БРОНЕПОЕЗД

 

(Роман-фэнтези с элементами эротики)

 

Время действия: зима 241 года от Чёрного Взрыва.

Место действия: южная Украина.

 

Старые ржавые рельсы, некогда убегающие по бескрайней степи вдаль, были изогнуты и скручены неведомой гигантской силой. Рядом лежала ржавая громада опрокинутого бронепоезда. Грозные когда-то стволы орудий беспомощно задрались в низкое серое небо. Черные глазницы распахнутых люков беспристрастно смотрели на снежную пустыню.

Порывы ветра дико, по-разбойничьи посвистывали, запутавшись среди металлических обломков и конструкций. Снежная позёмка, в тех местах, где встречались препятствия, намела языки длинных сугробов, покрытых толстой коркой прочного как бетон снежного наста.

 

В феврале ветер сдувал с земли почти весь снег, обнажая прошлогоднюю засохшую траву и мох. Тогда зимняя степь оживала. Сюда шли кормиться многочисленные стада лохматых ондатр и оленей. Следом, неслышными тенями, крались стаи могучих северных крыс и волков. За ними кочевали амазонки, в огромных количествах добывая этих зверей. Нередко из северных лесов забредали красавцы единороги – самый желанный трофей для охотниц. Мех, мясо и кость единорога ценились очень высоко. Их можно было с выгодой выменять на порох, пули и, на мечту любой женщины - золотые украшения, которых, как известно, никогда не бывает много.

 

ВЕЧЕР ПЕРВЫЙ.

 

В жарко натопленной клетушке кунга - лёгкого передвижного жилища промысловиков,

горели свечи, пахло благовониями. Две девушки, похожие друг на друга как близнецы, в фривольных позах, лежали на пушистой шкуре единорога. Голые, смазанные жиром полярной белки тела, блестели в отражении полированного металла, из которого были склёпаны стены и потолок жилища.

 

- Ну что сегодня у нас на вечер? Опять в карты играть на щелбаны по соскам? А может послушаем рассказы этого сумасшедшего мутанта, прячущегося в старом бронепоезде? – спросила Ольга, задумчиво теребя сосок на груди, покрытой редким пушком чёрных волосков:

- Он, когда я хотела вырезать его гениталии, так забавно верещал и кричал, что может рассказывать нам много интересных историй по вечерам. Я его поэтому и пожалела. Может и зря, конечно…

Её верная супруга и напарница Наташа пожала плечами:

- Давай позовём. Карты надоели. Сиськи уже болят и мешают стрелять из лука, когда тетиву натягиваешь. Только боюсь я… Он же мужчина всё-таки, хотя и старик… Кстати, ты не знаешь, что такое прозаиг? Он себя вчера так называл и в тепло просился…

 

Наташа шепнула что-то в мембрану переговорника и нажала на пульт. Входная дверь кунга слегка приподнялась. Вместе с клубами морозного воздуха в тесное помещение заполз, опираясь на дрожащие руки, древний старик, одетый в балахон из волчьих и крысиных шкур, кое-как скреплённых кусками алюминиевой проволоки. Водянистые старческие глаза с кровяными прожилками слезились от мороза, на седой спутанной бороде висела зелёная сосулька.

 

- Раздевайся, старый и садись рядом – гостеприимно пригласила Ольга, с неизменными для амазонок повелительными интонациями в голосе:

- Если нам понравятся твои сказки, мы позволим тебе эту ночь спать в тепле…

Если нет – сегодня же твои древние мослы будут глодать собаки…

 

* * *

 

Рассказ про победу над бронепоездом.

 

…Колеса бронепоезда заскрежетали по рельсам, вагон дёрнулся пару раз, словно в судороге, и остановился. Бронированная дверная плита, разрисованная священными символами женской плоти, мягко откатилась в сторону, и на фоне овала внутренних переходов появилось два пАрта. Выпуклые зрачки глаз с ненавистью смотрели сквозь прорезь шлема прямо в меня. Зная их способность к телепатии, я поспешно выставил слабенькую защиту от проникновения чужих сигналов в мозг. Не успев настроиться, с ужасом ждал проникновения. Почти физически ощутил мощные удары вражеских посылов, ударявшихся о мысленный щит. Сердце билось с такой силой, что его удары, казалось, были видны сквозь титановые кольца короткой маечки-кольчужки, из которой состояла вся моя одежда... Через мгновение, убедившись в тщетности психологической атаки на мой внутренней мир, враги поступили иначе.

 

Схватив крепкими волосатыми руками за щиколотки, волоком потащили по металлическому полу. Входная дверь распахнулась и колючие снежные крупинки ворвались в теплое чрево бронепоезда, пахнущее перегретым машинным маслом и соляркой. Снаружи северный ветер со зловещим шорохом нёс позёмку вдоль железной дороги. Возле ржавых колёс, с отполированным до зеркального блеска ободом, уже начали образовываться крошечные заструги-барханчики. Бескрайнее поле, накрытое тревожно-пасмурным небом и упиравшееся в близкую линию горизонта, было густо усеяно ржавыми металлическими обломками, торчащими из снега.

 

От толчка я упал на откос железнодорожной насыпи и скатился в сугроб. Со скованными руками, с трудом поднявшись на ноги, снизу взглянул на громаду бронепоезда. Почему враги, полностью раздев меня, оставили только нательную кольчугу, было непонятно, но в том, что они задумали что-то плохое я не сомневался.

Два ствола автоматов, висевшие на ремнях накинутых на плечи, выразительно смотрели в лицо. В голове отчетливо прозвучали мысленные посылы партов: «Беги, если хочешь жить!»

 

Меньше всего я хотел получить разрывную пулю в спину, но выбора не было.

Стал понятен коварный замысел врагов. Скорее всего, им хотелось посмотреть на прочность моей кольчуги или проверить систему самонаведения зарядов, настроенных на титан – металл используемый исключительно для кольчуг и панцирей.. Шансов не было никаких - скоро я умру… Если враги промажут и мне удастся убежать, то остаться голым посреди ледяной пустыни равносильно смерти.

 

А, где наша не пропадала!

 

Бешеными скачками, петляя из стороны в сторону, мчался я по снежному полю. Холода пока не чувствовалось, была только боль в босых ступнях от колючей снежной крупы. Временами наст подо мной проваливался, я падал и, судорожно извиваясь, откатывался в сторону, стараясь не дать противнику прицелиться, с неожиданной для самого себя ловкостью поднимался, бежал в другую сторону. Мимо, обдав горячим дыханием, прошелестел огненный шарик и, вонзившись в снег в десятке метров от меня, превратился в дымящуюся воронку.

« Это хорошо, - машинально отметил я, - патроны у них не самонаводящиеся, а может какие-то глюки в оружии… Ещё поборемся…»

 

Впереди маячил предмет, напоминающий большой перевернутый ковш экскаватора, вся поверхность которого была в глубоких раковинах коррозии и вмятинах от снарядов. Если удастся добежать до него, то у меня будет несколько секунд передышки. Если удастся… Заряды всё кучнее вспарывали грязный снег вокруг меня. По частоте выстрелов я понял, что, вероятно, уже весь экипаж бронепоезда упражняются в стрельбе по бегущей мишени.

 

Неожиданно, из ковша высунулось веселое розовощёкое лицо в обрамлении огненно-рыжей бороды и шевелюры. На плече лежал длинный раструб ББРС ( ББРС -бронебойный реактивной снаряд. Примечание автора). Бросились в глаза широкий нос и массивная нижняя челюсть, указывающие на принадлежность к быдлской расе.

 

- Упади, камрад! Дай-ка мне прицелиться! – крикнул он.

 

С размаху плюхнувшись в снег, неловко пополз в сторону. С характерным, режущим уши свистом, надо мной пронеслось два заряда. Вжавшись в мёрзлую землю, со страхом ожидая разрывов, я мысленно прикидывал, как далеко отбежал от бронепоезда. Огневая мощь ББРСов была мне хорошо известна...

 

Воздух тугой волной разорвал басовитый удар взрыва. Горячая волна прокатилась по голым ногам и спине. Несколько осколков чувствительно ударили по кольчуге, чудом не задев обнажённое тело. Страх на секунду сжал сердце и скатился куда-то вниз, оставив пульсирующий холод в животе.

 

* * *

 

Скрип снега под легкими шагами заставил неловко поднять голову. Рыжий быдл стоял надо мной и скалил зубы в ехидной усмешке:

 

- Где штаны-то потерял, камрад?

 

- Где, где, в Караганде! – не очень вежливо огрызнулся я в ответ, барахтаясь голышом в сугробе и пытаясь подняться со скованными за спиной руками. Снег ощутимо жёг кожу, вызывая сильную боль.

 

- Подожди чуток, не брыкайся. Сейчас попробую цепь твоих наручников отстрелить.

 

За спиной грохнул пистолетный выстрел, запястья резанули стальные браслеты и мои руки разъединились.

 

- Вот возьми, одень как штаны, – с этими словами мой спаситель снял с себя куртку и протянул мне. С трудом всунув ноги в узкие рукава, я, неловко придерживая полы у пояса, припустился бегом к дымящемуся чреву бронепоезда. Ноги от холода уже почти не ощущались, а холодный металл кольчуги, казалось, намертво примёрз к телу.

 

Рискуя порезаться об острые кромки дымящегося металла, неловко залез в развороченный отсек. Пахло горелыми тряпками, жареным мясом, разогретым металлом и сладковатым запахом смерти. Внутри было жарко и сумеречно от сизого дыма.

 

Поскользнувшись на чём-то тёплом и липком, по инерции шагнул вперёд и едва не упал, почувствовав, что запутался в какой-то непонятной субстанции. Взглянув вниз, поначалу не понял, что меня держит за ноги, но потом вздрогнул от омерзения: я стоял посреди зловонной лужи серо-коричневой жижи, запутавшись в сизых петлях кишок издающих тошнотворный запах.

 

Пустой желудок непроизвольно отреагировал на увиденное болезненными рвотными спазмами, голова закружилась. Пошатываясь, я, не обращая внимания на свои импровизированные «штаны», упавшие до колен, подошёл к закопченной стене и опёрся на неё руками. Мои несчастные внутренности словно взбесились и хотели вывернуться наизнанку. Из носа и рта текла горько-кислая зелёная пена.

 

- Быстро подойди сюда и помоги мне! Мне плохо и ты должен мне помочь!- прозвучал неожиданный приказ и я, машинально подчиняясь ему, побрёл в ту сторону, откуда раздавался властный голос.

 

В луже алой крови боком лежала голова парта. Шлем, с неизменным забралом, откатился далеко в сторону. Вся нижняя часть лица была стёсана осколком и представляла из себя кусок кровавого мяса, с торчащими из него нежно-белыми осколками костей и гнилыми зубами. Угольно-чёрные глаза, страшно кося и почти вывернувшись из орбит, отдавали мне приказы, которым я подчинялся… Неожиданно, в какой-то момент, посыл чужих мыслей, сверлящих мозг, немного ослаб и позволил на долю секунды придти в себя. Этого было достаточно. С ненавистью, больно ударив палец ноги о костлявый затылок, я попытался зафутболить живую голову в дверной проём, но промазал. С глухим стуком она ударилась о стену, оставив там кровяную кляксу и откатились на середину вагона.

 

- Что ты делаешь!!! – мысленный крик умирающего существа натолкнулся на мою защиту.

- На, сволочь, получай! – не в силах сдержать ярость, я ухватился за мерзко-мокрые курчавые волосы и выкинул голову парта наружу.

 

- Нет! Не наааадо… - прозвучал прощальный крик из бесформенного, облепленного снегом предмета, катящегося вниз по тому самому откосу, где меня, ещё пять минут назад, поджидала смерть.

 

От этой мысли в голове у меня прояснилось и, почувствовав внезапное облегчение, я радостно рассмеялся.

 

- Ну ты и зверь… - протянул стоящий рядом быдл:

- Что тебе плохого сделала мертвая голова?

 

Зная неспособность быдлской расы к гипнотическому общению, я не стал вдаваться в объяснения, и, поддёрнув своё несуразное одеяние, пошел обследовать уцелевшие внутренности бронепоезда. В глубине души теплилась надежда найти здесь женщину, хотя и знал, что парты никогда не берут их в поездки. Подобрав грязный, испачканный кровью пистолет, проверил патроны в обойме и осторожно потянул на себя неприметную дверь в одном из отсеков…

 

* * *

 

Старик замолчал, прислушавшись к лёгкому храпу амазонок.

Медленно подполз к теплому крутому бедру ближней из них. Прижался морщинистым, серым, в складках обвисшей кожи, телом. Робко положил руку на стоячий холмик груди и, уткнувшись в пахучую волосатую подмышку, сладко засопел. Слабый старческий сфинктер с тихим шипом выпустил вонючую струю газов…

 

ВЕЧЕР ВТОРОЙ.

 

Закончив разделывать тушу большой крысы, Наташа аккуратно завернула куски мяса в шкуру, отнесла в тамбур увесистый свёрток и вышла покормить собак. Ольга быстро вымыла пол от следов крови и шерсти, и, скинув одежду, вольготно расположилась на спальном ложе.

 

- Наташ, как тебе рассказы старика? – спросила она вошедшую подругу.

 

- Ты знаешь, мне понравилось. Самое интересное в том, что я почти наяву вижу те события, о которых он говорил. Это так интересно… А сегодня ночью мне снились мужчины… делали что-то непонятное со мной… Мне было так хорошо … Этого не передать словами!

Выскользнув из мехового комбинезона, Наташа прилегла рядом. Её пальцы с нежностью начали перебирать густые курчавые волосы на лобке Ольги, отливающие цветом воронёной стали.

 

- Сегодня будем слушать бредни старика?

- Да, конечно, любовь моя! Только чуть позже…, позже…

 

* * *

 

Рассказ про Вокзалы и их обитателей.

 

…Любой город раньше начинался с вокзала и кончался им же. В зарождающуюся эпоху железных дорог все населённые пункты соперничали друг с другом в своем стремлении построить более грандиозный и лучший чем у других вокзал. Это были огромные архитектурные сооружения с большими высокими залами, лепными украшениями, колоннами. По красоте и своему влиянию на человека сопоставимы с ними были только религиозные храмы. Попав в здание вокзала, человек чувствовал себя маленькой и ничтожной песчинкой, закрученной стремительным водоворотом перемещения в пространстве. Дух путешествий и дальних странствий царил на вокзалах. Здесь были магазинчики с неизменной вывеской «Товары в дорогу», пункты питания, комнаты отдыха, парикмахерские, рестораны, салоны развлечений, своя вокзальная власть, полиция и даже свой преступный мир. Это было маленькое государство, официальной религией которого были железные рельсы…

 

Потом пришла эпоха автомобильных дорог. Весь мир, казалось, сошёл с ума, соревнуясь в изобретении всё более скоростных и дорогих автомобилей. Конец этой безумной гонке положили энергетические кризисы, перевернувшие мир и приведшие к Большой Войне.

 

К середине 21 века, по старому летоисчислению, из недр земли выкачали всю нефть и человечество вновь вернулось к железным дорогам. Возродились старые узкоколейки, отремонтировались скоростные железные магистрали. Пытливые умы изобрели легкосъемные переносные рельсы и вскоре те, кто уцелел после Черного Взрыва, с азартом прокладывали рельсы во все стороны: к соседу, на заводы, в офисные пещеры, к Великим Болотам, куда ездили на охоту в лёгких броневичках.

 

Преимущество пародвигателей было на лицо – простые в устройстве, они могли работать на любом топливе – дровах, прессованной траве, жире животных и даже на обезвоженных трупах. Практически всё шло в дело и цивилизация стремительно возрождалась. Позднее появились каталитические утилизаторы работающие по такому же принципу, только с большей отдачей.

 

В заброшенных вокзалах вновь закипела жизнь. Они стали центрами пересечения многих старых и новых железных дорог. Здесь, в заново отрытых подземных галереях можно было купить всё: от подержанного бронепоезда до легкой школьной дрезины. Рядом с величественными вокзальными зданиями чадили заводики по производству топлива, пищевые комбинаты, мастерские. Все было связано неразрывной технологической цепочкой.

 

По утрам, мускулистые болотные муты, в масках-шлемах, привозили к вокзалу на продажу свою охотничью добычу, полицейские стаскивали в переработку отстрелянных за ночь преступников, древнейшая раса бомжей приносила годные в переработку отходы…

 

На верхушке иерархической лестницы Мира стояли парты, обладающие гипнотическими способностями и непревзойденным красноречием. Они владели лучшей едой, топливом и самое главное - женщинами. Женщины! Эти загадочные существа были недосягаемой мечтой всего вокзального люда. Про наслаждение, которое он могли доставить мужчине, ходили легенды, пелись песни и слагались ритмические рассказы. Но, ни кто из простых людей не пробовал этого удовольствия.

 

В то время когда все расы и касты вынуждены были удовлетворять свои сексуальные потребности друг с другом и заводить детей клонированием, парты предавались настоящему разврат-сексу. Потомство, изредка приносимое женщинами от партов, было почти всегда дефектным и после стадии быстрого выращивания шло в переработку. Хотя парты могли легко клонировать достаточное для всех количество женщин, они последовательно проводили антисексуальную политику. На многочисленных пресс-конференциях партлидеры разъясняли, что при наличии большого числа женщин неминуемо последует демографический взрыв, который вновь погубит всю цивилизацию…

С их телепатией они могли внушать что угодно, но победить жгучую мечту о женщинах были не в силах...

 

* * *

 

Мощный удар в лицо опрокинул старика навзничь. Кровь из разбитого рта, тонкой струйкой стекла на бороду и закапала на тщательно вымытый с золой пластиковый пол. Пинками Ольга выгнала голого старика на мороз и выкинула вслед его меховую одежду.

 

- Надоел, старый, своими россказнями. Пошел прочь в свой ржавый бронепоезд. Завтра я его кастрирую, как велит Материнский Закон. Давай, Наташка, в картишки перекинемся…….

 

- Раз!

Толстая колода карт с размаху ударила по соску девичьей груди.

 

-Два!

Коричневый сосок напрягся и задеревенел.

 

-Три!

Ольга закусила губу.

 

-Четыре, пять!

На почерневшем и распухшем соске выступила капелька крови.

 

- Ладно хватит с этого, подставляй другой!

- Раз,… два,… три…

 

- Слушай Оля, я прощу тебе остальные удары, только давай убьём старика чуть позже, а завтра послушаем в последний раз его рассказы, может интереснее будет…

 

ВЕЧЕР ТРЕТИЙ.

