О ТОМ, КАК ПОСОШКОВ В АРМИЮ ПРИЗЫВАЛСЯ 1 Хмурый ноябрьский день подходил к концу. - Посошков! - объявил высунувшийся из-за дверей капитан. - Я! - вскочил Посошков и бодро вошёл в кабинет облвоенкома, где заседала комиссия по призыву офицеров-двухгодичников в ряды Вооружённых сил СССР. Внешности наш герой был самой обыкновенной. Среднего роста, когда-то рыжий, а теперь скорее тёмно-русый. От кратковременных занятий спортом в школьные и студенческие годы у него остались на память широкие плечи и крепкие руки. Открытый взгляд глубоких карих глаз выдавал неисправимого романтика. Впрочем, самому себе, в свои двадцать пять лет, Посошков казался вполне солидным мужчиной. - Лейтенант Посошков на призывную комиссию прибыл! - молодцевато доложил он, строевым шагом промаршировав до самого стола, за которым сидела комиссия, и застыл по стойке "смирно". - Орёл! - сказал председатель комиссии подполковник Вахрамеев своему заместителю капитану Лопухову. - Хочешь служить? - спросил Вахрамеев Посошкова. - Так точно! Хочу! - ответил тот. Капитан Лопухов, негласно содействовавший многотрудной работе компетентных органов, от своего куратора усвоил привычку подозревать всех и во всём. - Это странно, товарищ подполковник! - зашептал он Вахрамееву. - Сам хочет! Другие чего только не вытворяют, чтобы мы их не призвали! А этот! Уж не шпион ли? - Отставить, капитан! - поморщился Вахрамеев.- Он же бывший студент третьего цикла военной кафедры НЭТИ! Да, я сам с этой кафедры! Мы там все такие! - он повернулся к Посошкову и скомандовал. - Посошков! - Я! - вытянулся тот, руки по швам. Вахрамеев даже зажмурился от удовольствия. Ну, всё же ясно! И чего ещё Лопухову надо? Однако, зная о причастности капитана к органам, подполковник решил ему не мешать. - Ладно. Приступайте, - кивнул он Лопухову. Капитан пошелестел бумагами для солидности и задал первый каверзный вопрос: - Посошков Олег Александрович? - Так точно! - гаркнул Посошков. Лопухов был слегка сбит толку его наглостью, но отступать не собирался: - 15 августа 1962 года рождения? - Так точно! - рявкнул Посошков. "Хорошо подготовили!" - подумал Лопухов. Он поворошил листки на столе, собираясь с мыслями, и, прищурившись прямо в чистые ясные глаза Посошкова, резко, но отчётливо спросил: - Russian? - А? - наморщил лоб Посошков. - Чего? - переспросил, отвлёкшийся, наблюдая за полётом большой зелёной мухи, Вахрамеев. - Национальность какая? - повторил раздосадованный Лопухов. - Русский, - сказал Посошков. Вахрамеев покосился на капитана. Чего он ещё придумает? Лопухов не сдавался. Лопухов пошёл ва-банк. - А почему вы хотите служить? На мгновение в кабинете повисла гробовая тишина. Стукаясь в оконное стекло, жужжала муха. На соседней улице, дребезжа и позвякивая, через перекрёсток проехал трамвай. - Желаю выполнить конституционный долг каждого советского гражданина! Крыть было нечем. Вахрамеев откровенно наслаждался посрамлением своего ретивого заместителя. Лопухов чувствовал себя оплёванным. Растоптали самое святое, что было в его жизни. - Точно, шпион! - бормотал он себе под нос. - Или полный идиот! Он ухватился за эту спасительную мысль. - А справка от психиатра у вас есть? - Так точно! Есть! - преданно глядя на капитана, ответил Посошков. - Согласно заключению медкомиссии районного военкомата, являюсь практически годным к несению нестроевой службы! - Ага! - вскричал Лопухов. - Мы не можем призвать вас в ряды Советской Армии! Если вы не годитесь к строевой службе, как же вы будете участвовать в парадах?! Посошков искренне расстроился. Это было написано на его честном глупом лице. И тут вмешался подполковник Вахрамеев. - Послушайте, капитан! - сказал он. - Оставьте мальчика в покое! На время парада его можно назначить в караул или дежурным по столовой, например! "Вот так, всегда!" - подумал Лопухов. - "Везде блат. Даже в Вооружённых силах СССР!" - Так точно, товарищ подполковник! - сказал он. - Разрешите последний вопрос? - Ладно. Разрешаю. Но, последний! - Посошков, - вынул козырного туза из рукава Лопухов. - А, как вы относитесь к политике партии в вопросах строительства вооружённых сил? - Целиком и полностью одобряю, товарищ капитан! - другим козырным тузом побил Лопуховского туза Посошков. "Ну, что же, - подумал несчастный капитан. - Я сделал всё, что мог! И пусть кто-нибудь сделает больше! А я напишу рапорт, куда следует!" - Вопросов больше нет, товарищ подполковник - сказал он Вахрамееву. - Поздравляю вас, товарищ лейтенант! - встал подполковник Вахрамеев. - Вы призваны в ряды Вооружённых сил СССР! Желаю вам служить долго-долго! Не посрамите родную кафедру! - он протянул Посошкову руку. - Изо всех сил постараюсь, товарищ подполковник! - с благоговением пожал её Посошков. - Можете идти - сказал Вахрамеев. - Есть! - вытянулся Посошков. Лопухова аж перекосило. Он отвернулся, чтобы не видеть этого душераздирающего зрелища. "Ну, точно, идиот! - подумал он. - Или шпион!" Вахрамеев сел. Посошков