сидела девушка, в которую он уже был влюблен. И он знал, что, едва спустившись с трапа, он подойдет к ней и что-то скажет. Что именно, он не знал. Но в том, что это произойдет, был уверен. А пока он просто смотрел, впитывая взглядом этот набросок портрета с локонами на фоне огней.

Самолет набирал ход. Пилот сначала по-украински, потом по-английски предупредил о взлете…

А в это самое время у подъезда собственного дома из автомата был расстрелян «Мерседес» знаменитого художника Лежебоко. Из изрешеченной машины извлекли три трупа: самого художника, его жены и их взрослой дочери Натальи.

Было выдвинуто сразу несколько версий. Одни полагали, что художник стал жертвой неугомонных рэкетиров, охотников за произведениями искусства. Другие твердили о масонском следе. Некоторые намекали на политическую подоплеку, припоминая, как недавно на представительном банкете художник был замечен в компании одного из кандидатов в президенты, причем дружески его обнимал, обещая написать парадный портрет на фоне президентского дворца.

Впрочем, ни одна из версий так и не получила своего подтверждения…