 

Старик робко пролез в щель приподнявшейся двери и присел на корточках у порога, насторожённо глядя на двух хозяек кунга. Девушки, после бурных любовных игр, были в благодушном настроении. Ольга, сидя по-турецки, аккуратно набирала на пальчик собачий жир и смазывала распухшие соски грудей. Её подруга, заложив руки за голову, лежала широко раскинув ноги.

- Как зовут тебя, старый пёс? Прозаиг? Странное имя…

Заткнись. Пока слова тебе не давали. Мы в последний раз слушаем твои россказни. Если опять будешь молоть чушь - не пожалеем. Начинай!

 

* * *

 

Рассказ про смерть лидера и поединок.

 

…Я распахнул дверь внутреннего перехода бронепоезда и ахнул. Такой роскоши мне никогда не приходилось видеть. Мебель, из полированного никеля была покрыта белыми, пушистыми шкурами. На столе, застеленном зёленой скатертью, стояли тарелки с аппетитным жареным мясом, бутылки с красноватой жидкостью, пустые стаканы. На полу, застеленном цветастым ковром, в обнимку, словно им было холодно, спала странная пара. Одного из лежащих я сразу узнал и дрожь, волной прокатилась вдоль хребта. Это был сам Великий Презпут – лидер расы партов. Его невзрачное личико с длинным носом, растиражированное сотнями плакатов знали все. Еженедельные показные казни, устраиваемые им собственноручно, собирали толпы народа. В изощренной жестокости ему не было равных. Некоторым людям Презпут даже нравился, потому что частенько наказывал своих же партов из близкого окружения.

 

Вблизи он не казался таким великим, и своими тоненькими ручками и ножками, больше напоминал недоразвитого плохо склонированного мута. Особенно насмешил меня его жалкий сморщенный ОН (ОН - отросток наслаждения. Примечание автора), бессильно повисший между ног. Значит, врут всё легенды о том, что ОН, от постоянного пользования женщинами, увеличивается и достигает у партов гигантских размеров. Любой мут, даже редко развлекающийся со своим ОНом, может похвастаться гораздо большими размерами…

 

Меж тем, Презпут шевельнулся и приоткрыл глаза. Опасаясь гипнотической атаки, я не мешкая, мгновенно разрядил пистолет в его голову. Шестой калибр, заряженный разрывными - это вам не шутка! Осколки черепа с реденькими волосёнками на одной стороне и студенистыми серо-кровяными кусочками мозга на другой, разлетелись по всему салону. Некоторые прилипли даже к белоснежному пластиковому потолку, придав помещению весёлый карнавальный вид. Мощный поток крови хлынул из разорванных артерий и залил весь ковёр. Просто удивительно, сколько было крови в этом тщедушном тельце! Пятки ног заскребли по полу, оставляя кровавые разводы, обезглавленное тело несколько раз выгнулось дугой и застыло, упираясь белым шейным позвонком в пол.

 

Всё! Лидера партов больше не существует! И это сделал простой мут из клана Разрушителей Машин! Издав победный клич, в восторге, я несколько раз с силой ударил себя в грудь, вызвав этим самым звук, похожий на бой боевых барабанов.

 

Моё внимание привлекло странное существо, проворно отползавшее на четвереньках прочь от трупа, сверкая пухлым мясистым задом. Сначала показалось, что это был обычный зажиревший парт, но между ног у него не висел ОН! Более того, когда этот человек сел в углу, обхватив себя за плечи скрещенными руками, из-под них выкатились большие опухоли-наросты, подобные тем, которые появляются на теле от Светящегося Северного Облака. А лицо… Глаза… Глаза, не посылали обычную угрозу-атаку, а наоборот, притягивали и манили, манили, манили… Женщина! Да ведь это Женщина! Самая настоящая Женщина!!!

 

Мелкими шажками, путаясь в спавшей до колен куртке-штанах, я, как под гипнозом, побрёл на зов…

 

- Стоять! – резкий возглас заставил меня оглянуться. Рыжий быдл, про которого я совсем забыл, тщательно целился в меня из старинного револьвера.

 

- Не забывай МУТАНТ, это я подбил бронепоезд. Женщина – моя добыча!

 

Кровь прилила к моему лицу. Для представителей расы мутов не было страшнее оскорбления, чем назвать нас мутантами. Из-за этого нередко возникали жестокие побоища часто оканчивающиеся смертью…

 

Здесь, наверное, уместно сказать несколько слов о себе. Родился я, как и все, из пробирки, в тайном подземном бункере, расположенном в глубине Великих Болот. Моим Создателем был старый Учёный, большой любитель настойки из крапчатых грибов. Под влиянием этого напитка он любил, на досуге, поэкспериментировать, воруя, где придётся, генный материал и получая самых неожиданных живых существ. Конечно, все знали, что такие эксперименты строжайше запрещены, но кто мог достать его на Болотах, где любые рельсы сразу проваливались в трясину?

Так появился я, отличный от своих соплеменников пятью пальцами на конечностях и способностью к такой же телепатии, как у партов.

 

Позднее, когда долгими зимними вечерами мы беседовали с Учёным, он открыл во мне ещё одну способность – умение красиво говорить, за что назвал меня странным именем Прозаиг.

Не смотря на свой физический изъян – недостающие пальцы на руках и ногах, я, как и все муты, прошёл курс начальной боевой подготовки, где проявил отличные способности, за что был переведён в отряд Воинов, клана Разрушителей Машин. По ночам мы выходили к железным дорогам, стараясь нанести максимальный урон ненавистным партам и их железным дорогам. В одной из таких вылазок я и попал в плен…

 

Что касается быдлов, то эта раса жила в южных лесах и была союзниками. Наши интересы почти нигде не пересекались, иногда мы даже объединялись для совместных боевых действий. Считалось, что быдлы были более низшей расой по сравнению с нами, мутами. Коренастые и страшно сильные, они были очень опасны в рукопашной схватке, но не имели ни какого понятия о тактике и искусстве сражений. Более того, если их собиралось больше трёх, то они начинали мешать друг другу и становились лёгкой добычей неприятеля.

 

… Сейчас быдл оскорбил меня. Я знал, что обычной дракой здесь не обойдётся. Слишком велик был приз – женщина, и я не собирался так просто сдаваться. В живых должен остаться только один из нас!

Пока перевес был на стороне Рыжего, поэтому, бросив пистолет, я миролюбиво поднял руки:

 

- Конечно, камрад! Я ухожу. Вот только забери назад свою куртку…

 

Нарочито неловко и медленно стал стаскивать с ног узкие рукава своего идиотского одеяния. Краем глаза взглянул на женщину. Размазав чужую кровь по лицу, она опустила руки и удивлённо, но с интересом, без страха, смотрела на происходящее.

 

Присев на пол, я, продолжал снимать «штаны», внимательно следя за противником. Расчёт оказался верным: увидев за моей спиной настоящую женщину, глаза Рыжего словно остекленели, а тяжёлая челюсть отвисла. Ствол револьвера дрогнул. Это была роковая ошибка. Простодушных быдлов всегда губила доверчивость и неискушённость в военных хитростях. Метнувшись под ноги, я снизу вверх ударил его кулаком в пах, туда где он не был защищён стальной накладкой. Не медля, другой рукой с силой врезал ему в локоть. Револьвер отлетел в дальний угол.

Но противник не думал сдаваться. Нечувствительность к боли была у быдлов поразительная! Его кулак, сопровождаемый жутким ревом, обрушился мне на затылок. В глазах потемнело. Машинально откатившись в угол, я с трудом вскочил на ноги.

 

Втянув голову в плечи и раскинув полукольцом непомерно длинные мускулистые руки, Рыжий медленно наступал на меня. Это был коронный приём всех быдлов: обхватить противника, сжать в смертельных объятиях и сломать позвоночник. Нечеловеческая сила их страшных рук легко позволяла это сделать.

Маленькие голубые глазки свирепо смотрели в упор из-под узкого, скошенного назад лба.

Оскаленный рот, с неровными желтыми зубами, истекал тягучей слюной.

Все мысленные посылы, которыми я попытался нейтрализовать своего недавнего спасителя, провалились как сквозь пустоту. В этом была сила и слабость быдлов – недоразвитый мозг не воспринимал телепатических сигналов, но и не мог мыслить нормально.

 

Как можно более непринуждённо, я выпрямился и крикнул, показывая пальцем за его спину:

- Смотри, смотри скорее, кто там стоит?

 

Рыжий быдл оглянулся. Этого мига было достаточно, чтобы выскользнуть из угла и схватить пистолет.

 

Я всадил остатки обоймы в бочкообразную грудь соперника, но он продолжал идти на меня, не смотря на струи крови, фонтанчиками хлещущие из ран. Любой нормальный человек должен был тут же скончаться от ран, но только не быдл. Он не спешил умирать и шел на меня! Пятясь я прижался к стене… В последний момент, не дойдя нескольких шагов, могучее коренастое тело рухнуло и затихло, несколько раз дёрнувшись в агонии…

 

* * *

 

- Ладно, хватит на сегодня, Прозаиг! Ты заслужил того, чтобы спать в тепле. Можешь лечь рядом …Наташа, иди ко мне, я снова хочу тебя приласкать!

 

Затушенные свечи какое-то время слегка тлели, потрескивая фитилями и вскоре погасли. В наступившей темноте стало более отчетливо слышно завывание ветра снаружи кунга, возня и повизгивание собак, сладострастные всхлипы и вздохи двух амазонок.

Старик, блаженно растянувшись на тёплой шкуре, сладко потянулся и захрапел. Ему снились родные Великие Болота и первая Женщина…

 

ВЕЧЕР ЧЕТВЁРТЫЙ.

 

Молча, с ожесточением, Ольга точила наконечники стрел. Огнестрельным оружием она предпочитала не пользоваться: порох и другие боеприпасы были дороги. Лук, выкованный из цельного листа рессорной стали, был её любимым оружием. На расстоянии в сто шагов она могла легко попасть в глаз ондатре, на повредив ценного меха.

Стальной наконечник, сорвавшись с точильного камня, вонзился в палец. Рубиновые капельки крови закапали на смуглое бёдро. Девушка в сердцах отбросила стрелу и обратилась к подруге:

 

- Наташа, весь день я думала про рассказы старика. Охота из-за этого не ладилась. Дважды я промазала, не попав стрелой в цель, а сегодняшней ночью мне снился этот мерзкий Прозаиг молодым, сильным. Я в смятении. Этот старик, вызывает во мне странные чувства. Возбуждает меня, что ли… После этих сказок мне хочется чего-то большего в любви… А чего я и сама не знаю…

 

- Да, я тоже заметила, что моя промежность вчера повлажнела как от твоих ласк. А ты не подумала, что мы нарушаем Великий материнский закон, общаясь с ним?

 

- Ерунда! Полиция нравов никогда не доберётся до нашей глуши. Да и все знают, что старики не являются носителями семян похоти. Он не опаснее чем деревянная дилда.

 

- Я думаю, что его надо убить. На всякий случай. Сегодня слушаем последний раз, а утром в расход! Зови его!

 

* * *

 

Рассказ о первой Женщине

 

… Взглянув в глаза женщины, я понял, что она совсем не боится меня. Даже наоборот!

От неё шли необычные сладостно-влекущие сигналы. А ещё запах её тела! Это был необычный, ни с чем не сравнимый аромат. Чем-то он напоминал терпкую пряную пахучесть багульника, смешанного с мускусом молодой самки оленя. От всего этого мой ОН вздыбился подобно боевой палице и стал мешать мне идти. Обычно, в таких случаях мы брали его в ладони и усмиряли быстрыми движениями. Но сейчас был не тот случай.

 

Придерживая своего ОНа двумя руками я подходил к Женщине. Её зрачки медленно расширялись при моём приближении. Мозг женщины слал совершенно новые, неизведанные сигналы. Крупная дрожь сотрясала тело. В какой-то момент, паника овладела мной. Я совершенно не мог управлять собой. Это было безумие! Вместо гипнотического влияния, против которого можно было выставить защиту, меня тянула к себе страшная, неизвестная и непреодолимая ЖЕНСКАЯ сила! Полностью поддавшись ей, совершенно не соображая что делаю, я приблизил свой ОН к её лицу, перепачканному кровью и исчерченному светлыми дорожками от слёз.

 

Мягкая, нежная ручка обняла мой отросток, и, слегка потянув на себя, вставила в рот. Я глядел вниз и видел как нежные алые губки, свернувшись в упругое колечко, стали втягивать мою плоть в себя.

Голова пошла кругом, я бурно и обильно разрядился семенной жидкостью. Женщина, улыбаясь, поднялась с колен. Возбуждение слегка прошло и, хотя мой ОН был по-прежнему твёрже камня, я, наконец-то, смог с жадностью рассмотреть вблизи незнакомое существо.

 

Кожа у неё была белая и настолько прозрачная, что синие вены просвечивали в отдельных местах. Непомерно большие живот и зад слегка отвисали, делаю всю фигуру карикатурой на нормального человека… Ноги и руки слегка коротковаты. Мышц не было видно - их сплошь покрывал тонкий, но равномерно распределённый по телу слой жира. Машинально я отметил, что с такими данными на Великих Болотах не выжить.

Глаза мои долго не могли оторваться от забавно-странной и манящей щелки между ног.

Мягкий золотистый пушок от пухлых губок этой щели треугольником уходил вверх почти до пупка.

 

А выше живота было то, что я сначала принял за опухоли. Это были те самые груди, о которых я так много слышал в легендах и ритмических рассказах. Они, увенчанные странно большими и длинными коричневыми сосками, тяжело свисали вниз.

 

Виляющей походкой, которую я видел только у конченных пидарасов, женщина подошла к столу и непринуждённо легла на него спиной, широко раскинув ноги. Меня затрясло вновь!

Я увидел то, чего ни когда не видел ни кто из мутов, даже в самых прекрасных снах. Передо мной во всей красе было настоящее женское влагалище! Слегка полураскрытое, оно манило своей нежно-розовой глубиной. Одним прыжком преодолев расстояние до стола, я с размаху воткнул свой ОН в эту блаженную глубину…

 

* * *

 

Старик прервал свой рассказ. Две девушки, уже не слушая его, слились в объятиях, исступленно ласкали друг друга.

 

- Стойте, милые, погодите…, не так надо, сейчас я покажу вам…погодите…, - хриплым шёпотом просипел Прозаиг .Слегка отстранив Ольгу, он, с неожиданной силой обхватил Наташу за бёдра и зарылся лицом в её лоно. Тело девушки содрогнулось, выгнувшись дугой. Все мышцы напряглись, рельефно обозначаясь сквозь смуглую кожу, и гортанный крик страсти вырвался из груди. Подруга, не в силах больше сдерживать себя, подползла к старику и запустила руку ему под живот. Пальцы неожиданно наткнулись на что-то твёрдое и тёплое…

 

ВЕЧЕР ПЯТЫЙ

 

Весь день мела пурга. Порывы ветра с такой силой бросали снежную крупу в тонкие стенки кунга, что он сотрясался от ударов. Ни о какой охоте не могло быть и речи, поэтому амазонки весь день отдыхали. Пообедав холодным крысиным мясом, снова улеглись в постель. Из экономии свечей не зажигали, включив только на полную мощность утилизатор, нагнетающий тепло. В темноте изредка слышался робкий кашель старика и его вздохи. Наташе не спалось. События вчерашней ночи не выходили из головы, а сладкая истома до сих пор волновала тело. За то, чтобы вновь испытать те удивительные мгновения, она готова была отдать всё. Рядом ворочалась подруга.

 

- Оля! Мы нарушили Материнский закон! Что делать будем? – наконец прервала тягостное молчание Наташа.

- А наплевать! Что будет, то и будет! Всё обойдётся… Толкни-ка лучше Прозаига. Пусть продолжит свои рассказы…

 

* * *

Рассказ о революционной дисциплине.

 

- Тук-тук, тук-тук, - стучали стыки железных рельсов.

В такт колёсам бились в мозгу запрещённые слова, всплывшие из тёмных глубин памяти. Произносить их было дико, сладко и непривычно! Частенько мы забывали вставлять в свою речь эти бессмысленные, странные, однако полные какой-то непонятной энергетики выражения. Но вновь возрождаемая революционная контркультура требовала этого.

 

Мятежный бронепоезд, сквозь снежную пургу, мчался вперёд, к Вокзалу, последнему оплоту партов! Сугробы, наметённые поперек дороги и рассекаемые мощным снегоотвалом, не могли остановить тяжёлую громаду боевой машины.

В топках жарко горели трупы врагов и погибших друзей.

 

Ржавые бронированные борта были исписаны лозунгами:

 

«ВОЙНА ВОКЗАЛАМ, МИР БОЛОТАМ!»

 

«КАЖДОМУ ЖЕНЩИНУ!»

 

«БАБЫ И МУЖИКИ ВСЕХ КЛАНОВ - СОВОКУПЛЯЙТЕСЬ!»

 

Из открытого люка реяло по ветру огромное красное полотнище, с изображенным на нем огромным мужским отростком.

 

Мощные репродукторы, установленные на крыше бронепоезда, орали на всю заснеженную степь голосами глашатаев:

 

-ДАЁЁЁШЬ! ДАЁШЬ ЖЕЕЕНЩИИИН! ВПЕРЁЁЁД!!!

 

В штабном вагоне, собрав весь командный состав, я провёл экстренное совещание, где произнёс одну из лучших своих речей:

 

- Товарищи! Великая Сексуальная Революция, которую мы все так долго ждали - свершилась! Через несколько часов падёт последний оплот партократов - Центральный Вокзал. Наша огромная революционная работа не пропала зря! Не зря мы в далёких северных метро, без пищи, тепла и женщин строили наши бронепоезда. Власть партов висит на волоске. Впереди последний и решительный бой. С захватом вокзала и клон-заводов мы установим нашу диктатуру.

 

Но, именно сейчас, мы обязаны усилить революционную бдительность и решительно расстаться с такими пережитками прошлого, как педерастия и онанизм! Скоро, очень скоро у нас будут женщины. Много женщин! Мы должны встретить их во всеоружии, не размениваясь на проклятую отрыжку эпохи партов: гомосексуализм и онанизм.

Я знаю - в наших рядах появились разброд и шатание. Некоторые неустойчивые элементы говорят о том, что если они могла 200 лет обходится без женщин, то могут обойтись и сейчас! Есть и такие, которые открыто заявляют о том, что мужчины не хуже, а даже лучше женщин.

В этот ответственный момент, мы должны принять самые решительные и жёсткие меры. Приказы о запрете онанизма не выполняется. Повсеместно процветает мужеложство. В новой жизни нет места извращенцам!

 

В соответствии со сложившимися обстоятельствами я отдаю новый приказ: при малейших проявлениях пидерастии и онанизма расстреливать на месте!

Вперёд, товарищи!