чётко, через левое плечо, сделал поворот кругом и строевым шагом убыл из кабинета облвоенкома. Подполковник, подперев ладонью голову, проводил его отеческим взглядом. Капитан Лопухов мысленно начал сочинять рапорт... Бдительный капитан был бы сильно разочарован, если бы узнал, что отвечая на вопрос о том, хочет ли он служить, Посошков почти не кривил душой. Дело в том, что он почему-то считал, что рано или поздно свой конституционный долг ему, всё равно, придётся выполнять. И, уходя в армию, именно сейчас, хитрый Посошков убивал сразу нескольких зайцев. Во-первых. До начала строительства Молодежного Жилищного Комплекса, за вступление в который, зарабатывая баллы на субботниках, боролся Посошков, было ещё далеко. Если бы он не призвался сейчас, его могли бы забрать позже, в самый разгар делёжки квартир. Во-вторых. Эти субботники ему уже осточертели. Выполнение конституционного долга было вполне уважительной причиной, чтобы на них не ходить. Более того, после этого выполнения Посошкова, волей-неволей, обязаны были включить в МЖК без всяких баллов. И, в-третьих. Ему жутко надоел его родной завод. Бросить его было жалко: всё-таки, и стаж, и льготы, и комната в общежитии, и МЖК. А тут, он смывается на два года, ничего при этом не теряя, так как всё вышеперечисленное сохранялось за ним по закону. Вот, почему Посошков хотел служить. Вот, почему он был искренне рад, что его желание сбывалось. Не пройдёт, однако, и полугода, как он уже горько пожалеет об этом. 2 - Но, товарищ полковник! Ведь, у меня в предписании сказано явиться к вам на службу, именно, сегодня! - канючил Посошков. - Вот, сами посмотрите! Дежурный по штабу корпуса, гвардии полковник Беленький посошковских бумаг читать не хотел. - В понедельник! - твердил он, не зная, как отвязаться от настырного молодого человека. - В понедельник, в девять ноль-ноль, приходите в отделение кадров штаба корпуса. - Но, товарищ полковник... - продолжал канючить Посошков. - Всё! - отрезал, потеряв терпение, Беленький. - В по - не - дель - ник! - Но, товарищ... - Кру!.. Гом! - взорвался полковник. - Шагом!.. Арш! Посошков поднял чемодан и потерянно поплёлся к дверям. За дверями было холодно. На улице стояла январская ночь и забайкальская тайга. Приехав сегодня днём в Читу, Посошков прямо с поезда отправился к военному коменданту вокзала, а от него, хотя уже темнело, в в.ч. п/п 07172 как было указано в его предписании. Эта в.ч. п/п располагалась в глухом лесу на о.п. Неудачный, в получасе езды от города на электричке. Электричка ходила раз в два часа. Несолоно хлебавши, Посошков вернулся на платформу, сел на чемодан и пригорюнился. На платформе он был совершенно один. Вокруг поднимались заросшие кедрачом и присыпанные снегом сопки. Стояла полная тишина. Лишь в морозном небе слегка звенели звёзды. Когда подошла электричка, у Посошкова зуб на зуб уже не попадал. Некоторые из его иллюзий заметно поколебались. Стуча зубами, Посошков забрался в вагон и сел у окна. "Что же теперь делать?" - думал он. Ответа не было. Вернувшись в город, Посошков побродил по вокзалу, потом покинул негостеприимное здание и пошёл, куда глаза глядят. Оказалось, что он идёт по улице Ленина. Справедливо решив, что на улице имени самого человечного человека должна быть хоть одна гостиница, Посошков не стал никуда сворачивать. Прошагав с полкилометра и миновав штаб ордена Ленина Забайкальского военного округа, он вышел на площадь Ленина. На противоположной стороне площади, слева от гигантской бетонной головы с бородкой и огромным лбом - величественного памятника отцу-основателю первого в мире государства рабочих и крестьян, была расположена гостиница "Волна". На другой стороне, рядом с Посошковым, находилась гостиница "Забайкалье", краса и гордость Читинского треста гостиниц и ресторанов. Туда он и направился. Лишь крайней молодостью и присущей ей самонадеянностью можно было бы оправдать такую авантюру! Монументом, не хуже того памятника на площади, за стойкой с табличкой "Дежурный администратор" возвышалась широкоформатная седая дама с ледяным взглядом. В те давние-давние годы, в разгар перестройки, "Забайкалье" являло собой один из самых ярких образцов советской гостиницы, в которую, как известно, хрен просто так поселишься. Конечно, если вы депутат, ответственный партработник, или, на худой конец, хотя бы делегат Всезабайкальского слёта свиноводов, то койка в "Забайкалье" вам была обеспечена. Но, увы, Посошков не был ни тем, ни другим, ни третьим. Счастливый в своём неведении, он подошёл к администратору и сказал, что ему нужно переночевать. Опешившая от такой наглости, но сражённая по-детски наивным, чистым взглядом Посошкова, она поселила его в одноместный люкс. Посошков сказал "спасибо", взял чемодан и поднялся к себе. Лишь два дня спустя, оправившись от потрясения, администраторша перевела его в шестиместный номер. Выселить Посошкова совсем, она, всё же, не решилась. Отоспавшись, Посошков погулял по Чите и даже сходил в кино. А вечером продолжил начатое в поезде изучение уставов ВС СССР. Толстый том, который он приобрёл в магазине "Военная книга", в течение пяти минут нагонял на него беспробудный сон. Мечта психотерапевтов! Если бы они служили в армии, то знали бы, что не было, нет, и не будет лучшего средства от бессонницы! В понедельник к девяти утра Посошков явился в штаб корпуса. Возле дверей в отделение кадров прохлаждались два молодых человека. Один - белобрысый, маленький и щупленький, а второй - среднего роста, крепкий и тёмноволосый. Посошков покосился на них и вошёл внутрь. - Ага! - сказал старший прапорщик Васюков, глядя на Посошковское предписание. - Товарищ майор! - обратился он к начальнику отделения кадров штаба корпуса майору Чифирёву. - Ещё один! У гвардии майора Чифирёва жутко болела голова с похмелья. Он взял предписание и попытался сосредоточиться. От этого героического усилия голова у него разболелась ещё больше. Чифирёв поморщился и неодобрительно посмотрел на Посошкова. Посошков стушевался. - На кого учился? - наконец, спросил майор. - Офицер старта. - Так, - сказал Чифирёв и посмотрел на Васюкова. - В Чойбалсане три вакансии - ответил тот. - Поедешь в Чойбалсан. - сказал Посошкову майор Чифирёв. - В Монголию. - Ой, товарищ майор, а нельзя ли где-нибудь здесь, в Чите? У меня семья, ребёнок. Может не надо? - попросил Посошков. Чифирёв и Васюков переглянулись. - Надо, Федя, надо! - усмехнулся майор. Васюкову хотелось покрутить пальцем у виска, но он удержался. - Товарищ майор! Я вас очень прошу! - просил Посошков. Чифирёв снова посмотрел на Васюкова. - Одна вакансия в Безречной - пожал тот плечами. Это название чем-то не понравилось Посошкову. Но, всё-таки, это был родной Союз Советских Социалистических Республик! - Давайте! - сказал он. "И откуда он такой взялся?" - подумал майор. И сказал вслух: - В Чойбалсан! - Есть! - ответил Васюков и сделал пометку на предписании. - Подождите за дверью - махнул он рукой Посошкову. - Но... - сказал Посошков. Майор сфокусировал на нём взгляд. - Есть, - уныло вздохнул тот и вышел. - Тебя куда? - спросил Посошкова один из стоявших за дверями парней, тот, который был пониже ростом. И представился. - Сергей. - Олег - пожал ему руку Посошков. - Вадим - протянул свою ладонь другой, повыше. - Олег - пожимая её, сказал Посошков. - В Монголию отправляют, - со вздохом добавил он. - Так это ж классно! - обрадовался Серёга. - И нас тоже! Хоть на заграницу поглядим! Ты где живёшь? - В "Забайкалье". - И мы! - удивились они. - А что заканчивал? - спросил Вадим. - Новосибирский электротехнический. - И мы!! - ещё больше удивились они. - Какой факультет? - поинтересовался Серёга. - Машиностроительный - ответил Посошков, не меньше, чем они удивлённый таким совпадением. - А мы с электроэнергетического - сказал Вадим. - Это надо обмыть! - предложил Серёга. - Точно! - поддержал его Вадим. - Добро! - согласился Посошков. - Манин! Валанчук! Посошков! - прервал их беседу, выглянув наружу, старший прапорщик Васюков. - В среду прибываете сюда с фотографиями для загранпаспортов, - сказал он, когда они вошли. - Фотографироваться в форме с погонами. Всё ясно? - Так точно! - Можете идти! - Есть! - ребята повернулись и вышли. 3 А, ведь, начинался вечер вполне прилично. Все четверо были в костюмах и в галстуках. И Серёга, и Вадим, и Гаррик, и даже Посошков. Ресторан "Забайкалье" занимал первый и второй этажи правого крыла гостиницы. Огромный, многоколонный зал был братом-близнецом легендарного Новосибирского "Цекушника". Архитектор, безвестный певец соцреализма, явно страдал клаустрофобией, поэтому изнутри ресторан казался шире, выше и длиннее, чем снаружи. Здоровенные люстры, подвешенные на длинных и тоненьких тросиках, лишь усиливали это впечатление. Маленькие столики совершенно терялись в бескрайнем пространстве высокого зала. Попав сюда в первый раз, Посошков почувствовал себя в шкуре таракана, замершего на полу в какой-то гигантской кухне. А вокруг кишели пьющие, жующие и флиртующие, такие же маленькие, как и он, тараканчики. Музыка, если можно так назвать оглушающий шквал звуков, металась по залу, отражаясь от гулких стен и путаясь между толстыми мраморными колоннами. А в коротких паузах, когда оркестранты переворачивали ноты, отыскивая заказанный кем-нибудь хит, рука невольно тянулась вынуть из ушей несуществующую вату. В этот вечер у ребят был гениальный повод надраться, как следует. Завтра они должны были получить загранпаспорта, предписания и разъехаться по своим частям. Финансовый кризис, разразившийся после недельного кутежа, был успешно преодолён благодаря Посошкову, запросившему и, что самое удивительное, успевшему получить пятидесятирублёвый перевод из дома. Воспрянув духом, компания отправилась в кабак. - Лариса! - приобнял официантку за талию Серёга, самый обходительный из них. - У нас сегодня праздник! - У вас каждый день праздник! - ухмыльнулась Лариса и удалилась, покачивая