 

По внутренним переходам мы прошли в теплушку. В жарко натопленном, покачивающемся на ходу вагоне, в клубах табачного дыма веселился народ. За широким столом, грубо сваренным из неровных листов металла и заставленным канистрами с настойкой крапчатого гриба, сидели быдлы и муты. Обнаженные по пояс мускулистые тела были покрыты потом. В воздухе витал запах похоти и свежей спермы.

 

- Встать, падлы! Руки на стол! Именем революции… - я выстрелил в потолок. Отрикошетившая пуля с тонким визгом вонзилась в кого-то. Все испугано затихли. У многих вставших предательски вздыбливалась плоть в паху.

 

- Всем построиться! Кто здесь недоволен революцией? Кому не надо женщин? Онанисты, пидорасы есть? – пристально вглядываясь в лица, я медленно обходил строй. Мои мысленные посылы сверлили толстые черепные коробки соратников. Проникая в их мозг, ужасался – почти каждый, хоть раз, но не выполнил революционного приказа. Положение было катастрофическим.

 

Нужны были решительные действия. Выбрав двух молодых быдлов, в чьих черепах были только мысли друг о друге и недавнем сношении, я подошел к ним вплотную:

- Пидоры?

- Нет, нет! – испугано заморгали они.

- Смотреть в глаза! Не врать мне!

 

Длинный, тонкий ствол маузера наотмашь рассёк скулу одного из них, и кровь заструилась по небритой щетине. Руки другого пидора, поднявшиеся было для смертельного хвата, тут же скрутили рядом стоящие товарищи. В их маленьких мозгах прочно поселился страх. Наслаждаясь произведённым эффектом, я, шагнув назад и начал медленно поднимать старинный пистолет-маузер.

 

Здесь должен отметить, что такая древняя хлопушка мне совсем не нравилась своей примитивностью и малым калибром, но я видел, как в глубинах подсознания быдлов это никчёмное оружие вызывало уважение и мистический страх. Странные загадки психики этой расы были не объяснимы, но, факт оставался фактом - те, кто не пасовали перед наставленными в упор ББРСами, мгновенно впадали в ступор от ужаса перед крошечным зрачком дула маузера... Кстати, почти такое же действие производили длинные, тонкие, слегка изогнутые ножи. Моим приказом они были обязательны к ношению всему комсоставу, несмотря на то, что постоянно путались между ног, мешали садиться и были ужасно непрактичны.

 

Подняв вытянутую руку на уровень глаз, я с удовольствие выстрелил в переносицу - самое слабое место в черепе быдлов. Труп медленно осел на колени и упал навзничь.

 

- Отрежьте этой падали его мужской отросток и вставьте в рот его другу. В таком виде провести по всем вагонам. Потом раздеть и приковать на переднюю броню паровоза.

На грудь табличку с надписью «ПИДОР». Выполнять…

 

Не оглядываясь, я крутнулся на каблуках и вышел из вагона. Революционный порядок был восстановлен. Немое восхищение и ужас провожали меня…

 

* * *

Старик неожиданно умолк. В наступившей тишине, в завывания ветра вплёлся новый звякающий звук. Затем раздался резкий скрежет и всё смолкло.

 

- Тааааак…- протянула Ольга:

- Утилизатор полетел. Крыльчатка давно уже постукивала… Теперь без тепла пурговать будем… В такую погоду выходить на улицу и ремонтировать бесполезно. Даа… проблема однако.

 

- Ничего Оленька. Перебьемся как ни будь. Не впервой. Есть будем сырое мясо. В туалет ходить по-старинному, в ведро. А под шкурами втроём не замёрзнем…

 

- Втроём??

 

- А что делать? Втроём теплее, чем вдвоём… Прозаиг! Пока всё тепло из кунга не выдуло, быстро раздевайся, протирайся как следует дезодорирующим порошком и лезь к нам под шкуры.

 

ПРОДОЛЖЕНИЕ ВЕЧЕРА ПЯТОГО

 

Под шкурами было уютно, тепло и слегка душновато. К ароматам дезодорирующего порошка и благовоний, примешивался лёгкий запах мочи от плохо выделанных шкур. Две девушки, в нарушение всех Материнских законов, обняли старика, согревая его своими телами.

 

- Продолжай рассказывать дедушка! Ты не соврал - тебя действительно интересно слушать…

 

* * *

 

Рассказ о буднях революции.

 

При первом выстреле главного орудия, парты сдались без боя. Клон-заводы тоже захватили без сопротивления. Партовские дома с женщинами, которые почему-то демократично назывались «публичными», стали нашими.

 

…Шли первые дни Великой Сексуальной Революции, наполненные счастьем и радостью победы…

 

Сразу же мы столкнулись с неожиданной проблемой. Женщин катастрофически не хватало. Выдвинутый революционный лозунг - «Каждому по женщине» не выполнялся. Строгая талонная системы помогала плохо. Оказалось, что редкая женщина могла пропустить через себя и доставать удовольствие более чем двум сотням человек. При такой жёсткой эксплуатации материал быстро изнашивался и приходил в негодность. Педерастия и онанизм, не смотря на самые жёсткие меры, процветали. Всё это грозило крахом революции…

 

На чрезвычайном пленуме РВС ((Революционный Военный Совет – прим. Автора.), который в те времена возглавлял я, было решено: экстренно взять курс, и бросить все силы на развитие и расширение заводов по клонированию женщин.

 

Это историческое решение, в той возникшей революционно-сексуальной ситуации, казалось нам совершенно правильным. Было необходимо, для подержания революционного порядка, любой ценой дать каждому гражданину по женщине. Ещё лучше, не по одной.

 

Клон-заводы стали работали в четыре смены, полностью перепрофилировавшись на производство одних только женщин. Яйцеголовых партов, угрозами и пытками, заставляли изобретать новые, скоростные технологии.

 

Одновременно, выполняя тайную директиву РВС, мы продолжали всеми силами сокращать мужское население, выбраковывая в первую очередь потенциальных пидарасов и онанистов.

 

Тогда было безумно трудно, но интересно строить новую жизнь. Часто приходилось не спать ночами, вынося приговоры саботажникам, геям и тайным рукоблудам. Патронов не хватало и мы соревновались в изобретении новых способов умерщвления врагов революции.

 

Вешать, топить и рубить ножами, было неоригинально, да и достаточно хлопотно.

Иногда, предварительно раздев их донага, просто выгоняли в заснеженную степь на съедение стаям волков и крыс. Часто делали «консервы» - плотно набив живыми преступниками двадцатиметровую трубу от бывшего газопровода, герметично заваривали с двух сторон. Было смешно и забавно слышать вопли и стуки изнутри трубы в течении нескольких часов… Хотя такой способ был более трудоёмким, но зато, через несколько месяцев, из «консервов» получалось прекрасное сырьё для высококачественного топлива и удобрений. Позднее усовершенствали технологию: предварительно засыпая в трубу несколько десятков килограммов дрожжей и специальных ферментов, получали из пидорасов до сотни литров приличного спирта.

 

Спирт в те времена был нам совершенно необходим. От дурманящих и разрушающих мозг настоек болотных грибов – плебейского напитка бомжей и быдлов, мы давно отказались. Алкоголь помогал постоянно поддерживать столь необходимую в нашей работе решительность, агрессивность и сексуальность.

 

У каждого члена РВС, естественно, была своя собственная женщина. Многие обменивались своими подругами, но я был не сторонник этого. Первая любовь- Раиса, добытая с таким трудом и тщательно скрываемая в спецтайниках все предреволюционные годы, принадлежала только мне одному. Я привык к ней и часто, после трудного рабочего дня, зарывшись лицом в шелковистость необъятных грудей, вдыхал терпкий знакомый запах, делился проблемами, строил планы на будущее. Нередко Рая давала мне весьма дельные советы, которые затем воплощались в жизнь.

 

Вскоре наш титанический труд дал результаты. Сексуальный голод народа был утолён. Некоторые имели даже по нескольку женщин. Большой популярностью пользовались передвижные пункты обмена (ППО), куда можно было сдать устаревшую подругу и получить новую.

 

Изничтожив всех извращенцев, мы взялись за импотентов и холостяков, так как, не без оснований, подозревали в них потенциальных пидарасов.

 

Для этих целей была создана Тайная Женская полиция, выявляющая неспособных к сексуальной жизни мужчин. Большинство из них, после прохождения спецпроверок казнились…

 

Казалось, жизнь налаживается. Время шло своим чередом. Я отошёл от дел и проводил всё время в обществе красоток.

Моя Раиса, перейдя на легальное положение, с энтузиазмом занялась государственными делами, возглавив Тайную полицию. Частенько, приходя поздно вечером домой, вся пропахшая фекалиями и кровью, она с восторгом рассказывала о новейших видах казни и мужском коварстве. Я слушал её вполуха, так как, к тому времени, она уже стала мне надоедать. Предаваясь безумному разврат-сексу с тремя очаровательными длинноногими тройняшками, я думал о том, что нас связывает с Раей только преданность идеалам Революции.

 

От нечего делать я начал сочинять разные истории, которые читал вслух своим женщинам. Некоторые из них, они с удовольствием переписывали и давали читать знакомым. Так, незаметно, пришла ко мне слава известного сочинителя. Довольно часто меня приглашали на выступления в Центральном зале Вокзала, где я всегда имел неизменный успех. Зная, что особый восторг публики вызывают ритмические рассказы, часто читал то, что слышал в своё время от моего Создателя - Учёного:

 

Вихри враждебные реют над нами,

Тёмные силы нас злобно гнетут,

В бой роковой мы вступили с врагами,

Нас ещё бабы безвестные ждут!

 

Особенно меня возбуждали во время этих чтений восторженные импульсы, идущие от женщин, обожавших ритмические рассказы и …

 

* * *

- Наташка! Вытолкни-ка этого старого мудака из-под шкур! Пусть на холоде проветрит свои мозги и никогда нам больше не рассказывает про своих бывших баб.

Пёс старый! Обними меня покрепче, любовь моя!

 

ДАЛЬНЕЙШЕЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ ВЕЧЕРА ПЯТОГО

 

Сотрясаясь от холода крупной дрожью и сжавшись в комок, голый старик продолжил:

 

* * *

Рассказ о крахе Революции

 

Всё хорошее когда-то кончается – сказал однажды мой Создатель. Так и случилось.

Этого дня мне не забыть никогда…

 

В то раннее утро, после спирта, настоянного на бледной поганке, голова раскалывалась от боли, сильно подташнивало. Не спалось. В воспаленном мозгу смутными видениями витали подробности вчерашнего вечера: пьяное бахвальство…, жёсткий разврат-секс с незнакомыми красотками из обменника на ложе, застеленном красным флагом …, вялый ОН, которым я пытался кого-то напугать…, холодно-презрительный взгляд Райки из-под низко надвинутого, полированного козырька фуражки…

 

Неожиданно, что-то холодное и твёрдое, больно упёрлось мне в лоб и грудь. Открыв глаза, я долго не мог ничего сообразить – три мои любовницы-близняшки с силой упирали мои же пистолеты в меня! Рядом стояла Рая, затянутая в тугой костюм из чёрной дорогой оленьей кожи. В какой-то момент она показалась мне даже привлекательной – облегающий покрой комбинезона скрадывал многочисленные жировые складки, а длинные белокурые волосы прикрывали короткую, морщинистую шею. Я робко улыбнулся…

 

- Именем Первой Женской Революции, - с неожиданными металлическими интонациями в голосе, заговорила она:

- Вы арестованы, Прозаиг! Попрошу встать, одеться и добровольно проследовать на сортировочный пункт в восточном крыле Вокзала. При попытке к сопротивлению или бегству - расстрел!

 

- Чтоооо? – взревел я. Забыв про головную боль, в бешенстве вскочил с постели. Грохот выстрела и резкий, обжигающий удар по ступне заставили остановиться. Взглянув вниз, не мог не оценить мастерства выстрела: пуля только отстрелила кончик мизинеца на ноге, не причинив мне особого вреда. Я сам поступал именно так сотни раз, когда хотел запугать или образумить врагов народа.

 

Подняв голову, содрогнулся - на меня в упор, со злобой, смотрели глаза бывших подруг и любовниц. Я сразу понял, что сила гипноза здесь была абсолютно бесполезна. Об лютую ненависть, исходящую от них, разбивались любые мысленные посылы.

 

Меня, ещё не верящего до конца в реальность происходящего, вывели на улицу и посадили на грязную, открытую платформу, радом с такими же, как и я, оторопевшими мужчинами. Из вагонов, прицепленных спереди и сзади, целились стволы разнокалиберного оружия.

 

Было дико и странно видеть изящные женские пальчики на спусковых крючках и красивые глазки, с холодом смотрящие сквозь прорези прицелов.

 

Мы мчались к Вокзалу. Страшные картины мелькали по сторонам:

 

…Вот ведут кучку совершенно голых мутов. Один из них побежал. Треск выстрелов. Труп высоко подбрасывает в воздух и он, нелепо переломившись в пояснице, падает на землю. Жалко торчат достаточно внушительные гениталии. Две красотки, со смехом отсекают ножом ОН. Одна подкидывают отросток высоко в воздух, другая навскидку расстреливает его влёт. Обе хохочут. Я поражён. Откуда в никчёмных женских созданиях такое умение владеть оружием и ловкость?...

 

…Вот, пожилой седобородый быдл, обернувшись, пытается что-то сказать своей конвойной. Та, с разворота, хлёстко бьет его ногой в лицо. Старик падает как подкошенный. Лежит навзничь, не двигаясь. Пистолет, дёрнувшись в женской руке, сносит ползатылка. Хладнокровно перешагнув через труп, девушка бережливо подбирает выброшенную затвором гильзу…

 

Ближе к Вокзалу всё чаще стали встречаться валяющиеся вдоль рельсов изуродованные трупы мужчин. Репродукторы, беспристрастным женским голосом, бубнили:

 

- …Вся власть переходит к Временному Женскому Правительству…,

- …за неповиновение расстрел…,

- …за половую связь с мужчинами расстрел…,

- … расстрел…, расстрел…, расстрел…

 

В огромном здании Вокзала толпу мужчин, подталкиваемую штыками, выстраивают в длинную очередь, движущуюся достаточно быстро.

Сидящие за столом три женщины сортируют нас на два потока: в концлагерь и на «консервы». Часто слышатся проклятия, вопли, выстрелы. Безропотные бомжи, которых мы, оказывается, не всех истребили, быстро оттаскивают трупы. В длинной цепи охранниц, вдруг вижу двух ярко напомаженных пидорасов в облегающих кожаных комбинезонах, но, без огнестрельного оружия, с одними штыковыми секирами в руках. С бессильной яростью, плюнув в их сторону, отворачиваюсь и шагаю к столу:

 

- Имя?

- Прозиг.

-Тот самый? Из реввонсовета? Сочинитель? Впрочем, без разницы… Пидорас?

- Нет.

- Онанист?

- Нет.

- В концлагерь. Следующий…

 

* * *

 

- Ладно, Прозаиг! Что с тобой делать, старый лагерник… Ныряй к нам под шкуры, а то совсем замёрзнешь…

 

Хохоча, девушки принялись щекотать и растирать окоченевшего старика, подбираясь руками к его паху…

 

УТРО ШЕСТОГО ДНЯ

 

К утру, усилившийся ветер занёс по самую крышу кунг снегом и перестал сотрясать его. Температура внутри чуть повысилась, но иней толстым слоем продолжал покрывать стены и потолок. Ежась от холода и изморози, падающей на голые плечи, девушки, при свете свечи, сбегали к ведру чтобы опорожнится, и, не скрывая детского любопытства, с интересом стали смотреть на старика.

 

Кряхтя, Прозаиг подошёл к ведру, стоящему в углу, начал мочиться.

 

- Смотри Оля! Стоя ссыт… рукой свой отросток держит… Как ему, бедненькому, неудобно… Без помощи рук даже поссать не может! Струя какая тонкая… Смотри, смотри, зачем-то трясёт им как шлангом… Смешно-то как!

 

Не вылезая из постели, наскоро погрызли мороженную крысятину, запили холодным чаем с морошкой. Чайник, для того чтобы вода не превратилась в лёд, засунули обратно под шкуры. Обняв старика, амазонки вновь приготовились слушать…

 

* * *

 

Рассказ о побеге.

 

…Нас вели к железнодорожной платформе, мимо высоких штабелей аккуратно складированных труб-«консервов». Из многих доносились стоны, стуки и невнятные проклятия. Как бывший председатель РСВ, я машинально отметил оперативность и масштабность заготовок. Горько усмехнулся – мы давно уже не могли добиться такой добросовестной работы от ленивых быдлов. Нда, было чему позавидовать...

 

Между тем, штыками и прикладами, нас стали загонять в крытые товарные вагоны.

Среди девушек-конвоиров я заметил нескольких женщин, одетых в кожаные галифе и куртки, перекрещенные ремнями. Держа в руках нелепые маузеры, они целились в толпу. К поясу были подвязаны длинные ножи. Эх, Райка, сука! Все революционные секреты выведала! Сука! Сука! Сука…

 

Звонко лязгнула задвигаемая дверь, состав дернулся, и в крошеном окошечке заскользили тёмно-серые стены вокзала, сменившиеся вскоре частоколом заводских труб. По странной иронии судьбы, состав шёл по той же самой железке, по которой когда-то мой бронепоезд мчался свершать Революцию. Только сейчас везли нас в обратном направлении.

 

Неожиданно я вздрогнул от истошного крика:

 

- Камрады! Это ж Прозаиг! Тот самый!

- Мочи падлу! Из-за него нас теперь бабы душат!

- Бейте его!

 

Тяжёлые удары посыпались со всех сторон, сбив меня с ног. Агрессия, смешанная с тупой яростью, исходила от окруживших меня быдлов. «Убьют ведь сейчас…» - мелькнула мысль и, из последних сил, я пополз под низкие нары, грубо сваренные из разнокалиберных листов железа. Забившись под них к самой стене, приготовился к обороне. Несколько человек попробовали достать меня ногами, но не смогли. Сунувшуюся было жутко-волосатую быдскую руку, я схватил за кисть и впился в неё зубами. Раздался сдавленный крик и рука, дернувшись, исчезла, оставил во рту изрядный кусок мяса. От вкуса чужой крови меня чуть не стошнило, но, пересилив себя, я тщательно разжевал и проглотил ещё живую плоть.

 

Тактика выживания, которую когда-то преподавали в военной школе на Великих Болотах, учила тому, что в плену нельзя пренебрегать ни малейшим кусочком пищи. Только так можно выжить! Там же нам говорили, что бежать надо во время следования к месту заключения - сделать это на месте будет гораздо труднее. Но, прежде чем думать о побеге, я должен был, хоть немного, избавиться от агрессии быдлов. Осторожно выглянув из-под нар, с облегчением и радостью увидел в толпе несколько мутов. Это было добрым знаком.