бёдрами. Ей было почти сорок, а что касается талии, то так образно Серёга называл область, где она теоретически могла бы находиться. Впрочем, дело своё Лариса знала отменно, так, что не прошло и пяти минут, а на столе уже стоял запотевший графин "Столичной", кувшин с клюквенным морсом, салаты и ассорти из красной рыбы. - За нас, господа офицеры! - поднял первый тост Серёга. И все с удовольствием за это выпили. Гаррик Дудин, единственный старший лейтенант среди них, встал с ответным тостом. Вот уже почти неделю он жил вместе с ними в их дружном шестиместном номере. Он тоже был двухгодичником и тоже должен был служить в Монголии. - Друзья! - сказал он. - Мы им ещё покажем! И все выпили за этот прекрасный тост. - За ПВО! - поднял рюмку Вадим. И все его с удовольствием поддержали. - Ура! - сказал Посошков. И это было сильно сказано! И все за это выпили. Вечер продолжался. Они одолели ещё один графин прежде, чем Серёгу пришлось эвакуировать в номер. Пока Посошков с Гарриком осуществляли этот манёвр, Вадик успел снять кого-то и исчез. Они уселись вдвоём за опустевший столик, заказали ещё и выпили. - Олег! - сказал Гаррик. - Вон те две дамы почти готовы, - он скосил глаза вправо. - Берём? - Берём! - кивнул Посошков. Слегка пошатываясь, Гаррик встал и пригласил одну из них, высокую и чёрную. Посошков из последних сил стараясь выглядеть трезвым, подошёл к её подруге: - Разрешите? Она кивнула, и они пошли танцевать. Кажется, это был медленный танец, потому что она обняла его за шею и прижалась к нему животом. - Как вас зовут? - спросил Посошков. - Марина - ответила она. После танца он проводил Марину к её столику и вернулся за свой. Он налил себе водки и выпил. "Где же Гаррик?" - подумал он и огляделся. Гаррик сидел за соседним столиком с девушками. "Ага!" - подумал Посошков. Ему вдруг стало пронзительно грустно. Он налил себе водки и выпил. "Где же Гаррик?" - подумал он и огляделся. Гаррик махал ему рукой, приглашая присоединиться. Рядом с ним сидели жгучая брюнетка с восточными глазами и миловидная блондинка. Посошков попытался встать. Со второй попытки это ему всё-таки удалось. - Гвардии капитан Посошков! - представил его Гаррик. - Имеет боевые ордена! Посошков удивился, но возражать не стал. Ему налили, и он выпил. Вечер продолжался. Каким-то образом они с Гарриком оказались в номере у блондинки с брюнеткой. На столе стояла бутылка красного вина. Посошков сидел на стуле. Марина, уже в коротком халатике, поджав ноги, устроилась на своей кровати. Гаррик полулежал, облокотившись на подушку, на кровати её подруги, которая сидела на краешке постели рядом с ним и время от времени сопротивлялась его домогательствам. Марина томными глазами смотрела на Посошкова. Он был очень пьян. Его мутило. Но Посошков терпел, как мог, с трудом поддерживая беседу. Марина и её подруга были студентками-заочницами Читинского зоотехникума. Будущие свиноводки сдавали очередную сессию. Обе были замужем. У обоих были дети. Как случилось, что разговор зашёл о детях, Посошков не помнил. Гаррик, вспоминая об этом наутро, плевался, матерился и сваливал всё на Посошкова. Но, как бы то ни было, брюнетка, вспомнив свой супружеский долг и не взирая на слабые возражения Марины, вытолкала обоих господ офицеров из номера и заперлась на ключ. Гаррик, в сердцах, плюнул на ковровую дорожку у закрытых дверей и грязно выругался, кратко коснувшись родословной будущих свиноводок, не позабыв никого из их родственников, вплоть до седьмого колена. Посошков выразил согласие молчаливым кивком. Борьба с желудком совершенно его измотала. Он подошёл к урне для мусора и сдался. Когда ему немного полегчало, они с Гарриком отправились восвояси... Посошкова трясли за плечо. Он с трудом разлепил глаза. - Олег, твою мать! Вставай! Пора! - склонился над ним Гаррик. Посошков сел на кровати, растирая ладонями лицо. Наконец, он вспомнил, что в девять ноль-ноль им надо быть в отделении кадров штаба корпуса, и резко начал одеваться. Пять минут спустя, вместе с Гарриком, Посошков уже отливал Серёгу, пытаясь привести его в чувство. До электрички оставалось полчаса. Они бежали до самого вокзала. Когда электричка дёрнулась и поехала, Серёга спросил: - А, где Вадик? Этого никто не знал... 4 Они стояли у дверей отделения кадров, ожидая, когда их позовут. И тут, из коридора, как снег на голову, вывалился Вадим. В распахнутой шубе, в дымину пьяный. На лице у него, как у сытого кота, гуляла блудливая улыбка. Он явно был рад видеть своих товарищей, которые обступили его и засыпали вопросами: где был, что делал. - Ушёл я с этой. Помните, которая в углу сидела? С армянкой - рассказывал Вадим. - Знойная бабёнка оказалась! Старовата, правда. Уже под тридцать. Но умеет по всякому - и так, и сяк, и эдак! - У неё были? - спросил Серёга. - У ней - кивнул Вадим. - Улеглись на полу в детской. Мне сначала не в масть было, - рядом ребёнок маленький спал в кроватке! А ей до лампочки! "Давай!", говорит, и всё!! Ну, и понеслось! Пока не замотался совсем. - Вот, гад! - позавидовал товарищу Гаррик. И Посошков, и Серёга были с ним полностью согласны. - Вы слушайте лучше, что дальше было! - продолжал Вадим. - Управились мы, значит, я уж сматываться собрался. А там, на кухне, не то брат, не то хахаль её, с каким-то друганом водяру пили. Оба блатные, все синие, в партаках. Ну, думаю, хана! Тут меня и кончат! Но обошлось. Они потом меня с собой усадили. Пили, пока водка не кончилась. - А пуловер твой индийский где? - поинтересовался Серёга. - Пропили, - махнул рукой Вадим. - Сменяли таксисту за две бутылки водки. - А часы? - спросил Посошков. - Часы? - Вадим покосился на свою левую руку. - Часы отдал за то, чтоб сюда доехать. На электричку-то я опоздал. - Ну, ты даёшь! - восхищённо сказал Гаррик. - Ага! - согласились Серёга с Посошковым. Вадим только улыбался и пожимал плечами. Его здорово шатало, но ему на это было, по всей видимости, глубоко наплевать. А главное, если у остальных господ офицеров руки тряслись и головы разламывались с похмелья, то он-то ещё и не трезвел со вчерашнего дня. - Манин! Валанчук! - высунулся старший прапорщик Васюков. - Пошли! - дёрнул Вадима за рукав Серёга. Вадим запахнул шубу и нахмурился, пытаясь сделать серьёзное лицо. Гаррик с Посошковым прыснули со смеху. Но, когда Серёга с Вадимом зашли в отделение кадров, Посошков как-то погрустнел. Неделя беспробудного веселья кончилась, и приходилось расставаться с новыми друзьями. А впереди ждала неизвестность. - Ну, что? - спросил он Серёгу, когда тот вместе с Вадимом вышел обратно. - Едем сегодня. Через Улан-Удэ и Наушки в Налайх. В.ч. п/п 51879. Что за зверь, хрен его знает! - Посошков! - объявил в открытую дверь Васюков. Посошков зашёл внутрь и, стараясь не дышать в сторону старшего прапорщика, доложил: - Я. - И этот, - констатировал Васюков. Майор Чифирёв, трезвый, как стёклышко, уже, почитай, целые сутки, только покачал головой. - Обмывали отъезд, - сказал он. - Так точно, товарищ майор, - вздохнул Посошков. - Всё пропили? - спросил Чифирёв. - Так точно, товарищ майор, - сокрушённо кивнул Посошков. - Вот молодёжь пошла! - восхитился старший прапорщик. Посошков виновато молчал. Чифирёв снова покачал головой и положил перед ним загранпаспорт, предписание и воинское требование на проезд до станции Баян-Тумен: - Поезд N 650. Один вагон идёт прямо до Баян-Тумена. Станция конечная, так, что мимо не проедешь. Через границу разрешается провозить тридцать рублей и литр водки. По прибытии явитесь в штаб полка. Всё ясно? - Так точно, - упавшим голосом сказал Посошков. Ему многое было не ясно, но он ни о чём не стал спрашивать, опасаясь показаться ещё большим придурком, чем был на самом деле. - Не вешай носа, лейтенант! - пожалел его майор Чифирёв. - Потом ещё спасибо скажешь! - Спасибо, товарищ майор, - сказал Посошков и вышел. - Дудина пошли сюда! - крикнул ему вслед Васюков. Когда Гаррик зашёл в отделение, Серёга спросил у Посошкова: - Майор заметил, что мы с бодуна приволоклись? - А то! - сказал Посошков. - Конечно, заметил! Тут и слепой заметит! - кивнул он на прислонившегося к стене, чтобы не качаться, Вадима. - Да! - почесал затылок Серёга. - Влетели! - А, ерунда! - махнул рукой Посошков и стал разглядывать свой загранпаспорт. Загранпаспортов он пока ещё ни разу в жизни не видал. Паспорт был служебный, синего цвета. В это время из отделения кадров появился Гаррик. - Баян-Тумен! - довольно улыбнулся он. - Классно! - сказал Посошков, у которого слегка отлегло на сердце. - Вместе едем. - Ну, пошли! - подцепив под руку Вадима, двинулся на выход Серёга. Гаррик и Посошков поспешили за ними. Четыре часа спустя, лейтенанты Валанчук и Манин уже тряслись в плацкартном вагоне поезда "Чита - Улан-Удэ", направляясь к месту дальнейшего прохождения службы. Прощание было коротким, как будто они расставались не навсегда. Когда ребята уехали, Посошков загрустил. Прощаться он не любил. Они с Гарриком открыли по бутылке пива с расстройства и выпили его. Им до поезда оставалось ещё три с лишним часа. 5 В глухую февральскую полночь поезд N 662 сообщением "Борзя - Соловьёвск - Баян-Тумен" медленно переполз советско-монгольскую границу. Небольшой, всего несколько вагонов, он вёз исключительно военных, офицеров-отпускников с семьями и без таковых. Купейный вагон, в котором ехали Посошков и Гаррик, после восьмичасовой стоянки был прицеплен к нему в Борзе. В Соловьёвске, захудалом посёлке в одну улицу и называющемся городом, явно, для конспирации, они стояли ещё пять часов, подвергаясь всевозможным таможенным и пограничным процедурам, нудным и тягомотным, как это и положено на советской границе. Сначала таможенник бродил по вагону, шарясь по сумкам и чемоданам и штампуя декларации. Потом пограничный наряд проверял паспорта и совался с фонариками во все дыры, люки и щели. Они очень старались, но так ничего и не нашли. Ребятам всё это было в новинку, остальные же пассажиры