 

Бесцеремонно вторгнувшись к ним в мозг, я стал телепатически диктовать слова:

 

- Камрады! Прозаиг не виноват в нашей беде. Он желал нам всем добра. Виноват не он. Виноваты бабы и пидорасы. Во всём виноваты только они…

 

Агитация устами мутов шла плохо. Самого большего, чего мне удалось добиться, это убрать из голов быдлов агрессию и слегка притушить ненависть. На первое время достаточно. Потом посмотрим. Не до жиру…

 

Теперь пора было думать о побеге. Медленно я ползал под нарами, ощупывая в темноте каждый сантиметр металлического пола и, наконец, нашёл то, что искал. В моих руках оказался небольшой кусок толстой металлической проволоки – по всей вероятности огарок сварочного электрода. Находка значительно увеличивала мои шансы на свободу.

 

Стараясь быть как можно более незаметнее, я медленно вылез из под нар и, под злобное ворчание быдлов, сгорбившись, смиренно прошёл в единственный свободный угол вагона, туда, где стоял большой чан для испражнений. Сев рядом с парашей на пол, я затих и почти перестал шевелиться.

 

Через какое-то время, когда десятки пар глаз перестали наблюдать за мной, я стал ощупывать стык пола и стен в углу. Есть! Мои надежды оправдались! Между стенами и железными листами пола, была узкая, не более чем в полмизинца шириной, щель. Из неё сильно сквозило морозным холодом. Это давало реальные шансы на побег! Мой Создатель Учёный, любил говорить в подобных случаях о том, что клонировал меня в рубашке.

 

Оторвав от одежды полоски ткани, я, содрогаясь от омерзения, стал смачивать их в мерзкой параше и куском проволоки плотно запихивать в щель. Через некоторое время зловонная жидкость, превращаясь в лёд, чуть-чуть, на какие-то доли миллиметра, расширяла щель. Я выковыривал ткань обратно, отогревал на теле своим теплом, мочил и заталкивал вновь. Далеко за полночь, звонкий щелчок первого лопнувшего сварного шва известил меня о том, что свобода не за горами. Удвоив усилия, к утру удалось разорвать ещё несколько точек сварки. В увеличившуюся щель можно было засунуть пальцы и, отогнув лист железа, бежать через образовавшееся отверстие. Запланировав побег на следующую ночь, я задремал под мерный перестук колёс рядом с чаном, полным фекалиями…

 

Смачный плевок, попавший на щеку, разбудил меня. Не поднимая глаз, молча утёрся рукавом и отвернулся к стене. Так же молча стерпел увесистый пинок по рёбрам, старясь не обращать внимания на ругательства. Импульсы, исходившие из крошечного мозга ударившего меня быдла, не несли агрессии. Его поведение было продиктовано желанием понравиться соплеменникам и стадным инстинктом.

 

Крепкие тумбообразные ноги, в засаленных войлочных штанах, остановились на уровне моего лица. Краем глаза я видел, как короткопалая лапа отстегнула паховую накладку из дешевого алюминия и достала увесистый грязно- коричневый отросток. Струя мочи со звонким журчанием полилась в чан. Нестерпимая вонь, поднявшаяся от потревоженной поверхности параши, ударила в нос.

С трудом сдерживая позывы на рвоту и стараясь дышать ртом, я посмотрел вверх:

 

- Доброе утро, камрад! Как спалось?

 

Крошечные, мутно-голубые глазки с недоумением уставились на меня. В черепной коробке молоденького быдла, вероятно клонированного перед самой Революцией, лихорадочно заметались мысли несущие удивление и лёгкий страх. Занесённый для удара тяжёлый ботинок осторожно опустился на пол. Мне, определённо, везло. Закрепляя успех, я заговорил ровным и тихим голосом, стараясь силой гипноза повлиять на него:

 

- Я знаю - ты голоден. Я могу тебе помочь. Если доверишься мне, то скоро тебе будет тепло, сытно и приятно. Верь мне. Я спасу тебя. Сейчас ложись и постарайся хорошо отдохнуть. Я разбужу тебя ночью. Верь мне. Ты избранный. Твоё счастье впереди и мы скоро сбежим отсюда.

 

От этих слов в мозгах быдла проснулась надежда. Детская радость отразилась на его туповатом лице….

 

* * *

 

Рывком откинув шкуры, Ольга вскочила на ноги и с размаху ударила старика ногой в лицо. Охнув, тот попытался привстать на колени, но был отброшен в угол свирепым ударом пятки в грудь.

 

- Скотина! Так вот в чем дело! Наташка! Он же своими речами и гипнозом принудил нас нарушить Материнский закон! Нас за быдлов держит! Пёс смердящий!

 

Схватив лежащий на столе нож, амазонка, подскочила к хрипящему окровавленному старику, занесла руку для удара.

 

- Не сметь! Оля, стой!

 

Наташа, с силой ударив подругу, оттолкнула её в противоположный угол кунга. Мгновенно вскочив на ноги, Ольга приняла боевою стойку и медленно стала наступать. Тонкое лезвие ножа описывало восьмёрки в воздухе…

 

ДЕНЬ ШЕСТОЙ

 

Всхлипывая, голый старик плакал в углу, по детски размазывая кровь и слёзы. Наташа прижала его голову к груди и гладила седые, спутанные волосы. Ольга, закусив губу, стояла в стороне. Не выдержав, она подошла к старику и, опустившись рядом на колени, приобняла за плечи:

 

- Ну ладно, ладно, не плачь… Успокойся, Прозаиг… Извини, подумала, что ты нас тоже своей гипнотической телепатией обработал… Вижу что ошибалась. А давайте-ка спирта выпьем!

 

Забравшиеся под шкуры девушки и старик, по очереди прикладывались к горлышку алюминиевой фляги. Обжигающий веселящий напиток закусывали наструганными тут же, прямо на постели, длинными ломтями мороженной крысятины.

 

Спирт приятно дурманил голову и вызывал радость в душе. Захотелось петь и танцевать. Прозаиг, забыв про обиды и смеясь разбитым ртом, начал выстукивать задорные ритмы на донышке перевёрнутого ведра. Две обнажённые амазонки, хохоча, весело понеслись по кунгу в самозабвенном танце.

Смеясь, повалились на постели и стали игриво щекотать старика. Тот шутливо отбивался.

 

Мир и веселье вновь воцарились в крошечном жилище, одиноко стоящем среди бескрайней снежной пустыни радом с безобразной и кажущейся инородной громадой бронепоезда.

 

Наконец, успокоившись и отдышавшись, две подруги вновь приготовились слушать дальше…

 

* * *

Рассказ о побеге (продолжение).

 

Медленно тянулись часы. Вагон, с редкими остановками, покачиваясь и постукивая на стыках рельсов, мчал нас на север. Примерно после полудня, мы повернули на восток. Надежда о том, что мы попадём в северные катакомбы метро, где были самые крупные подземные заводы, рухнула.

 

Нас, скорее всего, везли за Урал, туда, где были шестидесяти градусные морозы и люди постоянно отбивались от стай гигантских черных медведей, нападающих на поселения.

 

В лесных лагерях Зауралья заключенные круглый год добывали древесное топливо. Попасть в них было равносильно смерти. Обычно туда мы отправляли беременных и невостребованных в обменных пунктах женщин, которые умудрялись выживать и работать в тех условиях. Наш эшелон, вероятно, должен был заменить их. Да, как всё переменчиво в этом мире!

 

Томительно тянулись часы ожидания. От возбуждения я не мог расслабиться и уснуть, хотя знал, что перед побегом нужно хорошо отдохнуть и выспаться. Ещё беспокоило то, что вдруг, на каком нибудь полустанке заставят вынести чан с парашей и тогда обнаружится отстающий лист железа. Однако, мои волнения были напрасны - фекалии к вечеру переливались через край, но дверь в вагон, ни кто из конвоя даже и не думал открывать.

 

Настроение у большинства было подавленное. В головах людей, мучаемых голодом и жаждой, прочно засел страх перед будущем. Про меня все давно забыли. Примитивный мозг быдлов быстро переходил от возбуждения к полной апатии и безволию.

Помню, для того, чтобы чем-то занять себя, я нацарапал на стене вагона странные слова, пришедшие мне в голову:

 

Нам вечным холодом и льдом,

Сковало грудь от страха жить,

И от предчувствия кончины…

 

Невесёлые мысли одолевали меня… Да, только сейчас я понял, что с самого начала Революция была обречена. Предаваясь разврат-сексу и уничтожая врагов, мы сами себе копали могилу, клонируя в безумных количествах всё новых и новых женщин. Лишних, беременных и отслуживших свой срок бездумно отправляли в лагеря, не заботясь об их дальнейшей судьбе,… Мы радовались, когда они заменили многих мужчин на рабочих местах и стали уничтожать пидарасов с помощью Женской тайной полиции.

 

Смутные подозрения закрались ко мне в голову…Похоже что они тайно плодили геев и уничтожали невиновных! Ни кто их даже не контролировал! Женщины сами выносили и приводили в исполнение приговоры. Мы всё пустили на самотек, доверившись этим существам! Я вздрогнул от известной только мне, страшной цифры казнённых за последние годы… А школы полицейских для девушек? Так вот где они обучились военному искусству… Судьба Революции давно была предрешена. В её недрах зрел женский заговор!

 

Сейчас количество женщин в десятки раз превышало число оставшихся быдлов и мутов. Бомжи не в счет. Та четкость, с которой был совершён переворот, заставила меня вновь скривиться от зависти… Шансов вернуть власть, у нас не было никаких! Надо смириться с поражением и постараться выжить. Ну, а там посмотрим, может не всё и потеряно…

 

Стемнело. Постепенно разговоры стихли и густой храп, вперемешку с сонными стонами и бормотанием, заполнили вагон. Осторожно, при свете луны, заглядывавшей в крошечное окошко под потолком, я прокрался к знакомому быдлу и разбудил его:

 

- Вставай, камрад! Нам пора! Кстати, как зовут-то тебя?

 

- Манг Уст. Можно просто Манг.

 

- Отлично, Манг! Вот и познакомились. Меня, думаю, ты знаешь, представляться не надо.

 

Расплёскивая вонючую жижу я с трудом отодвинул чан с парашей и показал быдлу незакреплённый железный лист. Манг тут же ухватился за него, намереваюсь отодрать. Пришлось остановить его:

 

- Стоп, ещё рано! На полном ходу поезда мы не спрыгнем. Разобьёмся или под колёса попадём. Надо ждать пока не будет остановки…

 

Вдвоем мы сидели на загаженном полу и прислушивались к звукам, доносящимся снаружи. Вот покачивания вагона стали менее ощутимы, заскрипели тормозные колодки, и состав стал замедлять ход. Всё пора! Лист железа, словно пластилиновый, легко отогнулся вверх под могучими руками быдла.

 

В образовавшемся треугольном отверстии стало видно бегущие рельсы и промерзший щебень насыпи. Быстро скользнув в него, я покатился под откос. Следом спрыгнул Манг.

Затаившись, мы лежали в придорожной канаве пока хвостовые огни состава не исчезли за поворотом и не стих стук колёс. Кругом простиралось огромное заснеженное поле без конца и края. Вдалеке виднелись огни какого-то провинциального Вокзала. Ярко светила луна и мерцали ночные звёзды.

- Вперёд! - скомандовал я:

- Надо до рассвета уйти как можно дальше, на всякий случай...

 

Утопая в снегу и оставляя глубокие следы, мы побежали по полю в сторону голубовато-красной полоски северного сияния, висящей над горизонтом…

 

Погони я почти не опасался, так как считал, что искать нас не будут. Среди неразберихи, неизбежной при любой революции, мы были никому не нужны. Сейчас надо было уйти подальше от населённых мест и как-то обстроиться для дальнейшей жизни.

 

Утро застало нас среди древних развалин какого-то селения. Скорее всего, последний раз люди были здесь ещё до Чёрного Взрыва.

 

При дневном свете я более тщательно рассмотрел своего нового знакомого. Это был сравнительно молодой, обычный рабочий быдл. Если судить по его огромным ладоням и коротким, но мощным кривым ногам, он относился к одной из низших каст работяг, или, как их еще называли - вёков. Я, ещё раз, мысленно, поздравил себя с удачным выбором спутника. Наверняка было бы хуже иметь дело со строптивым воином-быдлом или тупой особью из клана крестов, способных только копать землю … Впрочем, я всегда плохо разбирался в кастах этой расы и не доверял никому. Сейчас, тщательное сканирование мозга Манга, убедило меня в его готовности подчиняться во всём. За толстой лобной костью, недоверие и страх сменились восхищением и восторгом. Что ж, начало побега было неплохим!

 

Настала пора подумать о пище и снаряжении. Тщательно проинструктировав напарника, мы разошлись в разные стороны.

Через пару часов, встретившись, выложили свои трофеи. Улов был небогатый. Похоже, до нас здесь побывало достаточно много искателей вторсырья. Мне посчастливилось найти бесформенную пластину металла и обрезок железной арматуры около четырёх локтей длиной, а быдл принёс большой моток стальной проволоки. Это было уже кое-что…

 

Я внимательно осмотрел развалины. Знания, полученные в военной школе, всплыли в памяти. В своё время мы изучали архитектуру старинных построек и особенности их планировки. В останках домов тех типов, где мы сейчас находились, обязательно должны были быть подвалы – глубокие ямы непонятного назначения, находящиеся под жилыми комнатами. Наука выживания учила, что там почти всегда можно было найти карликовых крыс и полезные предметы. Как правило, большинство искателей трофеев, из расы бомжей, не обладавшие специальными знаниями, не добирались до подвалов.

 

Тщательно вымерев расстояние и, примерно прикинув, где должно быть это подземное помещение, мы начали раскопки. Куском арматуры выковыривали и разбирали смерзшиеся обломки кирпича, бетона, штукатурки. Без быдла, в одиночку, я навряд ли смог это сделать. Манг, как заведенный, могучими ручищами без устали поднимал и оттаскивал в сторону огромные плиты. Через несколько часов утомительной работы, докопавшись до уровня пола, обнаружили вход в подвал.

 

Открыв крышку, заглянули внутрь. Из могильной сырости и мрака пахнуло спёртым воздухом и запахом тлена. Оскальзываясь на гнилых ступенях, спустились вниз. Неожиданно, живая серая волна накатилась на нас. Сотни, а может быть и тысячи карликовых крыс! Крошечные существа цепко карабкались по одежде, заползали в рукава, проникали под одежду и за воротник, яростно кусали, впиваясь в кожу. В тусклом свете, падающем из открытого люка, мы стали наотмашь наносить удары вокруг себя, по шевелящейся и пищащей массе.

 

Эти животные были не в пример опаснее своих более крупных сородичей, кочующих по степям и тундре. Маленькие, всего в ладонь величиной, они, объединившись в стаи, легко могли загрызть человека. Про их свирепость и ум ходили легенды. Большинство охотников в наше время предпочитали с ними не связываться - мясо мало, шкура плохая, а ум и агрессивность этих злобных созданий были несравнимы ни с какими другими хищниками.

 

Сейчас выхода не было, и мы, борясь за свою жизнь, срывали с себя, бросали под ноги, топтали и отбивались импровизированным оружием от многих сотен маленьких и мерзких существ. Боль от укусов на лице и руках уже слегка притупилась, ноги скользили по каше из раздавленных серых тел, но карликовые крысы, нескончаемым потоком, продолжали атаковать нас.

 

В какой-то момент меня коснулись телепатические волны паники, исходящие от быдла, и краем глаза я успел заметил что он пытается отступать к выходу. Положение становилось угрожающим. С удивлением, я вдруг обнаружил, что на фоне его страха, в мой мозг стали проникать крошечные, как кончики иголок, посылы ярости атакующих крыс.

 

Немедля, начал сканировать эмоции наступающих существ и отдавать им приказы. Невероятно трудно было разбить своё воздействие на сотни крошечных мозжечков, но вскоре у меня это получилось! Вот где пригодился революционный опыт выступлений перед толпой. Моему изумлению не было предела, – у карликовых крыс способности и уровень организации головного мозга оказались гораздо выше чем у быдлов. Они могли воспринимать телепатию!

 

Подчинённые моей воли, хищники остановились, а потом замерли на месте. С трудом продолжая внушать серым разбойникам покорность и повиновение мы быстро добили остатки серого войска…

 

* * *

 

Утомлённый рассказом, старик умолк. Пурга снаружи кунга стихала… Пьяные амазонки храпели, вольготно раскинувшись в постели. Резкий запах спиртного перегара вырывался из-под тяжёлых и жёстких шкур. Нежно погладив между ног у лежащей рядом Наташи, Прозаиг медленно взгромоздился на девушку и осторожно вошел в неё…

 

* * *

 

ДЕНЬ И ВЕЧЕР СЕДЬМОЙ

 

Рано утром, с трудом пробив в огромном сугробе туннель, девушки ушли на охоту. Весь день старик откапывал из-под снега занесённый по самую крышу кунг. Докопавшись до утилизатора, прикреплённого к задней стенке, снял защитный кожух, и быстро заменил сломавшиеся лопасти крыльчатки. Загрузив бункер отходами, включил зарядку катализаторов.

 

Яркое солнце по-весеннему жарко припекало и старик, присев в затишке за кунгом задремал на солнцепёке…

Снилась ему встреча, происшедшая когда-то в Западной тайге, куда он в молодости ходил на браконьерскую охоту:

 

Сон старика

 

...Февральский снежок с лёгким хрустом проваливался под широкими ступнями охотничьих лыж. Короткий зимний день подходил к концу. Широколапые ели настороженно смотрели из-под тяжелых снежных шапок. Изредка, снежная масса со зловещим шорохом, лавиной ссыпалась с деревьев, обнажённые ветви, словно в какой-то молитве взметались к небу, заставляя сердце сжиматься от тревожного предчувствия...

 

Неожиданно лес расступился, и он вышел на широкую просеку, круто уходящую вверх, в гору. В груди зародился и прокатился по всему телу неприятный холодок: в нескольких десятках метрах стоял Враг. Светло-серые безжалостные глаза, не мигая, смотрели вдоль ствола охотничьего дробовика двенадцатого калибра. Рот кривился в злорадной ухмылке. Восемь свинцовых картечин, надёжно упрятанные в картонную гильзу, приготовились, повинуясь воле Врага, с бешеной скоростью вылететь из ствола, вонзиться в беззащитное тело, пронзить мышцы, разорвать сосуды, раздробить кости. Узловатые крепкие пальцы привычно сжимали цевьё и приклад ружья. Указательный палец выбрал слабину спускового крючка и готов был сделать последнее решающее движение, не оставляя ни каких шансов на спасение.