откровенно скучали. Как бы там ни было, к полуночи все формальности на советской стороне были соблюдены и поезд, стуча, скрипя и повизгивая, перебрался через границу. Ничейная полоска земли между двумя высокими заборами из колючей проволоки, разделяющая братские социалистические страны, была залита слепящим светом мощных прожекторов с вышек. У Посошкова на мгновение возникло ощущение, что из одной зоны его перевели на другую. Когда состав оказался на территории МНР, на пассажиров набросились дружественные монгольские таможенники. Экзекуция продолжалась два часа, но была совершенно безрезультатной. Ни у Гаррика, ни у Посошкова после недельной пьянки в "Забайкалье" не осталось ни копейки. Остальной же народ в поезде был тёртый и ни на какие провокации не поддавался. Поэтому, вся, имевшаяся у пассажиров, контрабанда была беспрепятственно ввезена и впоследствии ещё долго подрывала экономическую систему МНР. Наконец, многострадальный поезд был оставлен в покое представителями власти и медленно потащился в чёрную монгольскую ночь. Измученные пассажиры устроились на своих полках и заснули. Посошкову снилось, что за успехи в боевой и политической подготовке ему досрочно было присвоено внеочередное воинское звание генерал-майор, и министр обороны маршал Советского Союза тов. Язов, ради такого случая, специально прибывший в расположение Посошковской части, лично, перед строем, вручил ему генеральские погоны. "Служу Советскому Союзу!", как положено, гаркнул Посошков и тут же был нещадно разбужен соседом по купе. Пожилой майор выразительно постучал пальцем по лбу, и Посошков понял, что у него не всё в порядке. У майора, то есть. Повернувшись к стенке, Посошков постарался снова заснуть, чтобы, как следует, насладиться своим триумфальным возвышением. Однако, фортуна, дама весьма капризная, уже успела ему изменить. Посошков нёс наряд по кухне. Он сидел и чистил гнилую картошку. Видимо, его разжаловали в рядовые. Картошки было очень много. Посошков хотел проснуться, но по закону подлости это ему удалось, только когда последняя картофелина была должным образом очищена и брошена в ведро. За окнами поезда было утро. Поезд N 662, миновав ночью вал Чингисхана, лениво постукивая на рельсовых стыках, ехал по бескрайней монгольской степи. Вдоль железной дороги в бесконечном строю тянулись бетонные столбики, спутанные между собой колючей проволокой. Степь была бледно-желтой. Лишь кое-где виднелись белые пятна обнастовевшего под жгучими зимними ветрами снега. Равнина и покрывающая её прошлогодняя трава, а точнее, жёсткий, как та проволока, и выцветший под солнцем до желтизны, дёрн - вот и всё, что мог увидеть глаз наблюдателя. В это время на горизонте выросло с десяток пятиэтажек. - Сто двадцатая площадка, - сказала Аня, их соседка по купе. - Значит, через полчаса будем на месте. Бойкая молодая женщина возвращалась в Монголию к мужу, старшему лейтенанту, служившему в Чойбалсане. В Союз она ездила навестить родителей, а, заодно, кое-что отвезти туда, кое-что - обратно. Она успела уже немало рассказать ребятам о местных порядках. Практичный Гаррик всё мотал на ус. Далёкий от житейских проблем Посошков большую часть пропустил мимо ушей. - Вместо денег у монголов тугрики, - наставляла их Аня. - За наш рубль дают четыре тугра. А цены ниже в три, а то и в четыре раза. Почти все продукты и шмотки в туграх стоят, как в Союзе в рублях. Конечно, на тысячу, которую тут платят лейтенанту, сильно не разгуляешься: в магазины на площадки, особенно в дивизию, и продуктов, и книг, и одежды хорошей много привозят. Раньше, правда, сплошной импорт шёл - посетовала она. - А сейчас только советское. Но всё равно. Хоть что-то есть, и то ладно! Поэтому все везут из Союза денег сколько смогут, а здесь у монголов меняют. - Но, ведь разрешено только тридцать рублей! - удивился Посошков. - По декларации. Анна покачала головой и посмотрела на него с жалостью. - А ты их в декларацию не вписывай, - сказала она. - Как же так? - ещё больше удивился Посошков. Анна только махнула рукой. Посошков посмотрел на Гаррика. Гаррик всегда всё схватывал на лету. И Анину мысль он уловил сразу. - Спрячь получше, да и всё, - сказал Гаррик. Законопослушный Посошков был шокирован столь откровенным пренебрежением к установленным правилам таможенного оформления, но счёл за лучшее промолчать. Поезд подъезжал к Чойбалсану. Посошков иностранных городов живьём ещё никогда не видел и сгорал от нетерпения. Однако его ожидало разочарование. Ничего он не увидел. Ничего, кроме одиноко торчащей посреди степи стометровой трубы Чойбалсанской ТЭЦ. Немного погодя, за окном замелькали дворы, огороженные высокими заборами с расписанными на разные лады большущими воротами. Внутри дворов стояли один-два сарая для свиней с коровами и одна-две круглые юрты для хозяев. Это и был город Чойбалсан. По словам Ани, лишь в центре города имелось десятка два пятиэтажек, в которых когда-то жили венгры, строившие здесь по программе СЭВ ковровую фабрику. Теперь в этих домах обитали монголы, которые, как и многие другие братские азиатские народности, шагнули из первобытно-общинного строя сразу в ХХ век. Хрюшек, единственное своё достояние, они, естественно, взяли с собой. А куда же было их девать?! Так они и жили одной большой семьёй. Дружно и весело. В новых квартирах. Пока Анна растолковывала Гаррику, где и почём брать, а потом, где и почём сдавать, шикарные монгольские ковры, Посошков встал и вышел в коридор. В проходе, у окон, уже стояли одетые по всей форме офицеры. В открытых купе суетились мамаши, закутывая детей и укладывая последние кошёлки. Поезд явно замедлял ход. Посошков вернулся назад, достал из под нижней полки свой чемодан, и стал одеваться. Остальные последовали его примеру. Тем временем, за окном появился длинный деревянный барак с зелёной крышей и вывеской "ст. Баян-Тумен". Поезд судорожно дёрнулся и остановился. Пассажиры уже стояли с вещами в коридоре и тамбуре и, как только проводник, распахнув дверь, опустил лестницу, дружно двинулись на выход. Увлечённые общим порывом, Гаррик и Посошков оказались на перроне. Вскоре перрон опустел. Прибывшие оживлённо рассаживались по стоящим на стоянке за станцией мелкокалиберным автобусам и военно-полевым ЗИЛам с будками-КУНГами, а Посошков и Гаррик растерянно озирались по сторонам. Наконец, Посошков решился и остановил одного из проходивших мимо них офицеров: - Товарищ майор, разрешите обратиться?! - с отчаянием сказал он, протягивая свои бумаги. - Вот моё предписание. Скажите, пожалуйста, где мне найти штаб в.ч. п/п 03487? - И в.ч. п/п 32306. - протянул своё предписание Гаррик. Плотный чернявый майор с пушками на петлицах поставил свой чемодан и бегло просмотрел протянутые бумаги. - Нам по пути, - сказал он. - Вон там наш автобус. Полчаса спустя, Гаррик и Посошков уже стояли на КПП. Сержант с повязкой помощника дежурного на рукаве пропустил их внутрь, и здесь пути их разошлись. 6 - Товарищ подполковник, лейтенант Посошков для дальнейшего прохождения службы прибыл! - доложил Посошков, войдя в кабинет командира полка. Подполковник Галавнюк, оторвавшись от бумаг, окинул исподлобным взглядом стоящего перед ним молодого человека в чёрном, слегка поношенном, гражданском полушубчике с потёртой кроличьей шапкой в руках. "Двухгодичник" - безошибочно определив, кого ему прислали, поморщился подполковник. Не то, чтобы Галавнюк сильно недолюбливал двухгодичников. Иногда из них даже получались неплохие офицеры. Лет через десять. Поэтому, если бы у него спросили, он, конечно, предпочёл бы кадрового. Тем не менее, делать было нечего. Надо было этого "лейтенанта" куда-то пристраивать. - Что заканчивали? - спросил он у Посошкова. - Новосибирский электротехнический институт - ответил тот. - Военная специальность - офицер старта. - В армию сразу после института призвали? - прищурил левый глаз Галавнюк. - Никак нет, - покачал головой Посошков. - Пять лет на заводе отработал. Сначала мастером. Потом фрезеровщиком. - А что так? - слегка удивился подполковник. - Когда призвали, тогда и пошёл. А из мастеров перевёлся, потому что денег не хватало. Жена в декрет ушла. Потом сын родился. Вот и пришлось к станку. Сразу на сто рублей больше стал зарабатывать. Да и нервотрёпки меньше стало. Сами знаете, каково мастером-то, - объяснил Посошков. "Так, - подумал Галавнюк. Картина ему была совершенно ясна. - Кому же этот подарочек подкинуть?" - размышлял он. Подполковник принял командование полком совсем недавно и людей знал ещё плоховато. Кое-кого, правда, невзлюбить он уже успел. "На пятый дивизион, - решил он. - Пусть Полногузов с Драйловым покувыркаются!" Он поднял телефонную трубку и вызвал начальника строевой части. По лицу подполковника Посошков догадался, что произвёл не самое лучшее впечатление. У него засосало под ложечкой от нехорошего предчувствия. Он уже сталкивался в жизни с людьми, которым отчего-то сразу не нравился, и от которых впоследствии имел массу неприятностей. Похоже, что история вновь повторялась. Посошков чувствовал бы себя спокойнее, если бы знал, что командир полка пока ещё не питал неприязни лично к нему, а лишь переносил на Посошкова своё общее недовольство двухгодичниками. Впрочем, Галавнюк не очень ошибался в отношении Посошкова. Все последующие два года не было у подполковника большей головной боли, чем этот лейтенант. - Вызывали, Алексей Викторович? - заглянул в кабинет майор Саданец, начальник строевой части полка. - Заходите - кивнул головой подполковник. - Какие у нас вакансии на пятом дивизионе? Майор Саданец на секунду задумался. - Начальник станции разведки и целеуказания и командир стартового взвода, - доложил он и покосился на Посошкова. - Новый офицер? - Куда уж новее! - невольно усмехнулся Галавнюк. И вздохнул. - Двухгодичник. - На пятый? - поинтересовался Саданец. - Да, - ответил Галавнюк. - Оформляйте на командира стартового взвода. Когда майор вышел, подполковник