 

Все чувства обострились до предела, зрение, слух, обоняние приобрели необычайную остроту, время замедлило свой бег, весь окружающий мир сузился до белоснежного коридора, в одном конце которого был он, в другом - Враг. Прозаиг видел как нестерпимо медленно вражеский палец давил на крючок, видел, как плавно курок двигался вперед, чтобы ударить по коварному капсюлю. Инстинктивно он бросился в бок, чтобы уйти с линии выстрела. Неожиданно ставшее ватным тело, плохо повиновалось. Из ствола ружья уже показались восемь чёрных картечин, сопровождаемые змеиными язычками пламени, а он всё падал и падал, но ни как не мог упасть. Ружье, ранее свободно висевшее на плече, сорвалось и плавно летело к сугробу впереди. Всю эту картину он, как бы, наблюдал со стороны.

 

Вдруг, так же неожиданно, время вернулось в прежнее русло. Настигнутый смертоносным свинцом Прозаиг рухнул в мягкий и пушистый снег. Но главного он добился! Он смог обмануть Врага! Коварные чёрные шарики картечи попали не в голову или грудь, а только задели правое плечо. Боли пока не чувствовалось, всё плечо вместе с рукой вдруг онемели, куда-то исчезли, а их прежнее место на теле стало наливаться тяжёлым огнём. Идущие из чужого мозга импульсы подсказали, что Враг считает свой выстрел достигшим цели и поэтому надо затаиться, притвориться мёртвым и лежать не двигаясь, не смотря на неудобную позу и ружьё, давящее в бедро. Сквозь полуприкрытые веки Прозаиг наблюдал за Врагом. Тот, не спеша, открыл замок, вытащил стреляную гильзу и бережно уложил её в карман. Так же не спеша, достал из патронташа патрон, перезарядил ружьё, медленно двинулся вперёд.

 

Ужас пронзил мозг и начал пульсировать в висках. Неизвестно откуда, но он знал, что на этот раз в стволе не картечь, а страшная пуля, изобретённая много веков назад охотником по имени Жакан. Такая пуля, пронзив тело, раскрывается там в виде лепестков, вырывая на выходе огромные куски плоти. Если она попадает в голову, то мозги и осколки черепа разлетаются на несколько метров. Именно это должно было произойти через несколько секунд... Контрольный выстрел в голову!

 

Когда он представил всё это, неожиданно, на смену ужасу пришёл холодный расчёт. Ружьё лежало в сугробе под ним, направленное стволом в сторону Врага. Пальцы нащупали предохранитель возле курка и бесшумно сдвинули его. Большой палец левой руки лёг на спусковой крючок. Теперь оставалось только ждать когда Враг окажется напротив ствола и вовремя нажать на спуск.

 

Хруст снега под тяжёлыми шагами приближался. Темная тень, плохо различимая сквозь ресницы, наконец, появились на линии выстрела. Огонь!

 

- Не спи, замёрзнешь! – старик вздрогнул и открыл глаза. Хохоча, амазонки тормошили его:

- Смотри, кого мы добыли! Ты нам приносишь удачу!

 

На широких грузовых нартах, запряжённых двумя десятками собак, лежал мёртвый единорог, который при ближайшем рассмотрении оказался обычным белым медведем со странным наростом на лбу, напоминающем рог. Недалеко от Северного Светящегося Облака старик встречал и более причудливых животных, но ничего не стал говорить девушкам об этом. Пусть верят в своего единорога…

 

Работы предстояло много: тушу, пока не замёрзла, нужно освежевать, а мясо разделать на куски. Всё нужно было успеть сделать до темноты при свете заходящего солнца. С трудом ворочая огромное белое тело животного вскрыли живот, достали внутренности, начали пластовать шкуру.

 

Чтобы не тратить время на ужин, наскоро перекусили сырой медвежьей печенью запивая не успевшей свернуться свежей кровью, которую черпали кружками прямо из вскрытой грудной полости. Смеясь, смотрели на драку собак, таскающих по окровавленному снегу и вырывающих друг у друга из пасти толстые петли кишок.

 

Темнело. Почти горизонтальные лучи садящегося солнца окрасили снежную пустыню в багрово-красный цвет. Высоко над линией горизонта на востоке начали мерцать звёзды, а на севере появилась колыхающаяся пестрая лента северного сияния – неизменного атрибута ночного неба в любое время года. Яркие всполохи голубоватых и бледно-алых цветов создавали фантастическое зрелище. Собаки, резко, как по команде, прервав возню, хором завыли на переливы красок. Почему-то всегда вид красочного северного сияния вызывал именно такую странную реакцию собачьей психики.

 

- Да… - заговорил старик,

- Долго мне пришлось выживать в тайге только при таком освещении, как сейчас. Раньше сияние было не пример ярче и красочней…

 

* * *

 

Рассказ о жизни в тайге

 

Разложив ровными рядами трупики крыс на снегу мы нанизывали их на проволочные кольца и оставляли на заморозку. Напившись свежей крови и, утолив голод сладковатым крысиным мясом, Манг заметно повеселел. Его мозг опять излучал простодушие и восторг.

 

После тщательных поисков нашли в подвале несколько пустых бутылок и обломок ржавого напильника. Это было хорошее подспорье в нашем хозяйстве. Разбив одну бутылку, мы стали потрошить крыс не зубами, а осколками стекла. Дело спорилось.

 

Меня же, больше всего, радовала находка напильника. Тут же я стал острым краем слома царапать недавно найденный металлический лист. К вечеру удалось прочертить несколько глубоких рисок, по которым я с трудом обломил лишние края. Бесформенный кусок металла стал отдалённо походить на подобие большого резака. Это было уже кое-что!

 

К вечеру, отдохнув, вновь отправились в путь. Через плечо у каждого висели тяжёлые связки замороженных крысиных тушек. В руках у быдла был подаренный ему кусок арматуры, который он любовно затачивал камнем на каждом привале. Я же напильником пытался заострить и придать железному листу формы ножа, так как знал, что это самый главный и необходимый инструмент для выживания.

 

Прошло несколько дней. Мы всё дальше удалялись по безжизненной степи на север, туда, где, по моим расчётам, должны были быть деревья и тайга. Северное сияние, часто озарявшее своим призрачным светом почти полнеба, указывало путь. Дорога вымотала нас. Почти без сна, теряя последние силы в глубоком снегу, мы брели по бескрайней равнине, рассечённой глубокими оврагами и руслами рек. Не зная сколько ещё придётся идти, я установил жёсткую норму питания - не более четырёх крысиных тушек в день. Всё чаще и чаще, из головы быдла до меня стали доходить вспышки раздражения, недовольства и страха.

 

К концу пятого дня на горизонте замаячила тёмная полоска. Без всякого сомнения, это был лес! На следующий день мы уже брели среди высоких деревьев, в вершинах которых непривычно шумел ветер. Нужно было подыскать подходящее место для зимовки.

 

На одной из лесных опушек неожиданно наткнулись на остов старой ржавой боевой техники. По угловатым очертаниям корпуса я сразу узнал тяжёлый штурмовой танк времён Большой Войны. Невдалеке валялась отброшенная взрывом бронированная башня с кривым и воткнувшимся в землю стволом гигантского орудия. Ленты размотанных гусениц торчали из снега далеко в стороне. Всё говорило о том, что когда-то здесь шли тяжёлые бои. Рядом, в неглубоком овраге, протекал небольшой ручей, русло которого сейчас было сковано льдом. Сдвинув приржавевший люк, я убедился в том, что внутри танковой башни, с трудом, но можно разместиться вдвоём. Место идеально подходило для зимовки.

 

Пора было подумать о том, как согреться. Найдя под снегом подходящий камень, я ударил по нему напильником. Несколько вспыхнувших бледных искр дали надежду на то, что удастся добыть огонь. Для нас, усталых, голодных, в обледенелой одежде он был единственным шансом выжить в зимней тайге.

 

Заставив Манга собирать сухой хворост и тонкие стволы поваленных деревьев, я приступил к работе.

Первым делом набрал достаточное количество мелких сухих хвойных веток и нарвал из-под снега возле кустов пучки сухой травы. Разорвав подкладку одежды, надёргал из ткани нити, которые потом слегка распушил. К ним добавил немного мха, растущего на нижних ветвях елей и мягкий пушок, который можно было найти на крошечных семенах лесных растений. Получилось подобие импровизированного трута, который должен был затлеть от искр.

 

Вроде, всё готово… Затаив дыхание, с силой ударил напильником. Искры высекались, но трут не собирался загораться. Надежда получить огонь таяла с каждым ударом. Возможно, что-то делал не так… В отчаянии я пробовал по-разному положить растопку, менять угол удара, дальше и ближе подносил камень, с которого в изобилии сыпались искры к труту. Тщетно… Огненные дорожки вылетели из-под кресала, но тут же гасли.

 

В тот момент, когда уже хотелось всё бросить, одна светящаяся точка не погасла, а разродилась тонюсенькой струйкой дыма. Боясь поверить в удачу, я бережно подул на зародыш огня. Он, подмаргивая, и грозя каждую секунду погаснуть, начал едва заметно расширяться. Дымок увеличивался. Дрожащими пальцами начал скармливать ему соседние волоконца, и дуть слегка сильнее. Весело моргнул чуть видный язычок пламени. Через пару секунд он уже поглощал крошечные кусочки мха и хвойные иголки. Я осторожно положил горящий комочек на заранее приготовленные дрова и стал разводить уже настоящий костёр.

 

Пламя охотно глодало всё более толстые сухие ветки и весело потрескивало, разгораясь сильнее и сильнее. Навалив брёвен в огонь, горящий вплотную к танковой башне, мы залезли во внутрь. Броня медленно прогревалась и вскоре, впервые за последние дни, мы согрелись. От промерзшей одежды пошел пар. Примерно через час в тесном пространстве низкого стального колокола с торчащими непонятными металлическими углами и выступами, стало тепло, а потом даже жарко.

 

Быдл восхищённо смотрел на меня как на волшебника. Из ничего я добыл огонь и обеспечил ему относительно комфортную жизнь. Для него это было чудо. Он начал свято верить в то, что я обязательно спасу его никчемную жизнь и вскоре он обязательно заживет не хуже чем раньше. Для него я снова стал тем самым могучим, ужасным, но справедливым Прозаигом, почти полубогом. Все эти мысли потоком лились из-под узенького неандертальского лобика, а восхищённая улыбка не сходила с лица Манга.

 

Сходив в лес за еловым лапником, мы набросали его на голую землю в башне, добавили дров в костёр снаружи, и тщательно закрыв за собой люк, блаженно уснули, скрючившись в тесноте…

 

Наутро, умудрившись немного просушить одежду на горячей броне, приступили к заготовке дров. Без топора и пилы это был очень трудный процесс. Найдя в лесу толстое бревно, надо было разводить под ним костер и ждать пока оно перегорит. Затем мы стаскивали части перегоревших бревен к нашему жилью. Дров на всю зиму надо было очень много и эта работа заняла почти три недели тяжёлого труда. Целыми днями мы ползали по сугробам, заготавливая топливо, без которого никак нельзя было выжить. Ночами, страдая от невозможности выпрямиться во весь рост, скрючившись, дремали в душной тесноте раскалённой брони. К концу ноября возле башни танка громоздилась огромная гора бревен. Теперь о тепле можно было не беспокоиться.

 

Вечерами, сидя в тесной башне, вместо отдыха мы без устали точили своё оружие. С помощью импровизированной наковальни, сделанной из двух камней, нам удалось отковать приличную пику из куска арматуры и пару хозяйственных резаков с крошечными лезвиями. К тому времени я закончил делать большой нож из листа стали. У меня получилось грозное оружие с широким лезвием в локоть длиной и рукояткой из деревянных пластин, обмотанных кожей. Режущую кромку я, предварительно несколько раз закаливая в костре и охлаждая в снегу, довёл до остроты бритвы.

 

Поистине бесценной находкой для нас оказалась старая стальная каска, случайно найденная под снегом. Теперь, приделав к ней дужку из проволоки, мы могли кипятить воду и варить похлёбку из крысиных тушек. На десерт обычно отваривали подкорковый слой с берёз и сосен, получая горьковатую питательную массу.

 

А с питанием дело обстояло очень плохо. В эту пору зимний лес был совершенно безжизненным. Запас крысиного мяса подходил к концу. Беспечного быдла это мало беспокоило - он верил в то, что я обязательно, что нибудь придумаю, хотя недовольство от постоянного недоедания так и сквозило из него…

 

- Ну, что, давайте в кунг пойдём. Уже подморозило. Хватит здесь сидеть.

Спать пора, – Ольга, прервал рассказ старика, поднялась и пошла в жильё. Усталые охотницы, наскоро попив чай, разделись и быстро втерев в тело друг друга целебный жир полярной белки, снимающий усталость и напряжение мышц, почти замертво упали спать не обращая внимания на старика. Задумавшись, старик любовался прекрасными телами амазонок...

 

ВЕЧЕР ВОСЬМОЙ

 

Весь день прошёл в хозяйственных хлопотах. Консервировали дорогую желчь единорога-медведя, топили на крошечной конфорке утилизатора жир из больших кусков сала, скоблили огромную шкуру. Старик добровольно вызвался приготовить ужин и колдовал над кастрюлькой, из которой доносились аппетитные запахи. Повеселевший, одетый в чистый балахон из тонко выделанных крысиных шкур он, между делом, продолжил свои воспоминания:

 

Рассказ о смерти Манга

 

Возни предстояло много, поэтому то, что я задумал, надо было начинать с самого раннего утра. Проснувшись затемно, набил каску-котелок снегом и, подбросив дров в костёр, поставил на огонь. В мерцающем свете пламени подточил лезвие ножа и кончик пики. Начисто промыл тёплой водой две пустые бутылки. Вроде всё готово…

 

Стальная башня была наполнена раскатистым гулким храпом быдла. Вольготно разметавшись во сне и согнув не вмещающиеся по длине ноги, он безмятежно спал на спине. Массивная нижняя челюсть безвольно отвисла, выпустив тягучую струйку слюны.

 

Осторожно, стараясь не разбудить, я спутал его ступни проволокой. На руки накинул петли, закрепив их за какие-то рычаги внутри башни. Слегка помедлив, чтобы настроиться, приставил пику к груди быдла и резко навалился на неё всем телом. С лёгким хрустом остриё легко прошло сквозь грудь, чуть вздрогнув от биения сердца и упершись во что-то твёрдое. Усилив нажим, я направил металлический стержень вбок и с облегчением продвинул его дальше, убедившись в том, что проткнул могучую грудную клетку насквозь. Тело первые секунды оставалось неподвижным…

 

Едва я успел самонадеянно подумать, что всё кончено, как вдруг, глаза Манга открылись, зрачки глаз, окаймлённые светлой полоской гноя, не мигая, уставились на меня. Через секунду сонное недоумение быдла сменилось бешеной яростью. Страшные руки взбугрились клубками мышц и легко порвали стальную проволоку, срезавшую на запястьях сине-розовые клочки кожи с выступившими каплями крови. Короткие пальцы вцепились в моё горло и передавили хрустнувшую гортань.

 

Прижимая подбородок к груди, я, из последних сил напрягая мышцы, пытался ослабить смертельный хват. Задыхаясь, судорожно нашарил рукоятку лежащего рядом ножа и с размаху полоснул им по напряжённым рукам, державшим за шею. Дышать стало чуть легче. С остервенением продолжал кромсать выпуклые мышцы, мгновенно теряющие каменную упругость и брызгающие фонтанами крови.

Прошло, казалось, немыслимо много времени, прежде чем быдл захрипел и откинулся назад. Глаза закатились, обнажив налитые кровью белки, могучее тело начало мелко подрагивать, дёргаясь в агонии. Из полуоткрытого рта показалась и закапала вниз тонкая струйка крови.

 

Не смотря на сильную боль в горле, я нашёл в себе силы подставить под эту капель горлышко бутылки. Не одна частичка питательного вещества не должна была пропасть. В этом была моя дальнейшая жизнь. Как можно быстрее начал прикладывать заранее заготовленные куски мха к глубоким и длинным ранам на руках, пропитывая их кровью. В замороженном виде эти окровавленные комки могут храниться достаточно долго, а если их отварить, то получится питательная и калорийная пища. Так нас учили выживать, и я, в очередной раз, с благодарностью вспомнил своих учителей на Великих Болотах.

 

Через какое-то время тело Манга обмякло и затихло. Кровь перестала сочиться из перерезанных мышц и из слюнявого рта, обрамлённого синюшными губами с герпесом. Зная, что скоро труп закостенеет и перестанет гнуться, я поспешил вытащить его из башни. Это был тяжкий труд. Тщетно попытавшись вытянуть огромную тушу за руки через люк, я, вскоре, оставил эти попытки. Обхватив его за ноги и, сбивая в кровь плечи об острые углы металлических конструкций внутри башни, стал поднимать снизу. Острый смрад, исходящий от штанов бывшего напарника, чуть не вывернул мой желудок наизнанку. Из последних сил, сдерживая тошноту, мне кое-как удалось перевалить труп через люк.

 

Дальше пошло легче. Обмотав проволокой за щиколотки, подтащил мертвеца к деревьям и подвесил его за ноги к прочным нижним ветвям двух стоящих рядом елей.

 

Основная и самая трудная часть работы была сделана. Осталось не спеша разделать тушу быдла на мясо.

 

Смотря на висящее вниз головой тело, мысленно прикинул – не менее ста шестидесяти килограммов живого веса. Если откинуть вес кишок и несъедобных костей, то из моего напарника должно получиться более чем сто килограмм чистого мяса. Этого хватит на три месяца. Плюс кровь и субпродукты, которые тоже можно есть. До весны протяну. А там видно будет…

 

Надо было приступать к работе… Сняв с трупа одежду, обнажил могучие гениталии и, решительно обрубив их ножом, отшвырнул в сторону. Моя природная брезгливость никогда бы не позволила употребить в пищу эти мерзкие куски плоти… Я отдавал себе отчёт в том, что не рационально разбрасываться в моих условиях пищей, однако не смог себя пересилить. Эмоции взяли вверх над разумом. В Военной школе за подобные слабости жестоко наказывали, но это было превыше меня. На занятиях по преодолению брезгливости мне всегда ставили самый низший балл…

 

Нащупав в волосатом паху лобковую кость, осторожно, начиная от неё, вскрыл брюшину и вывалил сизые петли кишок. Не удержавшись от любопытств, разрезал неожиданно плотно набитый желудок и разразился проклятиями. Этот подонок тайком жрал крыс из нашего неприкосновенного запаса, зарытого в снегу под старым танком! Я ведь специально не давал ему ужинать, чтобы хоть чуть сэкономить съестные припасы. Быдлская скотина!

 

Кожу решил не обдирать с трупа, а оставить на кусках мяса. В варёном виде она, в отличии от шкур животных, вполне съедобна и приятна на вкус. Много пришлось повозиться с густыми жёсткими волосками, покрывающими почти всё тело быдла. Я подпаливал их горящими головнями и тщательно скоблил мёртвое тело ножом, смывая копоть тёплой водой из котелка. Кровь аккуратно промакивал снегом и складывал окровавленные комки в стороне. Неизвестно какие наступят голодные времена, а это тоже была пища. В крайнем случае, из таких запасов, всегда могла получиться приличная похлёбка.

 

К вечеру работа была закончена. Связав разделанное мясо проволокой, я развесил его куски по ветвям деревьев так, чтобы оно не было доступно мелким лесным зверькам.

Плотно поужинав похлёбкой из свежей печени и лёгких я наконец-то смог, не теснясь, вольготно расположиться внутри башни подстелив под себя одежду, некогда принадлежавшую быдлу. Мерзкий запах чужого пота и псины, исходивший от этих вещей, долго не давал уснуть…

 

* * *

- Ну что девочки? Может, хватит на сегодня?

Старик, не дождавшись ответа от спящих рядом девушек, замолчал. В тишине слышалось лёгкое гудение утилизатора и поскрипывание снега под ворочающимися в сугробах собаками снаружи кунга.

- Спокойной ночи, разбойницы! – прошептал старик и, улыбаясь каким-то своим мыслям, уснул…

 

ВЕЧЕР ДЕВЯТЫЙ

 

В этот день случилось несчастье. К вечеру, Наташа привезла бледную и осунувшуюся Ольгу, лежащую ничком в нартах. С трудом девушка поднялась и покачиваясь, зашла в кунг. Правая рука, замотанная в окровавленные куски шкур, безжизненно висела. Кровь крупными тёмными каплями капала на пол.

 

Из сбивчивого рассказа старик понял, что впервые в жизни амазонка не попала кованой стрелой в сердце могучего единорога. У Наташи карабин дал осечку. С раненым зверем Ольга сошлась в рукопашной схватке, но, прежде чем она успела пронзить его копьём, зверь успел когтями, сквозь толстую кожу куртки, глубоко разодрать мышцы руки от плеча до кисти.

 

Раздев девушку до пояса, Прозаиг осмотрел раны. Мышцы предплечья и ниже локтевого сустава были располосованы по всей длине. Кровь уже перестала сочиться, но вид обнажившихся сухожилий и костей был страшен. К счастью, крупные вены и артерии чудом оказались не задеты.

 

Приказав Наташе быстро нагреть как можно больше горячей воды, старик начал готовиться к операции. Тщательно протерев дезодорирующим порошком руки, вымыл их с мылом и протёр остатками спирта. На пламени свечи нагрел и согнул полукольцом большую швейную иглу. Бросил её в котелок с кипящей водой, вместе с обычными хлопчатобумажными нитками, которые случайно нашлись в хозяйстве девушек.

Заставив Ольгу выпить полную кружку спирта, перенес её на стол и стал крепко привязывать ремнями.

- Зачем ты делаешь это? – спросила в недоумении Ольга.

 

- Чтобы от боли не дёргалась и не мешала мне зашивать твои раны …

 

- Оставь, старик! Пустое это. Разве ты не знаешь что мы, амазонки , способны вытерпеть любую боль в отличии от вас, мужчин… Начинай быстрее и не волнуйся. Всё будет о,кей!

 

Вооружившись кривой иглой и с трудом проталкивая её сквозь кожу, старик начал аккуратно стягивать рваные края раны. Местами он кончиком ножа подрезал и удалял размозженные ткани.

 

Операция длилась больше двух часов. В течении всего этого времени девушка молча смотрела в потолок и только иногда, когда начинала терять сознание, лёгкий стон раздавался из её полуоткрытого рта... Наташа, стоя у изголовья, вытирала крупные капли пота текущие по бледному лицу и подносила к губам кружку со спиртом.

 

Наконец закончив, наложили на руку повязку из прокипяченных полосок ткани, и завернув девушку в тёплое одеяло из тонко выделанных ондатровых шкур, положили в постель. Утомленная мучениями Ольга почти сразу уснула. Прислушавшись к её ровному дыханию, старик начал очередной рассказ:

 

* * *

 

Рассказ о празднике и медведе

 

Шли дни. Я почти привык к своему отшельническому существованию и старался не задумываться о будущем, которое было туманным и безрадостным.

Дни коротал, охотясь на мелких лесных грызунов и пташек, расставляя примитивные ловушки и самострелы. Большей частью мои попытки добыть какую-либо дичь оставались безуспешными, но я знал, что к весне должны появиться более крупные животные, которых смогу добыть. Приличный запас мяса быдла позволял не особо задумываться о пище. Правда, я иногда жалел о том, что не взял с собой в побег двух человек – тогда бы не пришлось экономить.

 

По памяти я восстановил все дни и начал вести календарь, отмечая его на стенке башни.

По моим расчётам приближался самый большой праздник всех живых существ – день Зимнего Равноденствия, который я собирался отметить и готовился к этому заранее.

 

Заблаговременно сплёл из берёзовой коры достаточно объёмный сосуд и, обмазав его глиной, накопанной под обрывистым берегом ручья, обжёг на костре.

 

Туда я сложил содержимое желудков крыс, добавил почек деревьев, мох, ягоды и мучнистые клубни камыша, найденные под снегом. Залив всё водой, накрыл курткой и поставил в самое тёплое место в своём стальном жилище. Но главный секрет был в том, что в эту смесь надо было добавить большое количество слюны. Только при этом условии начнется процесс брожения и образования спирта. На протяжении нескольких дней я постоянно ходил с бутылкой, сплёвывая туда. Когда она наполнялась – выливал в чан.

 

Жидкость, издавая дурной запах, бурлила почти три недели. Дождавшись сильных декабрьских морозов я приступил к получению веселящей жидкости. Для начала, положил нож на улице и охладил его до наружной температуры – что-то около пятидесяти градусов по старинной температурной шкале. Затем приступил к самому главному. Осторожно, тонкой струйкой, начал лить на лезвие ножа бурый, слизистый настой. Более плотная субстанция жидкости примерзала к металлу, а другая часть стекала в подставленную посудину… Это был долгий и нудный процесс. Мне часто приходилось останавливаться и счищать с ножа намёрзшую желеобразную массу. Затем снова охлаждать его и опять лить свой настой. Через сутки я получил целый котелок мутноватой жидкости. Она уже ощутимо пахла спиртным. При повторном намораживании получилось почти полкотелка достаточно крепкого алкогольного напитка.

 

На следующую ночь был праздник. Я основательно подготовился к нему. С вечера разжёг побольше костёр и нагрел башню танка до такой степени, что внутри стало жарко. Сварил двойную порцию мяса из самых лакомых частей туши быдла – ягодиц и рёбер. Щедро сдобрил похлёбку ягодами можжевельника и клюквой, собранной на болоте. На десерт были запеченные в углях тушки крыс.

 

В полночь, когда луна заглянула в полуоткрытый люк моего жилища, я выпил хмельной жидкости и по традиции вслух поздравил себя с праздником, пожелав удачи и сытной жизни. О большем мне не мечталось. Позади безвозвратно остались дни небывалой славы, головокружительные взлёты и падения. Больше такого, конечно же, не повторится. Оглядываясь на свой достаточно долгий, более чем столетний жизненный путь я думал, что прожил его не зря. Мы свергли партов и создали совершенно новый социальный строй, где все, независимо от расы, были равны. А то, что так бездарно отдали власть в руки женщин - в этом была не наша вина. Откуда нам - мужчинам, воспитанным в лесах и на болотах, знать про ум и коварство этих созданий? Если же взглянуть на всё происшедшие с точки зрения мировой диалектики, это, возможно, вполне закономерно: на смену нашей власти пришла власть женщин – созданий, как оказалось более жёстких, хитрых и лучше адаптированных к жизни, чем мы. В этом надо было признаться, как бы не было горько осознавать свой крах. Интересно, как долго Временное Женское Правительство сможет удержать власть в своих руках? Интуиция подсказывала мне, что женский мир не сможет существовать без мужчин. Вопрос только в том. как долго… Сто, двести, триста лет?

 

Я допил остатки своего тошнотворного зелья, закусил нежным крысиным мясом с хрустящей корочкой и вылез наружу подышать свежим воздухом. В ярком лунном свете, деревья укрытые снеговыми шапками, безмолвно тянули свои ветви-лапы вверх. Вокруг стояла такая тишина, к которой больше всего подходило определение – мёртвая.

Острая тоска резанула по сердцу. Хотелось поговорить и пообщаться с кем-нибудь живым, пусть даже если это существо будет быдлом или женщиной.

 

Неожиданно, скрип снега под чьими-то тяжёлыми шагами заставил меня резко оглянуться. Огромный чёрный силуэт стремительно надвигался на меня. Медведь! Мгновенно прыгнув вниз, я судорожно задвинул за собой крышку люка. Через доли секунды удар тяжёлой лапы обрушился на металл. Когти, со звоном процарапали неровную поверхность брони. Придя в себя, я осторожно заглянул в щель неплотно прикрытого люка и отшатнулся – в упор во внутрь башни смотрел немигающий, зловеще отсвечивающийся жёлтым цветом, глаз хищника. Взревев в бессильной злобе, медведь иступлено заскрежетал клыками о поверхность металла и несколько раз ударил лапой. Всё было бесполезно – добротная танковая броня надёжно защищала от зверя. Чувство полной безопасности заставило меня расхохотался.

 

Осознав тщетность своих попыток, медведь спрыгнул с башни и громко отфыркиваясь, заскрипел снегом вокруг. Вытащив пучок травы, которым была заткнута смотровая щель, я стал наблюдать за незваным гостем. Потоптавшись вокруг моего стального жилища, огромное существо долго и шумно нюхало воздух, а потом направилось прямо к моим запасам мяса, висящим на деревьях. Сердце тревожно ёкнуло. Такого развития событий я не предусмотрел и не ожидал. Потеря еды в середине зимы, в моем положении, грозит голодной смертью!

 

Встав на задние лапы, хищник легко дотянулся до мороженых заснеженных кусков мяса и сорвал их. Урча, начал с жадностью поглощать драгоценную еду, которая досталась мне так нелегко. В бессильной злобе мои кулаки колотили по металлу и страшные проклятия сами собой изрыгались из моей глотки!

Через какое-то время пришло осознание непоправимости происшедшего, и я уже беспристрастно наблюдал за тем, как мерзкое животное доедает мои припасы. От алкогольного дурмана и переживаний дремота подкралась незаметно …

 

Проснулся от холода. Тщетно пытаясь унять озноб, сотрясавший всё тело, я долго лежал с закрытыми глазами и удивлялся кошмарному сну. Голова страшно болела при малейших попытках повернуть её, а руки и ноги затекло от неудобной позы. Сквозь смотровую щель, лился неяркий свет пасмурного утра и сильно несло холодом. Переполненный мочевой пузырь всё же заставил вылезти на броню. При взгляде вниз, меня взяла оторопь. Ночной кошмар не был сном! Прямо под ногами, у основания башни, лежал на снегу огромный бурый медведь. От неожиданности он подскочил, слегка присел на задние лапы и приготовился к прыжку. Открывшаяся в свирепом рыке пасть, обнажила внушительные жёлтые клыки.

 

Упустив от неожиданности струйку мочи в штаны, я, немного замешкавшись, прыгнул обратно, но не успел задвинуть тяжелую плиту люка. Следом за мной в округлое отверстие лезла огромная башки зверя, зловеще скаля жёлтые клыки и обдавая смрадной вонью дыхания. Выхватив нож из ножен и не имея возможности размахнуться, я неловко ткнул острием в мохнатую голову, целясь в глаз. Слабое лезвие согнулось, но медведь, взревев от боли, убрался наружу. Этого мгновения было достаточно, чтобы захлопнуть люк и перевести дух.

 

Рыча, злобное животное царапало металл башни … Я знал, что теперь медведь никуда не уйдёт. Он будет терпеливо ждать, пока голод и жажда не выгонят меня наружу. Положение казалось безвыходным. Перспектива закончить жизнь в медвежьем желудке совсем не радовала.

 

Осмотрел своё жалкое оружие: короткой пики и ножа из мягкой стали было явно недостаточно чтобы сразиться с трёхметровым гигантом. Впрочем, можно было попробовать убить медведя совсем по-другому…

 

В башне лежало несколько кусков толстой стальной проволоки, которые, возможно, могли помочь в моей бедственной ситуации. С воодушевлением я начал наматывать её на кусок арматуры, пытаясь сделать что-то вроде небольшой пружины в несколько витков. Концы, с двух сторон отогнул вертикально и остро заточил обломком напильника. К вечеру, когда дневной свет перестал освещать сквозь щель внутренности моего жилища, у меня было восемь пружин с торчащими острыми шипами в полмизинца длиной. Теперь мне оставалось только ждать, пока внутри башни достаточно похолодает для дальнейшего продолжения работы.

 

К ночи мороз усилился. Экономно помочившись в пустую бутылку, спрятал её за пазуху чтобы моча не замёрзла. Холодный металл, когда я к нему прикасался, уже ощутимо обжигал кожу. Было холодно и неуютно. Снаружи беспокойно, кругами ходил разъяренный хищник, изредка порыкивая и с силой ударяя когтистыми лапами по звенящёй броне.

 

Узкими полосками ткани я временно закрепил пружины в сжатом виде. Глубоко в стволе орудия, куда не доходило тепло, лежал небольшой кусок быдлского мяса, который хранился как неприкосновенный запас на всякий случай. Я мысленно похвалил себя за предусмотрительность. В темноте, рискую отрезать себе пальцы, строгал твёрдое как дерево мясо и старательно разжёвывал его. На ощупь прилеплял теплую жеваную массу к сжатым виткам пружин и оставлял замораживаться. Через несколько часов такой работы во рту всё болело от ледяной жвачки и совершенно не было слюны. С отвращением глотнув тепловатой мочи из горлышки бутылки, чтобы хоть чуть смочить горло, я продолжал, как автомат, перемалывать челюстями похрустывающую кристалликами льда мясную стружку.

 

К утру на всех пружинах были наморожены большие куски мясной кашеобразной массы.

Зубы сильно болели и начали шататься. Язык распух до такой степени, что вываливался, как у собаки, из не закрывающегося рта. Осторожно развязав тряпичные стяжки, убедился в том, что ледяная масса надёжно держит сжатые витки пружин. В последнюю очередь облепил острые шипы, таким образом, чтобы острия не было видно. Завершая кропотливую работу, я отогревал у себя на теле ледяные крошки мяса и прилеплял их к пружинам, превращая в увесистые комки с кулак величиной.

 

Приоткрыв люк, выкинул наружу всю приманку и сквозь щель стал наблюдать за медведем. Поднявшись с лёжки, он подошел к валяющимся на снегу лакомым кускам. Шумно втягивая воздух, не спеша, обнюхал. Наступил самый ответственный момент.

Если сейчас он начнёт их жевать, то всё пропало! Если проглотит – я победил!

 

Расчёт на природную звериную жадность оправдался. Один за другим, хищник спокойно заглотил все комки! Безумная радость охватила меня!Вспомнив древний обычай, я прокричал давно забытый боевой клич и заколотил кулаками в грудь. Это была победа! Моя жизнь вновь спасена!

 

Через какое-то время мясная каша, держащая витки оттает, пружины разожмутся и острыми шипами вонзятся в стенки желудка. Медведь обречён - его ждала смерть от внутренних кровотечений. Мне оставалось только ждать. Скоро я буду обеспечен грудой мяса и тёплой шкурой …

 

* * *

- Стоп, стоп! Ты хочешь сказать, что так легко и просто добыл медведя? – перебила рассказ Наташа.

 

- Да, именно так легко и просто, – хитро усмехнулся старик,

- Я могу вас научить еще и другим способам охоты, которые не хуже этого.

 

- А что ж ты раньше молчал?

 

- Вы не спрашивали, а я должен же был убедить вас в том, что мужчины не так глупы и хоть на что-то способны…

 

ВЕЧЕР ДЕСЯТЫЙ

 

На следующий день Ольге стало хуже. Раны воспалились, а кожа вокруг них набухла и покраснела. Из-под присохших ниток швов сочился зеленоватый гной, издающий резкий гнилостный запах.

 

-Плохо дело, - коротко сказал старик. Одевшись и взяв лопату, стоящую в углу, вышел из кунга.

 

К вечеру, принеся целый мешок каких-то кореньев и сухих трав, он долго промывал, растирал, кипятил, смешивал с жиром и желчью свои снадобья. Аккуратно вскрыв кончиком ножа самые крупные гнойники, выдавил их содержимое. Сменил повязку, предварительно смазав раны свежеприготовленной мазью. После того как напоил Ольгу отварами, ей заметно стало лучше. С лица сошёл болезненный румянец и боль в руке слегка поутихла.

 

- Откуда ты так много знаешь, старик? Кто научил тебя всем этим премудростям?

 

* * *

 

Рассказ о Светящемся Облаке.

 

За долгие годы учёбы в Военной школе нас учили воевать в самых различных условиях, а мудрые преподаватели вложили нам в голову золотое правило: при любых обстоятельствах не опускать руки и бороться до конца используя, даже самые ничтожные возможности чтобы выжить. Но, самое главное, что нам внушили – надо думать и творчески подходить ко всем ситуациям, так как готовых рецептов на все случаи жизни нет и быть не может.

 

Моя жизнь в лесу постепенно налаживалась. Удачно добытый медведь обеспечил роскошной постелью из густого зимнего меха и достаточно большим количеством мяса. Зная о необычайно тонком обонянии полярных хищников, я в те дни, когда ветер дул с юга, бросал в костёр куски мяса и жира. Примерно через сутки на запах жареного неизменно подходили белые медведи, легко становившиеся моей добычей с помощью коварных пружинных приманок. Вскоре уже можно было не ограничивать себя в еде. Мясо предусмотрительно прятал в остове старого танка, приладив на место вырванные и разбросанные по поляне крышки люков.