Галавнюк встал из-за стола и подошёл к окну. Тупо глядя на дневального, лениво шоркающего граблями по лысому, пыльному газону у казармы напротив, подполковник размышлял о превратностях жизни. Галавнюку было уже тридцать девять лет, а он всё еще был подполковником. Конечно, теперь, когда он получил, наконец, под командование полк, третья большая звезда неминуемо должна была упасть ему на погоны. Он скрипнул зубами. Удача припозднилась. Получи он этот, почти полностью укомплектованный и оснащённый практически новой техникой, полк лет пять назад, он уже учился бы в академии генштаба. А там, глядишь, и генеральскую должность можно было бы спроворить! Командуя полком в Монголии, подполковник Галавнюк имел неограниченную власть над полутора тысячами солдат и офицеров, два оклада (тысяча с лишним рублей в месяц!) и такие возможности по самоотоварке, о которых в Союзе он мог бы только мечтать. Однако Галавнюк относился к породе людей вечно недовольных своим положением и всю жизнь чувствовал себя обделённым. Озлобившись на собственную судьбу, подполковник был принципиально беспощаден с подчинёнными, превращая их и без того не сладкую службу просто в ад кромешный. Но, как говорится, Бог - не фраер! Волею провидения Посошков оказался в полку Галавнюка, и с этого момента участь подполковника была решена. Пока Галавнюк тоскливо смотрел в окно, Посошков не менее тоскливо смотрел ему в спину. - Вы ещё здесь? - очнувшись от горьких мыслей, неприязненно поморщился подполковник. - Идите в строевую часть и оформляйтесь. А вещи ваши где? - У дежурного по части оставил, - ответил Посошков. - Я прикажу, чтобы за вами прислали машину с дивизиона, - сказал подполковник. - На вступление в должность даю вам два месяца. Надеюсь, что слышать о вас буду только хорошее. - Я постараюсь, - не очень уверенно сказал Посошков. "Ммм-да" - подумал Галавнюк и снова отвернулся к окну. Выйдя из кабинета командира полка, Посошков отправился в строевую часть. Там у него забрали предписание, загранпаспорт и военный билет офицера запаса, пообещав на днях взамен выдать удостоверение личности офицера. - Сначала зайдите в финчасть, - сказал Посошкову Саданец. - Встаньте на денежное довольствие. Да, не стесняйтесь, попросите аванс в счет февральской зарплаты. Хотя бы тугров двести. Потом представьтесь заместителям командира полка и начальнику штаба. Пройдите вдоль по коридору и зайдите к каждому. Если до обеда вас не заберут с дивизиона, пообедаете вместе с дежурным по части в офицерской столовой. Всё ясно? - Так точно, - почесал в затылке Посошков. - В службу тыла не забудьте зайти, - добавил Саданец. - Встанете на вещевое довольствие. Но с формой сегодня не суетитесь. Потом, когда приедете за документами, сразу и оденетесь. - Хорошо, товарищ майор, - сказал Посошков и вышел. Майор Саданец покачал головой. Ему было немного жаль этого "лейтенанта", впервые столкнувшегося с суровой армейской действительностью. Посошков бродил по штабу полка. В голове у него была полная мешанина. Он представился всем подполковникам и почти всем майорам. Везде его расспрашивали, кто он и откуда, а кое-где даже заводили карточки учета. Время от времени Посошков забегал в дежурку, немного посидеть отдохнуть. Помощником дежурного по части был прапорщик Дубравин, Посошковский земляк, новосибирец. Прапорщика звали Сергей. На кителе у него была жёлтая нашивка за тяжёлое ранение и планка с ленточкой медали "За отвагу". До того, как стать прапорщиком, Серёга повоевал в Афгане. Парень он был простой и весёлый, и Посошкову стало очень жаль, когда Серёга сказал, что через неделю увольняется и уезжает. Пятилетний прапорщицкий контракт у него заканчивался, и продлевать его он не собирался. Контейнер с вещами Серёга в Союз уже отправил, а сам должен был ехать в следующее воскресенье прямым скорым поездом "Баян-Тумен - Москва". Трое суток дороги и он дома, в Новосибирске. Тут же, в дежурке, на листике, вырванном из блокнота, Посошков написал письмо жене, которое Серёга пообещал передать вместе с маленькой посылкой. Почтой, по его словам, письмо в Новосибирск шло три недели, аж через Москву, а посылку, вообще, отправить можно было только с оказией. Посошков сбегал в магазин и купил несколько банок сгущёнки и тушёнки, чтобы послать их своим с Серёгой. Всякой разной еды, которой в Союзе нельзя было купить даже по талонам, здесь, в Монголии, было несметное количество. Не было в продаже только алкоголя. Увы, но в МНР был сухой закон. А Посошкову ужас как хотелось напиться! Ностальгия вцепилась в него мёртвой хваткой и рвала душу на части. Посошков смотрел на счастливое лицо собирающегося домой земляка и последними словами честил про себя собственную глупость. Все аргументы в пользу армейской службы, казавшиеся ему такими весомыми на воле, здесь превратились в мыльные пузыри и лопнули. Однако уже ничего нельзя было исправить... Машину за Посошковым из дивизиона прислали лишь поздним вечером... |