 

Дни тянулись однообразной чередой. Утром я вставал, умывался снегом и, подкинув дрова в костёр, завтракал остатками вчерашнего ужина. Оставшееся дневное время проводил или лёжа на шкуре, или в бесцельных скитаниях по лесу. Глубокий снег и опасность встречи с дикими зверями удерживали от дальних прогулок. Вечера коротал у костра, жаря мясо, варя незамысловатую похлёбку и штопая одежду иглой выточенной из кости. От нечего делать я часто вставал на башню и декламировал известные мне с детства, не очень понятные, но красивые ритмические рассказы. Гулкое эхо разносило среди заснеженных деревьев:

 

Не ветер бушует над бором,

Не с гор побежали ручьи,

Мороз-воевода дозором

Обходит владенья свои…

 

При этих словах мне представлялся огромный быдл, громко, с треском продирающийся сквозь кустарник. Честно говоря, в те минуты я был бы рад общению с любым человеческим существом… Замолкнув, прислушивался. В лесу было тихо, только изредка, гулко и протяжно, как дальний орудийный выстрел, трескались от мороза стволы деревьев…

 

Весной потянулись на север стаи перелётных птиц. Лес оживал на глазах: стало появляться всё больше зайцев, мелкие грызуны и пташек. Чаще стали встречаться следы крупного зверья. В силки и примитивные ловушки они попадались не часто, наверное потому, что у меня не было особого желания охотится на них. Однажды, под вечер, мимо прокочевало большое стадо оленей, но я, не успев как следует подготовиться к охоте, не смог добыть ни одного. Впрочем, это особенно не огорчило – запас медвежьего мяса был более чем достаточный.

 

Тогда меня больше всего беспокоил вопрос о том, как дальше обустроить свой быт.

Окидывая мысленным взглядом свою достаточно долгую, почти двухсотлетнюю жизнь, я всё больше приходил к мнению о том, что следует остаток своих дней провести где нибудь в лесной глуши, подальше от людей. Другого выхода не было. В любом обществе меня ждала смерть, а политики, интриг и сражений хватило по горло.…

 

Естественно, жить постоянно в башне танка я не собирался, поэтому стал готовиться к переходу. Из толстой невыделанной медвежьей шкуры сшил себе запасную пару обуви, а из штанов покойного Манга изготовил подобие двух вместительных сумок, одеваемых через плечо. Разведя внутри башни костёр, за несколько дней насушил и закоптил достаточно большой запас мяса.

 

Сборы были недолгими. Ранним весенним утром я, в последний раз окинув взглядом гостеприимную поляну с остовом старого танка, отправился в дорогу. Путь мой лежал на северо-запад к Большому Светящемуся Облаку. Про него ходило множество разных слухов: одни говорили о том, что если зайти под это Облако, то всё тело покроется наростами, а кости приобретут необычайную хрупкость. Другие говорили, что в зоне тени, отбрасываемой Облаком, можно получить бессмертие и исполнение всех желаний. В доказательство некоторые приводили живые картинки, записанные на дисплеях и старинные книги, пытавшихся растолковать этот феномен. Все знали, что зона Облака кишмя кишит стаями бешеных собак, двухголовыми змеями и огромными летучими мышами. Идти туда было опасно, смертельно опасно. Но, у меня не оставалось иного выхода. Влачить жалкое существование в лесу без оружия и снаряжения невозможно, а найти всё это можно было только под Светящимся Облаком.

 

Как никогда я надеялся на свою счастливую звезду и верил, что, не смотря на моё хилое вооружение, состоящее из ножа и пики, мне удастся каким-нибудь образом раздобыть жизненно необходимые вещи.

 

Вскоре, примерно через месяц пути, передо мной уже в полнеба сияло Светящееся Облако. Бросилось в глаза то, что по истечению более чем за сто лет, с тех пор, как я в последний раз видел Облако, оно изменило свой цвет со светло-лилового на оранжево-красный. В ночное время багровые тона заливали окрестности, и тогда всё вокруг приобретало зловещий кровавый оттенок. В этом нереальном свете мимо скользили призрачные тени монстроподобных жутких животных, слышались их злобные и устрашающие рыки. На моё счастье, они, занятые весенними любовными игрищами, совершенно не обращали меня внимания.

 

Чем ближе я приближался к зоне Облака, тем сильнее ощущалась слабость во всём теле. Страшно болела голова, а мышцы с огромным трудом сгибали суставы, в которые, казалось, был насыпан песок. Каждый шаг причинял мучительную боль. От постоянных кровотечений из носа кружилась голова. Чтобы не истечь кровью, я заткнул ноздри тампонами из кусков тряпок и вынужден был дышать ртом. Горло сохло, красный воздух, царапая трахеи, с трудом проталкивался в лёгкие. Порою возникало непреодолимое желание упасть и умереть. Тогда казалось, что моя жизнь не стоит тех страданий, которые я испытывал, ковыляя к высоким остовам строений, стоящим под Большим Светящимся Облаком.

 

В полубеспамятстве брёл по широким улицам мёртвого города. Над головой шелестело, сверкало всполохами и жило свое жизнью Облако. Смутно помню, что тогда в моём сознании что-то изменилось. Мне было стыдно за съеденного быдла Манга, но не было больно при воспоминании о смерти лидера партов Презпута. Я каялся и просил прощения неизвестно у кого за совершённую революцию. Временами, передо мной, зыбким миражом появлялась Раиса, то в соблазнительной нагой красоте, то в ненавистной кожаной униформе.

 

Невнятные видения про жестокую казнь на кресте и чьё-то воскрешение странным образом возникали у меня в мозгу. Незнакомые голоса вдумчиво и терпеливо растолковывали, что в нашей жизни является добром, а что злом…

 

В каком-то непонятном трансе брёл я по пустынным, усыпанным черепами и костями невиданных животных, улицам. Вопреки моим страхам, ни единого живого существа здесь не было. Один только ветер, с разбойничьим посвистом, закручивал столбики крошечных смерчей из пыли на перекрестках. Было похоже на то, что все жуткие чудовища, некогда обитавшие здесь, давно сожрали друг друга или умерли.

 

Чёрные остовы домов, залитые кровавым светом, производили гнетущее впечатление. Неожиданно хлопающие от движения воздуха оконные рамы, заставляли вздрагивать и крепче сжимать рукоятку ножа. Удивляло отсутствие рельсов, не подходящих к большинству жилищ и огромные комнаты брошенных домов. Больше всего, помню, меня поразила нерациональность больших комнат, дверей и окон. Какими же запасами тепловой энергии надо было обладать, чтобы поддерживать всё это в комфортном для жизни состоянии! Не удивительно, что люди, жившие здесь до Большого Черного Взрыва, все вымерли. При таком расточительном отношении к энергии это было вполне закономерным.

 

После недолгого блуждания по мрачным и жутким развалинам я сравнительно легко обнаружил несколько старинных складов, где смог найти хорошо сохранившееся оружие, боеприпасы, снаряжение и одежду. В очередной раз добрым словом помянул Военную школу, где научили как искать в мёртвых городах то, что мне сейчас было жизненно необходимо. Посчастливилось мне найти и легендарную газированную воду в пластиковых сосудах странной формы. Отпив из горлышка странно-шипящего напитка, убедился, что слухи о необычайном вкусе этой воды были преувеличены. Ничего особенного в ней, кроме вспучившегося от газа живота, не было.

 

Долго оставаться в зоне Светящегося облака было опасно, поэтому я, погрузив на найденную тележку припасы, поспешил обратно. Если бы не болезненное состояние, то вылазку можно было считать успешной. Мне удалось раздобыть несколько прекрасных ножей, топор, пилу, пару пистолетов, карабин и достаточно большое количество боеприпасов к ним. Не менее ценной находкой оказался запас приличной одежды и обуви. Немного поколебавшись, я всё же взял с собой немного консервов и сладкого веселящего напитка в бутылках с истлевшими непонятными этикетками, хотя и знал, что не все продукты могут быть пригодны в пищу.

 

Состояние моего здоровья, между тем, за те несколько десятков часов которые я провёл под Облаком ещё ухудшилось ещё больше. Надо было быстрее уходить отсюда.

 

Через два дня на лбу обнаружился постоянно растущий острый шипообразный нарост, а тело под мышками и в паху стали покрываться непонятными опухолями. По-прежнему сильно болели суставы и ломило все кости. Выбиваясь из последних сил я, запряжённый в неимоверно тяжёлую тележку, тянул её по полям и перелескам, стараясь как можно дальше уйти от багрового негаснущего заката за спиной.

 

Когда, в очередной раз, оскальзываясь и падая, я пытался вытолкать свои вещи из глубокого оврага, чья-то рука протянулась сверху и с силой помогла мне вскарабкаться по крутому склону.

 

Отдышавшись, взглянул на неожиданного помощника. Передо мной стоял, приветливо улыбаясь, типичный представитель расы бомжей. В другое время, я бы, конечно, оттолкнул его и прошёл мимо, но сейчас что-то мешало мне это сделать.

 

- Привет! – сказал я и неожиданно для себя протянул руку для рукопожатия.

Обменявшись приветствиями, мы присели и разговорились. К моему удивлению, бомж оказался интересным собеседником. Речь его была достаточно правильная и грамотно построенная. За полчаса он поведал про все последние новости, творящиеся в мире.

 

Оказалось, что от самого морского побережья до Больших Болот, по всей территории некогда называемой Украиной, теперь простирается Империя Амазонок, которой правит Раиса Великая.

 

За Уралом, постоянно сдерживая натиск воинственных жительниц Империи, образовалось Государство гринов, которые ещё называют себя зелёными. Состоит оно в основном из пидерастически настроенных быдлов, пропагандирующих полный отказ от женщин и мечтающих полностью истребить их всех до единой.

 

А далеко на севере, за цепью нескольких Светящихся Облаков организована Коммуна, про которую рассказывают совершенно странные вещи. Отказавшись от клонирования, коммунисты заставляют женщин в жутких муках рожать потомство. Удивительно, но женщинам это даже нравится! Дети появляются абсолютно разные и невозможно даже предугадать, кто будет: мальчик или девочка. Ещё более удивительно то, что в отличии от клонов, коммунистическая молодёжь, рождённая таким противоестественным образом, отличается развитым умом и необычайными способностями. Благодаря этому, Коммуне удалось в кратчайшие сроки восстановить фабрики и заводы, наладить собственное производство не только оружия, но и безрельсовых, невиданных ранее, самоходных машин. Попасть в это необычное государство практически невозможно – надо знать дорогу между смертоносными зонами Светящихся Облаков.

 

В конце своего рассказа бомж, косясь на мой лобный нарост, сочувственно поинтересовался, как же мне удалось живым выбраться из зоны. Промолчав, я пожал плечами и начал разводить костёр, для того, чтобы приготовить ему еду. Так же молча, снял с себя всё одежду и отдал бомжу. Дрожа от холода, безучастно смотрел как, скинув грязное тряпьё, незнакомец торопливо натягивает на своё худое тело мой добротный новенький комбинезон. Когда он присел и нагнул голову чтобы зашнуровать ботинки, неожиданно вспышка сознания пронзила мозг.

Коварный бомжара элементарно, на телепатическом уровне, подчинил меня своей воле! Бомж владел гипнозом! Невероятно, но факт!

 

С трудом поставив плохенькую мысленную защиту второго уровня, огляделся по сторонам. Кожаный пояс с портупей и двумя пистолетами валялся между нами. Эх, только бы больные суставы позволили резко прыгнуть и выхватить оружие… Только бы изнеможенные мышцы не подвели!

 

Стиснул зубы и физически ощущая с каким скрипом разгибаются мои колени, я, большой голой лягушкой, плюхнулся вперед. Дотянувшись до кобуры, выхватил оружие. Есть! Щёлкнув предохранителем и держа неприятеля на прицеле, с трудом поднялся на ноги. Ненависть и злоба переполняли меня. Воронёный ствол упёрся в морщинистый обезьяний лоб бомжа…

 

* * *

 

- Ладно, хватит на сегодня. Завтра расскажешь о том, как ты застрели бомжа.

Смотри, Оля уже уснула – шепотом перебила старика Наташа.

- Давай спать… Поздно уже.

 

ВЕЧЕР ОДИННАДЦАТЫЙ

 

Целый день старик учил Наташу устанавливать хитроумные ловушки на зверей далеко в степи. Когда они вернулись домой Ольга была уже на ногах и одной рукой пыталась управиться по хозяйству.

Осмотрев раны и убедившись в том, что они уже почти не гноятся старик наложил свежую повязку.

- Слушай, Прозаиг, давай сегодня немного короче рассказывай, а то мне обидно, что я вчера уснула и до конца не дослушала – попросила Ольга

 

* * *

 

Рассказ о Голосах.

 

Приставив пистолет ко лбу бомжа, я плавно выбрал холостой ход курка и напряг руку чтобы отдача менее болезненно ударила в локтевой сустав. Вдруг, что-то внутри меня заставило мой палец остановиться. Неловко нагнувшись, я заглянул в выцветшие, гноящиеся глазки человека, стоящего передо мной на коленях. Мутные слёзы выступили из-под нижних век и крошечным ручейком побежали по грязным, заросшим неопрятной щетиной, впалым щекам. В глазах стоял дикий ужас и безнадёжное желание жить. Мелкая дрожь сотрясала тщедушное тело. Отвратительный запах страха и давно не мытого тела ударил в нос.

 

Вдруг, неизвестно откуда из глубин моего сознания выплыли слова, которые нашептывали незнакомые Голоса под Облаком:

«… НЕ ПРОТИВЬСЯ ЗЛОМУ. НО КТО УДАРИТ ТЕБЯ В ПРАВУЮ ЩЕКУ ТВОЮ, ОБРАТИ К НЕМУ И ДРУГУЮ. И КТО ЗАХОЧЕТ ВЗЯТЬ У ТЕБЯ РУБАШКУ, ОТДАЙ ЕМУ И ВЕРХНЮЮ ОДЕЖДУ…»

(здесь и далее приведены цитаты из Нагорной проповеди Иисуса Христа (по Евангелию от Матфея, 5-7). Примечание автора)

 

Непроизвольно опустив пистолет, я удивился себе. Мне стало жалко никчёмного бомжа собиравшегося меня ограбить? С удивлением перепроверил состояние своего мозга. Нет, всё чисто. Защита была на месте и мой внутренний мир не подвергался ни какому влиянию. В чем дело? Что со мной?

 

- Живи! Христос с тобой. Ты свободен, – проговорил я и отошёл в сторону.

 

«Откуда во мне эти слова? Почему?» - мысленно я задавал себе эти вопросы и не находил ответа. Странные чувства, впервые в жизни, охватили меня: если раньше, не колеблясь, мне легко было выстрелить в любого человека, то сейчас, после откровений, поведанных Голосами, сделать это было не просто. Одновременно незнакомая, светлая радость от ощущения собственной доброты и милосердия переполняла душу.

 

Затравленно взглянув на меня, бомж стал торопливо расстёгивать застёжки.

 

- Не надо, камрад, отставь всю одежду себе и ступай с Богом!

 

Нервы несчастного не выдержали. Дико заорав и, прикрывая руками плешивый затылок, на подгибающихся ногах он бросился прочь. Наступив на длинные шнурки ботинок упал и, продолжая истерично рыдать, пополз в густой кустарник. Вскоре его жалобные всхлипы и невнятные стенания стихли вдали.

 

Непонятная грусть сжала мне сердце. Взволнованный своими новыми поступками и ощущениями я, одев на себя лохмотья, брошенные бомжем, впрягся в свою тележку и побрёл дальше…

 

ВЕЧЕР ДВЕНАДЦАТЫЙ

 

Утром случилось странное. За завтраком Наташу неожиданно вырвало. Отодвинув от себя кусок жирного мяса она, пожаловавшись на недомогание, отказалась от пищи. Хитро прищурившись, старик пристально взглянул на неё и сказав что сегодня можно устроить день отдыха, вышел из кунга. Девушка прилегла рядом с подругой прикрыв глаза…

 

Вернулся Прозаиг когда уже стемнело. С торжеством выставил на стол полный котелок крупной мороженой клюквы:

 

- Вот, кушайте, девочки! Накопал из-под снега на болоте. Знаю, что вас сейчас на кисленькое тянет. Кушайте, кушайте, а я дальше про жизнь свою продолжу…

 

* * *

 

Рассказ о болезни

 

Стояла обычная летняя погода. Моросил дождь, по небу уныло тащились сизые облака цвета человеческих внутренностей. Дул упругий северный ветер, несущий запах водорослей и снега.

 

Я умирал. На лбу у меня вырос большой, с палец длиной, костяной вырост заканчивающийся острым кончиком. Любое прикосновение к нему отдавало острой болью во всём черепе. Кожа вокруг кровоточила и гноилась. Такие же, только поменьше, шипы вылезли из пяток. Передвигаться получалось ползком или на четвереньках. Глубокие язвы покрывали всё тело, а опухоли омерзительными мешками свисали из-под мышек.

 

Лёжа на вершине невысокого холма, куда вполз чтобы хоть немного избавиться от назойливых комаров, я мучительно размышлял о том, что же мне делать. Запас продуктов закончился. Охотится в моём состоянии невозможно. Легче всего покончить со всем выстрелом в висок. Ещё недавно я бы так и поступил, но сейчас не мог этого сделать. Жизнь, дарованная Богом принадлежит тоже Ему. Я не имел права прервать её против Божьей воли. Возможно, эти муки посланы как наказанье за грехи. Вспомнилось, что говорили Голоса:

«... ТЕСНЫ ВРАТА И УЗОК ПУТЬ, ВЕДУЩИЕ В ЖИЗНЬ И НЕМНОГИЕ НАХОДЯТ ИХ…»

 

Да, надо попытаться бороться и найти те врата, ведущие в жизнь! Но, как? Возможно, существуют медикаменты и препараты, чтобы избавиться от последствий нахождения под Облаком. Только, где их взять? Неизвестно откуда, в голове возникли незнакомые слова молитвы. Впав в непонятную прострацию я молился, глядя в пустое, безразлично небо и надеясь на милость Божью… Капли дождя вместе со слезами катились по щекам. Я чувствовал грусть и сожаление о своей не очень удачной жизни, которая подходила к неизбежному финалу. Смерть не страшила меня никогда, но отчего-то ужасно не хотелось умирать здесь и в таком неприглядном виде…

 

С трудом перевернувшись на живот, бесцельно взял карабин и стал смотреть в оптический прицел. Внимание привлёк медведь с огромным кривым рогом на лбу, находящийся вне досягаемости выстрела. Он с жадностью пожирал какие-то растения и, время от времени, втыкал свой рог в почву. Меня это заинтересовало. А ведь наверняка всё это он делает неспроста! Животному, побывавшему под Облаком, инстинкты, возможно, подсказывают, как надо лечиться. Может мне тоже попробовать делать так же?

 

Я решительно пополз к медведю. Добраться до него мне удалось только к вечеру. Что-то подсказывало, что смертельно больной хищник не должен тронуть меня. Огромная, с грязной клокастой шерстью, туша лежала на расстоянии вытянутой руки. Лиловый язык вывалился из пасти, а бока вздымались от тяжкого дыхания. Маленькие подслеповатые глазки, с грустью, не мигая, смотрели на меня.

 

Сорвав растущие рядом странные мясистые побеги неизвестного мне растения, я попробовал их есть. Вкус оказался довольно сносный: горьковато-вяжущий. Съев целую охапку, по примеру медведя, подполз к луже, наполненной голубоватой грязью и с наслаждением опустил в неё свой рог. От прохладной жижи боль во лбу слегка утихла. Полностью раздевшись, я закопался в грязь и пролежал так в полудрёме всю ночь.

 

Утром меня разбудил плеск и громкое фырканье. Больное животное возилось рядом в луже. Без страха я подполз к нему, набрав грязи в пригоршни, осторожно намазал ею безобразный костяной вырост и глубокие язвы на медвежьей голове. С благодарностью его огромный, покрытый белёсым налётом, язык лизнул меня в щёку…

 

Так прошло достаточно много времени. Вместе с медведем мы питались травой и принимали грязевые ванны. Ночами я приспособился спать рядом с ним, устроившись между могучих лап и греясь от тепла его тела. Немного в стороне бродили и отлеживались в грязи несколько больших рогатых крыс, олень и непонятное жутковатое существо, напоминающее огромную обезьяну. Мы не обращали на них никакого внимания, погруженные в заботы о себе.

 

Постепенно язвы и опухоли стали исчезать. Однажды утром, привычно погружая свой рог в грязь, я почувствовал, что он шатается! Ухватившись за него двумя руками, с силой рванул вниз. Резкая боль электрическим током пронзила мозг, а костяной вырост, причинявший долгое время невыносимые страдания, остался в руках. Кровь хлестала из раны, голова кружилась, но больше у меня не было на лбу нелепого украшения. Сев прямо в грязь, неожиданно легко, вырвал острые шипы из пяток. Несомненно, от лечебной грязи и питания неизвестными растениями я начал выздоравливать!

 

Не колеблясь, подошел к спящему медведю, с которым, можно сказать, сдружился за последнее время и бесцеремонно потрогал его вырост. Он также шатался. Ничего не понимающий хищник открыл глаза, злобно рыкнув. Успокаивая, я потрепал его по густой шерсти, и решительно взялся за шершавую поверхность рога. Поднатужившись попытался вывернуть из кожи, но с первого раза ничего не получалось. Бедное животное покорно лежало на боку, дрожа всем телом и постанывая. Я упёрся ногой в лоб и из всех сил рванул на себя. Медведь взревел, а рог остался у меня в руках.

 

Проведя ещё несколько дней возле лужи с целебной грязью мы окончательно оправились от болезни. В какой-то момент мне стало мало травяной диеты и захотелось другой, нормальной пищи. Взглянув на медведя, я неожиданно поймал на себе точно такой же заинтересованный взгляд. Мы вновь стали врагам. Нам надо выживать, а для этого кто-то из нас должен был стать пищей для другого. Убить своего товарища по несчастью у меня не поднималась рука, поэтому, собрав снаряжение, я побрёл прочь.

 

Наступила осень и, вместо дождя с неба часто падали хлопья снега… Всё живое в лесу готовилось к зиме. Бурые медведи нагуливали жир на болотах и искали места для берлог, олени и стаи тундровых крыс кочевали на юг, а крупные полярные белки делали гнёзда в ветвях деревьев.

 

У подножия большой скалы, из-под которой выбивался ключ, дающий начало лесному ручью, я выкопал просторную землянку. Стены укрепил бревнами и вывел над землёй несколько венцов, в которых прорубил небольшие оконца на все четыре стороны. Крышу соорудил из крупных расколотых пополам плах, образовавших просторный чердак для хранения съестных припасов. Жилье получилось теплое, достаточно уютное и прочное. Заготовить припасы и топливо на всю зиму с моим великолепным оружием и снаряжением не составило труда и отняло не много времени. К очередной зимовке всё было готово.

Для себя я решил, что должен буду провести всю оставшуюся жизнь отшельником в лесу, раскаиваясь в грехах и молясь Всевышнему…

 

ПРОДОЛЖЕНИЕ ВЕЧЕРА ДВЕНАДЦАТОГО

 

Удивляясь своим неожиданно изменившимся вкусам девушки съели почти целый котелок мороженой клюквы запивая его чаем заваренном на листьях морошки.

- Что-то странное творится со мной – задумчиво проговорила Наташа:

- Тошнит, на кисленькое тянет, груди набухли и болят…

- Да, со мной тоже самое происходит. Только я думала, что это от больной руки, – ответила Ольга:

- А, ерунда всё это! Давай, старик, рассказывай дальше…

 

* * *

 

Из берёзовой чурки я выстругал небольшую доску и на рисовал на ней углём Лик Божий таким, каким он являлся мне во время странствий под Большим Светящимся Облаком. Повесив доску в углу своей землянки я целыми днями воздавал хвалу Всевышнему за моё счастливое избавление от болезни и каялся в грехах.

 

Я вспоминал, начиная с раннего детства, убитых мной людей и просил для себя прощения за их смерть. Порою мои грехи ужасали и стыд огнем обжигал душу. Но, иногда, воскрешая в памяти смерти врагов, во мне появлялось скверная радость. Осознавая, что это тяжкий грех, я в исступлении отбивал земные поклоны, стараясь вытравить из себя постыдное чувство, ибо Голоса говорили:

- «…ЛЮБИТЕ ВРАГОВ ВАШИХ, БЛАГОСЛАВЛЯЙТЕ ПРОКЛИНАЮЩИХ ВАС, БЛАГОТВОРИТЕ НЕНАВИДЯЩИМ ВАС… »

 

Настоящие кошмары начинались по ночам. Демоны похоти, превратившись в женщин, одолевали меня. Я лежал на жестком ложе, и в темноте землянки, а в голове прокручивались картины бывшей секс-революции. Девушки из обменных пунктов ласкали мне плоть, танцевали рядом, принимая самые соблазнительные формы и пытаясь совокупиться. Мои руки непроизвольно тянулись к паху, но вспоминались грозные Голоса:

- «… ВСЯКИЙ КТО СМОТРИТ НА ЖЕНЩИНУ С ВОЖДЕЛЕНИЕМ УЖЕ ПРЕЛЮБОДЕЙСТВОВАЛ С НЕЮ В СЕРДЦЕ СВОЕМ. И ЕСЛИ ПРАВАЯ ТВОЯ РУКА СОБЛАЗНЯЕТ ТЕБЯ, ОТСЕКИ ЕЕ И БРОСЬ ОТ СЕБЯ, ИБО ЛУЧШЕ ДЛЯ ТЕБЯ ЧТОБЫ ПОГИБ ОДИН ИЗ ЧЛЕНОВ ТВОИХ, А НЕ ВСЁ ТЕЛО ТВОЕ БЫЛО ВВЕРЖЕНО В ГЕЕННУ.»

 

Ненавидя себя я выскакивал на улицу и подолгу стоял на морозе, пытаясь холодом утихомирить плоть. Но всё было тщетно. Самое страшное наступало когда приходил сон. Дьяволы в женском обличье являлись в сновидениях и я любил этих тварей в самых извращённых и немыслимых позах по насколько штук за раз. Проснувшись утром, молился, каясь в грехах, а следующей ночью всё начиналось вновь… Греховность плоти ужасала меня, но сделать с ней я ничего не мог. Много размышляя над этим, я пришёл к выводу о том, что дурные наклонности заложены были во всех нас изначально, так как родились мы не естественным образом и посредством клонирования. Возрождение истинной духовности возможно только при нормальных человеческих отношениях, какие были у неведомых коммунистов далеко на Крайнем Севере…

 

К весне у меня стали заканчиваться запасы мяса и я стал ходить на охоту, вооружившись луком и стрелами. Патроны к огнестрельному оружию, которых у меня их было в достатке, решил экономить, на всякий случай. Обычной добычей были зайцы и куропатки в изобилии водившиеся в округе.

 

Однажды вечером, подходя к землянке у меня появились непонятные тревожные предчувствия. Надо сказать, живя долгое время без людей, я почти разучился пользоваться телепатией и сейчас безуспешно пытался разобраться в работе своего мозга. Вроде всё было нормально, но что-то не давало мне покоя.

Сотворив молитву, открыл дверь и тут же был сбит с ног тяжёлым ударом по голове…

 

* * *

 

- Знаете, девочки, что-то устал я сегодня от рассказов… Может быть, завтра продолжим? Что-то снова меня предчувствия одолевают. Хотя это может быть от того, что нехорошее вспомнилось… Вы спите, а я пойду, прогуляюсь, по свежему воздуху…

Одевшись, старик вышел из жилища.

 

ВЕЧЕР ТРИНАДЦАТЫЙ

 

Проснувшись, девушки не обнаружили старика в кунге. На столе стоял заботливо приготовленный завтрак: кисель из мха ягеля с клюквой и лепёшки из лакомого костного мозга заботливо извлечённого из костей. Поудивлявшись тому, когда только старик успел приготовить изысканный завтрак, девушки стали собираться на охоту. Ольга, почувствовав себя значительно, лучше, наотрез отказалась оставаться дома:

- Я амазонка, поэтому не должна болеть и сидеть дома! Одной рукой я смогу стрелять из винтовки, проверять капканы и управлять собачьей упряжкой. Если я не буду этого делать, то ты Наташа, как любимая подруга, должна будешь меня пристрелить. Забыла Материнский закон? С этим стариком мы совсем не по-женски стали жить…

Уже темнело когда все вновь собрались возле кунга. Ольга ловко потрошила добытых за день зверьков, изредка помогая себе раненой рукой. Только выступивший на лбу пот и бледность выдавали то, что это даётся ей с большим трудом и болью. Старик привычно хлопотал с ужином. В этот раз он ещё больше удивил подруг – украшением стола было несколько больших замороженных яблок. Глядя на то, как амазонки с жадностью грызут зелёную ледяную мякоть, Прозаиг улыбаясь, приговаривал что-то непонятное:

- Кушайте, кушайте, девочки! Вам витамины нужны сейчас. Чтобы токсикоз не замучил…

- Мы, старый, не знает что такое витамины и токсикоз. Не умничай и не грузи нас. Давай-ка лучше дальше рассказывай…

 

* * *

 

Рассказ о встрече с пидорами.

Я медленно приходил в себя. Как сквозь туман увидел двух быдлов, сидящих за столом и с жадностью пожирающих мою похлёбку. По манерным движениям и причёскам я сразу распознал в них парочку пидоров. Со стоном тщетно попытался рвать ремни стягивавшие руки за спиной. Бешеная ярость пульсирующей болью застучала в висках. Все заповеди поведанные Голосами вылетали из головы. Мне хотелось немедленно и прямо сейчас убить ненавистных пидорасов. К ним слово Божье не относится!

 

Между тем быдлы, видя что я пришёл в себя, подошли ко мне:

- Так вот ты какой, Прозаиг! Верно говорили что ты где-то в лесах прячешься. Не плохо устроился, не плохо. Спасибо, милый, за такое чудесное жильё и оружие. Нам этого как раз не хватало. Геев, говоришь не любишь? Всегда мечтали с тобой поближе познакомиться…

 

Дальше случилось страшное. По очереди эти два скота надругались надо мной. В бессильной злобе я скрежетал зубами, плевался их осколками. Нестерпимая боль сзади нечего не стоила от осознания того, что я стал на старость лет игрушкой для любовных утех быдла… Каюсь, но тогда моя вера в Бога пошатнулась… Как Он мог допустить такое, оставив при этом меня жить!

 

Избитый и окровавленный я валялся в снегу рядом со своей землянкой. Пидорасы даже не сочли нужным убить меня. Возможно хотели чтобы я дольше помучился или считали что и так умру на морозе. Жизнь была кончена. Такого позора мне не пережить… В беспамятстве, со спущенными штанами я брёл по сугробам. Машинально перетер о встретившийся обломок скалы ремни, и пошел на юг, прочь из леса. Не помню через какое время, я наткнулся в степи на громаду опрокинутого бронепоезда. Присмотревшись, узнал его. Это был тот самый бронепоезд, с потайными сейфами и отсеками, на котором когда-то давно мы мчались делать революцию…

 

* * *

 

Всё... Извините, девушки…, мне трудно говорить… - старик горько, по-детски расплакался. Сгорбленная спина сотрясалась в рыданиях.

Молча Наташа стала одеваться. Поколебавшись, отстегнула от заплечного мешка винтовку и сунула в набедерный карман громоздкий револьвер. Ольга понимающе улыбнулась:

- Не задерживайся долго, подруга. Постарайся побыстрее съездить. Думаю, моя помощь, тебе не понадобится.

 

ВЕЧЕР ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ

 

Время близилось к полуночи, когда вдалеке послышался возбуждённый лай собак, скрип полозьев а через несколько минут высоко приподняв дверь в кунг шагнула Наташа. Старик невольно залюбовался ей. Меховой комбинезон был туго стянут в талии широким ремнём. Плечевые ремни поддерживали подсумки для патронов и массивный охотничий нож. Распушенные черные волосы небрежно лежали на откинутом капюшоне с оторочкой из меха росомахи. На ресницах мелкими бриллиантиками сверкала изморозь, щёки горели от мороза.

-Вот, старик, подарок тебе! – с этими словами она развязала кожаный мешок, перевернула его. На пластик пола с глухим стуком упали и подкатились к ногам Прозаига две окровавленные человеческие головы.

- Это они? Пидарасы? – спросила, наслаждаясь произведённым эффектом, Наташа.

Старик молча кивнул головой.

- Знаешь, Ольга, сколько патронов я там нашла? Ты не поверишь, целый склад. Их не на один год хватит. А карабин старика с оптикой стоит целое состояние. Нам на такой никогда в жизни не заработать… Точно говорят, что пидорасы хуже простых баб. Даже когда кастрировала их просили о пощаде… Фу, мрази!

 

УТРО ПЯТНАДЦАТОГО ДНЯ

 

Дверь резко поднялась и слетела сорванная с шарниров. На пороге, щурясь стояла высокая стройная амазонка. На лбу, под лакированным козырьком форменной зимней фуражки, были вытатуированы две буквы: «ПН» - Полиция Нравов.

- Мужчина, подойди сюда!

Старик покорно приблизился к полицейской. Шагнув вбок, она мощным ударом кулака, обтянутого чёрной кожаной перчаткой, свалила его на пол и пинком вышвырнула из кунга. Как ни в чем не бывало, встала в официальную позу: правая рука на открытой кобуре с пистолетом, левая заложена за спину, ноги на ширине плеч и будничным, усталым голосом произнесла:

- Мы следим за вами уже пять дней. Вы окружены. Именем Великого Материнского закона вы приговариваетесь к смерти за связь с мужчиной. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. У вас есть десять минут на то, чтобы подготовиться к смерти. Время пошло…

 

Встав с постели девушки, начали одеваться.

- Наташка, смейся, – шепнула Ольга:

- Не забывай, что мы амазонки, и умирать должны обязательно с улыбкой. Смотри веселей подруга!

Тем временем снаружи раздался выстрел и грозный окрик:

- Не стрелять!

Полицейская-офицер отчитывала подчиненную:

- Если он побежал, это не значит что можно стрелять! Согласно инструкции нельзя умертвлять мужчину, предварительно не кастрировав его. Далеко не убежит, а казнить подонка надо как положено. Позже им займёмся.

 

Оставляя на снегу кровавые пятна, старик, прихрамывая и петляя, проворно подбежал к бронепоезду и скрылся в его ржавых недрах.

 

Ольга с Наташей вышли из кунга держась за руки и, не торопясь, пошли к железнодорожной насыпи не обращая внимания на стволы винтовок, направленные в их сторону. На обеих были праздничные юбки и светлые кофточки, одеваемые амазонками только в особо торжественных случаях. Глядя на светлые и радостные лица можно было подумать, что впереди их ждёт настоящий праздник. Собаки, видя уходящих хозяек, рвались с привязи жалобно завывая.

 

Остановившись неподалеку от бронепоезда, девушки повернулись и замерли в ожидании по-прежнему стараясь непринуждённо улыбаться.

 

- Ещё две минуты есть, – буркнула командирша, проверяя патроны в обойме пистолета. Наступила гнетущая тишина. Даже собаки затихли, перестав лаять и скулить.

 

Вдруг, протяжный вой реактивного заряда прорезал воздух. Через доли секунды грохнул басовитый раскат взрыва, разметавший на куски стоящие в стороне полицейские кунги вместе с упряжками. Взрывной волной всех повалило на снег. С тихим шелестом куски мёрзлой земли и снега осыпались на спины лежащих женщин-полицейских. В наступившей тишине чуть слышно повизгивала случайно уцелевшая, смертельно раненая собака, таща за собой кишки и полуоторванные конечности.

 

- Всем убраться прочь! Следующий выстрел будет осколочными. Не выживет ни кто. Мне терять нечего! – неожиданно раздался звенящий в морозном воздухе голос старика, а из узкой, черной бойницы мёртвого бронепоезда высунулся раструб ББРСа – известного всем грозного оружия времён гражданской войны.

 

- Встать! – резко прозвучал голос старшей полицейской:

- Отряд! Слушай команду! В виду новых чрезвычайных обстоятельств, приказываю отступать походным строем. Оружие держать наизготовку. Марш!

* * *

 

ЭПИЛОГ

 

Прошло время…

По огромному белоснежному телу тундры, старательно повторяя изгибы кляксообразного светящегося багрово-красного облака, медленно двигалась тёмная черта, оканчивающаяся блестящей округлой головкой. Следом ползла чёрточка поменьше. Если напрячь зрение, то можно было увидеть что это упряжка собак, тащивших старый поцарапанный, местами пробитый алюминиевый короб кунга с округлыми углами. Сзади другая упряжка тянула грузовые нарты. Рядом, подбадривая собак, катились на лыжах две амазонки с оружием за плечами.

В жарко натопленном кунге, на потёртой шкуре огромного медведя-единорога сидел полуголый пожилой человек. Некогда мощные мышцы ссохлись и не так рельефно выделялись из-под сероватой кожи. Во многих местах тело было покрыто страшными и безобразными шрамами. Особенно ужасно смотрелось огромное, почти во весь лоб пятно, едва затянутое тонкой розовой кожицей, сквозь которую просвечивалась живая кость черепа.

Старик качал на коленях сразу двух младенцев, запеленатых в тонкую оленью замшу и, ласково глядя в крошечные личики, напевал колыбельную песню:

 

Наш паровоз вперед лети,

В Коммуне остановка,

Другого нет у нас пути,

В руках у нас винтовка!

 

* * *

Конец

 

АВТОРСКОЕ ПРАВО НА ЭТО ПРОИЗВЕДЕНИЕ ПРИНАДЛЕЖИТ Издательскому дому "Таможенные терминалы"